Текст книги "Матильда"

Шляпа и суперклей

На другое утро, как раз перед тем, как папе надо было уходить в свой жуткий гараж подержанных машин, Матильда тихонько скользнула в переднюю и завладела шляпой, которую он всегда носил. Чтобы снять шляпу с крючка, пришлось встать на цыпочки и тянуться до неё папиной тростью, и всё равно Матильда едва до неё достала. Сама по себе шляпа была самая обыкновенная, мягкая, с небольшими такими полями, а за ленточку заткнуто воронье перо, но мистер Мухомор очень ею гордился. Он считал, что шляпа придаёт ему лихой, отчаянный вид, особенно если надеть её набекрень, причём с ярко-клетчатым пиджаком и зелёным галстуком.

Матильда, держа шляпу в одной руке, а тюбик в другой, ловко нанесла клей аккуратным, тоненьким слоем изнутри, по самому краю шляпы. А потом осторожненько повесила её обратно на крюк с помощью той же трости. Матильда очень точно подгадала, когда папа, позавтракав, поднимется из-за стола.

Надевая шляпу, мистер Мухомор ничего не заметил, зато, придя в гараж, он не смог её снять. Суперклей – невероятно мощная штука, такая мощная, что всю кожу с вас сдерёт, если вы будете чересчур настойчиво её тянуть. Снимать с себя скальп мистер Мухомор совершенно не хотел, и ему пришлось весь день оставаться в шляпе, даже когда он подсыпал опилки в моторы или убавлял пробеги электродрелью. Чтобы не ударить в грязь лицом, он делал вид, будто бы так и надо, будто он нарочно ходит в шляпе весь день, как гангстер в кино.

Вечером, придя с работы домой, он-тоже не смог снять шляпу.

– Какие глупости, – сказала его жена. – Иди-ка сюда, я её мигом стащу.

И она от души рванула шляпу. Мистер Мухомор так взвыл, что даже стёкла зазвенели.

– Ой-ой-ой! О-о-ой! – ревел он. – Не надо! Отстань! Ты всю кожу с меня сдерёшь!

Матильда, уютно примостившись с книжкой в своём кресле, не без интереса наблюдала представление из-за края страницы.

– Что случилось, папочка? – спросила она. – Может, у тебя голова распухла?

Мистер Мухомор глянул на дочь с глубоким подозрением, но ничего не сказал. А что он мог сказать? Миссис Мухомор в это время ему говорила:

– Это суперклей, не иначе. А что же ещё? Вот тебе урок, не будешь вечно возиться с подобной пакостью. Небось ещё одно пёрышко к шляпе своей присобачить удумал!

– Да я к этой дряни даже не прикасался! – возопил мистер Мухомор. Он снова повернулся и посмотрел на Матильду. В ответ на него с полнейшей невинностью глянули большие карие глаза.

Миссис Мухомор сказала:

– Всегда читай, что написано на тюбике, прежде чем применять опасные средства. И действуй всегда согласно инструкции.

– Да о чём ты толкуешь, дура несчастная? – взвизгнул мистер Мухомор, вцепившись в поля шляпы, чтобы никто не вздумал снова за них дёргать. – Ты что? Думаешь, я такой идиот, что нарочно приклеил эту штуку к своей голове?

Матильда сказала:

– Тут рядом с нами один мальчик живёт, так он случайно попал пальцем в суперклей, а потом сунул палец в нос.

Мистер Мухомор вскочил со стула.

– И что? Что с ним было? – выпалил он.

– Палец прилип к носу, – сказала Матильда, – так и пришлось ему целую неделю расхаживать. Все на него орут: «Прекрати ковырять в носу», а что он может сделать? Выглядел ну полным идиотом.

– Так ему и надо, – решила миссис Мухомор. – Не надо было палец в нос совать, это во-первых. Что за привычка такая отвратная! Намазать бы всем детям пальцы суперклеем, мигом бы небось отучились.

– Но взрослые тоже так делают, мамочка, – сказала Матильда. – Я сама видела, ты вчера на кухне сунула палец в нос.

– Ну хватит, довольно! – рявкнула миссис Мухомор, покраснев как рак.

Ужинать перед телевизором мистеру Мухомору тоже пришлось в шляпе. Выглядел он смехотворно и всё время молчал.

