Текст книги "12 тайн"

Глава 20

– Пока, Бен! Люблю тебя! – прокричала Алиса еще раз, уходя с мамой по аллейке на задах моего дома.

– И я тебя! – кричу я в ответ, заходя в кухню и закрывая дверь. Пока я запираю замок, мой взгляд падает на нашу с мамой фотографию, которая висит на стене.

Десять лет назад, в январе того самого года, ранним морозным утром мы с мамой отправились через Ричмонд в Айлворт, где был ближайший центр экзаменов по вождению. Когда мы переехали реку и миновали супермаркет «Асда», мама с улыбкой повернулась ко мне.

– Потрясающе, – сказала она, когда я остановился на светофоре. – Ни разу не заехал на тротуар.

Я рассмеялся. Несколько месяцев назад, взяв пару уроков вождения, я сказал маме, что готов к экзамену, и она предложила поездить со мной, чтобы я немного попрактиковался. И я, сворачивая на Нижнюю улицу, заехал на тротуар и до смерти напугал Кранфилдов, которые как раз поднимались от реки. Мама, перехватив у меня руль, вернула машину на мостовую, едва избежав столкновения со встречным такси, и побещала оплатить мне еще дюжину уроков и никогда больше не пытаться учить меня самой.

– Теперь я заезжаю на тротуар, только когда паркуюсь задним ходом.

– Не надо так делать!

– Так все делают. Меня же за это не завалят, правда?

– Я бы не была в этом так уверена, Бенджамин!

Через час я предъявил маме сертификат о сдаче экзамена.

– Парковаться задним ходом меня не просили, – сказал я, улыбаясь.

Я отвез нас обратно в Хадли, и по дороге мы обсуждали задуманную мамой поездку на остров Арран. Тогда-то я и пообещал поехать с ней – при условии, что мы будем сменять друг друга за рулем. Она согласилась, хотя и очень неохотно.

В начале марта мама заехала за мной в Манчестер, и мы отправились в Шотландию. Мы сняли на три дня домик с видом на Уайтинг-Бей и раскатывали по острову, наслаждаясь обществом друг друга. Наше второе утро мы провели на местной винокурне, и висящая у меня на кухне фотография была сделана как раз там: мы с мамой сидим на лавочке для пикника, а вокруг высятся зеленые холмы. Позже в тот день мы гуляли по берегу и любовались видом на остров Холи-Айленд. Мама восхищалась чистым воздухом и бескрайними просторами, а я прикидывал, чем стану заниматься после университета. Диплом политолога не предполагал никакой конкретной карьеры, и я подумывал податься в юристы.

– Стряпчий! – воскликнула мама. – Это не для тебя.

Ее реакция меня рассмешила.

– Почему? Мне кажется, у меня бы получилось. Вообрази меня в суде.

– Это тебе не «Закон Лос-Анджелеса».

– Какой еще «Закон Лос-Анджелеса»?

Она удивленно покачала головой.

– Надо же, забыл такой замечательный сериал… хотя да, его ведь показывали еще до твоего рождения. Юристы в нем выглядели крутыми и невероятно привлекательными. Но на самом деле у них все строится на утвержденных процедурах и иерархии. Ни то, ни другое не для тебя.

Тут она была права.

– Аттестацию ты бы, разумеется, прошел, – продолжала мама, – но через пару лет ты бы все это возненавидел и решил заняться чем-то другим. Если ты точно этого хочешь, я тебя, конечно, поддержу, не сомневайся, но помни, что тебе придется работать бок о бок с другими юристами, которые обожают процедуры и уважают иерархию.

– Такое мне вряд ли понравится, – засмеялся я. – Похоже, юриспруденция и вправду не для меня.

