Текст книги "Погоня за панкерой"

Дити пожала плечами:

– Мне все равно. Он добрый и нежный, он герой из книги, который спас мою жизнь, и папину, и твою… Давай найдем наших мужчин, тетя Козочка, и я рискну заглянуть в папину святая святых, если ты пойдешь первой.

– И как убрать этот книжный шкаф?

– Включи свет в алькове, потом холодную воду в раковине. Потом выключи свет и выключи воду. Именно в таком порядке.

– «Все страньше и страньше, – сказала Алиса».

Книжный шкаф закрылся за нами, обернувшись с другой стороны дверью с круглой ручкой. Дверь выходила на верхнюю площадку. Вниз вела широкая винтовая лестница с перилами по обе стороны. Ее ступени были невысокими, достаточно широкими и не скользкими – в общем, она совсем не походила на обычную лестницу в подвал, на которой только ноги ломать. Дити шла за мной и держала меня за руку, точно испуганный ребенок.

Помещение было светлым, с хорошей вентиляцией, совсем не похожее на подвал. Наши мужья были у дальней стены, они склонялись над столом и, по всей видимости, нашего появления не заметили. Оглядевшись в поисках машины времени, я ничего похожего не увидела – по крайней мере, в стиле шоу Джорджа Пала или читанных мной книг. Вокруг было полно всякой техники. Сверлильный станок выглядел вполне обычно, токарный тоже, все остальное было мне незнакомо, но напоминало оборудование ремонтной мастерской.

Мой муж наконец заметил нас, выпрямился и сказал:

– Добро пожаловать, дамы!

Зебби повернул голову и строго сказал:

– Опаздываете на урок! Занимайте места, никакой болтовни на лекции. Делайте заметки, завтра в восемь утра контрольная. Если у вас появятся вопросы, поднимайте руку и ждите, когда вас вызовут. Нарушители дисциплины останутся после уроков и будут мыть классную доску.

Дити показала ему язык и молча села за стол.

Я же погладила его по ежику на макушке и прошептала пару непристойностей ему на ушко. Затем поцеловала мужа и тоже села.

Мой муж обратился к Зебби, возобновляя разговор:

– Так я потерял еще несколько гироскопов.

Я подняла руку.

– Да, Хильда, дорогая? – сказал мой муж.

– В «Monkey Ward» продают отличные «гиро топс»[30]30
  Язва опять изображает дурочку: вместо «gyroscope» предлагает Джейку «gyro tops» – популярные в 70-х греческие сэндвичи из жареного перченого мяса с салатом на лепешке пита. У нас они более известны под названием «шаурма» или «донер кебаб». Джейк подхватывает шутку и называет «Сперри» филиалом пищевой корпорации «Дженерал Фудс». – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть] – я куплю тебе сразу сто штук.

– Спасибо, дражайшая моя, но они не того сорта. Мои делают «Sperry Division», филиал «General Foods».

– Тогда я куплю их у «Sperry».

– Язва, – вмешался Зеб, – похоже, ты хочешь вымыть и доску, и губки для мела.

– Минутку, сынок. Хильда может быть идеальным человеком для того, чтобы проверить, можно ли кому-то объяснить теорию, что я пытаюсь донести до тебя. Ведь эту концепцию невозможно изложить без уравнений, которые использовал твой кузен Зебулон. И хотя она основана на математике, которая, как ты утверждаешь, тебе незнакома…

– Так и есть.

– …ее физическую интерпретацию ты, похоже, вполне уяснил. Объяснишь концепцию Хильде? Если она поймет, то, наверное, мы сможем так спроектировать континуумоход, что им сможет управлять человек без технического образования.

– Конечно, – язвительно сказала я, – бедная маленькая Хильда, мозги-с-кулачок. Ей не нужно понимать, куда бегут электрончики, чтобы пялиться в теле– и головизор – она просто умеет тыкать в кнопочки. Давай, Зебби, задави меня интеллектом, я жду.

– Я попробую, – согласился он. – Но Язва, не болтай, и пусть твои комментарии будут только по теме. Иначе я попрошу папу тебя побить.

– Он не посмеет…

– Правда? Я собираюсь подарить ему хлыст на вашу свадьбу… помимо «Weird Tales», Джейк, их ты получишь тоже. Но хлыст тебе необходим. Теперь внимание, Язва.

– Да, Зебби. И тебе того же вдвойне.

