Текст книги "Социология политической партии в условиях современной демократии. Исследование олигархических тенденций в совместной жизнедеятельности"

В. Интеллектуальные причины возникновения

НА заре истории партии, когда ее численность была невелика, а главной задачей была социалистическая пропаганда, количество профессиональных лидеров уступало количеству руководителей, занятых делами партии на добровольных началах. На более поздних этапах оказывается недостаточно энтузиазма и идеализма интеллектуалов, благих намерений и добровольной работы пролетариев, посвящающих свое свободное время работе в партии. За неполной занятостью следует полная, за дилетантизмом – профессиональная специализированная работа.

Формирование профессионального руководства приводит к серьезным культурным различиям между руководителями и рядовыми членами партии. Богатый исторический опыт учит нас, что к важнейшим составляющим власти меньшинства над большинством относятся три элемента: деньги и ценности, то есть экономическое превосходство; традиции и преемственность, то есть историческое превосходство, а также важнейший фактор – формальное образование руководства, то есть так называемое интеллектуальное превосходство. В партиях пролетариата интеллектуальное превосходство руководителей очевидно с первого взгляда.

Это превосходство носит исключительно формальный характер. Оно весьма очевидно в тех странах (например, в Италии), где из-за особенностей политического развития и психологической предрасположенности представителей класса, который мы называем буржуазной интеллигенцией, именно его представители – адвокаты, врачи, профессура – пополняют ряды рабочей партии. Дезертиры из буржуазных слоев становятся руководителями пролетариев не вопреки, а благодаря полученному во вражеском лагере формальному образованию. Однако в других странах буржуазия находится в непримиримом противостоянии по отношению к пролетариям, а те, кто решился сменить лагерь, подвергаются политическому и общественному бойкоту. В то же время рабочий класс отчаянно стремится получить – пусть и примитивное – образование, оказываясь под давлением организованного государственного устройства и требований, предъявляемых крупной индустрией к определенной квалификации своих сотрудников. В этих странах в руководстве партий наряду с небольшим количеством интеллектуалов есть и бывшие рабочие. Но они уже находятся на другой образовательной ступени в отличие от своих бывших классовых товарищей. Партийная машина привлекает многих, так как предлагает рабочим оплачиваемые и престижные рабочие места, а также возможность карьерного роста. Но она же превращает целый ряд более или менее одаренных пролетариев в мелкобуржуазных чиновников, предоставляя им возможность получать дальнейшее образование за счет масс и лучше разобраться в принципах устройства общественной жизни (см. ч. IV, гл. 5). В то время как массы из-за занятости на работе и повседневных забот далеки от политической суеты, в особенности касающейся партийного аппарата, лидеры партии благодаря своему новому статусу, наоборот, обязаны теснейшим образом узнать политический механизм. Таким образом, бывшие рабочие довольно быстро осваивают сначала теоретические, а затем и практические знания, которые со временем становятся основой их превосходства над подчиненными. Чем сложнее устроена партия и вносимые законопроекты, чем быстрее рутинизируется партийная работа и чем большей компетенции она требует, тем быстрее растет дистанция между руководителями и рядовыми членами партии. Эта дистанция становится настолько большой, что руководители теряют ощущение принадлежности к классу, который представляют, в результате возникает настоящее классовое различие между экс-пролетариями в руководстве и рядовыми пролетариями партии. Так рабочие собственными руками создают новых господ, в руках которых образование становится главным оружием.

Влияние руководителей рабочего движения распространяется не только и не столько на управление профсоюзами или партиями, на партийную прессу, сколько на представительство движения в парламенте.

Сегодня все партии стремятся к парламентаризму, за исключением политически беспомощных анархистов, которые упорно сопротивляются любой системе или состоят в таких неорганизованных союзах, которые вряд ли можно считать полноценными партиями. Путь, который избрали остальные партии, можно назвать легально-электоральным. Их промежуточная задача – влияние в парламенте, конечная цель – так называемый захват политической власти. По этой причине представители даже революционных партий вступают в законодательные органы. Парламентская работа, за которую они берутся сначала против собственной воли[131]131
  Социалисты поначалу принимали участие в выборах весьма нерешительно и с большой осторожностью; они руководствовались теоретическими представлениями о парламентаризме, от которых сегодня не осталось камня на камне. Вильгельм Либкнехт в 1869 году (спустя несколько лет после первого участия в выборах в северогерманский рейхстаг) и Энрико Биньями в 1882 году (когда расширение избирательных прав для рабочих положило конец существующим до этого запретам на участие в выборах) сочли необходимым опубликовать объяснительные обращения, в которых они указывали на второстепенное значение парламента. Либкнехт заявил: «Мы не можем обращаться к массам напрямую. В чем тогда практический смысл выступлений в рейхстаге? Ни в чем! Бессмысленная болтовня – удел безумцев. Ни одного преимущества. Сплошные недостатки: поступиться принципами, низводить серьезную политическую борьбу до глупой показухи, убеждать народ в том, что бисмарковский «рейхстаг» призван решить общественные проблемы» (Paul Kampffmeyer, Wandlungen in der Theorie und Taktik der Sozialdemokratie. Munchen: Birk, 1904, s. 33). Биньями разделял взгляды Либкнехта. По поводу участия в выборах он заявил, что избранные депутаты-социалисты будут держаться подальше от законотворчества, а главная цель их присутствия в парламенте – со своей высокой трибуны заявить об упразднении тех привилегий, которые привели их на вершину (Enrico Bignami, Il Candidate Socialista. Milano: Piebe, 1882, p. 3). До тех пор пока парламенту известны их взгляды, «практическая» работа социалистов, безусловно, весьма затруднена.


