Текст книги "Дорога в Омаху"

Ладлэм Роберт
Дорога в Омаху

Посвящается Генри Саттону,

моему крестному отцу,

замечательному актеру,

прекрасному другу

и выдающемуся человеку

Предисловие

Несколько лет назад из-под пера автора этих строк вышел роман «Дорога на Гандольфо». Согласно предерзостному замыслу моему, он должен был потрясти буквально весь мир. Представьте только: я собирался предать гласности историю, поведанную мне слугами самого сатаны, выползшими на свет божий из преисподней, чтобы осуществить чудовищное злодеяние, которое, продемонстрировав наглядно, что и высочайшие духовные пастыри наши столь же беззащитны в эти дни, как и простой люд, повергло бы в шок всех без исключения верующих – и мужчин, и женщин, вне зависимости от исповедуемого ими религиозного учения. Основой сюжета служил рассказ о похищении папы римского Франциска I, пользовавшегося всеобщей любовью и искренним почитанием рядовых граждан.

Улавливаете ход моих рассуждений? Если да, то вам придется признать, что фабула и впрямь крута. Однако, вопреки воле писателя, в действительности все получилось по-иному. Я взглянул случайно на свой рассказ с другой стороны и чуть не задохнулся от смеха, хотя и сознавал, сколь непристойно вести себя так по отношению к той глубокой идее, что побудила меня приступить к работе над этой книгой.

Короче, в голову мою закралась крамольная мысль: а вдруг зачинщик тягчайшего преступления – при жизни ставший легендой в армейских кругах боевой офицер, низвергнутый с пьедестала политиканами за брошенный им в открытую вызов их лицемерию, – вовсе не столь уж плохой человек? И что, если высокочтимый папа римский ничего не имел против своего похищения, разумеется, при условии, что не надо будет строго придерживаться нудной повестки дня, диктуемой интересами ватиканской политики, тратить свое время и силы на благословение толп, жаждущих попасть в царствие божие, жертвуя на церковь, и он сможет на расстоянии успешно справляться с делами папского престола, занятого его двойником-кузеном – второразрядным актером из вспомогательной труппы оперного театра «Ла Скала»? Как видите, это уже совершенно иной расклад.

Я слышу, как вы осуждаете меня: он предал самого себя, пустив свой челн совсем не по той реке! Но никак не пойму, о какой реке идет речь. Уж не о той ли, из коей черпаю я снотворное для себя? А может, о Стиксе, Ниле или Амазонке? Ибо Колорадо[1]1
  Колорадо – река, протекающая по территории США, Мексики.


[Закрыть] в данном случае отвергается напрочь: там меня наверняка уже давно повесили бы на одной из белоснежных прибрежных скал по обвинению в кощунстве.

Не знаю, совершал я предательство или нет, но мне известно другое: на протяжении тех лет, что прошли после публикации «Дороги на Гандольфо», многие читатели, нередко угрожая мне физической расправой, задавали мне вопрос в письмах и по телефону: «Что стало потом с теми клоунами?» Понятно, они имели в виду исключительно участников преступления, но никак не высочайшую особу, добровольно согласившуюся стать жертвой насильников.

Скажу откровенно: все это время «клоуны» жили в ожидании, когда я придумаю наконец что-то не менее сногсшибательное, чем та умопомрачительная концепция, что предопределила более чем специфический характер вышеупомянутого произведения. И рассчитывали они на меня не зря. Как-то ночью одна из скромных муз моих, словно осведомленная о таившейся где-то в моем подсознании мысли, воскликнула в восторге: «Право же, вы созрели уже для нового подвига!»

И бедный глупец писатель решился-таки с той же бесцеремонностью, с какой некогда при написании «Дороги на Гандольфо» вторгся он в сферу религии и экономики, действовать и во время работы над этим столь же научным трудом – естественно, при неукоснительном соблюдении уважения к закону и судебной системе своей родины.

Да и кто бы отважился на иное? Во всяком случае, не мой и не ваш адвокат.

При беллетристическом описании достоверных, хотя и не подтвержденных документально событий я, следуя указаниям музы своей, вынужден был обращаться к смежным с историей дисциплинам, чтобы придать сей удивительной истории неопровержимо правдивый характер. Особая точность требовалась от меня, когда дело касалось Блэкстона.