– Ты знаешь, что такое «прецессия»?

– Определенно. Прецессия равноденствий[31]31
  Praecessio aequinoctiorum – по-русски это явление называется «предварение равноденствий», циклическое (с периодом 25 800 лет) смещение точек весеннего и осеннего равноденствия в пределах звездного года. Поскольку наш календарь привязан не к звездному году, а к моментам равноденствия, мы замечаем это смещение только по положению звездного неба. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]. Означает, что Вега будет Полярной звездой, когда я стану прабабушкой. Тридцать тысяч лет или около того.

– По существу правильно. Но ты пока еще даже не мать.

– Ты же не знаешь, что случилось прошлой ночью. Теперь я будущая мама. Джейкоб не посмеет пустить в ход твой хлыст.

Мой муж явно удивился, но, похоже, обрадовался – и я почувствовала облегчение. Зебби посмотрел на свою жену. Дити торжественно произнесла:

– Это вполне возможно, Зебадия. Никто из нас не предохранялся, и каждая близка к овуляции. У Хильды третья группа крови, резус положительный, а у моего отца четвертая группа, резус положительный. У меня вторая, резус положительный. Могу я поинтересоваться вашей, сэр?

– Первая, положительный. У… да я мог подстрелить тебя первым же залпом.

– Весьма вероятно. Но… ты это одобряешь?

– Одобряю! – Зебби вскочил, опрокинув стул. – Принцесса, ты не могла сделать меня счастливее! Джейк! Это требуется отметить!

Мой муж прекратил целовать меня.

– Несомненно! Дочь, у нас есть охлажденное шампанское?

– Да, папа.

– Погодите, – сказала я. – Давайте не будем сходить с ума из-за обычной биологической функции. Мы с Дити пока не знаем, понесли мы или еще нет. Мы лишь надеемся на это. И…

– Ну, так мы попробуем снова, – перебил меня Зебби. – Что там у вас с циклом?

– Двадцать восемь с половиной дней, Зебадия. Мой ритм стабилен как маятник.

– Мой – двадцать семь. Мы с Дити просто случайно совпали по фазе. Но я хотела бы поднять тост за обедом, а потом устроить гавайскую вечеринку на улице. Потом долго не удастся погулять. Дити, у тебя бывает тошнота по утрам?

– Не знаю. Я еще не была беременной.

– Я была, и у меня бывает, и это ужасно. Тогда я потеряла ребенка, хотя изо всех сил пыталась сохранить. Но этого я не потеряю! Свежий воздух, правильные упражнения, аккуратная диета и никакого алкоголя, разве что немножко шампанского сегодня вечером, а потом ни капли. А тем временем… если вы заметили, дорогие профессора, наши занятия еще не закончились. Я хочу знать все о машинах времени и не уверена, что пойму, если шампанское зашумит у меня в голове…

– Язва, временами ты меня поражаешь.

– Зебби, временами я сама себя поражаю. Поскольку мой муж делает машины времени, я хочу знать, что заставляет их тикать. Или, по меньшей мере, на какие кнопочки надо нажимать. А то вдруг его укусит Бармаглот, и тогда мне придется везти раненого супруга домой. Так что продолжай свою лекцию.

– Я буду читать громко и отчетливо.

Но мы потратили впустую – впустую? – несколько минут, потому что все принялись целоваться друг с другом. Даже мой муж и Зебби похлопали друг друга по спине и поцеловались в щеки в латинском стиле.

Занятие продолжилось.

– Язва, можешь ты объяснить прецессию у гироскопов?

– Ну, может быть. Когда-то я сдавала физику за первый курс, но это было давно. Толкните гироскоп, и он не двинется в том направлении, в котором вы ожидаете, а под углом в девяносто градусов к линии толчка, энергия которого поглощается вращением. Вроде этого… – я выставила указательный палец, точно мальчишка, изображающий пистолет: бах, ты убит! – Мой большой палец – ось вращения, указательный – направление толчка, остальные показывают вращение.

– Молодец, садись на первую парту, к отличникам. Теперь – подумай хорошенько! – предположим, что мы поместили гироскоп в рамку, а затем приложили одинаковые усилия по каждой из трех пространственных координат одновременно. Что будет с гироскопом?

Я попыталась это представить.

– Я думаю, он либо упадет в обморок, либо остановится.

– В качестве рабочей гипотезы неплохо. Но если верить Джейку, он исчезнет.