Ложась спать, он опять пробовал снять шляпу, и жена пробовала, но шляпа не поддавалась.

– Как же мне теперь душ-то принять? – стонал мистер Мухомор.

– Ничего, обойдёшься! – отрезала жена. И потом, глядя, как супруг мрачно бродит по спальне в фиолетовой полосатой пижаме и в шляпе, она думала о том, как глупо он выглядит. «Разве о таком муже мечтает каждая женщина?» – думала миссис Мухомор.

Скоро мистер Мухомор обнаружил, что самое ужасное, когда у вас на голове постоянная, неснимаемая шляпа, – это ложиться спать. Совершенно невозможно удобно устроиться на подушке.

– Да уймись ты, – сказала ему жена, когда он провертелся и проёрзал часа полтора. – К утру небось отстанет, сама снимется.

Но к утру она не отстала, и снять её не удалось. И тогда миссис Мухомор взяла ножницы и срезала шляпу с мужней головы: сперва тулью, потом поля. Там, где шляпа приклеилась к волосам, по бокам и на затылке, ей пришлось выстричь волосы, и мистер Мухомор стал отчасти похож на монаха. А спереди, там, где шляпа прилипла прямо к голой коже, остались тёмные полоски, и отмыть их никакими силами не удавалось.

За завтраком Матильда сказала:

– Ты бы лучше соскоблил это, папочка, – пятна-пятна, точки-точки какие-то… Ещё подумают, что у тебя вши.

– Тихо ты! – рявкнул отец. – А ну, умолкни! Не разевай свой поганый рот!

В общем и целом опыт, можно сказать, удался на славу. Хоть наивно было бы рассчитывать, что папа навсегда усвоит этот урок.

Привидение

Приблизительно неделю после истории с суперклеем в доме Мухоморов царило относительное спокойствие. Мистер Мухомор получил по заслугам и, казалось, утратил вкус к грубостям и хвастовству.

Ну, а потом он вдруг снова принялся за своё. Может, у него выдался неудачный день на работе, может, не удалось всучить покупателям столько негодных колымаг, сколько хотелось. Да мало ли из-за чего может нервничать человек, когда он вечером приходит домой после работы! Чуткая жена всегда заметит штормовые сигналы и оставит его в покое до тех пор, пока он не остынет.

В тот вечер мистер Мухомор вернулся из гаража мрачнее тучи, и ясно было, что уж на ком-то он отыграется. Миссис Мухомор мигом оценила ситуацию и была тише воды ниже травы. Тогда он пошёл в гостиную. Матильда сидела в кресле, свернувшись калачиком в уголке, поглощённая книгой. Мистер Мухомор включил телевизор. Экран вспыхнул. Поднялся шум и гам. Мистер Мухомор грозно уставился на Матильду. Она даже не шелохнулась. Она научилась пропускать мимо ушей, просто не слышать мерзкий грохот проклятого ящика. Как ни в чём не бывало она продолжала читать, и это почему-то буквально взбесило отца. Кто его знает – может, он ещё больше разозлился, видя, что ей доставляет удовольствие нечто, ему самому недоступное?

– Да прекратишь ты читать или нет?! – рявкнул он.

– А, здравствуй, папочка, – сказала она приветливо. – Как дела на работе?

– Это что ещё за дрянь? – рыкнул он и вырвал книгу из рук у Матильды.

– Совсем это не дрянь, папочка, это прелесть. «Рыжий пони» называется. Написал Джон Стейнбек, американский писатель. Может, почитаешь? Тебе понравится.

– Пакость, – сказал мистер Мухомор. – Если американский писатель – значит, точно пакость. Они только про пакость и пишут.

– Нет, папа, это замечательная книга, честное слово, она про одного…

– И слушать не желаю! – рявкнул мистер Мухомор. – Вообще, мне надоело твоё вечное чтение. Хватит, пора уж найти себе какое-нибудь полезное занятие! – И вдруг он начал пачками вырывать из книги страницы и швырять в мусорную корзину.

Матильда оцепенела от ужаса. А отец продолжал своё чёрное дело. Так и есть, он ей позавидовал. Как она смеет, кажется, приговаривал он про себя, как она смеет наслаждаться чтением книг, если для меня это всё пустой звук? Как она смеет?