Гуляя под бескрайним голубым небом, мы обсудили множество профессий и кучу сериалов, а потом я спросил маму, чем планирует заняться она сама. Прежде мне как-то не приходило в голову задать ей этот вопрос. Мы оба долго были не готовы обсуждать будущее. Мама всячески поддерживала меня, пока я сдавал выпускные и поступал в университет, но сама она точно не жила, а просто существовала. Однако в тот день она заговорила о себе, о путешествиях, о всяческих природных красотах, которые многие годы ее не интересовали, о своих друзьях; мы еще смеялись тогда, что она вполне может встретить симпатичного джентльмена. Я начинал жить самостоятельно, и мама задумалась о своей личной жизни. Я посоветовал зарегистрироваться на сайте знакомств Match.com.

– Это же для молодежи! – откликнулась она. – Я буду стесняться. Вдруг меня там кто-нибудь увидит?

– В этом-то и смысл, – отозвался я. – Увидит симпатичный мужчина в летах.

– Желательно не в особых летах. И потом: большинство мужчин в летах ищут кого-то помоложе. Я их не заинтересую. Это будет так унизительно!

– Сейчас все иначе.

– Нет-нет, ни за что. Еще наткнусь на какого-нибудь извращенца, который будет меня преследовать. Мне просто нужен приятный спутник для поездок, для походов в ресторан. Я даже готова делить расходы пополам.

– Очень современно, – отозвался я.

Стало темнеть, ветер усилился, и мы повернули к нашему домику.

За ночь погода испортилась, и в последний день на острове мы проснулись под шум ливня, барабанившего в наше панорамное окно. Проведя ленивое утро за чтением газет, я развел в камине огонь, а мама приготовила обед. Потом она пристроилась на диване со стаканом сливочного ликера, который купила накануне на экскурсии по винокурне. Вдвоем мы смотрели на стену дождя, обрушивавшегося в море.

– Спасибо, – внезапно сказала мама.

– За что?

– За то, что провел три дня со старенькой мамой на шотландском острове. Ты был вовсе не обязан это делать.

Я улыбнулся, а она продолжила:

– Не хочу, чтоб ты всю жизнь волновался обо мне или чувствовал, будто непременно должен быть рядом. Я всегда рада тебя видеть, но со мной все будет хорошо.

Она замолчала, глядя на залив, где зигзагами двигалась одинокая лодка.

– Знаю, – откликнулся я. – Но помни: где бы я ни был, я всегда отвечу на твой звонок.

– Знаю.

Мы с минуту помолчали. Лодка в бухте уплывала все дальше и дальше, решительно борясь со вздымающимися волнами.

– Ты должен жить своей жизнью, Бен, – сказала мама. – Не проходит и дня, чтоб я не думала о Нике, но нам его не вернуть.

– Он всегда будет с нами, в наших сердцах.

– Он бы так гордился тобой.

– Он бы гордился нами обоими, – сказал я твердо.

– Иногда мне кажется… – она замолчала.

Я ждал продолжения, но она все молчала, и тогда я поторопил ее:

– Кажется – что?

– Не знаю. Эти девочки… почему именно Ник?

Я встревожился:

– Мам, причина есть не всегда. Девчонки просто чудовища. Вот и все. На месте Ника и Саймона мог оказаться кто угодно.

Мама повернулась ко мне.

– Ты никогда не думал, что есть что-то, чего мы не знаем? Вдруг в Хадли найдутся люди, которым еще что-то известно? Мы же не знаем, что стало с девочками после того, как их забрали.

– Перестань, – сказал я, покачав головой. – Не надо себя травить. Вспомни, чему ты меня всегда учила: надо смотреть вперед.

Она сухо кивнула. А потом спросила негромко:

– Но если бы было еще что-то, ты бы хотел это узнать?

– Ничего такого нет, – сказал я твердо и встал, завершая разговор и надеясь, что мы больше к нему не вернемся. – Абсолютно ничего.

Глава 21

Мой поезд прочно застревает на красном сигнале светофора перед станцией «Клапам-джанкшн». Я еду в Лондон на встречу с Мадлен, смотрю в окно и мысленно снова и снова прокручиваю разговор с Барнздейл и Каш. То обстоятельство, что новая личность Лангдон была раскрыта, а также способ убийства, безусловно, напрямую связывают ее смерть с Хадли.

