Текст книги "Число зверя"

Глава одиннадцатая

…Граждане должны защищать себя сами.

ЗЕБ:

Сгрузив этого «рейнджера» и удостоверившись, что дверь гаража заперта и все находятся в помещении, я почувствовал себя увереннее. На вопрос Хильды я ответил, что «непосредственной» опасности нет, но ведь моя интуиция ничего не сообщает мне вплоть до самого последнего мгновения. Черные Шляпы нас нашли. А возможно, никогда и не теряли: это же не обычные гангстеры, это пришельцы, откуда мы знаем, какие у них мотивы, планы и возможности.

Может быть, мы наивны, как котенок, который спрятал голову и думает, что его никто не увидит, а между тем его хвостик у всех на виду.

Они чужие, они могущественны, они многочисленны (три тысячи? три миллиона? Число Зверя нам неизвестно), и они знают, где мы. Правда, одного мы убили – но это нам просто случайно повезло. Теперь они его хватятся, того и гляди прибудет подкрепление.

Бессмысленное геройство мне не по душе. Если есть возможность удрать, я удираю. Конечно, товарища в бою я не брошу и уж точно не брошу жену и не родившегося пока ребенка. Но я же хотел, чтобы мы удрали все вместе – я, моя жена, мой брат по кровопролитию и по совместительству тесть и его жена, она же моя приятельница Шельма, отважная, практичная, хитрая и небрезгливая (она и в пасти Молоха не расстанется со своими шуточками, и это не раздражает, а, напротив, воодушевляет).

Я хотел, чтобы мы удрали, и поскорее – по оси τ, по оси т, посредством смещения, посредством вращения – как и куда угодно, лишь бы там не было этой жуткой заразы с зеленой кровью.

Я проверил манометр и немного успокоился: внутреннее давление в машине не упало. Ая все-таки не космический корабль – в ней не предусмотрена регенерация отработанного воздуха. Но было приятно знать, что в случае чего она будет держать воздух достаточно долго, чтобы мы успели добраться домой – если, конечно, недруги не продырявят ее изящный корпус.

Я прошел в дом по внутреннему проходу, как следует умылся горячей водой с мылом, потом повторил эту процедуру еще раз, обсушился и лишь тогда почувствовал себя достаточно чистым, чтобы поцеловать свою жену. Что и было сделано. Затем Дити отрапортовала:

– Сэр, ваши вещи упакованы. Мои сейчас будут готовы. Все в пределах запланированного веса и объема, вещи только самые необходимые…

– Послушай.

– Да, Зебадия?

– Уложи то, в чем ты выходила замуж. И мой костюм тоже. И то, в чем были Джейк и Хильда. И парадный мундир твоего отца. Или он сгорел в Логане?

– Но Зебадия, ты же говорил, что надо брать походную одежду.

– Говорил. Потому что мы не знаем, в каких условиях очутимся, долго ли там пробудем и вернемся ли обратно. Поэтому я перечислил все, что нужно для освоения девственной планеты – мы можем сесть на мель и не вернуться вообще никогда. Все, от микроскопа Джейка до тестера для воды. Инструменты, технические руководства. И оружие. И порошок от блох. Но вдруг нам придется выступать в роли послов человечества при дворе Его Августейшего Величества, Владыки Галактических Империй в тысяча третьем континууме? Понадобится что-то нарядное, а откуда мы такое возьмем? Мы ничего не знаем и не можем даже предполагать.

– По мне, так лучше осваивать девственную планету.

– Может случиться так, что у нас не будет выбора. Помнишь, когда ты подсчитывала, что сколько весит, были такие объемы с обозначением «место для массы такой-то и такой-то – перечень последует»?

– Конечно, помню. В общей сложности ровно сто килограммов, я еще подумала: как странно. Объем немного меньше кубометра, распределен по разным углам.

– Это твой багаж, курносая. И папы с Хильдой. Допускается перевес пятьдесят процентов, я скажу Ае, она подрегулирует центровку. Есть у тебя какая-нибудь старая кукла? Плед? Любимая книжка стихов? Семейные фотографии? Тащи все сюда!

– Ой, мамочки! – (Никогда моя жена не бывает так хороша, как в те моменты, когда вдруг чему-нибудь обрадуется и станет совсем как маленькая девочка!)

