Текст книги "#заметкидоброгодантиста. Хроники Ассоциации"

Егор-куни

Помнится, однажды в туалете департамента здравоохранения города N, где у меня были дела (в департаменте дела стратегические, в туалете – тактические… или, скорее, наоборот), я наткнулся на лапидарное предложение (просьбу, угрозу, воззвание – нужное подчеркнуть) по оказанию сексуальных услуг специфического характера, номер телефона и имя Егор. Все бы хорошо, но, сказать честно, внутренний мир людей, предлагающих интимную близость посредством стен лифтов и туалетов, всегда был для меня загадкой. Да и имя Егор как-то совсем не ассоциировалось с такой деятельностью, как и имя Тимур, например. Другое дело какой-нибудь Мишель, Стефан или, на крайний случай, Антуан. Не буду отрицать, сие есть предосудительный стереотип, сковывающий безграничный мир эротомании рамками латинской, и даже у́же, франкофонской традиции, виной чему фривольная литература XVIII века, которую я читал в ожидании факультатива по биологии в девятом классе, ибо других книг, не посвященных биологии, в кабинете биологии, как ни странно, не было. Не суть.

Озадаченный тягой тезки Гайдара к реализации своего хобби, видимо, настолько мучительной, что он воззвал к помощи общества, я пошел на встречу с работниками департамента. Но во время встречи думал про Егора. Было ли это его настоящее имя. Работал ли он в департаменте. Какого числа у меня билет в Мадрид. Почему произошла трагедия под Седаном. Относятся ли марийцы к финно-угорским народам. Под грузом этих мыслей я выглядел таинственно и сдержанно, как и подобало представителю европейской ассоциации сил добра. Переговоры шли с тремя дамами. И все они по душевной доброте не хотели тратить все наше время на обсуждение борьбы со злом, и через час переговоры можно было считать завершившимися, и меня потчевали чаем и земляничным пирогом, неформально расспрашивая о клинической смерти и гомеопатии в странах Шенгенского соглашения. Видимо, моя таинственность намекала и на длительное употребление траумеля, и на пару остановок сердца.

Запив третий кусок пирога, одна из дам посмотрела глубоко мне в душу и спросила, о чем же я постоянно думаю.

Я решил ничего не скрывать. Тем более переговоры завершились желаемым нулевым результатом, а своей склонности к эпатажу я во многом был обязан формированию в глазах руководства мнения обо мне, как о человеке, умеющем нестандартно мыслить. Мнения ошибочного, но столь необходимого в деле цивилизованной растраты денег непонятного генезиса на бессмысленные цели.

Решив не размениваться на Седан, я сразу перешел к главному и спросил:

– А вы были в Марий Эл?

– Ой, мы так редко ездим в Европу, – сказала дама помоложе и откусила датское китайское песочное печенье.

Я начал было, но потом подумал: а почему это Марий Эл – не Европа? Надо избавляться от стереотипов.

Я перешел к Егору. Тезисно рассказал мою позицию. Непонимание места его поисков, неприятие, в силу ограниченности моей психики, такого имени у участника разнузданных оргий, большие вопросы вызывало его обещание результатов встречи. Я спросил, где в городе обычно знакомятся. Есть ли клубы для свингеров. И нет ли у департамента здравоохранения города N репутации места, где много заинтересованных женщин.

Вопросы вызвали оживление.

Посетовали, что туалеты общие. Дни открытых дверей. Граждане постоянно ходят с жалобами. Вот и результат. И власть не вызывает уважения.

Да и, по правде, мужик уже не тот.

Потом дама помоложе, редко бывающая в Европе, раскрыла интересный мотив в действиях Егора.

– А потом, они же думают: раз департамент здравоохранения, то мы тут все здоровые. Не спидозные.

Старшая начальница рассмеялась:

– Это что, значит, в министерстве труда они в сортире объявления о поиске работы оставляют?

Все долго смеялись.

Егор предстал перед моими глазами в совершенно новом свете. Ответственным гражданином. ЗОЖ-ником. Поборником отказа от глютена и ГМО. Быть может, даже участником марафона в пользу детей-сирот.

Я допил чай, раскланялся и пошел читать про марийцев.

