Текст книги "Джеймс и Чудо-Персик"

6

– Плюха! Плюха! Ну Плюха же! Иди скорей сюда! Смотри!

– На что смотреть-то?

– На персик! – вопила тетя Пика.

– На что?

– На персик! Персик! Во-о-он! На самой верхней ветке!!! Неужели не видишь?

– Ты, конечно, ошибаешься, моя милая Пика. На этом несчастном дереве в жизни никаких персиков не росло.

– Ну, а сейчас выросло!

– Дразнишься ты, что ли, милая Пика? Хочешь, чтоб у меня слюнки потекли, да? Господи, да это дерево и не цвело никогда, куда ему плоды приносить! На самой верхней ветке, говоришь? Абсолютно ничего там не вижу. Хотя… Постой… Да это же… О боже! Держите меня! Действительно – персик!

– А какой большущий! – и тетя Пика облизнулась.

– Прелесть, прелесть! – вскрикнула тетя Плюха.

Тут уж Джеймс тихонько положил топор, оглянулся и посмотрел на своих тетушек, стоявших под старым персиковым деревом.

«Сейчас, сейчас что-то будет, – сказал он сам себе. – Сейчас случится что-то необыкновенное».

Он понятия не имел, что это будет такое, но твердо знал: что-то сейчас случится. Это носилось в воздухе. Это чувствовалось по всему… по наступившей вдруг тишине, по насторожившемуся саду…

Тихонько, на цыпочках, Джеймс подошел к дереву поближе. Тетушки уже не разговаривали. Стояли, смотрели на персик. Сад замер – ни шороха, ни ветерка, – и с лазоревой высоты глядело на все на это жаркое солнце.

– По-моему, он совсем спелый, – наконец нарушила молчание тетя Пика.

– Так почему бы нам его не скушать? – поддержала ее тетя Плюха, жадно облизываясь. – Разделим его пополам, а? Эй ты, Джеймс! Иди-ка сюда и полезай на дерево.

Джеймс послушно подбежал.

– Я желаю, чтобы ты сорвал во-о-он тот персик – на са-а-амой верхней ветке, – продолжала тетя Плюха. – Видишь?

– Да, тетя Плюха, вижу!

– Только не вздумай его пробовать. Мы с тетей Пикой решили сейчас же скушать его пополам. Ну, что же ты! Полезай!

Джеймс двинулся к дереву.

– Стой! – вдруг рявкнула тетя Пика. Она уставилась на дерево, разинув рот, и глаза у нее прямо выпучились, как будто она привидение увидала. – Смотри, Плюха! Смотри! Да ты посмотри только!

– Что это с тобой? – удивилась тетя Плюха.

– Он растет! – крикнула тетя Пика. – Он делается все больше! Все больше! Все больше!

– Кто растет?

– Кто-кто! Да персик же!

– Смеешься!

– Да сама посмотри!

– Но, моя милая Пика, это ведь просто смешно. Это же противоестественно. Это же… это же… ой, погоди-ка… нет-нет… быть того не может… Нет… Да!.. Ой, я вас умоляю! Держите меня! Он растет!

– Он уже вдвое увеличился! – завопила тетя Пика.

– Но такого не бывает в природе!

– Значит, бывает!

– Видимо, это чудо какое-то!

– Да ты смотри, смотри!

– А я что делаю?!

– Умереть мне на этом месте! – взвизгнула тетя Пика. – Я буквально вижу, как он вздувается и пухнет прямо у меня на глазах.

7

Две тетки и маленький мальчик стояли под деревом и, не отрываясь, смотрели на удивительный фрукт. Лицо у Джеймса все горело, а глаза у него стали огромные и сияли, как две звезды. Он видел, как персик растет, растет, будто кто-то изо всех сил надувает воздушный шар.

В два счета он стал как арбуз!

И сразу же вырос еще вдвое!

– Смотрите, смотрите! – орала тетя Пика.

– Может, хватит уже! – тетя Плюха приплясывала и размахивала толстыми ручищами.

Вот он стал уже совершенно как повисшая на верхушке дерева громадная румяная тыква.