– Мне места не нужно. У меня только те вещи, с которыми я приехал. Как быть с обувью для Хильды?

– Она утверждает, что туфли ей ни к чему, Зебадия, – что у нее на мозолях наросли еще мозоли. Но я кое-что придумала. Когда мы строились, я накупила папе обувных вкладышей доктора Шолла; осталось три пары, я немножко ушью их, и если тетя Хильда наденет к ним еще и толстые носки, то сможет ходить в моих башмаках. Кроме того, у меня есть одна вещь, которая мне дорога как память: кеды. Папа мне их купил, когда я в первый раз отправлялась в летний лагерь, мне тогда было десять лет. Тете Хильде они как раз.

– Умница ты! – сказал я. – Все-то у тебя предусмотрено. А вот как насчет еды? Я не про то, что мы с собой берем, я в смысле поесть сейчас. Не найдется ли у нас пообедать? Почему-то когда истребляешь пришельцев, то появляется ужасный аппетит.

– Обед готов, только в легком варианте. Бутерброды на буфете в кухне, и еще я разморозила и разогрела яблочный пирог. Один бутерброд я скормила Хильде, прямо из собственных рук: она говорит, что сначала закончит работу и как следует отмоется, а до того пока больше ничего в рот не возьмет.

– Шельма слопала бутерброд, вскрывая эту гадость?

– Тетя Хильда женщина стойкая, Зебадия, – почти такая же стойкая, как ты.

– Более стойкая. Я сумел бы сделать вскрытие, если бы понадобилось, но есть при этом не мог бы. И Джейк, по-моему, тоже.

– И он тоже, это верно. Он увидел, как я ее кормлю, весь позеленел и куда-то скрылся. Пойди посмотри, что она делает, Зебадия: она обнаружила кое-что интересное.

– Гм. И это говорит та самая деточка, которая чуть не упала в обморок от одной мысли о вскрытии дохлого пришельца?

– Никак нет, сэр, это говорит совсем другой человек. Я приняла решение оставаться взрослой. Это нелегко. Но зато так лучше себя чувствуешь. Взрослый человек не ударяется в панику при виде змеи: он просто проверяет, гремучая ли она. Я больше не буду визжать от испуга. Я наконец выросла… я теперь жена, а не балованная принцесса.

– Ты всегда будешь моей принцессой!

– Надеюсь, мой вождь. Но чтобы это заслужить, я должна научиться быть матерью-первопоселенкой – уметь свернуть шею петуху, заколоть борова, заряжать, пока муж стреляет, встать на его место с его ружьем, если он ранен. Я научусь, я упорная. Съешь кусок пирога и иди к Хильде. Как использовать лишние сто килограммов, я уже знаю: книги, фотографии, папины микрофильмы и прибор для их просмотра, папино ружье и патроны к нему – а то они как раз у меня не умещались…

– Не знал, что у него есть ружье – какого калибра?

– Семь и шестьдесят две, длинный патрон.

– Вот это да! Нам с папой годятся одни и те же патроны!

– Не знала, что у тебя есть оружие, Зебадия.

– Я это особо не рекламирую, разрешения у меня на него нет. Надо будет всем вам показать, где я его держу.

– А пригодится нам дамский пистолет? Стреляет иголками, точнее, мини-стрелами фирмы «Шкода». Дальность небольшая, но они либо отравленные, либо разрывные… Причем один магазин рассчитан на девяносто выстрелов.

– Дити, кто ты? Почетный член гильдии убийц?

– Отнюдь нет, сэр. Это мне купил папа – на черном рынке, – когда я стала работать по ночам. Он сказал, что лучше он наймет мне адвокатов, чтобы меня оправдали – или хотя бы отпустили на поруки, – чем пойдет в морг опознавать мой труп. Я ни разу им не пользовалась: в Логане он практически не нужен. Зебадия, чего только папа не делал, чтобы я научилась самым лучшим способам самозащиты! Он-то сам владеет всем этим первоклассно – потому я и не позволяю ему драться. А то будет смертоубийство. Они с мамой так решили, когда я была еще совсем маленькая. Папа говорит, что полицейские и суды больше не защищают граждан, а значит, граждане должны защищать себя сами.

