Текст книги "Сквозь себя"

***

Мы с ним были хорошей парой, как бы сказали раньше.

− А помнишь, как мы познакомились? – как-то я спросила, засыпая у тебя на плече.

− Ты меня соблазнила, − нагло заявил ты.

− Нееет, − возмущенно завизжала я. − Я ничего такого не делала.

− Делала, − не унимался ты.

− И что же я сделала?

− Ты влюбила меня в себя. Твои голубые глаза манили меня, манили, и я сдался и потонул, – со звенящим смехом сказал мне ты тогда.

После этого твои руки властно прижали меня к себе, я чувствовала жар тысячи написанных романов у себя под кожей. Пламя зарождалось так быстро и с такой силой, что нам не хватало мужества его остановить.

А сейчас…

Больше нет пар и нет семей. Есть только совместимые составляющие.

«Семья– это не безопасно!» − говорили они, когда разделяли нас всех на единичные части. Сейчас мы просто цифры, такие вот статистические данные.

Мы с тобой оказались неподходящими друг другу частями. Это казалось смешным и нелепым, но мы в это поверили. Поверили, что все во благо. Теперь я даже не знаю где ты, помнишь ли меня, думаешь ли обо мне? Но я о тебе думаю, ничего не могу с собой поделать. Мысли о тебе для меня как запретная шоколадная конфета для диабетика– знаю, что нельзя, но всегда хочется. Просто при мысли о тебе всегда что-то лопается внутри, рассыпается на мелкие мелкие осколки. Ломается тот механизм, запущенный для моего сохранения. Правильно они говорили: «Чувства– это беда нашего времени. Мы должны думать о себе, каждая жизнь дорога. Каждый должен позаботиться о себе, и только так мы сможем выжить, так мы победим.»

«Почему я вспоминаю Париж и тебя?»

Наверное, потому, что иногда запах твоей кожи после душа вспышкой появляется в памяти. Мне кажется, что я помню его, что я его чувствую. Здесь и сейчас, в своем укрытом от других убежище. Но этого не может быть. Все чаще и чаще с волнами мыслей всплывают как в море после шторма ненужные и выкинутые воспоминания. Это меня беспокоит. Тревожит выстраиваемый новый мир, размывает ту стену из песка, которую я пытаюсь укрепить каждый день. Но песок, из которого состоит моя защита, это рыхлая, зыбучая масса, искусственный материал, безжизненные зерна минерала, которые рассыпаются при каждой нахлынувшей волне.

Может стоит обратиться к психологу? Тогда мне придется пойти в клинику в Пространстве. Сигнал об обращении сразу пойдет на работу и в Центр безопасности. Начнутся вопросы.

Да и что я скажу этому безжизненному доктору? Что скучаю? Что вспоминаю прошлое? Что мне одиноко?

«Скучать − это плохо, вспоминать − тоже плохо!» − говорили они, и скажет он.

«Все ведет к саморазрушению, а надо помнить, что каждая жизнь дорога и необходима!»

Зачем и кому необходима? Не знаю. Видимо кому-то, мне неизвестному.

***

− Аля, ты с нами? − говорит моя виртуальная коллега. − Ты сегодня сама не своя.

− Да, прости, просто задумалась.

− И о чем же? − она всегда придает слишком большое значение словам. Любознательная. Или…как это слово? Забыла. О, пронырливая. Что же мне ей сказать, ну не правду же?

−Прости, я…, я задумалась о том, в какое кафе сегодня пойти. Это конечно неподобающее поведение на рабочем месте, − с долей извинения, произношу я тихо.

− Прекрати, я никому не скажу. Кстати в «Блю блюз» сегодня будет концерт, − подмигивая, произносит она. − Я бы сходила, но у меня процедуры.

Хвастается, наверное. Ей льстит, что ее одобрили в программе «продолжение рода», а я вот даже заявку ни разу не подавала. Жуть это все, как по мне.

− Отлично, надеюсь все получится, − стараюсь улыбнуться я.

