Текст книги "«Уолдо», «Неприятная профессия Джонатана Хога» и другие истории"

– Это сложная задача, мистер Джонс. И вдобавок большинство таких пилотов, практически все, – это не наши служащие. Они нам неподконтрольны.

– Это ваша проблема, – пожал плечами Уолдо. – Моя забота – подсказать вам, как временно уменьшить число отказов, пока я не представлю вам окончательное решение проблемы.

– Но…

Уолдо не дослушал окончания фразы – он сам сказал все, что хотел, и прекратил разговор. Он уже звонил по другому, не знающему отдыха арендованному каналу, которым был связан со своей наземной конторой, со своими «гномами». И дал более чем странный приказ – достать книги, очень старые, очень редкие. Книги, посвященные магии.

Прежде чем что-то предпринять для исполнения требования Уолдо, Стивенс посоветовался с Глисоном. Глисон засомневался:

– Он объяснил, почему дает такой совет?

– Ни слова не сказал. Рекомендовал связаться с доктором Граймсом и получить у него более подробные указания.

– С каким еще доктором Граймсом?

– С врачом, который свел меня с Уолдо, с нашим общим знакомым.

– A-а-а, припоминаю. Н-да-а-а. Трудновато будет брать за ворот людей, которые работают не у нас. Однако полагаю, некоторые из наших крупных клиентов пошли бы нам навстречу, если бы мы к ним обратились и привели некие резоны. А почему вы так странно смотрите?

Стивенс рассказал Глисону о последнем необъяснимом заявлении Уолдо.

– Как думаете, это могло подействовать на него точно так же, как на доктора Рэмбо?

– Мм… Полагаю, могло. А в этом случае следование его советам к добру не приведет. Есть ли у вас еще какие-нибудь предложения?

– Откровенно говоря, нет.

– Тогда не вижу альтернативы. Придется последовать его совету. Он наша последняя надежда. Возможно, напрасная, но единственная.

Стивенс несколько приободрился:

– Можно бы поговорить об этом деле с доктором Граймсом. Уж он-то знает Уолдо, как никто на свете.

– Вы ведь все равно должны с ним проконсультироваться? Очень хорошо – сделайте это.

* * *

Рассказ Стивенса Граймс выслушал молча. Когда Стивенс закончил, врач сказал:

– Скорее всего, Уолдо имеет в виду симптомы, которые я наблюдал, занимаясь коротковолновым облучением. Дело несложное. Можешь взять гранки монографии, которую я подготовил. Прочти, и все поймешь.

Эта информация Стивенса не порадовала, а только усилила подозрения насчет того, что Уолдо маленько того. Но он ничего не сказал Граймсу, и тот продолжал:

– А что касаемо второго твоего вопроса, Джим, трудно мне себе представить, чтобы Уолдо свихнулся таким манером.

– Мне-то он никогда не казался особо уравновешенным.

– Понимаю, о чем ты говоришь. Но его параноидальные наклонности не в большей мере напоминают случай с Рэмбо, чем ветрянка свинку. На деле-то один психоз защищает от другого. Но я побываю у него, погляжу.

– Правда? Вот и славно.

– Но не нынче. Нынче мне надо присмотреть кое за кем. Несколько детишек простыли, перелом ноги со смещением, и, похоже, полиомиелит в округе прорезался. Так что раньше конца недели мне никак.

– Док, почему вы не откажетесь от общей практики? Ведь скучное же дело.

– И я так думал, когда был помоложе. Но примерно сорок лет назад перестал лечить болячки и начал лечить людей. И это доставляет мне радость.

* * *

Уолдо погрузился в оргию чтения, глотая трактаты по магии и близким темам с неимоверной быстротой. Раньше этими предметами он вообще не интересовался. Но теперь, когда велик оказался шанс, что в них можно почерпнуть что-то полезное, он, читая не просто так, а под определенным углом, нашел там очень много чего.