Я вспоминаю пересказанное Каш содержание маминого письма. Надеялась ли мама найти какое-то оправдание этой чудовищной жестокости? Неужели она правда думала, что это возможно? Или она обратилась к Лангдон по какой-то другой причине? Ее девизом было: смотреть вперед, а не назад. Тогда почему в последние – как потом оказалось – недели своей жизни она вступила в переписку с одной из убийц Ника? Разве она не ненавидела Лангдон всем сердцем? Что-то подтолкнуло ее к общению с ней. Или кто-то подтолкнул. Я должен в этом разобраться.

Я ищу в мобильнике контакты Элизабет Вокс, потому что уверен: от меня Барнздейл и Каш направились прямиком в Ричмонд, к матери Саймона. Я отправляю ей короткое сообщение.

Впервые я встретил Элизабет Вокс еще в прошлой жизни, в то долгое жаркое лето, которое мы беззаботно проводили в свое удовольствие. Саймон и Ник были неразлучны, а я бегал за ними по пятам, изо всех сил стараясь не отстать и наслаждаясь каждым проведенным со старшими мгновением. Дни напролет мы карабкались по крутым речным берегам и носились по кромке воды, раскрасневшись от яркого летнего солнца. Дом Воксов стоял на набережной, и часто, умирая от жажды, мы поднимались от реки, пробегали через их сад и влетали в кухню миссис Вокс, которая всегда встречала нас приветливой улыбкой. Напившись, мы снова отправлялись навстречу приключениям.

Телефон, пискнув, выдает на экран приглашение от миссис Вокс встретиться на следующее утро за завтраком. Я с радостью соглашаюсь.

Я смотрю в окно на поезда, скопившиеся у «Клапам-джанкшн». Мобильник снова пищит, и я вижу эсэмэску от Уилла Андруза:

Как ты после вчерашнего?

Я улыбаюсь и отвечаю:

Выпил уже 4 чашки кофе. Еще раз спасибо за выпивку.

Рад был тебя видеть. Ты не передумал?

Про статью? Кажется, передумал.

Пауза. Секунд через тридцать приходит ответ.

С чего вдруг?

Не могу кое-что понять. Мама искала ответы. Может, я смогу их найти ради нее. Я обязан ей.

Видно, что Уилл печатает, но сообщений от него нет. Выждав минуту, я пишу:

Хотел бы поговорить с тобой минут 10 про лето, когда убили Ника.

Ответ Уилла снова приходит не сразу.

Давай как-нибудь встретимся.

Поезд доползает наконец до лондонского вокзала Ватерлоо, и я убираю телефон. Под вокзальными сводами толпятся раздраженные пассажиры: многие поезда опаздывают, и людям некуда деваться. На выходе из вагона я снова слышу телефонный сигнал и смотрю на экран, ожидая очередного сообщения от Уилла.

Бен, это Ист. Твой номер мне дал Уилл.

Странно, что он пишет мне сразу после Уилла. Он продолжает печатать, и я медлю с ответом.

Надеюсь, ты не против. Я думал о вчерашнем разговоре.

Привет, Ист… начинаю я, но тут приходит новая эсэмэска:

Хорошо бы его продолжить. Ничего срочного, но, как я сказал, я давно знаю Мадлен. Подумай, прежде чем что-то делать.

Чуть выждав, я отвечаю:

Сейчас я немного зашиваюсь, давай свяжемся позже.

Позвони, когда тебе будет удобно. За мной рыбный пирог.

От таких предложений не отказываются.

В ближайшие пару вечеров буду в ресторане. Хорошо бы встретиться.

Пассажиры выходят из поезда, а я на минуту задерживаюсь на платформе, чтобы перечитать сообщения Иста. Когда пятнадцать лет назад Ист Мейлер открыл в Ричмонде свой первый ресторан, он сразу стал местной знаменитостью. Отличная кухня в сочетании с его неординарной личностью, а также само весьма колоритное заведение с видом на парк – все это поспособствовало тому, что молва о новом ресторане разнеслась далеко за пределы Ричмонда и обеспечила ему огромный успех. Именно сюда молодой преуспевающий бизнесмен, мечтающий завязать знакомство с экстравагантным шеф-поваром, начал водить своих богатых клиентов. Через три года Ист и Уилл купили себе дом в Сент-Марнеме и стали налаживать совместную жизнь. Когда склад, где теперь располагается «У Мейлера», выставили на продажу, они сообща приобрели его и принялись создавать лучший в Лондоне ресторан морепродуктов.