– Боюсь, он прав.

– О муж мой, я не в состоянии судить, кто прав, а кто нет, ибо все свои представления о правильном и неправильном я усвоила от родителей, а сама прожила пока еще слишком мало, чтобы у меня успели сложиться какие-либо иные представления, не совпадающие с родительскими.

– Дити, твои родители все делали как надо.

– Я тоже так считаю… но это все субъективно. Во всяком случае, мне не пришлось подчиняться закону школьных джунглей – я не ходила в школу, пока мы не переехали в Юту. И я научилась защищаться – с оружием и без. Мы с папой оценили, как ты владеешь мечом. Мулине у тебя безупречные, как часовой механизм. И ты отлично закрываешься.

– Джейк тоже не промах. Он обнажил саблю так быстро, что я и заметить не успел, и рубанул точно над воротником.

– Папа говорит, у тебя выходит лучше.

– Ну… у меня длиннее руки. Зато у него, по-моему, быстрее реакция. Знаешь, мой самый лучший учитель фехтования был примерно твоего роста, и руки у него были не длиннее твоих. Так вот, мне не удавалось даже скрестить с ним клинки – только если он сам того хотел.

– Ты никогда не говорил, где ты учился этому искусству.

– В Ассоциации молодых христиан, – усмехнулся я, – прямехонько в центре Манхэттена. В школе я занимался рапирой. В колледже баловался саблей и шпагой. Но вот мечом заинтересовался только на Манхэттене. Почувствовал, что заплываю жирком, и решил им подзаняться. А потом поехал в Европу, в эту свою так называемую исследовательскую командировку, и там познакомился с потомственными мастерами – у которых и отцы, и деды, и прадеды жили искусством фехтования. Понял, что это не ремесло, а образ жизни – и что мне уже поздно начинать. Ты знаешь, Хильде я наврал: не дрался я на студенческих поединках. Но в Гейдельберге действительно учился – у одного сабельмайстера, который, по слухам, воспитал целую подпольную армию. Вот он и был тот коротышка, с которым мне не удавалось скрестить клинки. Какая у него была реакция! До того я считал, что у меня с реакцией все в порядке. А тут оказалось – еще учиться и учиться. Я и научился кое-чему. В день моего отъезда он сказал мне: «Какая жалость, что ты не попал ко мне в руки двадцать лет назад. Я бы тебя научил действительно владеть оружием».

– По-моему, сегодня ты им владел куда как хорошо!

– Нет, Дити. Ты отвлекла его внимание, я напал с фланга. Эту схватку выиграла ты, не я и не папа. Хотя то, что сделал папа, было гораздо опаснее, чем то, что делал я.

– Мой капитан, не смей на себя наговаривать! Я не желаю это слышать!

Странные существа эти женщины, благослови Господь их нежные сердца и причудливые умы: Дити назначила меня героем, и с этим ничего уже нельзя было поделать. Мне оставалось только постараться не слишком ее разочаровывать. Я отрезал себе кусочек яблочного пирога и поспешил сжевать его на ходу, пока я еще не дошел до гаража – есть что-либо в «морге» мне решительно не хотелось.

«Рейнджер» лежал на спине, освобожденный от одежды, вспоротый от подбородка до паха и распластанный. Какие-то куски лежали вокруг трупа. Запах стоял омерзительный.

Хильда все еще резала его: в левой руке у нее были щипцы для льда, в правой нож. Обе руки сплошь в зеленоватой слизи. Когда я подошел, она положила нож и взяла лезвие бритвы, не отводя глаз от объекта. На меня она взглянула только после того, как я заговорил.

– Много узнала, Шельма?

Она положила инструменты, вытерла руки полотенцем, тыльной стороной предплечья отвела волосы со лба.

– Зебби, ты просто не поверишь.

– Давай говори.

– Что ж… погляди-ка. – Она прикоснулась к правой ноге трупа и обратилась к трупу непосредственно: – Скажи мне, дорогая, зачем тебе этот суставчик?

Я присмотрелся: длинная, костлявая нога имела лишнее колено пониже обычного человеческого; оно изгибалось назад. Такие же сочленения имелись и на руках.

– Ты сказала «дорогая»?

