Текст книги "Дорога в Омаху"

– Великолепно! Но почему ты ничего не говорил об этом?

– Мне надо было сперва разыскать этого сукина сына!.. И еще насчет того, что я ничего не говорил тебе… Прости, печеное яблоко, я перезвоню тебе: замигал мой второй телефон подземной линии связи.

– Не забудь позвонить, старина: я буду ждать.

– Баста, кончим на этом! – Почтенный директор Центрального разведывательного управления, положив одну трубку, тут же взял другую и нажал на две кнопки. – Вас слушают.

– Я понимаю, что не должен лично связываться с тобой, но, учитывая характер имеющейся в моем распоряжении информации, я решил, что ты, пожалуй, ни от кого не согласился бы получить ее, кроме как от меня.

– Кто это говорит?

– Голдфарб.

– Хайми Ураган? Позволь сказать тебе, приятель, что ты был величайшим…

– Прекрати это, глупыш, теперь у меня иная сфера деятельности.

– Да-да, конечно. И все же ты помнишь эти игры семьдесят третьего на Большой кубок, когда ты?..

– Я же участвовал в них, так как же мне не помнить? Но сейчас не до этого. При сложившихся обстоятельствах мы не можем ничего предпринять, не получив от тебя предварительно соответствующих инструкций… Дело в том, что Повелитель Грома ускользнул из нашей сети.

– Что?!

– Я переговорил со всеми членами своей весьма дорогостоящей команды, которой тебе придется платить через какой-то ублюдский мотель в Вирджиния-Бич. Так вот, они единодушны во мнении. Правда, его, по-видимому, трудно разделить, хотя, насколько я могу судить, оно нисколько не хуже любого другого.

– Что ты несешь?

– Этот Повелитель Грома в действительности не кто иной, как снежный человек. Его считают мифическим созданием, будто бы блуждающим по канадским лесам, но на самом деле это живое существо, очень похожее на человека.

– Что?

– Впрочем, имеется еще одно предположение, согласно которому Повелитель Грома не просто снежный человек, а омерзительнейший йети из Гималаев, преодолевший континенты, чтобы наслать порчу на правительство Соединенных Штатов… А теперь – всего хорошего!

Глава 7

Генерал Маккензи Хаукинз, в мятом сером габардиновом костюме, не поддающемся никакому описанию, шел, опустив плечи, по бостонскому аэропорту Лоуган. Он искал мужской туалет. Найдя его, ворвался туда с огромным дорожным мешком и, поставив его на пол, остановился у простершегося вдоль умывальников зеркала и оглядел себя. Двое мужчин в летной форме, расположившись у противоположных раковин, мыли руки.

«Неплохо, – подумал Хаукинз, – если не считать цвета парика: слишком уж он рыжий, и к тому же волосы сзади чересчур длинные».

Зато очки в тонкой стальной оправе были безупречны. Пристроившись на его орлином носу, они придавали ему вид рассеянного жреца науки, мыслителя, который, в отличие от сноровистого, полного холодной энергии военного, никогда бы не смог без посторонней помощи найти туалет в запруженном толпою аэропорту. Так что все шло как следует: отсутствие какого бы то ни было сходства с военными как раз и составляло основу основ стратегического плана Хаука. Необходимо было скрыть даже малейшие признаки его профессиональной принадлежности: город Бостон, как известно, – заповедная территория интеллектуалов. Ему предстояло утвердиться в новой роли на ближайшие двенадцать часов – время, достаточное для того, чтобы вновь познакомиться с Сэмом Дивероу и присмотреться к нему в его собственной среде.

Кажется, у Сэма имелись какие-то несущественные возражения, касавшиеся их встреч. И хотя сама мысль об этом была Маку неприятна и мучительна, он не исключал возможности того, что ему придется захватить Дивероу силой. Хаук стремился как можно быстрее заполучить необходимые ему юридические «верительные грамоты» Сэма: нельзя было терять ни минуты, хотя, вполне вероятно, несколько часов уйдет только на то, чтобы уговорить строптивого юриста присоединиться к святому делу…

«Впрочем, слово „святое“ лучше вычеркнуть из лексикона, – решил генерал, – поскольку оно может оживить воспоминания, которые не стоило бы ворошить».