Она отворачивается, а я морщусь, и меня даже немного перетряхивает. Хочется сбросить с себя эти мысли и знания о «процедурах». Как подумаю, аж тошно становится. Почему кто-то решил, что быть вместе, быть парой, быть семьей, заниматься любовью и создавать таким способом ребенка – это плохо? Почему те процессы, которые создала сама природа, посчитались никчемными и небезопасными? Человечество больше двух тысяч лет размножалось естественным способом, а теперь кто-то решил все исправить. Вот только исправления этот механизм не требовал. И честно сказать, в этом направлении Режим попал впросак. Нет, рождаемость стабильная, численность населения регулируется по графику. Только вот недовольных много. Все-таки естественные процессы должны оставаться естественными. Говорят, что кто-то на этой почве даже пытается создать сопротивление, которое борется за старые идеалы. Но где же это сопротивление? Где эта могучая кучка недовольных людей, и когда же они всех спасут? А если это приведет только к еще худшим проблемам? Что тут скажешь? Странные смешанные чувства. Но нельзя об этом думать, просто нельзя.

− Буду стараться, может хоть какое-то время я … − мельком бросила она и отвернулась.

Я даже не успела расслышать окончание ее фразы. Возможно это был хрип ее души, задушенный обстоятельствами. Делиться эмоциями не разрешается, да и сам не захочешь. Мы же в искусственном пространстве, нас слушают и видят, все разговоры записываются. Раньше нас об этом предупреждали, когда мы звонили, к примеру, в банки. А сейчас нас просто записывают, фиксируют, идентифицируют. Говорят, что еще несколько лет назад была запущена программа, которая вылавливает определенные слова и настроения. Во всем этом вселенском Пространстве она слышит только то, что ее интересует. Не представлю, как это. Да и не хочу представлять. Но я считаю, что ни одна программа не сможет превзойти мозг человека. Наши мысли неконтролируемы и неуловимы. Сотни тысяч в день, со сверхзвуковой скоростью проносятся в головах.

А если кого и поймала эта программа, ну значит они просто глупцы. Попасться в лапы какому-то виртуальному набору букв, цифр и команд. Просто постыдно. Но, как говорил в прошлом мой хороший друг и отличный адвокат: «Правила нельзя нарушать, но стоит научиться их обходить. Не умеешь – не суйся.» Помню его грохочущий смех, отлетающий от мраморных стен каждый раз после выигранного дела и сказанной коронной фразы. Где он сейчас?

Часть 6.

1651 день с переселения в хранилища.

Прошло больше четырех лет, как мы живем в новом безопасном мире. Я все также работаю в офисе в Пространстве, куда меня распределили, живу в том же убежище, которое выделили при переселении и еще сильнее чувствую безысходность и одиночество, прилипшее к моей коже, словно намокшая смирительная рубашка. Работа надоела до пелены в глазах и барабанной дроби в висках, но как заведенный игрушечный пингвин, каждый день от звонка до звонка я жму на кнопки, свожу таблицы и развлекаюсь с цифрами. За это время я обзавелась некоторыми хобби, которые пытаются скрасить мои вечера и выходные, и парочкой знакомых, чья миссия заключается в том же. Иногда хожу в кафе и увеселительные заведения, которые за это время расплодились в Пространстве в геометрической прогрессии. Но из прежних эмоций и переживаний, связанных с прогулками по развлекательным местам, сейчас осталось только одно название «выход в свет». На какой свет мы теперь выходим? На свет виртуальных прожекторов? Сил нет, как надоела одна и та же механическая бесчувственная процедура отдыха:

− подключаюсь к Пространству, надев очки и наушники;

− ввожу свой номер;

− вхожу, расправив плечи в виртуальный зал,

− присаживаюсь за столик и смотрю на таких же неживых людей, пришедших «отдохнуть».

Можно даже внести разнообразие. К примеру, принарядиться. Это же «выход в свет». Надеть красивое платье, (если оно у тебя еще есть), нанести макияж, (чего почти уже не случается). Время и деньги эти дополнительные опции хоть и растрачивают, но удовольствия уже давно не приносят.

− и слушать музыку, попивая коктейль из чего-то не алкогольного, сделанный своими руками у тебя же дома.

Есть, конечно, специальная функция у некоторых элитных вычурных заведений, как «заказ по меню» с доставкой из этого заведения тебе на дом. Но все-таки, стоит учитывать, что доставка всего лишь раз в неделю, стоит это баснословно дорого и никогда не оправдывает ожидания. Такая же еда и еле сладкие химические безалкогольные коктейли, только в другой упаковке.