– Я сказала «дорогая». Зебби, это чудище – либо самка, либо гермафродит. Полностью развитая матка, двурогая, как у кошки, по яичнику над каждым рогом. Но ниже есть нечто вроде яичек и какая-то штука, которая сошла бы за втягиваемый фаллос. То есть это девочка, но, скорее всего, в то же время и мальчик. При этом хотя оно и двуполое, но не самооплодотворяющееся, устройство не позволяет. По-моему, эти твари могут работать и за папу, и за маму.

– По очереди? Или одновременно?

– А что, неплохо было бы. Нет, по соображениям механического характера я думаю, что они меняются ролями. Через десять минут или через десять лет, образец судить не позволяет. Но дорого бы я дала, чтобы увидеть, как они это делают!

– Шельма, ты зациклилась на одной теме.

– Это главная тема. Что может быть главнее продолжения рода? Способы и обычаи сексуальных отношений – это центральная функция всех высших форм жизни.

– А как же деньги и телевидение?

– Фи! Вся человеческая деятельность, включая научные исследования, есть либо брачные танцы и забота о молодняке, либо жалкая сублимация неудачников, обреченных природой на проигрыш в единственной игре, какая имеется в городе. Шельма свое дело знает: я сорок два года искала настоящего мужчину, от которого смогу забеременеть, – и вот нашла! Последние две недели я только ждала подходящего момента. А что насчет тебя, бесстыжий жеребец? Поосторожней с ответом – я все расскажу Дити.

– Я сошлюсь на пятую позицию[50]50
  Пятая позиция в фехтовании – возврат из выпада, защита клинком вверх. – Примеч. перев.


[Закрыть].

– За пятую с тебя четвертак. Зебби, ты не представляешь, как я ненавижу этих монстров: они ставят под угрозу все мои планы. Коттедж в розах, дитя в колыбели, жаркое в духовке, я в домашнем платье, мой муж идет домой усталый, целый день шпынял первокурсников, а у меня для него уж и тапочки, и трубка, и сухой мартини. Райская жизнь! Все прочее суета и морок… Четыре полностью развитые молочные железы, но ни следа избыточного жира, как у всякой порядочной самки человека – кроме меня, к сожалению. Желудок двойной, кишечник ординарный. Сердце двухкамерное, кровь гонит, похоже, перистальтикой, а не пульсацией. Мозг я не исследовала, у нас тут нет такой пилы – но он, несомненно, развит не меньше нашего. Безусловно, гуманоид, до ужаса не человек. Не опрокинь эти бутылки, это образцы того, что у них вместо крови и лимфы.

– А это что?

– Шины, чтобы спрятать нечеловеческие сочленения. На лице, по-моему, пластическая хирургия, форма черепа замаскирована подкладками. Волосы ненастоящие, у этих буджумов волос нет. Что-то вроде татуировки – а может быть, это тоже маскировка, только мне не удалось ее снять – благодаря ей открытые участки кожи выглядят как у людей, а не сине-зелеными. Зеб, семь шансов против двух, что множество пропавших без вести людей послужило морскими свинками для разработки этого маскарада. Летит тарелка – цап! – и парочка очередных морских свинок разделывается на препараты у них в лаборатории.

– Летающих тарелок уже много лет никто не наблюдает.

– Поэтическая вольность, милый мой. Если у них есть эти искривители пространства-времени, они могут выскочить из ничего, утащить что хотят – или заменить настоящего человека на убедительную подделку – и исчезнуть мгновенно, как свет выключается.

– Этот долго не продержался бы. Рейнджерам полагается проходить медицинскую проверку.

– Возможно этого приготовили наскоро, только для нас. Хорошая подделка обманет кого угодно, ее отловишь разве что рентгеном, да она и рентген обманет, если рентгенолог сам из их числа… интересная идея, над ней стоило бы подумать. Зебби, мне нужно еще поработать. Тут столько нового, а времени так мало. Я ведь любитель, мне не сделать и десятой доли того, что мог бы сотворить с этой тушей настоящий специалист по сравнительной биологии.

– Могу я тебе чем-нибудь помочь? – Вообще-то, я предпочел бы, чтобы здесь обошлись без меня.

