Текст книги "За пределами плана родов. Реальный взгляд на боль и силу"

Глава 3
Специалисты
Любовь или страх?

Они принесли с собой… знание о стольких родах, что в их руках я снова стала девочкой, но девочкой, готовящейся родиться как мать.

Люси

Любовь или страх? Окситоцин или адреналин? Что будет управлять вашими родами?

Мы уже выяснили, что в нашей культуре родов много структурных элементов, от которых зависит баланс между любовью и страхом у роженицы. Это внешние обстоятельства, как раз те, по поводу которых вам придется принимать решения. Но годы работы показали мне, что опыт раннего детства также может влиять на хрупкое равновесие «любовь – страх».

Сыну Джой, ее первенцу, сегодня уже за тридцать, но как раз на его домашних родах много лет назад я впервые поняла, как сильно глубокие психологические процессы влияют на исход любых родов.

История Джой

Всю ночь у Джой были слабые схватки, а поздним утром она вступила в активную фазу. Когда к ней домой приехала ее команда и Джой адаптировалась к новой для нее энергии, роды вдруг вышли на плато. Это не такая уж редкая ситуация. Так что пока команда (лучшая подруга Джой, я и акушерка) обедали в гостиной, Джой какое-то время была с мужем в ванне. Это глубоко интимное время с партнером вскоре помогло гормонам разогнать ее схватки и вывести их в зону боли.

Мы, ее команда, были рады такому прогрессу родов, мы судили по звукам – звукам всем знакомой песни родов. Однако, когда к Джой начали приходить все более интенсивные схватки, мы услышали крик боли – звук, который говорил о необходимости большей поддержки. Мы зашли в ванную и полукругом встали рядом с ванной, где находились Джой и ее партнер.

Джой в этот момент была на пике кризиса уверенности и мечтала, чтобы кто-то спас ее от боли. «Я боялась. Я была в темноте, на краю пропасти, в своем персональном фильме ужасов», – объясняла она потом. Она добавила: «Я не верила, что смогу продержаться». Состояние Джой повлияло и на ее мужа. Когда мы встали вокруг нее, Джой, хотя в этот момент и мечтала об облегчении, вдруг, по ее словам, поняла, что если она собирается дальше рожать, то ей нужны силы, которые она сможет получить у своего круга поддержки. Позже она рассказала, что начала смотреть в глаза каждому в поисках человека, на которого она могла бы опереться. Глаза ее мужа были полны его собственной болью, так что на тот момент для Джой здесь не было никакой пользы. Напротив, чужая боль только усиливала ее страх. В другой паре глаз было столько жалости! И Джой поняла, что все ее намерения дальше рожать разобьются вдребезги об эту жалость.

(Кстати, здесь Джой попала прямо в яблочко. Недавние исследования функций головного мозга подтверждают правильность ее инстинктивного поиска контактов «глаза в глаза». «Когда двое взаимодействуют лицом к лицу, контакт идет через множественные нейронные пути – зеркальные нейроны. Так мы „ловим“ чужие сильные эмоции», – пишет психолог Дэниел Гоулман[187]187
  Coleman, D. (2006) Social Intelligence: The new science of human. relationships. Arrow Books.


[Закрыть].)

Джой продолжала поиски, и, наконец, она встретилась с глазами, в которых увидела опору, доверие к процессу, веру в то, что Джой сможет покориться происходящему. Джой смотрела мне в глаза, и мы оставались на связи до конца ее непростых родов, пока наконец она инстинктивно не перевела свой взгляд (какая в нем была глубокая погруженность в происходящее!) на только что родившегося мальчика.

Как помогло Джой то, что она в позвала в команду людей, которые дали ей возможность собраться и этим повысить свой болевой порог! В самый критический момент она убедилась, что кроме близких – партнера и лучшей подруги (которые не могли ее полностью поддержать, ведь она сами сильно переживали) – с ней рядом были люди, сумевшие дать ей полную поддержку.

На родах Джой, с их прекрасным финалом (и замечательным малышом!), я начала понимать, насколько важны были ее внешние выборы и насколько была важна способность не только найти необходимую поддержку, но и принять ее во время кризиса уверенности. С тех пор множество родов и проведенных психологических консультаций показали мне, что способность женщины находить самую лучшую для себя поддержку и принимать ее во многом зависит от того, что психологи называют стилем или типом привязанности.

