Текст книги "Время гладить кошек"

Ника в глазах мужчин

О чем можно говорить с незнакомым мужиком, который тебе не нравится? Он не знал, я тоже. Я молча пила кофе. Кофе был хорош, крепок, как наши чувства. Наши чувства стояли на своем и молчали. Хорошо, что это молчание никого не мучало, но первым не выдержал незнакомец.

– Вы извините меня, что я накричал там на вас на парковке.

– Я сама виновата.

– Все дело в габаритах, женщины их не чувствуют, даже когда перестраиваются или паркуются.

– Ну да, думаешь, что у тебя сорок шестой, а там уже сорок восьмой разносилась.

– У вас с этим все в порядке. Просто в зеркало надо смотреть. Женщины не любят зеркала заднего вида, вы не понимаете, что есть зеркала для других, им кажется, что все зеркала – они для них.

– Еще эти дурацкие новости.

– Какие новости?

– С утра насмотрелась новостей, и все. Там война, там бездомные дети, там страшные дела творятся. Я же давай сразу за всех переживать. Вы понимаете? Голова сразу давай переваривать. С таким вот супом и села за руль.

Я не стала, конечно, ему рассказывать, что с утра я обычно новостей не смотрю, я сразу в душ, это слишком личное, потом он захочет развестись со своей женой, зачем ему, мужику, подробности, которые могут испортить его жизнь.

– Я сразу понял, что вы впечатлительная.

– Да, впечаталась в вас знатно.

– Прямо в крыло.

– Теперь не сможете летать.

– Летать?

– Я фигурально.

– Фигурально?

– В смысле образно. – Поняла она, что мыслить образами в этом общении не получится. От этого рождалась скука. Образ как единица измерения здесь не работал. Такие люди жили только фактами. А факты в отличие от образов – вещь упрямая. Осел был управляем, но седлать его не было никакой охоты.

– Ну да. Летать вредно. Штрафами задолбали уже.

– Любите скорость?

– Ну как вам сказать? Не то чтобы Шумахер, но иногда незаметно превышаешь. Дорога хорошая, машина катится.

– За удовольствия надо платить.

– Это точно. А вы учитесь или работаете?

– Мне двадцать семь, если вы об этом.

– Я думал, что вы из тех студенток, которым машину на день рождения подарили, а ездить не научили.

– Спасибо за комплимент, хотя мне без разницы.

– Да ладно, все женщины думают о возрасте.

«Ну давай, расскажи мне о своей жене. Пожалуйся на нее. Мужики на кафедре (у нас их всего-то два) так любят жаловаться на своих женщин, мужчины – нет, те не жалуются, они понимают, что женщинам это не нравится, особенно если речь идет о бывших. Короче, если пожалуешься на жену, то кофе будешь допивать один».

– С этого все проблемы и начинаются. Надо меньше думать о годах, больше о минутах. И постоянно думать, с кем ты сейчас, в эту минуту, нужно ли тебе это? Потому в жизни очень важна компания. Надо понимать, кто рядом с тобой: друг, случайный попутчик или контролер.

– Жить каждое мгновение?

– Ну да, – потеряла всякий интерес к беседе Ника и раздумывала, как закончить это знакомство. Скука затуманила ее глаза, она уже почти не слушала молодого человека, который монотонно работал, как телевизор, где-то в глубине ее души, а Ника искала пульт, чтобы убрать этот гул.

– Вам это удается?

– Как видите. Это мой образ жизни. Я всегда отдаюсь случаю.

Мужик посмотрел на меня с чувством близкой победы.

– Меня Вася зовут, – решил он открыться. – А вас?

– Я Ника.

– Куда же вы так торопились, Ника?

– Я ехала на укол. До этого постоянно температура, не могла понять почему? Доктора тоже. Я только и успевала сдавать анализы, а они анализировали и качали головами. Среди прочих анализов неожиданно обнаружился гонококк. Знакомы с таким?

Мужчина нехотя улыбнулся, поежился и захотел домой.

– Ну вот видите, зато теперь вы точно знаете, что это наша последняя встреча.

«Жестковато получилось. Но что делать?»

Красивых женщин всегда окружают мужики, чтобы не попасть в окружение, можно сдаться, получить удовольствия и свалить, но только в одном случае, если тебе действительно кто-то понравился. В противном случае будет противна сама мысль. Окружают – пусть окружают дальше, пока не появится тот, кому захочется сдаться.