Мак вымыл руки, потом снял очки и смочил лицо. Делал он это осторожно, чтобы не повредить рыжеватого парика, сидевшего слишком свободно. В дорожном мешке имелся тюбик специального клея для париков, и когда он вселится в отель…

Но как только Хаук почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит, все мысли о не вполне удачном парике мгновенно испарились. Поднявшись от умывальника, он увидел мужчину, в униформе. Уродливая ухмылка незнакомца открывала отсутствие нескольких зубов.

Беглый взгляд направо показал, что еще один субъект в такой же точно униформе занят тем, что заталкивает пару резиновых держателей под дверь мужского туалета. Дальнейшая мгновенно произведенная оценка обоих типов выявила тот факт, что на единственной аэролинии, с которой они, возможно, были связаны, не имелось ни самолетов, ни пассажиров, а только легковушки, чтобы удирать от полиции, да отметины на теле, полученные во время потасовок и грабежей.

– Вы немножко освежеваться этой вода, а, – произнес участливо злоумышленник с сильно выраженным испанским акцентом, приглаживая свои темные волосы, выбившиеся из-под козырька его офицерской фуражки. – Знаете, это очень хорошо для вы плеснуть немношко агва на лицо после длинный полет, а?

– О да, парень! – приблизился второй лиходей, также в офицерской фуражке, непристойнейшим образом сдвинутой набок. – Это лучше, чем сунуть твой голова в унитаз, ведь верно?

– Что вы хотите сказать этим? – поинтересовался бывший армейский генерал, переводя взгляд с одного разбойника на другого. Вид расстегнутых воротников их рубашек под форменными мундирами встревожил его.

– Ну, это не очень хороший мысль сунуть твой голова в унитаз, а?

– В этом я полностью согласен с вами, – ответил Хаук, внезапно подумав о том, что прежде считал невозможным. – Уж не собираетесь ли вы устраивать тут соревнование в остроте интеллекта? Или, может, собираетесь все же?

– У нас достаточно мозги и доброта, чтобы не дать сунуть твой голова в унитаз, потому что это был бы не умно, да?

– Не думаю, что это было бы умно. Человек, который поджидает меня здесь, не должен был бы набирать таких бойцов, как вы. Я его достаточно хорошо вымуштровал для этого.

– Эй, парень! – сказал второй ряженый офицером, надвигаясь на Хаука с другой стороны. – Ты пытаться меня оскорбить? Может быть, тебе не нравится, как мы говорить? Мы недостаточно хороши для тебя?

– Давай-ка выложим все начистоту, soldados estupidos![39]39
  Глупые солдаты (исп.).


[Закрыть] Никогда за все те годы, что служил я в армии, для меня не имели значения раса, религия или цвет кожи человека, и не по этим признакам оценивал я солдат. Я продвинул гораздо больше цветных, китаезов и испаноязычных ребят в офицерский корпус, чем кто бы то ни было другой, занимавший тот же пост, что и я, но не потому, что они были цветными, китаезами или испаноязычными парнями, а потому, что они были лучшими! Ясно?.. Так вот, вы им и в подметки не годитесь! Вы, писуны!

– Я считаю, что мы поговорить достаточно, парень, – бросил первый бандит, вытаскивая из-под мундира нож с длинным лезвием. Улыбка его исчезла. – Пистолет делать слишком большой шум. Давай твой бумажник, часы и все, что мы, кто говорить по испанский язык, считать ценный вещь.

– Должен признать, наглости вам не занимать, – ответил Маккензи Хаукинз. – Но объясните, почему я должен это делать?

– А это тебе недостаточный?! – завопил переставший улыбаться грабитель, размахивая ножом перед носом Хаука.

– Должно быть, вы шутите?

С изумленным выражением лица Хаук, резко повернувшись, схватил разбойника за запястье и повернул его руку против часовой стрелки с такой силой, что оружие полетело вниз. И в то же мгновение он двинул левым локтем в горло грабителя, стоявшего у него за спиной. Тот пришел в замешательство, и генерал, воспользовавшись этим, нанес ему еще удар, уже в лоб. И только после этого он снова уделил внимание головорезу с выбитыми зубами, который, лежа на полу, нянчил свою сильно пострадавшую руку. – Отлично, ослы! Вы прошли краткий курс по отражению атаки противника.