Вынесенная же мною из собственного опыта мораль, позволяющая придерживающемуся ее субъекту вести жизнь, не ведая страха, состоит примерно в следующем.

Держитесь подальше от зала судебных заседаний, если вы не сумели загодя подкупить судью или же, при особо неблагоприятных обстоятельствах, заручиться поддержкой моего адвоката, что, впрочем, вам никак не удастся, ибо он и так не знает ни минуты покоя, спасая меня от тюрьмы.

И, обращаясь в заключение к моим друзьям из адвокатов – и не только к ним, но и к актерам и к закоренелым убийцам, словно все они связаны единою цепью, – я прошу их не слишком строго судить меня, когда в романе рассматриваются деликатнейшие вопросы юриспруденции, оказывающиеся, однако, на практике не столь уж и деликатнейшими и являющиеся к тому же вовсе и не вопросами. Тем более что, несмотря ни на что, мой неаккуратный внешне подход к подобной проблематике в действительности, может статься, по сути своей вполне аккуратен.

Роберт Ладлэм

Пролог

Пламя с ревом рвалось в ночное небо, отбрасывая плотные трепетные тени на раскрашенные лица индейцев, собравшихся вокруг костра. Вождь племени, высоченного роста, облаченный в подобающее его сану одеяние и свисавший до земли головной убор из перьев, воскликнул громким, полным властного величия голосом:

– Я пришел сказать вам, что белый человек грехами своими лишь прогневил злых духов, кои и сожрут его перед тем, как предать огню вечного проклятия! Верьте, братья, сестры, сыновья и дочери мои, день расплаты близок, мы победим!

Речь его, однако, вызвала кое у кого недоумение: оратор-то и сам ведь был белый.

– Откуда он такой взялся? – спросил шепотом пожилой индеец из племени уопотами сидевшую рядом с ним скво.[2]2
  Скво – у североамериканских индейцев – женщина, жена.


[Закрыть]

– Тш-ш! – зашикала та. – Он привез нам целый грузовик сувениров из Китая и Японии. Так что не мути зря воду, Орлиное Око!

Глава 1

Маленький убогий кабинет, обосновавшийся на верхнем этаже правительственного здания в стародавние времена, до появления здесь его нынешнего обитателя пустовал ровно шестьдесят четыре года и восемь месяцев. И вовсе не потому, что с этим помещением были связаны какие-то страшные тайны или под его обшарпанным потолком витали вынырнувшие из прошлого злобные духи. Просто на комнатенку никто не претендовал. Да и чем могла бы привлечь кого-то эта каморка, располагавшаяся даже, строго говоря, не на верхнем этаже… а в своеобразной надстройке, куда вела узкая деревянная лесенка вроде той, по которой жены нью-бедфордских[3]3
  Нью-Бедфорд – портовый город на севере США, на берегу Атлантического океана.


[Закрыть] китобоев взбирались на балкон в надежде увидеть корабли своих ахавов[4]4
  Ахав – упоминаемый в Библии царь Израиля, возлюбленный супруг Иезавели.


[Закрыть], благополучно возвращающихся домой с гневливого океана.

В летние месяцы внутри было душно, потому что в кабинете имелось всего одно оконце. Зимой же там свирепствовал холод: деревянный каркас продувался насквозь, а окно, не поддавшееся многократным попыткам законопатить его, постоянно дребезжало, позволяя студеным ветрам свободно разгуливать по помещению, будто они тут желанные гости. Последним законным обитателем этой своеобразной мансарды со скудной мебелью, купленной на рубеже столетий, и с по-сибирски суровым микроклиматом, не прибавлявшим ей популярности, был трудившийся здесь в качестве государственного служащего некий не вызывавший доверия начальства индеец, позволивший себе безрассудство выучиться читать по-английски и заявивший своим шефам, в грамоте не столь уж сильным, что ряд регламентаций, установленных для резервации племени навахо, слишком суров. Говорили, будто человек этот так и умер там в холодном январе 1927 года, и его не обнаружили до мая, когда потеплело и воздух внезапно «заблагоухал».

