Текст книги "Чудесам нет конца"

Глава 3
Белый кречет

Поскольку Эдуард официально прибудет в Лондон только за два дня до своей коронации, покамест он живет во дворце Черного принца в Кеннингтоне. Там и организована охота в праздник Пятидесятницы. Еще не рассвело, когда Энтони и его оруженосец скачут через Воксхоллские топи. На всем пути стоят слуги с факелами, отмечая безопасную дорогу через болото, и по мере продвижения к Энтони присоединяются другие придворные, направляющиеся к месту сбора. Уильям, лорд Гастингс, и Хамфри Стаффорд теперь скачут рядом с ним, негромко обмениваясь неискренними любезностями. Это странная охота: они будут притворяться, что преследуют оленя, но настоящая цель гонки – благосклонность короля.

Завтрак сервируется сразу за садами дворца. Эдуард расхаживает среди толпы, хлопает мужчин по спине и обнимает женщин, крепко прижимая к себе. Он так молод – всего девятнадцать – и так высок и уверен в себе. Очевидно, что он тоже по-своему понимает охоту на оленей: он ищет мужчин, кому можно доверить часть власти, а также, возможно, оценивает соблазнительность присутствующих дам.

Сжав плечи Энтони, Эдуард пристально смотрит ему в глаза и говорит:

– Бог привел тебя сюда. Я от души рад, что ты сегодня с нами.

И Энтони понимает, что Эдуард не доверяет ему. Чуть позже он слышит, как Эдуард совсем тихо говорит Стаффорду:

– Это тот странный лорд, которого убили в битве при Таутоне, а он воскрес.

Несколько дворян, явившихся на охоту, гораздо старше Эдуарда. Гастингс, Герберт, Сомерсет, Стаффорд и сам Энтони – все они молоды. Младший брат короля, Джордж, будет охотиться с ними, а ему только двенадцать. Многие пожилые лорды погибли в бою или на плахе, поэтому перспективы продвижения у молодых людей отличные, и поскольку старики вряд ли уступили бы дорогу, даже хорошо, что их больше нет. Молодые лорды и леди, едущие верхом, чтобы присоединиться к охоте своего короля, напоминают своими яркими одеждами бабочек. Все они богаты и здоровы, и весь мир существует только для них. Поднимая прощальные кубки, Энтони и его соперники мечтают о подвигах, которые совершат, об испытаниях, которые преодолеют, и о прекрасных женщинах, которые встретятся им на пути. Энтони мельком вспоминает совет лекаря.

Борзые и мастифы, поскуливая, мечутся в ногах лошадей.

Ловчие сообщают, что выследили матерого самца оленя с ветвистыми рогами. Вряд ли это кого удивит: накануне нескольких оленей выпустили из королевского заповедного леса и теперь гонят в направлении Кеннингтона. В отдалении слышны крики загонщиков.

Три раза трубит рог, и охота начинается. Хотя солнце еще не встало, уже довольно светло. Энтони видит, как туман поднимается и тает среди ольховника и ивняка, и на листьях деревьев еще не высохла роса. Сначала они скачут медленно, поскольку под ногами у лошадей путаются гончие; местность болотистая, и путь нередко пересекают узкие протоки воды. Цвета этого мира, который все еще молод, четко очерченные, не линялые. Весенние дожди начисто отмыли небо, и желтые калужницы и болотные фиалки похожи на яркие геральдические фигуры на зеленом поле под лазурным пологом. Когда охотники добираются до мест повыше, где растительность гуще и разнообразнее, лошади прибавляют шагу, и бравая компания мчится через луга и рощицы. Жизнь и скорость захватывают всадников и мчат вперед. Молодость! Молодость! Конечно, они будут жить вечно.

Ловчие и прочие пешие слуги отстают, а скоро и женщины, скачущие в дамских седлах, поворачивают назад. Темп охоты спотыкается: олень быстрый и хитрый. Сделав крюк, он возвращается на болота и, похоже, пробегает по руслу протока, поскольку ему удается сбить гончих с толку. Так что след потерян, и всадники оказываются близ Темзы. За рекой виднеются шпили и зубчатые стены Лондона. Дважды протяжно ревет рог – это сигнал, что добыча действительно ускользнула. Звук того же рога приглашает участников на пикник.

