Текст книги "Социология политической партии в условиях современной демократии. Исследование олигархических тенденций в совместной жизнедеятельности"

По техническим и административным причинам крепкой организации необходимо сильное лидерство. До тех пор пока система расшатана, профессиональное лидерство не возникнет. У анархистов, испытывающих отвращение к любой устойчивой организации, нет штатных лидеров. На начальных этапах развития немецкой социал-демократии доверенное лицо (Vertrauensmann) занималось своей повседневной работой. Сегодня его все чаще заменяют профессиональные политики (Berzirksleiter – секретарь партии) и т. д. Чем жестче будет становиться структура организации с развитием современных партий, тем чаще случайных руководителей будут заменять профессионалы. Любому крупному партийному аппарату необходимо определенное количество людей, обслуживающих исключительно его. Массы делегируют управление небольшой группе, которая на доверительной основе представляет их интересы и занимается ведением дел.

Однако оформление профессионального лидерства знаменует собой начало конца демократии, поскольку система представительства логически невозможна как в случае парламентаризма, так и в случае партийных делегаций. Родоначальником этих критических взглядов на демократию можно считать Ж.-Ж. Руссо, который рассматривал народное правление (суверенитет) как осуществление общей воли и делал следующий вывод: «…суверенитет… не может никогда отчуждаться и… суверен, который есть не что иное, как коллективное существо, может быть представляем только самим собою. Передаваться может власть, но никак не воля… Как только народ дает себе Представителей, он более не свободен; его более нет»[52]52
  Jean-Jaques Rousseau, Le Contrat Social, p. 40; Жан-Жак Руссо, “Об общественном договоре”, в Жан-Жак Руссо, Трактаты. Москва: Наука, 1969, с. 168, 223.


[Закрыть]. Масса, которая делегирует свой суверенитет, то есть передает ее в руки нескольких человек, отрекается от своего суверенитета[53]53
  25 Подобные взгляды высказывали в последнее время и именитые ревизионисты. См., например: Eugene Fourniere, La Sociocratie. Essai de Politique Positive. Paris: Giard et Briere, 1910, p. 98.


[Закрыть]. Воля народа не может быть передана кому-либо, подобно воле индивида. В смутные годы террора последователи «женевского гражданина» на практике перевернули его теорию с ног на голову, хотя теоретически она продолжала восприниматься ими как непреложная истина. Сам Робеспьер высказывался в ее поддержку, проводя тонкую грань между «представителем народа», не имеющим права на существование, так как «воля не может иметь представителя», и «поверенным народа, которому народ доверяет единоличную власть».

Опыт внимательного наблюдателя, изучавшего первые попытки применения представительной системы, помимо прочего помог уточнить и теорию пределов демократии. К середине прошлого века она была значительно дополнена, получила право считаться универсальной и, учитывая достижения эмпирической психологии, могла устанавливать определенные положения и нормы. Карло Пизакане, незаслуженно забытый теоретик итальянской национальной и общественной революции, в своих «Очерках о революции» (“Saggio sulla Rivoluzione”) описывал, как те, в чьих руках находится верховная политическая власть, по своей человеческой природе неизбежно подвержены страстям и потому физически и психически несовершенны. По этой причине вектор их политики и их политические решения естественным образом противоречат воле масс, которая представляет усредненное мнение индивидуальных взглядов, а потому должна оставаться свободной от любых влияний. Полагать, что правительство представляет общественное мнение и волю нации, – значит заменять partem pro toto[54]54
  Carlo Pisacane, Saggio sulla Rivoluzione. Con prefazione di Napoleone Colajanni. Bologna: Libr. Treves di Pietro Virano, 1894, p. 121–125.


[Закрыть]. «Делегирование абсурдно». Виктор Консидеран, современник и единомышленник Пизакане, шел по стопам Руссо: «Если народ делегирует свой суверенитет, он отказывается от него. Народ больше не управляет собой; им управляют… Давайте, делегируйте ваш суверенитет! И я гарантирую вам судьбу, обратную судьбе Сатурна [пожирающего своих детей]: ваш суверенитет будет поглощен вашей дочерью, Делегацией»[55]55
  Victor Considerant, La Solution ou le Gouvernment direct du Peuple, Р 13–15.


[Закрыть]. Даже отец всеобщего французского избирательного права – выдающийся демократ Ледрю-Роллен пришел к убеждению, что необходимо устранить президентскую и парламентскую власть, а единственной допустимой формой проведения выборов должны стать народные собрания. Он объяснял это тем, что люди в течение года тратят так много драгоценного времени на праздники, выходные и безделье, что куда полезнее было бы потратить это время на «укрепление своей независимости, своего величия, своего достатка»[56]56
  A. A. Ledru-Rollin, Plus de Preseident, plus de Representants! 2 ed. Paris: La Voix du Proscrit, 1851, p. 7.


[Закрыть]. Виктор Консидеран яростно критиковал теорию, согласно которой представительная система гарантирует народную независимость. Даже если допустить, что хотя бы в теории парламентаризм действительно тождествен власти масс, то на практике он все равно превратится в бесконечное мошенничество со стороны правящего класса. Поскольку корни и монархии, и демократии – в представительной системе, главное различие между ними формальное, а не содержательное. Вместо одного царя суверенный народ выбирает множество мелких царьков. Он не способен свободно и самостоятельно воспользоваться своей властью и потому послушно позволяет лишить себя своих основных гражданских прав. Единственное право, которое ему остается, – смехотворное право время от времени выбирать себе новых правителей[57]57
  Ibid., р. п-12.


[Закрыть]. Такое понимание представительной системы подкрепляется и политическими наблюдениями Прудона о том, что как только представители народа добиваются власти, они первым делом стремятся консолидировать и укрепить ее. Они предпринимают все новые и новые меры, чтобы сохранить свою власть, пока наконец не перестают полностью зависеть от народа. Это естественный путь развития любой власти: избранная народом, позже она возвышается над ним[58]58
  Pierre-Joseph Proudhon, Les Confessions d’un Revolutionnaire. Paris: Verboeckhoven, 1868, p. 286.