[Закрыть], а потом все с большей охотой и самоотверженностью, все сильнее отрывает эти партии от их избирателей. Вопросы, с которыми к ним обращаются, требуют внимательного изучения, а поиск решений расширяет и углубляет их знания, что тоже отдаляет их рядовых соратников по партии в регионах. Руководители становятся еще более образованными, чем были раньше. А образование укрепляет их власть над массами.

Чем глубже они погружаются в детали политической жизни, вопросы налогообложения, подробности таможенной и внешней политики, тем более незаменимыми они становятся, по крайней мере до тех пор, пока избиратели держатся за парламентский строй, однако их влияние выходит и за его пределы. Теперь лидеров уже не заменить другими членами партии, не посвященными в бюрократические тонкости и занятыми своими повседневными делами[132]132
  При этом их навыки не обязательно должны быть выдающимися. Порой достаточно и самых поверхностных знаний. Весьма справедливо замечено, сколько драгоценного времени (особенно в государствах с парламентской системой) тратит руководитель партии на плетение интриг и т. д. и как часто он, подобно журналисту, вынужден говорить о материях, в которых не разбирается.


[Закрыть]. Компетентность в решении сложных и не доступных большинству вопросов гарантирует несменяемость руководства, что противоречит основным принципам демократии.

Фактические знания, которые возвышают лидера над массами и заставляют их подчиняться, поддерживаются и политической рутиной, и социальными навыками, которые он приобретает во время работы в парламенте, в особенности тем профессионализмом, который он получает на закрытых заседаниях парламентских комиссий[133]133
  Ettore Ciccotti, Montecitorio. Roma: Mongini, 1908, p. 44–45, 74-Чиккотти называет такие комиссии резиденцией или отправной точкой олигархии в парламентской системе.


[Закрыть]. Освоенные здесь приемы он применяет и внутри партии, а потому ему значительно проще справляться с потенциальными оппозиционными настроениями[134]134
  Письмо, полученное из Лондона редакцией Volksstimme от 2 февраля 1909 года посвященное ежегодному конгрессу английской рабочей партии: «Вопреки всем ожиданиям последние два дня конгресса прошли на удивление мирно. Стало очевидно, что все ведущие партийные руководители единодушно поддерживают предложенную тактическую линию. Но этому способствовало и выдающееся мастерство партийного правления, которому удалось организовать заседание, распределить обсуждаемые вопросы с большой осторожностью и умело обойти все острые темы»… «Первая профилактическая мера генеральной профсоюзной комиссии заключалась в исключении из повестки заседания тех вопросов, в обсуждении которых, на их взгляд, не было необходимости». Ни автор письма, ни редакция не сочли необходимым высказать свою позицию по этому поводу.


[Закрыть]. Партийные руководители в совершенстве овладели искусством организации собраний, наведением и сохранением общественного порядка, весьма преуспели в примирении противоборствующих сторон, они способны сгладить обсуждение спорных вопросов или склонить на свою сторону возмущенное большинство либо на худой конец заткнуть ему рот. Средства для достижения их целей неисчерпаемы. От ловко сформулированного вопроса на голосовании до суггестивного воздействия на толпу с помощью не относящихся к делу, но весьма волнующих аргументов. Политики выполняют функцию референтов, которые знают обо всех подводных камнях обсуждаемых вопросов; с помощью недомолвок, иносказаний, своей терминологической изобретательности они могут превратить самые простые вопросы в великую тайну, доступную только им. В результате, вместо того чтобы стать «теоретическими представителями» больших масс, лидеры становятся для них совершенно недоступными и неподвластными. Они полноправные хозяева ситуации.

