Текст книги "Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов)"

– И ты убьешь меня, если я встану на твоем пути.

Молчание. Никто не сказал ни слова, пока Дельта-один из сайгонской «Медузы» не прервал паузу:

– Да, Алекс, я убью тебя. И не из-за того, что ты попытался убить меня в Париже, а из-за того, что ты поверил сделанным вслепую предположениям и решил отправиться на охоту за мной. Понимаешь, о чем я говорю?

– Да, – едва слышно ответил Конклин. – Самонадеянность невежества – вот твоя любимая вашингтонская тема, тебе всегда удавалось придать ей какое-то восточное звучание. Но где-то на этом пути тебе самому придется научиться быть чуть менее самонадеянным: без поддержки мы с тобой не многое сможем сделать.

– Пойми, если мы не будем действовать в одиночку, очень многое может пойти насмарку. Вспомни об успехах, которых мы добились. От нуля до двух десятков – и за сколько? За сорок восемь или семьдесят два часа? Дай мне два дня, Алекс, пожалуйста. Мы приближаемся к самой сути – сути «Медузы». Еще один прорыв – и мы предоставим им идеальное средство избавиться от меня. Самого Шакала.

– Сделаю все, что в моих силах. Кактус связался с тобой?

– Да. Он мне перезвонит, а потом отправится сюда. Подробности потом.

– Должен сообщить тебе: он и наш доктор – друзья.

– Я знаю. Айвен сказал мне… Алекс, я хочу передать тебе кое-какие вещи: телефонную книжку Суэйна, его бумажник, календарь для записей назначенных встреч, ну и тому подобное. Я упакую все это и попрошу одного из парней Кактуса доставить сверток тебе, к воротам, где охранники. Отдай в лабораторию – посмотрим, что мы сможем найти.

– Парни Кактуса? Чем ты занимаешься?

– Выполняю один пункт из твоего приказа: наглухо закрываю это место. Никто не сможет пробраться сюда, но мы увидим тех, кто попытается.

– Это может оказаться весьма интересным. Служащие питомника прибудут за собачками около семи утра, поэтому не слишком наглухо закрывайся.

– Да! Я кое-что вспомнил, – перебил Джейсон. – Напусти на себя официальный тон, позвони охранникам следующей смены и скажи, что в их услугах больше не нуждаются, но каждый из них получит по почте свою месячную зарплату.

– А кто, черт подери, платить будет? За нами нет Лэнгли, или ты забыл? Питера Холланда тоже нет, а я не настолько богат.

– Зато я богат. Я позвоню в свой банк в Мэне и велю им выписать на твое имя чек, который они отправят тебе экспресс-почтой. Попроси своего дружка Кэссета зайти к тебе утром и забрать его.

– Смешно, не так ли? – задумчиво протянул Конклин. – Я совсем забыл о твоих деньгах. Вообще-то, я никогда о них и не думал. Наверное, я просто приказал себе вычеркнуть их из памяти.

– Возможно, – с облегчением добавил Борн. – Официальная сторона твоей натуры, вероятно, была захвачена видениями какого-нибудь бюрократа, который придет к Мари и заявит: «Кстати, миссис Уэбб, Борн, или как вас там, пока вы находились на службе у канадского правительства, вам удалось удрать более чем с пятью миллионами долларов, принадлежащими мне».

– Она была просто великолепна, Дэвид-Джейсон. Вы заслужили каждый доллар.

– Не надо переживать, Алекс. Ей удалось выцыганить по крайней мере в два раза больше, чем требовалось.

– Она была права. Поэтому-то все они и заткнулись… Чем собираешься заняться сейчас?

– Подожду звонка Кактуса, а потом позвоню сам.

– Кому?

– Жене.