– Это библиотечная книга! – кричала Матильда. – Она не моя! Что я теперь скажу миссис Фелпс?!

– Значит, новую приобретёшь, – отвечал отец, продолжая дёргать страницы. – Поэкономишь свои карманные денежки, пока нужная сумма не набежит, и приобретёшь новую книгу для своей драгоценной миссис Фелпс! – с этими словами он бросил оставшийся от книги пустой переплёт в мусорную корзину и удалился, не выключив истошно вопящий телевизор.

Большинство детей на месте Матильды, конечно, залились бы горючими слезами. Но только не она, нет. Она сидела молча, бледная и задумчивая. Она давно поняла, что, сколько ни реви, сколько ни возмущайся, ни дуйся, этим ты ровно ничего не добьёшься. Когда на тебя напали, говаривал Наполеон, единственная разумная тактика – перейти в контратаку. Замечательный ум Матильды уже бился над разработкой нового достойного наказания для вредоносного родителя. Однако план, проклюнувшийся у неё в голове, напрямую зависел от того, действительно ли попугай Фреда так здорово владеет даром слова, как уверяет Фред.

Фред был другом Матильды. Ему было шесть лет, он жил совсем рядом и в последнее время только и говорил, что об отпадном, шикарном говорящем попугае, которого подарил ему папа.

И вот на другой день, как-только миссис Мухомор отбыла на машине играть в бинго, Матильда отправилась на разведку к Фреду. Она постучалась в дверь и спросила, не покажет ли он ей свою знаменитую птицу. Фред был в восторге и тут же повёл её к себе в комнату, где в высокой клетке сидел и вправду совершенно неотразимый сине-жёлтый попугай.

– Вот он, – сказал Фред. – Его зовут Чоппер.

– Пусть он поговорит, – попросила Матильда.

– Его не заставишь, – сказал Фред. – Ты подожди. Он сам заговорит, когда захочет.

Они подождали. Вдруг попугай сказал:

– Привет! Привет! Привет!

И голос был – ну абсолютно человеческий. Матильда так и ахнула.

– Класс! А что он ещё умеет говорить?

– Охо-хо! Мои белые кости! – прокричал попугай, замечательно подражая голосу приведения. – Охо-хо! Ох-хо! Хо-хо!

– Вечно он это говорит, – вздохнул Фред.

– А что он ещё говорит? – спросила Матильда.

– Да как-то так, в общем и целом, – замялся Фред. – Но ведь это шикарно, правда?

– Обалденно, – признала Матильда. – А ты не можешь мне до завтра его одолжить?

– Нет, – ответил Фред. – Ещё чего выдумала.

– А я тебе карманные деньги за всю неделю отдам, – предложила Матильда.

Ну, это было другое дело. Несколько секунд Фред размышлял.

– Ладно уж, – сказал он. – Только пообещай, что завтра его вернёшь.

Матильда еле доковыляла до дому, обеими руками обнимая громадную клетку. В столовой был большой камин, и Матильда засунула клетку в дымовую трубу, подальше от глаз. Это было нелегко, но она справилась.

– Привет, привет, привет! – крикнул ей попугай из камина.

– Молчи, дурачок, – сказала Матильда и пошла в ванную смывать с рук сажу.

Вечером, когда мама, папа, брат и Матильда, как всегда, ужинали в гостиной перед телевизором, вдруг из столовой раздался ясный и чёткий голос:

– Привет, привет, привет!

– Гарри! – вся побледнев, крикнула мама. – В доме кто-то есть! Я слышала голос!

– И я! – крикнул брат.

Матильда вскочила со стула и выключила телик.

– Ш-ш-ш! – шепнула она. – Слушайте!

Все перестали жевать и напряжённо обратились в слух.

– Привет, привет, привет! – раздалось опять.

– Вот! Вот! – крикнул Майкл.

– Воры! – прошипела мама. – Они в столовой!

– Да, похоже на то, – сказал папа, не вставая с места.

– Так пойди же, схвати их, Гарри! – прошипела мама. – Иди, застукай их на месте преступления!

Но папа не шелохнулся. Он, похоже, не слишком спешил проявлять героизм. Лицо у него стало серое.