– Как тебе сказать…

– Мне все равно нечего делать, пока Джейк и Дити заканчивают собирать вещи. Так что давай помогу, скажи, что нужно.

– Дело пошло бы вдвое быстрее, если бы ты фотографировал. А то мне приходится всякий раз вытирать руки, чтобы взять фотоаппарат.

– Я в твоем распоряжении, Шельма. Говори, под каким углом, с какого расстояния и когда.

Хильда явно обрадовалась:

– Знаешь, Зебби, все-таки я тебя люблю, даром что ты выглядишь как горилла и ухмыляешься как идиот. Внутри у тебя душа херувима. Мне бы сейчас искупаться – как знать, когда в следующий раз представится возможность залезть в горячую ванну. И воспользоваться биде – вершиной декадентской цивилизации. Я все боюсь: вдруг Джейк объявит, что пора в дорогу, а я все еще режу это гнусное мясо.

– Режь спокойно, дорогая, будет тебе ванна. – Я взял фотокамеру, которой Джейк пользовался для фиксации своих экспериментов: «Поляроид стереоинстаматик», с автоматической наводкой на резкость, автоматической установкой диафрагмы, автоматическим проявлением, идеальная камера для инженера или ученого, которому нужно протоколировать то, что он делает.

Хильда трудилась в поте лица, я снимал.

– Шельма, тебе не страшно работать без перчаток? Вдруг подцепишь что-нибудь.

– Зебби, если бы эти твари умирали от наших микробов, они бы здесь не выжили. А они выживают. Значит, и нам их микробы, скорее всего, не причинят вреда. Принципиально иная биохимия.

Это звучало логично – но я хорошо помнил закон Кеттеринга: «Логика есть не что иное, как организованный способ надежно впасть в заблуждение».

Появилась Дити с тяжелым узлом:

– Ну вот, теперь все.

Ее волосы были забраны в узел. На ней не было ничего, кроме резиновых перчаток.

– Привет, милый. Тетя Хильда, я пришла помочь. Что нужно делать?

– Ничего не нужно, лапочка. Разве что ты захочешь сменить Зебби.

Дити смотрела на труп и явно не испытывала воодушевления – ее сосочки совсем обвисли.

– Пойди искупайся, – велел я ей. – Пошла вон, говорят тебе!

– Что, от меня так плохо пахнет?

– От тебя пахнет чудесно, лапочка моя. Но Шельма совершенно правильно заметила, что нам, возможно, теперь не скоро представится случай помыться горячей водой с мылом. Я обещал ей, что мы не отправимся на Канопус, пока она не примет ванну. Так что иди скорей купайся, пока ванная свободна, а когда Хильда пойдет отмываться, ты мне поможешь грузить багаж.

– Хорошо. – Сосочки Дити слегка набухли, наглядно показывая, как поднялось ее настроение. Лицо моей возлюбленной обычно не выдает ее чувств, но эти прелестные розовые пробочки служат отличным барометром ее морально-боевого духа.

– Постой-ка, Дити, – остановила ее Хильда. – Ты тогда сказала: «Он не среагировал». Что ты имела в виду?

– То, что сказала. Сбрось одежду перед мужчиной, и он так или иначе отреагирует. Даже если сделает вид, что ничего такого не произошло, глаза все равно его выдадут. А тут совсем никакой реакции. То есть так и должно было быть, он же не человек, но я-то этого не знала, когда попыталась его отвлечь.

– Но он все-таки обратил на тебя внимание, Дити, – сказал я. – И тем самым ты дала мне шанс.

– Он обратил на меня внимание так, как собака, или лошадь, или любое животное обратило бы внимание на любое движение. Он заметил, но проигнорировал. Никакой реакции.

– Зебби, тебе это ничего не напоминает?

– А что это должно напоминать?

– Ты помнишь, в первый день, как только мы сюда приехали, ты рассказывал историю про одну смазливую студенточку.

– Какую студенточку?

– Которая не могла сдать математику.

– А-а-а! Бинни.

– Да, профессор Дональд Уолтер Бин. Не находишь тут связи?

– Но Дубина в университете уже много лет. Кроме того, он краснеет. Это никакая не татуировка.