Рабочий день закончился, и я отключилась от офиса. Сегодня очередной вечер нахлынувшего опустошения. Оно настигает меня все чаще и чаще, не позволяя убежать или спрятаться ни в реальности, ни в Пространстве. Пытаюсь заснуть, но мысли все накатывают и накатывают новыми волнами. Пробую утонуть в воспоминаниях, которые уже почти затерлись до дыр. Роюсь в пыльных ящиках памяти и выуживаю забытые минуты, словно яркие вспышки старого фотоаппарата, с появляющимися снимками счастья и безумия. Но вместо умиротворения и облегчения вверх поднимаются горькие эмоции, словно река под проливными неунимающимися дождями, выходящая из берегов. Они засасывают в бурлящее жерло, тянут ко мне свои длинные костлявые руки, хватают за плечи и тащат вниз, не позволяя дышать. Закрываю глаза, а там все это превращается и смешивается в отвратительный коктейль, замешивается, собираясь в воронку, а потом превращается в адскую пустынно-огненную бурю. И вот уже лютый смерч гуляет по всему организму.

Один, два, три, четыре, пять… десять.

Один, два, три, четыре, пять… десять.

Один, два, три, четыре…

Не помогает, ничего не помогает!

Нечем дышать.

Открываю глаза, стены начинают надвигаться, комната уменьшается, потолок опускается, все ниже и ниже.

Ниже…

Ниже…

− Хватит! – кричу я про себя.

− Хватит! – задыхаясь, начинаю умолять саму себя.

Но ничего не помогает. Поток невидимой, но разрушающей, угнетающей, терзающей энергии все нарастает и нарастает. Он кружит вокруг меня, надо мной и внутри меня, словно облако мелких черных мошек, лезущих во все отверстия организма.

− Да сколько же можно?! − не выдерживаю я.

− Хватит! Хватит! Хватит! − кричат мои мысли.

Как же хочется выйти, просто выйти из этих стен, пройти сквозь них, как приведение. Вылететь в окно и чувствовать воздушную подушку, несущую тебя вперед.

Вскакиваю, подхожу к окну, смотрю в него невидящими глазами. Видимо отключили вентиляцию, потому, что мне нечем дышать. Совершенно нечем. Количество воздуха в комнате уменьшается с каждым вздохом. Стараюсь не дышать, горло саднит, руки трясутся.

Мне нужен воздух, воздух, воздух!

Но выходить нельзя, там может быть радиация или вирус, и вообще это запрещено. Запрещено, запрещено, запрещено!

Мигает красная лампа, красный, красный, красный свет.

Там за стенами может и не быть воздуха вовсе. Да скорее всего его там давно уже нет.

− Хватит! Стоп!

Меня бросает то в жар, то в холод. Холодные капли пота скапливаются на кромке лба, в ушах звенит вакуум, язык пересох, губы подрагивают.

− Нет, больше так не могу!

− Не могу!

Отхожу от окна, сознание в тумане от нехватки воздуха, тело судорожно перебирает ногами. Открываю металлическую дверь из хранилища. Босые ноги ощущают холодный пол, металлическую лестницу, снова пол. Глаза непривычно болят от напряжения, пытаясь привыкнуть к меняющимся декорациям. Я пытаюсь выбраться наружу. Дергаю ручку второй двери из корпуса. Она не заперта. «Странно, если выходить запрещено, то почему же никто не позаботился запереть двери. Возможно мы слишком напуганы, чтобы сделать этот шаг».

Отталкиваю дверь в неизвестность и делаю шаг. Ноги чувствуют непривычную холодную пыльную поверхность. Глаза озираются по сторонам. Грудь вздымается от переизбытка кислорода.

Я на улице, я на улице, я на улице.

Всё тело трясет. Не уверена, то ли от свежего забытого воздуха, то ли от бешеного страха. Веки панически склеились, носовые пазухи раздуваются, губы зажались в тонкую дикую линию.

«Я сейчас умру. Наверняка умру, вот прямо сейчас, еще секунда, еще секунда, еще секунда».

