Текст книги "По большому льду. Северный полюс"

Планы, реализовывать которые до завершения экспедиций Нансена и Джексона было несвоевременно, теперь созрели для обнародования, и на ежегодном заседании Американского Географического общества 12 января 1897 г., по случаю награждения меня медалью Каллума, я вкратце очертил свои замыслы, целью которых было «достижение Северного полюса, окончательное нанесение на карту Гренландского архипелага и изгнание с наших карт неизвестной площади между 84-й параллелью и полюсом».

Мой план, вкратце, состоял в следующем: «Собрать достаточно средств, чтобы обеспечить исследования в течение пяти лет, если это будет необходимо, т. е. 150 тысяч долларов, и положить их на депозит; купить судно, нанять как можно меньший экипаж; нагрузить судно концентрированными съестными припасами, отправиться к Китовому проливу, взять на борт несколько семейств своих верных эскимосов с их палатками, каяками, собаками и проч.; пройти через канал Робсона до фьорда Шерарда-Осборна или дальше и высадить на землю людей и припасы; затем отправить судно назад. Как только толщина льда в больших фьордах северно-западного берега позволит осуществить санные путешествия, необходимо заняться оборудованием складов с припасами к северо-востоку вдоль берега, причем каждый раз нужно будет брать небольшой груз и располагать склады на сравнительно небольшом расстоянии друг от друга, чтобы можно было делать быстрые переходы. Как только припасы будут передвинуты вперед, вся партия также подвинется, оставив склад позади, что можно будет легко сделать, так как люди последуют примеру эскимосов и будут жить в снежных домах. Затем будет предпринят второй переход, и так до тех пор, пока солнце перестанет появляться на горизонте. Каждая из светлых зимних лунных ночей позволит продолжать эту работу, так что ранняя весна застанет партию и основные запасы провизии на северной оконечности северо-гренландского архипелага, вероятно, недалеко от 85-й параллели, со складами позади ее на каждом выступающем мысе. С этого места, когда настанет нужный момент, можно будет попытаться с хорошими шансами на успех сделать бросок к полюсу, взяв с собой отборных собак, самый легкий багаж и двух лучших эскимосов. Если первое лето будет неблагоприятным по ледовым условиям, его можно будет посвятить подробному исследованию самого архипелага и восточного берега, как можно дальше к югу, а северное путешествие отложить до следующего лета. Каждое лето судно должно пытаться дойти до главной квартиры партии, поначалу раз в два года, а затем, с приобретением необходимого опыта, и каждый год, и снабжать ее пищей, собаками и эскимосами до тех пор, пока не будет достигнута цель экспедиции. Если судно не сможет пройти канал Робсона в первый год, партия должна высадиться в заливе Хейеса и посвятить первый год исследованию этой неизвестной области.

Вернуться же из колонии, основанной у фьорда Шерарда-Осборна, можно будет в любой момент через внутренний лед к Китовому проливу.

Таким образом, для реализации моего плана нужно: 1) собрать необходимые средства, чтобы, если в первый год попытка будет неудачной, ее можно было повторить во втором, в третьем и т. д., до тех пор, пока она не будет реализована; 2) поселить часть выбранных мной семей эскимосов, врача и опытного начальника партии на самой северной точке северо-западного берега Гренландии с достаточным запасом продуктов и всего необходимого, со средствами сообщения, которые позволили бы колонии продержаться до тех пор, пока не будет реализован план, и при необходимости обеспечили возможность покинуть это место независимо от корабля.

Мой план вызвал всеобщее одобрение и поддержку, и мои друзья начали принимать меры, чтобы воплотить его в реальность. Средства были собраны, и единственной проблемой оставалось продление морским департаментом моего отпуска.

Возражения против этого отпуска, которые я прочувствовал в прошлый раз, теперь были такими решительными и резкими, что, несмотря на доклады, представленные в морской департамент Джесапом, президентом Американского Музея естественной истории, Дэли, президентом Американского Географического общества, и просьбы выдающихся деловых людей и ученых страны, понадобилось личное вмешательство и убедительное красноречие Чарльза А. Мура. Он напрямую обратился к своему другу, президенту Мак-Кинли, и тот ответил, что не возражает, если мне будет предоставлен необходимый отпуск.

Незамедлительным следствием отпуска стало летнее путешествие последнего года шестой экспедиции Пири (пятая часть книги), в ходе которого коренные жители прошли подготовку, необходимую для реализации моей программы в следующем году, а также был благополучно доставлен домой большой метеорит.

