Текст книги "От тебя бегу к тебе"

Всю дорогу в метро я думала о том, что я скажу Бенджамину. Наверное, мне стоило сказать ему, что я поддалась спонтанному порыву – эти слова могли бы открыть путь к его сердцу. Другой вариант – сказать, что я проехала через весь город ради одного его поцелуя, а после этого поцелуя готова уйти. Бенджамин не сможет устоять и выдворить меня за порог!

С подзуживавшей меня уверенностью я вышла из поезда на станции Кольерс-Вуд и пошла пешком до квартиры Бенджамина. Он жил на первом этаже дома неподалеку от станции метро, в районе, являвшем собой замечательный образчик новомодного стиля шебби-шик, где на каждом шагу были магазинчики с натуральными продуктами и художественные галереи. Остановившись у входной двери нужного мне дома, я покосилась на окна Бенджамина. Жалюзи на них были опущены. Но за ними поблескивал свет. Я нажала на кнопку звонка. Прошло несколько секунд. Я позвонила снова. Прошла еще минута, и мои уши уловили доносившиеся из квартиры Бенджамина звуки ситара – такие тягуче-подрагивающие и такие завораживающие!

Я направилась к эркерному окну его гостиной. Деревянные жалюзи были опущены, но не равномерно. И посередине между их ламелями зияла пятисантиметровая брешь. Я присела на карниз и заглянула внутрь. И… ахнула от потрясения. Бенджамин лежал голый на полу гостиной, а верхом на нем сидела – тоже голая – Лаура! Я не только разглядела ее лицо. Я еще увидела ее пирсинги на голых, бесстыжих сиськах и еще три пирсинга на том месте между ее ног, где скрывался напряженный штопор Бенджамина.

Не в силах отвернуть голову, я смотрела, как они занимаются сексом. Я видела мерцавшие вокруг них свечи, я слышала сливавшиеся в экстазе стоны и противное клацанье пирсингов Лауры – как будто кто-то позвякивал мелочью в карманах своих штанов. Их движения становились все быстрее, а потом я подпрыгнула, потому что Бенджамин закричал «НАМАСТЕ!».

Я встала, не зная, что делать. Меня одновременно душили и злость, и отчаяние, и недоумение. Я побрела по тропинке к дороге, а дойдя до ворот, повернула обратно во двор. Подошла к входной двери и, вонзив палец в кнопку звонка, надавила на нее что было силы. И не отпускала, пока в гостиной не загорелся яркий свет. Наконец дверь распахнулась, и на пороге вырос Бенджамин в своем домашнем халате.

– Натали… намасте, – пробормотал он.

Потом осмотрел меня с ног до головы, задержав взгляд на моей короткой юбке и каблуках. И на слишком большой сумке. А я совершенно растерялась и не нашла ничего лучшего, как взвизгнуть под стать своей матери:

– Как ты думаешь, что ты сейчас делаешь?

Бенджамин, похоже, рассвирепел.

– Как что? Я медитирую, Натали. Я говорил тебе, что буду медитировать. Почему ты не считаешься с моими желаниями? Почему ты ведешь себя так пассивно-агрессивно?

– Кто? Я?

– А кто же еще! Говорю тебе, я медитирую. Мне нужны тишина и спокойствие, а ты заявляешься ко мне без предупреждения, да еще разодетая настолько провокационно, чтобы я не смог сказать «нет» и был вынужден тебя впустить в квартиру. Но ты просчиталась, дорогуша. Я не собираюсь потворствовать твоему пассивно-агрессивному поведению! – повысил голос Бенджамин.

А у меня от такого заявления отвисла челюсть.

– Мне просто захотелось тебя повидать… – пропищала я.

– А мне просто хочется немного личного пространства. Может быть, я хочу побыть один. – Он уставился на меня, и я напрочь лишилась слов. Я попыталась что-то сказать, но из моего рта не вырвалось ни единого звука.

– Пока еще светло. Садись на метро и возвращайся домой. А из дома пришли мне эсэмэску, что добралась благополучно, договорились? – сказал Бенджамин.

Он улыбнулся и закрыл дверь. Я постояла под ней немного, но вся моя энергия предательски улетучилась.

Побежденная и сокрушенная, я вернулась к станции метро, села в поезд и поехала домой.