Легкие пропускают воздух, сердце качает кровь, а я все также стою на улице и дышу, дышу, дышу. Не знаю, сколько я уже так стою. Я давно не улавливаю течение времени. Оно просто идет и все. Просто цифры, просто единицы. Стук в висках – тик так, тик так. Понимаю, что все еще стою с закрытыми глазами. «Надо открыть. Я смогу. Я справлюсь. А если вся зараза проникает именно через глаза? Нельзя их открывать, нельзя, нельзя!» Зажмуриваюсь сильнее, пытаясь склеить веки. Сердце снова бежит галопом, оно сейчас разорвет мне грудь, и я умру.

«Умру!»

Жду конца, чувствуя тонкие иголочки свежести по всему телу, слушая нескончаемую тишину и вдыхая незнакомый воздух.

Жду еще… и еще.

И я все никак не умираю. Я все стою монументом посреди улицы, ноги уже заледенели, кожа покрылась мелкими пупырками, нос перестал раздуваться, щеки и губы обмякли. Нужно решать, что же делать дальше. Не могу себя пересилить разжать веки. Приходится поворачиваться и с закрытыми глазами ощупью искать дверь. Нахожу гладкую ручку, приоткрываю дверь щелкой и втискиваюсь в нее. Открываю глаза и несусь наверх по лестнице в свое убежище. Влетаю внутрь, ноги сами несут меня обратно. Я внутри. Я в безопасности. Снова можно дышать.

«Что же я наделала? Что теперь со мной будет?»

Иду в ванную, встаю напротив зеркала и рассматриваю себя.

«Моя кожа…Она слишком бледного цвета».

Паника начинает новую атаку, так импульсивно и с такой агрессией, что я почти сдаюсь и готова бежать в Пространство за помощью. Готова кричать и долбить в стены, выть сиреной, извещающей о наступлении угрозы. Смотрю в свое бешеное отражение, оно меня пугает. Закрываю глаза, обнимаю себя руками.

Вдох – выдох

Один, два, три, четыре, пять… десять.

Вдох − выдох

Вдох − выдох

Один, два, три, четыре, пять… десять.

«Мне нужно успокоиться. Просто успокоиться.»

«Я еще жива!»

«Пока жива» − говорит подсознание.

«Хорошо, я пока жива» − уточняю я.

Кожа бледная, но я 1651 день не была на солнце, с чего бы ей быть другого цвета?

«Но она бледнее, чем обычно!» − говорит Страх.

«Включи логику, включи логику. Пока ты жива. Надо просто собраться.»

«Так. Где болит? Нигде!» − выдыхаю.

«Мне плохо? Не сказала бы,» − еще выдох.

Скорее, это просто бешеный адреналин в крови и необъяснимый приступ паники.

«А то, что бледная кожа? Так там было прохладно,» − убеждаю себя я.

«Точно! Аля, думай! Я довольно стройной комплекции, 1651 день не бывала на солнце и там холодно».

Третий выдох, приходит облегчение.

Делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание, выдыхаю.

«Я еще жива, я дышу, и я справилась. Умничка девочка» − сама себя не похвалишь, никто не похвалит. Очень актуальная фраза при нашей-то жизни.

Вяло плетусь в кровать.

«Ни за что больше туда не пойду!» − думаю я и ложусь спать.

Часть 7.

Утро выдалось тяжелым. Наверное, это отпечатки пережитого ужаса прошлой ночи. Я трусиха. Все мы сейчас такие. Сидим в клетках, как звери в зоопарке. А кто-то смотрит на нас со стороны и усмехается. Нас посадили на виртуальные цепи и приковали кандалами страхов. Мощные кандалы, скажу я вам.

Голова гудит как с похмелья. Хотя слово «похмелье» давно уже никто не употреблял в его истинном смысле. У нас не продается алкоголь, нет табачных изделий и, само собой, нет наркотических препаратов. Идеальный здоровый мир и здоровое сумасшедшее человечество. По Пространству ходят слухи, что запрещонку можно как-то достать, но как, никто из моего окружения не знает. Может есть какие-то подпольные самогонные и табачные? Где они производят всё свое добро и как доставляют в зоны? Было бы интересно и очень познавательно их найти. Да и закупиться я бы тоже не отказалась. Но к моему несчастью, я обречена мучиться в трезвом зажатом уме, попивая оздоровительные напитки, которые ни коем образом не способствуют расслаблению. И какое от них может быть похмелье? Просто смешно.