– Отойди от дерева, балбес! – взвизгнула тетя Пика. – Чуть тряхни – он же свалится! А он кило двадцать весит, не меньше!

Ветка, на которой рос персик, все больше и больше гнулась под этакой тяжестью.

– Отойди, тебе говорят! – орала тетя Плюха. – Сейчас упадет! Сейчас ветка подломится!

Но ветка не подломилась. Она только гнулась, гнулась и гнулась, покуда персик делался все тяжелей.

А он рос, рос и рос.

Еще миг – и гигантский фрукт стал таким же крупным и толстым, как сама тетя Плюха, и, очень может быть, таким же тяжеленным.

– Ну, теперь-то уж хватит! Довольно! – взвизгнула тетя Пика. – Не вечно же ему расти!

Но персик все рос и рос.

Скоро он стал как небольшой такой автомобиль и повис уже над самой землей.

Тетя Пика и тетя Плюха прыгали и скакали вокруг дерева и – боже ты мой! – какие они кричали глупости!

– Ура-ура! – кричала тетя Пика. – Вот так персик! Ну и персик! Ай да персик!

– Слава, слава великому персику! – кричала тетя Плюха. – Вот это красота! Вот это полнота! И какая, и какая, и какая вкуснота!

– И все растет!

– Ну да! Ну да!

А Джеймс меж тем был так потрясен, что только стоял, смотрел и тихонько бормотал про себя:

– Ох, до чего же он прекрасен! В жизни я не видывал ничего более прекрасного!

– Уж лучше заткнись, ничтожество, – цыкнула на него тетя Пика, случайно подслушав эти слова. – Тебя не спросили!

– Вот именно, – поддержала ее тетя Плюха. – Тебе-то какое дело? Не суйся, когда тебя не спрашивают.

– Ой! – взвизгнула тетя Пика. – Он стал еще быстрей расти! Смотри! Растет и растет!

– Вижу, Пика, вижу! Что я, дура?

Больше, больше, больше делался персик. Больше, больше, больше.

И вот наконец, когда он вымахал чуть ли не с дерево, на котором вырос, не меньше небольшого коттеджика, он тихо-тихо опустился и осел на землю.

– Теперь уж не сорвется! – взвизгнула тетя Плюха.

– Ох, он перестал расти! – охнула тетя Плюха.

– Вот еще! Глупости!

– Нет! Перестал!

– Он просто медленней растет, Пика, пойми ты, заруби себе на носу, просто медленней! А вовсе он не перестал! Да ты внимательней посмотри!

Обе помолчали.

– Ну вот, теперь перестал!

– Да, видимо, ты права.

– Как думаешь, можно его потрогать? Не опасно?

– Кто его знает. Может, лучше не связываться…

Тетя Пика и тетя Плюха медленно, медленно обошли вокруг персика, боязливо его оглядывая со всех сторон. Ну в точности как двое охотников, которые застрелили слона и теперь хотят убедиться, умер ли он окончательно или же еще дышит.

А круглый, огромный фрукт возвышался над ними, и они с ним рядом выглядели как две лилипутки с другой планеты.

Кожа у персика была дивно хороша – сочная, желтая, а местами она сияла где розовым, где прямо красным румянцем. Тетя Плюха осторожно приблизилась и ткнула в персик своим толстым пальцем.

– Ох, и спелехонек! – крикнула она. – Ну чудный, чудный! А знаешь что, Пика? Давай возьмем лопатку, вырежем мне и тебе по хорошенькому ломтику и сразу скушаем!

– Нет, – отвечала тетя Пика. – Не сейчас.

– Но почему, почему?

– Потому что я так сказала.

– Но я же изнемогаю! Буквально! – крикнула тетя Плюха. У нее уже текли слюнки, висели по углам рта и капали на подбородок.

– Милая Плюха, – произнесла тетя Пика, раздельно, медленно, со значением, подмигнула сестре и улыбнулась, и улыбка у нее была хитрая и кривая. – Если подойти с умом, можно на этом персике огрести кучу денег. Ты только имей терпение – и сама убедишься.