– Они действительно исчезают, тетя Хильда. Я сама это видела, несколько раз.

– Но куда они деваются?

– Я не способна понять вычисления Джейка, его преобразования мне приходится принимать без доказательств. Но все базируется на шести пространственно-временных координатах; три обычных пространственных, которые мы знаем: они обозначаются «x», «y» и «z»[32]32
  Далее в тексте привычные обозначения осей «x», «y» и «z» заменяют «L», «W» и «H» (от слов Length, Width и High – длина, ширина и высота). – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]; и три временных: одна обозначается нашей «ти» – «t», другая буквой греческого алфавита «тау» – «τ», а третья буквой кириллицы «тэ» – «Т».

– Похоже на «m» с тильдой сверху.

– Да, так и есть, но это у русских вместо нашего «ти».

– Нет, у русских вместо нашего «ти[33]33
  Слово «ти» (tea) на английском означает «чай». – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]» «chai». В толстых стаканах с клубничным вареньем.

– Прекрати, Язва. Итак, у нас есть «x», «y» и «z», «t», «тау» и «тэ». Всего шесть измерений. Теория основывается на том, что все эти оси находятся под прямым углом друг к другу и что любую из них можно заменить на любую другую с помощью вращения… или что можно задать новую ось координат, не седьмую, а способную заменить одну из шести, посредством перемещения… скажем, заменить «тау» на «тау-прим», переместившись по оси x.

– Зебби, я думаю, что отрубилась еще четыре координаты назад.

– Покажи ей тривол[34]34
  «Калтроп», он же «тривол», «чеснок» или «макибиси» японских ниндзя, конструкция из четырех равноотстоящих шипов. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть], Зеб, – посоветовал мой муж.

– Хорошая идея, – Зеб взял у Джейка какую-то штучку и поставил на стол передо мной: она напоминала игрушку, что была у меня в детстве, только у этой вместо шести шипов имелось четыре: три касались стола, образуя треногу, четвертый смотрел прямо вверх.

– Это оружие, – сказал Зеб, – изобретенное много веков назад. Концы должны быть острыми, тут они сточены, – он подкинул «ежика», и тот снова упал на стол. – Как бы оно ни упало, одна колючка всегда направлена вверх. Разбросай их на пути атакующей кавалерии, и лошадям это вряд ли понравится. В Первую и Вторую мировые их снова использовали – против всего, что ездит на надувных шинах – велосипедов, мотоциклов, грузовиков и тому подобного. Если сделать их достаточно большими, то они способны повредить танки и другие гусеничные машины. Для партизанской войны подходят маленькие, вырезанные из колючих кустов – обычно они бывают отравленные и довольно опасные.

Но сейчас эта смертоносная игрушка – всего лишь геометрическая проекция, изображение координат четырехмерного пространственно-временного континуума. Каждый шип находится под углом девяносто градусов к любому другому.

– Вовсе нет, – возразила я, – эти углы больше прямых.

– Я же сказал, что это проекция, Язва, это изометрическое представление четырехмерного пространства в трехмерном. Это искажает углы, ну а возможности человеческого глаза ограничены. Закрой один глаз и посиди тихо, и ты увидишь только два измерения. Иллюзия глубины – это результат работы мозга.

– Я не особенно хороша в «сидении тихо».

– Да, чего нет, того нет, – согласился мой муженек, которого я нежно люблю, но в этот момент готова была придушить.

– Но я могу закрыть глаза и ощутить три измерения своими руками.

– Хороший подход. Тогда закрой глаза, возьми эту штуку и представь, что шипы – это четыре направления в четырехмерном пространстве. Тебе что-нибудь говорит слово «тессеракт»[35]35
  Тессеракт – четырехмерный куб. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]?

– Мой учитель геометрии в школе показывал нам, как их делать – то есть их проекции, – используя модельный воск и зубочистки. Это было прикольно. Я нашла другие четырехмерные фигуры, которые было легко проецировать. И разные методы проекций.

– Язва, у тебя был незаурядный учитель геометрии.

– И он вел незаурядный курс геометрии. Не падай в обморок, Зебби, но я училась с теми, кого называли «опережающими учебный план» после того, как стало «недемократичным» называть их «особо одаренными».

– Вот черт! Почему же ты вечно изображаешь из себя дурочку?