О некоем ином мире там упоминалось часто. Иногда его называли Иномиром, иногда малым миром. Будучи теперь убежден, что этим термином обозначается реально существующий, материальный континуум, отличный от нашего, Уолдо отчетливо видел, что многие мастера запретных искусств придерживались буквально той же точки зрения. И указывали, как можно использовать этот Иномир. Временами фантазировали, временами давали чисто практические советы.

Было совершенно очевидно, что по крайней мере девяносто процентов всей магии, а вероятно, и больше – это галиматья и чистой воды мистификация. Чувствовалось, что на мистификацию ловились даже профессионалы – им недоставало научного метода; они применяли однозначную логику так же неверно, как и двузначную логику устаревшего Спенсерова детерминизма, и речи не было о современной расширенной, многозначной логике.

Тем не менее там, где дело касалось рассуждений о концепции иного, отличного, но доступного мира, в законах контактозной, симпатической и гомеопатической магии[10]10
  «Контакозная магия» – магические приемы, результаты которых наблюдаются сразу же после непосредственного прикосновения мага к человеку или предмету, над которым совершается обряд; «симпатическая магия» – магия, основанная на знании истинного имени человека или предмета или обладании их частицами (портретами, волосами, обрезками ногтей); «гомеопатическая магия», или «имитационная», – магические обряды состоят из имитации желаемых результатов (прокалывание фигурок иглами с целью вызвать смерть или болезнь, прысканье водой с целью вызвать дождь).


[Закрыть] чувствовалась некая извращенная правота. Человек, имеющий доступ в иное пространство, вполне мог бы исповедовать логику, в которой объект способен «быть», «не быть» или «быть чем угодно иным» с одинаковой легкостью.

Какими бы бессмысленными или путаными ни представлялись магические обряды, восходящие к поре, когда это искусство находилось в общем пользовании, перечень его достижений выглядел впечатляюще. Это маги обнаружили кураре, дигиталис, хинин, гипноз и телепатию. Это маги Древнего Египта разработали гидравлические машины. Собственно, химия развилась из алхимии. Если уж на то пошло, многие современные науки своим происхождением обязаны колдунам. Наука отбросила все лишнее, пропустила сырой материал сквозь пресс двузначной логики и привела знание к формам, в которых оно стало доступно любому желающему.

К несчастью, та часть магии, которая оказалась несовместима с категориями, введенными методологией девятнадцатого века, была отброшена и отлучена от науки. Она приобрела дурную славу, была забыта и сохранилась лишь в виде басен и суеверий.

Поневоле закрадывалась мысль, что колдовство есть недоразвитое научное знание, отброшенное до того, как с ним удалось разобраться.

И все же проявления неопределенности, которыми характеризуются некоторые аспекты магии, те самые проявления, которые Уолдо начал теперь связывать с представлениями о гипотетическом дополнительном континууме, наблюдались достаточно часто и даже в наши времена. Свидетельства на эту тему оказывались поразительны для любого, кто подходил к ним без предубеждения: полтергейсты, камни, падающие с неба, явление материальных предметов из ничего во время спиритических сеансов, люди с дурным глазом, то есть, как теперь делается понятно, люди, по некоторым неясным причинам оказавшиеся средоточием неопределенности, дома с привидениями, странные возгорания, из тех, что когда-то связывали с саламандрами. Имелись сотни подобных случаев, записи о них были составлены тщательно и заверены, однако отвергнуты ортодоксальной наукой, объявлены «невозможными». С точки зрения известных закономерностей они и впрямь были невозможны; однако, если расценивать их с позиции наличия внешнего дополнительного континуума, они делались чем-то само собой разумеющимся, естественным.

Уолдо остерегался рассматривать свою предварительную гипотезу Иномира как доказанную; тем не менее это была приемлемая гипотеза даже в том случае, если некоторые непонятные случаи не удастся объяснить и с ее помощью.

В Иномире могли действовать иные физические законы – а почему бы и нет? И все-таки он решил исходить из того, что это место во многом похоже на известный мир.

Иномир мог оказаться обитаем. Интереснейшая мысль! В этом случае через «магию» оказывалось осуществимо что угодно. Что угодно!