– Что… парень? – пробормотал первый злоумышленник, пытаясь дотянуться до ножа, который Хаукинз прижал ногой к кафелю пола. Но затем признал свое поражение: – О’кей, у меня нет способ действовать. Поэтому я идти обратно в камера. Что еще нового, а, парень?

– Просто запомни следующее, amigo zonzo[40]40
  Дурашливый приятель (исп.).


[Закрыть], – сказал Хаук, искоса глядя на него и быстро производя в уме расчеты. – Может быть, найдется и лучший, чем тюрьма, вариант. Собственно, тактика ваша была не столь уж плоха, хотя исполнение оставляет желать лучшего. Мне понравилась идея с формой и с этими держателями для дверей. Она свидетельствует о присущей вам фантазии и осознании вами необходимости проявлять в своем деле определенную гибкость. Чего вы не сделали, так это не разработали стратегического плана. И не учли того, что может произойти в случае, если такая мразь, как вы, натолкнется на достойного противника… Ты просто не произвел должного анализа, сынок! И еще вот что. Мне потребуются два помощника из тех, кто уже понюхал пороху. Не исключено, что если я поучу вас чуточку уму-разуму, то смогу взять к себе на службу. У вас есть транспортное средство?

– Что?

– Ну машина, автомобиль, средство передвижения, непременно зарегистрированное на имя человека, живого или мертвого, которого можно было бы найти по номеру.

– У нас есть «Олдсмобиль» со Средний Запад, зарегистрированный на имя большой шишка, который не подозревать, что у него стоит другой машина – со старый двигатель от «Мазда».

– В таком случае в путь, кабальеро! После получасовой тренировки и соответствующей стрижки вы получите приличное занятие с хорошим окладом… Мне понравились ваши униформы: вы проявили смекалку, что может нам в будущем весьма пригодиться.

– Вы чудила, мистер.

– Вовсе нет, сынок. Просто я всегда делал для угнетенных все, что было в моих силах. Это лежит и в основе моих теперешних действий. Вставай же, парень, и держись прямо. Я хочу, чтобы у вас обоих была отличная выправка! И помоги-ка мне поднять твоего приятеля с пола.

* * *

Голова медленно возникла из-за правой створки тяжелой, поблескивавшей лаком двери, которая вела в офис «Арон Пинкус ассошиэйтс», помещавшийся на самом верхнем этаже современной конструкции здания. Взглянув осторожно направо, потом налево, он повторил это упражнение и только потом кивнул. Мгновенно в коридор вышли двое крепко скроенных людей в коричневых костюмах и встали лицом к лифту в конце холла на таком расстоянии друг от друга, чтобы Сэм мог свободно протиснуться между ними.

– Я обещал Коре выбрать хорошую треску по пути домой, – сообщил юрист бесстрастным тоном своим телохранителям.

– У нас уже есть треска, – откликнулся стоявший слева от Сэма страж, глядя прямо перед собой. В голосе его чувствовалось некоторое недовольство.

– Она скармливает Пэдди Лафферти поджаренный на решетке филей, – добавил сердито страж справа.

– Хорошо, хорошо, мы тоже где-нибудь остановимся и возьмем пару бифштексов, ладно?

– Лучше четыре, – откорректировал Сэма страж слева спокойным, без всяких интонаций тоном. – Мы освобождаемся в восемь часов, и эти гориллы, сменщики наши, непременно учуют запах филея.

– Филей – это кусочек мяса с жирком, – выразил мнение левый охранник, устремляя свой взгляд прямо вперед. – И запах его сохраняется довольно долго.

– Пусть так оно и будет: четыре бифштекса и треска, – согласился Дивероу.

– А как насчет картошки? – поинтересовался левый страж. – Кора не очень-то старается в смысле картошки, а картошку все любят.