Охотники обедают в приятной беседке из зеленых ветвей, которую соорудили посреди рощицы. Пока господа угощаются, ловчие старательно выслеживают другого оленя. Между тем охотникам подают запеченное в тесте мясо, сдобные шафрановые булочки, покрытые глазурью, а затем сладкие пирожные. Эдуард громогласно вещает перед группой придворных, из которых ближе всех к нему стоят Гастингс и Герберт:

– Верховая езда и соколиная охота жизненно необходимы для будущего королевства, и еще нужны рыцарские турниры. Мрачное время правления Генриха – годы молитв, пения гимнов, скорби и чтения бесполезных книг – закончилось. Надо вернуться к истокам. Реестры – переделать, парки – заполнить оленями, ибо настоящее благородство познается на свежем воздухе и в седле. И при дворе всегда должен слышаться смех, – постановляет Эдуард.

Младшему брату короля Ричарду все-таки не разрешили принять участие в охоте, зато позволили присоединиться к господам за обедом. Энтони видит, что группа мужчин обступила мальчика, который, кажется, то ли читает лекцию, то ли проповедует им. Охваченный любопытством, Энтони подходит ближе и встает в круг зрителей.

– Клянусь моей верой, – говорит мальчик, – я искренне рад, что не участвовал в охоте: сегодня святой праздник, пятидесятый день после Пасхи, когда сошел Святой Дух на учеников и их друзей, и они заговорили на разных языках, и у юношей были видения, а старцам снились вещие сны, поэтому большой грех охотиться в воскресенье и любой другой святой день. Тот, кто так поступает, обречен присоединиться к Дикой Охоте. – Благочестивый юнец обводит взглядом слушателей: – Рассказать вам о Дикой Охоте? Тогда ладно, слушайте. Не обращая внимания на все предупреждения, некий маркиз отправился на охоту в воскресенье. Когда ему сказали, что это грех, он ответил: «Да кому вообще нужны знамения, монахи и запреты? Эй-хо!» И вот появился великолепный олень, маркиз пришпорил коня, и тут же к нему присоединились два странных всадника, один весь в белом, а другой в черном. Маркиз сказал, что рад их компании, и они резво поскакали дальше. Троица преследовала дичь по болотам и полям, пока наконец олень не заскочил в хижину, где обитал святой человек. Всадник в белом сказал маркизу, что следует умерить свой пыл, спешиться и пойти помолиться со святым человеком, а всадник в черном лишь рассмеялся на это. Маркиз, огорченный потерей добычи, приподнялся в стременах и послал Богу проклятье. Затем он поднес рог к губам и подул в него, но звука не было. Вместо этого грешник услышал голос из-за облаков: «Мера твоей чаши полна. Да будешь ты вечно гоним по лесу!» И тут из недр земли выскочили гончие ада и погнали про́клятого маркиза, и так они преследуют его до сих пор.

Закончив рассказ, Ричард отправился на поиски очередного вкусного пирога. Слушатели только обрадовались его уходу, поскольку все согласились, что место и время для такой истории он выбрал неудачное.

Гастингс подошел к Энтони.

– Прибить бы этого мальчишку ко всеобщему благу, – пробормотал он. – Малец совсем обнаглел: читает лекции тем, кто старше и мудрее его. Да я и вообще ненавижу истории с моралью. Когда я прихожу к женщине или слушаю байки, я хочу развлечься. Не желаю слушать поучения, как быть хорошим, – их мне и в церкви хватает.

Энтони кивает. Ему тоже не нравится, когда конец истории ясен с самого начала. С первых же слов очевидно, что маркиз скачет навстречу погибели. Ну и где тут сюжет?

Наконец взяли новый след – на этот раз лани, – и охота возобновляется. Всадники стараются не упустить из виду гончих, оказавшихся чуть впереди. И снова скачка наращивает темп, а охотники упиваются скоростью: они мчатся убивать. Солнце клонится к горизонту, когда гончие настигают свою добычу. Егермейстер наносит решающий удар, за которым следует кровавая работа. Свора рвется к туше и лакает кровь, и егеря ненадолго отступают, позволяя собакам получить заслуженную награду, прежде чем оттащить их. Потом чуть живую лань переносят на соседнюю поляну, и егермейстер отсекает животному голову, после чего приступает к разделыванию и обработке туши.