***

Мне семнадцать лет. Веселое у меня состоялось созревание. Тогда мы еще были реальны, жили в обычном устоявшемся злободневном мире и были собой. Не боялись за себя, ценили дружбу, объединялись, обнимались, веселились, как умели. Шумная компания взбалмошных девчонок. Мы собирались тогда в парках, гуляли за ручки, курили за углом одну сигарету на троих. В тот летний августовский вечер мне позвонила моя подруга − сейчас уже и не вспомнить, как ее зовут, и серьезным тоном повелела прибыть на наше место встреч.

Друзья, кстати, теперь тоже в запретных темах. Только знакомые незнакомцы в огромном Пространстве. Чужие люди, столкнувшиеся с тобой случайно где-то на перепутье виртуальных дорог.

Я оделась в короткое ярко-желтое, словно цветок одуванчика, платье, прихватила немного карманных денег, накопленных для таких случаев, и помчалась в городской парк, место встреч всех поколений подростков. В парке пахло летом, зеленью и цветущими клумбами роз. Это мои запахи молодости и одновременно вечности, запечатленной в обрывках памяти.

− Привет, − говорю я, подходя к компании знакомых.

Там было две моих школьных подруги, (одна, словно сошедшая с обложки журнала, курносая, светловолосая, голубоглазая, выточенная по параметрам подиума, кукла, и озорная веснушчатая, зеленоглазая, рыжая задира), и несколько парней из нашей школы. Выпускной класс, совершенно взрослые, как думали мы.

− А мальчики достали выпивку, − сказала куколка.

− Ого? Нам вроде как еще нельзя, − с наигранной серьезностью произнесла я.

− Да ладно тебе. Налейте моей скромной подруге немного, − адресовала рыжая нашим соучастникам «криминальных» событий.

Я взяла пластиковый стаканчик с чем-то оранжевым. Я еще ни разу не пробовала алкоголь, тем более подпольно приобретенный. Но все когда-то бывает в первый раз.

− Ну, за нас, − уже повеселевшим голосом выдвинула куколка супербанальный, и такой популярный тост.

− За нас, − крикнули мы.

Вкус этого оранжевого химического соединения был предельно гадкий. Запах и того хлеще. Что-то апельсиново-спиртовое, горько-сладко противное. (До сих пор не пью никакие напитки с привкусом апельсина). Но надо было пить. Нельзя отходить от правил единства. Если один пьет за всех, то и все пьют за него. Эта фраза стала девизом нашей дружбы, нашим коронным тостом, которым мы увенчивали победы и поражения, поступления в ВУЗы, сданные сессии, помолвки, университетские выпускные, выходы на работу, свадьбы и даже один развод. В то время мы чувствовали себя взрослыми, королями мира, который расстилался у нас в ногах, и молил нас его покорить.

− Ну как? − спросила рыжая.

− Ужасно, − засмеялась я.

− Второй лучше пойдет, − с ухмылкой ответила куколка.

