Текст книги "Уик-энд Остермана"

Понедельник, половина четвертого

К удивлению Таннера, в аэропорту его встречал присланный федеральной комиссией автомобиль.

Офис Крэнстона находился на шестом этаже занимаемого комиссией здания. Сюда периодически вызывали директоров служб информации всех крупнейших телекомпаний.

Крэнстон всегда вел себя очень дипломатично. Ему удавалось сохранять хорошие отношения и с представителями телекомпаний, и с часто меняющейся администрацией комиссии. Возможно, поэтому Таннер испытывал неприязнь к Лоренсу Фоссету, который высокомерно заявил, что Крэнстон не уполномочен принимать такие решения.

Таннер никогда раньше не слышал о человеке по имени Лоренс Фоссет.

Джон распахнул дверь в приемную Крэнстона. Там никого не было. Стол секретарши был пуст – ни блокнота, ни карандашей, никаких документов.

Окна в приемной были зашторены. Свет падал через раскрытую дверь кабинета Крэнстона. Оттуда доносился ровный гул кондиционера. Неожиданно Таннер увидел на стене огромную тень шагавшего к нему человека.

– Добрый день, – раздался доброжелательный голос, и в дверном проеме появился мужчина. Он был на несколько дюймов ниже Таннера – примерно пять футов десять или девять дюймов, – широкоплеч и подтянут. Вероятно, одного возраста с Джоном, он выглядел значительно крепче его физически. Даже в его позе, подумалось Таннеру, есть что-то угрожающее.

– Мистер Фоссет?

– Совершенно верно. Входите, пожалуйста. – Вместо того чтобы вернуться в кабинет, Фоссет пересек приемную и запер входную дверь. – Так нам никто не помешает, – с вежливой улыбкой пояснил он.

– Что это значит? – удивленно произнес Таннер. Лоренс Фоссет обвел взглядом приемную.

– М-м… Я понимаю ваше недоумение… Проходите, пожалуйста.

Фоссет отступил, пропуская Таннера в кабинет, и шагнул за ним следом. Два окна, выходившие на улицу, были плотно зашторены. Таннер опешил, увидев на рабочем столе Крэнстона кроме двух пепельниц небольшой магнитофон с двумя дистанционными выключателями. Один находился у кресла Крэнстона, другой – на противоположной стороне, где к столу был придвинут стул.

– Это магнитофон? – недоуменно спросил Таннер, следя за Фоссетом.

– Да. Садитесь, пожалуйста.

Джон Таннер остался стоять. Когда он заговорил, в голосе его звучал едва сдерживаемый гнев:

– Нет, я не сяду… Я должен заявить вам, что мне все это не нравится. Ваши методы мне непонятны или, вернее, слишком понятны. Вы напрасно рассчитываете записать наш разговор на магнитофон. Я буду говорить только в присутствии адвоката своей компании.

Фоссет прошел к столу Крэнстона.

– Ваш вызов сюда никак не связан с федеральной комиссией. Когда я объясню суть дела, вам станут понятны мои методы.

– Тогда объясняйтесь побыстрее, я не намерен здесь задерживаться. Меня вызвали в федеральную комиссию, чтобы согласовать сетку хроники, подготовленную «Стэндартом», и подписать две страницы сводок, которые ваше ведомство не позаботилось вовремя прислать. Вы дали понять, что наша беседа будет проходить в присутствии Крэнстона. Но я попадаю в пустой офис и… Я жду объяснений, в противном случае через час вы будете иметь дело с нашими адвокатами. И предупреждаю: если это как-то связано с репрессиями в отношении службы информации, то я ославлю вас на всю страну.

– Я очень сожалею… такой разговор всегда проходит трудно.

– Надо думать!

– Хорошо, слушайте. Крэнстон сейчас в отпуске. Мы использовали его имя, потому что с ним вы уже имели дело раньше.

– Вы хотите сказать, что намеренно солгали мне?

– Да, именно так. Зачем?.. Ключ к разгадке прост. Вы сказали: «Меня вызвали в федеральную комиссию связи», так, кажется? Мы хотели, чтобы именно так все и думали… Позвольте показать вам мои документы.

