Текст книги "Мужчина и женщина: нескончаемый диалог"

За столом, кроме меня, осталась только Бо. Я повернулся к ней:

– Бо, я рад, что вы поддерживаете Лю. Поверьте, я никак не ожидал, что может случиться такой неприятный инцидент.

– Понимаю, но так уж получилось! Может, это и к лучшему. Между прочим, я вас знаю!

– Как интересно! И что же Лю обо мне рассказывала?

– Она всегда представляла своего будущего мужа человеком европейской культуры и сожалела, что вы значительно старше ее и ведете богемный образ жизни. Я знаю, что вы ей очень понравились.

Вернулась Лю. Она была скорее опечалена, чем огорчена.

– Сожалею, господин Алекс, что все так сложилось. Но, как говорят в России, нет худа без добра. С Ван Ли мы знакомы еще со школы, но я никак не могла решиться выйти за него замуж. Он слишком консервативный и несамостоятельный. Его отец – советник мэра Пекина. Маме он помог арендовать на выгодных условиях магазин в одной из центральных гостиниц… Господин Алекс, представить не могу, как вы решились на такой шаг! Мы же едва знакомы! Если бы я это сказала при маме и других гостях, они бы все равно не поверили. Но видит бог, я ничего от нее не скрываю! Простите, господин Алекс, я не заслужила такого подарка и не могу его принять.

– Да, похоже, сегодня день сюрпризов… Послушай, Лю, тебе исполнилось двадцать пять, этот день больше не повторится! Я предлагаю пойти в другое, более веселое место, и отметить твой юбилей. Пойдемте, девушки, освободим наше любопытное окружение от своего присутствия. Мой помощник уладит все остальные вопросы.

– Господин Алекс, я должна расплатиться.

– Ничего, расплатитесь своей будущей работой, а сейчас все будет записано на счет моего номера.

– Но я так не могу!

– Пошли-пошли, девушки. Ведите меня туда, где есть музыка, где поют и танцуют и где вам будет не стыдно показаться со мной.

– А вы не распорядитесь, чтобы машину вернули?

– Лю, не волнуйся. Мы еще поговорим об этом.

– Господин Алекс, я уже приняла решение…

В баре-ресторане на тринадцатом этаже нового отеля «Аскот Пекин» было шумно и весело. В основном там собрались туристы из разных стран, преимущественно из Европы и Америки, были еще одна или две российских пары. За коктейлями девушки разговорились. Оказалось, что Бо тоже работает гидом. Она уже побывала замужем, но сейчас живет одна, мечтает перебраться в Англию или в США, но наиболее вероятный вариант – Австралия, где ее резюме уже рассматривают. Главный ее козырь – свободное владение английским и хорошее образование. У Лю четких планов еще не было, но она тоже хотела бы обосноваться в Америке или Европе. Два обстоятельства мешали ей: Лю не могла оставить маму одну (тогда как у Бо были еще отец и брат) и должна была выплатить еще около 35 тысяч долларов по кредиту на обучение в Гонконгском университете. Иногда Лю словно отключалась – она замолкала и невидящими глазами смотрела перед собой. Должно быть, она никак не могла отойти от произошедшего в ресторане инцидента. Я рассказал девушкам несколько, на мой взгляд, смешных анекдотов, но быстро понял, что европейский юмор им абсолютно чужд по причине огромной разницы между китайским и нашим менталитетом.

Было уже совсем поздно, и я понял, что пора расходиться.

– Бо, где вы живете? Я вызову такси, мы проводим вас домой, а потом я провожу Лю.

– Лучше я поеду вместе с Бо. Переночую у нее, не могу слышать упреки матери, – нахмурилась Лю.

– Подожди, у меня есть к тебе разговор. Потом вызову такси и отвезу тебя, куда скажешь – или домой, или к Бо.

Лю несколько секунд колебалась, но потом приняла решение.

– Бо, – обратилась она к подруге, – если мама позвонит, скажи, что я у тебя и уже легла спать, а утром пойду домой.

Мы проводили Бо и вернулись в гостиницу. Лю намеревалась до утра просидеть в холле, и мне с трудом удалось преодолеть ее упрямство и убедить девушку подняться в номер. Наконец мы остались одни.