Пора было кончать с отвлеченными рассуждениями и заняться небольшим, но глубоким исследованием. Прежде всего с сожалением пришлось отказаться от попытки применить формулы средневековых магов. Оказалось, что они никогда не описывали свои процедуры полностью; нечто существенное – и об этом упоминалось в записях, об этом свидетельствовал его собственный опыт – передавалось ученику непосредственно словом учителя. Подтверждалось это и опытом его общения со Шнайдером: были некоторые вещи, отношение к предмету изучения, которые обязательно требовали прямого обучения.

К сожалению, ему предстоит учиться всему, что необходимо, без посторонней помощи.

* * *

– Господи! Дядя Гэс, как я рад вас видеть!

– Да вот решил глянуть на тебя. Ты же мне несколько недель не звонил.

– Это правда, но, дядя Гэс, я был жутко занят работой.

– И поди, чересчур. Перебирать-то не след. Дай-ка глянуть на твой язык.

– Да все со мной в порядке.

Но язык все равно пришлось высунуть; Граймс осмотрел его и пощупал пульс.

– Похоже, с тобой все в порядке. До чего-нибудь докапываешься?

– Еще как! Почти довел до конца дело с декальбами.

– Отлично. Из твоего разговора со Стивенсом, похоже, следует, что ты нашел какую-то зацепку, которая заодно сгодится и для моей любимой задачки.

– Да. Некоторым образом. Но я сказал бы наоборот. Смахивает на то, что заботы Стивенса – это следствие проблемы, которую углядели вы.

– То есть?

– Вот именно. Симптомы, вызванные ультракоротковолновым облучением, очень сильно влияют на надежность декальбов.

– Каким образом?

– Точно еще не знаю. Но рабочую гипотезу я разработал и как раз сейчас ее проверяю.

– Н-да-а-а. Есть желание побеседовать на эту тему?

– Очень большое. Причем именно с вами.

Уолдо пустился в рассказ о подробностях своего свидания со Шнайдером, насчет которых прежде Граймсу ни словом не обмолвился, хотя Граймс сопровождал его туда и обратно. Граймс знал, Уолдо ничего не обсуждает, пока не будет к этому готов.

Услышав о третьем комплекте декальбов, зараженных невероятными подергиваниями, Граймс недоверчиво поднял бровь:

– Ты хочешь сказать, что понял, как это сделать?

– Вот именно. Точнее сказать, не «как». Я просто могу это делать. И делал уже не раз. Я вам покажу.

Уолдо отплыл в ту сторону помещения, где на временных растяжках были пристегнуты несколько комплектов декальбов, больших и малых, каждый со своей панелью управления.

– Гляньте на этот крайний. Его доставили нынче. Вышел из строя. Сейчас я применю к нему фокус-покус Шнайдера, и он заработает. Одну минуточку. Я забыл включить питание.

Он вернулся к центральному кольцу, занял свое обычное место и включил излучатель энергии. Поскольку «Фригольд» отлично экранировал все находящееся внутри от внешних излучений, пришлось установить в космическом доме небольшую энергоцентраль и малый излучатель примерно того же типа, что и гигантская аппаратура НАПЭ; без них не было бы возможности испытывать декальбы в рабочем состоянии.

Снова присоединившись к Граймсу, Уолдо прошелся вдоль линии декальбов, включая активирующие цепи. Все, кроме двух, начали выказывать странную подвижность антенн, которую он про себя начал называть «подвижностью Шнайдера».

– Вон тот на дальнем конце работает, но не дергается, – предупредил Уолдо. – Он никогда не выходил из строя и, стало быть, не нуждался в обработке. Это мой контрольный прибор. А вот этот, – он указал на аппарат прямо перед собой, – нуждается в ремонте. Следите за мной.

– Что ты собираешься делать?

– Правду сказать, и сам не знаю. Но сделаю.

Уолдо не знал. Знал только одно: необходимо, не сводя глаз с антенн, представлять себе, как они проникают в Иномир, как тянутся за силой, тянутся, тянутся…

Антенны начали извиваться.

– Вот и все, что надо. Но это строго между нами. Я научился этому у Шнайдера.