Мари сидела на балконе виллы в «Транквилити Инн», уставясь на залитое лунным светом Карибское море и стараясь задействовать все свои внутренние ресурсы, чтобы не сойти с ума от страха. Странно – а может, глупо или даже опасно, – но она не боялась физического насилия. Она пережила в Европе и в Юго-Восточной Азии еще о-го-го какие денечки с машиной для убийства, которой был Джейсон Борн:

она знала, на что способен этот незнакомец, насколько он профессионален в своем жестоком ремесле. Нет, ее заботил не Борн, а Дэвид, – ее тревожило то, что Джейсон Борн мог причинить Дэвиду Уэббу. Она должна была положить этому конец!.. Хорошо бы уехать далеко-далеко, скрыться где-нибудь и начать новую жизнь, взять другие имена и создать свой мир, в который Карлосу вход будет заказан. У них есть деньги – их хватит на всю оставшуюся жизнь, они смогут начать сначала! Это происходит каждый день: сотни, тысячи мужчин, женщин и детей, жизни которых подвергаются угрозе, берутся под защиту своим правительством… И кого же еще защищать правительству, как не Дэвида Уэбба!.. Мысли, вызванные болезненным воображением, отметила про себя Мари, вставая и подходя к перилам. Этого никогда не будет, потому что Дэвид никогда не примет такое решение. Там, где речь идет о Шакале, Дэвидом Уэббом руководит Джейсон Борн, который способен погубить давшее ему пристанище тело. О Боже, что с нами происходит?

Зазвонил телефон. Мари вздрогнула, побежала в спальню и подняла трубку.

– Да?

– Привет, сестричка, это – Джонни.

– А, это ты…

– Видимо, это уныние в голосе означает, что Дэвид тебе не звонил.

– Нет, и это понемногу начинает сводить меня с ума, братик.

– Он позвонит, когда сможет, ты же знаешь.

– Ты, наверное, звонишь мне не для того, чтобы сообщить это.

– Нет, я просто проверяю. Я застрял на большом острове и, похоже, пробуду здесь еще некоторое время. Мы с Генри сейчас в правительственной резиденции: ждем, когда меня примет губернатор, чтобы лично поблагодарить за услугу, оказанную министерству иностранных дел.

– Ни слова не понимаю…

– Извини. Генри Сайкс – референт генерал-губернатора Ее Величества. Это он попросил меня позаботиться о старом французе – ветеране войны, который живет недалеко от вас, вниз по дорожке. Когда губернатор хочет поблагодарить кого-то, надо ждать, пока он соизволит это сделать; когда телефоны выходят из строя, ковбоям вроде меня до зарезу нужна своя рука в резиденции губернатора.

– Я тебя совсем не понимаю, Джонни.

– Через несколько часов с Бас-Тера налетит шторм. – От кого?

– Не от кого, а откуда, но я, наверное, успею обернуться до этого. Скажи горничной, чтобы подготовила для меня кушетку.

– Джон, тебе совсем не обязательно быть здесь. Боже всемилостивый, за оградой и на пляже полно людей с оружием, и где их еще только нет.

– Там они и останутся. Ладно, увидимся, обними детей.

– Они спят, – сказала Мари, но ее младший брат уже повесил трубку. Она посмотрела на телефон, положила трубку и, сама не замечая того, громко сказала: – Как мало я тебя знаю, братик… любимый, неисправимый братик. И насколько лучше знает тебя мой муж. Черт бы побрал вас обоих!

В этот момент, словно услышав ее слова, заверещал телефон. Она опять вздрогнула и быстро схватила трубку.

– Слушаю.

– Это я.

– Слава Богу!

– Его нет в городе, а все остальное – прекрасно. Со мной все в порядке, и мы продвигаемся вперед.

– Ты не должен этого делать! Мы не должны!

– Нет, должны, – ответил Джейсон Борн, и в его голосе не было и намека на Дэвида Уэбба. – Я знаю только, что люблю тебя – он тебя любит.

– Прекрати!! Это опять начинается…

– Прости меня, я не должен был так говорить.

– Ты – Дэвид!

– Конечно, я – Дэвид. Я просто пошутил…

– Нет, ты не шутил!

– Я поговорил с Алексом – вот и все. Мы немного поспорили, и больше ничего!

– Не верю! Я хочу, чтобы ты вернулся и был здесь!

– Извини, я больше не могу говорить. Я люблю тебя. – Линия отключилась, а Мари Сен-Жак-Уэбб упала на кровать, заглушая одеялом свои бесполезные рыдания.