8

Весть о персике чуть ли не в дом размером с быстротою молнии разнеслась по всей округе, и на другой день нескончаемая очередь устремилась вверх по холму – поглядеть на такое чудо.

Тетя Пика и тетя Плюха, недолго думая, вызвали плотника, этот плотник построил забор вокруг персика, чтоб его оградить от толпы, а сами они, не будь дуры, встали у калитки с большущим рулоном билетов и брали за вход плату.

– Спешите видеть! – надсаживалась тетя Пика. – Платишь какой-то несчастный шиллинг – и сразу получаешь шанс полюбоваться на Чудо-Персик!!!

– Скидка пятьдесят процентов для детей до полутора месяцев! – орала тетя Плюха.

– В порядке очереди! Куда прете! Успеете!

– Эй вы, там! А ну вон отсюда! Долой безбилетников!

К обеду сад был забит мужчинами, женщинами и детьми, и все толпились, толкались, приступом брали калитку, все жаждали взглянуть на сказочный фрукт. Как осы кружили над горой вертолеты, приземлялись, из них высыпали журналисты, операторы, телерепортеры.

– С камерой цена двойная! – кричала тетя Пика.

– Да ладно, ладно, – отвечали ей. – Заплатим сколько угодно!

И деньги текли рекой в карманы двух этих жадных особ.

А покуда в саду творилось такое, бедный Джеймс сидел, запертый в своей каморке, и смотрел из окна на толпу.

– Это мерзкое существо будет путаться у всех под ногами, если только его выпустить, – рано утром объявила тетя Пика.

– Ну пожалуйста! – молил бедный Джеймс. – Я сто лет не видел других детей, и мне так хочется с кем-нибудь поиграть, а их так много придет сегодня! И, может, я билеты продавать помогу?

– Молчать! – отрезала тетя Плюха. – Мы с твоей тетей Пикой вот-вот станем миллиардершами, и нам совершенно не интересно, чтобы тут вертелись всякие.

Только потом, вечером того самого первого дня, когда публика уже разошлась по домам, Джеймса выпустили и велели ему убрать банановые и апельсиновые корки, обертки от конфет и бумагу от бутербродов – словом, все, что понабросала толпа.

– А можно мне сперва немножечко поесть? – попросил Джеймс. – У меня весь день маковой росинки во рту не было.

– Еще чего! Этого только не хватало! – рыкнула тетя Пика, пинком выдворяя его за дверь. – Тебя кормить! Делать нам больше нечего! Знаешь, как мы устали считать деньги?

– Но ведь темно же! – и Джеймс заплакал.

– А ну вон отсюда! – вопили тетки. – И чтоб духу твоего тут не было, пока все-все не уберешь!

Дверь стукнула. Ключ повернулся в замке.

9

Голодный, весь дрожа, стоял Джеймс в саду, один-одинешенек, и не знал, что делать. Черная ночь обступила его со всех сторон, и только далеко-далеко в вышине мчалась по небу белая, большая луна. И нигде ни шороха, ни шелеста, вообще ни единого звука.

Для многих людей, а для маленьких детей особенно, остаться под открытым небом в лунную ночь – это не такое уж большое удовольствие. Все кругом тихо, замерло, как неживое, а тени такие длинные, черные, и кажется, что это – непонятные чудища, которые шевелятся, едва посмотришь на них. Сук хрустнет, прошелестит листок – а вы уж прямо вздрагиваете от страха.

Вот так же и Джеймс. Он стоял, глядел прямо перед собой большими-большими от страха глазами и даже вздохнуть боялся. Совсем близко, посреди сада высилась громада Чудо-Персика. Неужто он стал еще больше? И как немыслимо странно он выглядел! Лунный свет обливал его крутые бока, серебрил их – так таинственно. Будто огромный серебряный шар лежал в траве, тихий, волшебный, чудесный.

И вдруг по спине у Джеймса побежали мурашки.

«Что-то еще, – сказал он сам себе, – что-то еще более удивительное сейчас случится со мной».

Да, он в этом просто не сомневался. Он это чувствовал. Знал.