Итальянцы в бушлатах

Ну, раз заговорили о стереотипах, добью тему.

Естественно, во время моего пребывания в Испании стереотипы по отношению ко мне видоизменились. В России человек с армянской фамилией несет на себе гнет стереотипов от «Мимино» до юмористических программ на ТНТ. В Испании я сразу стал представителем некой Терра Инкогнита от Монголии до Карелии, православно-исламским, русско-татарским коневодом, обожающим балет.

Перечислять, какие суперспособности видели во мне люди (к слову – вполне образованные), не хватит никаких сил.

Я и в водке разбираюсь, и в балете, и в конях, и КГБ должно было меня прессовать и мучить током в подвалах на пару с русской мафией. Икра, медведи, русско-чеченские казаки, и все это на фоне экстремального холода, который выдерживаешь только благодаря меховым трусам, ушанке и водке с водкой. Плюс как-то смутно знали, что я армянин, поэтому однажды меня спросили, чего же хочет в конце концов этот Талибан. И соболезновали по поводу теракта в Пакистане. Все логично.

Теперь я понимаю, почему в западных фильмах есть русский казак по имени Буйдур – православный мафиози, ненавидящий грузин. Это пишут те же самые люди, что уточняли у меня, есть ли в Москве автобусы.

Ну, причащались бы хоть Википедией, перед тем как творить кино.

В одной серии «Черного списка» (нормальный вроде сериал) действие проходит в Узбекистане. Там католический священник – работающий под прикрытием агент ЦРУ, во время мессы его похищает борец за независимость Узбекистана по имени Руслан Денисов, у которого ярко выраженная кавказская внешность, и он рассказывает, что хочет освободить свой узбекский народ. Я выключил. Кровь из глаз мешала смотреть.

И вот история. Приехали в Москву в ноябре два итальянца, гости Ассоциации. Я должен был их встретить и сопроводить на переговоры и на ужин. Поселились они, по моей рекомендации, в отеле «Савой» на Кузнецком. Ибо это давало удобную логистику и «Детский мир» рядом.

Жду я их в холле. Выходят двое в каких-то бушлатах. То ли это лыжные костюмы для жизни под лавиной, то ли одежда заполярных охотников. Ребята, говорю, наденьте пальтишко и вперед, ноябрь месяц. После некоторых сомнений послушались и пошли переоделись.

Выйдя на улицу, говорю им, что нам до «Пушкинской» одна остановка на метро. Адские пробки, а ресторан прямо у выхода из метро «Пушкинская». Тот, что помоложе, спрашивает – безопасно ли это?

Метро? Да, говорю, а что?

Итальянец отвечает, мол, могут ли взорвать, ограбить, изнасиловать и т. д. Рэкет опять же – на входе и на выходе из вагона плати мафии. Массовые драки между продавцами краденых телефонов. Попытка отжать у тебя почку.

Ну все, как обычно, и я начинаю свою привычную лекцию о стереотипах. Говорю минут десять, параллельно с этим прогуливаемся, и я показываю им Кузнецкий мост с веганскими кафе, антикварными лавками и «Данкин Донатсом».

Ребят немного отпустило, и, продолжая беседу, мы вошли в арку, ведущую к входу в метро.

Ничто не предвещало беды.

Но тут, впервые за двадцать пять лет моего знакомства с этим местом, перед метро играл уличный музыкант. Не те многочисленные ребята, которые играют на самом Кузнецком все подряд, начиная от рока и заканчивая тибетской музыкой.

На деревянном ящике сидел мужчина в ватнике и ушанке и играл на гармони. И играл «Катюшу». Больше всех остолбенел я. Особенно с учетом того, что я недавно говорил. Итальянцы стали смотреть на меня с легким недоверием и весь перегон между «Кузнецким мостом» и «Пушкинской» держались за карманы и сумки, нервно озираясь по сторонам в ожидании атаки чечено-казаков.

Шампанское, потом борщи, беф а ля Строганов, Пожарские котлеты и оливье с раковыми шейками под хорошее красное расслабили наших гостей. К концу вечера итальянец постарше спросил меня, улыбаясь на всю ширину своего, порозовевшего от гастрономического удовольствия, лица.