– А почему ты судишь обо всем поверхностно, молодой человек? Когда не смеешь плакать, остается только смеяться. Это безумный мир и единственный способ получать от него удовольствие – относиться к нему как к шутке. Но это вовсе не значит, что я ничего не читаю и не умею думать. Я прочитала все от Элоизы Джиблетт[36]36
  В оригинале просто «Джиблетт», но это, скорее всего, Э. Джиблетт (1921–2009), выдающаяся ученый-генетик и гематолог. Хайнлайн изучал гематологию и не мог бы пропустить ее имя. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть] до Фреда Хойла, от Поля Сартра до Лайнуса Полинга. Я читаю в ванной, я читаю в туалете, я читаю в кровати, я читаю, когда ем в одиночестве, и я бы читала во сне, если бы умела спать с открытыми глазами.

– О'кей. Я прошу прощения. Профессор, мы можем ускорить наш семинар, мы недооценили нашу опережающую учебный план студентку. Хильда – это сплошной интеллект!

– Зебби, может, поцелуемся и заключим мир?

– Занятие еще не закончено.

– Зебадия, для этого всегда найдется время. Правда, папа?

– Поцелуй ее, сынок, или она будет дуться.

– Я не дуюсь, я кусаюсь.

– И к тому же она просто милашка, – сказал Зебби, после чего сграбастал меня за плечи, подтащил к себе через стол и крепко поцеловал. Потом он резко отпустил меня и продолжил: – Внимание, класс. Два шипа макета, окрашенные в синий цвет, изображают трехмерный мир нашего опыта. Третий, окрашенный в желтый – привычное на t-время. Четвертый, красный, изображает одновременно тау-время и тэ-время, неисследованные временные измерения, необходимые для теории Джейка.

Язва, мы ужали шесть измерений в четыре, и теперь мы либо работаем с ними как с аналогией шести, либо нам придется использовать математику, которую никто не понимает, кроме Джейка или моего брата Эда. Если, конечно, ты не сможешь придумать какой-нибудь способ спроецировать шесть измерений в три – ты, похоже, отлично разбираешься во всяких проекциях.

Я закрыла глаза и хорошенько поразмыслила.

– Зебби, я не думаю, что такое можно проделать. Может быть, Эшер[37]37
  Мауриц Эшер (1898–1972) – нидерландский художник, работы которого отличаются причудливыми пространственными искажениями. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть] сумел бы с этим справиться.

– Это можно сделать, дражайшая моя, – сказал мой дражайший, – но весьма неудовлетворительным образом. Даже на дисплее, при наличии компьютера такой мощности, что он способен будет схлопнуть одно или несколько измерений одновременно. У супергипертессеракта – а в шестой степени – слишком много граней, углов, сторон, плоскостей и гиперплоскостей, чтобы их можно было охватить глазом. Заставь компьютер схлопнуть измерения, и останется то, что ты уже знаешь. Я боюсь, что это врожденный порок визуальных концепций в человеческом мозге.

– Думаю, папа прав, – согласилась Дити. – Я долго поработала над такой программой. Я не думаю, что сам доктор Марвин Мински[38]38
  Марвин Мински (1927–2016) – американский ученый, занимавшийся созданием искусственного интеллекта. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть] смог бы лучше показать все в плоской проекции. Головидение? Я не знаю. Я бы попыталась, окажись у меня в руках компьютер с голодисплеем и умением добавлять, схлапывать и вращать шесть координат.

– Но почему измерений шесть? – спросила я. – Почему не пять? Или даже четыре, раз вы говорите, что они замещают друг друга при вращении.

– Джейк? – спросил Зеб.

Мой дорогой выглядел озадаченным.

– Меня беспокоит то, что пространственно-временной континуум, по-видимому, требует три пространственных измерения, но только одно временное. Конечно, Вселенная есть то, что она есть, но мы видим в природе множество проявлений симметрии. И даже после опровержения принципа четности[39]39
  Принцип четности (симметрии физических величин) означает, что при смене знака какой-то величины в физическом уравнении оно по-прежнему будет описывать реальный мир. Принцип проявляется в самых разных сферах: пространственная четность – инверсия пространства при смене направлений координат, временная – смена направления потока времени, зарядовая – при смене знака заряда частицы на противоположный и т. п. Нарушение принципа четности было экспериментально подтверждено в 1956 г. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть] ученые продолжают обнаруживать новые. Философы истово преданы симметрии, но я не беру в расчет философов.

