Текст книги "Погоня за панкерой"

«Тогда почему ты отказал мне в повышении?»

«Мне не интересны комплименты! Убери лапу с моего колена»

«Не так громко, дорогой. Я не хочу, чтобы мой парень услышал»

…и там есть еще. Как минимум по четыре ответа на любую из кодовых фраз Зебадии. Он использует только один список, но автопилот отвечает в разных вариантах на каждую из его фраз – и все они означают либо «Принято», либо «Неизвестная команда. Перефразировать».

– Мне нравится эта идея. Забавно.

– Ну… мне тоже. Я одушевляю компьютеры, думаю о них как о людях… а такой наполовину рэндомный список ответов делает «Гэй Обманщицу» еще более живой… хотя она не живая. И даже не особенно гибкая, по сравнению с наземным компьютером. Но… – тут Дити улыбнулась, – я собираюсь приготовить мужу несколько сюрпризов.

– Как, Дити?

– Ты знаешь, как он говорит: «Доброе утро, Гэй. Как ты?», когда мы усаживаемся завтракать.

– Да, мне это нравится. Так дружелюбно. Она обычно отвечает: «У меня все хорошо, Зеб».

– Да, но это код, запускающий тесты. Он приказывает автопилоту выполнить программу самопроверки и доложить о наличии действующих инструкций. Это занимает меньше миллисекунды. Если он не получит этот или эквивалентный ответ, он бросится прямиком сюда, чтобы разобраться – что не так. Но я собираюсь добавить еще один ответ. Или даже не один.

– Я думала, ты отказалась что-либо модифицировать.

– Тетя Хиллбилли, это программы, а не провода и микросхемы. Мне разрешили вносить изменения и поручили расширить диапазон ответов для каждого из нас, используя наши голоса. Это элементарное программирование. Ты говоришь «доброе утро» этому устройству, и оно – когда я закончу – ответит тебе и назовет Хильдой или миссис Берроуз.

– О, пусть она зовет меня «Хильда».

– Хорошо, но давай позволим ей назвать тебя время от времени «миссис Берроуз» для разнообразия.

– Ну… хорошо. Оставим ей индивидуальность.

– Я могу даже заставить ее называть тебя… с очень небольшой вероятностью… Козочкой.

Я захохотала:

– Сделай это, Дити, пожалуйста. Но я хочу быть рядом, чтобы видеть лицо Джейкоба.

– Ты увидишь, ведь я не запрограммирую ее отвечать таким образом только на твой голос. Просто не говори ей: «Доброе утро, Гэй», если папа не слушает. А вот штука для моего мужа: Зебадия говорит: «Доброе утро, Гэй. Как ты?», а динамик отвечает: «Я-то в порядке, Зеб. А вот у тебя ширинка нараспашку и глаза красные. Ты что, с похмелья опять?».

Дити такая серьезная и в то же время игривая.

– Сделай это, дорогая! Бедный Зебби – он пьет меньше любого из нас. Но ведь на нем может не быть штанов на молнии.

– Зебадия всегда надевает что-то к столу. У него даже трусы на молнии. Эластик ему не нравится.

– Но он узнает твой голос, Дити.

– Не-а. Потому что это будет твой голос – модифицированный.

Так и получилось. У меня контральто с диапазоном вполне под стать актрисе – или подружке, которая одолжила «Гэй Обманщице» ее оригинальный голос. Не думаю, что у меня есть та знойная, похотливая нотка, что у нее, но я прирожденный имитатор. Дити позаимствовала какой-то вихлескоп – осциллоскоп? – у своего отца, моего Джейкоба, и я репетировала, пока мои фразы для «Гэй Обманщицы» не стали соответствовать ее оригинальному репертуару, и Дити сказала, что не может их различить без тщательной проверки.

– IX –
Дити

Мы с тетей Хильдой закончили перепрограммирование как раз за то время, что понадобилось Зебадии и папе, чтобы придумать и создать контуры безопасности и другие узлы, которые должны были превратить «Гэй Обманщицу» в континуумоход – когда в нее установят машину пространства-времени. Задние сиденья пришлось убрать, чтобы разместить папино устройство на переборке и приварить его к корпусу, а потом сиденья пришлось сдвигать на двадцать сантиметров назад, чтобы добавить пространства для ног. Приборы управления гироскопами и тройные верньеры переместились на приборную панель водителя, все управление ручное, но была одна голосовая команда: если кто-то из нас скажет «“Гэй Обманщица”, верни нас домой!», то машина и пассажиры вмиг окажутся в Уютной Гавани.