– А на ночь, возможно, мы организуем какие-то безумные развлечения?

– Какие именно?

– Ну знаете, как это описывает массовая культура… Может, поедем на охоту, стрелять птиц?

– Хм. Ну до ближайшей охоты часа четыре ехать, а в городе мы не стреляем, особенно птиц.

Ночью мы поехали в клуб. С электронной музыкой, самбукой и дамами разного уровня социальной ответственности. Итальянцы подписали все необходимые договоры и уехали на аэроэкспрессе в Шереметьево очень довольные, хоть и страдающие от похмелья.

P. S. Были люди в моей жизни, которые трезво и реалистично представляют нашу страну, различают Узбекистан и Грузию и вообще большие молодцы. Но их не так уж много. И рассказ о них – это совсем другая история.

P. S. S. Рассказ не претендует на роль исследования по сравнительному анализу отечественного и зарубежного образования, когнитивных способностей жителей разных стран и т. д. Он вообще ни на что не претендует. Просто история про стереотипы.

Сос из Дюссельдорфа

Короче, пришло время признаться.

Мой невероятный карьерный успех во время работы в Ассоциации был связан с тем, что меня считали сверхчеловеком. А им меня начали в полной мере считать после этой истории.

Работал я себе спокойно около полугода. Сидели в офисе, забот не знали, и тут тревожный звонок, тревожное лицо секретарши президента и тревожные новости. Президент Ассоциации поехал на какие-то переговоры в Швейцарию. Оттуда его занесло в неспокойный по швейцарским меркам французский город Гренобль. И там его обокрали. А если быть точным, украли сумку-дипломат, в котором была куча документов, важных и конфиденциальных бумаг, а также любимые запонки шефа.

Шок и трепет, а также вероятность, что документы, попав в разумные руки, смогут скомпрометировать шефа, Ассоциацию да и всю фарминдустрию.

Весь офис отреагировал тем единственным способом, которым испанцы реагируют на неожиданные и плохие новости.

– Пойдем пиво выпьем? – предложил Хайме.

И это было не «попить пива и подумать, что делать». А просто попить пива – констатировать катастрофу.

В ходе распития пива с лаймом в баре под офисом оказалось, что надежды нет. Точнее, вся надежда на гомеопатическо-вегетарианскую полицию города Гренобль, регион Рона-Альпы, Франция. Что такая же безнадежность, как вера в победу «Справедливой России» на выборах в Думу.

И тут я сказал, что, возможно, возможно (!), я смогу помочь, и позвонил Сосу.

Сос. Он же Сослан. Он же Сосик. Он же Сосик из Биробиджана. Он же Вампир. Он же последние пару лет Сос из Дюссельдорфа.

Сос был другом моей чрезмерно бурной молодости. Так как я был тупой, активный, но преданный, то Сос пронес нежные дружеские чувства по отношению ко мне через всю свою непростую жизнь. А поскольку я его пару раз по мелочи выручал и пару раз по мелочи зашивал его раны (буквально), то нас еще связывали понятия боевого товарищества.

Как любой осетин, Сос умеет дружить и враждовать.

Богатый внутренний мир Соса слишком сложен, чтобы его описывать, но незнакомые люди иногда принимают его за людоеда. Так, моя жена впервые услышала его голос на громкой связи в телефоне, когда он произнес фразу: «А хочешь, я съем его печень?» Хоть людей Сос не ест, но очень любит такое предлагать в качестве тесного дружеского оммажа.

Когда я на кого-то жалуюсь, Сос в шутку предлагает его убить и закопать. Мы обычно жизнерадостно смеемся над этими шутками.

Огромной любовью Соса являются собаки, каперсы, которые он ест килограммами, а также фильм «Жанна д’Арк» с Милой Йовович. В гендерных вопросах он консервативен, но галантен до невозможности. Но некоторое подобие оргазма (вместе с гомерическим хохотом) вызывают у Соса попытки кого-нибудь из не-осетин сказать что-то по-осетински. Видео с африканцем, говорящим по-осетински, мы смотрели на его «Нокии» раз пятьсот.