Привязанность: научиться любить

Уверена, что большинство родителей знакомы с теорией привязанности. Но чаще с той ее областью, где говорится о формировании связи с малышом и старшими детьми[188]188
  Newton, R. (2008) The Attachment Connection. New Harbinger Publications.


[Закрыть]. Теория привязанности утверждает, что формирование безопасной привязанности и связи с малышом развивают у ребенка чувство безопасности, уверенность в себе как в ценном существе, достойном любви. Также теория привязанности говорит, что благодаря реакциям родителей и других близких, которые ухаживают за ребенком в раннем детстве, ребенок формирует отношение к окружающим как к источнику поддержки. Другими словами, безопасная привязанность к тем, кто заботится о малыше, дает основу для формирования здоровых отношений в течение всей жизни человека[189]189
  Newton, R. (2008) The Attachment Connection. New Harbinger Publications.


[Закрыть].

Знания о формировании связи с другими и о гормонах, которые этому помогают, – одна из причин, которые мотивируют многих женщин на нормальные физиологические роды. Но здесь я предлагаю отвлечься от формирования связи с малышом и посмотреть на привязанности в жизненной истории самой роженицы. Потому что хотя многие считают, что теория привязанности ограничена нашим взаимодействием с детьми – маленькими и не очень, Джон Боулби (один из основателей теории) выдвинул гипотезу, которая потом была подтверждена большим количеством исследований по данной теме[190]190
  Bowlby, J. (1969) Attachment and Loss Volume 1: Attachment. Basic Books.


[Закрыть]. Эта гипотеза гласит, что наше поведение, основанное на типе сформированной привязанности, на представлениях, которые мы получили в самом начале жизни от фигур заботы, остается неизменным на протяжении всей жизни и всегда проявляется в ситуации угрозы[191]191
  Howe, D. (2011) Attachment across the Life Course: A brief introduction. Red Globe Press.


[Закрыть]. Другими словами, когда взрослый человек воспринимает ситуацию как угрожающую, он ведет себя так, как его научил ранний опыт привязанности. У рожающей женщины это оказывает огромное влияние на ее роды. Потому что роды, особенно в условиях современной системы родовспоможения, в терминах теории привязанности могут рассматриваться как ситуация угрозы.

Роды как ситуация угрозы

Наверное, некоторые женщины не воспринимают роды как угрожающую ситуацию. Может быть, у этих женщин большое «наследство» – хорошие роды на протяжении многих поколений, вот как у моих дочек; возможно, с ней рядом сестры и подруги, у которых есть положительный опыт родов и мудрость которых она восприняла; возможно, ее партнер тоже доверяет родам благодаря «наследству» своей семьи. И, возможно, все эти положительные факторы вместе могут стать буфером между женщиной и страхом родов. А если эта счастливая женщина еще удачно выберет место для родов и тех, с кем она будет рожать, то ей легко откроются вся красота и вся мощь родов.

Но учитывая, что в современной культуре родов страх доминирует, нетрудно понять, что для большинства женщин роды – это ситуация угрозы. Важно здесь то, что ощущение угрозы могут запустить как физические факторы, так и психологические. Важно также, что наше тело не отличает истинную угрозу от воображаемой – и угроза может исходить как от внешней реальности, так и от наших мыслей и чувств[192]192
  Wilson, C., Rholes, WS., Simpson, J., Tran, S. (2007) ‘Labour, Delivery, and ar v Parenthood: An attachment theory perspective.’ PSPB Journal Vol. 33 № 4. Society for Personality and Social Psychology. Inc.


[Закрыть].

Я уверена, теперь вы можете представить, какое количество комбинаций реальных, воображаемых, физических и психологических факторов угрозы встречает женщину в современной системе родов. Принимая, что большинство женщин воспринимают роды как ситуацию угрозы, с точки зрения теории привязанности мы можем ожидать, что поведение женщины будет таким же, как ее раннее взаимодействие с фигурами заботы и поддержки. Как это может выглядеть? И как это проявится в ситуации угрозы – родах?