Я доверяю папе. Он дважды благополучно вернул нас домой, сделав это без контуров безопасности и рычага мертвеца. Последний был запараллелен с командой «Домой!», в обычном состоянии был зафиксирован и спрятан, но его можно было вынуть и зажать в кулаке. Имелись другие контуры безопасности – температуры, давления, состава воздуха, радар столкновений и датчики иных угроз. Если мы возникнем внутри звезды или планеты, то ничто из этого нас не спасет, но нетрудно посчитать, что шансы упасть с лестницы и свернуть себе шею намного выше, чем шансы занять одно пространство с другой материей – пространства много, массы мало, по крайней мере, в нашей родной вселенной. Мы надеялись, что это будет верно и для других вселенных.

Заранее узнать, как обстоят дела в других пространствах Числа Зверя, невозможно, но «трус не пустится в дорогу, слабый вымрет по пути»[48]48
  Слова американского поэта Х. Миллера (1837–1913). – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]. Никто из нас ни слова не сказал о том, что отправляться в другие вселенные совсем не обязательно. Да и наша родная планета стала недружелюбной. Мы больше не говорили о «Черных Шляпах», но помнили, что они никуда не делись и что мы до сих пор живы лишь потому, что затаились и позволили всем считать, что мы мертвы.

По утрам за завтраком у нас улучшался аппетит, когда «Гэй Обманщица» вместо обзора найденных новостей докладывала: «нет данных». Зебадия, я совершенно уверена, считал, что его кузен мертв. Не сомневаюсь, что он все равно отправился бы на Суматру в безнадежной попытке его разыскать – если бы у него появилась жена, а в перспективе и ребенок. Я пропустила месячные, как и Хильда. Наши мужчины подняли тосты за наши пока еще не раздувшиеся животики; мы с Хильдой неохотно пообещали быть хорошими девочками – есть, сэр! – и осторожными. Хильда присоединилась к моей утренней разминке, мужчины тоже, едва поймали нас за этим занятием.

Зебадия мог бы обойтись без физических упражнений, но он, похоже, получал от них удовольствие. А папа убавил в талии всего за неделю пять сантиметров.

Вскоре после тостов Зебадия испытал оболочку «Гэй Обманщицы» на герметичность, нагнав четыре атмосферы внутри и выведя наружу манометр.

Пока наш пространственно-временной кораблик был запечатан, мы мало что могли сделать и потому закончили работу рано.

– Поплаваем? – предложила я.

В Уютной Гавани не было бассейна городского типа, а горный ручей слишком холодный. Папа исправил этот недостаток, когда спрятал его под землю: через трубы отвел воду под землей в заросли кустарника, где создал «природную» горную речушку, что протекала рядом с домом. Потом он закатил в русло огромный валун, добавил к нему несколько поменьше, чтобы получился бассейн, который можно было наполнять и сливать. Для стыков он использовал окрашенный цемент, чтобы бассейн казался творением природы.

После моих слов можно подумать, что папа у меня настоящий Пол Баньян[49]49
  Пол Баньян – герой американского фольклора, великан-лесоруб и первопроходец. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]. Папа и вправду мог бы построить Уютную Гавань только собственными руками. Но все подземные этажи вырыли испаноязычные рабочие из Ногалеса, и они же смонтировали сборный домик на поверхности. Воздушный кран доставил детали и материалы из строительной компании Альбукерке, которую мама Джейн купила для папы через подставных юристов в Далласе. Краном управлял сам менеджер компании. Он был уверен, что это заказ богатого клиента юридической фирмы и что самым разумным будет выполнить работу и обо всем забыть. Папа командовал процессом на техасском диалекте мексиканского, с помощью своей секретарши, то есть меня – испанский был одним из языков, которые я изучала в аспирантуре.

Рабочие и механики не имели ни малейшего представления, где они находятся, но им хорошо платили, их хорошо кормили, они комфортно жили в сборных домиках, которые привез тот же кран, все тяжелые работы выполняла техника – а в таких условиях кого волнует, что именно делают «gringos locos»[50]50
  Безумные гринго (исп.).


[Закрыть]? Два пилота должны были знать, где идет строительство, но они летали на сигнал радиомаяка, которого тут больше нет.