Неподконтрольность депутатов растет благодаря тому, что их привилегированное положение окружено ореолом славы, ораторской или экспертной, либо просто их личным обаянием, как интеллектуальным, так и физическим. Отставка признанного всеми лидера может сильно дискредитировать партию в глазах широкой общественности. Партийные массы были бы во всех смыслах обезглавлены, если бы довели до конца свой разрыв с руководством. Это нанесло бы им серьезный политический вред, и не только потому, что они потеряли бы значительное количество профессиональных кадров, которые смогли бы заменить прежних руководителей и их многолетний опыт, но и потому, что они обязаны большей частью достижений в сфере общественного законодательства и установлением всеобщих политических свобод именно личному авторитету партийных старожилов в парламенте. Таким образом, демократические массы находятся в весьма затруднительном положении: они чувствуют себя обязанными сохранить своих выдающихся лидеров на позициях власти и похоронить тем самым все демократические принципы. Законное право партийного руководителя в том, чтобы утвердить собственную незаменимость. Незаменимость подчиняет себе всех господ и властителей[135]135
  Тот, кто незаменим, способен подчинить себе прирожденного лидера. Как рассказывает Рошер, один северогерманский деспот размышлял над назначением некоего выдающегося чиновника в соседнем княжестве. Он спрашивал у министра, действительно ли незаменимым будет этот чиновник. Получив утвердительный ответ, князь заявил: «Пусть идет, мне не нужны незаменимые» (Roscher, Politik, s. 359)


[Закрыть]. В истории рабочих партий чуть ли не каждый день появляются примеры действий руководителя партии, которые нарушают ее основные законы. Однако массы не собираются делать из этого никаких выводов, ведь они вознесли его над собой, доверили ему поиск пути и решения, они уже не могут обойтись без его богатых знаний и опыта, к тому же под рукой у них нет достойной замены. Целый ряд ораторов в парламенте, некоторые руководители профсоюзов как на словах, так и на деле зачастую с очевидностью противоречат массам, которые они представляют, но это не мешает лидерам и дальше действовать от их имени. Массы ошарашены и возмущенно следят за происходящим, но, как правило, не решаются отречься от своего «большого лидера».

Абсолютная некомпетентность масс укрепляет власть руководителя и в то же время полностью ее оправдывает как в аспектах практической политики, так и в аспектах морали. Функциональная неспособность масс самостоятельно вести свои дела порождает необходимость в защитнике. И тот факт, что руководители во многом навязывают себя массам, не выглядит таким уж пагубным. Совершенно свободный выбор руководителя как бы предполагает, что массы в состоянии распознать компетентность лидера (то есть проявить собственную компетентность): la designation des capacites suppose ellememe la capacite de la designation.

Осознание несамостоятельности масс и практической нереализуемости принципов народного суверенитета привело выдающиеся умы к идее ограничения демократии ради установления демократии (см. ч. III, гл. 2). Кондорсе утверждает, что массы должны сами решать, в каких случаях им следует отказаться от своего права принимать решения[136]136
  Condorcet, L’Esquisse d’un tableau historique des progres de I’esprit humain. Paris: Bibliotheque Nationale de France Edition del Bibliotheque Nationale, 1800, p. 186; Ж.А. Кондорсэ, Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. М.: СОЦЭКГИЗ, 1936, с. 165.


[Закрыть]. Это означает добровольный отказ суверенных масс от собственного суверенитета. Французская революция, которая стремилась на практике воплотить свободную власть народа и уравнять человеческие права, основным законом которой была переменчивая народная воля, на национальном собрании постановила отправлять на гильотину тех, кто высказывался за восстановление монархии[137]137
  Adoplhe Thiers, Histoire de la Revolution Frangaise. Vol. II. Leipzig: Brockhaus, 1846, p. 141. Парадоксальная, нелогичная взаимосвязь между неограниченной народной независимостью и деспотичной опекой их руководства красной нитью проходит сквозь выступления многих якобинцев (см.: (Euvres de Danton, recueillies et annotees par A. Vermorel. Paris: Cournol, 1866, p. 119).


[Закрыть]. Способность масс принимать решения, таким образом, была парализована с помощью военно-юридических мер. Даже Виктор Консидеран, этот фанатичный сторонник принципов народовластия, не мог не согласиться с тем, что государственная машина оказалась тяжелее и неповоротливее, чем можно было бы предположить, и народ не в состоянии справиться с ней самостоятельно, а потому необходимо избрать группу людей, которая занялась бы точной формулировкой законов, принятых в качестве волеизъявления народа[138]138
  Victor Considerant, La Solution ou le Gouvernement Direct, p. 41.


[Закрыть]. Каутский усматривал подобные же проблемы в рабочем движении и отстаивал позицию, что не любая сфера общественной жизни предназначена для демократического управления. Демократия возможна, лишь когда каждый способен принимать самостоятельные решения и будет тем эффективнее, чем важнее согласие и кооперация всех заинтересованных в обсуждаемой области сторон.

Некомпетентность масс, которую, в конце концов, осознает каждый лидер, используется в качестве теоретического оправдания фактической власти партийного руководства. В Англии, где Томас Карлейль развивал свой «культ героев» (в отличие от Германии, где эта доктрина была полностью исключена социал-демократией из исторического материализма), социалисты всех партийных направлений открыто заявляют: реконструктивная демократия должна быть сходна с благосклонным деспотизмом. «Он (деспот) работает в соответствии с конкретным планом и обладает достаточной властью, чтобы осуществить свою волю»[139]139
  James Ramsay MacDonald, Socialism and Society. London: Independent Labour Party, 1905, p. XVI–XVII.