Лоренс Фоссет полез в нагрудный карман пиджака, достал оттуда документы и по столу подтолкнул их к Таннеру. Джон увидел визитную карточку Лоренса Фоссета, сотрудника Центрального разведывательного управления.

– Что все это значит? При чем тут я? – Таннер вернул Фоссету документы.

– Зато теперь, надеюсь, вы понимаете, зачем здесь магнитофон. Сейчас я покажу вам, как он работает. Прежде чем мы перейдем к сути дела, я должен задать вам несколько вопросов. У этого магнитофона два выключателя. Один – здесь, около меня, другой – перед вами. Если в ходе нашей беседы я задам вам вопрос, на который вы не захотите отвечать, то вам нужно будет нажать на выключатель, и магнитофон остановится. – Фоссет включил магнитофон, затем, перегнувшись через стол, нажал на кнопку, и лента остановилась. – Видите? Все очень просто. Я провел не одну сотню таких интервью. Вам не о чем волноваться.

– Это похоже на допрос без адвоката и без повестки в суд! Зачем все это нужно? Если вы намерены потом шантажировать меня, то вы сошли с ума.

– Нет-нет. Это будет обычная процедура выяснения личности… Я с вами полностью согласен: вы не более уязвимый объект для шантажа, чем Джон Эдгар Гувер. Вдобавок вы контролируете службу новостей телекомпании, которая вещает на добрую половину штатов.

Таннер внимательно посмотрел на стоявшего напротив сотрудника ЦРУ. Фоссет прав. Его ведомство не стало бы пускать в ход столь примитивные методы по отношению к человеку, занимавшему такое положение, как Таннер.

– Что значит «обычное выяснение личности»? Вам прекрасно известно, кто я.

– Я уполномочен говорить с вами о чрезвычайно важном деле. Принимая во внимание исключительную ценность информации, которую мы намерены сообщить вам, мы, естественно, хотели бы принять некоторые меры предосторожности. Вы, вероятно, слышали, что во время Второй мировой войны некий актер – капрал Британской армии – изображал на нескольких официальных приемах в Африке фельдмаршала Монтгомери, и даже некоторые близкие друзья Монтгомери не смогли распознать подмену.

Таннер взял лежавший перед ним выключатель и попробовал, как он работает: включил магнитофон, затем снова выключил. Любопытство пересилило гнев. Он опустился на стул.

– Начинайте. Но помните, что я оставляю за собой право в любой момент отключить магнитофон и уйти.

– Согласен. Но с одним условием…

– Что? Никаких условий я не принимаю!

– Выслушайте меня, – мягко произнес Фоссет. – И вы все поймете.

– Хорошо. Начинайте, – сказал Таннер. Сотрудник ЦРУ достал картонную папку, открыл ее и включил магнитофон.

– Ваше полное имя Джон Реймонд Таннер?

– Неверно. По документам меня зовут Джон Таннер. Имя Реймонд мне было дано при крещении, оно не значится в свидетельстве о рождении.

Фоссет одобрительно улыбнулся.

– Очень хорошо. Ваше постоянное место жительства – Орчед-Драйв, двадцать два, Сэддл-Вэлли, штат Нью-Джерси?

– Да.

– Вы родились 21 мая 1924 года в Спрингфилде, штат Иллинойс, в семье Лукаса и Маргарет Таннер?

– Да.

– Когда вам было семь лет, ваша семья перебралась в Сан-Матео, штат Калифорния?

– Да.

– Почему вы переехали?

– Отца назначили администратором ряда крупных универмагов фирмы «Брайант Сторз».

– Вы хорошо устроились?

– Да, очень.

– Вы получили образование в муниципальной школе Сан-Матео?

– Нет, два последних года я учился в частной школе «Уингстон Припаритори».

– После ее окончания вы поступили в Стэнфордский университет?

– Да.

– Вы были членом каких-либо студенческих братств или клубов?

– Да. Братства «Альфа Каппа», общества «Трайлон ньюс» и еще нескольких – названий я сейчас не припомню. Кажется, я вступал в клуб любителей фотографии, но пробыл там недолго. Кроме этого, я работал в редакции университетской газеты, но ушел оттуда.