Вся эта секретность была вызвана вовсе не Черными Шляпами; о законе джунглей я узнала от мамы: никогда не давай налоговой инспекции никаких зацепок. Плати наличными, держи рот на замке, не проводи через банки ничего, что позже не будет отражено в декларации. Плати налоги чуть выше, чем ожидают при твоем уровне жизни, и соответственно декларируй доходы. Нас проверяли трижды после смерти мамы; каждый раз правительство возвращало небольшую «переплату», ну а я получила репутацию девушки туповатой, но честной.

Мое предложение насчет поплавать было встречено молчанием.

Затем папа сказал:

– Зеб, твоя жена слишком энергична. Дити, позже вода будет теплее, а тени под деревьями больше. Тогда мы сможем неспешно прогуляться до бассейна. Зеб?

– Я согласен, Джейк. Мне нужно сохранять энергию.

– Поспать?

– Даже на сон моих сил недостаточно. Что ты говорил сегодня утром по поводу перестройки системы?

Тетя Хильда выглядела ошарашенной.

– Я думала, что мисс «Гэй Обманщица» уже готова. Вы хотите все переделать?

– Спокойно, дорогая Язва. «Гэй Обманщица» и правда готова. Осталось только загрузить в трюм некоторые вещи, которые мы уже взвесили и прикинули размещение для сохранения центра масс.

Я могла бы ей кое-что рассказать об этом – разбираясь с тем, что можно рассовать по всем углам и отделениям, не лишив Гэй баланса, я обнаружила, что у моего мужа имеется совершенно незаконная лазерная пушка. Я ничего не сказала, я просто включила в расчеты ее массу и расстояние от оптимального центра тяжести. Иногда я размышляю, кто из нас больше нарушает закон: Зебадия или я? У большинства мужчин есть нездоровая склонность повиноваться законам, но эта нелегальная лазерная пушка заставила меня призадуматься.

– Почему бы не оставить все как есть? – осведомилась тетя Хильда. – Джейкоб и Господь знают, насколько я счастлива тут… Но Вы Все В Курсе, Почему Мы Не Можем Оставаться Тут Дольше, Чем Нужно.

– Мы говорили не о «Гэй Обманщице». Мы с Джейком обсуждали перестройку Солнечной системы.

– Солнечной системы? А что с ней сейчас не так?

– Много чего, – сообщил Зебадия. – Она собрана кое-как. Куча недвижимости пропадает зря. Наша старая измученная планета набита людьми и местами обветшала. Понятно, промышленность и энергостанции на орбите нас слегка спасают, и поселения в точках Лагранж-Четыре и Лагранж-Пять сидят на самообеспечении… все, кто вначале инвестировал в космические станции, сделали кучу денег.

(Как мой папа, Зебадия.)

– Но это ерунда по сравнению с тем, что можно сделать, – продолжал он, – а у нашей планеты с каждым годом дела все хуже. Но шестимерный принцип Джейка может изменить все.

– Переместить людей в другие вселенные? А они поедут?

– Мы не думали об этом, Хильда. Мы пытаемся применить закон Кларка.

– Я такого не помню. Может быть, его проходили, когда я болела свинкой?

– Артур Кларк, – сказал ей папа. – Великий человек… как жаль, что его ликвидировали во время Чистки. Кларк вычислил, как совершить великое открытие или сделать важное изобретение: сначала выясни, что, по мнению самых уважаемых авторитетов, сделать невозможно – а потом сделай это. Мой континуумоход – крестник Кларка через его закон. Его озарение вдохновило меня на изучение шестимерных континуумов. А этим утром Зеб подкинул мне кое-какие следствия моего открытия.

– Джейк, не пудри дамам мозги. Я задала конкретный вопрос, а ты уводишь разговор в сторону.

– Э-э-э, ну, мы объединили две идеи. Хильда, ты знаешь, что для путешествий во времени-пространстве не нужна энергия?

– Боюсь, что я не в курсе, дорогой мой. Зачем тогда энергоблоки в «Гэй Обманщице»?

– Для вспомогательных нужд. Чтобы тебе не пришлось готовить на открытом огне, например.

– Да, сам искривитель континуума не потребляет энергии, – подтвердил Зебадия. – Только не спрашивай почему. Я спросил, Джейк начал писать уравнения на санскрите, и у меня дико заболела голова.

– Он не потребляет энергии, тетя Хильда, – внесла свою лепту и я. – Есть утечки через паразитную мощность излучения. Еще несколько микроватт, чтобы поддерживать вращение гироскопов, милливатты для приборной панели и верньеров… но сам аппарат ничего не потребляет.