[Закрыть]. Во всех вопросах управления, в тактических и административных делах, в любой области, где для принятия решения необходимы специальные знания, а для воплощения этих решений необходим авторитет, необходима и диктатура, то есть отказ от основных принципов демократии. С демократических позиций это может восприниматься как зло, но это необходимое зло. «Социал-демократия» означает не решения, принимаемые посредством народа, а решения для народа[140]140
  Ernest Belfort Bax, Essays in Socialism New and Old. London: Grant Richards, 1806, p. 174–182.


[Закрыть]. Следовательно, решающую роль здесь играют добрая воля и проницательность руководителей. Большинство определяет лишь общую линию, все тактически важные решения принимаются именно руководителем. Небольшому количеству членов – Белфорт Бакс предлагает, что всего трем, – надлежит решать политические вопросы от лица всей партии. Социал-демократия – не демократия, а партия, ведущая борьбу за демократию. Демократия – это цель, а не средство[141]141
  Ernest Belfort Вах, Essays in Socialism New and Old. London: Grant Richards, 1806, p. 174–182.


[Закрыть]. Она не может быть средством, так как социал-демократическая партия – это организация с конкретными финансовыми обязательствами, созданная для достижения идеологических целей, но ее успех зависит не только от воздействия экономических сил, но и от личных качеств тех, кто ее возглавляет. Вновь вспоминается тезис о том, что ни одно предприятие не будет работать без управляющего всеми делами, то есть без предпринимателя. В соответствии с параллельными процессами в экономической сфере и увеличением количества рабочих организаций должны расти ценность, значимость и важность руководителя партии[142]142
  Fausto Pagliari, Le Organizzazioni e i loro impiegati. Torino: Tipografia cooperativa, 1908, p. 3, 5, 8.


[Закрыть].

Благодаря принципу разделения труда возникает специализация. Поэтому не будет ошибкой сравнить руководителя партии с профессиональным врачом или компетентным химиком[143]143
  Rienzi (H. von Koi), Socialisme et Liberte, p. 250.


[Закрыть]. Но специализация также означает авторитет. По аналогии с тем, как мы прислушиваемся к советам врача потому, что он благодаря своему образованию разбирается в устройстве человеческого тела лучше, чем его пациент, политические пациенты должны довериться своему партийному руководителю и его профессионализму.

Так, в конце концов, демократия превратилась бы во власть лучших, в аристократию. Руководители – лучшие, как профессионально, так и морально превосходящие всех остальных, следовательно, они не только вправе, но и обязаны добиться признания не только в качестве представителей партии, но и в качестве индивидов, полностью осознающих собственное личное превосходство[144]144
  Об этом же говорил и миланский политик Гульельмо Гамбаротта после того, как покинул ряды социал-демократов, не сумев стать чиновником, и подался в ряды буржуазных радикалов. См. его статью: Guglielmo Gambarotta, “La funzione dell'uomo politico,” Rivista Critica del Socialismo, 1899, Anno I, fasc. 9, p. 888.


[Закрыть].

Часть II
Подлинные автократические устремления лидеров

Глава 1
Устойчивость лидерства

Одна из главных особенностей, на которую, вероятно, обращают внимание те, кто изучает историю социалистического рабочего движения Германии, – устойчивый состав его руководителей.

В процессе формирования Германской империи, в 1870–1871 годы, невероятные энергичность и образованность обеспечили Вильгельму Либкнехту и Августу Бебелю позиции лидеров рабочего движения. Спустя 30 лет, на рубеже столетий, они все еще занимают те же посты[145]145
  В протокол конгресса, прошедшего в Готе в 1875 году, на основе которого создавалась современная социал-демократическая партия, включены 73 делегата, из которых 15 человек либо сохранили верность партии до конца жизни, либо продолжают активно участвовать в ее деятельности: Ауэр, Бок, Блос, Гельб, Грилленбергер, Либкнехт, Лёвенштайн, Дреезбах, А. Капелль, Молькенбур, Хоффман, Бебель, Моттелер, Штолле (ProtokollFrankfurter Volksstimme: Waffenkammer des Sozialismus, eine Sammlung alter und neuer Prop agandaschriften, VI. Halbsjahrband, Januar bis Juni 1906, s. 122). В основном составе партии нет такой стабильности, как в рядах ее руководства. Мы можем сделать подобный вывод хотя бы из содержания отчета социал-демократического союза Мюнхена 1906 года, где приводится следующая статистика о сроке, в течение которого в союзе были зарегистрированы его члены. Цифры в скобках указывают на количество членов союза, включая членов, привлеченных извне. Членами союза значились:
  до ½ года: 1502 члена = около 23 % (1582);
  от ½ до 2 лет: 1620 членов = около 24 % (1816);
  от 2 до 3 лет: 684 = 10 % (995);
  от 3 до 4 лет: 1020 = 15 % (1967);
  от 4 до 5 лет: 507 = 7.% (891);
  от 5 до 6 лет: 270 = 4 % (844);
  от 6 до 7 лет: 127 = 2 % (604);
  от 7 до 8 лет: 131 = 2 % (289);
  более 8 лет: 833 = 12.% (1666).