– Я же говорю, этот наш экземпляр, возможно, слеплен наскоро. А кто сумел бы лучше дискредитировать некую математическую теорию, чем декан математического факультета престижного университета? Особенно если он хорошо знает эту теорию и ему точно известно, что она верна?

– Эй, погодите! – вмешалась Дити. – Вы о ком, о том профессоре, что спорил с папой? У которого было подложное приглашение? Но мы ведь решили, что он просто марионетка. Папа говорит, что он дурак.

– Он ведет себя как набитый дурак, – подтвердила Хильда. – К тому же еще и надутый. Терпеть его не могу. С удовольствием подвергла бы его вскрытию.

– Но он еще не умер.

– Это можно исправить! – стервозно сказала Шельма.

Глава двенадцатая

…Могут взять и окурить нашу планету, а потом захватить ее.

ХИЛЬДА:

К тому времени, когда я вылезла из ванны, Джейкоб, Дити и Зебби уже успели загрузить Аю Плутишку и проверить списки груза (консервный нож, фотоаппараты и все такое прочее) – даже образчики тканей и жидкостей, взятые от трупа, поскольку в чудо-машине Зебби имеется маленький холодильник. Дити не очень-то обрадовалась, что мои образцы будут лежать в холодильнике, но они были исключительно хорошо упакованы, сначала в несколько слоев пластика, а потом еще в контейнер из морозильной камеры. Кроме того, в холодильнике находились главным образом фотопленка, взрыватели для динамита и другие несъедобные вещи. Еду мы везли с собой в основном в сушено-мороженом виде, запечатанной в азоте, кроме непортящихся продуктов.

Устали мы как собаки. Джейкоб предложил сперва выспаться и только после этого отправляться в путь.

– Зеб, если ты не ожидаешь нового нападения в ближайшие восемь часов, то нам надо отдохнуть. Чтобы управляться с верньерами, я должен иметь ясную голову. Этот дом – почти крепость, он будет совершенно черным, потому что не излучает ни в какой области спектра. Скорее всего, они решат, что мы удрали сразу же, как только разделались с тем парнем – то есть, виноват, с гермафродитом, ну с якобы рейнджером. Что скажешь?

– Джейк, я не удивился бы, если бы они на нас набросились прямо сейчас. Но они что-то не набрасываются. Во всяком случае, мне не хотелось бы вести Аю не выспавшись, Больше всего ошибок в бою совершается именно от усталости. Давайте прикорнем. Дать кому-нибудь снотворное?

– Мне ничего не нужно, кроме кровати. Хильда, дорогая, сегодня я сплю на своей половине.

– Можно мне хотя бы прижаться к спинке? – спросила я.

– Обещаешь не щекотаться?

Я состроила своему возлюбленному рожицу.

– Обещаю.

– Зебадия, – сказала Дити, – я не хочу прижиматься. Я хочу, чтобы меня обнимали… так я чувствую себя в безопасности. В первый раз с того дня, когда мне исполнилось двенадцать, меня не тянет заниматься любовью.

– Принцесса, не беспокойся: будем спать. Только давайте встанем до рассвета. Не надо испытывать судьбу.

– Разумно, – согласился Джейкоб.

Я пожала плечами:

– Вам, мужчинам, вести машину, а мы с Дити – просто груз. Мы можем подремать на задних сиденьях, а если пропустим вселенную-другую, ничего страшного. Кто видел одну вселенную, тот видел их все. Как считаешь, Дити?

– Если бы все зависело только от меня, я бы дала отсюда деру сей же миг, одни туфли остались бы. Но Зебадия должен вести машину, а папа – орудовать верньерами… и оба устали и не хотят рисковать. Но, Зебадия… не обижайся, если я буду отдыхать с открытыми глазами и держать ушки на макушке.

– Как? Дити, почему?

– Кто-то должен быть на страже. Это может дать нам то самое преимущество в считаные секунды, которое уже спасало нас по меньшей мере дважды. Не беспокойся, дорогой, я вполне могу не поспать ночь, мне не раз приходилось это делать, когда я работала над какой-нибудь программой, а машинное время было ограниченно. Никаких дурных последствий, на следующий день отосплюсь, и опять готова в бой. Папа, подтверди.