– Ну что же ты! – прошипела мама. – Они же за серебром явились!

Супруг нервно вытер рот салфеткой.

– Может, нам всем вместе пойти поглядеть? – предложил он.

– Ага, давайте, – прошептал Майкл. – Пошли, мама.

– Они явно в столовой, – шепнула Матильда. – Я просто уверена.

Мама схватила кочергу. Папа взял клюшку от гольфа и занял угловую позицию. Майкл вооружился настольной лампой, вырвав штепсель из розетки. Матильда зажала в руке нож, и все четверо тихонько, осторожно двинулись в столовую, причём папа замыкал шествие.

– Привет, привет, привет, – снова раздался голос.

– Вперёд! – крикнула Матильда и, размахивая ножом, ворвалась в столовую. Остальные двинулись за ней, бряцая оружием. И все разом остановились. Окинули взглядом столовую. В ней не было ни души.

– Никого, – объявил папа с большим облегчением.

– Но я же сама слышала, Гарри! – взвизгнула мама, не переставая дрожать. – Я совершенно отчётливо слышала голос! И вы все тоже!

– Да, я точно слышала! – крикнула Матильда. – Он здесь где-то! – И она принялась шарить под диваном, за шторами.

И тут снова раздался голос, тихий такой, слабый, – типичный голос привидения.

– Охо-хо! Мои белые кости! – проговорил голос. – Охо-хо! Ох-хо! Хо-хо!

Все прямо подпрыгнули, включая Матильду, потому что Матильда была очень неплохая актриса. Все оглядели комнату. И опять никого не увидели.

– Это привидение, – сказала Матильда.

– Господи помилуй! – закричала мама, повиснув у мужа на шее.

– Это привидение, я точно знаю, – сказала Матильда. – Я и раньше его слышала. У нас в столовой водится привидение. Я думала, вы знаете.

– Спасите, помогите! – крикнула мама, при этом чуть не придушив своего мужа.

– Хватит! Я ухожу! – заявил папа, ещё больше посерев. И все выбежали один за другим, хлопая дверью.

На другой день Матильда кое-как вытащила из камина чёрного от сажи, обиженного попугая и ухитрилась незаметно вынести его из дому. Она вышла чёрным ходом и до самого дома Фреда бежала бегом.

– Ну как? Он прилично себя вёл? – спросил Фред.

– Мы провели изумительный вечер, – сказала Матильда. – Родители были от него без ума.

Арифметика

Матильда бы очень хотела, чтоб eё родители были добрыми, чуткими, благородными и умными людьми. Однако ей приходилось мириться с тем фактом, что ни одним из этих качеств ни мама, ни папа не обладали. А мириться было нелегко. И только благодаря новой игре, которую она придумала, – наказывать их, вместе или порознь, каждый раз, когда они станут над ней измываться, – жизнь Матильды стала более или менее сносной.

У маленькой, слабенькой девочки одним-единственным средством борьбы с остальными членами семейства был её выдающийся ум. По части интеллекта она любому из них могла дать сто очков вперёд. Но факт остаётся фактом: когда вам всего пять лет, то, в какой бы семье вы ни жили, вы обязаны исполнять всё, что вам велят, какими бы идиотскими ни были эти приказанья. И потому Матильде приходилось каждый вечер ужинать с подносика перед жутким орущим телевизором. Ей приходилось каждый день торчать в доме одной, и, когда бы ей ни велели умолкнуть, ей приходилось умолкнуть.

Можно было бы спятить, если бы не это удовольствие: задумывать, взвешивать, прикидывать, разрабатывать, а потом приводить в исполнение дивные планы прекрасных уроков, которые – что самое интересное – действовали, пусть и на короткий срок! Папа по крайней мере на несколько дней делался менее нахальным и невыносимым, когда принимал волшебное лекарство Матильды.

Происшествие с попугаем в камине определённо утихомирило обоих родителей, и они больше недели были вежливы с дочкой. Но, увы, это не могло длиться вечно. Следующий взрыв произошёл вечером, в гостиной. Мистер Мухомор как раз вернулся с работы. Матильда с Майклом сидели себе на диване и ждали, когда мама внесёт телеужин на подносиках. Телевизор ещё не включили.