Нетрудно догадаться, что пресловутое здание занимало Всеамериканское бюро по делам индейцев.

Что же касается нынешнего обитателя этого помещения, то разыгравшаяся некогда трагедия не только не отпугнула его от кабинета, но, напротив, скорее послужила побудительным мотивом разместиться в нем. И теперь над конторкой, едва ли заслуживавшей такого названия, поскольку маленькие выдвижные ящики давно исчезли, а скругленная крышка застревала посередине, одиноко горбился новый хозяин – облаченный в несуразный серый костюм легендарный генерал Маккензи Хаукинз, герой трех войн и кавалер двух присуждаемых конгрессом почетных медалей. Высокого роста, с поджарой мускулистой фигурой, стальными глазами и загорелым, продубленным лицом, изрезанным глубокими морщинами, свидетельствовавшими о его годах, он вновь вступил в схватку. Но на этот раз, впервые в своей жизни, не с врагами столь горячо любимых им Соединенных Штатов Америки, а с самим правительством. Из-за того, что произошло сто двенадцать лет назад.

Не важно, сколько времени минуло с той поры, думал он, поворачиваясь на скрипучем вращающемся стуле к столу, заваленному старыми папками в кожаных переплетах и картами. Главное – это сделали те же самые подонки, что расправились и с ним: сорвали с него погоны и вышвырнули вон из армии пастись на лугу. Они всегда одни и те же, в какие бы одежды ни рядились – во фраки ли поверх рубашек с жабо, как сто лет назад, или в нынешние ублюдочно-элегантные костюмы в обтяжку. Все они мерзавцы! Для таких и веревки не жалко!

Генерал потянул за цепочку лампы под зеленым абажуром и на гибкой ножке, похожей на гусиную шею, – подобные светильники вошли в моду в начале двадцатых годов, – и с большой лупой в правой руке принялся изучать карту. Потом снова повернулся к обветшалому бюро и перечитал подчеркнутый им параграф документа, взятого из папки с давно уже истлевшими тесемками. С широко раскрытыми, сверкающими от возбуждения глазами он потянулся к некоему раструбу – единственному имевшемуся в его распоряжении средству связи, – установка телефона могла бы вызвать подозрения в отношении его не вполне научных изысканий, – дважды дунул в него знак срочного вызова и стал ждать ответа. Через тридцать восемь секунд из допотопного переговорного устройства послышался дребезжащий голос:

– Да, Мак?

– Хизелтайн, я нашел!

– Дуй в эту штуку не так сильно, ладно? Боюсь, моя секретарша подумала, что это свистят мои зубные протезы.

– Она вышла?

– Так точно! – подтвердил Хизелтайн Броукмайкл, директор Всеамериканского бюро по делам индейцев. – А что случилось?

– Я же сказал: я нашел!

– Что нашел?

– Грязнейшее дело, которое обстряпали эти юродивые – те самые, что заставили нас облечься в гражданское тряпье, старина!

– С удовольствием бы прищучил я их всех! Где и когда это произошло?

– В Небраске. Сто двенадцать лет назад.

Молчание. Потом недоуменное восклицание:

– Мак, но нас же тогда там не было! Ни меня, ни тебя!

– Не имеет значения, Хизелтайн: дерьмо всегда дерьмо. Эти ублюдки сотворили с ними то же, что и с нами – с тобой и со мной – сто лет спустя.

– С кем это «с ними»?

– С отпрысками могауков[5]5
  Могауки – североамериканские индейцы, входящие в ирокезскую группу племен.


[Закрыть], именующими себя уопотами. Эти индейцы поселились на территории Небраски в середине прошлого века.

– И что же дальше?

– Пора заняться секретными архивами, генерал Броукмайкл.

– И не заикайся ни о чем подобном! Доступ туда закрыт.

– Но не тебе, генерал. Мне недостает лишь нескольких деталей, чтобы свести концы с концами.

– Зачем?

– Да затем, что уопотами имеют законное право владеть землей и воздухом как в Омахе, штат Небраска, так и вокруг нее.

– Ты с ума сошел, Мак! Это же зона, подведомственная командованию стратегической авиации!