[Закрыть]. Такое постоянство руководства германских социалистов особенно примечательно по сравнению с руководством рабочих партий других европейских стран, где лишь немногим партийным руководителям из рядов международной рабочей ассоциации удалось сохранить свои позиции и в новом веке. (Исключение составляет только Италия, где результат был сходен с германским, но по иным причинам.) С уверенностью можно сказать, что в Германии социал-демократические лидеры проводят свою жизнь в партии, стареют и умирают у нее на службе.

Ниже мы обратимся к незначительному количеству политических перебежчиков из социалистического лагеря. Некоторые партийные сотрудники посвящают себя не только работе в партии, но и другой деятельности. Некоторые литераторы, чья политическая карьера в партии заканчивается так же стремительно, как и возникла, после непродолжительной и яркой работы сменяют суровую политическую арену на тихий труд в своих закрытых кабинетах. С этим процессом в значительной степени связана и недостаточная отрефлексированность социологической теории в научных кругах. Это относится, например, к доктору Паулю Эрнсту, работавшему в свое время редактором Volkstribune, доктору Бруно Вилле, возглавлявшему Jungen, доктору Отто Эриху Хартлебену, редактору раздела театральной критики в Vorwarts (никогда, однако, не принимавшему участия в партийных собраниях), доктору Людвигу Вольтманну, представителю рейнского города Бармен на партийном съезде 1899 года в Ганновере, на котором он выступал защитником Бернштейна. Вольтманн, автор выдающихся работ по социологии, основанных на теории социализма, позже посвятил себя исследованиям в области политической антропологии, имевшим националистическую направленность. Эрнст Гистров (доктор Вилли Гельпах) и многие другие, невероятно образованные и одаренные люди, снискали славу в литературной или научной сфере, но не были созданы для последовательной партийной работы. Также в истории социал-демократии нередко появляются люди, одержимые одной конкретной идеей, которые не могут расстаться с надеждой перестроить на основе этой идеи всю социал-демократию или, по крайней мере, присовокупить ее к существующей социал-демократической теории. Одним махом они запрыгивают в партию, но, как только понимают, что стремились к невозможному, охладев, отходят в сторону. Для примера можно вспомнить съезд партии 1902 года в Мюнхене, на котором не принадлежащий к официальной церкви священник из Висбадена Георг Велькер, новоиспеченный член партии, предложил заменить доктрину «религия = личное дело» на тактически опасную максиму «раздавить гадину!». На проходившем в то же время женском конгрессе социал-демократической партии доктор Карл фон Оппель-Капштадт, только что вернувшийся из Капской колонии и примкнувший к рядам социал-демократов, настаивал на том, что каждый член социал-демократической партии должен владеть иностранными языками и даже диалектами, и с особым рвением выступал за введение универсального обращения на «ты» между сотрудниками партии. Но это вполне естественные побочные явления любой политической партии. Особенно если она, как социал-демократическая, естественным образом притягивает всесторонне развитые умы. Любой субверсивной и старательно ведущей свою работу партии суждено стать недолгосрочным плацдармом для аутсайдеров и шарлатанов, для всех, кто старается излечить страдания рабочих с помощью использования нового мыла, одежды из чистой шерсти, вегетарианства или молитв.

Однако куда более заметное влияние на партию оказала не потеря таких социалистов «от случая к случаю», а ущерб, нанесенный во времена формирования первых антисоциалистических законов, когда значительная часть лидеров партийного движения была вынуждена перебраться в Америку[146]146
  Сотни социал-демократов, так же как немного раньше Бебель, во времена принятия «исключительного закона против социалистов» были вынуждены искать убежища и источника заработка за границей. Более 80 человек из тех, кто работал в партии агитаторами, редакторами, депутатами, до того как разразилась законодательная буря, оказались вынуждены покинуть страну, большинство из них навсегда. «Это был значительный удар по нашим силам» (Protokoll der Verhandlungen des Parteitags zu Halle A. S., 1890, s. 29). В самые тяжелые времена массовый исход был весьма ощутим. Незадолго до выборов 1881 года (которые тем не менее утвердили жизнеспособность Социал-демократической партии Германии) страну были вынуждены покинуть Фридрих Вильгельм Фрицше (ум. 1905) и до сих пор здравствующий критик Лассаля Юлиус Фальтайх. Оба – бывшие сторонники Лассаля и правовые представители социал-демократической партии. Фальтайх, однако, оказался потерян лишь для немецкого рабочего движения, так как продолжает партийную деятельность на посту редактора социал-демократической немецкоязычной газеты в Нью-Йорке. Еще ранее, в 1840-е и 1850-е годы, под давлением реакционизма значительное число выдающихся политиков немецкого рабочего движения были вынуждены покинуть Германию и переехать в Соединенные Штаты Америки. В 1872 году Ф. А. Зорге, сооснователь Die Neue Zeit, выполнявший обязанности «мнимого» секретаря Маркса, после переноса генерального совета Интернационала переехал из Лондона в Нью-Йорк, а позже целиком посвятил себя занятиям музыкой; поэт Роберт Швайхель уехал в начале 1850-х годов (позже, однако, вернулся в Германию).