Женщина в черном

Я вернулась к себе, легла в полной темноте в постель и уставилась в потолок. Мой дом очень тихий; никаких журчащих и булькающих звуков, которые обычно издают трубы в стенах, когда по ним течёт вода, в моей квартире никогда не слышалось. Вот и на этот раз – время шло, а трубы хранили молчание, и до моих ушей доносилось только равномерное тиканье часов на кухне. Я постаралась убедить себя в том, что просто нарисовала в своём воображении секс Бенджамина и Лауры. Но гадкая сцена упорно не хотела исчезать из моей памяти.

В итоге я провела бессонную ночь, пытаясь понять: почему? Что есть такого у Лауры, чего нет у меня? Татуировки и пирсинги… А что есть у меня, чего нет у Лауры? Волосы. Я прокручивала эти мысли в голове снова и снова… Это и есть то, чего хочет Бенджамин?

Я попробовала представить себя обритой наголо… Нет, я никогда не решусь на такой шаг добровольно! А все эти пирсинги на теле? Сколько раз я цеплялась заусеницами за плед! Обо всех этих металлических финтифлюшках на нежной коже нечего было и думать.

Я обрадовалась наступлению утра и возможности снова сосредоточиться на работе. Предстояла первая репетиция «Макбета». Я отправилась в театр и по дороге заскочила в «Гранде». А там встретила Никки. На ней был брючный костюм цвета электрик, отлично сочетающиеся с ним синие туфли на шпильках и синие очки.

– Нет, котик, возьми ручку и запиши… – пристала она к новому баристе, который ещё не успел узнать её кофейные пристрастия. – Колумбийский кофе без кофеина с соевым молоком, без пенки, двадцать граммов сиропа из фундука, для топпинга немножко соевых сливок с напылением какао-пудры. И когда будете кипятить соевое молоко, медленно всыпьте в него вот этот сахарозаменитель, – Никки вручила маленький пакетик баристе, лоб которого обильно смочился капельками пота.

Парень только кивнул ей в ответ.

– А мне обычный маленький «американо», – поспешила я облегчить участь бедолаге.

– Привет, Нат, – распахнула мне свои объятия Никки. – Я сегодня в синем прикиде, а ты сама вся синяя.

– Мне просто не удалось толком поспать, – пояснила я.

– Тебе не стоит переживать о том, как сегодня всё пройдет… это будет замечательно, – сказала она.

Бариста передал ей большую кружку кофе, и Никки, приподняв свои очки, вперила в неё пристальный взгляд. И тут я осознала: я зациклилась на Бенджамине, когда вокруг происходило столько гораздо более впечатляющих событий! Почему я стала уделять столько внимания ему и нашим неблагополучным отношениям?

Никки заявила, что она довольна кофе. Я схватила свой «американо», и мы направились в театр. У Старой Библиотеки я на мгновение остановилась. На краю тротуара стоял контейнер для крупногабаритного мусора, и несколько рабочих в касках энергично заполняли его через брешь в выцветшем брезенте, закрывавшем все здание. Я попыталась заглянуть внутрь.

– Дорогуша, это подождёт, – сказала Никки и показала пальцем на здание через дорогу: – Сейчас нам надо в Театр на Равен-стрит.

Около главного входа в наш театр толпились, поёживаясь, репортёры. А чуть в сторонке перетаптывались самые стойкие фанаты Райана Харрисона. Среди них были совсем юные девчонки, пара слащавых стариков и худой манерный парень, опиравшийся на ручки инвалидного кресла-каталки, в котором сидела небольшая светловолосая девушка. Они вежливо посторонились, давая нам пройти.

– Когда приедет Райан? – поинтересовался худосочный паренёк.

– Понятия не имею. Я – всего лишь уборщица, – соврала Никки, открывая дверь.

Возле худощавого паренька с креслом-каталкой звезду поджидали миловидная девочка лет двенадцати, не больше, и ее мама. Полнотелая и пышногрудая родительница в коротком, явно маловатом ей красном платье бесцеремонно схватила меня за руку:

– Бетани хочет подарить Райану Харрисону мягкую игрушку… – Толстуха подтолкнула локтем дочь.

Девочка протянула мне маленького плюшевого медвежонка, сжимавшего в лапах сердечко. И её лицо расплылось в беззубой умоляющей улыбке.

– Хорошо, – взяла я игрушку. – Я обязательно передам её актёру.

– Спасибо! – благодарно оскалилась Бетани.