– После шести Кора не так хорошо готовит картошку, – заметил правый страж, позволяя своим губам раздвинуться в щелочку, слегка напоминающую улыбку, что не нарушило бесстрастности его лица. – Иногда ей трудновато найти духовку.

– Я сам испеку картофель, – отозвался левый страж.

– Мой польский коллега не может жить без этих «картоффеблей».

– Это называется «картофля», приятель… Мой шведский напарник должен был бы остаться в своей Норвегии. Верно, мистер Дивероу?

– Ему решать.

Двери лифта открылись, и троица вошла внутрь, где, к своему изумлению, обнаружила двоих мужчин в офицерской форме, которые, по-видимому, поднялись наверх по ошибке, поскольку выходить не стали. Вежливо кивнув, Сэм повернулся к закрывающимся дверям и тут же побледнел, широко раскрыв глаза от изумления. Если только его не обманул наметанный глаз юриста, у обоих офицеров, стоявших в глубине кабины, красовались на воротниках рубашек малюсенькие свастики. Притворившись, что у него зачесался затылок, Дивероу начал скрести шею, не сводя взора с их воротников. Так оно и есть: это были крошечные черные эмблемы фашизма! Он на мгновение встретился взглядом с человеком в углу. Тот ухмылялся, но отсутствие нескольких зубов делало его улыбку не слишком дружелюбной. Сэм быстро повернул голову в сторону второго. Растерянность его все усиливалась. И тут внезапно на него снизошло озарение. Пользуясь нью-йоркским языком Бродвея, можно было сказать, что Бостон – город пробы сил. По-видимому, ставилась пьеса из времен Второй мировой войны, – вероятно, у Шуберта или Уилбэра – и эти ребята, должно быть, решили сначала показать свой товар широкой публике, прежде чем представить его на суд театралам. И все же актерам не следовало бы появляться на улице в костюмах, предназначенных для сцены. С другой стороны, он всегда слышал, что актеры принадлежат к особой породе. Некоторые не расставались с образом все двадцать четыре часа в сутки. Разве не было такого английского Отелло, который действительно пытался убить свою Дездемону в еврейской гастрономической лавочке? Кажется, это случилось как-то вечером на Сорок седьмой улице за сандвичем с копченым мясом.

Двери открылись. Дивероу вышел в забитый до отказа людьми коридор и, заняв свое место между двумя телохранителями, огляделся по сторонам, после чего троица, решительно прокладывая себе путь в этой круговерти из человеческих тел и бесчисленных кейсов, выбравшись на широкий тротуар, устремилась к ждавшему их у обочины лимузину Арона Пинкуса.

– Можно было бы подумать, что мы в Белфасте, – так стараемся уберечь себя от этих психов-бомбометателей, – констатировал Пэдди Лафферти.

Трое его пассажиров разместились на заднем сиденье: Дивероу – посредине, его защитники с бочонкообразной грудной клеткой – по бокам. Направляя огромную машину в общий поток автотранспортных средств, шофер спросил Сэма:

– Прямо домой, малыш?

– Нет, Пэдди, – ответил тот. – Придется пару раз остановиться: треска и бифштексы.

– Кора знает свое дело, а, мальчик? Но она будет держать бифштекс на огне до тех пор, пока ты не напомнишь ей, что его пора снимать. Если же ты этого не сделаешь, то тебе останется только заливать уголечки бурбоном. Впрочем, вам бы лучше заменить вино тремя баночками пива: мне приказано оставаться на месте и доставить тебя обратно к восьми тридцати.

– В таком случае надо купить их пять, – вмешался польский преторианец.[41]41
  Преторианцы – телохранители древнеримских императоров.


[Закрыть]

– Спасибо, Стош, но зачем так много? – удивился Сэм.

– Успокойтесь: не о вас же речь.

– О да, они их унюхают, и знаете, почему? – пустился в рассуждения швед. – Мясо с жирком начинает шипеть и распространять аромат.

– Хорошо! – воскликнул Дивероу, пытаясь прервать эту беседу, чтобы перейти к более животрепещущей теме. – Итак, треска, пять банок пива, мясо с жирком, которое шипит, когда жарится. И то, что ваши сменщики учуют запах жаркого, – просто прекрасно! Будем считать, что вопрос решен. А теперь, Пэдди, скажите мне, почему Арон хочет снова встретиться со мной в восемь тридцать?