– Мне надо всего пару-другую страниц, затерявшихся где-то в архивах, и тогда у меня в руках окажутся все нужные факты. Итак, до встречи в подвалах архивов, генерал Броукмайкл! Или, может, мне величать тебя, как, впрочем, и себя, сопредседателем Комитета начальников штабов? Если я прав, – а я, черт побери, уверен, что прав, – мы так зажмем Пентагон с Белым домом, что вся эта свора и пикнуть не посмеет.

– Хорошо, Мак, я впущу тебя туда, но сам слиняю, – ответил Хизелтайн после короткой паузы. – Буду себе преспокойненько ждать в сторонке, когда же ты известишь меня о возвращении мне мундира.

– Согласен. Кстати, все, что удалось мне раскопать здесь, я забираю с собой в Арлингтон. Ну а что касается бедолаги, который скончался в этой крысиной норе и оставался там, пока аромат не дошел до первого этажа, то умер он не зря!

* * *

Оба генерала медленно пробирались среди металлических стеллажей секретных архивов. Оплетенные паутиной лампы светили так тускло, что им приходилось полагаться исключительно на карманные фонарики, которые они прихватили с собой. Остановившись у седьмого ряда, Маккензи Хаукинз направил луч света от своего фонарика на старинный фолиант в потрескавшемся кожаном переплете.

– Думаю, Хизелтайн, это именно то, что мне нужно.

– Хорошо. Но выносить его отсюда нельзя!

– Ясно, генерал! И посему я ограничусь лишь несколькими снимками, после чего поставлю его на место.

Хаукинз извлек из кармана пиджака пользующийся успехом у шпионов миниатюрный фотоаппарат с микропленкой.

– Сколько у тебя катушек? – поинтересовался бывший генерал Хизелтайн Броукмайкл, когда Маккензи перетащил огромный том на стальной стол в конце прохода.

– Восемь, – ответил Хаукинз, открывая на нужном месте древний, с пожелтевшими страницами, фолиант.

– У меня тоже есть парочка – на случай, если тебе не хватит. Не то чтобы меня очень вдохновляла твоя затея, но если имеется хоть какая-то возможность поквитаться с Этелредом, я принимаю твои правила игры.

– Я думал, вы помирились, – бросил Маккензи, переворачивая страницу за страницей и отщелкивая кадры.

– Этому не бывать!

– Но ведь Этелред тут ни при чем, во всем виноват этот гадкий мальчишка-адвокатишка из управления генерального инспектора, придурок с гарвардским дипломом Сэм Дивероу. Это из-за допущенной им ошибки заварилась каша, а не из-за Броуки Второго. Откуда тому парню было знать, что Броукмайклов – двое? Вот он и перепутал вас.

– Дерьмо собачье! Но и Броуки Второй не лучше: взял да и ткнул пальцем в меня!

– Думаю, ты неправ, но мы с тобой здесь не для того, чтобы обсуждать все это… Броуки, мне нужен следующий или один из соседних томов. На его корешке должна еще стоять римская цифра «сто двенадцать». Принеси его, а?

Как только директор Всеамериканского бюро по делам индейцев вернулся к металлическим стеллажам, Хаук вырезал извлеченной из кармана опасной бритвой пятнадцать страниц подряд и запихнул их торопливо за пазуху.

– Я никак не могу его разыскать, – послышался голос Броукмайкла.

– Не важно, я уже нашел, что искал.

– Ну и что теперь, Мак?

– А теперь надо набраться терпения, Хизелтайн. Мне потребуется время, много времени – может быть, год или около того: я должен обставить все так, чтобы комар носа не подточил.

– Что ты имеешь в виду?

– Судебное дело, которое я намерен возбудить против правительства Соединенных Штатов, – произнес Хаукинз, доставая из кармана помятую сигару и закуривая ее с помощью зажигалки времен Второй мировой войны. – Ты же, Броуки Первый, жди и наблюдай.

– Боже милостивый, но зачем?.. И брось дымить: курить здесь нельзя!

– Знаешь, Броуки, ты и твой кузен Этелред всегда слишком рабски следовали уставу, а когда тот расходился с жизнью, вы искали подходящую статью где-нибудь еще. Но есть нечто такое, чего не найти ни в уставе, ни в других руководствах, проштудированных вами. Это сидит где-то в тебе, в печенках. Человек интуитивно чувствует, что правильно, а что – нет, что хорошо и что – плохо. Все очень просто: само нутро подсказывает тебе, как поступить.

