Текст книги "Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов)"

А это что такое? В тени лицо человека, всматривающегося в него, так же, как и двое других! А вот человек, скрючившийся на обочине, поднял на него пьяные глаза. Все эти оборванцы – старые, едва способные двигаться, – пристально смотрят на него. Воображение увлекало его все дальше: города переполнены бездомными, совершенно беззащитными людьми, которых болезни или бедность выгнали на улицу. Как бы ему ни хотелось помочь им, сделать он мог очень мало, разве что клянчить и клянчить у прижимистого Вашингтона… Вот еще один! В нише между витринами двух магазинов… И этот тоже внимательно наблюдает за ним. «Прекрати сейчас же! Это – абсурд… А может, нет? Да нет, конечно. Ладно, иди дальше, двигайся согласно графику, – вот что от тебя сейчас требуется… Боже мой! Еще один! На противоположной стороне улицы… Вперед!»

* * *

На огромной, залитой лунным светом лужайке перед Смитсоновским институтом фигурки двух человек, подошедших одновременно по разным дорожкам к садовой скамейке, казались особенно маленькими. Конклин, опираясь на трость, осторожно опустился на скамью.

Панов, нервно озираясь, вслушивался в тишину, словно ожидая чего-то. Было 3.28, еще не рассвело, и единственными слышимыми звуками были тихое пощелкивание сверчков да шелест листвы от дуновения мягкого летнего ветра. Оглядевшись, Панов тоже присел.

– Что-нибудь случилось по дороге сюда? – спросил Конклин.

– Не знаю, – ответил психиатр. – Похоже, я так же растерян, как когда-то в Гонконге. Правда, тогда мы знали, куда идем и кого встретим. Все вы: и ты, и твои ребята – абсолютно сумасшедшие.

– Ты себе противоречишь, Мо, – засмеялся Алекс. – Ты же утверждал, что меня вылечили, не так ли?

– Тогда речь шла о маниакальной депрессии, граничившей со слабоумием. А теперь – полнейшее безумие! Сейчас почти четыре часа утра. Нормальные люди не играют в дурацкие игры ни свет ни заря…

Алекс посмотрел на Панова. На его лицо ложились блики от прожектора, горевшего вдалеке и заливавшего светом массивное кирпичное здание Смитсоновского института.

– Так что же случилось по дороге сюда, Мо? Ты сказал, что не знаешь. Что ты имел в виду?

– Понимаешь, мне неловко об этом говорить, я столько раз объяснял пациентам, что они выдумывают себе жуткие образы, чтобы оправдать разумом свои страхи.

– Черт побери, ты имеешь в виду?

– Это что-то вроде перенесения…

– Да хватит тебе, Мо! – перебил его Конклин. – Скажи прямо, что тебя обеспокоило? Что ты заметил?

– Фигуры… скрюченные в три погибели, они движутся медленно, неуклюже – не так, как ты, Алекс, – это не от ран, а от возраста. Старые и изможденные, они стояли в темноте возле витрин магазинов и в проулках. Их было четверо или пятеро на пути от моего дома. Дважды я хотел остановиться и окликнуть одного из ваших, но сказал себе: «Боже мой, док, ты слишком бурно реагируешь: это всего лишь несчастные бродяги, тебе что-то мерещится, ты принимаешь их за кого-то другого…»

– Прямо в точку! – возбужденно прошептал Конклин. – Ты видел именно то, что там было, Мо. И я видел то же самое: тех же самых стариков, которых видел ты, все они вызывали жалость, большинство были в жутком рванье, и двигались они медленнее, чем я… Но что это значит? Кто они такие?

Послышался звук шагов. Медленных, нерешительных, – и на пустынной дорожке появились два невысоких человека, два старика. На первый взгляд, они действительно походили на людей из бесчисленной армии отверженных и бездомных, но что-то в них было и иное: возможно, определенная целеустремленность. Они остановились почти в двадцати футах от скамейки, их лица были скрыты темнотой. Стоявший слева старик заговорил; в его высоком голосе чувствовался непонятный акцент:

– Странный час и необычное место для встречи двух хорошо одетых господ. Разве справедливо, что вы заняли место тех, кому повезло меньше, чем вам?