Сломать сопротивление Лю оказалось куда сложнее, чем я мог предполагать. Сперва девушка разрешила только целовать и слегка ласкать ее. Всем моим попыткам зайти дальше она, сверкая глазами, беззвучно сопротивлялась, как маленькая тигрица. Я и подумать не мог, что эта хрупкая девочка может быть такой выносливой. В свою очередь я, предельно возбужденный ее гибким, как будто резиновым телом, тонкими стройными ножками, маленькой упругой грудью и чудесной кожей, боролся отчаянно и без устали. Иногда я чувствовал себя чуть ли не педофилом, добивающимся сближения с подростком, но потом вспоминал, что девушке двадцать пять лет, она пять лет училась в Гонконге вдали от матери и, безусловно, имеет определенный сексуальный опыт. Несколько раз мне казалось, что я сейчас по неосторожности что-нибудь сломаю этому хрупкому созданию, но Лю, словно гуттаперчевая, изгибалась, изворачивалась, и вместе с тем не пыталась отстраниться. В середине ночи обессиленная девушка молча сдалась. Я неистово любил ее до рассвета, а с первыми лучами солнца, повернувшись на бок, заснул мертвым сном. Через несколько часов яркий солнечный свет разбудил меня. Лю, обнаженная, спала на животе. Я поправил сползавшее одеяло и собирался снова уснуть, но через несколько минут закравшееся в сознание подозрение заставило меня вскочить, откинув одеяло. На простынях обнаружились пятна характерного цвета. Лю оказалась девственницей.

«Дурочка! – в панике подумал я. – Почему не предупредила, может, я поступил бы иначе!» – «А что случилось? – возразила другая сторона моего сознания. – Девушке двадцать пять лет, должна же она наконец стать женщиной. Кроме того, Китай – не мусульманский Восток, и этот фактор никак не может быть решающим в судьбе Лю». И все равно – я не хотел брать на себя такую ответственность.

Я смотрел на Лю. Как доверчиво спит это хрупкое дитя чужого народа! Волна нежности захлестнула меня. В эту минуту мне казалось, что я люблю ее в сотню раз сильнее, чем всех женщин, которых знал раньше. Как же меня возбуждает это точеное тело, какой заряжает энергией! Видимо, почувствовав мой пристальный взгляд, Лю открыла глаза. Секунду она смотрела на меня, опять сомкнула ресницы и вдруг резко подскочила и села в кровати, обеими руками прижав к груди одеяло.

– Прости, Лю… почему ты не сказала, что это у тебя впервые? Я почувствовал что-то неладное, но решил, что раз ты ничего не говоришь, значит, я ошибаюсь.

– Ты ни в чем не виноват, Алекс, – впервые она обратилась ко мне без приставки «господин».

– Ну что ж… Иди умывайся, потом спустимся в ресторан.

– Можно, я позвоню маме? Скажу, чтобы она не волновалась.

– Не хочешь пригласить ее позавтракать с нами?

– Не знаю… приму душ и подумаю.

Через полчаса Лю, чистая и свежая, с почти незаметным макияжем, вышла из ванной. О вчерашнем безумстве напоминали лишь бледно-голубые тени под глазами и изменившаяся походка – причину этого знали только мы двое. Лю подошла ко мне, нежно обняла, поцеловала в щеку и своим тоненьким, почти детским голоском прошептала:

– Спасибо за ночь, Алекс. Я долго гадала, кто же окажется моим первым и, дай бог, последним мужчиной.

– Что ты имеешь в виду, Лю?

– Ничего, дорогой. Это просто мое пожелание.

Одетая, девушка показалась мне какой-то чужой, а может, менее понятной.

– Лю, нам надо серьезно поговорить. Я не хочу никоим образом осложнить твою жизнь.

– Я счастлива и не хочу никаких серьезных разговоров. Ты вошел в мою жизнь, в мою судьбу. Там и останешься. Какое бы решение ты ни принял – я с тобой согласна.

– Подожди, маленькая дурочка! Ты самостоятельный человек и сама распоряжаешься своей судьбой.