[Закрыть]. И тем не менее! Число тех, кто пережил это страшное время и даже вышел из него победителем, поразительно велико. Очевидно, что во времена относительного политического спокойствия устойчивость в кругах партийных руководителей особенно велика. Автор постарался установить число тех, кто до сего дня, anno 1910, сохранил ведущие партийные позиции, изучив регистрационные списки трех партийных конгрессов, состоявшихся в 1893 году в Социал-демократической партии Германии, Французской рабочей партии и Итальянской социалистической партии. Он пришел к следующим результатам, которые едва ли могут претендовать на полную научную объективность, но тем не менее довольно близки к истине: из 207 кельнских делегатов к 1910 году осталось 60, из 93 парижских – 12, из 311 делегатов конгресса Эмилии – 102[147]147
  Ср. регистрационные списки Protokoll iiber die Verhandlungen des Perteitages zu Koln. Berlin: Verlag Vorwarts, 1893, s. 280), в статье Onzieme Congres National du Parti Ouvrier tenu a Paris du 7 au 9 oct. 1893 (Lille: Imp. Ouvriere S. Delory, 1893, p. 9, а также II Congresso di Regio Emilia, verbale stenografico. Milano: Tipografia degli Operai, 1893, P– 57.


[Закрыть]. В Италии и Германии процент, таким образом, довольно высок, Французская рабочая партия немного отстает[148]148
  Из этого, разумеется, не стоит делать вывод, что измена или непостоянство – национальные французские черты. Эти факты объясняются общими тенденциями французской исторической традиции и устройством политической демократии, подробный анализ которых увел бы нас далеко от предмета нашего исследования.


[Закрыть]. Левые буржуазные партии континентальной Европы вряд ли могут похвастаться подобной стабильностью состава правительства. Еще большее постоянство наблюдается только среди партийных чиновников. Истоки этой устойчивости, как мы убедимся ниже, определяются множеством факторов.

Продление срока полномочий таит в себе опасности для демократии. Предусмотрительные демократические организации заботятся о сменяемости руководства[149]149
  В Третьей французской республике для предотвращения военной диктатуры и цезаризма было принято соглашение, согласно которому ни один генерал армейского корпуса не мог занимать свою должность дольше трех лет.


[Закрыть]. Если судить по количеству мест в правительстве, полученных в результате голосования, и частоте проведения народных выборов, граждане Америки могут гордиться образцовой демократией. Причина широкого применения всеобщего избирательного права коренится не только в работе законодательных органов, но и в деятельности высокопоставленных чиновников и судей. Подсчитано, что каждый американский гражданин в среднем голосует 22 раза в год[150]150
  Werner Sombart, Waum gibt es in den Vereinigten Staaten keinen Sozialismus. Tubingen: J. C.B. Mohr, 1906, p. 43; Вернер Зомбарт, “Почему в Соединенных Штатах нет социализма?”, в: Вернер Зомбарт, Избранные работы. Москва: Территория будущего, 2005, с. 240.


[Закрыть]. Подобная же электоральная активность характерна сейчас и для любого члена крупной демократической рабочей партии: выдвижение кандидатов на выборы в рейхстаг и в районные советы, на городские выборы, выборы районных депутатов и выборы представителей партии на национальных съездах, выдвижение кандидатов на выборы правления, перевыборы всех инстанций е da capo. Почти в любой социалистической партии или профсоюзе всех аппаратчиков выбирают на ограниченный срок, приблизительно каждые два года все они должны переизбираться. Чем дольше лидер занимает должность, тем больше становится его власть над массами и тем сильнее их зависимость от него. Высокая периодичность выборов, таким образом, оказывается простейшей защитой демократии от ядовитых паров олигархии. Лидер любой демократической партии обязан своей должностью только избирателям и к тому же постоянно должен переизбираться (а это всегда связано с риском не быть переизбранным и потерять должность), на первый взгляд кажется, что такая демократия незыблема.

Последовательное соблюдение основных демократических принципов не принимает во внимание привязанности и традиционализм. Как и в политическом устройстве конституционных государств, где парламент составляют представители правящей партии, руководство отдельных партий также должно состоять из сторонников ведущей политической партийной линии[151]151
  К такому решению пришли недавно и члены голландской социал-демократической партии.