Я по-прежнему любила себя, да, в этом не было ничего такого запретного, по крайней мере честно и не надо впутываться в ненужные отношения, а потом сожалеть о бездумно потраченном времени. Такое время надо тратить безумно, и музыкой должна быть безумная любовь. У меня в данный момент такой не было, и я слушала Muse и никого не представляла. Вру, обещала же себе не врать, представляла одного парня. У каждого препода есть любимчики, это он. Ничего серьезного, просто фантазия, представление. Я кое-что знала о нем. Он был юн, спортивен, красив и уверен в себе. Именно последнее качество является решающим, потому что все остальные чувства, такие как верность, уважение, понимание, идут уже бонусом. Всякая женская неуверенность – это недостаток уверенности ее мужчины в себе. Когда я видела его в аудитории, туман неуверенности мгновенно исчезал.

Как Надина сестра летела на Марс, да не долетела. Про Любу

По выходным я любила поваляться в постели. Так что жалюзи мои открывались довольно поздно. Знаю, звучит двояко, но так оно и есть. А так как однажды я сорвала открывающий механизм, то открывать жалюзи приходилось вручную, для этого я вылезала из постели в одних только трусиках и вставала на подоконник. Там меня поджидал мужчина из соседнего дома. Наверное, на высоте девятого этажа я была особенно недосягаема, а значит, еще более красива. Я делала вид, что не замечала, доставляя ему это удовольствие. Почувствуй себя в пип-шоу, с одной лишь разницей, что у него не было жирного жадного взгляда и деньги он мне в трусики не совал. Так мне, по крайней мере, казалось, но жалюзи я решила все же починить, теперь они сами закрывались, без меня. Через несколько дней он встретил меня у подъезда с букетом и тортом.

– Это вам!

– За что?

– Просто так.

– Да ладно.

– Настроение хорошее.

– Где же вы раньше были?!

– А что?

– Я только на диету села.

– Вы замужем?

– Ну раз на диете.

– А, ну да. Значит, нет. Прекрасно.

– Что прекрасно?

– Все прекрасно. Можно вас пригласить на кофе?

– Прямо сейчас?

– Как вам удобно.

– К вам? Вижу, что неудобно. Тогда в кафе.

– Как вас зовут?

– Люба.

– Какое красивое имя. А меня Марс.

– Просто космос.

Люба не питала иллюзий, ее иллюзии были на диете, она пошла на свидание только ради имени. Когда еще встретишь такое космическое. В какой галактике.

Мужчина в окне за стеклом казался ей более безобидным, как меченосец в аквариуме, за реакцией которого можно было просто наблюдать, кинув немного корма. Вблизи он показался ей вяленым, хотелось постучать им об стол, размять, перед тем как начать есть, но, думаю, и это не помогло бы. Кофе был скучным и холодным, вопросы дежурные, взгляды отсыревшие, без малейшей надежды на икру.

В душе ее шла вечная реформация, революция, перестройка, построение душевного коммунизма. Марс же был далек, как всякая планета, он смотрел на мир холодно и свысока.

«Марс, очнись. Ты встретил любовь!», – кричала она ему про себя, а он не слышал и даже не шелохнулся, чтобы заказать шампанского, черт возьми. Может, его выстрел смог бы разбудить эту спящую мужскую душу. Тогда она разочарованно произнесла: «Спасибо за кофе, ты уволен».

Марс не поверил и не готов был собирать коробку с личными вещами на выход. Сидел напротив и улыбался. Он был красив, но абсолютно не понимал ее. Его губы находилась в считаных километрах от Любви. Бабочки в ее животе умирали пачками.

Со мной, конечно, сложно. Кому из мужиков нужна красивая, но умная? Никому. По себе знаю. Такая дрессировке не поддается. Она вообще не поддается. Чтобы такую любить, нужно мужество.

Я смотрела на Марса и невольно сравнивала его с Марком. Надо же, всего одна буква, а как много значит.

Провинциалка

Люба была из тех немногих, кому удалось сбежать из провинции в столицу. Квартирка маленькая, но своя. Почему же у нее получилось то, что так и не смогли сделать «Три сестры» Чехова? Она все время задавала себе этот вопрос, хотя знала ответ наизусть: хочешь быть независимым – цени свободу, не влюбляйся и не верь мужчинам. Кто ее этому научил? Конечно, родной отец. Именно его волшебные пинки вытолкнули ее из родного дома, когда ее младшая сестра была еще совсем крошкой. Кто на Любу так повлиял? Скорее всего, бабушка, которая на собственном опыте показала, что мужчин на свете до хрена и ни один из них не достоин ее свободы. Верность этим идеалам жила в ней до тех пор, пока она неожиданно не встретила девушку, та бросилась под колеса ее машины. Почему для самоубийства она выбрала именно ее капот, остается загадкой. Хорошие тормоза спасли ей жизнь, правда, плащ был запачкан, но, несмотря на грязь, Люба подняла девушку с асфальта и усадила в свою машину. Они познакомились, можно даже сказать подружились. Люба очень хотела понять, как из-за кого-то можно довести себя до ручки.