[Закрыть]. Эти идеи были особенно популярны в 40-е годы XIX века. Особенно глубоко ими прониклись французские продемократические социологи и политики. В начале XX века эта теория стала неотъемлемой частью самых разнообразных направлений анархизма и часто распространяется в весьма красноречивой и остроумной форме[59]59
  Например, в нескольких брошюрах: Errico Malatesta, L’Anarchia. Roma: Casa Ed. Pensiero, 1907; Эррико Малатеста, Избранные сочинения: краткая система анархизма. Москва: URSS, 2011; Errico Malatesta, La Politico Parlamentare nelMovimento Socialista. Torino: L’Allarme, 1903; Ferdinand Domela Nieuwenhuis, Het Parlamentarisme in zijn Wezen en Toepassing. Amsterdam: W. Sligting, 1906.


[Закрыть]. Даже Маркс и его последователи, которые в теории рассматривали парламентаризм как одно из множества своих орудий, но на практике пользовались только им, не могли не признать опасностей представительской системы, даже в том случае, если в ее основе было всеобщее избирательное право[60]60
  Каутский, Роза Люксембург и др. Даже в работах Карла Маркса можно обнаружить теоретическое недоверие к институту представительства.


[Закрыть].

Эта проблема также была подробнейшим образом изучена итальянскими учеными консервативного толка. Моска писал о «фальши парламентской легенды». Он утверждал, что народное представительство, свободная и добровольная передача суверенности избирателей (большинства) некоторому числу избираемых (меньшинству), основывается на нелепом условии, согласно которому меньшинство накрепко связано с волей большинства[61]61
  Gaetano Mosca, Questioni Pratiche di Diritto Costituzionale. Torino: Frat Восса, 1898, p. 81, а также Gaetano Mosca, Sulla Teorica dei Governi e sul Governo Parlamentare. Roma: Loescher, 1884, p. 120.


[Закрыть]. На деле же, как только завершается процедура выборов, заканчивается и власть избирателей над депутатами. Делегат чувствует себя вправе управлять судьбами. Так и было. Если где-то в лоне масс еще и остались отдельные личности, оказывающие влияние на своих представителей, то это местные предводители, лидеры мнений в своем избирательном округе, а значит, и в местном отделении партии. Иными словами, эти люди, хотя и относились по своему социальному статусу к классу подчиненных, все равно составляют часть правящей олигархии[62]62
  «Избирательная система просто-напросто отдает власть в руки наиболее ловких избирателей» (H.G. Wells, Anticipations of the Reaction of Mechanical and Scientific Progress upon Human Life and Thought. London: Chapman and Hall, 1904, p. 58; Герберт Уэллс, Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль. Москва: Типолитография товарищества И. Н. Кушнерев и Ко, 1902, с. 136). Безусловно, это правило применимо лишь к государствам с демократическим республиканским устройством.


[Закрыть].

Важно, чтобы критика представительной системы была услышана и воспринята именно сегодня, когда политическая жизнь с каждым днем приобретает все более сложную форму. В условиях современной дифференцированной политической и экономической жизни все более абсурдным выглядит желание представлять разнородную массу и множество ее проблем. Представлять – значит выдавать волю одного за всеобщую[63]63
  «Если я хочу воспользоваться своим правом на поездку из Парижа в Марсель, я не стану запрещать вам поехать из Парижа в Марсель; осуществление моего гражданского права не лишает вас этого права. Но если я отправлю в Палату депутата, который будет работать за ваш счет и принимать решения, против которых вы всегда выступали, такой способ управления подразумевает несправедливое управление вами. Гражданское право – это личная свобода; политическое право – это право управления не только другими, но и собой» (Alfred Fouillee, “Erreurs Sociologique et Morales de la Sociologie,” Revue des Deux Mondes. Vol. LIV, p. 330).


[Закрыть]. Это возможно в единичных случаях: при обсуждении четко сформулированных и простых вопросов и при условии непродолжительного срока действия депутатских полномочий. Продолжительное представительство всегда означает власть представителя над представляемым.

Людовик XIV великолепно понимал искусство управления, как никто другой до или после него, особенно в начале своего царствования, когда был молод. В своих мемуарах 1666 года он установил следующие важнейшие правила, предназначенные для всех руководящих ведомств и в особенности для военной администрации: «Решения должны быть быстрыми, дисциплина – строгой, командование – единым, подчинение – сиюминутным и беспрекословным»[64]64
  Memoires de Louis XIV pour [Instruction du Dauphin, annotees par Charles Dreyss. Paris, 1860. Vol. II, p. 123.


[Закрыть]. Перечисленные королем-солнцем требования к оперативности принятия решений, согласованности отдаваемых приказов и строгости дисциплины применимы и к современной политической жизни, участники которой находятся в состоянии потенциальной войны, mutatis mutandis.

Современная партия в политическом смысле – это боевая организация. В качестве таковой она должна подчиняться законам тактики. И первое правило этого закона – постоянная боеготовность (Schlagfertigkeit). Это осознавал еще основатель социалистической революционной партии Фердинанд Лассаль, когда выступал за то, что существующая в его союзе индивидуальная диктатура должна быть полностью оправдана в теории и непреложна на практике. Рядовые члены партии должны беспрекословно следовать за своим лидером, а весь союз должен стать молотом в руках своего президента. Это была политически необходимая заповедь. В первые годы нового, беспомощного рабочего движения это был единственный способ добиться внимания со стороны буржуазных партий. Централизация гарантировала оперативность принятия решений. Гарантировала и продолжает гарантировать. Большая организация уже сама по себе довольно неповоротлива. Даже если растолковывать массам лишь приблизительную суть насущных вопросов, которые требуют принятия быстрых решений, будет потрачено слишком много времени, а демократия в своей изначальной форме станет невозможной. В этом случае она обернется лишь чередой упущенных возможностей и бесконечным переносом решений, а политические партии утратят способность к совместной работе и необходимую политическую гибкость. Воинствующая партия, пусть она и ведет только одну маленькую войну, нуждается во внутренней иерархии. Без нее партия станет подобной аморфному племени аборигенов, армия которого терпит поражение от всего одного дисциплинированного батальона вымуштрованных европейских солдат.