– А что случилось с законом сохранения энергии?

– Язва, – начал мой муж, – я сносный механик, схемотехник-любитель и парень, который гонял по небу совершенно немыслимую рухлядь. Меня не волнуют теории, пока техника делает то, для чего она предназначена. Я начинаю волноваться, только когда машина поворачивается и начинает меня кусать. Именно поэтому я специализируюсь на контурах безопасности, аварийных системах и тройном резервировании. Пытаюсь сделать так, чтобы машина никогда меня не подводила. Этого нет в теориях, но это знает каждый инженер.

– Хильда, любимая, наш континуумоход не нарушает закон сохранения массы-энергии; он просто не имеет к нему отношения. Как только Зеб понял, что…

– Я не говорил, что понял.

– …как только Зеб принял это предположение, у него тут же появились интересные вопросы. Например, Юпитер не нуждается в Ганимеде…

– А вот Венере бы он очень пригодился. Хотя Титан, возможно, подошел бы лучше.

– Мм-м… возможно.

– Да. Быстрее получится создать обитаемую базу. Но более срочная задача, Джейк, состоит в том, чтобы засеять Венеру, перенести атмосферу на Марс и прогнать их через ускоренное старение. Потом переместить в… Троянские точки на земной орбите[51]51
  Троянские точки – точки Лагранжа L₄ и L₅, в которых силы притяжения Земли и Солнца создают условия равновесия: объект небольшой массы, находясь в этой точке, может следовать за Землей по орбите на стабильном расстоянии. Объекты большой массы в этих точках, очевидно, дестабилизируют систему. Теоретически вблизи орбиты Земли должны существовать точки стабильности для Марса или Венеры (для их определения нужно всего-навсего решить Задачу трех тел), но эти точки некорректно называть «троянскими». – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]?

– Определенно. За нами миллионы лет эволюции именно на этом расстоянии от Солнца. Ясно, что для нас лучше всего жить не ближе и не дальше. И нужно особое внимание к стратосферной защите. Но у меня все еще есть сомнения по поводу того, как поместить якорь в кору Венеры. Мы же не захотим потерять эту планету на оси «тау».

– Исключительно вопрос НИОКР, Джейк. Рассчитать давление и температуру, предусмотреть соответствующую прочность транспортного средства – оно должно быть сферическое, за исключением внешних якорей, – а потом заложить в него четырехкратную надежность. Для автоматического управления – пятикратное резервирование. Мы подхватим ее, когда она вернется в нашу вселенную, переведем на земную орбиту, в шестидесяти градусах от нас[52]52
  В идеальном случае Земля, Солнце и классическая троянская точка образуют равносторонний треугольник, углы в котором равны 60°. В случае с массивным телом в троянской точке это правило уже не работает (см. выше), однако шесть планет равной массы, построенные кольцом вокруг Солнца, действительно могут образовать устойчивую систему с углами 60°. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть], и начнем продавать участки размером со старые испанские латифундии. Джейк, нам нужно собрать достаточно массы, чтобы создать новые Земли во всех троянских точках, чтобы получился шестиугольник вокруг Солнца. Пять новеньких Земель дадут нам достаточно пространства для размножения. Когда отправимся в первое путешествие, надо будет все хорошенько изучить.

Тетя Хильда глянула на Зебадию с ужасом:

– Зебби! Создание планет – вы совсем рехнулись?!

– Дорогая теща, те вещи, которые мы обсуждаем с Джейком, вполне возможно реализовать – если вспомнить, что искривитель пространства-времени не потребляет энергии. Двигай что угодно куда угодно – в любые пространства, в любые времена. Да, я говорю о них во множественном числе, сначала я не понимал, что имеет в виду Джейк, когда говорит об ускоренном старении планеты. Поверни Венеру по оси «тау», двинь ее назад по оси «тэ», установи ее на столетия или тысячелетия позже на оси «t». Возможно, сдвинь ее на год иди около того в будущее – наше будущее, – чтобы подготовиться к ее возвращению, когда она возникнет вся зеленая и красивая, готовая растить детей, щенков и бабочек. Терраформированная, но девственная.

Немного позже Зебадия, растянувшись на диване, разглядывал стену над камином и вдруг неожиданно спросил:

– Папа, ты служил на флоте?