– И не надо, – согласился Зеб. – Никакой философ не позволит, чтобы его мнению мешали какие-то там факты. Случись такое, его с позором изгонят из собственной гильдии. Большинство из них – просто упертые теологи.

– Я согласен. Хильда, дорогая, когда я сумел поставить эксперимент, он показал существование шести измерений. Возможно их больше, но я не знаю, как до них добраться.

– Давай посмотрим, – сказала я. – Насколько я поняла, любое измерение можно заменить на другое.

– Да, поворотом на девяносто градусов.

– То есть из шести измерений мы можем создавать наборы по четыре штуки. Сколько их всего?

– Пятнадцать, – ответил Зебби[40]40
  Формула числа сочетаний по k элементов из n возможных C^k_n = n!/ (n-k)! * k! – похоже, Зеб прибедняется насчет своих познаний в математике. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть].

– Ничего себе! Целых пятнадцать вселенных? И мы используем только одну?

– Нет, нет, моя дорогая! Столько дадут вращения на девяносто градусов в евклидовой вселенной. Но наша вселенная или вселенные не являются евклидовыми, это известно с 1919 года… или с 1886-го, если угодно. Допускаю, что космология – несовершенная дисциплина, и тем не менее, по соображениям, которые я не могу сформулировать без применения математических формул, я вынужден предполагать, что наше пространство искривлено с положительным радиусом кривизны, иными словами – оно замкнуто. Поэтому количество вселенных, до которых мы можем добраться либо с помощью вращения, либо с помощью перемещения по одной из осей, значительно больше. Это число…

И тут мой муж быстро написал три шестерки.

– Шесть шесть шесть, – удивленно сказала я. – Число Зверя.

– Что? А! Откровение Иоанна Богослова. Нет, я слишком небрежно написал. Ты подумала, что это «666», но я хотел написать вот это: ((6) ⁶) ⁶. Шесть в шестой степени и результат тоже возводится в шестую степень. Получается вот такое число: 1,03144х10²⁸, или, если полностью, то 10,314,424,798,490,535,546,171,949,056. Иными словами, у нас этих вселенных более десяти миллионов секстиллионов.

Да, вот уж откровение!

Пока я его переживала, Джейк продолжал:

– Эти вселенные – наши ближайшие соседи, к ним ведет одно вращение или одно перемещение. Но если включить комбинации вращения и перемещения – представь гиперплоскость, проходящую через супергиперконтинуумы в стороне точки «здесь и сейчас», то результат становится неисчислимым. Это не бесконечность, поскольку у бесконечности нет смысла. Это то, что невозможно сосчитать. Число, которое не может быть субъектом манипуляций той математики, которую мы знаем на данный момент. Все эти вселенные достижимы с помощью континуумохода, но нам неизвестен способ их подсчитать.

– Папа…

– Да, Дити?

– Возможно, тетя Хильда была права. Хоть ты и агностик, ты хранишь Библию, потому что для тебя это история, поэзия и миф.

– Кто сказал, что я агностик, дочь моя?

– Простите, сэр. Я пришла к такому выводу, потому что ты никогда не желал говорить на эти темы. Моя ошибка. Отсутствие данных не может оправдать неверного умозаключения. Но это ключевое число – одна целая три тысячи сто сорок четыре стотысячных на десять в двадцать восьмой степени – возможно, это и есть «Число Зверя».

– Что ты имеешь в виду, Дити?

– Что «Откровение» не просто история, не просто хорошая поэзия и даже не миф. Должна быть какая-то причина, чтобы большое количество ученых мужей включили «Откровение» в состав Библии, выкинув несколько десятков евангелий. Почему бы не использовать бритву Оккама и не принять за рабочую гипотезу, что «Откровение» нужно читать именно так, как оно написано. Как пророчество.

– Хм-м. На полке под лестницей, рядом с Шекспиром. Библия короля Якова. Остальные три не надо.

Дити вернулась через минуту с книгой в черном, изрядно потрепанном переплете – что очень меня удивило. Я читаю Библию, у меня есть на это причины, но я никогда бы не подумала, что Джейкоб способен на такое. Браки всегда заключаются между двумя незнакомцами.

– Вот, – сказала Дити. – Глава тринадцатая, стих восемнадцатый. «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его – шестьсот шестьдесят шесть»[41]41
  Здесь и далее – синодальный перевод.


[Закрыть].