* * *

Александр Конклин с покрасневшими от напряжения глазами упорно продолжал нажимать на клавиатуру компьютера, все время заглядывая в открытые гроссбухи из поместья генерала Нормана Суэйна, которые ему переслал Борн. Царившее в комнате молчание внезапно было нарушено двумя резкими сигналами: это компьютер просигнализировал о том, что ему нужна дополнительная информация из двух символов. Он проверил введенные им данные: буквы Р.Г. Что это значит? Он попытался проверить курсором, не закралась ли ошибка немного раньше, но ничего не нашел. Тогда он стал бездумно бить по клавиатуре, механически набирая случайные буквы. Три сигнала. Он продолжал нажимать на все больше раздражавшие его белые клавиши – все быстрее и быстрее… Четыре сигнала… пять… шесть. Нажал кнопку «Backspace» – стоп – и снова вперед. Получилось: Р.Г. Р.Г. Р.Г. Р.Г. Что же означают эти чертовы Р.Г.?

Он перепроверил их с данными, введенными из трех разных тетрадей в кожаных обложках. На экране появилось самое обычное число: 617-202-0011. Номер телефона. Конклин поднял трубку телефона Лэнгли, вызвал ночного дежурного и попросил оператора ЦРУ выяснить, кому он принадлежит.

– Этот номер не зарегистрирован в справочнике, сэр. Это один из трех телефонных номеров в одном и том же доме в Бостоне, Массачусетс.

– Имя, будьте добры.

– Гейтс, Рэндолф. Адрес…

– Неважно, оператор, – перебил Алекс, зная, что получил важную информацию. Рэндолф Гейтс – ученый, юрист, обслуживающий привилегированную публику, адвокат богатых из богатых: чем богаче, тем лучше. Следовало ожидать, что Гейтс будет замешан в аферу с сотнями миллионов в Европе, контролируемых американскими толстосумами… Нет, подожди-ка. Совсем наоборот, что-то здесь не так. Это же совершенно против логики, чтобы ученый адвокат имел какое-либо отношение к в высшей степени сомнительной и даже незаконной операции вроде «Медузы». Это бессмысленно! Можно не любить этого прославленного юридического колосса, но следует отдать ему должное: среди адвокатов он зарекомендовал себя как один из самых строгих ревнителей приличий. Гейтс славился юридическим крючкотворством и часто использовал свою способность улавливать мельчайшие детали для того, чтобы добиваться выгодных ему решений, но никто никогда не осмеливался ставить под сомнение его порядочность. Среди самых ярких представителей этой славящейся либерализмом среды его философские и юридические взгляды были настолько непопулярны, что его с радостью заклеймили бы много лет назад при малейшем намеке на нечестность.

И тем не менее его имя шесть раз упоминается в тетради регистрации встреч «медузовца», ответственного за бессчетные миллионы в оборонном бюджете страны. Неуравновешенного «медузовца», самоубийство которого на самом деле оказалось убийством.

Конклин посмотрел на экран, где высвечивалась дата, когда в записях Суэйна последний раз упоминался Р.Г. Второго августа – всего неделю тому назад. Он взял тетрадь в кожаной обложке и стал листать страницы, отыскивая нужное число. Его занимали имена, а не комментарии к ним, если только информация с первого взгляда не казалась ему заслуживающей внимания; он надеялся, что инстинкт его не подведет. Если бы он знал заранее, кем был этот Р.Г., пометка возле последней записи в дневнике привлекла бы его внимание.

РГ не буд. расмтр. назн. для май. Крфт. Крфт нужен ср. его служ. Раскрыть. Париж – 7л. назад. Второе досье извл. и пох.

Париж должен был насторожить меня, подумал Алекс, но записи Суэйна были битком набиты иностранными и экзотическими именами и названиями, словно генерал старался поразить кого-то, кто мог прочитать их. Кроме того, с горечью отметил Конклин, он страшно устал: если бы не компьютер, он, возможно, не обратил бы внимания на доктора Рэндолфа Гейтса – обитателя юридического Олимпа.

Париж – 7л. назад. Второе досье извл. и пох.