Только определенная степень цезаризма гарантирует быструю передачу и своевременное выполнение приказов в ходе ежедневной борьбы. Голландский социалист ван Коль открыто заявляет, что введение принципов настоящей демократии возможно только после того, как борьба окончена. В ходе борьбы социалистическому правительству нужны авторитет и сила, достаточная, чтобы сохранить свою власть. Иногда необходим и деспотизм. Императиву стремительных действий подчиняется даже свобода. Повиновение масс воле немногих – одна из величайших добродетелей демократии. «Мы обещаем верой и правдой служить тем, кто призван вести нас, мы говорим им: вы, что удостоились чести быть избранными народом, покажите нам путь, а мы будем следовать за вами»[65]65
  Rienz (van Koi), Socialisme et liberte. Paris: Giard et Briere, 1898, P– 243-253-


[Закрыть]. Подобные слова раскрывают всю суть современных политических партий. В партии, к тому же политической, к тому же ведущей борьбу, демократия не предназначена для «внутреннего пользования». Любой политической организации необходимо лишь легкое вооружение, которое не будет сковывать движений. Демократия совершенно несовместима с боеготовностью. Отсюда и враждебность к референдумам и прочих мерам на страже реального народовластия и необходимость партийной конституции, пусть и не всегда цезаристской, но в меру олигархической и централистской. Лагардель добавляет к этой картине последний штрих: «Для использования пролетариата они обращаются к капиталистическим инструментам господства; они построили такое же жесткое правительство рабочих, как буржуазное правительство, такую же неуклюжую бюрократию рабочих, как и буржуазная бюрократия, центральную власть, которая говорит рабочим, что они могут и что не могут делать, которая уничтожает всю независимость и инициативу членов профсоюза и которая иногда должна внушать ее жертвам тоску по капиталистической власти»[66]66
  Hubert Largardelle, Le Parti Socialiste et la Confederation du Travail. Paris: Riviere, 1907, p. 24.


[Закрыть].

Тесная связь воинствующей демократической партии с военной организацией отражена в социал-демократической терминологии, которая, особенно в Германии, в значительной степени заимствована из военной науки. В языке военной тактики или стратегии едва ли ли существуют выражения, которые не мелькали бы в передовицах газет социал-демократов[67]67
  Например, можно посмотреть на типичные выражения Каутского: «Как и любая стратегия, стратегия измора связана с определенными обстоятельствами, в которых ее использование целесообразно. Было бы безумием пытаться применить ее в любых условиях. Блестящие успехи, которых мы в свое время добились с помощью этой стратегии, – недостаточная причина, чтобы обращаться к ней постоянно. Изменившиеся обстоятельства вполне могут потребовать отказаться от нее. На войне, когда враг грозится сместить нас с нашего фундамента или вовсе завладеть им, стратегия измора невозможна и нецелесообразна. В этом случае ради его сохранности мы сами должны его уничтожить, прежде чем до него доберется противник. Также от стратегии измора необходимо отказаться, если она приводит к деморализации или унынию в рядах наших войск, когда она может обернуться трусостью и дезертирством. Подбодрить и объединить армию сможет только отважная битва. Провал атаки неизбежен, когда мы заблокированы в тупике и можем выбрать только одно: победа над врагом или позорная капитуляция. В конце концов, необходима стратегия подавления, когда враг сам попал в клещи, когда у нас появляется удачная возможность нанести ему сокрушительный, возможно, смертельный удар. Перенос этих размышлений из военной сферы в политическую вряд ли нуждается в дальнейших комментариях» (Karl Kautsky, “Was Nun,” Neue Zeit, XXVIII Jahrgang, Nr. 29, p. 68).


[Закрыть]. Тот факт, что в ведении боя используется в основном тактика Фабия Кунктатора, а предпочтение отдается так называемой стратегии измора, объясняется особыми условиями, которые мы рассмотрим ниже. Еще одним доказательством тесной связи между устройством политической партии и военного ведомства служит страстный интерес некоторых верховных партийных руководителей социал-демократов к военным вопросам. Пристрастие лидеров социал-демократии к милитаризму действительно ошеломительно. Живущий в Англии коммерсант Энгельс, добровольно отслуживший год гвардейцем, в часы досуга развлекается тем, что занимается социалистической и военной теорией[68]68
  Ср. сочинения Энгельса: Фридрих Энгельс, “По и Рейн”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 13, с. 233–281; Фридрих Энгельс, “Савойя, Ницца и Рейн”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 13, с. 593–636; Фридрих Энгельс, “Военный вопрос в Пруссии и немецкая рабочая партия”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 16, с. 35–78; Фридрих Энгельс, “Крестьянская война в Германии”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 13, с. 593–636; Фридрих Энгельс, “Военный вопрос в Пруссии и немецкая рабочая партия”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 7, с. 343–437; Фридрих Энгельс, “Может ли Европа разоружиться?”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 22, с. 383–415.


[Закрыть]. Сыну унтер-офицера Бебелю надо отдать должное за огромное количество новаторских военных идей, у которых нет ничего общего с теоретическим антимилитаризмом социалистов[69]69
  August Bebel, Nichtstehendes Heer, sondern Volkswehr. Stuttgart: Dietz, 1898; Август Бебель, He постоянная армия, а милиция. Петроград: Издательство Петроградского окружного управления всеобщего военного обучения, 1920, а также многочисленные выступления в рейхстаге о распределении военного бюджета, в которых Бебель поддерживает полную военную экипировку солдат.


[Закрыть]. Бебеля и особенно Энгельса сейчас можно назвать военными писателями. Эта тенденция не случайна. Напротив, она коренится в избирательном сродстве.