Он огляделся по сторонам, гадая, что же это такое будет. Сад затих в серебряном свете луны. Пала роса. Великое множество росинок мигало, посверкивало в траве под ногами у Джеймса. И вдруг весь сад будто ожил, как по мановению волшебной палочки.

Сам не понимая, что делает, будто его магнитом тянули, Джеймс Генри Круизо двинулся прямо к Персику. Перелез через забор – и встал рядом с чудом. Протянул руку, дотронулся до Персика пальцем. А Персик был весь такой мягкий, и теплый, и такой немножко пушистый, как шкурка мышонка. Джеймс сделал еще шаг и потерся щекой об эту нежную кожицу. И тут-то – вдруг! случайно! – заметил, что совсем рядом, возле самой земли, в боку у Персика дыра.

10

Дыра была довольно большая – такую могла бы прорыть, скажем, лиса.

Джеймс присел на корточки, сунул в дыру голову.

И заполз.

И пополз дальше.

«Ну, это я вам скажу, вовсе и не дыра, – думал Джеймс, сам не свой от волнения. – Это же прямо туннель какой-то!»

В туннеле было темно и сыро, и стоял там удивительный запах – пахло спелым, сочным персиком. Пол под коленками у Джеймса был сырой, стены мокрые, липкие, а с потолка так и стекал персиковый сок. Джеймс открыл рот, поймал несколько капель. Ну ни с чем не сравнимая вкуснота!

Туннель шел вверх, к самому центру гигантского фрукта. То и дело – каждые несколько секунд – Джеймс останавливался и чуть-чуть отъедал от стенки. Персик оказался сочный, свежий, а сытный – ну сказочно!

Джеймс все полз, полз и вдруг – бах! – наткнулся головой на что-то ужасно твердое. Он поднял глаза. Перед ним стояла твердая стена. Сперва Джеймсу показалось, что она деревянная. Он ее пощупал. Да, и взаправду похоже на дерево, только все в каких-то глубоких-глубоких бороздах и зазубринах.

– Ой, что я, Господи! – сам себе сказал Джеймс. – Все же понятно! Это его косточка!

И тут он разглядел, что в косточке тоже проделана дверца. Толкнул. Дверца распахнулась. Джеймс в нее прополз – и даже не успел поднять голову, оглядеться, понять, куда попал, как услышал голос:

– Смотрите, кто пришел!

И другой голос:

– Тебя-то мы и ждем.

Джеймс вздрогнул, глянул туда, откуда раздавались голоса, и весь побелел от ужаса.

Он хотел встать, но коленки у него так дрожали, что пришлось тут же опять опуститься на четвереньки. Оглянулся, хотел сбежать, но двери как не бывало. Позади стояла сплошная коричневая стена.

11

Очень медленно Джеймс обвел комнату взглядом, и глаза у него от испуга стали совсем квадратные.

Какие-то животные, кто сидя в креслах, кто развалясь на диване, пристально уставились на него.

Животные?

Или, кажется, насекомые?

Но насекомые – это же, как правило, что-то такое маленькое, правда? Кузнечик, например. Он – явно насекомое.

Да, но как вы назовете кузнечика, когда он величиной с собаку? И притом с крупную собаку? Его как-то уже не очень хочется называть насекомым, ну согласитесь!

Тем не менее именно Старый Зеленый Кузнечик величиной именно что с крупную собаку сидел сейчас перед Джеймсом в другом конце комнаты.

А рядом со Старым Зеленым Кузнечиком сидел колоссальный Паук.

А рядом с Пауком сидела гигантская Божья Коровка, и на ее багряном панцире красовалось девять черных пятен.

Эти трое сидели в роскошных креслах.

Рядом на диване уютно развалились Многоног и Червяк.

В дальнем углу на полу лежало что-то такое белое, толстое – судя по всему, Шелковичный Червь, Шелковичник. Но он крепко спал, и никто не обращал на него ни малейшего внимания.

Все эти «животные» были ничуть не меньше самого Джеймса, и в странном, откуда-то с потолка льющемся зеленоватом свете вид у них был, прямо скажем, ужасающий.