В отношении первого предложения все ясно, смысл второго – темнее, но кое-что можно понять: «второе» относилось к военной контрразведке Джи-2, а «досье» – это какое-то событие или открытие, сделанное контрразведчиками в «Париже – 7 л. назад», – было удалено из банков данных. Любительская попытка намеренно перевирать жаргон разведчиков. Господи, какой же идиот этот Суэйн – ведь «раскрыть» – это «ключ». В своем блокноте Алекс стал быстро восстанавливать текст генеральской пометки: «Рэндолф Гейтс не будет рассматривать назначение для майора Крафта, или Крофта, или даже Кристофера, так как f вполне может быть s. (Но) Крфт нужен нам среди его служащих. Ключ: воспользоваться информацией в досье нашей Джи-2 о том, что делал Гейтс семь лет назад в Париже. Указанное досье выкрадено и находится в нашем распоряжении».

Если это и не полностью достоверная реконструкция записи Суэйна, то во всяком случае довольно близкая, чтобы начать действовать, подумал Конклин, посмотрев на часы. Было двадцать минут четвертого утра: в такое время даже самые дисциплинированные вздрогнут, услышав резкий телефонный звонок. А почему бы и нет? Дэвид-Джейсон прав: теперь каждый час дорог. Алекс поднял телефонную трубку и набрал номер в Бостоне, штат Массачусетс.

* * *

Телефон звонит, а эта сука не может поднять трубку в своей комнате! Потом Гейтс взглянул на освещенный квадратик телефона, и кровь отлила от его головы: звонил телефон, номер которого нигде не зарегистрирован и который известен всего нескольким людям. Он дико метнулся, забарахтался в постели, глаза расширились от ужаса: чем больше он думал о странном звонке из Парижа, тем больше нервничал. Звонок связан с Монсерратом, он уверен в этом! Информация, на которую он положился, была неверной… Префонтен солгал ему, и теперь Париж желает получить отчет! Боже мой, они будут преследовать его и раскроют все!.. Но нет, есть же вполне приемлемое объяснение, правда. Он расскажет о лжецах Парижу или человеку, работающему на Париж здесь, в Бостоне. Он поймает в ловушку этого пьяницу Префонтена и грязнулю детектива и заставит их повторить свою ложь единственному человеку, который сможет оправдать его… Звонок! Он должен взять трубку. Это не должно выглядеть так, будто он пытается спрятаться! Он протянул руку, схватил непрестанно трещавший аппарат и рывком поднес трубку к уху.

– Да?

– Семь лет назад, советник, – начал тихий голос на другом конце линии. – Следует ли мне напоминать вам, что у вас находится все досье. Второе бюро[29]29
  Второе бюро – французская контрразведка.


[Закрыть] проявило огромное желание к сотрудничеству, значительно большее, чем вы.

– Ради Бога, мне самому солгали! – закричал Гейтс хриплым голосом, торопливо опуская ноги на пол. – Вы же не думаете, что я направил вам намеренно ошибочную информацию. Я же не сумасшедший!

– Мы знаем, что вы можете быть упрямым. Мы попросили вас о такой малости…

– Я подчинился, клянусь! Боже правый, я уплатил пятнадцать тысяч долларов, чтобы полностью быть уверенным в том, что все будет по-тихому, никаких следов. Не то чтобы деньги, конечно, имели такое значение…

– Вы уплатили? – перебил его тихий голос.

– Я могу показать вам квитанции!

– За что?

– За информацию, естественно. Я нанял бывшего судью, у которого есть связи…

– За информацию о Крафте?

– Что?

– Крофте… Кристофере.

– Кто?

– Наш майор, господин адвокат. Майор.

– Если это ее кличка, тогда да, конечно, за нее!

– Кличка?

– Женщины. С двумя детьми. Они вылетели на остров Монсеррат. Клянусь, что мне именно это сказали!

Внезапно раздался щелчок, и линия отключилась.

Глава 13

Все еще с телефонной трубкой в руке Конклин почувствовал, как его бросило в жар. Он швырнул трубку, вскочил со стула и захромал прочь от компьютера, оглядываясь на него и заглядывая под него, словно это был какой-то ужасный агрегат, доставивший его в некую запретную область, где все не так, как кажется на первый взгляд или чем должно было бы быть. Что произошло? Как мог Рэндолф Гейтс узнать хоть что-то о Монсеррате, о Мари и детях? Почему?