– Почему?

Таннер внимательно посмотрел на Фоссета.

– Я выступал против дискриминации нисеев[4]4
  Нисеи – американцы японского происхождения.


[Закрыть]. Газета же это поддерживала. Я и сейчас считаю, что был тогда прав.

Фоссет снова улыбнулся.

– Вы были вынуждены прервать образование?

– Как и многие другие, в конце второго курса я ушел добровольцем в армию.

– Где вы проходили подготовку?

– В Форт-Беннинге, штат Джорджия. В пехоте.

– Третья армия? Четырнадцатая дивизия?

– Да.

– Вы были на европейском театре военных действий?

– Да.

– Ваше воинское звание – первый лейтенант?

– Да.

– Офицерское звание получили в Форт-Беннинге?

– Нет. Звание лейтенанта мне присвоили во время боевых действий во Франции.

– Кажется, у вас было несколько наград?

– Нет, только благодарности. Наград не было.

– В Сент-Лу вы пролежали несколько недель в госпитале. Вы были ранены?

Таннер немного смутился.

– Вы прекрасно знаете, что нет. На моем личном деле нет красной полосы, – тем не менее спокойно ответил он.

– Как вы попали в госпиталь?

– Я упал с джипа по дороге в Сент-Лу. Вывихнул ногу.

Оба улыбнулись.

– Вы демобилизовались в июле сорок пятого и в сентябре вернулись в Стэнфорд?

– Да… И как вам, очевидно, известно, мистер Фоссет, перешел с факультета английского языка на факультет журналистики. Окончив его в сорок седьмом году, получил степень бакалавра гуманитарных наук.

Не поднимая глаз от раскрытой папки с личным делом Таннера, Фоссет задал следующий вопрос:

– Учась на предпоследнем курсе, вы женились на Элис Маккол?

Таннер потянулся к кнопке и остановил запись.

– Я не буду отвечать на вопросы, касающиеся моей жены.

– Не волнуйтесь, мистер Таннер. Я просто уточняю личность вашей супруги… Мы не считаем, что за грехи отца должна нести ответственность его дочь. От вас не требуется ничего. Ответьте просто «да» или «нет».

Таннер снова включил запись.

– Да.

Теперь уже Лоренс Фоссет остановил магнитофон.

– Два следующих вопроса будут касаться обстоятельств вашей женитьбы. Я полагаю, вы не захотите отвечать на них?

– Вы правильно полагаете.

– Поверьте, они вполне невинны.

– Если бы это было иначе, я тотчас же покинул бы это помещение.

Эли достаточно натерпелась в жизни, и он, Таннер, не позволит никому вновь вытаскивать на свет ее личную трагедию.

Фоссет снова включил запись.

– От брака с Элис Маккол у вас двое детей. Мальчик Реймонд тринадцати лет и девочка Дженет восьми лет.

– Моему сыну двенадцать.

– Послезавтра у него день рождения… Вернемся немного назад. После окончания университета вы стали работать в «Сакраменто дейли ньюс»?

– Да, репортером. И, кроме этого, переписчиком, курьером, кинокритиком и уличным продавцом газет, если оставалось время.

– Вы проработали там три с половиной года, после чего получили место в «Лос-Анджелес таймс»?

– Нет. Я пробыл в «Сакраменто» два с половиной года. Потом в течение следующего года я сотрудничал в «Сан-Франциско кроникл» и лишь после этого получил место в «Таймс».

– В «Лос-Анджелес таймс» вы проявили себя как талантливый репортер…

– Мне просто повезло. Вы, вероятно, имели в виду мои репортажи о ликвидации мафиозной группы в порту Сан-Диего?

– Да. Вас выдвигали на премию Пулитцера?

– Я ее не получил.

– А затем вас повысили в должности до редактора?

– Помощника редактора. Должность незавидная.

– Вы проработали в «Лос-Анджелес таймс» в течение пяти лет…

– Около шести, я полагаю…

– До января 1958-го, тогда вас пригласили в телекомпанию «Стэндарт мьючиал».

– Верно.

– Вы состояли сотрудником отделения телекомпании в Лос-Анджелесе до марта 1963-го, затем вас перевели в Нью-Йорк. С того момента у вас было несколько повышений по службе?