Разумеется, Мадлен, только начавшая тогда карьеру местного репортера и стремившаяся побыстрее чего-то добиться, не могла не познакомиться с Истом. Судя по его сообщению, можно предположить, что он поговорил с Уиллом. Я не знал, что Ист в прошлом был как-то связан с моей начальницей, зато знал, что Мадлен никогда не обрывает однажды налаженные контакты.

Рассудив, что большинство поездов выбилось из расписания и поэтому в метро тоже можно застрять, я решаю добираться до стеклянной башни, где находится наш офис, пешком, вдоль реки. Небо ясное, на воде пляшут солнечные лучи, и набережная Виктории, по которой я иду, кишмя кишит туристами. После десяти минут лавирования в толпе и все еще страдая от последствий вечеринки, я покупаю очередной кофе, надеясь, что он вдохнет в меня новую жизнь. Потом сажусь на скамейку напротив шекспировского «Глобуса», пью флэт уайт и глазею по сторонам. В кофейне на набережной заказывают кофе представители трех поколений одной семьи. Оживленно болтающие бабушка, мама и дочь дружно смеются над шуткой бариста. Улыбчивые, веселые, явно наслаждающиеся обществом друг друга, весенним солнышком и вообще окружающим миром. Они полны семейного тепла, которого мне так не хватает.

Входя в наше здание, я снова возвращаюсь мыслями к тому, что происходило с мамой в первые дни после освобождения Абигейл Лангдон и Джоузи Фэрчайлд. В ее голосе звучали тогда такие злость и горечь, что я срочно приехал из Манчестера домой. Мама была одновременно разъяренной и грустной. Она не могла понять, почему их тюремный срок оказался таким коротким. Почему им предоставили второй шанс? Ведь у Ника второго шанса не было.

Выход Лангдон и Фэрчайлд на свободу широко освещался в прессе. В наши края снова слетелись телевизионщики, и журналисты осаждали маму просьбами об интервью. Статья в «Дейли мейл» под заголовком «зло» сопровождалась двумя самыми известными снимками девочек, сделанными полицией, – на них обе они улыбались. «что с ними станет?» – спрашивала газета об этих объектах национальной ненависти.

Похоже, я тогда не до конца понимал, насколько их освобождение возмутило и расстроило маму. Если уж меня охватили злость и подростковая жажда мести, то каково было ей выносить мысль о том, что убийцы ее сына на свободе? Почему же спустя всего неделю она связалась с Лангдон? Можно представить тот безнадежный ужас, который она испытала в ожидании ответа… так что же заставило ее написать это загадочное письмо?

Выйдя из лифта, я направляюсь прямиком в кабинет Мадлен.

Глава 22

Пока Алиса и Макс веселились в спортивном уголке в конце сада, Холли Ричардсон решила, усевшись на лужайке, перезвонить мужу.

– Привет, – сказала она. – Как дела?

В ответ прозвучал рассказ об упущенных возможностях, о покупателях, которые не видят своей выгоды, когда она прямо у них под носом, и о перепалке с крупнейшим клиентом – все как обычно. Холли слышала такое не раз.

– Не падай духом, – сказала она, пытаясь противостоять хроническому пессимизму Джейка. – Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди.

Откинувшись на траву и отодвинув телефон от уха, Холли думала о том, сколько раз ей приходилось выслушивать истории о его унижениях, о том, каких высот они могли бы достичь с его стартапом, если б только его отец оказал им поддержку.

– Я знаю, Джейк, знаю. Это было так несправедливо, – привычно согласилась она.