Алекс тяжело опустился в кресло, пульс его учащенно бился, мысли сталкивались друг с другом, но он не мог прийти ни к какому решению, – в голове царил хаос. Он схватил правое запястье левой рукой и впился в него ногтями. Он обязан взять себя в руки, обязан думать, обязан действовать! Ради жены и детей Дэвида!

Ассоциации. Какие ассоциации возможны? Трудно представить, что Гейтс – даже не осознавая этого – был связан с «Медузой», но невозможно поверить в то, что он был связан с Карлосом-Шакалом. Невозможно!! И тем не менее, видимо, и то и другое – правда: во всяком случае, связь существовала. Был ли сам Карлос частью суэйновской «Медузы»? Все, что они знали о Карлосе, полностью противоречило такой возможности: сила наемного убийцы заключалась как раз в его полной свободе от каких-либо структурных единиц, – это еще тринадцать лет назад в Париже доказал Джейсон Борн. Ни одна группа людей никогда не могла добраться до него: они могли лишь передать ему сообщение, получив которое, он связывался с ними. Единственной организацией, существование которой допускал этот наемный убийца, была его собственная армия стариков, протянувшая свою сеть от Средиземноморья до Балтики: опустившиеся неудачники и преступники, чья бедность на закате жизни была скрашена щедростью убийцы, требовавшего и получавшего за это верность до гроба. Как мог попасть туда такой человек, как Рэндолф Гейтс?

Нет, он не попадал, пришел к заключению Алекс, после того как его воображение вернулось к известному принципу: «скептически относись к самому очевидному решению». Именитый юрист не входил ни в организацию Карлоса, ни в «Медузу». У него было какое-то уязвимое место, изъян, как пятнышко на чистом стекле, – во всем остальном Гейтс был безупречен, но его единственную слабость обнаружили два разных лагеря, обладавшие сверхмощными возможностями. Известно, что Шакал имел доступ в Сюрте и Интерпол, и не надо обладать даром ясновидения, чтобы предположить, что «Медуза» способна проникнуть в военную контрразведку Джи-2. Это единственное возможное объяснение, ибо уязвимое место такой противоречивой, могущественной и «долгоиграющей» фигуры, как Гейтс, оказалось не так легко обнаружить, раз понадобилось задействовать таких хищников, как Шакал и «медузовцы». Они-то и копнули достаточно глубоко и нашли секрет столь разрушительной силы, что он превратил Рэндолфа Гейтса в пешку – ценную, но пешку. Карлос явно первым до него добрался.

Конклин отметил для себя справедливость суждения, которое подтвердилось в очередной раз: мир действовавших в глобальном масштабе коррупционеров на самом деле был маленьким многоуровневым, смежным пространством сложной конфигурации, в котором искривленные дорожки коррупции переходили одна в другую. Да и как могло быть иначе? Обитатели этих несущих смерть улиц готовы предложить услуги друг другу, а их клиенты – представители особой расы – отвратительные отбросы человечества. Вымогай силой, компрометируй, убивай – Шакал и «медузовцы» принадлежат к одному братству, девиз которого: «Мое должно быть моим».

Это – прорыв. Но такой прорыв, с которым сможет справиться лишь Джейсон Борн, а не Дэвид Уэбб, а Уэбб все еще – значительная часть Борна. Особенно если учесть, что половинки, составляющие этого человека, находились в тысячах миль от Монсеррата, от точки смерти, которую определил Карлос. Монсеррат? Джонни Сен-Жак! «Маленький братик», который проявил себя в расположенном на берегу залива городке на севере Канады, да так, что это оказалось выше понимания его собственной семьи, особенно его сестры. Человек, который в гневе способен на убийство и который снова пойдет на это, если его обожаемая сестра и ее дети окажутся под прицелом Шакала. Дэвид верит ему – Джейсон Борн верит ему, а это значительно более ценно.

Алекс взглянул на телефон и торопливо поднялся с кресла. Он бросился к столу, присел и нажал на кнопку. Он перематывал пленку назад и вперед до тех пор, пока не услышал перепуганный голос Гейтса.

«…Боже правый, я уплатил пятнадцать тысяч…»

Нет, не здесь, подумал Конклин. Дальше.

«…Я могу показать вам квитанции…»

Дальше!

«…Я нанял бывшего судью, у которого есть связи…»

Вот оно. Судья.