– Да о чем ты, черт возьми?

– Тебе вдруг приходит внезапно в голову, что надо почитать кое-что и помимо уставов – то, что вовсе не предназначено для тебя. И что хранится в секретных архивах, таких, как вот этот.

– Мак, я ни черта не понимаю!

– Дай мне годик, от силы два, Броуки, и тогда поймешь. Я должен до конца довести свое дело. Чтобы было все по-настоящему честно и справедливо.

С этими словами генерал Маккензи Хаукинз направился между стеллажами к выходу.

«Черт возьми, – сказал он про себя, – теперь-то я всерьез возьмусь за дело! Ждите меня, славные уопотами. Я – ваш!»

Прошел двадцать один месяц, и тем не менее, как оказалось, Повелителя Грома, вождя уопотами, в резервации вовсе не ждали.

Глава 2

Стиснув зубы, сердито сверкая глазами, глава Соединенных Штатов решительно, все убыстряя шаг, направлялся в бронированный отсек подземного комплекса Белого дома. В считаные секунды он обогнал своих спутников. Высокая худощавая фигура была наклонена вперед, словно в лицо президенту дул ураганный ветер. Весь вид его говорил о том, что он спешил на передовые позиции, чтобы лично убедиться в понесенных его войсками потерях и тут же разработать стратегию дальнейших действий по отражению натиска вторгшихся в его владения орд. Было в нем что-то и от Жанны д’Арк, лихорадочно обдумывающей план вылазки из осажденного Орлеана, и от Генриха V, уверенного в своей уже недалекой победе в битве при Азенкуре.[6]6
  Генрих V (1387—1422) – английский король из династии Ланкастеров. Во время Столетней войны нанес французам поражение при Азенкуре (1415 г.) и вскоре захватил север Франции с Парижем.


[Закрыть]

Добравшись до ситуационной комнаты, оборудованной в одном из самых нижних этажей Белого дома, он распахнул одну из дверей и шагнул в помещение. Остальные, трусившие рысью чуть позади, ворвались, запыхавшись, внутрь следом за ним.

– Пораскинем-ка мозгами, ребята! – рявкнул он. В ответ воцарилось молчание, нарушенное, впрочем, вскоре высоким дрожащим голосом дамы:

– Я не думаю, что это подходящее место для заседания, господин президент!

– Почему?

– Это же мужской туалет!

– О?.. Но как в таком случае вы здесь оказались?

– Я шла за вами, сэр.

– Вот те на! Произошло небольшое недоразумение. Весьма сожалею. Пойдемте отсюда!

Омываемый боковым светом большой круглый стол отбрасывал неровные блики. На его полированной деревянной поверхности застыли тени сидевших неподвижно людей, чьи недоуменные лица были обращены к тощему человеку в очках, стоявшему за спиной президента перед переносной доской, на которой он начертал цветными мелками многочисленные диаграммы. Подобные наглядные пособия мало что могли дать двум членам команды по кризисным ситуациям, поскольку они не различали цветов. Растерянное выражение на моложавом лице вице-президента – вовсе не внове, поэтому им можно было бы и пренебречь, но с растущим беспокойством председателя Комитета начальников штабов уже нельзя было не считаться.

– Черт возьми, Уошбам, я не… – начал было председатель.

– Это Уошберн, генерал.

– Очень мило. Но я не вижу, где пролегает установленная законом граница.

– Она обозначена оранжевым.

– Где же она?

– Я же сказал уже: она обозначена оранжевым цветом.

– Покажите.

Головы повернулись на голос президента.

– Черт побери, Зэк, ты что, плохо видишь?

– Здесь темно, господин президент.

– Не настолько, Зэк, я вот все вижу прекрасно.

– Признаюсь, у меня некоторые затруднения со зрением, – промолвил генерал, понижая голос. – Я не различаю некоторых цветов.

– Каких именно, Зэк?

– Давайте я скажу! – воскликнул сидевший рядом с председателем Комитета начальников штабов вице-президент, чью голову венчали похожие на паклю волосы. – Он дальтоник.