Со времен экспериментального президентства Медведева Сос живет в Дюссельдорфе и около него. Плюс-минус 100 км. Никогда не знаешь, где он конкретно. Занимается в основном отдыхом на природе и инновационными охранными решениями. Не спрашивайте, долго объяснять.

И вот, поскольку ситуация была критическая, я позвонил Сосу, потому что по урокам географии в средней армянской школе помнил, что от Дюссельдорфа до Гренобля не так чтобы близко, но и не так чтобы критически далеко. И мало ли – может, Сос знает каких-то представителей технической интеллигенции, которые могут решить столь сложную задачу в городе Гренобль, регион Рона-Альпы, Франция.

Сос воспринял мой рассказ и просьбу помочь так же спокойно, как официант просьбу добавить молоко в американо. «Записываю: Гренобль. Франция. Коричневый дипломат Bally. Дай полчаса-час».

Я же пошел работать дальше, сам не веря в успех этого предприятия.

Но оказалось, что у друга друга Соса есть шурин, а у него брат. И вот этот брат держит бизнес в пригороде Гренобля Вореп. И в этом Ворепе занимается чем-то таким, что в курсе того, кто у кого и что украл.

Не буду вас посвящать в нудные подробности криминального сарафанного радио региона Альп, а сразу перенесусь в мой звездный час.

Я звоню шефу и спрашиваю, где он находится в конкретный момент. Что? Да ничего. Я просто немного подключил связи, и тут это… Короче, нашли вашу сумку, скоро привезут вам. Вы только никуда не уходите.

Что? Полиция? Нет, ну… Не совсем полиция. Скорее, частное агентство. Нет, нет, не надо никак благодарить, они рады были помочь. Хотя… Вы могли бы выучить одну фразу на незнакомом языке?

Не знаю даже, записывали ли до этого видео на осетинском в городе Гренобль, регион Рона-Альпы, Франция, но Сос получил огромное удовольствие.

ЦРУ

Это очень хорошая история.

И все ваши худшие подозрения по поводу Ассоциации подтвердятся.

После того как меня во второй раз повысили, моей зоной ответственности стала Россия плюс несколько постсоветских стран. Департамент «Восточная Европа» мы еще не создали, в Чехии и Польше сидели зловредные педерасты-единоличники, которые не хотели делиться с нами бабками Брюсселя и сопротивлялись включению своих стран в крупные департаменты. Старый президент посадил вокруг своей виллы ливанские кедры, построил бассейн и собирался на покой. Все его заместители грызли друг другу глотки, потому что тоже очень хотели кедры. Я, кстати, привозил из России кедровые орешки, чтобы их успокоить, но всем было похрен. Видимо, дело в вилле.

Короче, обстановка была как перед началом Тридцатилетней войны, а мне надо было что-то написать на новых визитках. Уже не «руководитель офиса в России». А где? В России, Украине, Белоруссии, Армении… Долго.

И тут я вспомнил, что на земле, кроме маринованных арбузов, морковных палочек в «Макдоналдсе» и пакистанского виски, существует еще одна странная и ненужная вещь. СНГ.

Некоторые переводят эту аббревиатуру как Союз Независимых Государств, другие более реалистично – Спаси Нас Господи. Вот я и решил это СНГ написать на визитке. Мол, руководитель отдела «Россия и СНГ». Звучит не очень, но что же делать. Попросил секретаршу это напечатать. А как это будет по-английски? Испанцы не справятся, надо самому посмотреть.

– Клара, напишите тогда Russia and CIS.

– SIS.

– Нет, CIS.

– Через z?

– Нет, через с.

Будь я нормальным начальником, я бы написал техническое задание хотя бы на салфетке. Но мне всю жизнь было наплевать на огромное количество вещей, и визитки входили в этот список всегда.

Клара, как представитель консервативной испанской мелкой буржуазии, делегировала задачу вниз, там – еще дальше, и в итоге неизвестно кто, на каком континенте и за сколько денег напечатал аж тысячу штук моих визиток.

Выглядели они прикольно. Но вместо Russia and CIS там было Russia and CIA. То есть ЦРУ. Видимо, автозамена сработала. Представитель Ассоциации в России и в ЦРУ, блядь. Чем занимается эта Ассоциация и почему ее и в России, и при ЦРУ представляет один и тот же армянин? Почему при ЦРУ надо иметь представителя – пародонтолога? Это Ассоциация абсурда или кастильская БДСМ-Ассоциация?