«…Они вылетели на остров Монсеррат…»

Алекс вытащил из ящика стола листок бумаги, на котором он записывал все номера, по которым звонил последние два дня, так как предполагал, что некоторые из них могут еще понадобиться. Он нашел номер «Транквилити Инн» на побережье Карибского моря, поднял трубку и набрал его. После большего количества гудков, чем ему казалось необходимым, заспанный голос ответил:

– "Транквилити…"

– Срочное дело, – перебил его Конклин. – Мне надо немедленно переговорить с Джоном Сен-Жаком. Побыстрее, пожалуйста.

– Извините, сэр, но мистера Сен-Жака здесь нет.

– Мне он нужен. Повторяю, это – срочное дело. Где его найти?

– На большом острове…

– На Монсеррате?

– Да…

– Где?.. Меня зовут Конклин. Он обязательно должен переговорить со мной. Пожалуйста!!

– С Бас-Тера идет сильный ветер, и до утра все полеты отменены.

– Что?

– Тропический циклон…

– А, шторм.

– Мы предпочитаем называть это циклоном, сэр. Мистер Сен-Жак оставил номер своего телефона в Плимуте.

– Как вас зовут? – внезапно перебил его Алекс. Клерк ответил, что его зовут Причард, после чего Конклин продолжил: – Я вынужден, задать вам весьма деликатный вопрос, мистер Причард. Хорошо бы, чтобы у вас был на него верный ответ, но если нет, вы должны поступить так, как я вам скажу. Мистер Сен-Жак подтвердит все, что я скажу, когда я свяжусь с ним, но сейчас я не могу терять времени. Вы меня понимаете?

– Что за вопрос? – с достоинством спросил клерк. – Я не ребенок.

– Извините, я не хотел…

– Вопрос, мистер Конклин. Вы же спешите.

– Да, конечно… Сестра мистера Сен-Жака и ее дети – в безопасности?

– Вы насчет того, есть ли вооруженная охрана вокруг виллы и на пляже? – спросил клерк. – Ответ: да.

– Такой ответ меня устраивает. – Алекс глубоко вздохнул, все еще не в силах восстановить дыхание. – Так по какому номеру я могу связаться с мистером Сен-Жаком?

Клерк сообщил Конклину номер, после чего прибавил:

– Многие телефоны вышли из строя, сэр. Будет лучше, если вы оставите здесь свой номер телефона. Ветер все еще силен, но мистер Сен-Джей несомненно прилетит сюда на первом же самолете.

– Разумеется. – Алекс протараторил «чистый» номер телефона резиденции в Вене, а потом заставил своего собеседника на Монсеррате повторить его. – Вот так, – сказал Конклин. – Теперь я попытаюсь связаться с Плимутом.

– Будьте добры, произнесите по слогам свое имя. Оно звучит как Ка-о-эн-ка-чэ…

– Ка-о-эн-ка, – перебил его Алекс, нажимая на рычаг и сразу я набирая названный номер в Плимуте – столице Монсеррата. И вновь ему ответил заспанный раздраженный голос, буркнувший в виде приветствия что-то непонятное.

– Кто это? – нетерпеливо спросил Конклин.

– Кто, черт побери, вы такой? – отпарировал сердитый англичанин.

– Я пытаюсь связаться с Джоном Сен-Жаком. У меня к нему срочное дело, а этот номер мне дал дежурный в «Транквилити Инн».

– Боже правый, у них все в порядке с телефонами?

– Очевидно. Пожалуйста, могу я поговорить с Джоном?

– Да, да, конечно. Он – напротив, через холл, я сейчас его позову. Что я должен сказать по поводу того, кто звонит?

– Алекс – этого вполне достаточно.

– Просто «Алекс»?

– Поспешите, будьте добры! – Через двадцать секунд на лини зазвучал голос Джона Сен-Жака.

– Конклин? Это ты?

– Послушай меня. Им известно, что Мари и дети вылетели на Монсеррат.

– Мы узнали, что кто-то задавал в аэропорту вопросы о женщине и двух ребятишках…

– Значит, вот почему ты переместил их из дома в гостиницу.

– Верно.

– Кто задавал вопросы?