Мистер Мухомор вошёл – в своём ослепительно-ярком клетчатом костюме и при жёлтом галстуке. Огромная оранжево-зелёная клетка на пиджаке и на брюках кого угодно могла ослепить. Мистер Мухомор выглядел как низкопробный букмекер, расфуфырившийся на дочкиНу-свадьбу, но был в этот вечер явно очень и очень доволен собой. Он уселся в кресло и, потирая руки, громко обратился к сыну.

– Ну-с, парень, – сказал он, – твой отец сегодня провернул не одно дельце. К вечеру он стал куда богаче, чем был с утра. Он сбыл – ни больше ни меньше – пять машин, и каждую с хорошенькой прибылью. Опилочки в мотор, электродрель, там-сям немного свежей красочки, ну, ещё кой-какие остроумные ходы, – и эти идиоты покупатели налетают как мухи на мёд.

Мистер Мухомор вытащил из кармана клочок бумаги и принялся его разглядывать.

– Слушай, парень, – он обратился к сыну, ни малейшего внимания не обращая на Матильду, – поскольку ты рано или поздно станешь моим партнёром по бизнесу, тебе не вредно знать, как ежедневно наращивать прибыль. Тащи-ка сюда бумагу, ручку, и мы проверим твои мозги.

Сын послушно вышел из гостиной и вернулся с пишущими принадлежностями.

– Запиши-ка вот такие цифры, – и отец прочитал по бумажке: – Машина номер один куплена мной за сто семьдесят восемь фунтов, а продана за тысячу четыреста двадцать пять. Записал?

Десятилетний мальчик медленно, старательно выводил числа.

– Машина номер два стоила сто восемнадцать фунтов, а продана за семьсот шестьдесят. Записал?

– Да, папа, – сказал он, – записал.

– Машина номер три обошлась мне в сто одиннадцать фунтов, а реализована за девятьсот девяносто девять фунтов пятьдесят пенсов.

– Ещё раз, – попросил сын. – За сколько-за сколько реализована?

– За девятьсот девяносто девять фунтов пятьдесят пенсов, – повторил папаша. – И это, между прочим, ещё один из тонких трюков, какие я применяю к покупателям. Никогда не запрашивай крупную круглую сумму. Чуть-чуть сбавь. Никогда не брякай – тыща фунтов. Всегда говори – девятьсот девяносто девять пятьдесят. Кажется гораздо меньше, а на самом деле! А? Ловко?

– Очень даже, – согласился сын. – Какой ты умный, папочка!

– Машина номер четыре обошлась в восемьдесят шесть фунтов – полная развалина, а реализована за шестьсот девяносто девять пятьдесят.

– Не так быстро, – попросил сын, выводя числа. – Ну вот, теперь готово.

– Машина номер пять стоила шестьсот тридцать семь фунтов, а продана за тысячу семьсот сорок девять фунтов пятьдесят пенсов. Всё ухватил, сынок?

– Да, – ответил Майкл, скорчившись над бумагой и ещё скрипя пером.

– Вот и ладненько, – сказал мистер Мухомор. – А теперь подсчитай, сколько я заработал на каждой машине, и потом сложи свои результаты. И тогда ты, конечно, сможешь мне сказать, сколько всего деньжат огрёб за сегодняшний день твой мозговитый отец.

– Это ж сколько всего складывать! – вздохнул Майкл.

– Подсчёты непростые, не спорю, но когда у тебя такой крупный бизнес, приходится поднатореть в арифметике. У меня буквально компьютер в голове. Я тебе за десять минут всё это подсчитаю.

– Неужели в уме, папочка? – сын вытаращил глаза.

– Ну, не то чтобы совсем. Этого тебе никто не сможет. Но всё равно я считаю очень быстро. Когда кончишь подсчёты, сообщи мне, сколько всего денег я выручил за сегодняшний день.

Матильда сказала тихо:

– Ты выручил четыре тысячи пятьсот три фунта пятьдесят пенсов, папа.

– Не твоё собачье дело! – цыкнул на неё мистер Мухомор. – Мы с твоим братом заняты финансами, а ты не суйся.

– Но, папа…

– Умолкни, – рявкнул мистер Мухомор. – Нечего тут гаданья разводить и умницу из себя строить.