– Вокруг полно свободных скамеек, – вежливо ответил Алекс. – Разве эта забронирована?

– Здесь нет забронированных мест, – ответил второй старик на правильном английском; однако чувствовалось, что это – не его родной язык. – Но вы-то почему здесь?

– А вам какое дело? – поинтересовался Конклин. – У нас частная встреча, вас это не касается.

– Встреча в такой час и в таком месте? – снова заговорил первый старик, оглядываясь вокруг.

– Повторяю, – сказал Алекс, – это не ваше дело. Настоятельно советую вам оставить нас в покое.

– Есть дело, – нараспев протянул второй.

– Ради Бога, объясни, о чем это он болтает? – прошептал Панов, обращаясь к Конклину.

– Ты попал в яблочко, – прошептал Алекс. – Сиди тихо. – Отставной оперативник обернулся к двум старикам и сказал: – О'кей, ребята, почему бы вам не отправиться своей дорогой?

– Есть дело, – вновь сказал второй старик оборванец, бросив взгляд на напарника.

– У вас не может быть никакого дела к нам…

– Почему вы в этом так уверены? – перебил первый старик, покачав головой. – А что, если я должен передать вам послание из Макао?

– Что-о? – вскрикнул Панов.

– Заткнись! – прошептал Конклин, не сводя взгляда с посыльного. – Какое еще послание из Макао? – резко спросил он.

– Великий тай-пэнь желает встретиться с вами – величайший тай-пэнь в Гонконге.

– Встретиться? Зачем?

– Он заплатит вам огромные деньги. За ваши услуги.

– Я повторяю: зачем?

– Мы должны сообщить вам, что убийца возвратился. Тай-пэнь хочет, чтобы вы нашли его.

– Я уже слышал эти басни – со мной этот номер не пройдет. Это становится скучным…

– Это решать вам с великим тай-пэнем, сэр, а не с нами. Он ждет вас.

– Где он?

– В большом отеле, сэр.

– В каком конкретно?

– Мы можем сообщить вам только, что в этом отеле огромный холл, в котором всегда полным-полно народу, а его название связано с прошлым этой страны.

– Есть только один такой отель – «Мейфлауэр», – проговорил Конклин, наклонив голову к левому лацкану пиджака, в петлю которого был вшит микрофон.

– Это вам решать.

– Под каким именем он зарегистрирован? Кого нам спросить?

– Никого, сэр. В холле к вам подойдет секретарь тай-пэня.

– К вам также этот секретарь подходил?

– Сэр?

– Кто нанял вас, чтобы следить за нами?

– Мы не вправе отвечать на такие вопросы и не станем этого делать.

– Вот оно что! – закричал Александр Конклин, и в то же мгновение мощные прожекторы осветили лужайку и двух растерянных стариков, которые оказались азиатами. К освещенному пятачку с разных сторон бежали сотрудники ЦРУ, готовые в любой момент пустить в ход оружие.

Внезапно такая необходимость возникла, но было уже слишком поздно. Неожиданно из темноты грянули два выстрела, и снайперские пули разорвали горло обоим курьерам-азиатам. Сотрудники ЦРУ бросились на землю, откатываясь в разные стороны в поисках укрытия.

Конклин сгреб Панова в охапку и вместе с ним упал на дорожку, пытаясь спрятаться за скамейкой. Люди из Лэнгли, двигаясь зигзагами, устремились к месту, откуда только что прогремели выстрелы. Через несколько мгновений тишину нарушило гневное восклицание.

– Проклятие! – орал Холланд, освещая фонарем землю между деревьями. – Они смылись!

– С чего ты взял?

– Смотри на траву, сынок, вот следы. Этим ублюдкам не откажешь в ловкости: они спрятались здесь, сделали по одному выстрелу, а потом убрались. Ладно, черт с ними! Теперь что-то предпринимать – бесполезно. Но если они снова устроят засаду и откроют огонь, то размажут нас по стенам Смитсоновского института.

– Настоящий оперативник, – проворчал Алекс и поднялся, опираясь на трость. Рядом с ним стоял перепуганный и растерянный Панов. Доктор огляделся по сторонам и бросился к распростертым на земле телам азиатов.