– Переехав на восток, я получил должность редактора вечерней программы новостей. Затем курировал экстренные информационные выпуски и хронику, пока не был утвержден в своей настоящей должности.

– Какой?

– Директора информационной службы «Стэндарт мьючиал».

Лоренс Фоссет захлопнул папку и выключил магнитофон.

Затем он откинулся на спинку кресла и широко улыбнулся Таннеру.

– Вот видите, все оказалось не так уж и страшно.

– Вы хотите сказать, что это все?

– Нет… не все. Но с выяснением вашей личности мы закончили. Вы успешно справились с тестом. Вы дали достаточное количество неточных ответов, чтобы пройти его.

– Что?

– Такие вопросники, – Фоссет похлопал ладонью по папке, – разрабатывают у нас в службе дознания. Собираются умные головы и прогоняют все это через компьютер. Нормальный человек просто не способен ответить на все вопросы правильно. Если бы он ответил, это бы значило, что он слишком усердно запоминал. Ну, например, вы сотрудничали в «Сакраменто дейли ньюс» почти день в день три года, а не два с половиной, как вы сказали. Ваша семья перебралась в Сан-Матео, когда вам было восемь лет и два месяца, а не семь лет.

– Черт побери…

– Честно говоря, даже если бы вы ответили на все вопросы правильно, мы все равно выбрали бы вас. И все же я рад, что все прошло нормально. Мы должны были зафиксировать это на пленке… Ну а теперь, боюсь, мы подошли к более трудной части.

– В каком смысле?

– Во всех смыслах… Я должен включить магнитофон. – Сделав это, он положил перед собой исписанный лист бумаги и произнес: – Джон Таннер, я должен предупредить вас, что информация, которую я сейчас вам сообщу, является чрезвычайно секретной и важной. Клянусь, что наш разговор никогда не будет использован против вас или против членов вашей семьи. Разглашение того, что вы здесь услышите, будет являться преступлением против интересов государства, и вы можете преследоваться по Закону о национальной безопасности, раздел восемнадцатый, статья семьдесят третья… Вам понятно, что я сказал?

– Да. Только прошу учесть, что я пока не связан никакими обязательствами…

– Я понимаю, и потому в нашей беседе мы будем продвигаться к главному постепенно, в три этапа. После первого и второго вы можете, если захотите, попросить о прекращении разговора. В этом случае нам останется лишь надеяться на вашу сдержанность и лояльность по отношению к своему правительству. Однако если вы решите перейти к третьему этапу, в ходе которого вам будут изложены факты и названы имена, то тем самым вы примете на себя ответственность за соблюдение секретности. О последствиях этого шага вы предупреждены. Вам все ясно, мистер Таннер?

Таннер поерзал на стуле, посмотрел на крутящиеся катушки магнитофона, а затем поднял взгляд на Фоссета:

– Да, ясно, и я ни за что не соглашусь на это. Вы не имеете права, вызвав меня сюда под ложным предлогом, выдвигать требования, ставящие меня в двусмысленное положение.

– Я пока не спрашиваю о вашем решении. Меня интересует лишь, понятно ли вам то, что я сказал.

– Мне не нравится ваш тон. Если вы мне угрожаете, то катитесь к черту!

– Я просто оговариваю условия. При чем здесь угрозы? Разве вы не занимаетесь тем же самым каждый день, заключая контракты? Вы можете выйти из игры в любую минуту, до тех пор, пока я не назову вам имен. Разве это не логично?

Таннер понимал, что его собеседник прав, и любопытство все больше разгоралось в нем.

– Вы только что сказали, что это дело не имеет никакого отношения к моей семье, к моей жене… или ко мне, правда?

– Я поклялся вам в этом перед работающим магнитофоном.

Фоссет отметил, что Таннер добавил «или ко мне» после небольшой паузы. Он беспокоился в первую очередь о жене.

– Продолжайте.

Фоссет встал со своего кресла и направился к зашторенным окнам.

– Кстати, вам тоже не обязательно все время сидеть. В комнате установлены сверхчувствительные микрофоны. Разумеется, миниатюрные.

– Я посижу.