– Да ты только посмотри в свой ответ, папа, – сказала Матильда ласково. – Если ты верно считал, у тебя должно было получиться четыре тысячи пятьсот три фунта пятьдесят пенсов. У тебя ведь столько получилось, папа?

Отец заглянул в бумажку, которую держал в руке. Он застыл. Он ничего не говорил. Все молчали. Потом он рыкнул:

– А ну-ка повтори!

– Четыре тысячи пятьсот три фунта пятьдесят пенсов, – повторила Матильда.

Все молчали. Отец покраснел как рак.

– Это правильный ответ, я уверена, – сказала Матильда.

– Ах ты… ах ты, мошенница ты маленькая! – вдруг взревел отец, тыча в неё пальцем. – Ты подсмотрела в мою бумажку! Прочитала, что я написал!

– Я же в другом углу комнаты сижу, папочка, – сказала Матильда. – Ну что я могла разглядеть?

– Не морочь мне голову! – орал отец. – Ну конечно, ты подсмотрела! Как же иначе? Никто не может раз-два – и сосчитать такое в уме, а девчонка особенно! Вы мошенница, мадам, вот вы кто! Мошенница и врунья!

И тут явилась мама с большим подносом, на котором стояли четыре тарелки с ужином. На сей раз это была рыба с жареным картофелем, которую миссис Мухомор приобретала в лавке «Фиш энд чипс», возвращаясь домой после игры в бинго. Игра в бинго так изнуряла её морально и физически, что на какую-то там стряпню уже не оставалось абсолютно никаких сил. И, если это не был «обед перед теликом», это была рыба с жареным картофелем.

– Ты чего это такой красный, Гарри? – спросила она, опуская поднос на журнальный столик.

– Твоя дочь мошенница и врунья, – сказал мистер Мухомор, беря тарелку с рыбой и ставя к себе на колени. – Включай телевизор и хватит болтать.

Платиновый блондин

Матильда не сомневалась, что эта последняя гнусность отца заслуживает строжайшего наказания, и, пока девочка сидела и жевала жуткую жареную рыбу с жуткой жареной картошкой, не глядя в телевизор и стараясь его не слышать, она перебирала в уме различные комбинации. Когда пришло время спать, всё было окончательно решено.

На другое утро она встала чуть свет, пошла в ванную и заперла за собой дверь. Как мы с вами уже знаем, волосы у миссис Мухомор были платиново-блондинистые и серебристо мерцали – примерно как колготки у цирковой эквилибристки. Главная окраска производилась в парикмахерской, два раза в год, но каждый месяц миссис Мухомор её освежала, прополаскивая волосы в тазике, куда подбавлялось что-то такое из флакона с надписью «Платиновый блонд, сверхстойкая краска для волос». То же средство использовалось для смазки неприятно-тёмных волосков, нагло вылезавших возле корней. Флакончик с надписью «ПЛАТИНОВЫЙ БЛОНД, СВЕРХСТОЙКАЯ КРАСКА ДЛЯ ВОЛОС» хранился в шкафчике над ванной, а на этикетке были и такие слова, уже помельче: «Осторожно – перекись! Держать подальше от детей!» Матильда уже раз сто в восторге их перечитывала.

У мистера Мухомора были густые чёрные волосы, он разделял их на прямой пробор и исключительно ими гордился.

– Сильные, здоровые волосы, – любил он повторять, – верный залог сильных, здоровых мозгов.

– Как у Шекспира, – однажды заметила ему на это дочка.

– Как у кого-кого?

– У Шекспира, папа.

– Мозговитый был, э?

– О, ещё какой, папочка.

– И волосы имел шикарные?

– Он был лысый, папочка.

Тут отец огрызнулся:

– Умолкни, если по-человечески разговаривать не умеешь.

Так или иначе, мистер Мухомор поддерживал красоту своих волос – или так ему казалось, – каждое утро щедро втирая в них жидкость под названием «ФИАЛКОВОЕ МАСЛО. ЛОСЬОН ДЛЯ ВОЛОС». Бутылочка с этой пахучей фиолетовой жидкостью всегда стояла в ванной, на полке над раковиной, рядом с зубными щётками всего семейства, и каждое утро, покончив с бритьём, мистер Мухомор яростно втирал в собственный скальп фиалковое масло. Массаж волос и кожи головы всегда сопровождался громким мужественным фырканьем, сопеньем, пыхтеньем и возгласами: «Эх, хор-р-р-рошо пошла-а! Да! Вещь! Втираем прямо в корешки!» – и всё это Матильда отчётливо слышала у себя в комнате через коридор от ванной.