[Закрыть]. Таким образом, старые партийные сановники должны постоянно освобождать место новым силам, новым завоевателям партийной власти. Кроме того, должно существовать совершенно естественное стремление не оставлять своих соратников по партии на одних и тех же должностях на слишком долгие сроки, иначе они замшеют и окончательно убедят себя в собственной исключительности. Но вместо этого сохранение традиции и инстинктивная потребность в стабильных отношениях создают впечатление, что руководство партии представляет скорее прошлое, а не настоящее. Руководство устойчиво не потому, что оно представляет существующую внутри партии расстановку сил, а лишь потому, что однажды оно уже было сформировано. Это закон инертности или, иначе говоря, застоя, который обеспечивает партийным руководителям пожизненный мандат. Эти тенденции, господствующие в любой хорошо организованной партийной системе, особенно ярко выражены в немецкой социал-демократической партии. Из-за них высшее партийное руководство становится несменяемым. Практика полной смены состава партийного руководства каждые два года должна была стать главной привычкой социал-демократической партии – демократической партии par excellence. В реальности же подобная практика не только чужда немецкой социал-демократии, но и любое ее упоминание вызывает яростное сопротивление рядовых членов. Согласно Организационному уставу, принятому на конгрессе в Майнце в 1900 году, все правление партии, состоящее из семи членов (два председателя, два секретаря, один казначей и два заместителя), должно переизбираться на ежегодном съезде партии «голосованием за партийный список абсолютным большинством голосов». Это постановление соблюдается лишь в том, что обычно на каждом партийном съезде в бюллетенях перечислены имена членов прошлогоднего партийного правления. Таким образом, они рассчитывают сохранить существующий состав руководства. De jure каждому, у кого есть право голоса, дозволяется внести в список изменения и вычеркнуть кого-то из предложенных кандидатов, особенно в условиях анонимного голосования. Но тем не менее существующий бюллетень все еще представляет собой явление, которое по аналогии с corriger la fortune можно назвать corriger la democratic. Нам уже известно, каким позором и обвинениями в нелояльности может обернуться собственноручное изменение – по факту использования своего законного избирательного права – избирательного списка (см. сноску 2 на с. 62). Инцидент на партийном съезде в Дрездене в 1903 году весьма показателен. Выяснилось, что, вероятно, радикальные берлинцы – позже они весьма усердно от этого открещивались, – решили вычеркнуть из списка кандидатов Игназа Ауэра, заклейменного как ревизионист. Этот кощунственный поступок вызвал небывалое возмущение и сорвал план партийного заседания[152]152
  Ср.: Protokoll des Parteitages zu Dresden, s. 361, 373.


[Закрыть].

Так высшие партийные инстанции, которые должны быть естественными представителями демократии, растягивают свои «полномочия», переданные им однажды в результате выборов, на всю жизнь. Их переизбрание, обязательное по уставу, становится простой формальностью, чем-то само собой разумеющимся. Временное избрание на должность превращается в постоянное, а постоянное – в неотчуждаемое право. Верхи становятся несменяемыми, как и любой аристократический орган. Срок их партийной службы намного превышает срок службы министров в монархических государствах. Средний срок пребывания в должности немецкого министра – 41/3 года. В руководстве партии (иными словами, в министерстве социалистической партийной организации) мы в течение более чем 40 лет наблюдаем одних и тех же людей[153]153
  Ф. Науманн пишет о демократах следующее: «Их руководство сменяется реже, чем государственные секретари и министры. Демократические выборы остаются верны себе. Их частные результаты невозможно предсказать, но их общий эффект более предсказуем, чем политика князей. Любая демократия следует древней, тяжеловесной традиции, которая очень медленно и почти незаметно влияет на сознание масс. Монархические движения не испытывают недостатка в устаревших формах, но и организм демократии чем дольше существует, тем сильнее обрастает набором устоявшихся выражений, программ и привычек. Только после того, как новые идеи распространятся по всей территории страны, они смогут проникнуть и в существующие партии. Для большинства естественная неторопливость избранного парламентского правления может стать как удачей, так и несчастьем» (Friedrich Naumann, Demokratie und Kaiser turn, p. 53). Доказательство того, что и в зарубежных организациях, основанных на принципах демократии, проявляются те же тенденции к сохранению состава руководства, можно найти в параграфе регламента об объявлении всеобщей забастовки, недавно (3 февраля 1910 года) составленном Всеобщей итальянской конфедерацией труда Италии. Регламент утверждает демократическую необходимость проводить референдум в отдельных партийных секциях перед тем, как объявить всеобщую забастовку, а также представлять протокол заседания, в котором изложена позиция рабочей партии. Однако далее следует уточнение, согласно которому, если решение, принятое в результате референдума, не совпадает с решением председателей правления конфедерации, такое решение не означает вынесения вотума недоверия руководству. В этом случае очевидна низкая степень министерской ответственности внутри итальянского рабочего движения по сравнению с итальянскими буржуазными силами. В Англии, как нам известно от Веббов, состав чиновников профсоюзного движения значительно устойчивее состава чиновников английской альтернативной гражданской службы. В Объединенной ассоциации машинных хлопкопрядильщиков даже принято уставное соглашение, в соответствии с которым официальные представители власти сохраняют свои посты до тех пор, пока члены профсоюза не будут удовлетворены их работой. См.: Sidney Webb und Beatrix Webb, Theorie und Praxis der englischen Gewerkvereine, p. 16.