Может, все и было бы иначе, если б Фрэнсис дольше помогал им, но он одолжил Джейку деньги на два года и на следующий же день после истечения срока ссуды потребовал их назад. Получив в ускоренном порядке контроль над бизнесом, три месяца спустя он мейлом сообщил Джейку, что продал его. Теперь Джейк был региональным менеджером в созданной им же самим компании.

Джейк то и дело жаловался Холли, что напрасно взял деньги у отца. Даже сейчас, через пять лет, Джейк постоянно жалел об этом решении. Страдая от отцовского гнета и насмешек, он отчаянно стремился доказать, что великий Фрэнсис Ричардсон – бывший военный, заработавший миллионы в Сити, – неправ. Снова прижав телефон к уху, Холли услышала, как Джейк стукнул рукой по рулю.

– Осторожно, не залезай слишком высоко, – крикнула она Максу Райту, который карабкался по ступенькам.

– Мы в саду, – вернулась она к разговору с мужем.

У того отменились назанченные на вторую половину дня встречи с клиентами, и он сидел в машине на парковке мотеля.

– Возвращайся домой, – сказала Холли, прекрасно зная, что гордость ни за что не позволит Джейку вернуться раньше времени: это значило бы, что он не справился с привлечением клиентов. Она увидит его только завтра поздним вечером.

Тут к ней подбежала Алиса.

– Папа! – кричала она.

– Хочешь поздороваться с папой? – спросила Холли, протягивая дочери мобильник.

– Привет, папа, – проговорила Алиса и принялась рассказывать последние новости.

Они ходили на качели, какой-то мальчишка дернул ее за волосы, Макс сказал ему, что он плохой, Макс с ними пообедал, а чай пить не будет.

– Папа, я тебя люблю, – закончила она и убежала обратно в сад.

– Люблю тебя, Джейк, – сказала Холли заученным тоном.

Она снова пообещала не открывать пришедшую утром посылку. И они договорились, что постараются повеселиться на своей субботней вечеринке. Так здорово, что родители Джейка устраивают ее у себя, и, конечно, это никак не связано с их желанием подчеркнуть собственное превосходство.

Ей невольно вспомнился день свадьбы, которую тоже проводили родители Джейка. Ее собственная мать была потрясена этой безудержной демонстрацией богатства. Прежде чем повести Холли к алтарю, мать взяла с нее обещание, что для Холли материальные блага никогда не будут так же важны, как для Ричардсонов. Холли тогда высмеяла ее опасения, но спустя четыре дня в Монте-Карло, любуясь из кровати восходом солнца, внезапно поняла, что мать имела в виду. Посмотрев на спящего мужа, за которого она вышла в двадцать три года, увлекшись всякой блестящей мишурой, Холли вдруг осознала, что никогда по-настоящему не любила его.

Теперь, удивляясь тому, как быстро пролетели семь лет, она гадала, женился бы ее муж на ней снова, если бы мог вернуться в прошлое.

Что бы сделала она, появись у нее такая возможность, Холли знала точно.

Глава 23

Коррин Парсонз покрутила головой и потерла поясницу. Двойные смены ее всегда утомляли, и с каждым разом все больше. Утром пришлось сажать мисс Канлифф на стоявший возле ее кровати переносной туалет, чтобы она могла облегчиться, а для этого всегда требовались двое. Восьмидесятивосьмилетняя женщина каким-то образом умудрялась быть в три раза тяжелее Коррин. Свой небольшой вклад в это несомненно вносили ежедневно доставляемые из ближайшей пекарни свежие кремовые пирожные. Коррин понятия не имела, почему мисс Канлифф могла себе это позволить. Коррин она никогда не предложила ни пенни.

В интернате «Солнечное море», расположенном на задворках Дила, Коррин получала минимальную зарплату, даже если работала по четырнадцать часов целые ночи напролет. Вчерашняя двойная смена, по крайней мере, даст ей небольшую прибавку в конце недели.