Несчастная любовь, сколько жертв еще ей понадобится, чтобы люди наконец-то поняли, что она не стоит их жизни. И нужно поднимать цену на собственную жизнь. Пусть даже муж оказался неверным. Не стоит того мужик. Потому что верность – это единица сознательности, не всем дано перебороть ветер в голове. Это она объясняла девушке целый вечер, все ее слова были правильными и точными до того времени, пока она сама не познакомилась с этим типом. Его звали Марк. Вот кто мне сорвал башку. Мне даже не помешала его больная дочь. Я снесла все руины давно разрушенного брака, чтобы построить дом по собственному проекту.

Была ли я счастлива или только хотела поверить в него, пытаясь ущипнуть себя, проверяя, что это не сон. Больше всего меня забавляло, что впервые я не боялась любить, такое бывало только во сне. Марк раздел для меня это слово, взял за руку и повел в будущее. Необычно. Свежо. Сногсшибательно. Эта любовь оказалась большой, в нее захотелось нырнуть с головой, к ней захотелось привязаться и улететь, как на воздушном шаре, подальше от мелких интрижек и ночевок, чтобы свить одно на двоих гнездо и родить там детей. Я хотела родить от него, но он сказал, что у него уже есть дочь, Моня. Дочка его болела, и ей нужна была забота. Выход был один: родить еще одну или выходить эту. Я вышла, а он остался со своей Моней.

Как Марк спасал свою дочь. Твигс в купе Марка и Мони

Мы даже сменили дом, все как доктор прописал, лишь бы нашей Моне было лучше. Не знаю, насколько это помогло дочери, но больше всего удивило, что вместе с нами переехал и сантехник. Так я понял, что наши отношения давно дали течь и жена мне изменяет. Как ни странно, я почувствовал облегчение. Жена, видимо, тоже, что ей больше не придется инсценировать потоп. Кто мог осудить молодую женщину только за то, что она задолбалась со мной и с больной дочерью, сели батарейки и перегорели лампочки. Главная проблема была в том, как это переживет дочь.

Со стороны наша семья выглядела так: у них есть дочь, ей пятнадцать и они с отцом очень ладят, он может легко дать ей покурить, или сделать коктейль из апероля, или посмотреть какой-нибудь фильм для взрослых. В общем, нет ничего такого, что бы он не мог ей позволить. Несмотря на это, девочка эта не какая-нибудь принцесса, которая ничего не умеет. Нет, она очень талантливая, играет за школу на олимпиадах по шахматам, поет и знает три иностранных языка. Ее любимый день был суббота. Обычно по субботам папаша сам забирал девочку из школы, потом они на машине заезжали в какой-нибудь супермаркет и затаривались на всю неделю продуктами.

– Папа, а это точно, что мне через год кирдык?

– Ну что за слово, Моня?!

– Ты сам его постоянно используешь.

– Я же в другом значении. Так что мне можно.

– Раз тебе можно, то и мне можно. Ты же сам говорил, – улыбнулась и звонко хихикнула ангельским голосом девочка. – Теперь мне можно все.

– Все можно и все нельзя.

– Ну, я же скоро все?

– Смерти нет, если ты об этом.

– Ты уверен? Значит, скоро ты мне запретишь пробовать вместе с тобой всякую взрослую гадость.

– Ты про вино и сигареты?

– Да.

– Тебе же не понравилось.

– Я пытаюсь понять, почему тебе это нравится?

– Ну, я уже привык.

– К гадостям.

– Конечно, я тебе скину статью одну, почитай.

– А что там? Расскажи мне в двух словах.

– Ну, я попробую, конечно, сейчас, только коньячка себе налью.

– А мне?

– Давай не наглей уже.

– Ладно, ладно.

– Так вот, согласно теории квантового биоцентризма, как это ты выразилась, у жизни кирдыка нет, кирдык – это всего лишь наша иллюзия, которую нам с детства внушают. Чем меньше ты зависишь от окружения, от его мнения, чем меньше ты рефликсируешь по поводу того, что вокруг, тем меньше ты боишься смерти, которой на самом деле нет. То есть смерти для себя нет. Мы можем умереть только для тех, кто нас окружает.