– Но ты же солдат, Зэк.

– Данное отклонение от нормы выяснилось совсем недавно, господин президент!

– А у меня вот это обнаружили довольно-таки давно, – не унимался легко возбудимый наследник Овального кабинета. – Собственно говоря, потому-то я и не служил в армии. Я бы отдал все на свете, чтобы устранить этот недостаток.

– Неужто не надоело заниматься тягомотиной? – вступил в разговор смуглый директор Центрального разведывательного управления. Голос его звучал негромко, но полузакрытые веками черные глаза смотрели сурово. – Пора кончать с этим, простите меня, бардаком.

– Право же, Винсент, – вмешался президент, – зачем прибегать к таким выражениям? Здесь же леди.

– Ваше замечание едва ли уместно, господин президент: дама прекрасно знакома с забористой речью! – Директор ЦРУ мрачно улыбнулся свирепо воззрившейся на него даме и затем обратился к человеку у переносной доски по имени Уошберн: – Вы наш эксперт по юридическим вопросам. Так что же стряслось?

– Так-то лучше, Винни, – не удержался президент. – Ты мне нравишься.

– Рад служить!.. Продолжайте, господин юрист. Насколько глубоко увязли мы в дерьме и в связи с чем?

– Прелесть, Винни!

– Пожалуйста, босс, нам всем тут не по себе, все мы нервничаем. – Директор ЦРУ, подавшись вперед, устремил обеспокоенный взор на лицо советника президента по юридическим вопросам.

– Отложите, пожалуйста, мел и сообщите нам поконкретнее, что все-таки произошло. Сделайте милость, не заставляйте нас томиться здесь целую неделю.

– Как вам угодно, мистер Манджекавалло, – ответил юрист, кладя цветной мелок на выступ доски. – Я всего лишь пытался продемонстрировать графически исторические прецеденты, представляющие собой определенный интерес ввиду тех изменений в законах, которые затрагивают интересы индейской нации.

– Какой нации? – произнес вице-президент высокомерным тоном. – Мы можем говорить в данном случае лишь о племенах, но никак не о нациях, не так ли?

– Продолжайте, – сказал директор ЦРУ юристу. – Замечание вице-президента к делу не относится.

– Итак, я уверен, что все вы помните поступившую от нашего осведомителя в Верховном суде информацию, касавшуюся отсталого, вконец обнищавшего индейского племени, которое обратилось в суд с петицией по поводу некоего соглашения с федеральным правительством, якобы утерянного или украденного сотрудниками спецслужб. Если этот документ будет найден, то индейцы смогут выступить с требованием восстановить их владельческие права на некоторые территории, имеющие для нас важное стратегическое значение.

– Прямо анекдот! – проговорил президент. – Они направили в суд длиннющую бумагу, которую, правда, там не захотели читать.

– Некоторые невезунчики готовы пойти на все, лишь бы не сидеть без дела! – вступил вице-президент. – Смешно, да и только!

– Наш юрист отнюдь не находит это смешным, – оборвал его директор ЦРУ.

– Нет, не нахожу, сэр, – подтвердил тот. – Наш агент сообщает также, что пошли уже разные там пересуды. Хотя это само по себе еще ровным счетом ничего не доказывает, тем не менее, по всей видимости, эта бумага оказала столь сильное впечатление на пять или шесть членов Верховного суда, что они всерьез обсуждали ее. Некоторые считают, что утерянный договор тысяча восемьсот семьдесят восьмого года, заключенный племенем уопотами с конгрессом четырнадцатого созыва, и поныне остается в силе, а посему должен неукоснительно соблюдаться правительством Соединенных Штатов.

– Вы там совсем съехали с катушек! – прорычал Манджекавалло. – Это же чушь собачья.

– Позиция сторонников соблюдения условий упомянутого договора совершенно неприемлема для нас, – огрызнулся желчный государственный секретарь, сидевший в костюме в узкую полоску. – Эти юристы-крючкотворы никогда не наберут достаточного числа голосов в свою поддержку!