– Мы не знаем. Говорили по телефону… я не хотел оставлять их даже на несколько часов, но я должен был показаться в правительственной резиденции, а к тому времени, когда этот сукин сын губернатор соизволил показаться, разразился шторм.

– Знаю. Я говорил с дежурным, он и дал мне этот номер.

– Единственное утешение: телефоны все еще работают. В такую погоду они обычно сразу же отключаются, поэтому-то мы так привязаны к губернатору.

– По-моему, у тебя там есть охрана…

– Ты чертовски прав! – заорал Сен-Жак. – Беда в том, что я не знаю, кого следует ждать, за исключением незнакомцев в лодках или на пляже! Я отдал приказ: если они не остановятся и не смогут удовлетворительно объяснить, кто они такие, стрелять без предупреждения!

– Может, я смогу тебе помочь…

– Давай!

– Мы получили данные – не спрашивай как, – из космоса, неважно, главное, они – правильные. Человек, который проследил Мари до Монсеррата, воспользовался услугами какого-то судьи, у которого были связи, – предположительно, на островах.

– Су-удьи? – взорвался владелец «Транквилити Инн». – Боже мой, он там! Я убью этого подлого ублюдка собственными руками…

– Спокойно, Джонни! Возьми себя в руки! Кто он?

– Действительно судья. Он попросил зарегистрировать его под другим именем. Я ничего и не заподозрил: подумаешь, пара стариканов с похожими именами…

– Старики?.. Не так быстро, Джонни, это очень важно. Что за старики?

– Один, о котором ты говоришь, из Бостона…

– Точно! – энергично подтвердил Алекс.

– Второй прилетел из Парижа…

– Из Парижа? Господи! Парижские старики!

– О чем ты?

– Карлос-Шакал внедрил своих стариков прямо на место!

– Так, теперь ты не спеши, Алекс, – громко дыша, произнес Сен-Жак. – Говори яснее.

– Времени нет, Джонни. У Карлоса есть собственная армия стариков, которые готовы умереть за него и убить для него. Не жди незнакомцев на берегу, они уже на месте! Ты можешь вернуться на остров?

– Не знаю как, но да! Я позвоню своим людям на остров. Они выбросят оба куска дерьма на помойку!

– Быстрее, Джонни!

* * *

Сен-Жак нажал на рычаг старого телефона, отпустил и услышал пульсирующие гудки. Он набрал номер гостиницы на острове Спокойствия.

«Сожалеем, – ответил записанный на пленку голос. – Из-за погодных условий линия в том месте, куда вы звоните, не работает. Администрация прилагает все усилия для того, чтобы восстановить связь. Попытайтесь, пожалуйста, перезвонить попозже. Будьте здоровы».

Джон Сен-Жак шмякнул трубку с такой силой, что она разломилась на две части.

– Катер! – заревел он. – Мне нужен патрульный катер!

– Ты что, с ума сошел? – попытался вразумить его находившийся в комнате помощник губернатора. – По такой волне?

– Всего лишь легкие барашки. Генри! – ответил преданный брат, вытаскивая из-за пояса автоматический пистолет. – Мне придется сделать что-нибудь такое, о чем даже думать не хочется, но я любым способом добуду катер.

– Я не могу этому поверить, парень.

– Я тоже. Генри… Но я сделаю, будь уверен.

* * *

Приставленная к Жан-Пьеру Фонтену медсестра сидела у туалетного столика перед зеркалом, пряча под черный капюшон туго стянутые светлые волосы. Она вспоминала каждое слово из недавнего телефонного разговора с великим и всемогущим человеком, который находился сейчас в Аржантей.

– Рядом с вами остановился американский адвокат, который называет себя судьей.

– Я не знаю этого человека, монсеньер.

– И тем не менее он там. Наш герой вполне справедливо жалуется на его присутствие, а звонок адвокату в Бостон подтвердил, что это именно он.

– Значит, его присутствие здесь нежелательно?

– Для меня оно невыносимо. Он притворяется, что он – мой должник, что он в огромном долгу передо мной из-за одного случая, когда он мог погибнуть, но его поступки показывают, что он неблагодарен и собирается покончить со своим долгом, предав меня. Предав меня, он предает и вас.

– Считайте, что он уже мертв.