И вот, в утреннем уединении ванной комнаты, Матильда отвинтила крышечку папиного фиалкового масла и вылила в раковину три четверти драгоценного состава. Потом долила бутылочку маминым «ПЛАТИНОВЫМ БЛОНДОМ, СВЕРХСТОЙКОЙ КРАСКОЙ ДЛЯ ВОЛОС». Матильда благоразумно оставила в папиной бутылке достаточно лосьона, так что после хорошей встряски вид у жидкости был ещё вполне фиолетовый. А потом она поставила бутылочку обратно на полку, а мамин блонд не забыла упрятать в шкаф. Пока всё шло хорошо.

За завтраком Матильда тихо сидела за столом в столовой и ела свои кукурузные хлопья. Брат сидел напротив неё, спиной к двери, и жадно лопал толстые ломти хлеба, густо смазывая их смесью кокосового масла с клубничным вареньем. Мамы не было видно – она стояла на кухне у плиты и готовила завтрак мистеру Мухомору, поджаривая на сковородке, как всегда, три яйца, плюс три ломтика хлеба, плюс три сосиски, плюс три кусочка бекона и несколько помидоров.

Мистер Мухомор шумно ввалился в столовую. Тихо входить в комнату он совершенно не умел, особенно во время завтрака. Он всегда сопровождал своё явление шумом и грохотом, чтобы оно было сразу всеми замечено. Он всем своим видом говорил: «А вот и я! Собственной персоной! Великий человек, хозяин дома, кормилец! Благодаря которому вы все тут как сыр в масле катаетесь! Встречайте! Выказывайте своё полное почтение!»

Сейчас он вошёл, огрел сына кулаком по спине и крикнул:

– Ну-с, мой мальчик, твой отец готов к новым подвигам в гараже на ниве выращивания деньжат! Есть у меня кое-какие милашечки, которые я намерен сегодня втюхать раззявам-покупателям! Мой завтрак где?

– Сейчас-сейчас, золотце! – крикнула миссис Мухомор из кухни.

Матильда уткнулась носом в свои хлопья. Она боялась поднять глаза. Во-первых, она-точно не знала, что ей сейчас предстоит увидеть. А во-вторых, не была уверена, что, увидев именно то, на что рассчитывала, она сумеет удержаться от смеха. Майкл смотрел прямо перед собой, в окно, за обе щёки уплетая хлеб с кокосовым маслом и клубничным вареньем.

Папа как раз обходил стол, чтобы усесться в его главе, когда мама принеслась из кухни с большущей тарелкой, на которой красовалась яичница, плюс бекон, плюс сосиски и помидоры. Мама подняла взгляд. Увидела мужа. Остановилась как вкопанная. И испустила такой пронзительный, такой истошный вопль, что и сама как будто взвилась в воздух, а тарелка с треском и грохотом рухнула на пол. Все вскочили, включая и мистера Мухомора.

– Чёрт побери, да что с тобой, женщина? – загремел он. – Смотри, во что ты ковёр превратила!

– Твои волосы! – вопила мама, тыча в мужа дрожащим пальцем. – Посмотри на свои волосы! Что ты сделал со своими волосами?

– Господи помилуй! Да чем тебе мои волосы не угодили? – недоумевал муж.

– Папа! Папа! Что ты сделал со своими волосами? – кричал сын.

В столовой прелестно разыгрывалась, как по нотам, великолепная, шумная массовая сцена.

Матильда ни звука не произнесла. Она просто сидела и наслаждалась дивным эффектом своих действий. Прекрасные чёрные волосы мистера Мухомора стали теперь грязно-серебристыми и мерцали точь-в-точь как колготки эквилибристки, правда, не стиранные весь цирковой сезон.

– Ты… ты… ты покрасился! – взвизгнула мама. – Зачем? С чего тебе взбрело это в голову, идиот? Вид абсолютно жуткий! Людей пугать! Курам на смех! Ты выглядишь как псих!