– Они мертвы! – закричал он, падая на колени возле убитых и глядя на развороченные выстрелами шеи. – Господи, как в парке аттракционов! Тут то же самое!

– Это и есть послание, – согласился Конклин. – Надо рассыпать соль по следу, – загадочно добавил он.

– О чем это ты? – спросил психиатр, быстро повернувшись к отставному разведчику.

– Мы были недостаточно бдительны.

– Алекс! – заорал седовласый Холланд, подбегая к скамейке. – Я слышал твой голос по рации, но после случившегося в отель идти нельзя, – сказал он, едва переводя дух. – Вы не пойдете туда – я вам просто не позволю!

– Случившееся многое отменяет, черт возьми, – но только не мой визит в отель. Это – не Шакал, а Гонконг! Внешние симптомы были похожими, но инстинкты меня подвели! Подвели!..

– Что ты теперь будешь делать? – уже спокойнее спросил директор.

– Не знаю, – ответил Конклин с отчаянием в голосе. – Я был не прав… Надо как можно скорее связаться с нашим человеком.

– Я говорил с Дэвидом… Примерно час назад, – сказал Панов, мгновенно приходя в себя.

– Ты говорил с ним? – взволнованно переспросил Алекс. – Ведь было поздно, и ты был дома. Как же?..

– Ты знаешь мой автоответчик… – сказал доктор. – Если бы я отвечал на все дурацкие звонки после полуночи, я бы утром не попал на службу. Я дал ему звонить, сколько вздумается, а так как я готовился уходить, чтобы встретиться с тобой, то решил послушать, что там записано. Там было только: «Свяжись со мной». Когда я решился поднять трубку, нас уже разъединили… Тогда я сам позвонил ему.

– Ты позвонил Дэвиду? По своему телефону?

– Ну… да… – нерешительно пробормотал Панов. – Он говорил очень быстро и очень сдержанно. Просто хотел сказать, что М. – он назвал ее М. – уезжает вместе с детьми сегодня утром. Вот и все. И сразу же повесил трубку.

– Теперь у них уже есть и имя, и адрес вашего парня, – сказал Холланд. – А может быть, записан и разговор.

– Место – да, разговор – возможно, – буркнул Конклин, – но не адрес и не имя.

– К утру будут…

– К утру он будет на полпути к Терра-дель-Фуэго…

– Боже мой, что я наделал?! – воскликнул психиатр.

– Любой на твоем месте сделал бы то же самое, – ответил Алекс. – Ты получаешь сообщение в два часа ночи от человека, которого любишь и который попал в беду, и немедленно звонишь ему. Мы должны связаться с ним как можно скорее. Итак, это – не Карлос, это – «некто», у кого достаточно оружия, он затягивает петлю и надеется, что одержит победу.

– Алекс! Воспользуйся телефоном в моем автомобиле, – предложат Холланд. – Я включу специальную систему: не будет ни подслушивания, ни записи.

– Пошли! – И Конклин захромал через газон к машине ЦРУ.

* * *

– Дэвид, это Алекс.

– Ты застал нас в последнюю минуту, дружище, мы уже в дверях. Если бы Джеми не попросился на горшок, мы были бы уже в машине.

– В такой час?

– Разве Мо тебе не объяснил? У тебя дома никто не отвечал, и я позвонил ему.

– Мо немного взбудоражен. Расскажи мне сам. Что происходит?

– У тебя надежный телефон? Насчет телефона Мо я не был уверен.

– Надежнее не бывает… Говори…

– Я отправлю Мари и детей на юг – далеко на юг. Она так кричит на меня, что в аду слышно; я зафрахтовал рокуэлловский самолет, который вылетает из аэропорта Логан. Никаких трудностей не возникло благодаря тем мерам, которые ты предпринял четыре года назад. Компьютеры завертелись как бешеные, и все были готовы помочь. Они вылетают в шесть часов утра – я хочу, чтобы еще до рассвета их здесь не было.

– А ты, Дэвид? Как же ты?

– Честно говоря, я подумываю о том, чтобы отправиться к тебе в Вашингтон. Если Шакал после стольких лет начал опять охотиться за мной, мне придется вернуться к своему ремеслу. Может, я еще смогу быть полезным… Я приеду к полудню.