Б. Психологические причины возникновения

Делегирование ведет к возникновению у представителя ощущения морального права на делегированную ему власть. Избранные однажды остаются на своем посту навсегда, если только им не помешают строгое соблюдение уставов или чрезвычайные обстоятельства. Их избрание для достижения конкретной цели превращается в пожизненное назначение. Привычка становится правилом. Лидер, избираемый регулярно на протяжении определенного времени, воспринимает делегируемую ему на время власть как свою собственность. Если в какой-то момент ему будет в этом отказано, он тотчас начнет угрожать репрессивными мерами, среди которых самая безобидная – прошение об отставке. Его товарищи по партии, таким образом, оказываются в полнейшем замешательстве. Это замешательство, однако – ниже будет объяснено почему, – почти всегда заканчивается победой лидера партии.

Прошение об отставке, если оно не подписано добровольно и не является выражением разочарования или негодования (непринятие кандидатуры в бесперспективных округах), в большинстве случаев служит средством захвата, сохранения и укрепления власти. Даже в больших политических организациях лидеры часто обращаются к использованию этой хитрости, разоружая своих противников благоговейным почтением, которое не лишено привкуса благочестивой демократии. Противник вынужден проявлять в ответ еще большее почтение, особенно когда лидер, использующий этот метод, действительно незаменим или рассматривается массами как незаменимый. История прусско-немецкого государства богата примерами того, как эффективен этот макиавеллиевский прием для сохранения власти. В сложное время перехода от династии к династическому конституционализму, связанному с именем Лудольфа Кампгаузена, король Пруссии Фридрих Вильгельм IV, каждый раз чувствуя превосходство чуждых ему либеральных идей над романтически-консервативными, грозился отречением от престола. Эти угрозы ставили либералов перед сложным выбором: отречение короля означало бы воцарение принца Вильгельма Прусского, известного своими радикально реакционистскими настроениями, а значит, и угрозу революционных восстаний среди низших слоев населения; сохранение королевской власти означало бы вынужденный отказ от всех либеральных устремлений. Таким образом, Фридриху Вильгельму удавалось стоять на своем и разбивать все планы своих оппонентов[70]70
  Konig Friedrich Wilhelm IV, Briefwechsel mit Ludolf Camphausen. Berlin: Gebriider Paetel, 1906, p. 112.


[Закрыть]. Приблизительно 35 лет спустя князь Бисмарк, настаивая на той же необходимости, обеспечил себе единоличную власть над объединенной Германской империей за счет того, что бесконечно обращался к королю Вильгельму I с прошениями об отставке. Как только пожилой король пытался высказать собственную волю, Бисмарк усмирял его рассказами, в какой хаос погрузится империя в вопросах внешней и внутренней политики с отставкой ее основателя, а королю уже не по плечу справиться с ними в одиночку[71]71
  Denkwiirdigkeiten des Filrsten Chlodwig zu Hohenlohe-Schillingsfurst. Bd. II. Stuttgart-Leipzig: Deutsche Verlags-Anstalt, 1907.


[Закрыть]. Нынешний президент Бразильской республики обязан своим положением тем же самым угрозам, которые он высказывал, еще будучи министром[72]72
  Маршал Эрмес да Фонсека в 1907 году был назначен военным министром. Реорганизация бразильской военной администрации – его работа. Предложенный им к рассмотрению законопроект о всеобщей воинской обязанности встретил жесткое сопротивление в обеих палатах парламента. В итоге предложение было принято благодаря энергичности Фонсеки и не в последнюю очередь благодаря угрозам увольнения. После этого его слава возросла настолько, что он не только остался в ведомстве, но и стал президентом республики на выборах 1910 года, набрав 102 тысячи голосов против 52 тысяч.


[Закрыть].

И так во всех политических партиях. Когда Фальтайх выносил свои предложения по реформированию партийного устава и вызвал этим гнев президента Лассаля, тот, осознавая собственную незаменимость, тут же поставил весь союз перед выбором: либо вы избавите меня от претензий подобного рода, либо я уйду[73]73
  Julius Vahlteich, Ferdinand Lassalle und die Anfange der deutschen Arbeiterbewegung. Munchen: Birk, 1904, p. 74.


[Закрыть], тем самым ему удалось с легкостью избавиться от неудобной критики. Те же методы использовал и современный голландский Лассаль – Трульстра, – в итоге подчинив себе всю партию. Ссылаясь на то, что лучше бы он посвятил себя личной жизни, он то и дело отказывался продолжать работу в партии, говоря, что устал от бесконечных партийных споров, которые противоречат его идеализму[74]74
  Pieter Jelles Troelstra, Inzaken Partijleiding. Rotterdam: Wakker, 1906, p. 103.


[Закрыть]. В партийной истории итальянского социализма угрозы отставки также стали обычным делом: как только чьи-то личные взгляды на важные политические вопросы, например отношение к всеобщей забастовке, переставали совпадать со взглядами партийного большинства или если одного чиновника не устраивали результаты голосования партийного совета. Иногда угрозы заканчивались реальными увольнениями, в таких случаях на народном голосовании отставной кандидат избирался заново, при этом он позиционировал себя единственным компетентным представителем власти и, таким образом, снова оказывался восстановленным в правах[75]75
  На партийном съезде итальянских социалистов в Болонье в 1904 году некоторые окружные делегаты высказались в поддержку ревизионистской резолюции вопреки воле избравших их членов партии. После этого им пришлось сложить с себя делегатские полномочия, однако, испугавшись новых трат и усилий, необходимых для организации новых выборов, а также из страха потерять своих избирателей их партийные товарищи вскоре решили предоставить им амнистию и восстановить в обязанностях. В мае 1906 года 24 члена социалистической палаты парламента сложили с себя полномочия из-за того, что отказались поддержать всеобщую забастовку. Все они без исключения были снова выдвинуты в своих избирательных округах и (за исключением трех человек) были избраны заново.