– Мне кушать хочется! – объявил Паук, не отрывая глаз от Джеймса.

– Да, и я умираю с голоду! – поддакнул Старый Зеленый Кузнечик.

– И я! – крикнула Божья Коровка.

Многоног потянулся на диване.

– Все умирают с голоду! – подытожил он. – Нам необходимо подкрепиться.

И четыре пары черных сверкающих глаз так и вперились в Джеймса.

Многоног изогнулся, словно хотел соскользнуть с дивана, но не соскользнул.

Все долго-долго молчали.

Паук – то есть, вернее, Паучиха – открыла рот и облизнула губы длинным черным языком.

– Ну, а ты? Ты кушать не хочешь? – вдруг спросила она, глядя прямо в глаза Джеймсу.

Бедный Джеймс прижался спиной к стене и так дрожал от страха, что ни слова не мог вымолвить.

– Что это с тобой? – забеспокоился Старый Зеленый Кузнечик. – Уж не заболел ли ты?

– Он сейчас в обморок упадет, честное слово, – объявил Многоног.

– Ах, боже ты мой, бедняжка! – вскрикнула Божья Коровка. – Уж не вообразил ли он, что мы его собираемся скушать?

Все так и покатились со смеху.

– Ну и ну! – вскричали все хором. – Что за дикая мысль!

– Не бойся, – сказала ласково Божья Коровка. – У нас и в мыслях не было тебя обижать. Ты теперь с нами, ты наш, ты принят в нашу команду.

– Я тебя целый день поджидал, – сказал Старый Зеленый Кузнечик. – Уж опасались, что не явишься. Ну что ж, весьма рад, весьма рад.

– Взбодритесь, юноша, взбодритесь! – сказал Многоног. – И помогите мне, будьте добры, стянуть эти башмаки. Без посторонней помощи этот процесс у меня отнимает бездну времени.

12

Джеймс решил, что, в силу обстоятельств ломаться не стоит, а потому пересек комнату, подошел к Многоногу и встал перед ним на колени.

– Благодарю вас, – сказал Многоног. – Вы очень любезны.

– У вас так много ботинок, – пробормотал Джеймс.

– У меня много ног, – гордо отвечал Многоног. – Сто, если точней.

– Начинается! – это Червяк наконец-то открыл рот. – И как только не надоест трепаться? Сто! Ничего не сто! Сорок две ноги у тебя, от силы. Да вот беда – считать никому не хочется! Лень! Вот и верят ему на слово. А сорок две ноги – не велико диво. Подумаешь – ну, сорок две! И вообще, не в ногах счастье.

– Бедный малый, – шепнул Многоног на ухо Джеймсу. – Он абсолютно слепой. Он не видит моего великолепия.

– Я лично считаю, – продолжал Червяк, – что истинный подвиг – совсем не имея ног, тем не менее прекрасно ходить.

– И это называется – ходить! – хмыкнул Многоног. – Да ты просто-напросто ползаешь. Ты пресмыкаешься.

– Я – скольжу, – строго поправил Червяк.

– Да уж, ты скользкий субъект, – не уступал Многоног. – Одно слово – гад.

– Никакой я не гад, – отрезал Червяк. – Все меня любят и уважают. Спроси любого садовника. А вот ты…

– Я паразит, – объявил Многоног, с широкой улыбкой оглядывая собравшихся.

– Не понимаю, чем тут гордиться, – сказала Божья Коровка и улыбнулась Джеймсу. – Интересно, что в этом выдающегося?

– Я в нашем обществе – единственный паразит! – крикнул Многоног, все еще сияя улыбкой. – Старый Зеленый Кузнечик не в счет. Для него все в прошлом. Какой уж там паразит из дряхлого старика!

Старый Зеленый Кузнечик обратил свои огромные черные глаза на Многонога и смерил его испепеляющим взором.

– Юноша, – сказал он медленно, тихо, с печальной усмешкой. – Я в жизни никогда не бывал паразитом. Я музыкант.

– Именно! Именно! – крикнула Божья Коровка.