«Я в безопасности» или «все меня бросили»?

Наша первичная потребность – находиться рядом с теми, кто в опасной или угрожающей ситуации сможет нам эту безопасность обеспечить. По теории привязанности наша первичная потребность диктует нам поведение, которое держит нас рядом с сильной, мудрой фигурой привязанности. Эта близость к фигуре привязанности дает нам тихую гавань, защищает от внешних опасностей и внутренних стрессов и снижает наши внутренние стрессовые реакции и душевную боль[193]193
  Reisz, S., Brennan, J., Jacobvitz, D., George, C. (2018) ‘Adult attachment am birth experience: Importance of a secure base and safe haven during childbirth. ‘Journal of Reproductive and Infant Psychology. Routledge.


[Закрыть].

Нам будет проще это понять, если мы перенесемся в период охоты и собирательства. Именно на этом этапе развития, как считают биологи-эволюционисты, возникли многие механизмы, которые и сейчас являются базовыми для человечества.

Давайте представим себе младенца. «Человеческий детеныш» очень хрупкий. Он не может сам двигаться, сам спастись от опасности, не может добыть себе пищу, не может сам поддерживать чистоту и заботиться о себе. А теперь представьте, что у этого младенца нет никого, кто бы о нем непрестанно заботился, был бы с малышом в тесном физическом контакте. Каждодневная жизнь такого ребенка была бы сплошной ситуацией угрозы. «Поведение привязанности» стало частью наследства, полученного человеком от приматов. Оно генетически закреплено в нашем воображаемом младенце. И во всех нас тоже.

Часть этого генетически закрепленного поведения – способность к «крику сепарации». Это – самые ранние звуки, которые начали издавать млекопитающие. И самый мощный инструмент для выживания.

Малыш умеет плакать

Антропологи считают, что реакция плача – это приспособительный механизм, нужный ребенку, чтобы позвать взрослого и сообщить ему о своих потребностях в критической ситуации – например, что он голоден или что ему страшно[194]194
  Bornstein, M., Putnick, D., Venuti, P. (2017) ‘Neurobiology of culturally common maternal responses to infant cry’. Proceedings of the National Academy of Sciences USA. United States National Academy of Sciences.


[Закрыть]. Но этот инструмент, нужный для выживания, эта способность плакать и звать взрослых смогут обеспечить безопасность ребенка и возможность выжить только в том случае, если на зов ребенка кто-то ответит. Таким образом, благополучие ребенка напрямую зависит от реакции тех, кто заботится о малыше, от его фигур привязанности.

(Давайте снова вернемся в контекст родов. Вспомните Джой в ванне, горько плачущую во время кризиса уверенности. Джой воспринимала кризис как ситуацию угрозы. «Я была в экзистенциальном кризисе. Или в фильме ужасов, – говорит она, – прямо на краю бездонной пропасти». Это активировало ее первичную систему привязанности, отсюда и ее слезы. Одновременно ее плач активировал и реакцию нашей команды: в ответ мы подошли к Джой.)

Таким образом, малыш плачет, чтобы получить чувство безопасности, которое дает близость к фигуре привязанности (обычно это в первую очередь мать). Термин «чувство безопасности» означает физическую и эмоциональную безопасность и безопасные отношения с фигурами привязанности. Это чувство безопасности позволяет малышу получить физический и эмоциональный комфорт.

В раннем младенчестве малыш, конечно, не может подойти к матери, поэтому его чувство безопасности будет зависеть от того, насколько мать (или другая фигура привязанности) находится рядом и отвечает на потребность ребенка в близости. Матери, которые сами получают поддержку и находятся в стабильной жизненной ситуации, будут в состоянии удовлетворять нужды малыша, обеспечивая тем самым ему чувство безопасности.

Понимая эту потребность в безопасности и заботе, мы легко поймем, что является самым травматичным опытом для малыша. Это быть брошенным. Остаться без той заботы, в которой он нуждается. К несчастью, если взрослые сами находятся в непростых жизненных обстоятельствах и не чувствуют себя в безопасности, если у них нет ресурса, чтобы понять потребности ребенка, или они следуют методам воспитания, которые мешают сформироваться безопасной привязанности, то ребенок чувствует себя в той или иной степени брошенным.