– Не думаю, что они поставят этот вопрос на голосование, Уоррен, – медленно покачал головой президент, – но я понимаю, что ты хотел сказать. Великий специалист по связям с общественностью частенько говаривал мне: «Эти особы не смогли бы не то что участвовать в массовках в „Бен-Гуре“, но даже изображать толпу в Колизее».

– Глубокая мысль! – кивнул вице-президент. – Впечатляющая! А кто этот Бенджамин Гур?

– Не будем отвлекаться, – изрек лысеющий дородный министр юстиции, который все еще не смог отдышаться после гонки по коридорам подземного царства. – Хотя бы потому, что они не нуждаются в работе подобного рода: должности-то у них пожизненные, и тут мы ничего не в силах изменить.

– Разве что устроить им всем импичмент, – прогнусавил, недобро улыбаясь тонкогубым ртом, государственный секретарь Уоррен Пиз.

– Забудь об импичменте, – откликнулся министр юстиции. – Все они беспорочно белые и безупречно черные, в том числе и женщины. Я раскусил их всех, когда эти умники зарезали на наше горе законопроект о налогах на право участия в выборах.

– Но это было просто чудовищно с их стороны! – воскликнул вице-президент, оглядывая всех широко раскрытыми глазами в поисках поддержки. – Ну что за беда заплатить каких-то пятьсот долларов?

– Совершенно справедливо, – согласился хозяин Овального кабинета. – Добрые граждане могли бы отчислять эту сумму из своих основных доходов. Например, в «Бэнк-стрит джорнэл» была опубликована статья прекрасного экономиста – кстати, нашего однокашника, – в которой объясняется, что перевод капитала из подгруппы «Си» в статью предполагаемых потерь в области…

– Ради бога, остановитесь, президент! – мягко прервал его директор ЦРУ. – Этот тип, автор пресловутого опуса, в данный момент отбывает срок от шести до десяти лет за подлог… так что лучше не будем об этом, босс, ладно?

– Хорошо, Винсент… Но неужто с ним действительно все столь скверно?

– Подумать только, никто из нас ничего не желает помнить из того, что касается этого сукина сына, – ответил директор ЦРУ голосом чуть громче шепота. – Неужели вы забыли уже о том, как манипулировал он расходными статьями, когда сидел в казначействе? Половину средств, выделенных на оборону, он включил в статью расходов на образование, но ни одной новой школы так и не появилось.

– Это был великий…

– Заткнитесь: опять все та же тягомотина!..

– Ты произнес «заткнитесь», Винсент. Ты что, служил на флоте? Это ведь только у моряков в ходу такие выраженьица.

– Скажем так: я служил на многих быстроходных, хотя и небольших, судах, президент… Карибский театр действий, ясно?

– Положено говорить «корабли», Винсент, и никак иначе. Ты ходил через Аннаполис?[7]7
  Аннаполис – военно-морская база США в Чесапикском заливе.


[Закрыть]

– Да. Там еще было одно быстроходное греческое суденышко из Эгейского моря. Так оно могло учуять патрульную лодку в кромешной тьме…

– Корабль, Винсент, корабль!.. Впрочем, если речь идет о патрульных судах, то…

– Пощадите, босс! – Директор ЦРУ Манджекавалло многозначительно посмотрел на министра юстиции. – Может быть, вы все же недостаточно глубоко изучили этот ваш дерьмовый зверинец, в котором собрались такие забавные персонажи, а? Не вполне разобрались в этих юристах-крючкотворах, как охарактеризовал их весьма лестно наш государственный секретарь, мастер изящной словесности? Или где-то еще допустили какой-то просчет?

– Я использовал все ресурсы ФБР, – ответил тучный министр юстиции, стараясь уместиться на стуле, который был ему явно мал, и утирая лоб носовым платком не первой свежести. – Мы не могли навесить на всех на них ярлыки простаков: они ходили в воскресную школу чуть ли не с пеленок.

– Да что понимают эти болваны из ФБР, а? Не они ли отвели от меня все подозрения, не так ли? По их мнению, я оказался святее всех святых в городе.

– И тогда палата представителей и сенат одобрили твою кандидатуру подавляющим большинством голосов. Это свидетельствует о соблюдении конституционных норм, Винсент, и поддержании политического баланса. Ведь верно?