– Нет, в армии. Если можно так назвать «офисных пехотинцев». Благодаря докторской степени в математике мне присвоили офицерское звание, сказали, что я нужен для решения баллистических задач. А потом я весь срок провел в кадровом отделе, бумажки подписывал.

– Стандартный порядок действий. Тут у тебя на стене морская шпага и портупея. Я подумал, они твои.

– Они принадлежат Дити, а к ней перешли от Роджерса, дедушки Джейн. У меня есть парадная сабля. Принадлежала отцу, а он отдал ее мне, когда меня прибрали в армию. Парадная форма тоже имеется. Только я никогда ее не надевал – повода просто не было, – папа поднялся и отправился в свою – их – спальню, откуда крикнул: – Пойдем, я покажу тебе саблю.

Мой муж повернулся ко мне:

– Дити, ты не возражаешь, если я возьму твою шпагу?

– Мой капитан, эта шпага твоя.

– Ну нет, дорогая, я не могу принять семейную реликвию.

– Если мой вождь не примет в дар от своей принцессы сей клинок, он останется висеть на стене! Я так хотела сделать тебе свадебный подарок – и не сообразила, что у меня уже есть идеальный дар для капитана Джона Картера.

– Мои извинения, Дея Торис. Я принимаю твой дар и обещаю, что клинок сей не потускнеет. Им я буду защищать мою принцессу от всех врагов.

– Гелиум горд принять такого защитника. Если ты подставишь руки, я встану на них и сниму его со стены.

Зебадия ухватил меня повыше колен, и я неожиданно выросла до трех метров. Шпага и портупея висели на крючках, я сняла их, после чего меня саму аккуратно опустили на пол. Мой муж стоял прямо, пока я застегивала на нем портупею, а потом опустился на колено и поцеловал мою руку.

Мой муж безумен от норд-Нордвеста[53]53
  Игра слов, объединяющая цитату из «Гамлета» и имя Нордвеста Смита, героя К. Мур. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть], но его безумие меня устраивает. Глаза мои наполнились слезами в этот момент – с Дити такого почти не бывает, а вот с Деей Торис иногда случается, после того, как Джон Картер сделал ее своей женой.

Папа и тетя Хильда понаблюдали, а затем повторили церемонию, включая – я видела! – слезы в глазах Хильды после того, как она пристегнула к его поясу саблю, а он опустился на колено и поцеловал ей руку.

Зебадия обнажил шпагу, проверил балансировку и осмотрел лезвие.

– Ручная работа, сбалансирован близко к рукояти. Дити, твой прадедушка заплатил немалые деньги за этот клинок. Это честное оружие.

– Я не думаю, что он знал, сколько оно стоит. Ему вручили эту шпагу.

– И я уверен, на то была особая причина, – Зебадия отступил назад, поднял клинок «на караул», сделал стремительные вертикальные мулине влево, вправо, затем горизонтальные – по часовой и против, внезапно перешел в защиту мечника – сделал выпад, прикрылся, быстрый, как нападающий кот.

Я тихо сказала папе:

– Ты заметил?

Папа отозвался так же негромко:

– Умеет обращаться с саблей. И со шпагой.

Хильда воскликнула:

– Зебби! Ты никогда не говорил мне, что посещал Гейдельберг[54]54
  Старейший университет Германии, славный фехтовальными традициями.


[Закрыть]!

– Ты никогда не спрашивала, Язва. В «Красном Воле» меня звали «карой Неккара»[55]55
  «Красный Вол» – таверна в Гейдельберге. Неккар – река, на которой стоит город. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]!

– А где твои шрамы от поединков?

– Ни одного не получил, дорогая. Хотя провел там лишний год именно ради этого. Однако никто не сумел прорваться через мою защиту – ни разу. Даже не хочу вспоминать, сколько немецких лиц я расчертил, как шахматную доску.

– Зебадия, это там ты получил докторскую степень?

Мой муж улыбнулся и сел, все еще с клинком на поясе.

– Нет, в другой школе.

– Массачусетский технологический? – спросил папа.

– Едва ли. Папа, это должно остаться внутри семьи. Я решил доказать, что можно получить степень в одном из основных университетов, не зная ничего и ничего не добавляя к человеческим знаниям.

– Я думаю, у тебя степень по аэрокосмической инженерии, – небрежно заметил папа.

– Признаю, посещал все нужные занятия. У меня две степени – бакалавриат в гуманитарных науках… как-то просочился… и докторат от старой и престижной школы – доктор философии по педагогике.