– Все так, Алекс, но я хочу, чтобы ты решал за меня. Любое твое решение меня устроит.

Вот так поворот! Я растерянно посмотрел на счастливое, сияющее лицо моей изящной подруги, выглядевшей самое большее лет на восемнадцать. Вести диалог, отстаивать свои интересы гораздо легче, когда есть противоположная позиция, другое мнение. А когда с тобой соглашаются во всем и полностью тебе доверяют, поневоле становишься великодушным и уступчивым.

– Милый, давай спустимся в холл. Я не могла не сделать маму участницей столь важного события в моей жизни.

Как-то возразить, обидеть эту нежную, любящую душу я уже не мог.

– Ладно, посмотрим, что скажет китайская мамочка.

Воскресным утром, в час, когда завтрак уже закончился, а до обеда еще далеко, зал был почти пустым.

– Что тебе заказать, Лю? Ты вчера столько энергии потратила, да еще и крови немало потеряла. Тебе необходимо восстановить силы… Лю, я с тобой разговариваю! Очнись!

Дурочка! Смотрит на меня влюбленными глазами, блаженно улыбается и не слышит ни слова…

– Ты сам закажи, что хочешь.

– Можем заказать континентальный завтрак: кашу, курагу, яйца или омлет, сыр, сосиски. А можем морепродукты или мясные блюда…

Лю, не ответив, встала и пошла навстречу матери. Та приехала с Бо и с сестрой, которую я запомнил со вчерашнего комично-скандального вечера. «Ну-ну, похоже, готовится китайское судилище надо мной», – улыбаясь, подумал я.

Первой ко мне подошла радостная Бо, обняла и дважды поцеловала на европейский манер. Да, эта девушка ничем не отличается от множества женщин, которых можно увидеть в Москве, Париже, Нью-Йорке, Лондоне. Общаясь с ней, через короткое время забываешь про ее расу и национальность. Мама и тетя Лю, интеллигентные женщины среднего возраста, стояли в нерешительности, не зная, как поступить. Я подошел, поздоровался с ними за руку и усадил за стол. Они смущенно молчали, избегая встречаться со мной взглядами. Неожиданно мама Лю заплакала, вслед за ней прослезилась тетя, через секунду Бо. А моя любимая дурочка со счастливым лицом смотрела то на меня, то на маму, и вдруг тоже заревела. «Вот бы сейчас хорошего оператора, комичный бы кадр вышел – сидит самодовольный европеец среди разновозрастных китаянок, на голову выше их, нагло ухмыляется, а вокруг него великое китайское горе. Белый наглец свалился с неба с подарочной машиной и лишил китаянку девственности. И ведь не поймешь, радуются женщины или печалятся, и вообще, как правильно себя вести? Может, встать и пуститься в пляс, отбить чечетку или затянуть народную песню, которую так душевно пела Зыкина: „Знать, судьба моя такая, ты должна меня любить“? Вот бы эту ленту прокрутить ребятам из „Клуба старых развратников“. Шедевр! Вполне способен затмить Кончаловского с братишкой. Должно быть, я ненормальный, раз смеюсь над бедными женщинами… И как мило плачет моя фарфоровая куколка… Я начинаю уже возбуждаться. Да нет, она не плачет, а смеется, она счастлива! Я так рад, что сделал счастливой эту милую девочку!»

Подзывать официанта к плачущим женщинам мне было неудобно, поэтому я встал, подошел к барной стойке и заказал континентальный завтрак плюс шампанское. Потом вышел в холл, погулял там несколько минут, чтобы дать женщинам возможность успокоиться и поговорить между собой, и вернулся на место как раз в тот момент, когда официант с сосредоточенным видом, стараясь не замечать происходящего за столом, наполнял бокалы шампанским.

– Разрешите выпить за событие, которое произошло в жизни прекрасной Лю и в моей жизни, – начал я. – Лю, будь добра переводить для мамы и тети, если им что-то будет непонятно. То, что я сейчас скажу, я не успел обсудить с Лю, но надеюсь, она со мной согласится. С сегодняшнего дня я беру на себя определенные обязательства по отношению к Лю – как бы объяснить… наподобие опекунства. Ее судьба мне далеко не безразлична, и я приму самое непосредственное участие в ее жизни. Желаю Лю и всем сидящим за этим столом счастья и здоровья.