[Закрыть]. Этот только на первый взгляд демократически прекрасный жест на самом деле скрывает породивший его дух авторитаризма. Лидер, который выносит на голосование вопрос о доверии ему, как кажется, полностью рассчитывает на доверие своих избирателей, но на самом деле он оказывает на них давление и убеждает в собственной мнимой или действительной незаменимости, с которой их принуждают смириться[76]76
  Это знал и Швейцер, когда он объявил генеральному собранию Всеобщего германского рабочего союза, что сложит с себя все полномочия, если ему как депутату рейхстага запретят собрать конгресс для решения вопроса об организации профсоюзов. Его биограф точно подмечает: «Свое положение Швейцер оценивал как очень прочное. Иначе бы он не решился на подобный ультиматум: будь он отвергнут, это могло бы стоить ему должности, за которую он так держался. Однако он не ошибся в границах своей власти, и, когда его упрекнули в том, что он оказывает недопустимое влияние на делегатов, в этом уже таилось признание его незаменимости. В этот раз он добился чего хотел» (Gustav Mayer, J. В. von Schweitzer und die Sozialdemokratie. Jena: G. Fischer, 1909, p. 223).


[Закрыть]. Руководители редко признают, что своими угрозами отказа от должности они преследуют конкретную цель – завоевать безраздельную власть над массами[77]77
  В тактических сражениях 1904 года флорентийский социалист профессор Гаэтано Пьераччини (реформист) согласился остаться на посту руководителя партии лишь в том случае, если все сторонники революционного движения будут из нее исключены.


[Закрыть]. Если верить их словам, такое поведение доказывает их верность духу демократии, тонкое чутье, порядочность, внимание к голосу масс. Хотя на деле это лишь олигархическое присвоение воли масс.

Весьма талантливый (хоть и непризнанный) французский драматург, который в свободное время занимался прозаическим изложением серьезных социальных проблем, Александр Дюма-сын однажды заметил, что любую прогрессивную идею на раннем этапе ее формирования не принимают 99 % людей. «Но, – продолжает Дюма, – это не имеет никакого значения, поскольку одна сотая, к которой принадлежим мы, с самого начала провела все реформы для девяноста девяти других, и они остались довольны, но тем не менее продолжают протестовать против реформ, что еще только предстоит провести». Далее Дюма добавляет: «Большинство – всегда свидетельство того, что есть», в то время как «меньшинство – это семена того, что будет»[78]78
  Alexandre Dumas fils, Les Femmes qui tuent et les femmes qui votent. Paris: Caiman Levy, 1880, p. 54, 214.


[Закрыть].

Не будет преувеличением сказать, что количество людей, обладающих гражданскими правами и стремящихся к всеобщему благу, очень невелико. Для большинства взаимосвязь между личным и всеобщим благом не слишком очевидна. Большинство не осознает, как на состояние их собственных дел, их благополучие и жизнь влияют дела организации под названием «государство». Как остроумно отмечает Токвиль, их куда больше волнует «строительство дороги рядом с его земельным наделом»[79]79
  Alexis de Tocqueville, De la Democratic en Amerique. Vol. i, Pt. II, p. 167; Алексис де Токвиль, Демократия в Америке. Москва: Республика, 1992, с. 376.


[Закрыть], а до общего устройства государственного управления или вопросов, которые решаются от их имени, им нет дела. Большинство вместе со Штирнером кричат государству: «Отойди, загораживаешь солнце!» Штирнер иронически насмехается над всеми, кто вслед за Кантом верит, что людям нужно рассказать о «священном долге» участия в делах государства. «Пусть занимаются политикой те, в чьих интересах перемена существующих порядков. “Священная обязанность” никогда не понуждать людей размышлять о государстве, так же как по “священной обязанности” никто не начнет заниматься наукой или искусством и т. д. Один только эгоизм может их к тому понудить, и эгоизм окажет свое действие, если обстоятельства значительно ухудшатся»[80]80
  Max Stirner (Kaspar Schmidt), Der Einzige und sein Eigentum. Leipzig: Reclam, 1892, s. 272; Макс Штирнер, Единственный и его собственность. Москва: РИПОЛ классик, 2019, с. 290–291.


[Закрыть].

Те же тенденции наблюдаются и в жизни современных демократических партий.

В принятии партийных решений участвует меньшинство, причем порой ничтожно малое меньшинство. Важнейшие решения, принимаемые от имени всей демократически настроенной партии, зачастую исходят от горстки ее членов[81]81
  Типичный пример: депутат Леонида Биссолати, один из величайших представителей итальянской социал-демократии, со-основатель партии, вместе с другими известными социалистами был исключен из нее 5 ноября 1905 года на основе решения, вынесенного на партийном собрании в Риме, в котором участвовали не более 100 из 700 зарегистрированных членов римского отделения партии, несмотря на соотношение голосов 55 «за», 45 «против». То же партийное отделение в мае 1910 года выпустило яростную резолюцию об упразднении парламентской фракции, выражающей слишком теплые чувства к министру.


[Закрыть]. Безусловно, отказ воспользоваться своими демократическими правами – решение добровольное, за исключением тех случаев, когда непричастность организованных масс к принятию решений (а это не такой уж редкий случай) вызвана географическими или топографическими препятствиями. В целом можно сказать, что ключевые решения принимаются городской частью организации, в то время как участие региональных членов в жизни партии ограничивается исполнением простых партийных обязанностей (оплата членских взносов, голосование в пользу выдвинутых городскими коллегами кандидатов). Здесь наряду с локальными взаимоотношениями играют роль и потребности тактического толка. Городские массы преобладают над региональными – это побочный продукт потребности быстрого принятия и исполнения решений, о которой мы говорили в предыдущей главе.