– Как угодно. Итак, начнем. Несколько лет назад до нас дошли слухи об операции советских спецслужб, которая при успешном осуществлении могла оказать разрушительное воздействие на американскую экономику. Мы пытались получить достоверную информацию, однако все наши старания были напрасными, операция была засекречена не меньше космических программ. Затем, в 1966 году, к нам был доставлен перебежчик – сотрудник восточногерманской разведки. От него нам удалось узнать о некоторых конкретных деталях этой операции. Он проинформировал нас о том, что восточногерманская разведка поддерживает связь с группой агентов на Западе, известной под названием «Омега». Если мы дойдем до второго этапа, я открою вам еще одно название той организации, которое вам многое объяснит. Так вот, перебежчик сообщил, что «Омега» регулярно направляет шифрованные донесения восточногерманской разведке. Два вооруженных курьера в обстановке строжайшей секретности доставляют их в Москву.

Функция «Омеги» стара, как сам шпионаж. Но теперь, в эпоху гигантских корпораций и бесчисленных конгломератов, весьма эффективна. Составлены списки, содержащие сотни, а теперь, возможно, уже и тысячи лиц, ставших жертвами чумы, но не бубонной, а той, что называют шантажом. Люди, чьи имена попали в эти списки, занимают ключевые позиции в гигантских корпорациях. Многие из них имеют огромную экономическую власть; действуя согласованно, они могут породить настоящий экономический хаос.

– Не понимаю, зачем они станут это делать? Для чего им это нужно?

– Я уже ответил вам: шантаж. Все эти люди уязвимы. Поводов для шантажа – тысячи. Супружеская измена или сексуальные отклонения, введение в заблуждение или злоупотребление доверием партнера по бизнесу, манипуляции с ценами и товарами, уклонение от уплаты налогов. В списки «Омеги» занесено множество имен. Если эти люди откажутся подчиниться, их деловой карьере, положению в обществе, даже семейным отношениям грозит крах.

– По-моему, вы слишком низкого мнения о представителях делового мира. К тому же я убежден, что то, что вы рассказали, далеко от реальности. Во всяком случае, не все так мрачно, как вы описали. И вряд ли можно сегодня всерьез говорить об угрозе экономического хаоса.

– Вы так считаете? Фонд Кроуфорда провел глубокие исследования, касающиеся деятельности самых крупных представителей делового мира Соединенных Штатов в период с 1925 по 1945 год. Результаты и сейчас, четверть века спустя, засекречены. Исследования показали, что тридцать два процента корпоративного финансового капитала в стране было получено в результате сомнительных, если не незаконных сделок. Тридцать два процента!

– В это трудно поверить. Если бы это было правдой, то факты давно стали бы достоянием широкой гласности.

– Практически это невыполнимо. Последовала бы судебная война. Суд и деньги – вещи несовместимые… Теперь настала очередь конгломератов. Возьмите любую газету, откройте финансовую страницу и почитайте о биржевых махинациях, о подделках, об исках и встречных жалобах. Это золотая жила для «Омеги». Справочник по будущим кандидатам в заветные списки. Безгрешных людей нет. Кто-то предоставил необеспеченную ссуду, кто-то манипулировал уровнем цен на бирже, кто-то грешил с девочками втайне от супруги. «Омеге» не нужно глубоко копать. Нужно лишь точно ударить. Так, чтобы не уничтожить, а испугать.

Таннер отвернулся. Этот светловолосый разведчик говорил очень убежденно и открыто…

– Мне не хотелось бы думать, что вы правы.

Внезапно Фоссет шагнул назад к столу и выключил магнитофон. Катушки остановились.

– Почему? Важна даже не сама полученная ими информация – она иногда вполне невинна, – а то, как она подается. Возьмем, к примеру, вас. Предположим – только предположим, – что в вечерней газете Сэддл-Вэлли напечатают о событиях, происходивших более двадцати лет назад в окрестностях Лос-Анджелеса. Ваши дети ходят в местную школу, жена дружит с соседями… Как вы думаете, долго вы сможете оставаться там после такой заметки?

Таннер вскочил с кресла и рванулся к Фоссету, его трясло от ярости. Он негодующе произнес:

– Это подло!