– Зебадия! Не может быть! – я была в ужасе.

– Но я это сделал, Дити. Чтобы доказать, что степени сами по себе ничего не стоят. Часто они почетные, ими украшают истинных ученых, вдохновенных преподавателей и настоящих исследователей. Но гораздо чаще они служат фальшивым лицом для заучившихся баранов.

Папа сказал:

– Я не стану спорить, Зеб. Докторская степень – что-то вроде профсоюзного билета для того, чтобы получить постоянную работу. Она вовсе не означает, что ее обладатель мудр или даже образован.

– Да, сэр. Я узнал об этом, еще сидя на дедушкиных коленях – моего деда Захария, из-за которого все его потомки теперь носят имена на букву «З». Дити, его влияние на меня было таким сильным, что я должен объяснить… нет, это невозможно, я должен рассказать о нем, чтобы объясниться… и объяснить, как я получил эту бесполезную степень.

Хильда сказала:

– Дити, он опять собрался травить байки.

– Тихо, женщина. «Уходи в монастырь; прощай!»[56]56
  В. Шекспир, «Гамлет». Акт 3. Сцена 1. Перевод М. Лозинского. Разговор Гамлета с Офелией. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]

– Я не принимаю указаний от собственного зятя. Построй монастырь, и я подумаю.

Я держала рот на замке – выдумки моего мужа меня развлекают. (Если это, конечно, выдумки.)

– Дедушка Зак был таким сварливым древним старикашкой, какого только можно себе представить. Он ненавидел правительство, ненавидел законников, ненавидел чиновников, ненавидел проповедников, ненавидел автомобили, государственные школы, телефоны, презирал большинство редакторов, большинство писателей, большинство профессоров, короче говоря, почти все на свете. Но давал очень щедрые чаевые официанткам и носильщикам и изо всех сил старался не наступать на насекомых.

У дедушки было три докторские степени: биохимия, медицина и юриспруденция – и всякого, кто не умел читать латынь, греческий, иврит, французский или немецкий, он считал безграмотным.

– Зебби, а ты умеешь читать на всех этих языках?

– К счастью для меня, дедушку хватил удар во время заполнения налоговой декларации, и произошло это раньше, чем он смог задать мне этот вопрос. Я не знаю иврит, могу читать на латыни, разбирать греческий, читаю и говорю на французском, читаю технический немецкий, понимаю некоторые его диалекты, ругаюсь на русском – это очень полезно! – и болтаю на грамматически неправильном испанском, которого нахватался в кантинах и у «горизонтальных словарей».

Дедушка наверняка считал бы меня неграмотным, поскольку ни одного из языков я толком не знаю, а еще я иногда пускаю в ход расщепленный инфинитив[57]57
  Инфинитив с отделенной от глагольной основы частицей «to». С XIX в. считается синтаксической ошибкой. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть], это привело бы его в ярость. Он практиковал судебную медицину, медицинское право, был экспертом в токсикологии, патологии и травматологии, задирал судей, терроризировал адвокатов, студентов-медиков и студентов-юристов. Однажды он вышвырнул из своего кабинета налогового инспектора и потребовал, чтобы тот вернулся с ордером на обыск, оформленным в соответствии с конституционными требованиями. Подоходный налог, Семнадцатую поправку[58]58
  Принята в 1913 г., изменила порядок выбора членов Сената: они стали избираться всеобщим голосованием. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть] и прямые первичные выборы он считал признаками упадка республики.

– А что он думал по поводу Девятнадцатой[59]59
  Принята в 1920 г., предоставила избирательные права всем гражданам, независимо от пола. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть]?

– Хильда, дедушка Зак поддерживал избирательное право для женщин. Я помню, как он говорил – если уж женщины настолько безумно глупы, что хотят взвалить на себя эту ношу, им нужно поскорее ее отдать; все равно они не принесут нашей стране больше вреда, чем уже наделали мужчины. Лозунг «право голоса – женщинам» его не раздражал, в отличие от девяти тысяч других вещей. Он постоянно жил на точке кипения и в любой момент мог готов был сорвать крышку.

У него было одно хобби: он собирал гравюры на стали.

– Гравюры на стали? – переспросила я.

– Портреты мертвых президентов, моя принцесса. Особенно Мак-Кинли, Кливленда и Мэдисона, хотя не брезговал и Вашингтоном[60]60
  Эти президенты изображены на долларовых банкнотах.