Они возвратились к центру сферы. Предложил это Граймс под предлогом желания взять сигарету. А на деле при виде извивающихся антенн ему стало не по себе, но не хотелось говорить об этом.

– Как ты это объясняешь?

– Как не совсем понятное проявление инопространства. Мне о нем известно меньше, чем Франклину о природе молнии. Но я дознаюсь. Обязательно! И мог бы, не сходя с места, разрешить затруднения Стивенса, если бы знал, как справиться и с вашей проблемой.

– Не вижу связи.

– Должен быть какой-то способ добиться общего результата через инопространство. Научиться излучать энергию в инопространство, а потом черпать ее оттуда. Тогда излучение не оказывало бы вредного воздействия на человеческий организм. Оно никогда бы не соприкоснулось с ним; оно распространялось бы в обход. Я вожусь над этим со своим излучателем, но пока что безуспешно. Однако своего добьюсь.

– Надеюсь. Кстати, а разве излучение от твоей станции гуляет по этому помещению?

– Да.

– Тогда напялю-ка я свое защитное пальтецо. И тебе тоже это не на пользу.

– Без разницы. Сейчас выключу.

Едва Уолдо обернулся к выключателю, раздалось приятное чириканье. Бальдур гавкнул. Граймс огляделся по сторонам, высматривая, откуда звук.

– Ты что тут себе завел? – спросил он.

– Вы о чем? Ах это. Это мои часы с кукушкой. Забавно, верно?

Граймс согласился, что забавно, хотя особой пользы в этом приобретении не видел. Уолдо пристроил часы на ободе легкого металлического колеса, вращавшегося с такой скоростью, чтобы часы находились под действием центробежной силы в одно g.

– Смастерил эту игрушку, пока раздумывал над проблемой инопространства, – продолжал Уолдо. – Надо было чем-то руки занять.

– Насчет этого инопространства я как-то не совсем четко понимаю.

– Представьте себе континуум, очень похожий на наш и наложенный на наш примерно так же, как один лист бумаги накладывается на другой. Оба пространства неслитны, они отделены одно от другого самым малым интервалом, какой только можно себе вообразить. Они сосуществуют, но обычно не соприкасаются. Имеет место взаимная однозначность между точками обоих пространств, как мне представляется, хотя они необязательно имеют одни и те же размеры или форму.

– Эй, подумай лучше – они должны их иметь.

– Никоим образом. Представим себе отрезок прямой длиной в милю и отрезок длиной в дюйм. В котором из них больше точек?

– Разумеется, в том, что длиной с милю.

– Нет. Количество точек в них обоих одинаково. Хотите, докажу?

– Верю тебе на слово. В жизни не занимался этими разделами математики.

– На слово так на слово. Ни размеры, ни форма не являются помехой для установления полного точечного взаимосоответствия двух пространств. Да и сами эти понятия тут, по существу, неприложимы. «Размеры» – это вопрос внутренней структуры пространства, его протяженности, выраженной через свойственные ему одному постоянные. А «форма» существует сама по себе – по крайней мере, вне нашего пространства, – это проблема кривизны пространства, его открытости или замкнутости, динамики расширения или сжатия.

Граймс пожал плечами:

– На мой слух это звучит как тарабарщина.

И отвернулся, глядя, как вертятся на своем колесе часы с кукушкой.

– Наверняка, – радостно согласился Уолдо. – Мы ограничены собственным опытом. Знаете, каким я представляю Иномир? (То был чисто риторический вопрос.) Он представляется мне размерами и формой похожим на страусиное яйцо, но тем не менее целой вселенной, существующей бок о бок с нашей и здесь, и в окрестностях самой далекой звезды. Я знаю, что это ложное представление, но так мне легче все это себе представить.

– Дело твое, – сказал Граймс и кувыркнулся в воздухе: от непрерывного верчения часов с кукушкой у него слегка закружилась голова. – Слушай! По-моему, ведь ты выключил излучатель?

– Выключил, – согласился Уолдо и посмотрел туда же, куда и Граймс. И увидел шевелящиеся антенны декальбов. – Или думал, что выключил, – произнес он с сомнением и бросил взгляд на панель управления излучателем. И у него глаза полезли на лоб. – Но я и вправду его выключил. Он вправду выключен.