– Нет, Дэвид, нет. Не сегодня и не сюда. Отправляйся с Мари и детьми. Уезжайте… Ты должен быть со своей семьей на острове.

– Я не могу, Алекс. На моем месте ты тоже не смог бы. Мари и дети не смогут чувствовать себя свободными – по-настоящему свободными – до тех пор, пока Карлос не исчезнет из нашей жизни.

– Это не Карлос, – перебил его Конклин.

– Что? Вчера ты мне сказал…

– Забудь о том, что я сказал вчера. Я был не прав. Это Гонконг! Макао!

– Глупости, Алекс! С Гонконгом покончено, с Макао тоже. Все, кто был там, мертвы и давно забыты – не осталось никого, у кого была бы причина начать охотиться за мной.

– И все-таки кто-то остался. Один тай-пэнь – «величайший тай-пэнь в Гонконге», как сообщил нам совсем недавно человек, уже отправившийся на тот свет.

– Никого не осталось. Карточный домик Гоминьдана рассыпался в прах. Никого не осталось!

– Я говорю тебе: кто-то есть!

Дэвид Уэбб погрузился в молчание. Через мгновение холодно заговорил Джейсон Борн:

– Расскажи мне все, что ты знаешь, вплоть до мелочей. Сегодня ночью что-то произошло? Что же?

– Ладно, до мелочей, так до мелочей, – согласился Конклин. Отставной разведчик описал план слежки, разработанный в ЦРУ, рассказал, как он и Моррис Панов заметили стариков, которые следовали за ними, передавая их друг другу, как эстафету, пока они по разным маршрутам направлялись к Смитсоновскому институту, – никто из них не приближался до самой встречи на пустынной дорожке, где им сообщили о послании из Макао, а также о великом тай-пэне. Наконец Конклин описал сокрушительные выстрелы, которые заставили умолкнуть навеки обоих стариков азиатов.

– Нить тянется из Гонконга, Дэвид. Ссылка на Макао подтверждает это. Там была берлога человека, который присвоил твое имя.

Линия молчала – было слышно только ровное дыхание Джейсона Борна.

– Алекс, ты ошибаешься, – наконец произнес он медленно и задумчиво. – Это Шакал. Неважно, что они там говорили: Гонконг, Макао… Это Шакал!

– Дэвид, ты порешь чушь. Карлос не связан с тай-пэнями, Гонконгом или Макао. Эти старики – китайцы, не французы, итальянцы, немцы или кто там еще. Ниточка тянется из Азии, а не из Европы.

– Ну конечно, старики – только им он и доверяет, – продолжил холодный голос Джейсона Борна. – Парижские старики – вот как их называли. Они были его связными по всей Европе. Действительно, кому придет в голову подозревать дряхлых стариков независимо от того, нищие они или просто в них едва душа держится? Кому придет в голову допрашивать их, тем более с пристрастием? Даже под пытками они будут хранить молчание. Они делали свое дело – и сейчас его делают – и потом исчезают, отдавая жизнь ради интересов Карлоса.

Слушая странный, глухой голос своего друга, озадаченный Конклин уставился на приборную доску, не зная, что ответить.

– Дэвид, в чем дело? Я понимаю, что ты огорчен – мы все расстроены, – но, пожалуйста, говори яснее.

– Что?.. О, извини меня, Алекс, я мысленно вернулся в прошлое. Короче, Карлос прочесал весь Париж, выискивая стариков, которые медленно умирали, зная, что дни их сочтены. Они все числятся в полицейских архивах, у всех нет ни гроша за душой. Мы забываем о том, что у этих стариков почти всегда есть кто-то, кого они любят, есть дети – законные и внебрачные, – о которых они должны позаботиться. Шакал находит их и клянется помочь семье полуживого старика, если тот посвятит остаток своей жизни ему. Окажись мы на их месте – без гроша в кармане, только нищета и дурная слава – вот и все, что останется в наследство их близким, – как бы поступили многие из нас?

– И они верили?

– У них были для этого серьезные основания, да и сейчас есть. Ежемесячно из множества швейцарских банков поступают чеки с незарегистрированных счетов наследникам этих стариков. Невозможно проследить, откуда поступают эти деньги, но люди, получающие их, знают, кто им платит и почему… Забудь о секретном досье, Алекс. Карлос что-то разнюхал в Гонконге – там он нашел ниточку к тебе и Панову.