В заключение я в хронологическом порядке упомяну людей, которые своим личным участием, усилиями и содействием больше других способствовали моим путешествиям: проф. Анджело Гейльприн, генерал Уистар, Моррис Джесап и Чарльз Мур.

Помогали и оказывали содействие господа Кэннон из Нью-Йорка, Фрэнсис Вильсон из Бруклина и многие другие, имен которых я не имею права обнародовать; кроме того, употребляли в мою пользу силу своего влияния и постоянно помогали всеми средствами, морально и материально, Джедж Дэли, президент Географического общества и члены его совета, главный инженер Мелвилл, нью-йоркская газета «Сан», Сайрус Адамс и Г. Л. Бриджмен.

В том, что касается друзей, я, безусловно, самый счастливый человек на свете; всех их просто невозможно перечислить.

Организациям и частным лицам, оказавшим мне, когда я нуждался в помощи, моральную и материальную поддержку, необходимую, чтобы поставить мое предприятие на ноги, я обязан признательностью, о которой могу заявить здесь, но за которую никогда не смогу отблагодарить. Никто, кроме меня, не знает, как необходима была мне эта помощь, и я глубоко признателен за нее.

Прессу и читающую публику своей страны я благодарю за их любезный интерес к моему делу. Их дружелюбие стало большим утешением для меня.

Таковы вкратце события и их следствия, связавшие воедино мои экспедиции, и роль, которую сыграли мои друзья.

Необходимо также, на мой взгляд, внести ясность в некоторые моменты. Предприятие, описанное в этой книге, было реализовано исключительно на частные средства. Я могу, пожалуй, считать, нисколько не преуменьшая роли тех людей, которые помогали мне деньгами и содействием, что оно является результатом исключительно моих усилий. Хотя я являюсь членом той корпорации, которая развозит по всем морям земли звезды и полосы нашего флага, однако ни одна из моих экспедиций, вопреки всеобщему мнению, не пользовалась поддержкой правительства. Правительство никогда не выделяло, и его не просили выделять ни одного доллара для какой бы то ни было из моих экспедиций. Правительство не несет никакой ответственности по отношению к моим предприятиям. Оно, однако, позволяло мне располагать моим временем, т. е. предоставляло мне отпуск, необходимый для реализации моих планов.

Никто, ни организации, ни частные лица, не жертвовали мне средств, которые бы в значительной мере позволили компенсировать мои расходы. Более двух третей всей суммы, потраченной мной на мое полярное предприятие в течение последних двенадцати лет, были моими собственными, личными сбережениями. Отдельные пожертвования никогда не превышали тысячи долларов, за исключением одного случая, когда Моррис Джесап, президент Американского Музея естественной истории, снял с любезностью и благородством, сделавшими меня навеки его должником, бремя с плеч миссис Пири и взял на себя львиную долю расходов при посылке судна к северу в 1895 г. В течение семи лет я тратил всю свою энергию и каждый заработанный мною доллар на свое полярное предприятие, и благодаря мне большую часть времени звездно-полосатый флаг развевался по ту сторону Полярного круга.

Все мои скудные средства и средства миссис Пири были потрачены на организацию экспедиций: мои доходы от лекций и статей в газетах и журналах, доходы от перевозки научных экспедиций в Гренландию и проч.; в итоге в настоящее время я имею несколько тысяч долларов долга. Я рассказываю об этом не для того, чтобы кого-то разжалобить, но чтобы установить истину, о которой необходимо знать.

Мой обширные планы путешествия по Гренландии, обнародованные в 1886 г., были основаны на использовании внутренних льдов для сухопутных санных путешествий; последующее развитие и реализация на практике методов, средств и снаряжения позволяют мне считать, что я открыл новый способ полярных путешествий. С того момента Нансен прошел Гренландию, Конвей – Шпицберген. Если существующие знания условий Антарктики верны, то, возможно, что покоритель Южного полюса использует мои методы и снаряжение. Мое продолжительное санное путешествие по льду в 1892 г. служит ярким подтверждением моих мыслей. Оно четко характеризует главные особенности моего плана: внутренний лед вместо дороги, собаки в качестве тягловой силы саней, экспедиция из двух человек.

Я могу считать себя инициатором идеи использования самих собак в пищу собакам. В 1891–1892 гг. впервые экспедиция отправилась в полярное путешествие с заранее продуманным планом, подразумевавшим использование большей части собак в пищу собакам, что позволило гораздо рациональнее применить взятые с собой припасы. Именно эта задумка сделала возможным предполагаемое путешествие, и результаты показали всю правоту этой идеи.