Я вошла в фойе театра, где меня поджидала Никки.

– Нат, дорогуша! Не связывайся ты с сумасшедшими! – сказала она.

– Но эта девочка такая милая! – возразила я.

– Половина девятого утра, будний день, а она стоит в Сохо. А как же школа?

– Может, она завернула сюда по дороге в школу, – допустила я.

– Поверь мне, Нат, они такие же сумасшедшие, как и все остальные.

– Но ты глянь! – заспорила я. – Вон тот худой паренёк привёз свою подругу в кресле-каталке. Она сжимает в руках альбом для автографов.

Никки кинула взгляд сквозь стеклянную дверь и округлила глаза:

– Да это избитый трюк – привезти подругу в инвалидном кресле…

– Никки!!!

– Что Никки? Я четыре раза общалась с Брюсом Спрингстином[18]18
  Американский автор-исполнитель и лидер группы EStreetBand; известен благодаря своим рок-песням с поэтичными текстами, основной темой которых является его родина, Нью-Джерси. 20-кратный лауреат премии «Грэмми», обладатель премии «Оскар», двух «Золотых глобусов» и специальной премии «Тони».


[Закрыть]. И знаешь как? Благодаря Конни Бувье…

– А кто такая Конни Бувье? – спросила я.

– Одна школьница в инвалидной коляске… Мы выследили Брюса во время его тура «Рожденный в США»… Нам даже удалось попасть в его гримерку. И никто не приставал к нам с вопросами, когда я толкала перед собой коляску с Конни. Все фанаты сумасшедшие, Нат! Запомни это!

Я опустила глаза на очаровательного маленького плюшевого медвежонка и последовала за Никки вверх по лестнице.

Сбор был назначен на половину девятого в репетиционном зале на четвертом этаже. Зал этот большой, с высокими потолками и без лишней мебели. Паркетный пол сверкает под лампами дневного света. А ряд окон на одной из стен закрашен черным цветом.

Когда мы вошли, Байрон, режиссер, расставляла посередине зала складные стулья в большой полукруг. Она кивнула нам в знак приветствия. На Байрон была надета футболка с принтом ZZ Top[19]19
  Культовая американская блюз-рок-группа, основанная в 1969 г. в Хьюстоне, шт. Техас. Стиль – блюз-рок с элементами буги-вуги и хард-рока; тексты песен в подавляющем большинстве несерьезны.


[Закрыть], аккуратно заправленная в вареные джинсы с высокой посадкой. А свои серо-пепельные волосы, которые у нее длиной до талии, Байрон завязала на этот раз в хвост.

Нам очень повезло, что она согласилась ставить у нас «Макбета». Байрон – серьезная, деловая и требовательная режиссер. Родом она из Новой Зеландии. Но за ее плечами – огромный опыт. Она успела поработать во всех театрах Уэст-Энда.

В углу зала мы заметили Ксандера. Он ставил кипятильник на стол с пластиковыми чашками, чайными пакетиками и растворимым кофе. Парень сразу подошел к нам и похвастался клетчатым жилетом, который он специально надел по такому знаменательному случаю. Следом за нами в зал вошел наш режиссер-постановщик Крейг – низкорослый, темноволосый и довольно импозантный на вид мужчина, с озорным чувством юмора. Когда он смеется, а делает он это частенько, все его лицо оживает. Он, как и Байрон, – один из лучших профи в своем деле и поставил нам массу достойных спектаклей.

Байрон встала у двери, как только начали подтягиваться актеры. Они заходили в зал, говорили всем и никому «Привет» и устремлялись прямиком к столу с кипятильником. А налив себе чай или кофе, разбивались на небольшие группы за пустопорожней болтовней. Когда в зал вошел Райан, атмосфера сразу изменилась. Все затихли и немного напряглись в боевой готовности. Райан заявился на репетицию в сером тренировочном костюме с рюкзаком за плечами. Байрон пожала актеру руку и завела с ним разговор.

– У, да он выглядит реально напуганным, – сказал Ксандер.

– Ты не говорила, что он такой коротышка! – добавил Крейг.

– Голливудские звезды как рождественские елки. Платишь за каждый фут роста, – насмешливо сказала Никки.

– Эй, вы там, потише! – прошипела я.

В зал неспешной плавной походкой вошла высокая темноволосая девушка и присоединилась к разговору Райана и Байрон.