– Тогда мы тоже кое-где покопаем: проникнем во все азиатские кварталы, во все китайские букмекерские притоны и рестораны во всех городах в радиусе пятидесяти миль от Вашингтона.

– Ничего не предпринимайте до моего приезда. Ты ведь не знаешь в точности, что надо искать, а я знаю… Это замечательно! Шакал не подозревает, что я многого до сих пор не могу вспомнить, но он почему-то считает, что я позабыл его парижских стариков.

– А может быть, и нет, Дэвид. Может быть, он как раз рассчитывает на то, что ты помнишь о них. Может быть, вся эта шарада – всего лишь прелюдия к настоящей ловушке, которую он для тебя готовит.

– Тогда он совершил очередную ошибку.

– Да?

– Я не так прост – Джейсон Борн не так прост.

Глава 4

Дэвид Уэбб вышел из здания Национального аэропорта через автоматически открывшиеся двери на заполненную народом площадь. Он внимательно рассмотрел указатели и пошел по направлению к стоянке, где автомобилям разрешалось парковаться на короткое время бесплатно. Согласно плану, он должен был пройти до крайнего правого прохода, повернуть налево и идти вдоль ряда машин, пока не увидит серый, с металлическим отливом «понтиак-ле-манс» 1986 года, на зеркале заднего вида которого будет висеть декоративное распятие. Водитель – мужчина в белой кепке; стекло с его стороны будет опущено. Уэбб приблизится к нему и скажет: «Полет был удачным». Если человек снимет кепку и запустит двигатель, Дэвид молча сядет на заднее сиденье.

Ничего кроме этого и не было сказано Уэббом и водителем. Однако тот вытащил из-под приборной доски микрофон и негромко, но четко произнес в него:

– Груз на борту. Обеспечьте прикрытие на время поездки.

Дэвид подумал, что эта экзотическая процедура граничит с клоунадой. Но так как Алекс Конклин следил за ними до самой посадки в рокуэлловский самолет в аэропорту Логан и связался с ним по личному телефону директора ЦРУ Питера Холланда, Дэвид подумал, что свое дело оба знали туго. У Дэвида мелькнула мысль, что поведение Алекса должно быть как-то связано с телефонным звонком Мо Панова девять часов назад. Его подозрение перешло в уверенность, когда трубку взял сам Холланд и настоятельно попросил доехать до Хартфорда и вылететь коммерческим рейсом из аэропорта Брэдли в Вашингтон. Он прибавил несколько загадочно, что не хочет больше никаких телефонных переговоров, а также не желает использовать частные или правительственные самолеты.

Водитель серого «понтиака» не тратил времени даром и уже выруливал с территории Национального аэропорта: казалось, прошло всего несколько минут, а они уже мчались по сельской дороге. Миновав пригороды Вирджинии, машина подкатила к въезду в комплекс дорогих загородных коттеджей. Над воротами красовалась вывеска «ВЕНСКИЕ ВИЛЛЫ» – поселок был назван в честь расположенного рядом городка. Охранник, по всей видимости, узнал водителя, потому что приветствовал его как старого знакомого, пока поднимался тяжелый шлагбаум. Водитель обратился к Уэббу:

– Здесь пять больших секций, сэр. Четыре из них – коттеджи, принадлежащие частным лицам, а пятая – самая дальняя от ворот – является собственностью Управления. Там отдельный въезд и своя система безопасности. Вы там будете здоровехоньки, сэр.

– Я, вообще-то, не чувствую себя таким уж больным.

– И отлично: теперь вы – «личный груз» директора ЦРУ, а ваше здоровье – предмет его особой заботы.

– Рад это слышать, но как вы об этом узнали?

– Я в его команде, сэр.

– А как ваше имя?

Водитель помолчал мгновение, а когда ответил, Дэвид испытал неприятное чувство, словно его отбросили назад, в прошлое, куда, судя по всему, ему предстояло возвратиться.

– У нас нет имен, сэр, ни у вас, ни у меня. «Медуза».

– Понятно, – протянул Уэбб.