– Таковы приемы «Омеги», мистер Таннер. Успокойтесь… Я привел этот пример, чтобы вы поняли, что жертвой «Омеги» может стать практически любой. – Фоссет снова включил магнитофон и после того, как Таннер обессиленно рухнул в свое кресло, продолжил: – Итак, «Омега» существует. Мы подходим к концу первой части нашего разговора.

– Вот как?

Лоренс Фоссет сел за стол и смял в пепельнице сигарету. Он улыбнулся, увидев, как нахмурившийся Таннер полез в карман и достал свою пачку.

– Нам стало известно, – продолжал Фоссет, – что руководителями «Омеги» назначена точная дата, когда должен разразиться хаос… Я не сообщу вам ничего нового, если скажу, что наша и советская разведки нередко обменивают провалившуюся агентуру.

– Мне это известно.

– Один наш сотрудник за двоих или троих их агентов – это обычное соотношение…

– Об этом я тоже знаю.

– Двенадцать месяцев назад на границе с Албанией произошел один из таких обменов. Ему предшествовали сорок пять дней непрерывных переговоров. Я был там, и поэтому сейчас я беседую с вами. Там в контакт с нашей группой вступили несколько человек из советской дипломатической службы. Я могу охарактеризовать их одним словом – «умеренные». Таких, как они, – политиков, придерживающихся умеренных взглядов, – немало и здесь, у нас.

– Я знаю, кому противостоят «умеренные» здесь. А в Советском Союзе?

– Там есть свои «ястребы». Вместо Пентагона – военно-промышленный комплекс, сторонники твердой линии в Политбюро. Те, кто уповает на военную силу.

– Понятно.

– Нам сообщили, что советские спецслужбы определили дату заключительной стадии этой операции. Сотни влиятельных лиц в американском деловом мире под угрозой краха их личного благополучия будут вынуждены выполнить данные им инструкции, результатом которых окажется всеобъемлющий финансовый кризис. Экономический хаос – не миф, он реален.

– Надо полагать, это конец первой части нашего разговора?

Таннер поднялся со своего кресла и достал из пачки сигарету. Он несколько раз прошелся вдоль стола и повернулся к своему собеседнику.

– И, получив такую информацию, я могу беспрепятственно уйти отсюда?

– Вам решать.

– Видит бог, вы постарались втянуть меня в эту трясину слишком глубоко… Я не выключаю магнитофон. Продолжайте.

– Очень хорошо. Итак, часть вторая… Мы знали, что агентура «Омеги» состоит из того типа людей, на которых она же охотится. Это вполне естественно, в противном случае ей никогда не удалось бы установить контакты с теми, кто уязвим для шантажа. Так что в общих чертах мы знали, кого искать. Людей, которые смогли бы внедриться в крупные корпорации, тех, кто либо служит непосредственно в них, либо работает на них и общается со своими жертвами. Как я уже говорил, «Омега» – это одно кодовое название агентурной группы. Есть еще и другое, имеющее отношение к географии. Скажем, это название небольшого городка. Для них это своего рода центр по обработке и передаче сведений, пройдя который информация считается достоверной и получает гриф особой секретности. Географическому кодовому названию «Омеги» трудно дать адекватный перевод, пожалуй, самое близкое значение – это «кусок кожи» или «козлиная шкура».

– «Кусок кожи»? – Таннер стряхнул пепел.

– Да. Имейте в виду, это стало известно около трех лет назад. После полуторагодового напряженного расследования мы пришли к выводу, что «Кусок кожи» – это, вероятно, один из одиннадцати отобранных нами населенных пунктов, разбросанных по территории страны.

– А точнее, городок Сэддл-Вэлли[5]5
  Прослеживается аналогия с названием населенного пункта, где проживает герой. Сэддл-Вэлли: saddle – седло, valley – долина (англ.).


[Закрыть] в штате Нью-Джерси.

– Не будем торопиться.

– Я угадал?