– И конституционные нормы, и политический баланс хороши лишь до тех пор, президент, пока приносят нам дивиденды. Но лучше все же оставить эту тему, согласны?.. Совиный Глаз утверждает, что пятеро или шестеро этих субъектов в судейских мантиях могут сойти с пути истинного, не правда ли?

– Вполне вероятно, что речь идет лишь о высказанных ими частных суждениях, – заметил человек по имени Уошберн. – К тому же камерного характера…

– Разве их в это время снимали?

– Вы не поняли, сэр. Я имею в виду не кинокамеру, а сугубо конфиденциальный характер их бесед. Поскольку прессе об их содержании остается только гадать, то и публика находится в полном неведении. Подобная скрытность обусловлена интересами национальной безопасности, что вполне оправдано в той экстремальной ситуации, в которой оказалась наша страна.

– И в чем же проявляется она, эта экстремальность?

– Боже милосердный! – чуть не взвыл Уошберн. – Если эти пятеро или шестеро идиотов проголосуют по своему разумению, то обстановка в нашей прекрасной стране, в горячо любимой нами родине, может накалиться как никогда за всю историю нашей нации. И не исключено, что нас уничтожат!

– Успокойтесь, господа! – воззвал Манджекавалло, обводя внимательным взглядом всех сидевших за столом, включая президента и его возможного преемника. – Мы кое-чего добились, отвоевав себе статус учреждения с режимом особой секретности. И теперь нам предстоит заняться этими пятью-шестью идиотами в судейских мантиях. Будучи единственным здесь экспертом по вопросам разведывательной деятельности, я утверждаю, что мы обязаны позаботиться о том, чтобы два-три этих «цуккини» остались в нашем огороде. И поскольку это входит в сферу моих служебных обязанностей, я немедленно приступаю к делу. Надеюсь, всем все ясно?

– Вы должны будете действовать необычайно оперативно, господин директор! – констатировал очкарик Уошберн. – Согласно сообщению нашего агента, верховный судья сказал ему, будто собирается в ближайшие сорок восемь часов открыть дебаты по этому вопросу. По словам информатора, верховный судья Рибок заметил относительно нас: «Эти придурки не одни такие умные в городе». Это цитата, господин президент: лично я не пользуюсь подобным языком.

– Весьма похвально, Уошбам…

– Уошберн, сэр.

– Ах, да… Покумекаем-ка, ребята!.. И вы тоже… мисс… мисс…

– Трухарт, господин президент. Тереза Трухарт.

– А чем вы занимаетесь?

– Я личный секретарь руководителя вашего аппарата, сэр.

– И кое-кто еще, – пробормотал директор ЦРУ.

– Заткнись, Винни! А где он, этот руководитель?.. Куда подевался Арнольд?.. Черт знает что творится! Настоящее безумие!

– У него в это время массаж, сэр, – откликнулась бодро мисс Трухарт.

– Мне не хотелось бы никого осуждать, но все же…

– Вы имеете полное право критиковать своих сотрудников, господин президент, – перебил своего хозяина его возможный преемник.

– В последнее время Сьюбагалу пребывает в стрессовом состоянии. Вся журналистская рать честит его почем зря, он же очень чувствителен.

– А массаж – лучшее средство для снятия стресса, – подхватил вице-президент. – Поверьте мне, уж я-то знаю!

– Итак, на чем мы остановились, джентльмены? Давайте сделаем отметку на компасе и закрепим фалы.

– Есть, есть, сэр!

– Господин вице-президент, дайте хоть немного передохнуть нам!.. И не проще ли ориентироваться теперь по луне, коль уж предстоит отныне пользоваться лунным календарем или календарем лунатиков, как вам больше нравится?.. Почему-то, вижу я, никто не засмеялся?

– Как ваш министр обороны, господин президент, – не сводя осуждающего взора с директора ЦРУ, в разговор вступил малорослый человечек, чье худое лицо едва выглядывало из-за стола, – я утверждаю, что ситуация совершенно абсурдна. Нельзя допустить, чтобы эти идиоты в Верховном суде обсуждали вопросы безопасности страны в связи с каким-то давно забытым так называемым соглашением с индейским племенем, о котором никто никогда и не слыхивал!