Эдуард со свитой уже отправился обратно во дворец, чтобы подготовиться к празднику. Большинство тех, кто остался посмотреть на смертельную агонию лани, улыбается. Бесспорно, человек всего живее в тот миг, когда наблюдает за насильственной смертью другого существа, ибо тогда он заодно с кровавой реальностью природы. Энтони вспоминает, как всего несколько дней назад он специально проехал по Лондонскому мосту, чтобы убедиться, правда ли голова Уилтшира наколота на решетку ворот моста. Оказалось, что правда, хотя его было трудно узнать: вороны выклевали глаза, плоть ссохлась, а череп будто порос бурой плесенью. Созерцание чужой жестокой смерти, возможно, подвигает Энтони задуматься над собственной кончиной.

Ловчий проникает в нутро лани и вытаскивает потроха, которые традиционно оставляют на месте заклания в качестве «платы во́рону».

Энтони, глядя на останки животного, задается вопросом: каково будет умирать? Но тогда не правильнее ли спросить: каково было умирать?

Над поляной пролетает ветерок, и на одном из деревьев трепещет светлое пятнышко. Вся компания смотрит вверх и видит, как на ветку, которая прогибается под его весом, садится белый кречет. Встреть они в лесу единорога, вряд ли удивились бы больше. Егеря молча любуются птицей. Тогда ловчий, который все еще держит потроха в руке, предлагает егермейстеру приманить кречета «платой ворону». Егермейстер возражает: дурной знак предлагать другой птице то, что принадлежит ворону. Но ловчий не слушается и протягивает потроха, и тут же громко хлопают крылья: кречет устремляется вниз. Не обращая внимания на приманку ловчего, он летит прямо к Энтони. Тот вскидывает руку, чтобы защитить лицо, и птица падает на перчатку, обтягивающую кисть. Ледяная дрожь пронизывает Энтони. Он медленно опускает руку, на которой прочно и мирно устроилась птица. Снова наступает тишина. Вся компания словно зачарована. Затем мало-помалу появляются вопросы и разгораются споры. Что делает кречет в здешних лесах? Гнездятся и охотятся они далеко на севере, в Лапландии и Исландии, лишь изредка попадаясь в самых отдаленных уголках Шотландии. И что делать с птицей? Энтони не может взять ее себе, ведь он всего лишь лорд, а в своде правил соколиной охоты говорится: кречет для короля, ястреб для принца, сапсан для герцога, чеглок для графа, и так далее вплоть до пустельги для пажа. Итак, решено: Энтони должен подарить птицу королю. Один из егерей нарезает кожаные полоски, которые послужат путами, удерживающими кречета на запястье. Энтони помогают сесть на коня, и сквозь сгущающуюся темноту кавалькада отправляется обратно ко дворцу Черного принца.

Великий праздник Пятидесятницы начинается с проповеди придворного капеллана: «Сегодня вы проявили усердие в погоне за оленем… Сколь усерднее вы должны быть в погоне за спасением души? Вы гоняетесь за тварями этого мира, которые манят вас, как болотные огоньки, и скачете среди призраков, не понимая того, что спешите навстречу своей погибели, и в конце погони, когда он наступит, вас ждет кровавая жатва. Вы цепляетесь за вещи, которые гниют, разлагаются, ржавеют и рассыпаются. Как охота за бренным может вас удовлетворить? Пока ваши взгляды прикованы к добыче, вы не видите, что на полном скаку несетесь в зияющую пасть вечности. Сегодня вечер Пятидесятницы. Вспомните, что первый праздник Пятидесятницы был днем чудес, ибо, когда он наступил и ученики собрались вместе, вдруг сделался шум с неба, будто от сильного ветра, и наполнил весь дом, где они сидели. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них…»

Эдуард подает знак, что они достаточно слушали. Но его раздражение скоро развеивается. Охота прошла успешно, а чудесное обретение белого кречета стало благословением, венчающим этот день.