Она оказалась совершенно права. Второй втекал с препятствиями, но уже намного легче, а третий и четвертый стаканы проскользнули в желудок беспрепятственно, просто и быстро. Вкус казался не таким ужасным. А ощущения, которые давал этот омерзительный запретный напиток, были столь новыми и прекрасными, что хотелось петь, танцевать и веселиться. Мы смеялись, радовались жизни, танцевали в центре парковой аллеи, окруженной пышными деревьями и лавочками с влюбленными парочками, флиртовали напропалую и искренне наслаждались нашим взрослением. Весь мир, казалось, расцвел, заплясал яркими фонариками, кружился детской каруселью и звал нас с собой. Море слов, улыбок, смеха выплескивалось из нас, словно пузырьки из переполненного бокала с шампанским. Но молодость− это безграничность, это отсутствие тормозов, отсутствие инстинктов, это всепоглощающая вера в себя. И мы, конечно, не остановились накачивать детские неокрепшие и непривыкшие тела взрослыми напитками. Сейчас все кажется далеким, нереальным и смешным. Тогда же это оказалось настоящим фиаско. Только что веселый и отзывчивый мир превратился во взбесившуюся центрифугу, во взрывающиеся петарды у нас под ногами, в искривленную гримасу. Пропала четкость окружающей вселенной, все вокруг размылось и растеклось. Казалось, что пелена застелила глаза. Язык перестал слушаться, также как руки и ноги. А в добавок ко всему икота запрыгнула внутрь и устроила у меня в организме соревнование по прыжкам в высоту. Прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок. Никакие народные методы не смогли остановить эти бешеные скачки внутри меня. Хотелось только одного – вернуться домой, упасть в кроватку и перестать икать. И я твердой походкой, (как мне тогда казалось), и с уверенным лицом потопала домой. Что было дома даже стыдно вспоминать. Это было точно взросление, акклиматизация к новым ощущениям, которых мы так хотели и жаждали, но представляли несколько иначе, к примеру, как показывают в фильмах. В юности почему-то казалось, что фильмы и книги -это прекрасная реальность, которая там, где-то за окном. Жаль, что сейчас в это уже не верится.

Голова болела, всё гудело, рвотные позывы сотрясали тело. Я обмякшей тушкой тюленя валялась около туалета, положив на него голову и обняв как родного брата. Скажу честно, после этого я еще много лет не притрагивалась к спиртному. А вот сейчас с удовольствием бы влила в себя бутылочку вина или еще чего покрепче. Просто чтобы забыться. Чтобы почувствовать, как кружится голова, как легко становится на душе, как ты веришь в себя и в супергероев, как правда вытекает из губ, и как смотришь на мир наизнанку, при этом видишь всё насквозь.

Интересно, куда поселили всех любителей запрещенных веществ, нарушителей порядка и других причисленных к ненадлежащим единицам? В Пространстве я не видела ни одного и ничего не слышала об их существовании в зонах, (это территория, куда нас всех переселили, где расположены наши корпуса и убежища). Наверное, никто кроме меня не задается вопросом, куда они подевались. Люди, отделившиеся от системы изначально, ошибки программы, неправильные составляющие. Кому они нужны? Явно не нашему безопасному совершенному миру, в котором каждый думает и заботится только о себе. Я надеюсь, что они просто сбежали, когда Режим занимался всеобщим переселением. Они бы не смогли выдержать этой моральной и физической голодовки. А может просто посчитали эту безопасную трезвую жизнь скучной и безнадежной, бесцельной по своей сути. Возможно, они сейчас куда более счастливы, живя где-то в лесу, создав свою собственную коммуну полного самоуправства, где гонят себе самогон и не только, курят засушенные листья и молятся за нас. Иногда я тешу себя такими радужными мыслями и фантазиями, хотя сама в них совершенно не верю.

Часть 8.

1653 день с переселения в хранилища.

Со временем Режим сделал свое. Создал совершенное безопасное общество отдельных составляющих. Научил нас думать о себе и только себе. Эта мысль настолько разрослась и в моем сознание, словно сорная трава, которую сколько не вырывай, все равно растет и растет, без воды, солнца, ухода, просто растет и всё. Эти мысли самосохранения отодвинули все остальные, которые когда-то яркими молниями пронзали небо. Теперь все остальные заботы спрятаны куда-то в потайной ящик, пылящийся в темном углу. И почему сейчас он мне попался на глаза?

Сегодня сходила в кафе в Пространстве, послушала музыку, посмотрела на людей, поболтала с теми, кто «сидел» рядом. Обсудили наряды (домашние костюмы с разными орнаментами), последние новости (неизведанная угроза не отступает, но жизнь продолжается), еду, (которой нас пичкают за наши же деньги), и работу, (которая мне точно осточертела). Моего постоянного собеседника, с которым мы и выбираемся то в кафе, то в театр, то в кино зовут Алекс. Он чуть старше меня, невысокий кареглазый брюнет, по уши влюбленный в Пространство. Он целыми сутками может бродить по нему, отыскивая интересные магазины и услуги или «путешествуя» по всему миру. А потом выкладывает все свои находки мне с таким воодушевлением, что и я мимолетно ощущаю это пристрастье к находкам.