– Но тогда какого же дьявола…

– Да помолчите вы!

Он должен был подумать – и подумать хорошенько. Действительно ли излучатель не работает? Уолдо подплыл к нему, осмотрел. Да, он был мертв, так же как динозавры. Просто для того, чтобы лишний раз убедиться, он вернулся, надел свои «уолдо», залез в нужные схемы и частично рассоединил их. Но декальбы продолжали шевелить антеннами.

Не теплился один-единственный комплект декальбов, тот, над которым не была проделана обработка по Шнайдеру; от него не доносилось никакого шума. А все остальные работали, неистово добывая энергию. Но откуда?

Уолдо попытался припомнить, упоминал или нет Маклеод, разговаривая со Шнайдером, об излучателях, от которых декальбам полагается получать энергию. Он сам, Уолдо, об излучателях даже не обмолвился. Просто к слову не пришлось в разговоре. Но Шнайдер что-то сказал. «Иномир близко, и силы в нем полным-полно».

А он, Уолдо, хотя и собирался буквально толковать речи старика, на эту фразу не обратил внимания. «В Иномире силы полным-полно».

– Простите, что я наорал на вас, дядя Гэс, – сказал он.

– Не бери в голову.

– Но что вы об этом думаете?

– Похоже, ты изобрел вечный двигатель, сынок.

– Возможно – в каком-то смысле. Или отменил закон сохранения энергии, что тоже звучит неплохо. Эти декальбы черпают энергию, которой никогда не было в нашем мире!

– Н-да-а-а.

Чтобы проверить это предположение, Уолдо вернулся к кольцу управления, вставил руки в «уолдо», включил переносный сканер и обследовал пространство вокруг декальбов самыми чувствительными датчиками радиоизлучения, какими располагал. Стрелки приборов даже не дрогнули; на длинах волн, к которым чувствительны декальбы, в помещении ничего не теплилось.

Энергия поступала из инопространства. Не от его излучателя, не от излучающих станций НАПЭ, а из инопространства. Но в этом случае он, Уолдо, даже не приблизился к решению проблемы неисправных декальбов; и быть может, так никогда ее и не решит. Погодите, погодите, а что именно записано у него в контракте? Он попытался вспомнить точную формулировку.

Возможно, есть способ обойти это дело. Возможно. Да, и этот свежий нахальный трюк питомцев Грэмпса Шнайдера может иметь весьма замысловатые последствия. Он видел кое-какие возможности, но надо было подумать.

– Дядя Гэс…

– Что, Уолдо?

– Вы можете вернуться и передать Стивенсу, что у меня готов окончательный ответ. Его проблему мы решим, и вашу тоже. А тем временем мне вправду надо очень серьезно подумать, и я хочу побыть наедине с самим собой. Будьте так добры.

* * *

– Приветствую вас, мистер Глисон. Бальдур! Тихо! Входите. Устраивайтесь поудобнее. Как дела, доктор Стивенс?

– Как дела, мистер Джонс?

– А это мистер Харкнесс, – сказал Глисон, указывая на появившуюся следом фигуру. – Он руководит нашим юротделом.

– Ах да, действительно. Нам же предстоит обсудить вопрос о контракте. Добро пожаловать во «Фригольд», мистер Харкнесс.

– Благодарю, – холодно сказал Харкнесс. – Ваши адвокаты будут присутствовать?

– Они уже здесь, – указал Уолдо на стереоэкран, где видны были две фигуры. Фигуры поклонились и пробормотали что-то вежливое.

– Это все очень неправильно, – заметил Харкнесс. – Свидетели должны присутствовать лично. Услышанное и увиденное по телевизору в качестве свидетельских показаний к рассмотрению не принимается.

Уолдо поджал губы:

– Это ваше официальное возражение?

– Ни в коем случае, – поспешно сказал Глисон. – Чарльз, не настаивайте.

Харкнесс угомонился.