– Эй, парень, ведь это была твоя идея, Сэмми, и миссис Пинкус считает, что ты гвоздь программы.

– Какой программы?

– Тебе же самому пришла в голову фантазия устроить вечер в картинной галерее, не так ли? Я слышал, как она сказала «soiree»[42]42
  Вечерком (фр.).


[Закрыть], а это означает, что тебя надо забрать сегодня вечером, а остальное не важно.

– Вечер в картинной галерее?..

– Помнишь, паренек, ты говорил мне о том твоем клиенте, что помешан на маскарадах и считает почему-то, будто его жена положила на тебя глаз, что, с его точки зрения, совсем неплохо, и ты еще сказал тогда мистеру Пинкусу, что не хочешь идти, а он сообщил об этом миссис Пинкус. Та же где-то прочла, что там будет сенатор, и поэтому решила, что и всем вам тоже необходимо отправиться туда.

– Но это же скопище пиявок, способных лишь высасывать деньги! Стая политических коршунов!

– Это высшее общество, Сэмми.

– Это одно и то же.

– Так нам тоже возвращаться с тобой, Пэдди? – спросил Дивероу охранник справа.

– Нет, Кнут, на вас у меня не будет времени. Ты возьми машину мистера Дивероу, ваши сменщики последуют за нами в своей.

– Но при чем тут время? – выразил свое недоумение Стош. – Ты просто высадишь нас в центре. Машину мистера Дивероу заносит на поворотах.

– Ты ее не починил, Сэм?

– Я забыл.

– Тебе придется примириться с этим, Стош. Боссу больше всего нравится самому править своим маленьким «Бьюиком», как вот теперь, когда он едет из офиса. Но миссис это не по душе. Это ее колымага, с выписанной на ее имя лицензионной карточкой, что только раздражает его, особенно в такие дни, когда предстоит попойка, как сегодня вечером.

– Пиявки и политики… – пробормотал Сэм.

– Это ведь одно и то же, да? – спросил Кнут.

* * *

Подойдя к краденому «Олдсмобилю», Маккензи Хаукинз уставился на лицензионную карточку по ту сторону ветрового стекла. Словно задавшись целью вселить трепет в сердца зевак, пересекавшие зеленое поле выпуклые белые буквы складывались в слово «ПИНКУС», впрочем, само по себе вовсе не грозное, как решил Мак, довольный тем, что углядел машину перед конторой, где служил Дивероу. Однако имени этого Хауку никогда не забыть. В течение первых недель их сотрудничества Сэм голосил беспрестанно: «Что может подумать обо всем этом Арон Пинкус?» Пока наконец, не выдержав, Хаук не запер впавшего в истерику юриста в помещении штаб-квартиры в надежде обрести хотя бы подобие мира и покоя. Короткая справка из офиса Пинкуса, полученная по телефону сегодня днем, подтвердила, что Сэм, расставшись с генералом, отправился домой. Из этого, само собой, напрашивался вывод о том, что каким-то образом, – один бог знает как, – парень помирился все же с Ароном Пинкусом, чье имя звучало для Хаука анафемой.

Теперь оставалось только показать своим новоиспеченным, но уже натасканным помощникам фотографию Дивероу шестилетней давности и приказать им кататься в лифте до тех пор, пока не появится объект их наблюдения, а затем следовать за ним на безопасном расстоянии, куда бы он ни отправился, и поддерживать связь со своим командиром с помощью портативного переговорного устройства «уоки-токи», которым снабдил он их, достав его из своего дорожного мешка.

– Пусть у вас не возникает никаких идей по поводу этого прибора, поскольку, кабальеро, хищение государственной собственности карается тридцатью годами заключения, а у меня – краденая машина с отпечатками ваших пальцев.

Если говорить откровенно, Мак думал, что после работы Сэм направится в свой любимый бар, но не потому, что считал своего бывшего коллегу-юриста завзятым пьяницей: он знал его как человека порядочного, что отнюдь не исключало того, что тот любит пропустить глоточек-другой после тяжелого дня на ниве юридических битв. И, вполне понятно, Хаук искренне возмутился, когда увидел, как Сэм выходит из здания в сопровождении эскорта.