Энтони подарил кречета Эдуарду, и теперь громадная птица устроилась на почетном шесте прямо за плечом короля и оттуда бросает свирепые взгляды на обедающих. Положение Энтони куда менее выгодное, поскольку он сидит далеко от государя. За королевским столом под искусно вышитым балдахином восседает сам Эдуард со своей любовницей леди Элизабет Люси. Ричард Невилл, граф Уорик, тоже сидит за этим столом вместе с Гастингсом, Гербертом, Венлоком и их женами.

Все, кто сегодня приглашен на пир, одарены нагрудными знаками верных подданных: роза в ободке из серебряных лучей солнца. Вскоре появляются блюда с едой – жареные лебеди, копченый окорок барсука, заливное, жареный лосось, ломбардский заварной крем, пирожные. Слуги разносят медные подносы с мясом, направляемые сенешалем, облаченным в длинное синее одеяние с капюшоном. Почти все блюда очень пряные, и специи – шафран, кардамон, серая амбра, мускатный орех, корица, имбирь – раскрываются на языке Энтони приятным теплом и роскошью восточных земель.

Граф Риверс, отказавшийся рано подниматься ради охоты, сидит за другим столом вместе с супругой Жакеттой. За столом Энтони нет никого из друзей. Он сидит между Джайлсом Кромвелем и Исманией Ружмон-Грей, которые мило болтают об известных охотниках прошлых веков: Нимроде, Херне, Тристане, святом Евстафии, святом Джулиане и Уильяме Твити, который служил егермейстером при дворе Эдуарда II. Энтони не принимает участия в беседе. Он надеется, что теперь, после подаренного кречета, король будет глядеть на него с большей благосклонностью. Исмания внезапно интересуется его родословной.

– Я старший сын графа Риверса, верховного констебля Англии, и он, будучи констеблем…

Но Исмании его отец безразличен:

– Тогда Жакетта де Сен-Поль, вдовствующая герцогиня Бедфорд, видимо, ваша мать. Я слышала, что у нее какое-то необычное происхождение, хотя деталей не припомню.

Энтони рассказывает ей историю Мелюзины[13]13
  Персонаж кельтских легенд, фея свежей воды, которую заклятье превратило в полуженщину-полузмею (в других вариантах фигурируют рыба и драконица).


[Закрыть], после чего Исмания восклицает:

– Так вы произошли от ящерицы! – И продолжает: – До чего же странно, когда семья этим хвастается, все равно что гордиться происхождением от собаки или обезьяны! Впрочем, возможно, мы все в родстве с животными. Разве король и впрямь не напоминает льва? А вот Гастингс больше похож на обычного кота. А на какое животное, по-вашему, похожа я?

От выпитого гипокраса – вина, приправленного имбирем, корицей, кардамоном и перцем, – у Энтони слегка кружится голова, и он, не задумываясь, отвечает:

– На лошадь.

Тут разговор неожиданно обрывается. Энтони уже собирается добавить: «Очень красивую лошадь», когда вдруг понимает, что в зале водворилась внезапная тишина.

Минуя слуг, стоящих в дверях, прямо к королю направляется человек. У него очень темное лицо, а одет он с головы до ног в белое – от шапки, отороченной белым горностаем, до белых кожаных сапог. Только его сокольничья перчатка обильно замарана засохшей кровью.

Без всяких церемоний незнакомец произносит:

– Я пришел за кречетом.

Обойдя стол Эдуарда, он подходит к птице и, накинув ему на голову колпачок, развязывает путы. Люди за королевским столом молчат, зачарованные и, похоже, немного напуганные. С кречетом на запястье странный незваный гость направляется к дверям. Он уже почти достиг их, когда Эдуард кричит:

– Стой! Кто ты? Назови свое имя.

Незнакомец, хоть и замирает, даже не удосуживается повернуться, однако его гулкий голос ясно слышен повсюду. Звук идет будто не изо рта, а из самого нутра, как из большого пустого кувшина.

– Я Эллекен. Эдуард озадачен:

– И какое тебе дело до моего кречета?

– Птица была послана лорду Скейлзу в качестве знака, но теперь я верну ее истинному хозяину.