– Господа, не стану отнимать у вас время, – приступил к делу Уолдо. – Мы собрались, чтобы я мог исполнить свое обязательство по контракту. Условия известны, не будем их повторять. – Он сунул руки в свои задающие «уолдо». – Вот здесь, у дальней стены, вы видите ряд приемников силового излучения, в просторечии именуемых декальбами. Доктор Стивенс может, если желает, сверить их серийные номера…

– Нет необходимости.

– Очень хорошо. Я включу свой местный излучатель, чтобы мы имели возможность убедиться: он работает удовлетворительно. – Пока Уолдо говорил, «уолдо» хлопотливо трудились. – А затем я по одному приведу в действие приемники.

Его руки замелькали в воздухе; пара малых «уолдо» включила нужные переключатели на пульте управления последнего в ряду аппарата.

– Это декальб обычного типа, ни разу не отказавший в работе. Его доставил мне доктор Стивенс. Доктор, если угодно, вы можете убедиться, что он работает нормальным образом.

– Мне это и так видно.

– Впредь мы будем называть такие приемники «декальбами», а их работу «обычной». – Малые «уолдо» опять захлопотали. – А вот тут у нас приемники, которые я предпочел бы называть «шнайдер-декальбами», поскольку они подверглись определенной обработке, – антенны зашевелились, – а их работу – «работой по Шнайдеру». Доктор, вы не возражаете?

– О'кей.

– Вы привезли с собой пришедший в негодность приемник?

– Как видите.

– Вы способны привести его в действие?

– Нет, не способен.

– Вы уверены? Вы его тщательно изучили?

– Более чем тщательно, – кисло признал Стивенс, которому начала надоедать напыщенная болтовня Уолдо.

– Очень хорошо. А теперь я приведу его в действие.

Отплыв со своего места в центральном кольце и добравшись до неисправного декальба, он расположился так, чтобы всем телом заслонить свои действия от глаз наблюдателей. А потом вернулся в кольцо и с помощью «уолдо» включил этот декальб.

Тот немедленно заработал «по Шнайдеру».

– Господа, вот результат, – объявил Уолдо. – Мною разработан метод восстановления декальбов, самопроизвольно вышедших из строя. Я возьму на себя обязательство применить процедуру Шнайдера к любым приемникам, которые вы мне доставите. Платить за это вам не придется, это входит в счет моего гонорара. Я возьмусь обучать ваш персонал, как производить обработку по Шнайдеру. Тоже в счет своего гонорара. Однако не могу гарантировать, что действовать в соответствии с моими наставлениями сможет любой ваш работник. Не вдаваясь в технические подробности, могу сказать, что процедура очень сложна и требует гораздо больших усилий, чем представляется. Думаю, доктор Стивенс вам это подтвердит, – улыбнулся он одними губами. – Считаю, что наше соглашение с моей стороны выполнено полностью.

– Минутку, мистер Джонс, – вмешался Глисон. – А надежен ли декальб, прошедший процедуру по Шнайдеру?

– Абсолютно. Я это гарантирую.

Гости сошлись в кружок и забубнили. Уолдо ждал. Наконец Глисон ответил за всех:

– Мистер Джонс, это не совсем те результаты, которых мы от вас ожидали, но мы согласны: ваши обязательства по отношению к нам выполнены. Разумеется, при условии, что вы обработаете по Шнайдеру любые декальбы, которые к вам доставят, и обучите этому наш персонал, способный к такому обучению.

– Не возражаю.

– Ваш гонорар будет сию же минуту переведен на ваш счет.

– Отлично. Все поняли, все согласны? Успешно ли и в полной ли мере я исполнил ваше поручение?

– Совершенно верно.

– Вот и прекрасно. Если ваше терпение не иссякло, мне хотелось бы показать вам еще одну вещь.

Секция стены сложилась в гармошку, гигантские «уолдо» устремились в открывшееся помещение и извлекли оттуда громадный прибор, своим видом несколько напоминавший обычный комплект декальбов, но значительно более усложненный. Большая часть этих усложнений была чистой воды декорацией, но даже у опытного инженера на доказательство этого ушла бы уйма времени.