Но была еще одна проблема. Роковая. Как я написал выше, мне все это было не очень важно, и я не обратил внимания на эту опечатку.

И это сильно изменило мою жизнь. Не уверен, что в лучшую, но в яркую сторону точно.

Гей

Тут меня недавно почти оскорбили. «Доктор, вот когда в вас влюбится мужчина…» Что значит – когда? Уже.

Историй много, но я расскажу любимую.

Рядом с нашим офисом в Мадриде есть мое любимое кафе De Bellas Artes. Красиво, как в музее, правда, официанты не как в «Кофемании», но после пары сотен евро чаевых запоминают тебя и начинают нормально работать. Вот.

Сидели мы там сутками. А в годы работы в Ассоциации я выглядел более-менее нормально. Сейчас-то лысый, борода до сосков и лицо как после алко-ралли.

В общем, сижу, пью апероль шприц с кофе, гроблю свою поджелудочную и жду существо под кодовым названием «Мигель».

Пока Мигель сидит где-то на толчке и отправляет очередную тысячу рандомных сообщений сотне контактов одновременно, я миролюбиво оглядываю прохожих и стараюсь пропустить струю апероля между передними зубами. Во время этого занятия у меня особенно тупое лицо.

Да, сижу я на веранде, конечно. Я бы сел внутри, потому что ненавижу ходящих мимо людей, но Мигель же сказал «я буквально на десять минут», внутрь идти было лень. Правда, это было час назад, поэтому, чтобы не впасть в метафизическое озлобление, я сконцентрировался на апероле между зубами.

За соседний столик садится свежий, поджарый, лысый, лет пятидесяти мужчина системы «богатый лощеный педрила смешанной ориентации». Ниче так, стильно, модно и небольшое злоупотребление одеколоном от Тома Форда. Помните, у меня обостренный нюх? Будь у меня астма, я б сдох, наверное.

Ну и он будто всю жизнь искал меня. Садится за соседний столик, поворачивается ко мне и начинает разговор. Привет, туда-сюда. А я всегда, когда меня пикапят геи, включаю Семен Семеныча из «Бриллиантовой руки». «Может, ей что-то нужно?» Что им нужно, я понимаю позже.

Ну действительно, может, человек общительный просто, любознательный. Хотя надо признать, что от улыбки мужика так и несло воспоминаниями об оргиях Калигулы.

В общем, заметив, что я тупой и не догоняю, он мне прямо говорит:

– Видишь, там у меня гоночная машина припаркована. Хочешь, покатаемся.

Парковка была далековато, я со своей близорукостью особо ничего не разглядел. Но как дебил, приняв гражданина за автолюбителя, всерьез отвечаю:

– Ой, знаете, меня укачивает от быстрой езды.

Автолюбители – они упорные ребята. Он обещает ехать медленно и сразу отвезти меня домой. К нему.

Тут-то тупой Роберт начинает догадываться, что в гараже-то не все чисто.

– Домой?

– Ну да, вина попьем, потрахаемся.

Осознание, принятие. Значит, он поехал в Ленинград, чтобы встретить Новый год с вами (с).

Смотрю в телефон и как-то максимально буднично говорю:

– Ой, знаете, нет, я друга жду.

Просто друга. В хорошем смысле слова. Или плохом. Я уже запутался в смыслах.

И тут автолюбитель проявляет крайнюю степень социальной ответственности. Говорит, если ты, дружище, не готов так быстро перейти к гаражным делам, можно так, поверхностно друг друга изучить и все.

Ну что расстраивать человека сухим отказом, говорю, извини, мол, сегодня никак, четверг, я по четвергам пастилу делаю в сушилке и рыбу готовлю. Рыбный день, нет сексу, да омеге-3, а вон и друг мой бежит. Мигель как раз шел с видом оскорбленного гомосексуалиста.

Мужчина ушел.