– Вот мы и прибыли. – Водитель свернул на круговую подъездную дорогу и остановился перед двухэтажным домом в колониальном стиле: казалось, его белые колонны вырублены из каррарского мрамора. – Извините, сэр, я только что обратил внимание: у вас с собой нет багажа.

– Действительно нет, – сказал Дэвид, распахивая дверцу.

* * *

– Как тебе моя берлога? – спросил Алекс, приглашая Дэвида войти в комнату.

– Слишком уютно и слишком чисто для сварливого старого холостяка, – ответил Дэвид. – С каких это пор ты предпочитаешь занавески с желтыми и розовыми маргаритками?

– Погоди, ты еще увидишь обои с розочками в спальне…

– Не уверен, что для меня это важно…

– А в твоей комнате обои с гиацинтами… Естественно, я сам в этом ни черта не понимаю, но так мне сказала горничная.

– Горничная?

– Ей под пятьдесят, негритянка, сложена как чемпион по борьбе сумо. Кроме того, под юбкой она постоянно носит два пугача и, кажется, пару опасных бритв.

– Вот так горничная!

– Мощная охрана. Она не положит здесь куска мыла или рулона туалетной бумаги, если не будет уверена, что их прислали из Лэнгли.

Знаешь, она служащий десятой категории, и некоторые из этих клоунов даже дают ей на чай.

– А может, им нужны официанты?

– Здорово! Наш ученый, профессор Уэбб – и вдруг официант!

– Кем только не приходилось бывать Джейсону Борну… Конклин сделал паузу, потом заговорил серьезно:

– Давай-ка присядем, – сказал он, хромая к креслу. – У тебя был тяжелый день, а сейчас еще около полудня. Поэтому, если хочешь выпить, там, за коричневыми дверцами, в баре всего полно… Это рядом с окном. И не смотри на меня так: о том, что они именно такого цвета, мне сказала эта чернокожая Брунгильда.

Уэбб расхохотался – это был искренний смех, который он не мог сдержать, глядя на своего друга.

– И тебя это ничуть не беспокоит, Алекс?

– Черт подери, конечно нет. Разве ты прятал от меня спиртное, когда я навещал тебя и Мари?

– Тогда не было таких нагрузок…

– Нагрузки – это чепуха, – перебил его Конклин. – Я завязал, потому что альтернатива была вполне определенной. Давай, выпей, Дэвид. Нам надо поговорить, и я хочу, чтобы ты успокоился. Я по глазам вижу, что ты на взводе.

– Да, ты мне говорил когда-то, что можешь читать по глазам, – сказал Уэбб, открывая дверцы бара и доставая бутылку. – Ты и теперь так же ясно видишь, верно?

– Я говорил тебе, что можно понять то, что скрывается во взгляде, и советовал никогда не доверять первому впечатлению… Ладно. Как Мари и дети? Полагаю, все нормально?

– Я прорабатывал план полета вместе с летчиком и понял, что все в порядке, когда он в конце концов сказал мне, чтобы я или убирался, или вел самолет сам. – Уэбб наполнил стакан и подошел к стулу напротив кресла, в котором расположился разведчик. – Так с чего начнем, Алекс? – спросил он, присаживаясь.

– С того, на чем мы остановились прошлой ночью. С тех пор ничего не изменилось, только вот Мо отказывается бросить своих пациентов. Сегодня утром его отвезли под охраной на работу, а его квартира теперь защищена надежнее, чем Форт-Нокс. Сюда его привезут сегодня днем, четырежды меняя в пути машины, разумеется, в подземных гаражах.

– Итак, теперь это делается в открытую? Никаких пряток?

– Какой смысл конспирироваться? Мы попали в ловушку у Смитсоновского института, и наши люди там засветились.

– Именно на этом мы можем сыграть, ведь так? Нам поможет неожиданность – говорят, дублеры тех, кто непосредственно охраняет объект, делают ошибки.

– Дэвид, сработать может неожиданность, но не глупость. – Конклин тут же замотал головой. – Беру свои слова назад: Борн способен и глупость превратить в нечто толковое, но только не с официально назначенной командой для наблюдения. С ними слишком много сложностей.

– Не понимаю.