Я выпил свое шампанское, Лю и Бо не отставали от меня. Старшие женщины недоуменно смотрели то на меня, то на Бо, требуя от нее дополнительных объяснений. Мама и тетя Лю несколько минут обменивались мнениями, потом обратились к Бо с какими-то расспросами. Лю опять сидела отрешенно, с нежной улыбкой на лице. «А ведь она и правда счастлива», – подумал я.

– Так как Лю отказывается брать машину, – продолжал я, – может, ты передумала, милая?

– Нет.

– Тогда я предлагаю вернуть эту машину продавцу и закрыть твой долг за учебу. К оставшимся деньгам я добавлю необходимую сумму, и мы купим для тебя более простой, но не менее удобный и престижный автомобиль «Фольксваген-спорт». Согласна, Лю?

– Я на все согласна.

– Проснись, милая, – наклонился я к ней, – твою судьбу решаем!

Лю посмотрела на меня затуманенным взглядом, и я понял, что в эту минуту она думает о близости со мной.

– А вы женаты или разведены? – посыпались вопросы родственниц. – Возьмете Лю с собой или как? Вы сказали, что намерены начать здесь бизнес?

– Я свободен, как и Лю. Мы с ней вместе решим, как построить наши отношения.

– Я не хочу быть свободной, – внезапно сказала Лю.

Я потрясение замолчал, не зная, что ответить, чтобы не обидеть ее. До меня начало доходить, что мои европейские концепции свободы и независимости личности, как и равенства мужчины и женщины, здесь непонятны. Согласно конфуцианской морали девушка полностью отдает себя в руки мужа. «Может, это первоначальный ритуал? – подумал я. – Ведь и здесь люди женятся и разводятся, увлекаются и разочаровываются, наконец, изменяют мужьям и женам». Но совершенно очевидно, что даже такая образованная и современная девушка, как Лю, всецело препоручает свою судьбу мужчине, верит в его порядочность, верность и любовь. А для меня это лишь очередное приключение с экзотичной хрупкой красавицей. Я лишь не знаю пока, сколько оно продлится… После минутного раздумья я вновь вернулся к теме разговора.

– Лю, а как же твоя работа, мама, друзья? Ты готова все и всех бросить и полететь куда-то в неизвестность?

Мне было интересно узнать, что она думает.

– Но ты же будешь со мной?

Я снова замешкался, не зная, что ответить. «Может, я поступил неразумно, играя судьбой этой девушки? – я уже почувствовал острую жалость к Лю. – А может, мы и вправду пройдем вместе какой-то отрезок моей жизни, не исключено, что и длительный? Нет, Алекс, не обманывай и не оправдывай себя», – промелькнуло в голове.

– Мама Лю спрашивает, – обратилась ко мне Бо, – когда вы планируете выполнить те обязательства, которые взяли на себя?

Я вспомнил прочитанные когда-то книги о различии западного и восточного – конкретно китайского – менталитета. Во-первых, здесь, если вы что-то говорите, вам обязательно верят, а во-вторых, стараются уточнить до мелочей все детали, в том числе экономического плана. Такое отношение к любой проблеме, по-видимому, не вызывает здесь недоумения.

– Скорее завтра или послезавтра, – ответил я. – в среду мы с Лю совершим небольшое путешествие. Пожалуйста, Бо, закажите для нас в Хайнане, в пятизвездочной гостинице «Мариотт Бич», номер люкс на неделю. Лю, ты согласна с моим планом?

– Да, дорогой.

– Тогда попроси недельный отпуск. После нашего отдыха я поеду в Россию, у меня там дела. Оттуда позвоню, и решим, как поступить дальше. А сейчас давай поднимемся в номер и немного отдохнем. Вечером ты на такси съездишь домой, возьмешь предметы первой необходимости и паспорт. Завтра пройдемся по магазинам и купим тебе все, что нужно.