– Нет, вы гляньте! Леди Макбет выше Райана на целый фут![20]20
  Фут – единица измерения длины в английской системе мер, равная 0,3048 м.


[Закрыть] – указал на нее пальцем Крейг. – Нам надо будет решить этот вопрос с костюмерами. Или обувь ему на каблуке, или большую корону на голову…

– Это круто, Крейг, – сказала Никки. – Леди Макбет могла бы пошутить над тем, что в постели все одного роста.

– В песню новых слов не вставишь, – перефразировал известную пословицу Крейг и, изобразив на лице притворное негодование, авторитетно заявил: – Нельзя добавлять реплики в авторский текст.

В этот момент Райан обернулся, улыбнулся и подошел к нам.

– Привет, ребята, что новенького? – сказал он.

– Мы как раз говорили о том, как мы рады, что ты с нами. Здорово иметь такого классного актера в своей команде! – сказала я. В зале установилась тишина. Похоже, все решили, что я начала говорить речь. И мне не осталось ничего другого, как её произнести:

– Всем привет! Всем доброго утра! Пожалуйста, не церемоньтесь! Берите чай или кофе. Для тех, кто ещё нас не знает, я – Натали Лав, директор и худрук театра. Это Никки Батгейт, глава нашего отдела рекламы, а это Ксандер Кемпбелл, наш администратор…

Все актеры поприветствовали нас рукоплесканиями. Никки выступила вперед и присела в легком реверансе под дружный взрыв смеха. Я усмехнулась и продолжила:

– Мы с Никки основали этот театр пять лет назад. И мы очень взволнованны из-за того, какой резонанс получила у публики эта постановка. Билеты на все спектакли практически распроданы. И в этом большая заслуга нашего невероятно одаренного Райана Харрисона.

Тут мне пришлось сделать паузу, потому что все актеры снова зааплодировали и одобрительно загудели. Райан застенчиво улыбнулся.

– Я бы хотела добавить, что наш режиссер Крейг создал поистине талантливую труппу. Нам очень приятно видеть всех вас здесь. И мы ждем не дождемся, когда состоится премьерный спектакль!

Снова раздались аплодисменты.

– И последнее, но не менее важное! – добавила я. – Райан! Сегодня утром у входа в театр я встретила группу твоих преданных поклонников. Среди них была очаровательная девочка по имени Бетани. Так вот… она попросила меня пожелать тебе удачи и передать вот это…

С этими словами я вручила Райану медвежонка, и по залу пронеслось всеобщее «А-ах!».

– Вот спасибо! – воскликнул Райан, разглядывая медвежонка. – Я действительно чертовски рад знакомству с вашим театром. И горю нетерпением с вами работать, – Райан надавил на маленькое сердечко в лапах медвежонка, и по репетиционному залу задребезжал в скверной записи голос полнотелой мамаши Бетани:

– Меня зовут Дон Мэтьюз. Я люблю тебя, Райан. И в постели я – просто огонь! А мой муженек по ночам работает. Напиши мне на 07984567341…

Все разом замолчали. Я застыла в шоке и ужасе. В середину зала вышла Байрон:

– Рибята! Ведете, как важно сохранять бдетильность при общении с фанатами местира Хиррисона, – проговорила она со своим характерным новозеландским акцентом. Затем протянула актеру маленький металлический ящик, и Райан бросил в него медвежонка. Актер заметно побледнел. А Байрон продолжила:

– Если вы уведете кого-то или что-то подозретильное, пожалуйста, сообщайте об этом или мни, или руководству тиатра. И я также настаиваю, чтобы все челены труппы в рипитиционном зале повыключали свои мобильники и отдали их мне.

– Ну, что я тебе говорила, Нат? – воскликнула Никки, когда мы вернулись в кабинет. – Фанаты сумасшедшие!

– Я в шоке, – пробормотала я, выглянув из окна на улицу. – У меня огромное желание спуститься вниз и высказать этой тетке все…

– Что? Успокойся, Нат! Нам еще столько всего надо сделать. А внизу тебя сейчас наверняка встретит целая орава ещё более безумных фанатов.

Я села за рабочий стол и вошла в свой ноутбук.

– Нужно позвонить в кассу Вэл, – сказала я. – Предупредить ее, чтобы была настороже. И чтобы ни одна мышь не прошмыгнула мимо нее в театр.