Выходя из интерната, она взглянула на часы. Пол-одиннадцатого. Впереди – целый день. Она задержалась на полчаса, чтобы помочь Эдди разгрузить продукты, потому что у него всегда можно было чего-нибудь перехватить, если дома кончались запасы. Зная, что Молли не станет оплачивать ей эти лишние тридцать минут, она сунула пару упаковок сосисок и классный бифштекс в глубину холодильника. Заберет их завтра утром, когда Молли не будет на работе.

Быстро перейдя набережную, Коррин направилась в кафе «Приморское». В животе у нее заурчало, и она вспомнила, что последний раз ела вчера вечером: перекусила холодной картофельной запеканкой, оставшейся от ужина обитателей интерната. После полноценного английского завтрака и двух чашек чаю она снова почувствовала себя человеком, а выйдя на улицу, увидела, что облака рассеиваются. Улицы начали заполняться туристами, и, надеясь, что скоро выглянет солнце, Коррин зашагала по тропе вдоль берега в Уолмер; дотуда было всего две мили.

Поскольку между сменами делать Коррин было особо нечего, она стала каждое утро гулять у моря. Дышать свежим весенним воздухом гораздо приятнее, чем сидеть взаперти в квартирке, куда она обычно возвращалась такой усталой, что тут же ложилась спать. Поначалу Коррин не решалась уходить по берегу слишком далеко (а откидывать капюшон так до сих пор и не привыкла), но со временем стала все больше ценить эти прогулки.

Проходя мимо дорогущих квартир, окна которых смотрели на берег моря, она воображала, что сама живет роскошной жизнью в одной из них. Она бы наняла Эдди поваром и каждое утро заказывала ему английский завтрак. После этого она бы часок лежала на солнце, а потом долго нежилась в горячей ванне. Окна у нее были бы распахнуты настежь, днем и ночью, зимой и летом, чтобы мрачные воспоминания улетали прочь. И каждый день она садилась бы на своем балконе и съедала по три пирожных с кремом, пока не стала бы такой же толстой, как мисс Канлифф.

– Простите! – воскликнула она, быстро опуская голову и отступая в сторону.

Она и не заметила, как налетела на идущую навстречу пожилую женщину.

– Надо смотреть, куда идете, – проворчала та. – Вы могли сбить меня с ног.

Но натянувшая поглубже капюшон Коррин была уже далеко.

Теперь она шла, внимательно глядя перед собой. За Дилом дорожка стала пустынной, и она смогла смотреть на море. На галечном пляже двое рыжих мальчишек смеялись, запуская китайского змея-дракона. Коррин была уверена, что у них ничего не выйдет, – змей был слишком велик. Проходя мимо, она улыбнулась, слегка удивившись, что дети не в школе. Меня это не касается, сказала она себе; она уже давно поняла, что никакие поступки других людей не имеют к ней отношения.

Дорожка сузилась, и она пошла медленнее. Приостановилась при виде двух женщин средних лет, раздевшихся до купальников и направлявшихся к воде. Дул весенний ветерок, и Коррин поразила их смелость: обе без колебаний бросились в Ла-Манш и принялись энергично рассекать волны. Тропинка почти опустела, и Коррин решила посидеть немного на выцветшей деревянной скамейке, откинув капюшон и подставив лицо теплому весеннему солнцу. Не прошло и трех минут, как одна из женщин выскочила из воды и, вся дрожа, побежала заворачиваться в полосатое розовое пляжное полотенце. Вторая продолжала плавать, делая вдох на каждом энергичном гребке. Коррин улыбнулась и подумала, что мисс Канлифф в молодости тоже бы так могла.

Подходя к Уолмеру, она поравнялась с коротким рядом стоявших на первой линии домов и, когда из-за белого штакетника ей улыбнулась старушка, возившаяся с ярко-желтыми цветами, поняла, что у нее по-прежнему откинут капюшон. Коррин снова опустила его на лицо и поспешила вперед; ступала она осторожно, потому что тропа становилась все более каменистой. С одной стороны дорожки стоял ряд пляжных хижин в пастельных тонах – они явно знавали лучшие времена. Коррин никогда не могла понять, что за удовольствие сидеть в такой развалюхе и часами пялиться на волны; их вид и сейчас удручил ее. Однако на подходе к «Шетландскому гербу» ее настроение улучшилось.