Идем с Мигелем, а он спрашивает, что я такой задумчивый и грустный. А я все, что было на сердце, и выложил. Говорю, во-первых, нелюдь ты, целый час тебя ждал, меня уже трахать собираются, а тебя все нет. Во-вторых, вот чтобы раз в жизни, женщина, на гоночной машине (да и не на гоночную я согласен, и на «шевроле», и на велосипед) села рядом и сказала – пойдем. Вино, кино, домино. Если к серьезным отношениям не готов, можно ознакомительно, так, по чуть-чуть. Я ж не соглашусь, но просто, просто было бы хорошо. А тут такие карты да не в масть. А в-третьих…

– Что в-третьих?

– Камбалу брать или тунца? И если тунца, то жарить или в духовку, как в прошлый раз? У нас тмин есть на рабочей кухне?

Скучный

Это самая невероятная история из хроник Ассоциации.

Приезжал к нам однажды в Москву довольно-таки важный гость, врач, деградировавший до чиновника. Приезжал обсуждать с нашими чиновниками какие-то стандарты. Не помню уже суть дела, но было что-то максимально скучное. А нас подключили, потому что надо было как-то оправдывать нашу зарплату. Это раз. Ну и чтобы чиновник не договорился на что-то, нарушающее производственные интересы наших друзей и донаторов. Это два.

Ну и, как обычно, мы загодя спросили у дорогого гостя, есть ли у него пожелания по проживанию, еде и развлечениям. На что человек написал, что он вегетарианец и предпочитает жить в маленьких апарт-отелях.

Первое, конечно, немного смутило – развратом и манипуляциями легче заниматься после мяса. Но маленькие апарт-отели вселяли надежды. Обычно от больших и дорогих отелей отказывались гости, которые собирались звать в номера женщин, цыган и медведя, нюхать кокаин с животов бразильских транссексуалов и блевать в окно.

В аэропорту мы встретили человека, максимально незаметного в толпе. На которого обращаешь внимание в самую последнюю очередь. Одетого, как толпа. Мне кажется, он был бы идеальным шпионом. Хотя, возможно, он им и был. На нем был костюм из какой-то бумагоподобной ткани, но не классический, а для прогулок по чердакам. Знаете, когда собираешься на чердак поискать что-то или идешь на балкон покурить с гостями и надеваешь дедушкин пиджак на три размера больше или меньше тебя, который все никак не выбросишь. Что-то такое. По крайней мере, было ощущение, что человек вышел на крыльцо дачи покурить или пописать в кустах. Пах он миндальным маслом с нотками камфары.

По дороге в отель мы молчали. Он заговорил, только когда закончил пить воду, и долго выпытывал у меня, смогу ли я утилизировать эту бутылку со всем уважением к экологии, и долго объяснял, как так получилось, что у него оказался пластик. К счастью, тема о неиспользовании пластика заняла все время до отеля. Еще он раза три протирал руки антисептиком, что было странно. Особенно с учетом того, что это было до появления новой коронавирусной инфекции, из-за которой многие люди стали мыть руки и перестали трогать лицо руками, которыми предварительно чесали в жопе.

Заселившись, мы спросили, как бы он хотел отдохнуть. Он сказал, что очень хочет погулять в одиночестве и послушать инди-фолк в наушниках. А потом?

А потом поужинать в одиночку в вегетарианском кафе и лечь спать.

Отель был как раз на Чистых прудах, там и погулять можно, и вегетарианское кафе рядом. Так он и сделал. На все предложения, как-то что-то где-то может быть, он ответил отказом и рассказом о том, как много онлайн-лекций у него в листе ожидания.

Утром он пошел на переговоры. Вечером поужинал крем-супом и ботвой и уехал обратно. На прощание спросив, отдал ли я бутылку на утилизацию.

Ни одной шутки, события или форс-мажора, ни одной даже мелкой проблемы. Потом он написал крайне лестный отзыв нашему шефу в Брюссель, назвав наше присутствие в его командировке «мягким сопровождением», а нас – ответственными и крайне корректными партнерами.

На следующий день вечером мы пили с Мигелем рислинг в «Кофемании» на Покровке и грустно смотрели на прохожих.

– Представляешь, если бы все наши гости были бы как он.

Мигель помолчал.

– Я бы уволился, – уверенно подытожил он.

И он был прав. Хотя я в любом случае постоянно собирался это сделать.