Остаток дня мы провели, читая сообщения по электронной почте, открывая новые посты и проверяя контракты со всеми актерами, задействованными в «Макбете». Я пообщалась с управляющим бара и заведующей билетной кассой, просмотрела их отчеты и потратила несколько часов на уточнение бюджета с главбухом. А поздно вечером, после очередной чашки кофе, Ксандер уточнил список спектаклей, которые мы запланировали посмотреть в течение недели. Мы с Никки стараемся посмотреть как можно больше постановок, чтобы быть в курсе театральной жизни нашего города и приглядеться к тому или иному актеру, которого мы могли бы задействовать в наших будущих пьесах. И как раз этим вечером Никки должна была пойти со мной, чтобы оценить актрису, игравшую главную роль в «Женщине в чёрном»[21]21
  «Женщина в черном» – пьеса ужасов Стефана Маллатрата, основанная на одноименном романе Сьюзан Хилл. Впервые была поставлена в 1987 году.


[Закрыть] в театре «Фортуна». Но ей удалось договориться об ужине с редактором отдела развлечений журнала «Хит». Поэтому я позвонила Шэрон и попросила ее составить мне компанию.

Мы встретились с подругой в половине седьмого в маленьком темном пабе напротив театра «Фортуна». Шэрон подъехала туда прямо с работы (она возглавляет отдел сортировки Королевской почты на Нью-Кросс).

– Привет, Нат! – улыбнулась Шэрон, заключив меня в крепкие объятия. – Мне необходимо выпить бокал вина. У нас сегодня случился жуткий переполох из-за посылки со спорами сибирской язвы. А на поверку та коробка оказалась забита пудрой для лица какой-то старой грымзы.

– Ладно, я заплачу, – кивнула я.

Шэрон кинулась отвоевывать столик, а я протолкалась к барной стойке. Вернувшись к подруге с двумя бокалами вина, я пересказала ей все события дня, дав ей вволю посмеяться. А потом я сообщила ей о том, что со мной произошло накануне вечером. И Шэрон перестала смеяться. Дождавшись, когда я замолчу, она отпила глоток вина и с пару секунд поиграла ножкой бокала. А потом с ее губ полилось:

– Нат, как бы ужасно это ни звучало, но я испытываю не сожаление, а огромное облегчение. Потому что этот Бенджамин – натуральный гондон и придурок, который боится ответственности и бежит от всяческих обязательств. И еще он – гад, мерзавец и сукин сын. И совершенно тебе не подходит. Я вообще не понимаю, почему ты цепляешься за него. Что это – неодолимое физическое влечение или одиночество? Разве может такой пустышка и выпендрежник тебя осчастливить?

– Ладно, Шэрон, давай сейчас не будем об этом, – попробовала я остановить подругу.

Но она так распалилась, что моя попытка не увенчалась успехом. И Шэрон продолжила смаковать недостатки Бенджамина:

– У него нет чувства юмора. Он – самовлюбленный павлин и законченный эгоист. Строит из себя умного, утонченного и глубокого человека, а на самом деле мелок, как лужа.

– Шэрон! – повысила я голос.

– Извини, Нат, – спохватилась подруга и резко замолчала.

Но тут понесло уже меня:

– А что за речи мы толкали вчера? «Кого бы ты ни полюбила, Нат, я приму твой выбор. И поддержу тебя… Я полюблю этого человека, раз его полюбила ты».

– Он же тебя обманывает! Он изменяет тебе с другой! Хорошенькое «намасте», ничего не скажешь! «На тебе!» Знаешь что? Каждый раз, когда он говорил «намасте», тебе следовало называть его чудаком на букву «м». Тогда бы он прекратил использовать это словечко!

Мои глаза стали заполняться слезами, и я вытерла их тыльной стороной ладони.

– Не смей лить слезы из-за этого козла! – Порывшись в своей сумочке, Шэрон протянула мне носовой платок. – Ну-ка, улыбнись! И не дуйся на меня. Мне просто невыносимо видеть тебя настолько несчастной. Надо было давно растереть эту сволочь в порошок. Все остальное в жизни у тебя хорошо, а он лишает тебя радости бытия, заставляет переживать и нервничать.

– Ты права, – сказала я, вытирая лицо носовым платком. – Только я не знаю, что теперь делать.

– Как что? Первое, что тебе следует сделать – это заехать ему прямо по яйцам мыском своей остроносой туфли.