«Черт возьми! – сказал он, обращаясь к самому себе. – Сколь же подозрительным и неблагодарным может быть человек! Из всех непристойнейших видов стратегии этот выбрал наиболее гнусный – обзаведение телохранителями! И восстановление отношений с его нанимателем, не менее омерзительным, чем сам он, Ароном Пинкусом! Это же открытое предательство, просто не по-американски!»

Хаук не был уверен в том, что его новобранцы способны воспринять разработанный им стратегический план и неукоснительно придерживаться его. С другой стороны, хороший боевой офицер всегда первым делом пускает в дело лучших своих солдат независимо от степени их зрелости.

Мак молча оглядел своих рекрутов, нетерпеливо ерзавших на переднем сиденье рядом с ним: генерал не мог допустить, чтобы эти молодцы, которых он, по существу, совершенно не знал, оказались вдруг у него за спиной. Аккуратно подстриженные, гладко выбритые, они выглядели сейчас, безусловно, гораздо лучше, даже несмотря на то, что совершали замысловатые движения своими головами, приноравливаясь к латиноамериканскому ритму, слышному по радио.

– О’кей, ребята, взялись! – скомандовал Хаук, выключая радио и берясь за руль.

– Что, чудила парень? – удивился сидевший у дверцы боец, тот, у кого не хватало зубов.

– То, что я сказал, означает «внимание!».

– Может, будет лучше, приятель, если ты дашь нам немного деньги, а? – предположил его соратник, пристроившийся рядом с Маком.

– Все в свое время, капрал! – заметил резонно их командир. – И знайте: присвоить каждому из вас воинское звание «капрал» я решил потому, что вынужден наделить вас дополнительными полномочиями, что, само собой, повлечет и повышение оплаты ваших услуг… Кстати, к вопросу об идентификации ваших личностей, как вас зовут?

– Меня Дези Арназ, – откликнулся недавний громила, занимавший место у окна.

– И меня так же, – отозвался его напарник.

– Прекрасно! Итак – Ди-Один и Ди-Два. А теперь слушайте. И внимательно!

– Что внимательно?

– Ну просто слушайте! У нас возникли кое-какие осложнения в связи с избранной противником тактикой, что потребует от нас активнейших ответных действий. Не исключено, что вам придется разделиться, чтобы увести караульных с их постов с целью последующего захвата в плен интересующего нас объекта…

– Пока что, – перебил Хаука Ди-Один, – я знать, что в суде часто использовать такие слова – «разыскивать» и «задержать». Из те слова, что вы употребить, я много не понимать.

Хаук повторил бойко свое обращение на испанском, которым владел совершенно свободно: он выучил его, когда, будучи еще совсем молодым, возглавлял на Филиппинах партизанский отряд, сражавшийся против японцев.

– Comprende?[43]43
  Понятно? (исп.)


[Закрыть]

– Absolutente![44]44
  Вполне! (исп.)


[Закрыть] – воскликнул Ди-Два. – Мы резать курица и потом разбрасывать кругом кусочки мясо, чтобы поймать большая дерьмовая лиса!

– Отлично, капрал! Ты усвоил это во время одной из ваших латиноамериканских революций?

– Нет, сеньор. Моя мама читать мне детский рассказы, когда я был маленький мальчик.

– Впрочем, не важно, солдат, откуда что знаешь. Главное – вовремя применить свои знания. А теперь вот что мы сделаем… Пресвятая дева, что там у тебя на вороте?

– А что такой, парень? – спросил Ди-Один, потрясенный до глубины души внезапно появившейся в голосе Хаука взрывной интонацией.

– И ты тоже! – завопил Хаукинз, мотая головой вправо и влево. – Ваши рубашки и воротники… Раньше я их не видел!

– Мы и галстуки раньше не носить, – объяснил Ди-Два. – Ты дать нам деньги и велеть купить два черный галстук до того, как мы пойти в это большое здание со странный, чудной лифт… А потому, чудик, это не наши рубашки. Пара гадкий гринго на мотоциклы были очень нелюбезны с нами на шоссе возле ресторан… Машины мы продать, а рубашки оставить себе. Здорово, правда?