– Очень хорошо, – обрадовалась Лю. – Алекс, у меня тоже есть деньги, около двух тысяч долларов. Мне захватить их с собой?

– Нет необходимости. Оставь их дома или отдай маме.

Как хорошо быть обеспеченным! Как безотказно этот фактор действует на людей, особенно небогатых, и ваша щедрость воспринимается как неопровержимое доказательство правдивости и искренности ваших слов и чувств. Однако не зашел ли я слишком далеко? Не ожидает ли Лю и ее родных жестокое разочарование, когда я уеду? Большей подлости, чем воспользоваться доверием людей, особенно такой честной, чистой и доверчивой души, как Лю, пожалуй, и быть не может. Но в чем моя подлость? За близость с девушкой я предоставляю, как бы мягче сказать, материальную компенсацию. Ведь Лю, как я узнал, получает в месяц 850 долларов, а по кредиту должна 35 тысяч. Сколько лет нужно потратить, какие лишения перетерпеть, чтобы закрыть эту смешную для меня сумму? К тому же все в этой жизни – честь, мораль, здоровье, женская близость и так далее – имеет свое материальное выражение. В старину и в Европе, и на Руси, и на Востоке за загубленную жизнь платили виру. А разве сегодня в цивилизованном мире суд не обязывает за нанесенный ущерб любого плана – физического или морального – выплатить определенную компенсацию, которая выступает в роли наказания? «Подло получается, Алекс, – опять взбунтовалась моя совесть. – Не успев начать это приключение, ты уже ищешь теоретическую основу для отступления».

– А вы не хотите приехать за вещами вместе с Лю? Ведь вам нужно знать, где она живет, – обратилась ко мне мама Лю.

Выжидательный, полный надежды и мольбы взгляд Лю обезоружил меня.

– Конечно, обязательно так и поступим!

Я подозвал официанта, заказал вторую бутылку шампанского, попросил вызвать такси для моих гостей и записать все на счет моего номера.

– Бо, останешься за меня. Посидите, пообщайтесь, вам есть о чем поговорить друг с другом. А мы с Лю пока немного отдохнем. Мне нужно еще сделать несколько деловых звонков, затем мы приедем.

* * *

– Лю, – не выдержал я, когда мы шли от лифта, – ты с трудом ходишь, давай я осмотрю тебя, я же гинеколог.

– Нет, мне стыдно. Нет, нет…

Я все же настоял на своем, а чтобы не смущать Лю лишний раз, задернул шторы, оставив только небольшую щель для света. Бедная девочка оказалась вся в синяках и кровоподтеках, словно после битвы. Любой судмедэксперт, увидев такую картину, посчитал бы, что ее жестоко изнасиловали, и вряд ли удалось бы доказать обратное. Но я обращался с ней не жестче, чем с моими любимыми славянками, – просто последние более крупные, наши тела приспособлены друг к другу, а Лю легче большинства моих подруг как минимум на десять килограммов. Впрочем, в разных странах, особенно в Америке, я не раз видел смешанные семьи – громадный белый детина с женой-китаянкой, вьетнамкой или тайкой, и целый выводок шустрых детишек.

Я достал из дорожной сумки необходимые кремы и мази и тщательно обработал пострадавшие участки упругого хрупкого тела девушки. Лю закрыла лицо полотенцем и вздрагивала от каждого моего прикосновения. Закончив процедуру, я бережно отнес Лю в постель, где ласкал ее нежно и неторопливо, и через час она удовлетворенно уснула, лежа на боку, со счастливой улыбкой на лице.