– Главная забота этих отличных парней – охранять жизнь порученного им человека, возможно, даже спасти его. Кроме того, они обязаны постоянно координировать свои действия друг с другом и составлять отчеты. Они – служащие, а не одиночки, которые свою жизнь ни в грош не ставят и которые в случае промаха сразу чувствуют на своем горле лезвие ножа убийцы.

– Звучит мелодраматично, – тихо заметил Уэбб, откинувшись на спинку стула и пригубив из стакана. – Но ведь и мне приходилось работать в таких условиях, верно?

– Это было больше созданным тобой образом, чем реальностью, но люди, которых ты использовал, считали это правдой.

– Значит, я вновь найду этих людей и вновь прибегну к их помощи. – Дэвид стремительно подался вперед, держа стакан обеими руками. – Он вынуждает меня выйти на свет, Алекс! Шакал требует, чтобы я раскрыл карты, и я обязан принять вызов.

– Заткнись, – раздраженно перебил его Конклин. – Теперь ты разыгрываешь мелодраму, изображаешь из себя героя второразрядного вестерна. Стоит тебе только показаться – Мари станет вдовой, а дети – безотцовщиной. Такова жизнь, Дэвид.

– Ты ошибаешься. – Уэбб покачал головой, глядя на свой стакан. – Он охотится за мной, значит, я обязан начать охоту за ним. Он хочет выманить меня из укрытия, значит, я обязан опередить его… Только так. Нет другого способа навсегда вычеркнуть его из нашей жизни. В конечном счете Карлос идет против Борна. Мы вернулись к тому, что уже было тринадцать лет назад. «Альфа, Браво, Каин, Дельта… Каин вместо Карлоса, а Дельта вместо Каина».

– Это ваш идиотский парижский пароль тринадцатилетней давности! – резко перебил его Алекс. – Дельта из «Медузы» бросил вызов Шакалу, находясь в зените своей мощи. Но сейчас мы не в Париже, и прошло целых тринадцать лет!

– А еще через пять лет пройдет восемнадцать, еще пять – и будет двадцать три. Что ты, черт подери, от меня хочешь? Чтобы призрак этого сукина сына все время витал над Мари и детьми? Трястись, когда жена и дети выходят из дома? Провести в постоянном страхе остаток жизни?.. Ну уж нет, заткнись, оперативник! Ты все прекрасно понимаешь. Аналитики могут разработать с десяток разных планов. Мы же воспользуемся кое-какими деталями не более чем из шести и еще будем благодарны, когда окажемся в самой гуще событий. Тут мы сами решаем, что делать… Кроме того, у меня есть преимущество: на моей стороне – ты.

Конклин заморгал, сглотнул, после чего пробормотал:

– Ты растрогал меня, Дэвид. Даже слишком. Я лучше себя чувствую, если действую сам по себе и нахожусь за тысячи миль от Вашингтона. Здесь мне всегда несколько душновато.

– Этого не было, когда ты провожал меня на рейс до Гонконга. Тогда ты был способен решить уравнение, поменяв местами его части.

– Тогда было легче – всего лишь обычная операция. Грязная вашингтонская стряпня, от которой несло, как от тухлого палтуса; запах был такой, что я нос воротил. Сейчас все по-другому: мы имеем дело с Карлосом.

– Я к этому и веду, Алекс. Это – Карлос, а не какой-то голос в телефонной трубке, который неизвестен ни тебе, ни мне. Мы будем работать с определенной величиной, с человеком предсказуемым…

– Предсказуемым? – перебил его Конклин, нахмурившись. – Каким же образом?

– Он охотник и пойдет по запаху…

– Да! Сначала он обнюхает все своим чувствительным носом, а потом будет рассматривать следы в микроскоп.

– Следовательно, мы должны действовать без обмана, так ведь?

– Что ты задумал?

– В Евангелии от Святого Алекса говорится: для того чтобы заманить кого-то в ловушку, надо воспользоваться правдой – и в большом количестве, даже если это опасно.

– В той главе и стихе говорилось и о микроскопе, которым пользуется объект. По-моему, я только что упоминал его. Так все же какая здесь связь?

– "Медуза", – тихо произнес Уэбб. – Я хочу воспользоваться «Медузой».

– Теперь я вижу, что ты сошел с ума, – сказал Конклин так же тихо. – Это запретное название, так же, как и твое имя, и, будем откровенны, даже чертовски больше.