Так что здесь включаются две взаимодополняющих системы поведения – привязанности и заботы. Когда они работают гармонично, между ними возникает связь. Но если работа систем нарушена, то связь может оказаться негармоничной, неадекватной, и такая ситуация опасна для ребенка.

То же самое происходит на психологическом уровне, если роженица оказывается в ситуации угрозы, когда специалисты не находятся рядом или невнимательны к ней. Первичный страх оказаться брошенными обуславливает наше поведение привязанности во взрослом возрасте и, что, по-моему, очень печально, рушит надежды, которые возлагают на роды множество женщин.

Описание родов Жасмин, с которой мы встречались раньше, показывает нам, как поведение специалиста может повлиять на состояние роженицы.

Во время родов Жасмин ее акушерка Мэй, которая, без сомнения, играла для Жасмин роль сильной и мудрой фигуры привязанности, чем-то отравилась, и, следовательно, ей приходилось довольно часто выходить из комнаты. «Без нее я не могла фокусироваться на схватках, я пугалась, – рассказывает Жасмин, – а потом страх перерос в настоящую панику, я пронзительно кричала. Между схватками я следила, не направляется ли Мэй к двери… Когда она выходила, я чувствовала себя абсолютно незащищенной… Я паниковала, кричала и вообще стала полностью неуправляемой». Жасмин признает, что не могла полностью погрузиться в естественное течение родов: «Моя рациональная часть должна была быть непрерывно включена. Я все время была настороже»[195]195
  Parrett, J. (2009) Feelings of Change: Stories of having a baby. Lulu com (pp. 171–173).


[Закрыть].

Последствия этой ситуации для гормонов Жасмин, для ее чувства безопасности и, конечно, для развития ее родов, увы, слишком предсказуемы. Недавнее австралийское исследование родовой боли, которое упоминалось выше, говорит нам, что «когда женщины чувствуют себя в одиночестве или лишенными поддержки, они сообщают, что сильнее страдают от болевых ощущений»[196]196
  Whitburn, L., Jones, L., Davey, MA., McDonald, S. (2018) ‘The nature of labour pain: An updated review of the literature.’ Women and Birth. Elsevier.


[Закрыть]. Поэтому неудивительно, что Жасмин в конце концов получила эпидуральную анестезию (позднее она объяснила, что «остальные эмоции были мне нужны, чтобы справиться с внеплановой ситуацией»). Ребенок родился кесаревым сечением. В истории Жасмин сильная и мудрая фигура привязанности, которая, по ощущениям женщины, бросила ее, физически не могла непрерывно быть с пациенткой. Но в современной системе родовспоможения большинство женщин чувствует себя брошенными, а состояние как у Жасмин и его физиологические последствия стали, увы, общим местом.

Госпиталь – не добрый родитель

В первой главе я говорила об акушерском насилии и травматичных родах. Голоса женщин, чьи (иногда неосознанные) ожидания предала система родовспоможения, слышны повсюду. Сейчас, когда мы понимаем природу первичного страха быть брошенным в ситуации угрозы, думаю, ясна и более глубокая психологическая подоплека таких историй: уязвимую испуганную женщину в родах (часто ее называют «девочка») встречает «специалист». С точки зрения психологии, я считаю, что в этом сценарии «специалист» – это не просто акушерка или врач, а вся наша культура родов, где доминирует медицинский подход. То есть это и сотрудники госпиталя, и его структура, и рутинные манипуляции, и философия. Как уже было сказано выше, все это опосредованно функционирует как культурно сформированная символическая фигура привязанности – родитель.