На душе у меня было неспокойно. Как-то не вышло в этот раз легкого скоротечного флирта с обоюдным и радостным актом сближения и пониманием, что через неделю вы оба, довольные друг другом, разлетитесь в разные стороны. Эта абсолютно незнакомая мне девушка, будучи неудовлетворенной своей жизнью и ожидаемой перспективой, возможно, на подсознательном уровне искала способы изменить их к лучшему. Интересно, если бы я был беден, посмела бы она связать свою судьбу со мной? У бедного возможностей до обидного мало. Если бы он, как и в моем случае, был далеко, то, печально вздохнув, отправил бы Лю ко дню рождения поздравительную открытку, зная, что вряд ли им суждено встретиться вновь. Если бы жил в том же городе, то пришел бы в ресторан со скромным букетом, сомневаясь, желанный ли он гость. Богатому прощается многое, бедному не прощается ничего. Разумеется, есть разные уровни бедности и богатства. Американский, скандинавский, швейцарский бедняк в Китае – вполне обеспеченный человек. А сам я почти нищий по сравнению с обладателями роскошных домов и вилл в Ницце, Швейцарии и Майами, самолетов и яхт, многомиллионных вкладов и пакетов акций. Для кого-то покупка машины подразумевает банковский кредит и годы лишений, для меня это не особо ощутимая трата, пятая часть моей месячной ренты. Лю родилась в Китае, где существует дичайшая конкуренция за все. Я родился в России, в гораздо менее конкурентной среде, в благоприятное время, в известной обеспеченной семье. Россия – государство-рантье, она не трудится, как Китай, почти не создает продукцию, а продает свое природное богатство, данное ей богом. Я тоже рантье, покупаю хорошую жизнь, товары и красивых женщин, фактически не тружусь и ничего не создаю. Эта девушка, со своими физическими данными, могла бы занять первое место на конкурсе красоты или стать телеведущей. Парень, который хотел владеть ею, был недостаточно привлекательным, решительным и мужественным. Более того, эти свои недостатки он не смог компенсировать богатством. А я, как на аукционе, дал более высокую цену – кто-то платит за красивую картину, а я за красивую женщину. Цинично, но факт – все имеет свою цену. Специалист оплачивается выше, чем работник более низкой квалификации, награда чемпиона больше, чем у поверженного им противника, и так далее. Я не разбил цинично и нагло любящее сердце, а покорил сомневающуюся в своей правоте зрелую девушку. Любящее сердце в подобных условиях потянется к источнику любви. Я ошеломил Лю своим напором, материальными возможностями и внешней привлекательностью. И в чем я неправ, господа моралисты? Разве не все в жизни так? А посему у меня больше шансов обладать такой уникальной ценностью, как Лю, притом на добровольной основе, – я победитель, я избранник, и бесконечно благодарен за это богу и судьбе.

С подобными мыслями я пролежал рядом со спящей девушкой еще некоторое время. Потом собрался в душ. Под ногами валялись одежда и туфельки Лю – я не заметил их в темноте. Чуть приоткрыв шторы, обнаружил, что хожу по платью и нижнему белью своей подруги. Бедная девочка вторые сутки ходит в одной и той же одежде! Я быстро натянул брюки, сорочку с короткими рукавами, сунул босые ноги в мокасины и спустился на лифте на цокольный этаж гостиницы, сливавшийся с длинными подземными торговыми рядами, где были представлены лучшие модные бренды Европы. По платью Лю я уже прикинул примерный размер и за час хождения по бутикам приобрел для нее комплект дневной и вечерней одежды с подходящими туфлями и бижутерией. Продавцы и менеджеры полупустых воскресных магазинов, почуяв реального покупателя, моментально окружали меня и обслуживали быстро и качественно. Нагруженный пакетами с одеждой и туфлями, я поднялся в номер и разложил подарки рядом со все еще спящей Лю. Пусть радуется моя девочка, пока я добрый. Успею еще ее огорчить, как бы ни было жалко. В этот момент женщина – консьерж гостиницы принесла заказанное мной для Лю нижнее белье.

– Лю, малышка, пора вставать, твоя мамочка ждет нас.

Она открыла глаза, как-то по-детски жалобно улыбнулась, затем, заметив разложенные на кровати с двух сторон яркие платья, коробки с туфлями и бижутерию, с визгом вскочила, не стесняясь своей наготы, и бросилась мне на грудь:

– Спасибо, милый! Я сейчас с ума сойду!

Схватила одно платье и убежала в ванную. Снова выскочила, голая, за нижним бельем. Еще раз – за туфлями. Минут через десять – пятнадцать моя девочка вышла из ванной полностью преображенной. Платье, макияж, высокие каблуки… Признаться честно, я не узнал бы ее на улице. Как же одежда меняет человека! Наблюдение банальное, но очень верное.