И с этими словами Эллекен уходит. Зал взрывается аплодисментами: гости хлопают в ладоши и стучат по столам. Они в восторге от причудливой и своеобразной живой картины, устроенной для них королем, однако Эдуарду совсем не весело. Лорд Риверс и Фоконберг, покинув свои места, о чем-то тихо совещаются с королем. Затем к монаршему столу вызывают Энтони.

Эдуард шепотом без всяких предисловий говорит:

– По-моему, я узнал его, хотя был совсем юн, когда видел его последний раз, но твой отец с Фоконбергом оба подтверждают мое предположение. Этот Эллекен служил егермейстером у моего отца. Но вот уже двенадцать лет, как он умер. – И, повернувшись к Риверсу, Эдуард продолжает: – Твой сын привел в мой дворец про́клятый дух. Эллекен было его имя, и здесь потрудилась нечистая сила, но необходимо представить событие в самом лучшем свете. – Затем Эдуард злобно шипит Энтони: – Поди сюда, Скейлз, и встань рядом со мной, пока я буду говорить с гостями, и улыбайся, как я.

Допив бокал, Эдуард изображает на лице улыбку и встает, чтобы обратиться к гостям, и те снова замолкают.

– Сегодня от нашего доброго священника мы слышали, что Пятидесятница – день чудес. Так оно и есть, и так будет и в последующие годы. – Положив руку на плечо Энтони, король продолжает: – Нынче вечером начинается приключение лорда Скейлза: ему предстоит отправиться на поиски белого кречета и вернуть мне птицу. И теперь я припоминаю, что во времена короля Артура на точно таком же празднике Пятидесятницы, как сегодня, в Англии последний раз видели Священный Грааль. С треском и раскатами грома он появился в Артуровой зале, и все рыцари онемели, узрев его лучезарность, залитую благодатью Святого Духа, а затем Грааль внезапно исчез, и никто более не видел его в наших землях. Но на каждую Пятидесятницу отныне и присно, как и во времена короля Артура, рыцари будут получать задания и странствовать по свету, выполняя их, как бывало в те дни, и снова возродится братство отваги и благородства. Наши приключения и деяния запишут для будущих поколений, и те будут читать и дивиться. В дни короля Артура было братство Круглого стола, в нынешние времена для служения этой цели следует преобразовать орден Подвязки. По-моему, уже тридцать лет, как в Смитфилде не проводились рыцарские турниры, и искусство владения копьем и управления боевым конем почти забыто, так что теперь только в книжках можно прочесть о них. Ситуацию надо изменить, и я ее изменю. После мятежа Мордреда не все еще идет так, как должно, но с вашей верной помощью я рассчитываю создать новый Камелот. Англия, которая во время войны только процветает, снова станет великой, вернув земли, которые по праву принадлежат английской короне во Франции и Ирландии. И… я сказал достаточно, а теперь хочу выпить еще.

Эдуард резко садится и отпускает Энтони, который возвращается к своему столу.

Назавтра ближе к полудню Энтони сидит на земле на краю ристалища сержанта Рейкера, которое находится к югу от Чаринг-Кросса. Утром он оттачивал владение копьем на мишени в виде деревянной фигуры турка с мечом, который, если копье ударит под неправильным углом, поворачивается и бьет поединщика по спине. Затем, когда слуга увел Черного Саладина, Энтони несколько часов подряд упражнялся, вонзая меч в большую кучу мокрой глины и вытаскивая его. Поэтому сейчас он уставший, у него все болит, да еще солнце печет. Он сбросил с себя насквозь мокрую от пота рубаху. Тут на него падает тень: перед ним стоит Уильям, лорд Гастингс, в сопровождении молодого человека в одеянии августинского каноника.

Молодой человек, присев на корточки, касается фигурки, что висит на цепочке на шее у Энтони. Он говорит с сильным северным акцентом, и Энтони с трудом понимает его слова.

– Свинец. Я так и думал, что будет свинец, – произносит он. – Тусклая первоматерия под управлением Сатурна, покровителя мертвых. Такой металл предполагает ограничение, сдержанность, покровительство. Наверное, вам тоже это известно. Очень рад нашей встрече. Вы отлично справитесь.