– Идиоты! Это же свастика!

– Ну и что?

– Значки очень хорошенький, – заметил Ди-Два, трогая пальцем черную эмблему Третьего рейха. – Там на задний сиденье у нас…

– Немедленно поснимайте с воротников эту гадость и наденьте свою униформу, капралы!

– Униформу? А это что такой? – спросил недоуменно Ди-Один.

– Ну, ваши пиджаки, мундиры…

Хаук не закончил фразы: лимузин Пинкуса, ехавший впереди, замедлил движение и свернул направо в боковую улицу. Мак проделал то же самое.

«Если Сэм живет здесь по соседству, то это означает одно: вместо того, чтобы составлять бумаги для Верховного суда, парень подметает полы!»

Темная улочка изобиловала лавчонками, теснившимися между дверьми, ведущими в обветшалые квартиры. На память невольно приходили плотно заселенные иммигрантами кварталы в больших городах в конце прошлого – начале этого века. Единственное, чего не хватало для полного сходства, это ручных тележек, лоточников и иностранной речи.

Скользнув к обочине, лимузин развернулся радиатором к рыбному магазину и остановился. Мак очутился в затруднительном положении: все пригодные для парковки места рядом с автотранспортным средством противника были уже заняты, а единственное свободное еще пространство, где он смог бы поставить машину, находилось довольно далеко отсюда, в самом конце улицы.

– Не нравится мне это, – произнес Хаук.

– Что не нравится? – решил уточнить Ди-Один.

– А вдруг они задумали ускользнуть? Что им стоит подложить такую бомбу под нас!

– Бомба? Зачем бомба? – запричитал Ди-Два, широко раскрыв глаза. – Сейчас же нет ни война, чудила, ни революция. Мы просто мирный преступник за работой, вот и все.

– Преступники, хочешь сказать?

– Иногда они говорить так в суде, – пояснил облачившийся в униформу молодчик у окна. – Это такой же слова, как «разыскивать» или «задержать». Ты что, не знать это?

– У нас и впрямь нет ни войн, ни революций, сынок, но есть зато трусливый, неблагодарный человечишка, чей эскорт, возможно, заметил нас… Слушай, Ди-Один, я тут остановлюсь на минутку, а ты загляни в рыбную лавчонку, будто выбираешь, что бы взять на обед. Да и вокруг пошарь, но в пределах видимости. Не исключено, что в лавчонке имеется черный ход, однако это маловероятно. Они даже могут переодеться, но это не должно сбить нас с толку. Наша цель – внедриться незаметно в ряды противника и не отличаться обличьем от них. Но рисковать нам не следует. Рядом с тем типом – профессионалы, ребята, так что мы обязаны показать высший класс!

– Неужели вся эта tonteria[45]45
  Дурачество (исп.).


[Закрыть] для того, чтобы я следить за высокий парень, который на эта фотография?

– Именно так, капрал, и неуместно расспрашивать старшего по званию об отдаваемых им приказаниях, особенно выказывая сомнения в столь неподобающих выражениях.

– Такой работа мне нравится!

– Вперед! – гаркнул Хаук, затормозив.

Ди-Один открыл дверцу и вышел, захлопнув ее за собой.

– Что касается тебя, Ди-Два, – продолжал Мак, подаваясь вперед, – то хотел бы, чтобы ты, как только я припаркую машину, перешел через дорогу и не спускал глаз с большой машины-лимузина и с рыбного магазина. Если кто-то выйдет вдруг торопливо из лавки и сядет в лимузин или в какую-нибудь другую машину поблизости, дай мне знать.

– Разве это не то самый, что делать Дези-Один, парень? – спросил Ди-Два, извлекая из кармана «уоки-токи».

– Там может оказаться засада, если только охрана достаточно наблюдательна и держит ухо востро, в чем я как-то сомневаюсь: в противном случае стал бы я разве подъезжать так близко к вражескому средству передвижения? В общем, как полагаю я, внезапной атаки нам нечего опасаться.

– Ты чудно говорить. Наверно, сам знать это, а?