– Это правда, Зеб. Но…

Зебби не дал ему договорить:

– Девушки, давайте вы будете сторожить по очереди, а заодно приготовите завтрак. Я сейчас так налажу Аю Плутишку, чтобы она могла связаться с нами, пока мы в спальне. И пожалуй, Дити, добавлю еще одну программу, чтобы она несла стражу вокруг дома. Если ее надлежащим образом запрограммировать, из нее получится сторожевая собака гораздо лучше любого из нас. Ну как, успокоит это твое чувство ответственности?

Дити ничего не сказала, я тоже хранила молчание. Зебби, нахмурившись, пошел к своей машине, открыл дверцу и принялся подсоединять глаза и уши Аи к трем имеющимся в доме интеркомам.

– Джейк, может быть, перенести переговорное устройство из подвала к тебе в спальню?

– Это мысль, – согласился Джейкоб.

– Только подожди, сперва я выслушаю то, что Ая желает мне сообщить. Привет, Ая.

– Приветик, Зеб. Вытри подбородок.

– Программа. Запустить новый поиск. Сообщить о новостях, поступивших с момента последнего отчета.

– Нулевой отчет, босс.

– Спасибо, Ая.

– Не за что, Зеб.

– Ая, программа. Добавить в текущий поиск новостей параметры. Регион: Аризона к северу от Большого каньона плюс Юта. Персоналии: все лица, перечисленные в ныне действующих программах поиска новостей плюс рейнджеры, федеральные рейнджеры, лесные рейнджеры, рейнджеры штата. Конец программы.

– Новая программа в действии, босс.

– Программа. Регистрировать текущую акустическую информацию, уровень восприятия максимальный.

– Новая программа в действии, Зеб.

– Ты умница, Ая.

– Пора бы тебе на мне жениться.

– Спокойной ночи, Ая.

– Спокойной ночи, Зеб. Спи с руками поверх одеяла.

– Дити, ты растлила Аю. Я выведу наружу шнур для микрофона, а Джейк перенесет интерком из подвала в хозяйскую спальню. Но имей в виду, Джейк: максимальный уровень восприятия означает, что если в десяти милях отсюда взвоет койот, то он взвоет прямо у тебя в постели. Если хочешь, я велю Ае отфильтровывать акустическую информацию и передавать тебе в спальню только новости.

– Хильда, дорогая, хочешь, Ая будет отфильтровывать акустическую информацию?

Я этого не хотела, но не стала говорить. Неожиданно вмешалась Ая:

– Свежие новости, босс.

– Докладывай!

– Рейтер, «Стейтс таймс», Сингапур. Трагическое известие об экспедиции Марстона. Индонезийская служба новостей, Палембанг. В Штаб национальной милиции в Телукбетунге доставлены из джунглей два тела, в которых были опознаны доктор Сесил Янг и доктор З. Эдвард Картер. Окружной комендант сообщил, что они будут отправлены самолетом в Палембанг для дальнейшей транспортировки в Сингапур, как только главный комендант передаст их министру туризма и культуры. О местонахождении профессора Марстона и мистера Смайс-Белиша по-прежнему ничего не известно. Коменданты обоих округов сходятся на том, что надежда найти их живыми с каждым днем уменьшается. Тем не менее представитель министра туризма и культуры заявил на пресс-конференции, что правительство Индонезии будет продолжать поиски еще более настойчиво. Конец сообщения.

Зеб присвистнул. Помолчав, он сказал:

– Какие будут мнения?

– Он был блестящий ученый, сын, – сдержанно произнес мой муж. – Это невосполнимая потеря. Ужасно.

– Эд был хороший парень, Джейк. Но я не об этом. Каково наше тактическое положение? Здесь. Сейчас.

Мой муж ответил не сразу.

– Зеб, что бы там ни случилось на Суматре, это случилось, насколько мы можем судить, около месяца назад. Эмоционально я в смятении. Логически я вынужден констатировать, что наше положение, по всей видимости, никак не изменилось.

– Хильда? Дити?

– Отчет по поиску новостей, – объявила Ая.

– Докладывай!