[Закрыть]. У него было удивительное чутье подходящего момента, которое так необходимо коллекционеру. В 1929 году, к «Черному четвергу»[61]61
  24.10.1929 г. произошло массовое падение котировок на Нью-Йоркской фондовой бирже. В этой ситуации выиграли те, кто «сидел в шортах», т. е. ставил на понижение стоимости акций. – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть], у него не осталось на руках ни одной обычной акции, кроме тех, которыми он играл на понижение. Когда в 1933 году наступил «банковский выходной»[62]62
  09.03.1933 г. президент Ф. Рузвельт особым указом прекратил работу банков, объявив «банковские каникулы». – Прим. С. В. Голд.


[Закрыть], все его деньги, кроме наличности, были уже в Цюрихе, в швейцарских франках. Вскоре гражданам США «чрезвычайным» постановлением запретили иметь золото даже за границей.

Дедушка Зак быстренько рванул в Канаду, обратился за швейцарским гражданством, получил его и после этого проводил жизнь между Европой и Америкой, не боясь инфляции и законов о конфискации, что заставили нас в конечном итоге убрать три ноля со старых долларов и создать нью-доллары.

Так что он умер богатым, в Локарно – прекрасное место, я провел с ним два лета, когда был мальчишкой. Его завещание было составлено в Швейцарии, и налоговые шакалы из США не могли до него добраться.

Большую часть он вложил в трастовый фонд, предназначенный для его отпрысков задолго до его смерти, иначе бы меня не назвали Зебадия.

Отпрыски женского пола получали пропорциональные доли дохода без каких-либо условий, а вот мужчинам требовались имена на букву «З», но даже это не давало им ни единого швейцарского франка: было дополнительное условие в духе «сделай или умри!». Захария верил в то, что должен позаботиться о дочерях, но сыновья и внуки должны были отправляться на все четыре стороны и выкручиваться без какой-либо помощи от предков. Они должны были вкалывать, пока не заработают, накопят или добудут – не попав при этом в тюрьму – сумму, равную их доле капитала в трастовом фонде. Только тогда им начинал с нее капать доход.

– Сексизм, – сказала тетя Хильда. – Грубый, неприкрытый сексизм. Любая феминистка плюнула бы на его старые грязные деньги, услышав о таких условиях.

– А ты отказалась бы, Язва?

– Я? Зебби, дорогой, ты не заболел? Я бы тут же загребла их обеими руками. Конечно, я всегда за права женщин, но я не фанатик. Язва хочет, чтобы ее холили и лелеяли, и мужчины в этом хороши, это их природная функция.

– Папа, тебе не нужна помощь, чтобы с ней управляться?

– Нет, сынок. Мне нравится холить и лелеять Хильду. И я что-то не вижу, чтобы ты «управлялся» с моей дочерью.

– Я не смею, ты же мне сказал, что она прекрасно владеет карате.

(Это правда, папа сделал все, чтобы меня научили всем грязным приемчикам.)

– Когда я закончил школу, папа вызвал меня на разговор. «Зеб, – сказал он мне. – Пришло время. Ты можешь выбрать любой университет, какой захочешь, и я оплачу твою учебу. Или ты можешь взять все свои сбережения и в одиночку пробовать добиться своей доли в завещании дедушки. Решай сам, я не буду на тебя давить».

Мне тогда пришлось хорошо подумать. Младшему брату отца перевалило за сорок, а он все еще не получил наследства. Размер трастового фонда был таков, что для получения своей доли наследник мужского пола должен был разбогатеть собственными усилиями – стать как минимум состоятельным – после чего он тут же становился вдвое богаче. Но учитывая, что половина населения этой страны живет за счет налогов небольшого числа граждан, сегодня не так легко разбогатеть, как это было в дедушкины дни.

Выбрать оплаченное папой обучение в Принстоне или Массачусетском технологическом? Или плюнуть на это и попытаться разбогатеть, имея за плечами только школьное образование? Я немногому научился в старших классах, поскольку специализировался на девушках.

Поэтому мне пришлось серьезно и долго подумать. Примерно десять секунд. Назавтра я оставил дом, имея при себе чемоданчик и жалкую сумму денег.

Осел я в кампусе университета, который был хорош двумя вещами: курсы подготовки офицеров резерва для аэрокосмических сил, которые бы взяли на себя часть платы за обучение, и факультет физвоспитания, где готовы были дать мне стипендию в обмен на ежедневные синяки и ушибы, а также за то, что буду выкладываться по полной на всяческих соревнованиях. Сделка эта меня устроила.