− Аль, а ты знала, что можно зарегистрировать пространственный брак? − выдал он мне в этот вечер.

− Это как? − удивилась я.

Давно я не слышала о браках, парах и тому-подобному.

− Ну есть специальный порт, − немного замялся он. − Если уж совсем тебе одиноко, если ты нашел себе походящую единицу в Пространстве, Режим позволит вам как бы официализировать вашу дружбу.

− И что это даст? − хмыкаю я.

− Ну по данным порта вы сможете чаще видеться и все такое.

− Видеться в реальности? − мои брови взмыли вверх от ожидания чуда, которое может стать явью.

− Нееет, конечно нет, − чуть не закричал он. − Ты чего? Это запрещено!

− А как тогда?

− Как мне объяснили, то это позволит создать специальную закрытую комнату, ну подобие мини порта, который будет только для этой созданной пары, и там можно встречаться наедине.

− Ну-ну, − недоверчиво процедила я, и попрощалась с чудом, в которое почти поверила.

− А мне кажется, это прикольно. Прям как раньше, − игриво сказал Алекс.

− Нет, это не прям как раньше, − начиная злиться, разгоряченно выплюнула я.

− Ну конечно не совсем…

− Это вообще не как раньше, − прервала его я, резко повышенным голосом.

Люди за соседними пространственными столиками в кафе оборачиваются на меня с удивлением в глазах, словно я инопланетянин, забравшийся в их дом во время торжества и поедающий праздничный пирог зелеными инопланетными руками. А я всего-то повысила голос. Какие все стали привередливые, себялюбивые, изнеженные. Аж тошно.

− Простите, − извиняюсь я с наигранной полуулыбкой и пытаюсь умерить свой пыл.

− Давай закроем тему, − говорю я ему.

«Да я знаю, что чувства показывать запрещено, злиться тоже, ругаться и все в этом духе. Для этого в Пространстве существуют отведенные для таких целей порты под названием «Комнаты крика», куда ты заходить и можешь изливать свои негативные эмоции. Кто же придумал всю эту чушь? Кричать то хочется на кого-то, а не в пустое пространство. Мне эта комната еще никогда не помогала. Но похоже стоит попробовать еще раз или несколько. А лучше вообще из нее не выходить» − думаю я про себя и улыбаюсь.

− Алекс, прости, просто я в это всё не верю. Если тебе нужно справить свою нужду, ты можешь и так воспользоваться секс-портами, и ты это прекрасно знаешь.

− Секс-порты – это не то, − грустно говорит он.

− А что в них не так-то? Что не устраивает? − удивляюсь я.

− Там все за деньги, а тут из-за взаимного желания.

− Ты же знаешь, что чувства запрещены? − тихо говорю я.

− Это не чувства, – резко отвечает он. – Это просто не за деньги. Это тогда, когда вы хотите этого вдвоем. Я вот не уверен, что даже за деньги она этого хочет, − обиженно выдает он.

− А тебе это важно?

− Конечно.

− Почему?

− Да ладно, забудь, − Алекс отворачивается от меня и делает вид, будто слушает музыку, льющуюся со сцены.

«Да, так себе альтернатива занятиям любовью с другим человеком»: думаю я. «Но и так уже хорошо. Может это послабление даст нам хоть какую-то надежду не быть такими одинокими».

− И где найти этот сервис? − спрашиваю я невзначай.

− Если честно, он сложновато ищется, − говорит он немного смущенным голосом.

− Это почему?

− Ну, я не совсем уверен, что он легален, − совсем шепотом выдает он.

− Ооо, – только и могу сказать я. − И его еще не закрыли и не обнаружили?

Обычно в Пространстве всё нелегальное и не одобренное Режимом очень быстро обнаруживается и утилизируется, как какой-то мусор. Может это подставной сервис. Такое тоже бывает. Вычисляют противников Пространства или тех, кто в него не вписывается. Так уже появлялись пространственные магазины всяких секс игрушек (которые якобы могли доставить тебе в убежище), недействительных схем для выхода на улицу и еще какие-то порты сближения, открытия, правдивости и т.д. Как они появлялись, так и исчезали из нашего мира, оставляя длинный шлейф последствий для тех, кто в них поверил. Сейчас большинство стали предельно педантичны и осторожны, просто так спокойнее жить.