Я рассмеялась и тут же вконец разревелась.

– Ты не представляешь, что такое одиночество, Шэрон. Я так страдаю из-за этого. И чем дальше, тем больше. У тебя замечательная семья…

– Которой бы у меня не было, не повстречай я Фреда. Я нашла своего человека. И ты обязательно найдешь своего…

– Мне уже поздновато заниматься поисками, – скривилась я и тихо добавила: – А что, если Джейми был тем самым… моим человеком?

– Джейми не был твоим человеком, – безапелляционно заявила Шэрон. – И неужели ты и вправду думала, что сможешь выйти замуж за Бенджамина?

– Нет. Но он же собирался поехать со мной на крестины.

Шэрон фыркнула.

– Что же мне делать? – снова всхлипнула я.

– Ну, спускать ему такое с рук точно нельзя. У тебя есть ключ от его квартиры? Мы могли бы наведаться туда в его отсутствие, порезать на клочки все его шмотки и выбросить их из окна!

– Увы, у меня нет ключа от квартиры Бенджамина. Мой ключ я ему всучила, а он мне дать взамен свой даже не подумал.

– Тогда еще проще. Скажи ему – пусть сиганет с крыши и даст тебе наладить свою жизнь. Как много людей готовы убить, лишь бы расставание далось им так же легко? – Шэрон крепко обняла меня: – Пожалуй, надо заказать еще винца. Только теперь заплачу я. А ты перескажешь мне еще раз, поподробнее, ту сцену с говорящим непристойности медвежонком… И как я не додумалась сделать Райану Харрисону такой подарочек! А ведь на прошлой неделе я возила Эми на фабрику плюшевых игрушек в Уэстфилде.

За новым бокалом Шэрон удалось меня развеселить и взбодрить. И, допив вино, мы отправились через дорогу смотреть спектакль. Несмотря на то что это была история о старой деве, сошедшей с ума от одиночества, «Женщина в черном» оказалась потрясающей постановкой! Я не смотрела этот спектакль уже несколько лет и подзабыла, насколько он пробирает зрителя. Минимум декораций, актеры буквально вовлекают в сценическое действо весь зал. Нам с Шэрон достались места в партере, и на протяжении всего спектакля Женщина в черном, расхаживая по залу, доходила как раз до того самого ряда, в котором сидели мы! Шэрон едва не умерла от страха; она постоянно вскрикивала и расплевала на сидевших перед нами японских туристов половину коробочки глазированного шоколадного драже.

После спектакля я почувствовала себя гораздо лучше. Мы вышли из зала с тем замечательным чувством облегчения и удовлетворения, которое испытывают люди после просмотра хорошего ужастика. И направились прямиком к служебному входу, чтобы пообщаться с той актрисой, ради «смотрин» которой я пошла на эту постановку. Мы приятно поболтали с ней и искренне похвалили спектакль.

А через полчаса мы с Шэрон сообразили, что актрисе не терпится снять грим, поспешно откланялись и направились к уже опустевшей лестнице. «Фортуна» – очень старый театр, и под нашими ногами ее ступени издавали то ли сварливый, то ли упреждающий скрип. А когда мы спустились почти до середины необыкновенно длинного пролета, все светильники внизу внезапно погасли. Шэрон нервно схватила меня за руку.

– Что за чертовщина! Я ничего не вижу! – прошипела она.

Через пару секунд врубилось аварийное освещение, окрасив мрачную лестницу зеленоватыми, мертвенно-бледными тенями.

– Если мы столкнемся с Женщиной в черном, я обделаюсь, – предупредила меня Шэрон.

– Если мы и встретимся с ней, ты ее не узнаешь – она будет уже без грима, – утешила я подругу.

И мы продолжили спускаться под гулкие звуки собственных шагов, разносимых среди стен насмешливым эхом.

– А где все люди? – спросила Шэрон, не выпуская мою руку.

– Наверное, пошли домой, – предположила я.

Мы наконец спустились с лестницы и выбрались через служебный выход на аллею у театра. Аллею окутывала мертвая тишина, а луну на небе скрывала плотная завеса туч. Когда мы вышли на Расселл-стрит, нам с Шэрон стало и вовсе не по себе. Здесь тоже не было людей, уличные фонари не горели, и паб не работал.

– Не нравится мне это, жутковато как-то… – пробормотала подруга.

– Да просто отключили электричество, – пожала я плечами.