Коррин как раз подошла к пабу, когда из-за одной из пляжных хижин медленно выбрался черный лабрадор. Женщина присела на корточки и протянула руку, поджидая, пока собака решится приблизиться.

– Привет, парень!

Пес обнюхал ее пальцы, прежде чем позволил себя погладить. От прикосновения он вздрогнул. Под клочковатой шерстью прощупывались ребра, и Коррин почувствовала острую жалость. Погладив его еще разок, она встала и направилась к двери. Пес потрусил рядом.

– Тебе со мной нельзя. Давай-ка посмотрим, где ты живешь, – предложила она, нагибаясь, чтобы взглянуть на ошейник, и только тут заметила, что ошейника нет. – Придется тебе самому искать дорогу домой. Иди давай. Тут для тебя ничего нет.

И, прежде чем войти в паб, подтолкнула собаку в сторону хижин.

В баре Коррин заказала пинту сидра и пирог с говядиной и луком, не забыв отвернуть лицо от протянувшего ей кружку бармена. Она пила с таким наслаждением, что когда принесли пирог, кружка уже наполовину опустела. Выйдя наружу, она обрадовалась, увидев свободный столик. Села, проткнула вилкой корочку пирога; от вывалившейся на тарелку обильной начинки пошел пар. От запаха хорошо прожаренного лука и свежего теста у нее потекли слюнки.

– Это не для тебя, – покачав головой, объяснила она вновь появившемуся рядом лабрадору.

Пока она смаковала начинку, пес не сводил с нее печальных глаз.

– И нечего так на меня смотреть! – Коррин повернулась к лабрадору спиной и принялась за тесто.

Но когда он коснулся лапой ее ноги, ей все же пришлось взглянуть на него.

– Ты очень голодный, да? – спросила она, отхлебнув сидра. – Ну вот тебе, лови! – И она бросила ему кусочек корки.

Посмотрела на грустную песью морду, добавила мяса и предупредила:

– Это все!

Мгновенно проглотив подачку, пес вернулся за добавкой.

– Я что тебе сказала? – Коррин с улыбкой погладила костлявую собачью спину и бросила на землю еще один кусочек. – Это точно последний, – показала она ему один палец.

– Эй! – донеслось с пляжа.

Коррин оглянулась и увидела бородача со свисающим из-под майки животом, карабкающегося вверх по усыпанной галькой тропинке.

– Убери руки от моей собаки, – рявкнул он.

– А чего ж ты за ним не присматриваешь? – огрызнулась Коррин.

– Тебе-то какое дело?

Коррин промолчала.

– Барс, ко мне! – крикнул бородач. – Барс!

Лабрадор не двигался. Мужчина встал прямо возле столика Коррин, и пес чуть придвинулся к ней.

– Похоже, не нравишься ты ему, – сказала Коррин. – Он тебя типа боится. Может, кормить надо получше?

– Я спросил, твое какое дело?! – заорал бородач, хлопнув жирными ладонями по столу и нависнув над ней.

Коррин быстрым движением схватила вилку и воткнула ему в руку. Брызнула кровь. Мужик завопил… собака метнулась прочь.

Коррин вскочила, перепрыгнула через заборчик вокруг паба и побежала по дорожке обратно к Дилу.

– Сука проклятая! – орал бородач, выдергивая вилку. – Ну, я тебе покажу!

Она обернулась на бегу и увидела, что по руке, которую он прижимает к груди, струится кровь.

– Беги, сука, беги, – кричал он. – Я на тебя в полицию пожалуюсь.

– А я на тебя в ОБЖ.

– В ОЗЖ[5]5
  ОБЖ – учебный предмет Основы безопасности жизнедеятельности. ОЗЖ – Общество защиты животных.


[Закрыть], дура ты набитая!

– Да какая разница! – отозвалась Коррин, показав ему средний палец.

Но, когда она отвернулась, ее глаза наполнились слезами: похоже, она и вправду дура.