− Пока нет. Я там был вчера. Вот и решил поделиться. Подумал, может…, − и он замолкает.

− Что может, Алекс, не тяни?

− Может мы могли бы попробовать? − говорит таким тоном, словно пытаясь просунуть руку в клетку со львом.

А я в отместку за его наглость и этот подхалимистый тон не удержалась и разразилась неестественным смехом.

− Нет уж, увольте. Я как-нибудь обойдусь, − отвечаю я.

А внутри все сжимается. Как бы мне хотелось в реальности побывать в такой комнате. Конечно не с Алексом. Он просто друг. С ним интересно и не скучно, и я получаю много информации от него, но вот ласкать себя при виде его. Ну уж нет, не бывать этому.

Часть 9.

Ночь, 417 день с переселения в хранилища

Я снова не могу уснуть. Лежу в своей одинокой прохладной кровати и думаю о тебе, разговариваю с тобой, представляю твое лицо, покрытое щетиной, у себя на подушке, а обнаженное горячее тело под своим одеялом. Улыбаюсь тебе.

«А помнишь нашу первую ночь?»

Ты был не первым моим мужчиной. Так уж сложилось. И я об этом не жалею. Надеюсь не жалел и ты. Мы познакомились в офисе, когда я, будучи студенткой предпоследнего курса, подрабатывала в корыстных целях, чтобы скопить деньги на отпуск. Наши тела тогда еще путешествовали в пространстве. Я задержалась на работе, заканчивая сканировать и разделять по папкам какие-то важные документы, которые мне доверили. Ты тоже как всегда засиделся в своем кабинете допоздна. Такой высокий и статный. Никогда я еще не чувствовала такую силу, силу характера, силу взгляда, силу тела, какие были в тебе. Когда ты просто смотрел на меня, мне казалась, что я заперта в аппарате МРТ, и ты меня сканируешь изнутри. Ты с первого взгляда поселился во мне, хозяйничал внутри меня.

− Тебе не страшно? − слышу я твой низкий голос у себя за спиной, от которого я подпрыгнула, чуть не свалив тебя с ног.

− Простите, я просто испугалась, не слышала, как Вы подошли.

Сердце бешено колотится, руки болтаются, как щупальца медузы. Ерзаю на стуле, не знаю, что сделала не так, или же чего не сделала. Ты улыбаешься мне краешками глаз.

− Вот я и спрашиваю, тебе не страшно?

− А чего мне бояться? − непонимающе и уже спокойнее отвечаю я.

− Ну, поздно уже, тебе еще домой по темноте добираться. И как ты такая красивая одна ночью пойдешь по улице?

Ты играешь со мной. Эта игра слов вовлекает меня в круговорот эмоций и желаний, который вихрем кружит голову, опьяняет и дурманит сознание.

− Так ведь, Вы же со мной, − еле слышно отвечаю я.

Ты улыбаешься украдкой, пытаясь не показать, как ты доволен моим ответом.

− Я подвезу тебя до дома, − говоришь ты театрально серьезным тоном.

− Хорошо, спасибо, − отвечаю я твоей уходящей спине.

Ты исполнил обещание, ты всегда их исполнял.

Только отвез меня не ко мне домой, а к себе.

Я стою у тебя на пороге, и ко мне врывается оранжевый мохнатый вихрь собачей любви.

− Это Пирожок, − с усмешкой говоришь ты, − И ты ей нравишься.

Никогда не думала, что я люблю собак. Но этот Пирожок запал мне в сердце, уютно разместившись там и закрепив за собой принадлежащее теперь только ему место. Я опустилась на колени и обняла мохнатое слюнявое, пахнущее шерстью скопление любви. Как будто мы давно знакомы и не виделись уже много лет. Ее язык омывает мое лицо, покрывает его склизкой маской от морщин, глаза завороженно смотрят на меня, новый объект обожания, а хвост ходит ходуном от переполнявших чувств наступившего счастья. Наверное, это было так трогательно, потому что ты замер, прислонившись к стене, и обнимал нас своим пронзительным взглядом.