В больших городах в процессе спонтанной селекции выделяется узкий круг регулярных посетителей партийных собраний, тех, кто принимает непосредственное участие в принятии организационных решений. Он формируется из сознательных и склонных к привычкам людей, напоминающих церковных святош. Во всех странах этот круг довольно узок. Большинство членов политических партий относятся к партии с таким же безразличием, с каким большинство избирателей относятся к парламенту[82]82
  По поводу этого человеческого, слишком человеческого недостатка сокрушаются и в профсоюзных кругах. Как говорят пекари: «Во время каждой забастовки мы видим, что в распространении листовок, в пикетировании, в любой агитационной работе, необходимой во время забастовки, только некоторые наши сотоварищи добиваются невероятных успехов, в то время как большая часть бастующих, по большей части наши более молодые товарищи, все время пытаются уклониться от любой работы» (О. Allmann, Die Entwicklung des Verbandes der Backer und Berufsgenossen Deutschlands und die Lohnbewegungen und Streiks im Backgewerbe. Hamburg: Verlag von O. Allmann, 1900, s. 58).


[Закрыть]. Особое отвращение – даже во Франции, стране с самой долгой историей политической культуры масс – они испытывают к решению административных и тактических вопросов, требующих постоянного контроля. Решение этих вопросов партийное большинство с радостью передает узкому кругу завсегдатаев политических собраний. Большая борьба руководителей за умы (тактика) и власть внутри партии – марксизм, ревизионизм, синдикализм – не то чтобы непонятна им, скорее она вовсе им безразлична. Почти в любом государстве мы наблюдаем, как организованные партией собрания, на которых обсуждаются актуальные, сенсационные или животрепещущие темы – таможенные пошлины, жалобы на руководителей государства, русская революция – или, напротив, слишком общие темы – исследование Северного полюса, вопросы гигиены, спиритизм, – вызывают куда больше интереса, чем те, на которых обсуждаются тактические или организационные внутренние вопросы, напрямую касающиеся партийной жизни[83]83
  Эти выводы я сделал из собственных наблюдений, осуществленных в трех крупных городах: Париже, Франкфурте-на-Майне и Турине. Во всех трех городах, несмотря на языковые и политические отличия, наблюдается картина общего запустения регулярных партийных собраний.


[Закрыть]. Широкие партийные массы появляются на таких собраниях, только если им обещают выступление большого оратора, или если их привлекут громкими лозунгами «Долой хлебные спекуляции!», «Долой единоличную власть!», или же когда речь идет о научно-популярном докладе, приправленном движущимися картинками, волшебным фонарем или даже кинематографическими изображениями, так радующими глаз и привлекающими столько внимания[84]84
  Ср.: Guilio Casalini, “Crisi di Impreparazione,” Critica sociale, Anno XIV, Nr. 1, 1904.


[Закрыть].

К этому стоит добавить еще кое-что: завсегдатаи партийных собраний, особенно в небольших городах, – это, как правило, не пролетарии, не те, кто рано ложится спать, кто изможден работой, но всевозможные мелкие бюргеры, продавцы газет и открыток, коммивояжеры, молодые и пока безработные интеллектуалы, которым доставляет особую радость оригинально называться пролетариями, представителями класса будущего[85]85
  Filippo Turatti, “Ancora la Propaganda Improduttiva,” Critica sociale, Anno XIII, Nr. 14, 1903.


[Закрыть].

Жизнь партии очень напоминает государственную жизнь. В обоих случаях сдерживающим фактором является налогообложение, а не выборы. Существует избирательное право, но не существует обязанности избирателей. До тех пор пока вторая не заменит первое, есть вероятность, что лишь меньшинство сможет пользоваться правами, от которых добровольно отказывается большинство, и будет диктовать свои законы индифферентной массе. Так административная партийная жизнь в большинстве демократических политических организаций превращается в лестницу. На первой широкой ступени находятся региональные избиратели. Над ними ступень несоизмеримо меньшего размера, она составляет 1/ю или даже 1/30 от первой – на ней разместились региональные партийные члены. Выше еще меньшая группа регулярных посетителей партийных собраний. Над ними – группа функционеров, а еще выше (зачастую разделяющие обязанности с последними) – полдюжины членов исполнительного комитета. Объем власти находится в обратной пропорции к численности группы.

Большинство радуется, когда находятся люди, готовые вести за них все дела. Потребность в управлении, зачастую связанная с культом героев, безгранична среди масс, в том числе организованных масс рабочих партий. Всеобщий мизонеизм, о который в истории разбилось столько реформ, сейчас только растет. Его причины кроются во все более сложном разделении труда современной культурной жизни, а также в непрозрачности запутанных государственно-политических процессов. Непреодолимые различия в формальной структуре отдельных частей партийной системы особенно сильно ощущаются в народных партиях, что только усиливает потребность масс в управлении.

Эта растущая потребность обнаруживает себя во всех демократических партиях Европы, даже несмотря на незначительные национальные различия между ними, обусловленные индивидуальными историческими или национально-психологическими факторами. Немецкому народу, из которого ни в коем случае не следует исключать немецкий рабочий класс, присуща особенно сильная потребность в управлении, и потому они с точки зрения психологии – плодороднейшая почва для возникновения могущественной власти. Для этого у них уже есть все необходимое: психическая предрасположенность к подчинению, большие способности к дисциплине, одним словом – богатое наследие прусской муштры со всеми ее недостатками и достоинствами. Не следует забывать и об абсолютном доверии к авторитету, которое зачастую оборачивается неспособностью к критическому мышлению[86]86
  Об этих свойствах немецкого национального характера в связи с формированием немецкой социал-демократии рассуждали как немецкие, так и зарубежные теоретики. Карл Диль и вовсе именно им приписывает факт возникновения немецкой рабочей партии, а также ее масштаб: «Немецкая социалистическая партия – самая масштабная в мире, это, безусловно, связано с процессом исторического развития рабочего движения… как раз определенная политическая незрелость, возможность научить немцев дисциплине и подчинению позволили социал-демократии завоевать в Германии такое невероятное количество сторонников» (Karl Diehl, Uber Sozialismus, Kommunismus und Anarchismus. Jena, 1906, s. 226). Другой знаток немецкого рабочего движения справедливо обнаруживает противоречие между официальным учением исторического материализма и фактическим раболепием перед первыми лицами партии: «Как бы громко ни философствовала немецкая социал-демократия, как бы ни старалась их историческая философия ослабить определяющее влияние незаурядных личностей, их последователи изначально ни во что не ставили все эти теории. Массы всегда целиком полагались на слова своих господ, с 60-х годов и до настоящего времени, и если и можно упрекнуть немецкий народ в излишней доверчивости к авторитетам, то рабочее движение сыграло в этом не последнюю роль, хоть и облачилось в платье интернационализма» (Gustav Mayer, Die Losung der deutschen Frage im Jahre 1866 und die Arbeiterbewegung. Jena: Fischer, 1906, s. 227).