– Чем ты занимался?

– Футбол, баскетбол и легкая атлетика – будь у них возможность, они бы заставили меня подписаться на что-нибудь еще.

– Я думал, что ты упомянешь фехтование.

– Нет, это другая история. Но стипендии все равно не хватало. Поэтому я ради еды подрабатывал официантом в забегаловке – еда была такая, что тараканы разбегались. Но это закрыло дыру в бюджете, и я пополнил его репетиторством по математике. Так я начал сколачивать капитал, чтобы пройти квалификацию.

Я спросила:

– Разве репетиторством по математике можно хоть что-то заработать? Я занималась этим еще до смерти мамы, и почасовая ставка была низковата.

– О, это были занятия особого сорта, моя принцесса. Я учил юных обеспеченных оптимистов не зарываться, набрав «стрит», и тому, что покер – вовсе не азартная игра, в отличие от крэпса, и что она подчиняется математическим законам, которые нельзя игнорировать безнаказанно. По словам дедушки Захарии: «Человек, который ставит на жадность и нечестность, редко ошибается». Удивительно много жадных людей, а выиграть у нечестного игрока даже легче, чем у честного… и никто из них, как правило, не умеет подсчитывать шансы при игре в крэпс, особенно на побочных ставках, или подсчитывать шансы в покере, то, как они меняются в зависимости от количества игроков, от того, где кто сидит относительно сдающего, и как рассчитывать вероятности, когда карты ложатся на стол.

Вот с тех пор я и не пью, моя дорогая, кроме особых случаев. Любая «дружеская» игра заканчивается тем, что некоторые остаются внакладе, другие остаются с прибылью, и тот, кто намерен попасть во вторую группу, не должен быть ни пьяным, ни усталым. Папа, тени удлиняются, и я не думаю, что кому-то еще интересно слушать, как я добыл свою бесполезную ученую степень.

– Мне интересно! – воскликнула я.

– И мне! – добавила тебя Хильда.

– Сынок, ты проиграл это голосование.

– Хорошо. Получив диплом, я два года провел на действительной службе. Небесные жокеи – еще более оптимистичные ребята, чем студенты, и денег у них побольше. А тем временем я продолжал изучать математику и инженерные дисциплины. Меня отправили в запас как раз вовремя, чтобы снова призвать на Войну Судорог. Обошелся без ранений; я был в большей безопасности, чем гражданские. Но это отняло у меня еще год, несмотря на то, что бои практически закончились, когда я прибыл на место несения службы. Это сделало меня ветераном со всеми ветеранскими льготами. Я отправился на Манхэттен и снова пошел учиться, уже в аспирантуру. Педагогика. Поначалу совсем несерьезно, просто хотел использовать свои ветеранские льготы, одновременно наслаждаясь возможностью снова побыть студентом. Большую часть времени я занимался накоплением денег, чтобы добраться до своего наследства.

Я знал, что в педагогических университетах самые тупые студенты, самые глупые профессора и самые идиотские курсы обучения.

Записавшись на вечерние лекции по общим предметам и очень непопулярные утренние – на восемь утра, я рассчитывал потратить большую часть своего времени на изучение фондового рынка. И я изучил его, работая на бирже, прежде чем рискнул хотя бы десятью центами.

В конце концов, мне пришлось выбирать тему для исследования или отказаться от прелестей ученической жизни. Мне надоела учеба, это был торт из сплошного безе, без всякой начинки, но я держался, потому что знал, как надо отвечать, когда ответы – это всего лишь мнения, а единственное мнение, которое имеет значение, принадлежит профессору. И знал, как справиться с вечерними лекциями по общим предметам: надо просто купить готовые конспекты. Прочитай все, что когда-либо опубликовал профессор. Не пропускай лекции слишком часто, а когда приходишь, приходи пораньше, садись в центре первого ряда и убедись, что проф ловит твой взгляд, когда смотрит в твою сторону, то есть попросту не отводи глаз от него. Задай ему тот единственный вопрос, на который он точно сможет ответить, потому что ты вычитал его в одной из опубликованных работ – и называй свое имя, когда вылезаешь с вопросом. К счастью, такое имя, как «Зебадия Картер», легко запомнить. Эх, семья, я получил отличные оценки по всем курсам и семинарам… поскольку я не изучал педагогику, я изучал профессоров педагогики.