В угрожающей ситуации родов у женщины включается поиск фигуры привязанности. Как и ребенку, чтобы снизить свою первичную тревогу, вызванную ситуацией угрозы, женщине нужно кому-то или чему-то довериться. И наша культура говорит ей, что она должна довериться системе родовспоможения, а именно – роддому. В наших условиях под потребностью в безопасности женщина понимает только безопасность медицинскую. Медицинская безопасность, однако, это совсем не то, что чувство эмоциональной безопасности. И даже совсем не то, что безопасность психологическая. Понятие медицинской безопасности что-то говорит нашей рациональной части: об уровне вмешательств, о факторах риска, временных протоколах, стоимости услуг и так далее. Но такие рациональные рассуждения не доходят до таинственных глубин наших потребностей, в том числе потребности в эмоциональной безопасности. Той самой потребности в эмоциональной безопасности, в привязанности, о которой я писала в первой главе этой книги. Помните, мы обсуждали, как важно, чтобы роженица чувствовала себя в безопас ности. Сможете ли вы распознать это чувство безопасности в словах родивших женщин?

Алекс: «Когда бы я ни смотрела вверх, я видела спокойное лицо, и это придавало мне храбрости. Оно словно отражало мое спокойствие. У меня словно не было самостоятельных чувств. Я чувствовала себя в тесном кругу близких людей».

Похожий образ возник и у Марди: «И я чувствовала себя в безопасности. Реально в безопасности – потому что он [мой партнер] был рядом с тобой [доулой] и с акушеркой родильного центра. Мои сестры и дочка тоже были рядом. Я хотела, чтобы все они были рядом, и все они были самыми близкими людьми. И да, я чувствовала себя в безопасности».

Дженетт, родившая двой ню, так описывает свой опыт: «Помню, как схватки стали сильнее, их сила почти удвоилась. Помню, меня бесило, если я оставалась одна, и я хотела, чтобы на схватках со мной непрерывно кто-то был. Позже мне еще стало нужно вцепляться в чью-то руку обеими руками – это придавало мне уверенности. Помню, я лежала в теплой ванне и махала рукой в воздухе всякий раз как приближалась схватка, чтобы Тревор дал мне свою руку и я могла в нее вцепиться».

Кей, вспоминая свою потребность в близости ко мне, своей доуле, признает, что ей было нужно это чувство безопасности, чтобы вой ти в родовой поток: «Я никак не могла вой ти в роды, пока ты не приехала, и я даже не знала, как сильно ты была мне нужна, пока ты не приехала, и вот тогда я смогла наконец расслабиться».

К сожалению, стандартное обращение с роженицами никак их не успокаивает. От такого обращение сложно «расслабиться». Вместо этого женщина встретится с поведением, которое вызовет у ее внутреннего ребенка (да и у любого из нас) чувство страха – страха быть брошенным. В статье «Важно сформировать связь» Брэдли с соавторами обнаружили, что стандартные госпитальные процедуры создают у женщины чувство брошенности; исследователи также отмечают, что проблемы создает смена медперсонала, нужная, скорее, администрации, чем пациенткам[197]197
  Brad fi eld, Z. Hauck, Y. Kelly, M., Duggan, R. (2018) ‘Urgency to build a connection: Midwives’ experiences of being ‘‘with woman’’ in a model where midwives are unknown.’ Midwifery. Elsevier.


[Закрыть].

История, рассказанная в книге «Травматичные роды», описывает опыт Кэрол. Кэрол надеялась спокойно чувствовать себя в госпитале, ведь там работала акушеркой ее подруга. Эта подруга встречала ее в приемном отделении, и Кэрол чувствовала себя в безопасности, окруженной заботой. Но в этот день было много родов, и Кэрол вместе с партнером в основном были одни. Дальше Кэрол описывает, какой «брошенной» она себя ощущала[198]198
  Beck, C., Driscoll, J., Watson, S. (2013) Traumatic Childbirth, Routledge.


[Закрыть].

Каким бы ни был наш жизненный опыт, страх остаться одному в ситуации угрозы очень силен. А теперь представьте, каково это женщинам, которые чувствовали себя преданными и брошенными в младенчестве и раннем детстве! Ощущение, что тебя бросили, бередит старые раны. Вот вывод исследователей из истории Кэрол: «Опыт этих родов стал повторением ее чувств во время взросления: одиночества, отсутствия кого-то, кто защитит тебя и останется с тобой»[199]199
  Beck, C., Driscoll, J., Watson, S. (2013) Traumatic Childbirth. Routledge.


[Закрыть].