У машины была одна новая особенность – встроенный счетчик нового типа, рассчитанный на работу в течение заданного срока, а затем саморазрушающийся, и радиоустройство, позволяющее изменять этот срок. Кроме того, счетчик должен был уничтожить себя и приемник, если в конструкцию сунется кто-то, кто в ней не разбирается. Таким образом Уолдо намеревался предварительно решить вопрос о торговле свободной и неограниченной энергией.

Но об этих вещах он не сказал ни слова. Малые «уолдо» захлопотали, крепя аппарат к временным растяжкам. Когда с этим было покончено, Уолдо произнес:

– Господа, перед вами прибор, который я решил назвать «джонс-шнайдер-декальб». А его существование означает, что больше вам энергией не торговать.

– Вот как? – сказал Глисон, – Могу ли я узнать почему?

– Потому, – прозвучало в ответ, – что я могу сделать энергию дешевле, доступнее и продавать ее на таких условиях, с которыми вы никогда не сможете конкурировать.

– Сильно сказано.

– И сейчас будет показано. Доктор Стивенс, вы обратили внимание, что все остальные приемники работают. Вот я их выключаю. – Захлопотали «уолдо». – А теперь я выключаю свой излучатель и прошу вас убедиться с помощью своей аппаратуры, что в этом помещении нет никакой лучистой энергии, кроме энергии видимого света.

Несколько помрачневший Стивенс занялся своими приборами.

– Поток энергии в помещении отсутствует, – объявил он несколько минут спустя.

– Хорошо. Держите свою аппаратуру включенной, чтобы можно было и в дальнейшем убедиться в этом. А я приведу в действие свой приемник. – Металлические ручки замкнули переключатели. – Доктор, пронаблюдайте. Всесторонним образом пронаблюдайте.

Стивенс повиновался. Приборам на пульте не поверил, включил в параллель свои.

– И что скажете, Джеймс? – прошептал Глисон.

Стивенс неприязненно поморщился:

– Эта чертова штука черпает энергию из ниоткуда.

Все посмотрели на Уолдо.

– Господа, я вас не тороплю, – благородно сказал Уолдо. – Совещайтесь, сколько вам будет угодно.

Гости удалились, насколько позволяло помещение, и пустились в перешептывания. Было видно, что Глисон и Харкнесс вступили в спор, а Стивенс целиком ушел в себя. Это было как нельзя более кстати. Уолдо от всей души надеялся, что Стивенс не решится еще раз взглянуть на навороченную штуку, которую он назвал «джонс-шнайдер-декальбом» – ДШДК. Ни к чему было, чтобы Стивенс разобрался в ней. По крайней мере, до поры до времени. Уолдо тщательно следил за тем, чтобы говорить о ДШДК только правду, однако не всю: не упомянул, что все декальбы, обработанные по Шнайдеру, являются источниками свободной энергии. Выйдет неловко, если Стивенс обнаружит это раньше времени!

Счетчику-разрушителю Уолдо нарочно придал таинственный и сложный вид, но установил его не зря. Чуть позже он объяснит им – и это будет соответствовать истине, – что без этого устройства НАПЭ просто не сможет сохранить свой бизнес.

Уолдо был очень напряжен. Игра была рискованная; он предпочел бы знать гораздо больше о явлении, следствиями которого пытался торговать вразнос, однако – и тут он мысленно пожал плечами, храня самоуверенную усмешку, – дело тянется уже несколько месяцев, а ситуация с энергией критическая. Это решение должно сработать, если он сможет заполучить их подписи под договором достаточно быстро.

Потому что на самом деле он вовсе не собирался конкурировать с НАПЭ.

Глисон отделился от общества Стивенса с Харкнессом и подплыл к Уолдо:

– Мистер Джонс, а не могли бы мы уладить это дело полюбовно?

– Что вы намерены мне предложить?