– Лю, ты меньше радовалась подаренной машине, чем этим тряпкам.

– Алекс, машина – это было что-то нереальное, я не могла поверить, что она моя. Стоит на улице, надо еще оформить документы, получить водительские права, а платье надела – и оно уже мое.

Лю, покачиваясь на высоченных каблуках, стала прогуливаться по длинной гостиной моего номера, демонстрируя свой новый наряд. О боже, как она меня возбуждает! Я опрокинул ее на кровать, не снимая платья, и с неистовостью еще раз овладел ею. Когда все закончилось, Лю тихо встала, подошла к зеркалу посмотреть, не помялась ли одежда, и вдруг горько заплакала.

– Что случилось, моя девочка? Почему ты плачешь?

– Алекс, я же не дурочка! Я понимаю, что все это скоро закончится. Когда я просыпаюсь, то долго не открываю глаза – боюсь обнаружить, что тебя нет рядом, а наш роман мне приснился.

Получается, что своими необдуманными действиями я, взрослый человек, усугубляю горечь неминуемой разлуки… Что ж, моя маленькая китаянка, тебе уже двадцать пять – для девушки это немало. Ты должна знать, что за бурной радостью очень часто следует глубокая печаль. Так устроена жизнь.

– Перестань, Лю, моя милая. Никто ведь не знает, что будет завтра! Живем, пока живется.

– Нет, я хочу знать, что будет завтра, хочу встретить его душевно и морально подготовленной. Не хочу, чтобы завтра застало меня врасплох.

– Что ты хочешь услышать, Лю? Ты ведь далеко не глупая девочка, и это не может не радовать. Уверен, что и сегодня, и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра я все еще буду любить тебя. А что будет уже совсем-совсем потом – не знаю. Вдруг я стану импотентом, или сердце остановится, или ты меня разлюбишь, увлечешься другим мужчиной. Ты со мной не согласна?

Лю сразу посерьезнела – теперь она выглядела на свой возраст. Девушка секунду помедлила и ответила спокойно:

– Согласна. Но я очень хочу, чтобы это «послезавтра» наступило как можно позже. А если ты вдруг станешь импотентом, то будешь только моим.

– Лю, оказывается, ты ужасная эгоистка! Я бы врагу своему не пожелал того, что ты сейчас сказала.

– Ты же понимаешь, что это шутка. Я люблю тебя таким, какой ты есть. Я бесконечно рада, что именно ты открыл для меня другой, взрослый мир! Я мечтала о нем, но не думала, что он окажется таким прекрасным.

Вскоре мы спустились на ресепшн, где получили большую красиво упакованную корзину со сладостями, вином и шоколадом. Сотрудники гостиницы и официанты таращились на Лю, как на кинозвезду. Сопровождаемые их удивленными и восхищенными взглядами, мы вышли из гостиницы.

– Послушай, Алекс… мы живем в небогатом районе, я не хочу, чтобы мои соседи мне завидовали.

– Ничего, надо смириться с тем, что кому-то может повезти больше, чем тебе. Хотя по своему опыту знаю, что это чертовски сложно.

* * *

Район с труднопроизносимым именем находился примерно в получасе езды от моей гостиницы. Пекин в целом выглядит бедно, несмотря на то что в отдельных районах уже появились небоскребы уровня средних американских городов. Унылые коричнево-серые блочные дома, появившиеся в период социализма, составляют значительную часть построек города. По ходу движения постепенно менялся облик домов, машины, внешность людей. Стало понятно, что мы находимся в небогатом спальном районе.