– Мы внедрили в эти населенные пункты свою агентуру, – продолжал Фоссет, не обращая внимания на вопрос Таннера, – и произвели проверку местных жителей – это очень дорогая процедура, – и по мере углубления поисков мы все больше склонялись к тому, что «Кусок кожи» – это, как вы правильно догадались, местечко Сэддл-Вэлли. Была проведена скрупулезнейшая работа: анализ пыли, водяные знаки на почтовой бумаге, переданной нам восточногерманским перебежчиком, проверка и перепроверка тысяч других предметов… Но решающее значение имела, конечно, информация о некоторых жителях интересующего нас населенного пункта, на которых мы вышли в результате наших поисков.

– Я думаю, вам пора переходить к главному.

– Хорошо, что вы решили идти до конца. Я уже почти подошел к концу второй части нашего разговора… – Таннер молчал, поэтому Фоссет продолжил: – Дело в том, что вы могли бы оказать нам неоценимую помощь. В одной из самых секретных в истории американо-советских отношений разведывательных операций вы можете сделать то, что не способен сделать никто, кроме вас. Возможно, это вас заинтересует, потому что в данном случае «умеренные» обеих стран действуют заодно.

– Поясните, пожалуйста.

– Только фанатики способны прибегнуть к такому варварскому способу борьбы. Победа «умеренных» была бы на благо обеим нашим странам. Разоблачение «Омеги» является необходимым условием на пути к этому. Мы должны предотвратить надвигающуюся катастрофу.

– Но чем я могу помочь?

– Вам известна агентура «Омеги». Не удивляйтесь, мистер Таннер, именно вам.

Таннер вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха, у него внезапно остановилось сердце. Он ощутил, как кровь прихлынула к лицу и на мгновение все поплыло перед глазами. Задыхаясь, он едва смог вымолвить:

– Ваше заявление… Я не нахожу слов… Просто неслыханно!

– На вашем месте я, вероятно, тоже счел бы его неправдоподобным. Тем не менее это правда.

– И это, как я понял, конец второй части?.. Мерзавец! Сукин сын! – свистящим шепотом произнес Таннер.

– Называйте меня как хотите. Можете даже ударить. Я не отвечу… Я говорил вам, что уже не первый раз провожу такие беседы.

Таннер вскочил со стула и схватился за голову. Он отвернулся от Фоссета, затем снова резко повернулся к нему.

– А если вы ошиблись? – прошептал он. – Что, если ваша идиотская служба допустила ошибку?

– Ошибки нет… Возможно, мы выявили не всю агентуру «Омеги», но мы максимально сузили круг причастных к ней лиц. Ваше положение уникально.

Таннер подошел к окну и стал поднимать шторы.

– Не прикасайтесь к ним! Оставьте все как есть!

Фоссет рванулся к окну и схватил Таннера за запястье. Тот, прищурившись, посмотрел в глаза разведчику и четко произнес:

– Уйдя отсюда теперь, я обречен жить с сознанием того, что где-то рядом со мной враг. Я не буду знать, с кем я разговариваю на улице!.. Я надолго запомню, как вы схватили меня за руку в страхе, что кто-нибудь выстрелит в окно, если я подниму штору.

– Не стоит драматизировать… Это простая предосторожность…

Таннер вернулся к своему месту, но садиться не стал.

– Будьте вы прокляты… – тихо сказал он. – Вы знали, что я не смогу уйти.

– Вы принимаете условия?

– Да, принимаю.

– Я должен попросить вас подписать вот это.

Фоссет достал из картонной папки лист бумаги и положил его перед Таннером. Это было краткое изложение Закона о национальной безопасности и предусмотренных им мер наказания. «Омега» именовалась в нем расплывчато – «Объект А, о котором шла речь в ходе магнитофонной записи». Таннер подписался и остался стоять, не сводя вопросительного взгляда с Фоссета.

– Теперь я задам вам несколько вопросов. – Фоссет забрал у Таннера лист и снова вложил его в папку. – Знакомы ли вы с людьми, которых я сейчас назову?.. – Он сделал паузу. – Ричард Тримейн и его жена Вирджиния. Ответьте, пожалуйста.

Ошеломленный Таннер едва слышно пробормотал:

– Да.

– Джозеф Кардоун, урожденный Джузеппе Амбруззио Кардионе, и его жена Элизабет.

– Знаком.