Нансен, готовясь к своей последней экспедиции к Северному полюсу, ознакомился с нюансами и методами моего путешествия 1891–1892 гг. через своего соотечественника Аструпа, моего спутника в этой экспедиции; он моментально осознал все преимущества моего способа распределения припасов, и, использовав их, сумел в ходе своей блестящей атаки на полюс сохранить своих собак в течение трех месяцев, взяв пропитания для них только на месяц.

Высшей ступенью реализации будет следующее: два человека заключительные четыре или пять дней своего обратного путешествия смогут питаться мясом последней собаки, которая до этого съест всех своих товарок. Я почти реализовал это в моем путешествии 1895 г. Ранее основной принцип полярной экспедиции состоял в том, что сухопутное путешествие было невозможно, и что единственным вариантом остается путь по льду вдоль берегов моря.

В моих экспедициях я впервые использовал и доказал пригодность важных для полярного путешественника нюансов: выбор зимних квартир, использование измерителя пройденного пути, барографа и термографа, отказ от считавшегося до сих пор обязательным спального мешка.

Приобретенные мной подробные знания прилегающих к проливу Смита районов позволили мне показать различным ученым местности, наиболее пригодные для их специальных исследований, что, помимо прочего, дало возможность одному из ведущих в нашей стране специалистов по ледникам профессору Чемберлену снять за одно лето выдающуюся жатву сведений и оригинального материала для исследований. Без этих знаний он затратил бы на подобные исследования два или три года, эти сведения удвоили объем информации и научного материала о полярных районах.

Одна из частей моего труда имеет важное этнографическое значение, а именно та, которая посвящена небольшому, но в высшей степени интересному народу, скорее, подвиду человеческой расы – маленькому сообществу эскимосов, самых северных представителей человечества, числом всего лишь 253, живущих у мыса Йорк и к северу от него и изолированных от остального человечества непроходимыми ледяными барьерами.

Моя экспедиция дала возможность этим детям севера приобщиться к благам цивилизации. Чтобы ярче проиллюстрировать их состояние пять лет тому назад и в данный момент, я приведу следующий пример: представьте себе общину или поселение поденщиков, зарабатывающих по доллару с четвертью в день и не имеющих ничего, кроме этой платы, а затем предположите, что в определенный момент времени каждый член этой общины получил участок и десять тысяч долларов на счету в банке. Семь лет тому назад у большинства мужчин не было ножей, а многие женщины не знали, что такое игла. Немногие из этих людей имели каяки, или кожаные каноэ, и хорошо вооруженным считался тот, у кого древко копья или гарпуна было сделано из цельного куска дерева. Теперь же мужчины и женщины в изобилии снабжены ножами и иглами; каждый взрослый мужчина и подросток имеют свое каноэ, у большинства мужчин есть ружья, и каждый охотник снабжен лучшим деревом для своего копья, гарпуна, дротика и саней. Эти улучшения однозначно повлияли на качество охоты, что, в свою очередь, повысило благосостояние этих людей. Они лучше одеты, могут содержать больше собак (своих единственных домашних животных), и, как результат более сытного питания и следующей из этого большей способности сопротивляться постоянным трудностям жизни, в последние шесть лет смертность уменьшилась, а рождаемость заметно увеличилась.

Я также уверен в том, что во многом, если не всецело, благодаря мне, произошло возрождение интереса к полярным исследованиям, которые, начавшись с моей экспедиции 1901–1902 гг., продолжают увеличиваться в объеме и интенсивности.

Помимо уже упомянутого, мною было установлено следующее: санные путешествия вполне безопасны даже в условиях полярной ночи; белые люди способны долго пребывать в высоких широтах, не боясь цинги, этого ужаса полярных путешественников; только очень маленькие партии пригодны для полноценной работы в полярных районах; исследования северных областей могут быть целесообразными с экономической точки зрения и осуществляться без человеческих потерь.

Предприятие, описание которого содержится в этой книге, с самого начала шло в определенном направлении, и теперь, когда была доказана целесообразность сухопутного путешествия по северной Гренландии, когда нужно только сосредоточить приобретенный в прошлом ценный опыт на необходимых усилиях и главных направлениях, чтобы решить задачу и исследовать неразведанную часть земной поверхности, человечество не простит нас, если мы оставим ее нерешенной и не нанесем на карту.