– АП Сан-Франциско, по спутниковой связи из Сайпана, Марианские острова. Сегодня в двадцать часов по времени Тихоокеанского побережья сверхзвуковой полубаллистический лайнер компании TWA «Крылатая победа», вылетевший из международного аэропорта Сан-Франциско, взорвался при входе в плотные слои атмосферы, что было зафиксировано визуальным наблюдением и радарным контролем.

АП Гонолулу, официальное сообщение Военно-морских сил США. Подводный авианосец ВМС США «Летучая рыба», находящийся вблизи острова Уэйк-Айленд, получил приказ немедленно следовать к месту крушения «Крылатой победы». Авианосец всплывет на поверхность и даст старт поисковым аппаратам в оптимальном пункте. На вопрос о том, какой пункт является оптимальным, представитель ВМС США ответить отказался. Редактор «Ассошиэйтед пресс» по военным вопросам сообщил, что подводная скорость кораблей класса «Летучей рыбы», а также тип и тактико-технические данные находящихся на их борту летательных аппаратов засекречены.

АП-ЮПИ Сан-Франциско, новые данные по катастрофе «Крылатой победы». В заявлении, сделанном компанией TWA, говорится (цитата): «Если полученные сообщения о „Крылатой победе“ соответствуют действительности, то имеются все основания предполагать, что выживших нет. Однако наш технический отдел не допускает, что причиной катастрофы мог быть самопроизвольный взрыв. Катастрофа могла бы, повторяю, могла бы быть вызвана столкновением с остатками орбитальных аппаратов, постепенно входящих в атмосферу, или даже с метеором, однако вероятность такого столкновения настолько мала, что его можно было бы счесть чудом» (конец цитаты). По требованию Бюро гражданских авиаперевозок представитель TWA передал средствам массовой информации список пассажиров рейса. Список следует ниже: Калифорния…

Список был длинный, все имена – незнакомые. Но тут Ая произнесла:

– Доктор Дональд Бин…

Я ахнула. Но никто ничего не сказал, пока Ая не объявила:

– Конец полученной информации.

– Спасибо, Ая.

– Всегда рада, Зеб.

– Ну, профессор? – сказал Зебби.

– Командуешь ты, капитан.

– Прекрасно, сэр! Слушайте все: положение чрезвычайное! Правила спасательной шлюпки. Действовать быстро, разговоры отставить. Готовность к отправлению – пятиминутная! Во-первых, всем оправиться. Во-вторых, надеть то, в чем будете в дороге. Джейк, подготовить дом к длительному отсутствию хозяев: электричество, запоры и тому подобное. Дити: следуй за Джейком, убедись, что он все сделал правильно, потом сама – ты, а не Джейк – выключи свет и запри двери. Хильда, собери все, что осталось от наших бутербродов, и принеси – быстро, но не суетись. Проверь, есть ли в холодильнике твердые продукты – жидкого не надо – и все, что можно, загрузи в холодильник Аи. Особо не раздумывай. Вопросы есть? Действуйте!

Я запустила Джейкоба в ванную первым, он, бедняжка, в этих делах медлителен, а сама в это время запихнула бутерброды в один холодильный мешок, полпирога в другой. Картофельный салат? Я свалила его в третий, сунув туда же пластмассовую ложку для пикников; в конце концов, микробы у нас теперь общие. Все это вместе с остатками пикулей я отправила в самую большую из заготовленных Дити холодильных сумок, тщательно застегнув ее.

Джейк вышел из нашей спальни; я чмокнула его en passant[51]51
  На ходу (фр.). – Примеч. С. В. Голд.


[Закрыть], нырнула в ванную, пустила воду в раковине, села и принялась читать мантры – это часто помогает, когда спешишь, потом воспользовалась биде, нежно похлопала это милое устройство и попрощалась с ним, не останавливаясь. В дорогу я собиралась надеть Дитины детские теннисные туфли и ее же зеленую с золотом джинсовую мини-юбку, которая была мне до колен, но с шарфом на поясе выглядела не слишком ужасно. Вот только трусиков у меня не было, Дити отложила для меня несколько пар своих, но они с меня свалились бы. И тут я увидела, что она, лапочка, их не просто отложила, а добралась до резинок и подтянула их. Хоп! – сидят отлично, вот и хорошо, а то кто его знает, когда мы теперь сможем залезть в ванну, трусики все-таки практичная вещь, хотя и мешают.