Молодой человек резко выпрямляется, и Энтони, пошатываясь, тоже встает. Они с Гастингсом заключают друг друга в своего рода шутливые объятия, однако Гастингс тщательно следит, чтобы пот Энтони не испачкал его камзол.

– Мой любезный лорд Скейлз, твой отец сказал нам, где тебя найти, – говорит Гастингс. – Я послан королем. Но здесь поговорить не удастся, ибо вокруг слишком много любопытных ушей.

Рыцари, приостановив свои упражнения на ристалище, с любопытством смотрят на них, гадая, каким ветром занесло королевского лорда-камергера в столь захудалое место. Энтони ведет Гастингса и его спутника вверх по ветхой лестнице на внутреннюю галерею, откуда хорошо видно, как рыцари атакуют деревянного турка, мечут копья, дерутся на палках, делают отжимания и другие упражнения.

Гастингс возвращается к своему поручению:

– Мой любезный лорд Скейлз, я пришел от короля. К сожалению, послание, которое я принес, вряд ли тебя порадует. Мне правда жаль, но путешествие, в которое, как теперь все считают, ты отправишься, не должно увенчаться успехом. Король вовсе не хочет получить назад про́клятую птицу, опасаясь, как бы на его будущие пиры не начали являться мертвецы, требуя назад свое имущество. Поэтому король приказывает тебе явиться на праздник в следующую Пятидесятницу и всенародно объявить о своей неудаче. Я искренне сожалею. А потом мы пораскинем мозгами и найдем для тебя другую возможность проявить себя. Вот все, что мне велено сообщить, а теперь у меня дела в другом месте. Однако не забывай, что у короля остались вопросы. Он интересовался, как ты связан с мертвецом, который при жизни был егермейстером. А еще ходят слухи, что в Скейлзхолле видели призрак графа Уилтшира. – В завершение своей речи Гастингс ободряюще улыбается: – Впрочем, я не придаю значения таким слухам, ибо не верю в призраки.

Энтони молчит, послание короля его не удивило. Он ожидал чего-то подобного. К тому же он не горит желанием разыскивать белого кречета в царстве мертвых. И все-таки печально, что ему так и не удалось завоевать благосклонность Эдуарда.

Теперь Гастингс указывает на августинского каноника:

– Знакомься, Джордж Рипли; король назначил его своим алхимиком, когда встретил его на поле битвы при Таутоне. Нам всем не мешает к нему прислушиваться. – Подняв брови, Гастингс поясняет: – Помимо обычных мародеров, которые после сражения ползают по полю боя и обирают погибших, там же можно встретить и несколько алхимиков, которые ходят меж трупов и собирают в сосуды глазные яблоки для своих эликсиров. Вот и Рипли ходил там со своим сосудом. Спрашивается, зачем королю понадобился алхимик? Вонь, взрывы, змеиное масло, стеклянные колбы с мертвыми младенцами… Бррр! – И Гастингс встряхивается, совсем как собака, а затем улыбается Рипли, показывая, что шутит и не хочет его оскорбить.

Алхимик улыбается в ответ в знак того, что не обижается.

– В любом случае, – говорит Уильям, – оставлю вас вдвоем. Рипли очень просил взять его с собой. Не знаю зачем, но он отлично разбирается во всяком таком.

Во всяком таком?

Энтони и Рипли, кивнув друг другу, наблюдают, как Гастингс проходит через ристалище: кого-то из рыцарей он дружески обнимает, похлопывая по спине, с другими шутит. Все любят Гастингса, молодого, скорого на улыбку и почти всегда вежливого. Как только он уходит, сержант Рейкер, хозяин ристалища, снова принимается рявкать на молодых людей, которые проходят у него обучение. Рипли смотрит как завороженный. Потом нехотя поворачивается к Энтони:

– Мне интересно, как мужчины сражаются, поскольку у меня самого мало знаний об этом виде деятельности. Столкновение противоположностей всегда вызывает интерес. Мне нравится наблюдать, как враги сходятся друг с другом в порыве убить противника. Я и правда хотел посмотреть, как рыцарей учат сражаться, но главным образом я надеялся познакомиться с сыном Жакетты де Сен-Поль. И вот я вас вижу, и вы, похоже, удручены. Однако не стоит унывать. Гастингс ошибается: ваша миссия не будет провальной.