[Закрыть]. Исключение в этом отношении составляют только жители Рейнской области[87]87
  В Рейнской области, по мнению многих профсоюзных руководителей, важную роль играет беззаботный нрав местных жителей. «Рабочих сложно организовать, так как они больше увлечены развлечениями, чем серьезными собраниями; если и удастся их собрать, то удержать вместе получится только при наличии симпатичного им оратора, который умело чередует серьезность с шутливостью. Если заменить его кем-то, кто не будет в должной мере обладать необходимыми для члена профсоюза качествами, рейнская кровь снова закипит и большая часть членов профсоюза исчезнет» (Walter Troeltsch u. Р. Hirschfeld, Die deutschen sozialdemokratischen Gewerkschaften, Untersuchungen und Materialien uber ihre geographische Verbreitung. Berlin: Carl Heymanns Verlag, 1905, s. 71).


[Закрыть]. Эту странную черту характера, угрожавшую духу демократии, в теории опознал Карл Маркс, когда предостерегал немецких рабочих от слишком строгого понимания партийной системы, притом что сам он был прирожденным партийным лидером и обладал всеми необходимыми для этого качествами. В письме Швейцеру, посвященному этой теме, Маркс пишет: «…в Германии, где рабочий с детских лет живет в атмосфере бюрократической регламентации и верит в авторитеты, в начальство <…> его нужно прежде всего приучать к самостоятельности»[88]88
  Письмо К. Маркса И. Б. Швейцеру из Лондона, 13 октября 1868 г., в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 32, с. 476.


[Закрыть].

Политический абсентеизм масс в мирное время при определенных условиях может стать серьезным препятствием для руководства партии на пути к распространению своего влияния. Массы могут сбросить своего руководителя, в тот момент он решится приступить к активным действиям. Это относится к инсценировкам так называемых демонстраций. Во время партийного съезда австрийских социал-демократов в Зальцбурге в 1904 году доктор Элленбоген жаловался: «Я объясняю вам, я постоянно боюсь, когда партийное руководство предпринимает какие-либо действия. Невозможно вызвать интерес рабочих даже к тому, что они, казалось бы, должны осознавать. Мы обнаружили, что даже собрать хотя бы половину партии по вопросу критики военной программы решительно невозможно»[89]89
  Prokotoll der Verhandlungen. Wien: J. Brand, 1904, s. 90.


[Закрыть]. Когда в Саксонии в 1895 году был принят закон о сокращении избирательного права, который ущемлял в правах сотни тысяч рабочих, лидеры социал-демократов безуспешно пытались мобилизовать движение за сохранение избирательных прав. Их попытка разбилась о безразличие масс. Пресса пестрила мобилизующими лозунгами. Разошлись миллионы листовок. В течение буквально двух дней были организованы полторы сотни митингов протеста. Но все впустую. Массовое движение так и не началось. Собрания, особенно в небольших городах, никто не посещал[90]90
  Edmund Fischer, Der Widerstand des deutschen Volkes gegen Wahlentrechtungen в Sozialist. Monatsheften, VIII (X), H. 10.


[Закрыть]. Руководители – как центральный комитет, так и региональные агитаторы – были в ужасе от спокойствия и безразличия масс, сломавших всю агитационную работу[91]91
  Edmund Fischer, Die Sachsische Probe, в: Sozialist. Monatsheften, VIII (X), Heft 12.


[Закрыть]. Абсентеизм стал результатом роковой ошибки руководства. Рядовые члены партии не ощущали важности потери, которая им грозила, потому что руководители не смогли внятно разъяснить им ее последствия. Массы настолько привыкли к управлению сверху, что руководители сначала должны были подготовить их к активным действиям. На неожиданные призывы со стороны руководства массы не реагируют.

Имманентное бессилие масс проявляется самым очевидным образом, когда в ходе битвы они лишаются своего лидера и в суматохе бегут с поля боя. Как муравьи возле разрушенного муравейника, массы лишены инстинкта реорганизации, им сразу необходимы новые предводители, которые смогли бы заменить собой потерянных. Провал многочисленных разогнанных забастовок и канувших в Лету политических движений объясняется очень просто: правительство своевременно позаботилось о том, чтобы революционные лидеры оказались за решеткой[92]92
  Классический пример мы находим в истории датского рабочего движения. В начале 1870-х годов было достаточно приговора и высылки в Америку лидера социалистов Луи Пио, чтобы на долгие годы подавить молодое и набиравшее силу рабочее движение (Rudolf Meyer, Der Sozialismus in Danemark. Berlin: August Schindler, 1875, s. 13). Густаф Банг описывает это поражение следующим образом: «Он (Пио) очень устал и был достаточно слаб, чтобы сдаться. Весной 1877 года он пошел на сделку с полицией и покинул страну навсегда. Вместе с ним уехал и Гелефф. Пио умер (1894) в Америке. Это поразило партию в самое сердце. Она доверяла Пио, верила в него слишком сильно, чтобы устоять на ногах после его смерти… Не появилось никого, кто мог бы занять освободившееся место, партия была слишком неорганизованна, не было никакой совместной работы, за которую можно было бы удержаться. Все союзы были распущены или медленно вымирали». (Gustaf Bang, “Ein Blick auf die Geschichte der danischen Sozialdemokratie,” XeueZeit, XVI Jahrg., Bd. I, Nr. 13, 25. Dezember 1897, s. 404–405).