– Черт с ним, с окружением. Я не хочу умирать для тебя.

Как эта маленькая мужественная девочка могла так спокойно говорить о собственной смерти.

– Для меня ты не умрешь, ты всегда будешь со мной. Но это уже следующий этап, для начала тебе надо поверить, что смерти нет для тебя.

– Я поняла, ты просто не хочешь больше давать мне пробовать разные коктейли и сигареты.

Как эта маленькая мужественная девочка могла так спокойно шутить в то время, когда жить оставалось всего ничего.

Марк нежно посадил ее к себе на колени. Будто это была ужасно редкая роза. Так нежно не сажала свою рассаду даже тетя Маша с соседней дачи.

– Он говорит, что сознание сотворило Вселенную, а не наоборот.

– Пап, ну это же хрень какая-то, похоже на загробный мир.

– Я знал, что ты меня лесом пошлешь, но я подготовился, я связался с этим ученым, его зовут Соломон Золотцев.

– Ух ты, как грозно, пожалуй, хватило бы просто Соломона и его копий. Уже верю.

– В общем, я связался с этим ученым через своего друга, он готов тебе сам объяснить феномен его открытий.

– Правда? Старый?

– Ну почему сразу старый.

– А он симпатичный?

– Не знаю. Знаю только, что он бессмертный.

– Вижу Кощея. Он богат? Ясно, богат.

– Как минимум – душевно. Где ты видела богатых ученых? Поэтому, Моня, будь благоразумна, от этого зависит твоя жизнь и моя тоже.

– Ты про большую любовь?

– Только не своди его с ума, – улыбнулся отец.

– Обязательно постараюсь свести.

– Я еще слишком юн, чтобы быть дедом.

– Ладно, не ссы, замуж я пока не собираюсь. Да, не хочу я замуж. Насмотрелась на ваши с мамой отношения.

– Да, космос, а не женщина, она любила материться тарелками. Я на нее не в обиде, но без нее стало довольно скучно, – задумчиво посмотрел на Моню отец.

– Я тоже, хотя обидно, что мать так просто от нас ушла. Конечно, я знаю, что она ушла из-за меня. Зачем ей такая обуза. Молодой, красивой, доброй. Вот только начала называть ее мамой, а она взяла и ушла.

– Не просто, конечно, Нике сейчас очень непросто.

– Откуда ты знаешь?

– Женщинам одним не бывает просто.

– Откуда ты знаешь, что она одна?

– Она всегда была одна, сама по себе, даже с нами она была одна.

– Прикольно, я такая маленькая, а у меня уже две матери было. Как насчет третьей?

– Я пока пас. Для начала мне надо перестать защищать их. Мне прямо противно, что я весь такой добренький идеальный в твоих глазах.

– Мне нет, я знаю все твои недостатки.

– Какие?

– Ну, что ты храпишь, много работаешь, желаешь мне счастья и прочее. Но в любом случае я замуж не хочу: дети будут плакать, я буду мыть посуду, муж смотреть телевизор. Устаревшая бабская программа. Хорошо, конечно, если о тебе будут заботиться, но мне не нужна забота, я сама себя могу вкусно прокормить и не быть за это кому-то должной. Супружеский долг, он ведь не зря долгом назван. Тебя кормят, а ты успевай только ноги раздвигать, и не важно, хочешь ты или не хочешь. Это как ипотека на много лет, только снаружи все это бантиком заправлено под названием любовь, семья, ценности. На самом деле счастливых среди одиноких людей гораздо больше, чем среди семейных. Брак – это лотерея. А я не люблю азартных игр.

Я хочу просто много путешествовать, вкусно есть и спать с тем, кого люблю. А когда замуж выходишь, ты не знаешь, что с чувствами будет через год, через три, через десять, а уже столько можно за это время наворотить.

Она стала внимательно рассматривать отца. Напротив ее глаз седые виски, словно нервы, которые пустили корни наружу. Все лампочки в душе перегорели, там темнота и спокойствие. Дороги не видно, но Моня поедет куда угодно, она доверяет ему больше, чем кому бы то ни было. В его движениях сам Фишер. Он медленно переставляет королеву, куда захочет, не говоря уже о пешках. Он следит за всеми. Партия в его руках. Седые начинают и выигрывают.

– Зря я тебе так рано дал попробовать апероль. Теперь ты все знаешь о жизни, – улыбнулся гроссмейстер.

Поезд мягко постукивал колесами, будто засыпающий на маракасах музыкант. Музыка его была неприхотлива и тепла, как колыбельная, которую он бубнил себе под нос. В этот момент в дверь купе кто-то постучал и сразу же по-хозяйски дернул дверь, та послушно сдалась.