– Но ты же слышал, что король рассердится, если я преподнесу ему птицу из царства мертвых.

– О, не вижу необходимости отправляться в царство мертвых. Мы обратимся к королеве Лапландии и купим кречета у нее. Времени еще достаточно. Пьяные гости на следующем празднике Пятидесятницы определенно не заметят подмены, а впечатление останется хорошее: будто действительно вернулись времена короля Артура, когда королевские паладины отправлялись на поиски приключений и возвращались с трофеями и захватывающими историями. Я сам организую приобретение птицы. А ваша задача – придумать захватывающие приключения. То есть главное в поисках – понять, что ищешь.

– Но… но король никогда не согласится!

– Согласится, если я ему посоветую, а я еще постараюсь, чтобы и Гастингс изменил свое мнение.

– Значит, Эдуард поступает так, как велят ему алхимики? – Энтони не может удержаться от сарказма.

Рипли улыбается:

– О, прошу прощения. Видимо, вы разделяете простонародный взгляд на алхимию, грубый и ошибочный. Да, у меня есть лаборатория, оснащенная печами, перегонными кубами и ретортами. Король щедр, а я нахожу металлы и летучие жидкости вполне достойным предметом для размышлений. Добывать золото из свинца попросту неоригинально, к тому же золота в королевстве и без меня хватает. Нет, моя главная задача – извлечь квинтэссенцию амбиций и интриг в большой политике. Также я ищу стимулятор, которая излечит брожение на севере, где армия Маргариты причиняет массу неприятностей. И еще я оглашаю предсказания, которые обязательно исполняются именно потому, что я их огласил. Как я уже сказал, металлы – достойный предмет для размышлений, а королевский двор – это целый набор элементов. Золото, разумеется, представляет король. Ртуть – это его посланник, например вроде Гастингса. Свинец низок по происхождению. Сера опасно нестабильна. И так далее. Я работаю с символическими формами. Гастингс является одним из проводников внешней политики, я же исследую внутреннюю сущность политического мира. Но сейчас не место и не время для лекции по введению в алхимию. Вижу, у вас есть вопрос.

– Да. Ты сказал, что пришел сюда познакомиться с сыном Жакетты де Сен-Поль?

– Именно так. Она вызывает у меня большой интерес. Драконице Мелюзине в моих трудах отведено важнейшее место. Полагаю, вам известно, что, по слухам, именно мать вернула вас из мертвых.

– Но похоже, вслед за мной в мир живых потянулись и другие мертвецы.

– Да, это создает определенные трудности. – Рипли замолкает так надолго, что Энтони даже задается вопросом, не закончился ли их странный разговор.

Наконец алхимик снова говорит:

– Говорят, когда ад переполнится, мертвые будут ходить среди нас.

– Но Эллекен выглядел как живой, как ты или я, и Уилтшир тоже, если не считать кровавых ран. Уилтшир показался мне настолько живым, что я, пусть и зная наверняка о его казни после Вербного воскресенья, все равно отправился к Лондонскому мосту, чтобы собственными глазами увидеть его голову, насаженную на прут решетки. Там она и была: жуткая башка без глаз, вся поросшая коричневым лишайником. Поэтому уж я-то точно знаю, что он мертв, но…

Тут Рипли возбужденно перебивает:

– Коричневым лишайником! Это же черепной мох! Как я мог упустить? Надо скорее бежать к королю и попросить у него эту голову, пока не поздно.

И он поворачивается, чтобы уйти, но Энтони хватает его за край одежды, чтобы задержать:

– Зачем тебе этот череп? И у меня есть другие вопросы…

Рипли радостно улыбается в ответ, но не собирается задерживаться:

– Вам придется меня отпустить. Мне пора за головой! Как прекрасна жизнь! Черепной мох! Это же просто праздник какой-то! К тому же мне необходимо кое-что подготовить к коронации. Приходите завтра в мою лабораторию, и я отвечу на любые вопросы и покажу всякие чудеса. Клянусь, вскоре вы поведаете королю о великом множестве странных приключений. И что бы ни случилось, всегда помните: именно любовь движет солнцем и другими звездами. А теперь пустите. И Энтони повинуется.