– Занять позицию! – приказал Хаук, влетев на свободную площадку на углу улицы и тут же заглушив двигатель.

Ди-Два выпрыгнул из машины и, обойдя ее, устремился через дорогу со скоростью стрелы.

– Недурно, кабальеро, – отметил Мак и полез в карман за сигарой. – У вас обоих есть определенные задатки. И выправка – как у настоящих сержантов!

И тут раздался легкий стук в ветровое стекло. Полицейский на краю тротуара размахивал дубинкой. Хаук бросил растерянный взгляд на улицу и прямо перед собой увидел знак, запрещавший в этом месте парковку.

* * *

Сэм выбрал несколько кусков трескового филе и, платя по счету, поблагодарил хозяина-грека, услышав в ответ любезное «пожалуйста, мистер Дивероу!». Телохранители, проявляя к рыбе минимум интереса, скучали и от нечего делать разглядывали равнодушно развешанные по стенам выцветшие от времени фотографии в рамках, изображавшие острова Эгейского моря. Остальные посетители, сидя за двумя высокими столиками с покрытием из белого пластика, разговаривали между собой по-гречески и, казалось, были больше заняты беседой и друг другом, чем покупками. Когда дверь в очередной раз отворилась, пропуская внутрь новых потенциальных клиентов, они поприветствовали двоих из них, но не третьего, одетого в какую-то странную, непонятную форму. Этот последний направился к прилавку в конце магазина, совершенно пустому, если не считать колотого льда, и уставился на него. Потом под настороженным взором не замеченных им наблюдателей извлек из кармана портативное переговорное устройство, поднес его к губам и начал что-то говорить.

– Fascisti![46]46
  Фашисты! (исп.)


[Закрыть] – закричал пожилой бородатый Зорба, сидевший за столиком в конце зала, в непосредственной близости от прилавка. – Смотрите, он передает немцам какое-то сообщение!

И тут же он и еще двое – так же, как и их поднявший тревогу товарищ, люди зрелого возраста, бывшие партизаны из Салоник – дружно ринулись, спотыкаясь, в атаку на ненавистного врага пятидесятилетней давности с намерением взять его в плен. Телохранители Сэма вытащили оружие, чтобы в случае чего прийти на помощь человеку с переговорным устройством. Но тот и сам мог постоять за себя. Действуя энергично руками и ногами, он с профессиональной ловкостью отбивался от наседавших на него престарелых греческих воинов и, добравшись наконец до садка с рыбой у дверей, выскочил на улицу.

– Я знаю этого человека! – завопил Дивероу, вырываясь из объятий своих телохранителей. – У него свастика на вороте! Я видел его, когда мы ехали в лифте!

– В каком лифте? – спросил скандинавский страж.

– В том, в котором мы спускались вниз из офиса!

– В лифте я не заметил никакой свастики, – заявил польский страж.

– Значит, смотрел себе под ноги.

– Ну уж скажешь!

– Хватит об этом! Я чувствую, что он совсем рядом!

– Кто «он»? – потребовал уточнения Кнут.

– «Титаник». Он идет прямым курсом сюда! Чтобы принести мне несчастье! Я знаю! Это самое хитрое, самое изворотливое исчадие ада. Бежим же прочь из этого места!

– Как угодно, мистер Дивероу! Вот только захватим филейчики в мясной лавке на Бойлстоун и сразу же к тебе домой.

– Стойте! – закричал вдруг Дивероу. – Мы поступим иначе… Отдайте свои плащи вот тем ребятам за столиками и вручите им пару сотен долларов, чтобы убедить их проехаться в лимузине Арона. Пусть прокатятся до гавани… Ты, Кнут, передай Пэдди, чтобы он высадил потом их всех у какого-нибудь питейного заведения по пути к дому Пинкуса, где я и встречу его… А ты, Стош, вызови такси, после чего мы все вместе разработаем план дальнейших действий.

– Это безумие какое-то, мистер Дивероу, – выразил свое мнение Стош, ошарашенный внезапно появившимся у Сэма властным тоном. – Я хочу сказать: то, что ты говоришь, совсем на тебя непохоже.