[Закрыть]. Из этого наблюдения родилась теория, что подобные движения – не что иное как искусственная поделка кого-то одного: так называемого подстрекателя и провокатора – и потому достаточно подавить одного, чтобы справиться со всем движением. Такая точка зрения стала особенно популярной в некоторых кругах узколобых консерваторов. Однако это лишь еще раз доказывает, что они совершенно не понимают внутренней природы масс. За редким исключением в таких движениях все происходит естественно, а не искусственно. Естественно прежде всего само движение, на вершине которого находится руководитель, который к тому же вступает в эту борьбу не по собственной воле, а подчиняясь воле обстоятельств. Столь же естественна и гибель движения, когда масса лишается своего руководителя.

Потребность массы в руководстве, ее неспособность действовать без инициативы извне и сверху ложатся тяжелым бременем на руководителя. Лидеры современных демократических партий ведут вовсе не паразитическое существование. Их должность – вовсе не синекура. Им приходится дорого платить за свою власть. Вся их жизнь отмечена бесконечным усердием. Усердная, последовательная, непрерывная агитационная работа социал-демократической партии, не пасующая перед неудачами, не останавливающаяся на достигнутом, успех которой не повторила пока ни одна другая партия, по праву вызывает восхищение со стороны ее критиков и оппонентов[93]93
  Engelbert Kaser, Der Sozialdemokrat hat das Wort, 3. Aufl., Freiburg
  i. B.: Herder, 1905, s. 201.


[Закрыть]. Деятельность профессиональных руководителей демократических союзов в высшей степени утомительна, физически изнурительна и, несмотря на разделение управленческого труда, очень сложна[94]94
  Буржуазные газеты любят изображать лидеров социал-демократов в образе мотов и паразитов, выдвигая оскорбительные обвинения в том, что они живут на деньги рабочих. Первое нелепо. Последнее, может быть, и соответствует истине, но не может стать поводом для упрека со стороны социолога. Лидеры партии действительно живут на средства рабочих, но с их ведома и разрешения, до тех пор пока руководство способно оказывать народу услуги, ради выполнения которых оно было избрано. Стоит упомянуть о другом: тот факт, что рабочий класс способен на свои сэкономленные гроши содержать и поддерживать такой колоссальный партийный аппарат, как немецкая социал-демократия, говорит не в пользу теории обнищания рабочих и против (впрочем, сегодня почти забытой) теории железного закона заработной платы Лассаля. Ср. мой доклад на третьем итальянском научном конгрессе в Падуе в 1909 году: Roberto Michels, “Dilucidazioni sulla Teoria dell’Imniiserimento,” Giornale degli Economist!. Vol. XXXIX, Serie 2, 1909, p. 417–453.


[Закрыть]. Они причастны ко всему, и, даже если хотели бы снять с себя часть обязанностей, их руки связаны. Претензии, которые им предъявляют, не имеют конца. Потребность масс в талантливых ораторах и громких именах – а в отсутствие последних хотя бы в депутатах, – не знает границ. На всех праздниках и юбилеях, которые так по душе демократическим массам, на предвыборных собраниях и празднованиях годовщин, со всех сторон на руководителей партии сыплются однотипные просьбы: пришлите нам депутата[95]95
  В Италии для объявления забастовки к руководству партии просто обращаются за назначением депутата. Уже случалось такое, что региональное отделение партии требовало прислать депутата сроком на 14 дней, чтобы он смог изучить локальные трудовые отношения сельскохозяйственных рабочих, придумал варианты оптимизации, передал докладные землевладельцам и т. д. (Alessandri Varazzani-Costa, Relazione dela Direzione del Partito al Congresso d’lmola, settembre 1902. Imola: Coop. Tip. Editr., 1902, p. 7).


[Закрыть]. Наряду с этим руководители партии отягощены и литературной работой самого разного рода, и, так как все они разбираются в праве, они обязаны вести многочисленные судебные процессы, касающиеся дел партии. Высшее партийное руководство весьма отягощено своим почетным положением[96]96
  Cp.: Ettore Ciccotti, Psicologia del Movimento Socialista. Bari: Laterza, 1903, p. 151–152.


[Закрыть]. Аккумуляция функций – характерная черта всех современных демократических партий. В немецкой социал-демократической партии не редка ситуация, когда ее руководитель одновременно исполняет обязанности члена городского совета, члена земельного парламента и депутата рейхстага и при этом руководит газетой, профсоюзом или обществом взаимопомощи. То же самое мы наблюдаем в Бельгии, Голландии, Италии[97]97
  О таком случае из истории бременского рабочего движения рассказывает Эме: «Моему положению тогда не позавидуешь. Я одновременно был издателем, редактором, экспедитором, рекламным агентом, приказчиком, так сказать, мальчиком на побегушках. За год у меня не было ни одного свободного дня, чтобы мне не приходилось по 6–8 часов бегать вверх и вниз по лестницам и собирать ежемесячные партийные взносы, что зачастую было связано с определенными трудностями» (Bremer Biirger-Zeitung, 15. Jahrg., Nr. 225, 23. Sept. 1904).


[Закрыть]. Из этого возникает слава и уважение по отношению к руководителю, его власть и влияние на массы крепнут: он всегда будет им необходим – но в этом же причина усталости, гнета и беспокойства, а для тех, кто не так силен, – ранней, преждевременной смерти[98]98
  Впечатляет количество социалистических агитаторов и руководителей, признанных душевнобольными. Карло Кафиеро, Жан Вольдер, Бруно Шенланк, Георг Йекх – все они умерли в психиатрических лечебницах. Лассаль был близок к нервному срыву, когда решил посвятить себя Елене фон Дённигес. Последствия переутомления связаны с высокими требованиями к лидерам партии.


[Закрыть].