– Бернард Остерман и его жена Лейла.

– Да.

– Громче, пожалуйста, мистер Таннер.

– Я сказал «да»! – почти выкрикнул Таннер.

– Ставлю вас в известность, что кто-то из них, а возможно, и все три названные супружеские пары являются важнейшими звеньями в агентурной цепи «Омеги».

– Вы сошли с ума! Это невозможно.

– Возможно. Я рассказывал о переговорах на албанской границе. Так вот, тогда нам сообщили, что «Омега» базируется в одном из пригородов Нью-Йорка – это подтвердилось благодаря проведенному нами анализу. Нам передали также, что в составе организации супружеские пары, фанатически преданные идее советской военной экспансии. Деятельность этих людей щедро оплачивается. Названные мной лица – Тримейны, Кардоуны и Остерманы – имеют секретные банковские счета в Цюрихе, в Швейцарии, размеры которых намного превосходят суммы декларированных ими доходов.

– Этого не может быть!

– Даже если допустить возможность совпадения – хотя мы тщательнейшим образом все проверили, – вас в любом случае используют как прикрытие. Вы – журналист с безупречной репутацией. Мы не утверждаем, что все названные супружеские пары являются участниками преступных операций. Возможно, кто-то из них используется в качестве приманки или прикрытия – так же, как и вы. Но это маловероятно. Доказательства? Счета в швейцарских банках, профессии, необычные обстоятельства вашего знакомства и сближения – все это указывает на их принадлежность к организации.

– Но почему тогда вы исключили меня? – упрямо пробормотал Таннер.

– Вся ваша жизнь с момента рождения была тщательным образом изучена профессионалами. Если мы ошиблись, нам нечего больше делать в разведке.

Таннер в изнеможении опустился на стул.

– Что вам нужно от меня?

– По нашей информации, Остерманы в пятницу вылетают на восток и проведут выходные у вас. Это так?

– Было так.

– Не нужно ничего менять. Ни во что не вмешивайтесь.

– Но теперь это невозможно.

– Это единственный способ помочь нам. Всем нам. Мы надеемся, что сможем разоблачить «Омегу» во время этого уик-энда. При условии, что вы окажете нам содействие. Без этого у нас ничего не выйдет.

– О каком содействии вы говорите?

– До приезда Остерманов остается четыре дня. Все интересующие нас лица – Остерманы, Тримейны и Кардоуны – будут подвергнуты психологическому давлению. Анонимные телефонные звонки, телеграммы, посланные через Цюрих, случайные встречи в кафе и на улице – все это будет сделано с единственной целью: внушить им мысль, что Джон Таннер не тот, за кого он себя выдает, а двойной агент, или, к примеру, информатор КГБ, или, наоборот, опытный агент нашей разведслужбы. Информация, которую они получат, рассчитана на то, чтобы встревожить их, вывести из равновесия.

– И тем самым вы подвергнете мою семью смертельной опасности. Я этого не допущу! Они убьют всех нас!

– Этого они не сделают.

– Почему же? Если хотя бы малая часть того, что вы здесь говорили, правда, они вполне способны пойти на убийство. Но я же знаю этих людей! Я не верю в то, что они могут быть замешаны в этом.

– Если так, то никакой опасности для вас нет. Если они все – или хотя бы одна из названных пар – не замешаны в деятельности «Омеги», они немедленно сообщат об инцидентах в полицию или в ФБР. Мы будем начеку. Если кто-то из них сделает заявление, а другой или другие промолчат, мы будем знать, кто из них агент «Омеги».

– А… а если, предположим, вы окажетесь правы, какие вы можете дать мне гарантии?

– Я уже говорил вам, что информация против вас будет ложной. «Омега», естественно, использует все свои возможности, чтобы проверить ее непосредственно через Кремль. Наши союзники там будут к этому готовы. Из Москвы им ответят правду, что вы – просто Джон Таннер, директор службы информации, и не участвуете ни в каких секретных операциях. Ловушка будет ждать их дальше. Москва сообщит тому, кто станет наводить о вас справки, что следует опасаться не вас, а остальных. Что кто-то из них отступник. Мы разделим их, посеем между ними недоверие и вражду.