– Это нельзя прочесть как возведение в степень, Дити.

– Но это перевод, папа. Разве оригинал не был на греческом? Я не помню, когда придумали записывать показатели степени, но греческие математики того времени возводить в степень определенно умели. Предположим, что оригинальный текст гласил: «дзета, дзета, дзета!»[42]42
  Шестая буква греческого алфавита, обозначавшая также цифру шесть.


[Закрыть], и схоласты, которые не были математиками, ошибочно перевели это как «шестьсот шестьдесят шесть».

– Это… домыслы, дочь.

– А кто учил меня, что мир не только более странный, чем мы представляем, но и более странный, чем мы можем представить? Кто уже показал мне две другие вселенные … и вернул меня целой и невредимой домой?

– Подожди чуток! – воскликнул Зебби. – Вы с папой уже испытывали машину пространства-времени?

– Разве папа тебе не говорил? Мы сделали одно минимальное перемещение. Все выглядело как обычно, будто мы никуда не смещались, и папа решил, что ничего не получилось. Но потом я попыталась найти один номер в телефонной книге. В ней не было буквы «J». Ни в ней, ни в Британской энциклопедии. Ни в одном из словарей на этих полках. Так что мы быстро залезли обратно, и папа поставил верньеры на ноль, и мы вернулись обратно, и алфавит снова стал, каким должен быть, и меня перестало трясти. А вращение оказалось еще страшнее, мы едва не погибли. Прямо в космосе среди пылающих звезд… но воздух вытекал, и папа едва успел вернуть все в ноль, пока мы не потеряли сознание… и мы вернулись сюда, в Уютную Гавань.

– Джейк, – сказал Зебби очень серьезно, – в твоем устройстве должно быть больше контуров безопасности, в том числе «рычаг мертвеца»[43]43
  «Рычаг мертвеца» – механический переключатель, который срабатывает, когда оператор теряет сознание – либо под его весом, либо потому, что он перестает давить на рычаг. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть] для возвращения домой, – нахмурившись, он продолжил: – Думаю, стоит иметь в виду оба числа, и шесть шесть шесть, и второе, длинное. Я доверяю интуиции Дити. Дити, где там стих с описанием Зверя? Он должен быть где-то в середине главы.

– Вот он. «И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон».

– Хм-м… Я не знаю, как разговаривают драконы. Но если нечто вылезет из земли и у него будут два рога… и если я увижу или услышу любое из этих чисел, то я решу, что это одна из Черных Шляп, и постараюсь разобраться с ним до того, как он разберется с нами. Дити, я мирный человек… но две попытки покушения – это многовато для меня. В следующий раз я стреляю первым.

Зебби не стоило вспоминать «Черных Шляп». Трудно поверить, что кто-то пытается убить такого милого, наивного и безобидного человека, как мой дорогой Джейкоб. Но они пытались – и мы знали это.

– И где эта машина времени? – спросила я. – Пока что я видела только тримбла.

– Эта штука называется «тривол», тетя Хильда. А на машину пространства-времени ты прямо сейчас смотришь.

– Что? Где? Почему мы до сих пор не сели в нее и не свалили отсюда ко всем чертям? Я не хочу, чтобы моего мужа убили, он практически совсем новенький. Думаю, пройдут годы, прежде чем он износится.

– Язва, прекрати болтать, – оборвал меня Зебби. – Она на этой скамье, через стол от тебя.

– Я вижу только портативную швейную машинку.

– Это она и есть.

– Что? И как попасть внутрь? Или на ней ездят верхом, как на помеле?

– Ни то, ни другое. Ее намертво закрепляют на транспортном средстве, желательно герметичном и водонепроницаемом. Папа поставил ее в свою машину, но она была недостаточно герметична, и теперь ей капут. Мы с папой собираемся поставить ее в «Гэй Обманщицу», которая на самом деле герметична. И с улучшенными контурами безопасности.

– С еще более лучшими контурами безопасности, Зебби, – поддержала я.

– Так и будет. Я обнаружил, что когда ты вступаешь в брак, все меняется. Я привык беспокоиться за собственную шкуру. А теперь я беспокоюсь еще и за Дити. И за твою. И за папину. За шкуры всех четверых.

– Слушайте, слушайте! – сказала я. – Один за всех и все за одного!

– Угу, – буркнул Зебби. – Только за нас четверых, ни за кого больше. Дити, когда ланч?