– О ней болтали, Алекс, по всей Юго-Восточной Азии: через Южно-Китайское море слухи проникли в Коулун и Гонконг, куда сбежала большая часть этих мерзавцев со своими деньгами. «Медуза» не была таким страшным секретом, как тебе кажется.

– Слухи – да, история – согласен, – снова перебил отставной разведчик. – Каждый из этих скотов приставлял пистолет к виску или нож к горлу своих жертв – десятку, нескольким десяткам, а может, сотням – во время своих так называемых вылазок. Девяносто процентов из них были ворами и убийцами, настоящий отряд смертников. Питер Холланд сказал, что, когда он служил в СЕАЛ и работал на северо-вьетнамском направлении, не было случая, чтобы ему не хотелось пустить в расход любого из этого подразделения.

– Но без них вместо пятидесяти восьми тысяч убитых было бы шестьдесят с лишком. Нельзя забывать об этом, Алекс. Они знали каждый дюйм в тех местах, каждый квадратный фут джунглей в том треугольнике. Они, вернее мы, получили больше ценной развединформации, чем все остальные группы, посланные из Сайгона, вместе взятые.

– Я хочу втолковать тебе, Дэвид, одно: никогда не упоминай о связи между «Медузой» и правительством Соединенных Штатов. Это никогда нигде не фиксировалось и тем более не признавалось – даже само название скрывалось. Не существует закона о сроке давности для военных преступников, потому-то «Медуза» официально считается частной организацией, объединявший всякий сброд. "Медузам стремилась вернуть Юго-Восточную Азию в прежнее состояние, в котором чувствовала себя как рыба в воде. Если бы было установлено, что за «Медузой» стоял Вашингтон, репутация весьма влиятельных людей в Белом доме и Государственном департаменте была бы подмочена. Теперь они – могущественные фигуры международного масштаба, а двадцать лет назад были юнцами, низшими чинами в сайгонском командовании. Можно мириться с тем, что во время войны всякое бывает, но нельзя оправдать соучастие в резне мирных жителей и растрату миллионов долларов ничего не подозревающих налогоплательщиков. Это вещи того же порядка, как хранящиеся до сих пор в секретных архивах документы о том, что наши богачи финансисты субсидировали в свое время нацистов. Нежелательно, чтобы такие вещи вообще когда-нибудь выплывали на свет Божий, и «Медуза» в их числе.

Уэбб вновь откинулся на спинку стула. Теперь он был напряжен и не сводил глаз со своего друга, который однажды на краткий миг стал его смертельным врагом.

– Если мне не изменяют остатки памяти, известно, что Борн служил в «Медузе».

– Это было вполне правдоподобным объяснением и великолепным прикрытием, – согласился Конклин, в свою очередь взглянув на Дэвида. – Мы возвратились в Тамкуан и «узнали», что Борн, этот параноик и авантюрист с Тасмании, исчез в джунглях Вьетнама. Нигде в этом созданном нами досье не было даже намека на какую-нибудь связь с Вашингтоном.

– Но ведь это вранье, Алекс? Была и есть связь с Вашингтоном, а теперь об этом знает Шакал. Он понял это еще тогда, когда узнал в Гонконге о Мо Панове и о тебе – нашел ваши имена в руинах того конспиративного особняка на Виктория-Пик, в котором Джейсон Борн якобы подорвался. Шакал подтвердил это прошлой ночью, когда его связные подошли к вам возле Смитсоновского института, и – ведь это твои слова – наши люди «засветились». Шакал убедился наконец, что все его подозрения не лишены оснований. Некто из «Медузы» по кличке Дельта был Джейсоном Борном, а Джейсон Борн был создан американской разведкой и все еще жив. Жив-здоров и находится под защитой правительства США.

Конклин ударил по подлокотнику кресла и воскликнул:

– Как он нашел нас – нашел меня? Все – абсолютно все – было покрыто мраком. Мак-Алистер позаботился об этом, да и я тоже.

– Мне на ум приходит несколько ответов, но их мы обсудим немного позже. Сейчас не до того. Теперь мы должны обратить внимание на то, что известно Карлосу… На «Медузу», Алекс.