Удивительным образом все небогатые районы – Куинс или Бронкс в Нью-Йорке, Бутово или Текстильщики в Москве и аналогичные районы Торонто, Монреаля, Лос-Анджелеса или Майами – похожи друг на друга. Пространство города организуется по некоему шаблону, и вы сразу начинаете понимать, где благополучный, а где неблагополучный район. Дом, где жила Лю, – блочный, темно-коричневого цвета, – несмотря на чистоту и ухоженность окружающих улиц, выглядел тоскливо. Это был район людей скромного социального статуса – рабочих и учителей, полицейских и водителей автобусов. Как и во всех подобных районах, в сквериках вокруг домов и перед подъездами много людей, особенно детей и стариков. Квартиры здесь более тесные, пространства и воздуха меньше, и люди предпочитают больше находиться на улице, в отличие от жителей богатых кварталов. Водитель с трудом припарковал длинный белый лимузин (разумеется, для полноты картины я выбрал именно такой автомобиль) среди мопедов и велосипедов недалеко от подъезда, мы с Лю вышли, и мне показалось, что нас показывают по телевизору. Сотни глаз изо всех окон и щелей пристально следили за нами. Помогла опять милая Бо, которая торопилась навстречу и столкнулась с нами у входа в подъезд.

– Лю, ты что, решила удивить народ? У тебя будет много завистников.

– Алекс бросил мою старую одежду в ванну, а мокрую ее надеть было невозможно.

– Может, это и к лучшему – соседи тебя не узнают, меньше будет сплетен.

– Девушки, если вам завидуют, значит, есть за что, – вмешался я. – Самое страшное, когда вас жалеют или вообще не замечают. Пусть завидуют.

В шестиэтажном доме лифт не был предусмотрен, и нам пришлось подниматься пешком. Впереди шел водитель (жаль, что не негр, опять же для полноты картины) с корзиной, а рядом, сверкая ножками, бойко семенила Лю и показывала дорогу. На пятом этаже дверь одной из квартир открылась и вышла мама Лю, а за ней бабуля неопределенных лет – может, восемьдесят пять, может, девяносто, а может, и все сто, – сухонькая, похожая на постаревшего подростка. Бабуля трясла мою руку, смеясь и говоря что-то непонятное, не представляя, что на свете бывают люди, не говорящие по-китайски. В гостиной маленькой, не больше сорока квадратных метров, двухкомнатной квартиры было чисто и по-восточному уютно. «Алекс, безмозглый старый развратник, что ты здесь делаешь? – снова мелькнуло у меня в голове. – Наслаждаешься мыслью, что ты благодетель из другого мира, тебе дозволено лихо тратить без труда заработанные деньги, покупать любовь скромной девушки и уважение ее окружения, а потом, подобно неразумному ребенку, бросать поднадоевшую игрушку со сломанной ножкой или ручкой (а в данном случае – с разбитым сердцем) в дальний угол и отправляться на поиски новых игрушек? Думаешь, рано или поздно ты не ответишь за свое легкомыслие и бессердечность?» – «Почему бессердечность? – возразило мое второе я. – Алекс хочет делиться своими возможностями и удачей с другими людьми, делать их счастливее хоть на время. Да, не исключено, что завтра он будет искать радость с другой женщиной, но разве это не означает, что он хочет принести счастье большему количеству людей?» Внутренний диалог с сомневающейся совестью прервался, когда мама и тетя Лю пригласили меня перекусить. Стол в маленькой гостиной был уставлен множеством тарелочек с блинчиками, овощами и еще какими-то закусками. Я чувствовал себя неуклюжим Гулливером. Странно, но и Лю и отчасти Бо тоже выглядели чужими в этой обстановке. Женщины оживленно щебетали, то и дело вытирая слезы, рассматривали одежду Лю и расставляли содержимое корзины, Бо с маленького балкона показывала бабушке и тете машину, на которой мы приехали. Я улыбался, кивал головой и думал о своем. Все верно, я отрезаю для этой эмоциональной и чистой девушки любые пути к отступлению. От радости она говорит то по-китайски, то по-русски – для меня, плачет и смеется, а я, взрослый дядя, сижу и наблюдаю… А что если лет через десять такой же развратный подлец, мерзко чмокая губами, нагло и бесцеремонно повалит мою дочь на кровать в гостиничном номере и грубо возьмет ее, оставляя синяки и кровоподтеки?…

– Я убью эту мразь!

– Что случилось, Алекс? – испуганно обернулась ко мне Лю, и я понял, что говорил вслух.

– Ничего-ничего… Вспомнил вдруг об одной моей пациентке, беспокоюсь о ней.