– Джеймс… – начал Многоног. – Ведь ваше имя Джеймс, не так ли?

Джеймс кивнул.

– Ну так вот, Джеймс. Случалось ли вам когда-нибудь встречаться с таким чудесным, колоссальным Многоногом, как я?

– Ой, ну что вы, – сказал Джеймс. – И как это вы так вымахали?

– О, это было непросто, – сказал Многоног. – Очень даже непросто. Могу рассказать. Я бил баклуши под старым персиковым деревом и вдруг вижу: что-то странное, зеленое пролетело у меня перед носом. Ярко-ярко-зеленое, должен вам доложить, и невероятно красивое – не то камень, не то кристалл.

– О, тогда я понимаю! Я понимаю! – крикнул Джеймс.

– Да, и со мной приключилось то же самое, – вставила Божья Коровка.

– И со мной, – подтвердила мисс Паук. – Вдруг везде-везде-везде оказались эти зеленые шары.

– Я лично взял и один такой проглотил, – с достоинством произнес Червяк.

– И я, – сказала Божья Коровка.

– А я проглотил целых три! – крикнул Многоног. – Но кто, интересно, рассказывает? Попрошу не перебивать. Я сам продолжу эту историю.

– Поздно уже истории-то рассказывать, – заметил Старый Зеленый Кузнечик. – Давно пора на боковую. Спать, спать, спать!

– Я категорически отказываюсь спать в ботинках, – крикнул Многоног. – Сколько еще там осталось, а, Джеймс?

– Пока я снял двадцать, по-моему, – сказал Джеймс.

– Значит, осталось восемьдесят, – отвечал Многоног.

– Никаких не восемьдесят! – крикнул Червяк. – А всего двадцать два. И почему надо вечно врать?

– Да уж, Червяк твердо стоит за правду, – заметила Божья Коровка.

– И на чем это, интересно, он за нее стоит? – и Многоног расхохотался.

– В ногах вообще правды нет, – печально вздохнул Червяк.

– Ну, это у кого как! – и Многоног прямо зашелся от смеха.

– Не понимаю, зачем так кичиться своим многоножеством и вечно пускать Червяку пыль в глаза, – заметила Божья Коровка.

– В глаза? Червяку?

И тут уж Многоног буквально зашелся от смеха.

Джеймс подумал, что ему все-таки нравится Многоног. Конечно, он был тот еще шельмец, кто спорит, но как же приятно, когда рядом с тобой хохочут! За все время, пока Джеймс жил с тетей Пикой и тетей Плюхой, он ни разу не слышал, чтоб они смеялись.

– Спать, спать, спать, – повторил Старый Зеленый Кузнечик. – Завтра нам всем предстоит трудный день. Не будете ли вы так добры, мисс Паук, приготовить нам постели?

13

Не прошло и пяти минут, как мисс Паук приготовила первую постель. Она свисала с потолка на веревках, так что, если придираться к словам, это скорей был гамак. И тем не менее это была великолепная, мягкая постель, и она переливалась, как шелк, в бледном свете.

– Надеюсь, я вам угодила, – сказала мисс Паук Старому Зеленому Кузнечику. – Я уж старалась, чтобы помягче. Из легчайшей шелковой паутины плела. Самого лучшего, исключительного качества. Себе лично я такой роскоши не позволяю.

– Сердечно вам признателен, сударыня, – сказал Старый Зеленый Кузнечик, взбираясь в гамак. – Ах! Именно о такой постели я всю жизнь мечтал. Спокойной ночи. Приятных сновидений. Всем-всем-всем.

Потом мисс Паук сплела еще один гамак, на сей раз для Божьей Коровки.

Затем она сплела длинный-длинный гамак для Многонога и – еще длиннее – для Червяка.

– А ты как любишь спать? – спросила она у Джеймса, когда пришла его очередь. – На мягком? Или на жестком?

– Спасибо большое, на мягком, если можно, – сказал Джеймс.

– Ради бога! Перестаньте глазеть по сторонам и зевать! Сосредоточьтесь на моей обуви! – крикнул тут Многоног. – Эдак мы с вами не уложимся в срок до самого утра. И, будьте любезны, ставьте ботинки поаккуратней. Попарней. Не швыряйте их как попало.