У многих женщин в дополнение к обычному чувству брошенности, которое вызывает современная система родовспоможения, в родах пробуждаются страхи и реакции, возникшие в результате раннего детского опыта. Как и вышеупомянутый маленький ребенок, все мы вырабатываем стратегии выживания в условиях отсутствия должной заботы. Но наш первичный страх, страх быть брошенным, никуда не девается. Просто мы годами его мастерски подавляем. Ранний опыт женщины, опыт заботы, которую она (не) получала в раннем детстве, формирует ее отношения с окружающими, особенно в ситуациях угрозы и стресса. И в родах страхи, выросшие из ее раннего опыта привязанности, могут застать врасплох и саму женщину, и ее сопровождающих, если эти страхи не были идентифицированы и не проработаны во время беременности.

Паттерны привязанности

Закрепленные эволюцией варианты поведения привязанности, которые я описала выше, прослеживаются практически у всех млекопитающих, в том числе и у человека. У человека такое поведение проявляется на бессознательном уровне более-менее автоматически. Однако, если типичное поведение привязанности характерно для каждого человека, потому что оно обусловлено нейронными связями, которые сформировалось миллионы лет назад, то опыт младенчества и раннего детства позволяет развиться индивидуальным стратегиям. Эти индивидуальные стратегии и формируют паттерны привязанности, характерные для нас. Паттерны привязанности – главная причина нашей способности (не)принимать поддержку других людей.

Для подавляющего большинства соответствие между ранними потребностями в привязанности и той заботой, которую мы получали в детстве, работает неплохо: мы процветаем физически и психологически. Нам удается наладить взаимодействие с теми, кто за нами ухаживает, настолько, чтобы доверять им, иметь возможность рассчитывать на них. Для меньшинства ситуация была другой: что-то помешало налаженному взаимодействию с заботливыми взрослыми, и такая травма потом влияет на всю жизнь человека.

Представьте малыша, которому взрослые не уделяли достаточно внимания. В терминах теории привязанности поведение взрослого может быть описано как предсказуемое или непредсказуемое, либо как внимательное или невнимательное. Ребенок справляется в любой ситуации как может, и это формирует его стиль привязанности.

Если наша потребность в привязанности не была удовлетворена или удовлетворена недостаточно, то наш следующий шаг – выработать стратегию, с помощью которой мы сможем все-таки сформировать связи с взрослыми – необходимую для выживания связь с фигурой привязанности. Если это не удается, то ребенок в рамках своих весьма ограниченных возможностей изобретает какую-то иную стратегию выживания. Такая «наилучшая из худших» стратегия привязанности с течением времени становится привычной, затем автоматической и в конце концов начинает работать на бессознательном уровне. Это, в свою очередь, формирует наш стиль привязанности во взрослом возрасте – то, как мы строим наши отношения с близкими людьми, то, чего мы ждем от этих отношений.

Вот пример из книги «Пути привязанности»[200]200
  Newton, R. (2008) The Attachment Connection. New Harbinger Publications.


[Закрыть]: в раннем детстве Макс должен был найти способ удовлетворить свои потребности в ситуации «эмоционального коллапса» у его матери. «Макс выработал стратегию выживания. Стратегия эта главным образом состояла в том, чтобы обеспечивать адекватное эмоциональное состояние матери, ведь тогда мать могла бы заботиться о нем. Выглядело это примерно как „если я успокою маму, она станет любящей и начнет обо мне заботиться“. Конечно, это произошло неосознанно, но запечатлелось в неявном виде как паттерн поведения в отношениях».

Очень важно держать это в голове. «Взаимодействие с окружающими в раннем возрасте преподает нам „эмоциональные уроки“», – формулирует Гоулман[201]201
  Coleman, D. (1996) Emotional Intelligence. Bloomsbury.


[Закрыть], – «хотя мы не помним об этих взаимодействиях – или как минимум не обо всех». Неврология учит, что у нас две главные системы памяти: неявная (бессознательная) и явная (наши воспоминания). Самые важные уроки привязанности мы получаем в первые три года жизни. Мы не найдем их в явной системе памяти, но они во многом обуславливают то, как развивается наш мозг. Неудивительно, что исследователи утверждают: каким бы ни был наш стиль привязанности, он постоянен на протяжении всей нашей жизни и влияет на многие жизненные аспекты, включая личностные особенности и чувство собственного «я», наши отношения, нашу способность заботиться о других, нашу эффективность и способность прилагать усилия, на наше здоровье и благополучие[202]202
  Lopez, S., Snyder, C. (eds) (2009) Oxford Handbook of Positive Oxford University Press.