* * *

Примерно час спустя Уолдо со вздохом облегчения наблюдал, как судно гостей отваливает от причала. «По высшему классу розыгрыш, – думал он. – И ведь сработал, мне все сошло с рук». Он великодушно позволил, чтобы его уговорили объединиться, и добился – и тут позволил себе проявить нешуточную горячность – немедленного заключения контракта, без проволочек и адвокатских дуэлей. Теперь или никогда, либо делаем дело, либо кончаем разговоры. И он с благородным видом подчеркнул, что в предлагаемом контракте есть пункт, в котором говорится, что он не получит ровным счетом ничего, если его заявления насчет ДШДК в дальнейшем не подтвердятся.

Глисон обдумал этот пункт, решил подписать контракт и сделал, как решил.

Даже после этого Харкнесс попытался выдвинуть претензию, мол, Уолдо – служащий НАПЭ. Мол, ранее сам подписал контракт на исполнение особого поручения за обусловленный гонорар. Претензия была явно высосана из пальца, даже Глисон согласился с этим.

В обмен на все права на ДШДК, на который Уолдо согласился представить чертежи – ждите, пока Стивенс увидит эти эскизы и разберется в них! – ему был обещана мажоритарная доля акций НАПЭ без права голоса, но полностью оплаченная и не подлежащая налогообложению. Неучастие в делах компании – это была его собственная идея. В торговле энергией предстояли головоломные трудности, причем в изобилии. Можно было предвидеть, что начнется: браконьерские приспособления, хитрости для обхода счетчиков, да мало ли что еще. Близилась эра свободного энергопотребления, и усилия остановить ее в перспективе бесплодны, Уолдо был в этом убежден.

Он так хохотал, что перепугал Бальдура – пес забеспокоился и громко залаял.

Теперь можно позволить себе забыть про патенты Хатауэя.

Однако в его торжестве над НАПЭ оставалась одна закавыка, чреватая последствиями: он заверил Глисона, что декальбы, «обработанные по Шнайдеру», впредь будут работать безотказно. Он верил, что так и будет, просто потому, что полагался на Грэмпса Шнайдера. Однако доказать не смог бы. И сам понимал, что слишком мало знает о явлениях, связанных с Иномиром, чтобы ясно различать, что может, а чего не может случиться. Это все еще требовало обширного и тщательного исследования.

Но Иномир – это дьявольски непростое место для исследований!

Предположим, рассуждал он, что человеческая порода слепа, что зрение у нее так и не развилось. Оставим в стороне вопрос, насколько слепые могли бы цивилизоваться, просветиться и усвоить научные представления, но трудно себе представить, чтобы они хоть когда-нибудь сумели в принципе развить у себя астрономию. Они могли бы знать о Солнце как о циклическом источнике энергии, который периодически меняет интенсивность и направление излучения, поскольку Солнце так могуче, что его можно «видеть» кожей. Обнаружив это, они могли бы изобрести приборы, которые улавливают солнечный свет, могли бы изучать Солнце.

Но разве они в силах были бы заметить бледные звезды? Маловероятно. Само существование небесной вселенной, ее безмолвные бездны и осиянное величие были бы для них непредставимы. И даже если бы кто-то из их ученых каким-то образом оказался вынужден принять наличие вселенной, причем не как фантастическое, невероятное допущение, а как факт, как бы он мог исследовать этот факт в подробностях?

Уолдо попытался вообразить себе фототелескоп, изобретенный и сконструированный слепцом, задуманный так, чтобы слепец мог им управлять и мог бы накапливать сведения, в которых могли бы разобраться другие слепцы. Он отказался от этой затеи: слишком много ловушек оказывалось на пути. Потребовалась бы гениальная изощренность ума, намного превосходящая его собственную, чтобы провести мысль по извилистым путям логических умозаключений для решения этой проблемы. Даже ему, зрячему, было весьма непросто изобрести телескоп для слепого, и он не понимал, как слепой без посторонней помощи может преодолеть возникающие трудности.

В каком-то смысле такую помощь оказал ему Шнайдер, в одиночку он безнадежно застрял бы в самом начале пути.

Но даже с подсказками Шнайдера проблема исследования Иномира мало чем отличалась от проблемы слепого астронома. Он не мог видеть Иномир, он мог только прикоснуться к нему, применяя «процедуру по Шнайдеру». Будь оно проклято! И как на такой основе конструировать приборы для его изучения?