Джеймс изо всех сил трудился над обувью Многонога. Вся она была на шнурках, а их попробуй-ка распусти, и, главное, они были завязаны такими хитрыми узелками, что Джеймсу в конце концов пришлось пустить в ход собственные ногти. Просто ужас! Разувание Многонога заняло целых два часа! И, когда был стянут последний ботинок, составилась двадцать одна аккуратная пара. А сам Многоног давно уже спал крепким сном.

– Проснитесь, – Джеймс легонько ткнул его в брюхо. – Пора ложиться в постель.

– Благодарю вас, милое дитя, – пробормотал Многоног и приоткрыл один глаз. Он сполз с дивана, протрусил через комнату и забрался в гамак. Джеймс тоже лег в свой гамак и – ах! Какой он оказался удобный, какой мягкий, особенно по сравнению с голыми досками, на которых заставляли его спать тетя Пика и тетя Плюха.

– Выключи свет… – пробормотал Многоног сквозь сон.

Никто не отозвался.

– Выключи свет, тебе говорят! – и в голосе Многонога уже звенели раздраженные нотки.

Джеймс оглядел комнату, пытаясь понять, к кому обращен приказ, но все крепко спали. Старый Зеленый Кузнечик громко посапывал. Божья Коровка дышала с присвистом, а Червяк, свернувшись калачиком, откровенно храпел. Мисс Паук сплела для себя в углу прелестную паутину, устроилась в самой середке и уютно урчала во сне.

– Кому сказано – выключи свет! – рявкнул Многоног.

– Вы это мне? – спросил Джеймс.

– Еще чего! Дурак я, что ли? – огрызнулся Многоног. – Этот полоумный Жук-Светляк заснул, а свет забыл выключить.

Тут только Джеймс глянул на потолок и – о, боже! – что он увидел! Нечто вроде гигантской бескрылой мухи, ростом в метр, не меньше, вверх тормашками, стояло посреди потолка на шести своих ногах, а хвост – хвост был буквально объят пламенем. Яркий зеленый свет, как от самой сильной электрической лампы, шел от этого хвоста и заливал комнату.

– И это – Жук-Светляк? – поразился Джеймс. – Вот уж никогда бы не подумал, что это вообще жук.

– Жук, жук, кто же еще, – проворчал Многоног. – Жук-Светляк. Сам себя так величает. Хотя, по сути дела, вы совершенно правы. В нем нет ровно ничего жуковского. Муха, она муха и есть, и больше ничего. Э, да ладно, пусть будет Жук-Светляк, раз ему так хочется. Эй ты, соня, проснись!

Но Жук-Светляк и лапкой не повел, и пришлось Многоногу нагибаться и поднимать с полу ботинок.

– А ну выключай давай свой отвратный свет! – Многоног запустил в потолок ботинком.

Жук-Светляк медленно приоткрыл один глаз и посмотрел на Многонога.

– Зачем грубить? – произнес он холодно. – Все в свое время.

– Давай, давай, живей! – закричал Многоног. – Не то я встану и сам его затушу!

– О, привет, Джеймс! – сказал Жук-Светляк, улыбнулся Джеймсу и помахал ему. – Не заметил, как ты вошел. Привет-привет, рад, очень рад видеть, и – спокойной ночи.

Щелк – и свет погас.

Джеймс лежал в темноте, широко открыв глаза, слушал, как посапывают, похрапывают и урчат вокруг, и думал о том, что же, интересно, с ним приключится завтра. Он уже, в общем, успел привязаться к новым друзьям. И вовсе они не такие страшные, как сперва ему показалось. И вообще они совсем не страшные. Приятные, милые, по большей части воспитанные, а если и пререкаются между собой – подумаешь, дело большое!

– Спокойной ночи, Старый Зеленый Кузнечик, спокойной ночи, Божья Коровка, – шепнул Джеймс, – спокойной ночи, мисс Паук… – но всех перечислить он не успел, потому что уже спал крепким сном.