[Закрыть]. Одним из объяснений этого служит реакционное воздействие традиций на сознание как революционно, так и консервативно настроенных масс. Разумеется, свою роль здесь играет и прекрасное с точки зрения морали качество – чувство глубокого уважения, о котором уже было сказано выше (см. ч. I, гл. з): непереизбрание партийного товарища, который имеет в партии определенный вес, вынес ради нее множество невзгод, служил ей верой и правдой, воспринимается как гнетущая неблагодарность. В первую очередь это не заслуженный, а опытный, испытанный член партии, без которого партия не хочет и не может обойтись. Конкретные индивиды необходимы партии, хотя бы потому, что они выполняют определенные должностные обязанности, то есть, прямо говоря, они незаменимы. В основе любой бюрократической организации лежит в первую очередь разделение труда. Однако там, где правит разделение труда, всегда возникают частные функции, специализация, незаменимость. Это особенно верно для государств, подобных Прусской Германии, которому необходимы проверенные руководители, способные обойти все полицейские, административные и уголовно-правовые подводные камни. Только их стабильное должностное положение может гарантировать стабильность партии.

Здесь возникает еще один мотив. В политических и профсоюзных организациях рабочих определенный бюрократический стаж столь же необходим, как и в органах государственного управления. Только спустя какое-то время нахождения на службе руководители партии могут погрузиться в курс дела, осознать свой круг обязанностей, а значит, хорошо выполнять работу. Кроме того, чиновник может самоотверженно посвятить себя делу, разделять ценности организации, только если уверен, что его не уволят в мгновение ока. Быстрая ротация демократична, но технически и психологически не функциональна. Поэтому возникает безответственность, а вместе с ней и риск распространения анархии в вопросах управления. В министерствах парламентских государств, где состав депутатов подчиняется смене партии большинства, царят беспорядок и небрежность. В правительствах, где состав министров сменяется каждые два месяца, любой, кому доверена власть, беспокоится о том, чтобы за отведенный ему короткий срок воспользоваться ею по максимуму. Из-за недостаточной прозрачности назначений, причина которой – в быстрой ротации, все сложнее осуществлять контроль и все проще обвинять друг друга в допущенных ошибках и злоупотреблении полномочиями. «Ротация должностных лиц», как называют эту систему американцы, без сомнения, соответствует принципам демократии. Она создана для того, чтобы не допустить развития бюрократической касты. Но все ее достоинства перечеркиваются пагубными последствиями власти недолговечных лидеров. Вместе с тем одним из достоинств монархии служит то, что потомственный князь ради своих детей и наследников не решается на воровство и проявляет продолжительный профессиональный интерес к своей службе.

Не только в военные, но в мирные времена взаимоотношения между организованными ассоциациями должны носить характер персональной и тактической непрерывности. В отсутствие такой непрерывности политический авторитет организации падает. Это актуально не только для государств, но и для политических партий. В европейской межгосударственной политике Англия всегда считалась плохим союзником, поскольку ей не доверяли. Внешняя политика островного государства в значительной степени зависит от партии, находящейся у власти, а власть партий может в любой момент смениться. Аналогичным образом партия, руководство которой часто сменяется, с трудом может вступать в союзы с другими политическими организациями. Две серьезнейшие ошибки демократии – нехватка стабильности (Perpetuum Mobile Democraticum) и проблемы с мобилизацией вызваны правом вето независимых масс.

Чтобы связать руководителя партии с волей масс и превратить его в исполнительный орган их воли, неразвитые демократии помимо уже упомянутых средств (ср. ч. I, гл. 2) пытались обращаться к мерам морального принуждения. Патриотически-революционная хунта Испании в 1808 году отправила некоего генерала на переговоры с французами в сопровождении 30 пролетариев, в результате он вопреки своей воле был вынужден отвергнуть все требования Наполеона[154]154
  Roscher, Politik, s. 392.


[Закрыть]. В современных демократических партиях до сих пор существует практика (причем ее распространенность зависит от уровня их развития), когда рядовые члены партии отправляют депутатов на партийные съезды, давая им строгие инструкции. Так они пытаются исключить вероятность, что делегат примет решение, противоречащее воле большинства, которое и выдало ему мандат. Подобный метод, хоть и тяготеет к демагогии, может быть эффективным при принятии решений по простым и однозначным вопросам, однако исключает возможность принять независимое решение, превращая делегата в марионетку, неспособную прислушаться к новым аргументам или дополнительным фактам. В таких условиях любая дискуссия становится избыточной, а результаты любого голосования оказываются заведомо ложными, так как не соответствуют фактическим взглядам делегатов. В последнее время императивные инструкции применяются все реже, поскольку наносят ущерб партийной сплоченности и вызывают беспокойство и неразбериху в рядах партийного руководства.