– И все-таки странно, что не горят ни фонари, ни светофоры, – поежилась Шэрон.

– А почему бы тебе не взять до дома такси? – предложила я. – Театр возместит мне расходы, а тебе ехать дальше, чем мне.

– Ты что, собираешься идти пешком, Нат? – с опаской в голосе спросила Шэрон.

– Да мне идти-то всего пять минут, – сказала я.

Из-за угла выехал черный кэб[22]22
  Знаменитое английское такси, обычно черного цвета.


[Закрыть] с включенными фарами. Я вытянула руку, и автомобиль остановился рядом с нами.

– А давай сначала завезем тебя, – заартачилась Шэрон.

– Вот еще! Мы потеряем кучу времени, кружа по всем этим улочкам с односторонним движением. Давай, садись в такси! И не забудь взять квитанцию об оплате, – скомандовала я.

– Если я ее возьму, то ты возьмешь вот это, – порывшись в своей сумочке, Шэрон извлекла из нее допотопный баллончик. – Это перцовый спрей, – добавила она.

– Зачем ты таскаешь его с собой? – спросила я, быстро выхватив у подруги баллончик, чтобы таксист ничего не заметил.

– Фред настаивает, чтобы я носила его с собой, когда возвращаюсь с работы домой.

Окошко водителя слегка приспустилось.

– Вы еще долго собираетесь болтать? Счетчик уже тикает, – сказал таксист.

– Она уже садится. – Я поспешила затолкать Шэрон в машину.

– Прежде чем им воспользоваться, убедись, что наконечник баллончика повернут в нужную сторону, – кивнула Шэрон головой на перцовый спрей в моем кармане. – Не вздумай прыскать им себе в лицо.

– Да уж постараюсь, – ухмыльнулась я.

– И звони мне в любое время, если я тебе понадоблюсь. Не спускай Бенджамину! Ты должна с ним обязательно поквитаться за то, как он с тобой обошелся. – Шэрон послала мне воздушный поцелуй и закрыла дверцу машины.

Я помахала ей рукой. Такси тронулось с места и через пару секунд скрылось за поворотом.

Улица была темной и тихой. Сырой воздух молча обволакивал меня густой дымкой. Я подумала о мглистом болоте в «Женщине в черном» и вспомнила отчаянное ржание лошадей, когда карета потерялась в густом тумане и затонула в болоте.

Закутав шею поплотнее в воротник, я пошагала домой. Обычные пять минут показались мне вечностью. И пока я шла по Сохо, мне не попалось ни одной живой души. Фонари так и не загорелись, витрины и окна всех магазинов и ресторанов остались черны.

На Бик-стрит царила полнейшая тишина. И ни один звук не нарушил ее, пока я подходила к своему дому. Вынув пропуск, я собралась приложить его к сканеру на калитке. Но та со скрипом распахнулась сама. А когда я пересекала темный двор, на дороге раздался выстрел автомобильного выхлопа. И, к своему стыду, я не выдержала, сорвалась с места, добежала опрометью до своей двери, впихнула трясущимися пальцами ключ, влетела в квартиру, махом захлопнула за собой дверь и надела на нее цепочку. Даже не отдышавшись, я протянула руку к выключателю в гостиной. Но… чуда не произошло. Она как была темной, так и осталась.

Я вытащила телефон, включила подсветку и прошла на кухню. Пошарила по ящикам, нашла огарок свечи, зажгла его и поставила на блюдце.

Потом полезла в буфет за бокалом, и в этот момент из прихожей донесся странный, царапающий звук… Я замерла. Звук повторился. Я прокралась по квартире до входной двери и в полумраке различила за ней чье-то невнятное бормотание и шум ключа, пытавшегося попасть в замочную скважину.

Я запаниковала и кинулась к своему пальто. И только я успела достать из кармана спрей, как дверь на несколько дюймов приоткрылась и завибрировала, пробуя на прочность цепочку. А в следующий миг в зазоре показалась шарящая рука. Она явно хотела убрать преграду! Я взвизгнула, бросилась вперед и что есть силы надавила на наконечник баллончика.

– А-а-а-а! Намасте! – завопил голос.

И вдруг включился свет. Я подошла вплотную к двери и увидела на пороге Бенджамина. Упав на колени, он хватался руками за лицо. Его щеки и глаза стремительно опухали, и по лицу катились слезы.