[Закрыть].

Теперь представьте себе молоденькую девушку, у которой стиль отношений похож на стиль отношений Макса (см. выше). И вот в конце концов она собирается рожать ребенка, но бессознательно стремится заботиться о тех, кто должен заботиться о ней. Как это проявится в тревожной атмосфере роддома?

Возможно, так же, как у Даны, чьи роды протекали с каскадом вмешательств и закончились кесаревым сечением.

История Даны

Мы работали с Даной после родов. Целью было понять, какие особенности отношений, структурные и личностные факторы сошлись и привели ее роды к кесареву сечению. Дане стало ясно, что в ее родах всплыла старая травма нарушения привязанности.

В ее детстве отсутствие чувства безопасности, которое должна была бы обеспечить сильная мудрая фигура привязанности (то есть мать), выработало у Даны паттерн даже в самых стрессовых ситуациях подавлять свои чувства, быть «взрослой», заботиться о своих родителях и поддерживать их, если они «в коллапсе».

Когда детям навязывают роль заботливых взрослых по отношению к родителям (часто это связано с психическими заболеваниями, травмой, домашним насилием, зависимостями, неудачами), они не в состоянии признать собственную уязвимость и наличие собственных неудовлетворенных потребностей. Такое признание может стать разрушительным для их психологического выживания.

Во время родов Даны этот паттерн поведения всплыл, а его объектом стала тревожная акушерка. Та, безусловно, хотела поддержать Дану в ее выборе, но решения Даны беспокоили ее, заставляли выходить из зоны комфорта, и, конечно, она переживала за административную сторону дела (отступление от строгих протоколов и т. д.). Акушерка поделилась своим беспокойством с Даной, и это вызвало к жизни ее старые паттерны привязанности. В итоге Дана в родах занималась успокоением окружающих, поддержкой (неуверенной) фигуры привязанности, одновременно подавляя свои чувства и потребности.

После нашей совместной работы Дана и ее партнер Ник осознали, как важно выбрать сопровождающих в следующих родах, которые, как они надеются, будут вагинальными. Они увидели, что стиль привязанности Даны, сформированный ранним жизненным опытом, заставил ее и в родах чувствовать себя «обязанной удовлетворять потребности других». Вместо того чтобы получать поддержку, она проявила свой паттерн заботы об окружающих.

Дана и Ник поняли всю важность выбора фигуры привязанности, «кого-то, кто твердо стоит на ногах, за кем не надо присматривать, на кого можно опереться в случае необходимости, чтобы Дана получала поддержку не только от себя самой».

Привычный ответ на стрессовую реакцию

В силу своей работы я хорошо знакома с теорией привязанности и с ее терминами. Но недавние достижения неврологии помогают нам еще глубже понять, как раннее взаимодействие с фигурами заботы влияет на формирование ни больше ни меньше структур головного мозга. И объяснить то, что я часто наблюдаю на родах, в которых с высокой вероятностью случится каскад вмешательств.

Если принять, что происходящие в мозгу новорожденного процессы есть результат его раннего взаимодействия с окружающими, становится ясно, что оно дает ребенку установку, как реагировать на стресс.

Как уже говорилось во второй главе, поливагальная теория Порджеса в том числе описывает способность млекопитающих быть настороже. Но также она описывает структуру, противоположную этому «настороже», – систему социализации. Находясь в ситуации угрозы, мы, чтобы успокоить окружающих, вначале, если это возможно, используем социализацию. Если по каким-то причинам это невозможно, то мы спускаемся по лестнице эволюции «на ступеньку вниз», чтобы перейти к самым ранним реакциям на опасность – «бей, беги или замри».