– Чай будете? – спросил проводник.

– Да, можно, – ответил папаша. – А с чем?

– С кружками, – пошутил человек в форме.

– Больше ничего? – улыбнулся отец.

– Есть печенье.

– Какое?

«Папа, не будь занудой», – мелькнула бегущая строка в глазах девочки.

– Юбилейное и овсяное.

– Давайте обе две, печеньки, – улыбнулся отец.

– Печенье только пачками.

– Обе две пачки, – добавила дочь.

Проводник толкнул дверь и ушел, как скорый, обгоняя время. Та даже здесь косила под поезд. Она мягко поехала по своим мини-рельсам, пока не остановилась, оставив небольшую щель любопытства. Проводник исчез, оставив открытой дверь.

– Папа, нас будто заперли в шкафу-купе. Несколько дней мы будем жить в шкафу.

– Да, в детстве, когда к нам приходили гости, вся детвора играла дома в прятки, так вот любимым местом был большой платяной шкаф. Все знали, что там всегда кто-нибудь прячется, но если зарыться далеко, то вода мог и не достать, потому что страшно. Однажды я так долго ждал его, что даже уснул. Потом меня искали все гости.

– Тебе страшно было? Там, в шкафу.

– Почему страшно?

– Там же скелеты.

– Какие скелеты?

– Ты что, не знаешь про скелетов в шкафу? Ты даже сейчас их пытаешься прятать.

«Это мама их там разводила», – так и хотелось ответить отцу, но он сдержался и не нашел ничего лучше для замены.

– Бог ты мой, ты у меня просто красавица.

– Это здесь при чем?

– В твоей маленькой красивой голове такие взрослые мысли. Слышу, как в гараже заводится настоящая секс-машина.

– Ага. Машинка для снятия катышков.

– Я не должен тебе такое говорить.

– Папа, успокойся, я знаю, что такое секс.

– Да? Но ты действительно красива.

– Откуда у тебя эти слова? А ты сексист, родной дочери такое говорить. Или ты считаешь, что я не успею найти того парня, который должен мне их?

– Успеешь, времени вагон.

– Я тебя так люблю, папа. – Прильнула дочь к отцу и заглянула в его голубые прокуренные бессонными ночами глаза. Там теплилась надежда.

– Смотри, к нам котик пришел. Рыжик, иди сюда. – Протянула она руки к Твигсу.

– Я не Рыжик, я Твигс, но, в принципе, не важно. Девочка, ты точно не будешь меня дергать за усы или, того хуже, за хвост?

– Иди, не бойся.

– Ладно, рискну. Ох уж эти дети, не люблю их выходки, никогда не знаешь, что у вас в голове и чего ждать.

– Я только поглажу.

– Ладно, это можно, это бесплатно, – заурчал от удовольствия кот. – Боже мой, никогда не видел таких добрых и красивых девочек, редкое сочетание. А отец твой – что такой серьезный? Он нормальный?

– Папа, смотри, какой мягкий. Хочешь погладить?

– Нет, спасибо.

«К ней тянутся все, кошки, собаки, даже растения. Едва заметив, они подбегают и лезут к ней в руки, в поисках защиты, ласки и корма. Вас тоже тянет на красоту, вас, беспризорников, к которым так привязано человечество», – глядел на кота отец.

– Я не беспризорник, – вздрогнул кот.

«Черт-те что тебя любит!» – сказала бы мать. Папаша променял взгляд на окно. Там мелькали деревья. Лес суетно провожал бегущий поезд.

– Тише, тише. Давай ты будешь Тиша, Тишок.

– Какой из меня Тишок? Впрочем, мне все равно.

– А вот и чай. – Вошел в эту паузу проводник и принес две кружки чая и две пачки печенья.

– А мне? Что за дискриминация? – возмутился кот.

– А этот рыжий из третьего купе. Он там с двумя пожилыми дамами едет. Не беспокойтесь, привит и не кусается.

– Вот, сдал с потрохами. Как после этого верить людям? Нет, это я не тебе, девочка. Я знаю твою историю, можешь даже не рассказывать. Твоя рука мне все рассказала. Ты меня погладила, и теперь у тебя все будет хорошо, просто отлично все будет, вот поверь мне. Это людям доверять нельзя, а котам можно, они не обманут, мы всегда говорим как есть. Только вот кипяток я не люблю, без обид, это на генетическом уровне, вы тут пейте чай, а я пойду еще пройдусь, пока. – Спрыгнул кот с теплых коленок девочки и исчез.