– Хорошо. В прошлом он оказывал мне услуги, но прошлое миновало. Найди его и убей. Сделай так, чтобы его смерть выглядела как несчастный случай. И еще одно, последнее – ведь у нас больше не будет возможности переговорить до твоего возвращения на Мартинику – все ли готово для последнего дела, которое ты совершишь во имя меня?

– Готово, монсеньер. Два шприца подготовлены хирургом из госпиталя в Форт-де-Франс. Он заверяет вас в своей преданности.

– И правильно делает. Он – живой в отличие от нескольких десятков его пациентов.

– Здесь никто не знает о его второй жизни на Мартинике.

– Зато я знаю… Введи им дозы через сорок восемь часов, когда хаос немного уляжется. Когда все поймут, что наш герой был моим созданием (я сам позабочусь об этом), Хамелеон будет опозорен.

– Все будет сделано. Когда вы прибудете сюда?

– Когда начнут расходиться круги от ударной волны. Я отбываю через час и прибуду завтра на Антигуа еще до того, как на Монсеррате пробьет полдень. Если все будет идти по графику, я окажусь там как раз вовремя и смогу насладиться последним отчаянием Джейсона Борна, прежде чем оставлю свою подпись: пулю у него в горле. Тогда американцы узнают, кто победил. Adieu.

Сиделка, словно в экстатическом порыве, вскинула голову перед зеркалом, вспоминая загадочные слова своего всеведущего хозяина. Время пришло, подумала она, вынимая из ящика стола проволочную удавку с бриллиантами на концах – подарок своего наставника, – лежавшую среди ее украшений. Все будет очень просто. Она легко выяснила, где поселился судья – старый, болезненно худой человек: в третьей вилле от них. Все дальнейшие шаги должны быть четко рассчитаны: «несчастный случай» станет всего лишь прелюдией к тому ужасу, который разразится меньше чем через час на вилле № 20. На всех виллах курорта «Транквилити Инн» на случай отключения электричества и неисправности генератора имелись керосиновые лампы. Перепуганный насмерть штормом, который разыгрался не на шутку, старик для своего удобства вполне мог зажечь эту лампу. Как трагично, что его тело упадет в лужу разлившегося и воспламенившегося керосина: шея обуглится, не останется и следа удушения. «Сделай это, – настаивали откликавшиеся гулким эхом голоса в ее воображении. – Ты обязана повиноваться. Если бы не Карлос, ты была бы трупом с отсеченной головой в Алжире».

Она знала, что сделает это, и сделает теперь же.

Дождь лил как из ведра, с грохотом обрушивая потоки воды на крышу и окна; вдруг свист и рев ветра прорезала ослепительная вспышка молнии, сразу за которой последовал оглушительный раскат грома.

«Жан-Пьер Фонтен» беззвучно рыдал, опустившись на колени воз-до постели; его лицо было всего в нескольких дюймах от лица его подруги, и слезы падали на ее окоченевшую руку. Она была мертва, и записка, зажатая в ее побелевшей, несгибающейся руке, объясняла все:

«Maintenant nous deux commes libres, mon amour»[30]30
  «Теперь мы оба свободны, любовь моя» (фр.).


[Закрыть].

Они были оба свободны: она – от ужасной боли, он – от цены, которую от него требовал монсеньер, – цены, величину которой он не описывал ей, но о которой она догадывалась: эта цена была слишком высока, чтобы ее можно было заплатить. Старик уже давно знал, что у его подруги есть таблетки, способные быстро умертвить ее, если страдания станут невыносимыми. Он часто искал их – временами в ярости, – но безуспешно. Теперь, когда он смотрел на жестяную коробочку ее любимых драже, он понял почему: эти безобидные лакричные леденцы она, смеясь, годами запихивала себе в рот.

«Будь признателен, mon cher, вместо них могли быть икра или дорогие наркотики, которыми балуются богачи». Это – не икра, а наркотики, смертоносные наркотики.

Шаги. Это медсестра! Она выходит из своей комнаты, но она не должна увидеть его жену! Фонтен торопливо поднялся с колен, вытер, насколько ему удалось, глаза и поспешил к двери. Открыв ее, он оцепенел: женщина стояла прямо перед ним, подняв сжатую в кулак руку, чтобы постучать.