Вспомним, что младенцы очень хрупкие, а их мозг на момент рождения развит очень мало. Кора головного мозга, самая высокоразвитая его часть, формируется главным образом вне утробы матери. Также в раннем возрасте формируется «мозг млекопитающего» (или мозг маммального типа). Эту часть головного мозга часто называют социальным мозгом, потому что он формируется (конечно, при участии генетики и врожденного темперамента) с помощью наших социальных связей; большую роль в формировании социального мозга играет качество отношений с окружающими. Как объясняет психолог Сью Герхардт, формирование мозга младенца не происходит автоматически. Скорее, формирование мозга каждого малыша есть результат его опыта взаимодействия с окружающими[203]203
  Gerhardt, S. (2004) ‘Cradle of Civilisation: In order to develop a «social brain» babies need loving one-to-one care.’ Guardian.


[Закрыть].

Опыт раннего взаимодействия с окружающими определяет, какие именно нейроны «включаются» вместе, а это в буквальном смысле формирует наш мозг в том или ином направлении. Например, от этого зависит наша реакция на стресс. Как у млекопитающих у нас несколько опций: мы можем включить систему самоуспокоения (парасимптатическую нервную систему), которая развивается по мере роста социального мозга – это происходит во внеутробном периоде и способствует успокоению, расслаблению и социальному взаимодействию; либо, если необходимо, включается система тревоги (симпатическая нервная система) – это наследие нашего до-маммального мозга – и эта система предлагает эффективные механизмы выживания: бей, беги или замри.

Чувство опасности может вытолкнуть нас из системы самоуспокоения и перенести «назад в прошлое», в симпатическую нервную систему, реагирующую на опасность, объясняет специалист по травме Деб Дана. В ситуации опасности мы «мобилизуемся и готовы действовать». То есть мы можем напасть или убежать. «Действия помогают нам вернуть свой безопасный социальный статус, – объясняет Дана. – А вот когда мы чувствуем себя в ловушке, когда надвигается опасность и ее невозможно избежать, тогда дорзальная ветвь блуждающего нерва переносит нас к самым истокам эволюции. В этом состоянии мы неподвижны. Мы затаиваемся, чтобы выжить»[204]204
  Dana, D. (2018) The Polyvagal Theory in Петру: Engaging the rhythm of regulation. WW Norton & Co.


[Закрыть]. Это реакция замирания.

Младенцы подвержены самой сильной тревоге, какую мы только можем вообразить, считает один из основателей теории привязанности Дональд Винникотт[205]205
  Winnicott D. W. Mothers and Their Babies. Addison Wesley.


[Закрыть]. Помощи в снятии стресса и обретения равновесия младенцы ожидают от окружающих, объясняет Герхардт[206]206
  Gerhardt, S., (2004) ‘Cradle of Civilisation: In order to develop a «social brain» babies need loving one-to-one care.’ Guardian.


[Закрыть]. Хотелось бы, чтобы опыт ребенка в поисках успокоения вызывал реакции «бей, беги или замри» только в самом крайнем случае. И действительно, у родителей, которые сразу отвечают на сигналы ребенка, дети проявляют реакцию «бей, беги или замри» только в редких, по-настоящему опасных ситуациях. Однако, если окружающие реагируют на сигналы ребенка неадекватно, то ребенок вынужден научиться защищаться от сильной тревоги самостоятельно. У такого ребенка будут ярко проявляться реакции на стресс и на опасность.

Вот что имеют в виду психологи, когда говорят об установке – индивидуальной привычной реакции на стресс, – о том, насколько легко включается система тревоги. «Младенцы формируют свои реакции на стресс в течение первых месяцев жизни, и для них это становится „нормой“», – пишет акушерка и исследовательница Салли Камберленд[207]207
  Cumberland, S. (2012) ‘Attachment – the mother, the baby… and the midwife.’ MIDRIS Midwifery Digest 22:1.


[Закрыть].

Все это сильно влияет на ребенка – когда малыш легко успокаивается с помощью взрослых путем социального взаимодействия, то у него остается достаточно времени для обучения и развития, которые предлагает ему жизнь. В противном случае на ребенка оказывают влияние гормоны стресса, переполняющие его организм. И если мы проследим взросление малышки, мы увидим, что этот процесс затем повлияет и на ее роды: ведь роды являются естественным физиологическим стрессом для матери и ребенка, поэтому роженица бессознательно отреагирует привычным для нее способом.