– Какого чёрта ты тут разоралась? – взревел папа, хватаясь за волосы. – Да не красил я их! С чего ты взяла, что я их покрасил? Что с ними такое? Или это дурацкая шутка? – Лицо у него позеленело и стало похоже на кислое яблоко.

– Нет, знаешь, ты их всё же покрасил, папа, – сказал Майкл. – Они совсем как у мамы стали, только гораздо грязней на вид.

– Ну, ясное дело, он покрасился! – кричала мама. – Не могут волосы сами собой взять и переменить цвет! И зачем, зачем тебе это понадобилось? Красавчиком стать удумал? А стал похож на чью-то прабабушку, окончательно выжившую из ума!

– Дайте мне зеркало! – взвизгнул папа. – Что вы все стоите и орёте на меня? Дайте мне зеркало!

Мамина сумочка лежала на стуле у противоположного конца стола. Она открыла сумочку и вынула пудреницу – там было зеркальце, вделанное изнутри в крышку. Мама щёлкнула этой крышкой и протянула мужу открытую пудреницу. Он взял её и поднёс к лицу, щедро осыпая пудрой свой роскошный, твидовый, неподражаемо клетчатый пиджак.

– Ой, да осторожно ты! – крикнула мама. – Ну-смотри, что ты наделал! Это же моя самая лучшая, дорогущая пудра от Элизабет Арден!

– О боже! – вопил папа, глядясь в зеркальце. – Что со мной?! Отвратный вид! Я на тебя стал похож, окончательно выжившую из ума! Как я в таком состоянии покажусь в гараже, как я смогу теперь кому-то машины впаривать?! Как? Как это случилось? – Он обводил взглядом присутствующих: сначала посмотрел на маму, потом на Майкла, потом на Матильду. – Как это вообще могло случиться?

– Наверно, папа, – сказала Матильда спокойно, – ты не совсем внимательно посмотрел на этикетки и просто-напросто взял с полки мамину бутылочку вместо своей.

– Вот именно! Так всё и было! – крикнула мама. – Ну правда, Гарри, как ты мог! Как ты мог, не прочтя этикетки, с ходу всего себя полить моим блондом? Он же сверхстойкий и дико сильный! Я одну столовую ложку применяю на целый таз воды, а ты всю голову облил в неразбавленном виде! Теперь же у тебя все волосы повыпадут! Пока не щиплет, голова пока не чешется, а, миленький?

– Ты считаешь, я теперь совсем облысею? – взвизгнул муж.

– Ну, наверно, – сказала мама. – Перекись – страшно сильное вещество. Её даже для дезинфекции льют в унитаз, только под другим названием.

– Что ты мелешь! – завопил муж. – Я вам не толчок в сортире! Я не желаю, чтоб меня дезинфицировали!

– У меня и от разбавленного-то блонда сильно лезут волосы, так что уж и не знаю, что теперь будет с тобой! Удивлюсь, если макушка у тебя не станет голая, как колено.

– Но что теперь делать, что делать?! – вопил мистер Мухомор. – Скажите, что же мне делать, живей скажите, пока они ещё не начали вылезать!

Матильда сказала:

– На твоём месте, папа, я бы их хорошенько вымыла, с мылом. Только надо поспешить.

– А прежний цвет восстановится? – нервно спросил отец.

– Конечно, нет, дуралей, – ответила мама.

– Ох, господи, так что же мне делать? Я не могу вечно расхаживать в таком виде!

– Значит, придётся тебе перекраситься в чёрный цвет, – постановила мама. – Только сперва помой голову, да поскорей, не то красить будет нечего.

– Верно! – крикнул папа, тотчас приступая к действию. – Немедленно запиши меня на приём в твоей парикмахерской. На окраску волос. Да скажи им – срочно! Пусть кого хотят выкидывают из списка! А пока я иду мыть голову! – И он пулей вылетел из столовой, а миссис Мухомор, глубоко вздохнув, пошла звонить в салон красоты.

– Он иногда такие глупости вытворяет, правда, мамочка? – сказала Матильда.

И мама ответила, крутя телефонный диск:

– Вообще, мужчины не всегда такие умные, как они воображают. Сама поймёшь, детка, когда немного подрастёшь.