* * *

Я нахожу целесообразным посвятить несколько слов общим вопросам санного снаряжения. Нет надобности говорить, что время, потраченное на усовершенствование снаряжения для санного полярного путешествия, никоим образом нельзя считать потраченным впустую. Снаряжение – это главный механизм и орудие путешественника.

Его эффективность напрямую влияет на объем проделанной работы, а от приспособленности снаряжения к различным нуждам зависят существование и даже безопасность как самого путешественника, так и его партии. Первое и главное требование, предъявляемое к каждому предмету, это прочность. Условия во время путешествия не позволяют заниматься ремонтом, и экспедиция не может обременять себя орудиями и материалами для ремонтных работ. Следующее требование – легкость. Продвижение любой экспедиции зависит, до определенного предела, от провизии и снаряжения. Отсюда получаем зависимость: каждый фунт веса, сэкономленный за счет более легкого снаряжения, позволит взять дополнительный фунт пищи, что в свою очередь позволит увеличить пройденный путь.

Из всех предметов снаряжения на первом плане по важности находятся сани. От них зависит все. Они должны сочетать в себе такие качества, как легкость, прочность и удобство на ходу. Каждая мелочь очень важна, и, по-видимому, даже небольшие модификации могут повлиять на их качества так же, как изменения очертания судна влияют на его скорость. Несмотря на кажущуюся простоту, для постройки саней, предназначенных для определенных целей, требуется немалый опыт, и в той же мере этот опыт необходим, чтобы уже готовые сани отнимали как можно меньше сил для их управления.

Особенности льда внутренних областей Гренландии таковы, что позволяют строить более легкие сани, чем для путешествия по морскому льду, хотя многие участки ледяного покрова, где поверхность испещрена зазубринами, станут для саней серьезным испытанием на прочность и выносливость. Основное отличие саней, предназначенных для путешествия на наземном льду, от тех, которые предполагается использовать на морском ледяном покрове, заключается в более широком и плоском полозе, необходимом для того, чтобы сани не тонули в глубоком мягком снегу,

Опыт моих путешествий 1886, 1891, 1892, 1893 и 1894 годов в постройке и использовании саней позволил мне четко и определенно представлять, что важно, а что несущественно в этом вопросе, и когда я начал делать рисунки саней для разведывательного путешествия весной 1895 г., я знал, что хочу получить. Результаты подтвердили мою уверенность.

Следующее – удобная одежда, в высшей степени важная для полярного путешественника вещь; среди арктических авторитетов наблюдается разнообразие мнений по этому поводу. Сватка[14]14
  Фредерик Сватка (1849–1892) – офицер армии США, известный путешественник.


[Закрыть] склоняется в пользу одежды исключительно из оленьего меха. Грили[15]15
  Адольф Вашингтон Грили (1844–1935) – американский путешественник и исследователь, автор трудов по метеорологии, а также научно-популярных книг.


[Закрыть] же не верит в меховую одежду. Мнение последнего, однако, скорее относится к одежде из тюленьего меха, который считается аборигенами совсем не теплым. Мой собственный опыт убеждает меня, что меховая одежда абсолютно необходима в полярной экспедиции и что путешественник гораздо комфортнее чувствует себя в одежде из меха, чем из шерсти, естественно, при условии, что одежда качественная и человек правильно ее носит. Это особенно касается путешествий по гренландскому льду, где ветер гораздо более пронизывающий, чем на уровне моря.

Ничто, кроме меха и непроницаемой одежды из натуральной кожи, не защитит путешественника от этого ветра, и исследователь, путешествующий по ледяному покрову без меховой одежды, делает это или из-за невежества, или потому, что просто не понимает, насколько это опасно; он горько пожалеет об этом своем заблуждении. В нашей одежде, подобранной с учетом накопленного в прошлые годы опыта, мы чувствовали себя комфортно при любой температуре в интервале от –60° до +50 °F, при любом виде деятельности, от сна в палатке до перетаскивания саней на снегоступах по глубокому снегу.

Палатка всегда считалась совершенно необходимым элементом снаряжения полярной санной партии. Некоторые авторитеты выступали в пользу иглу, однако эти снежные юрты никогда не использовались путешественниками, которых не сопровождали аборигены. В моих же путешествиях по ледяному покрову 1886 и 1892 гг. у меня не было палатки, и мой опыт позволяет утверждать, что палатка в экспедиции – не более чем излишняя роскошь. В хорошую погоду было вполне достаточно подветренной стороны саней, а в бурю – куска парусины, прикрепленного одним концом к стоящим вертикально лыжам или натянутого на три снежных выступа и прикрытого сверху санями.

При разработке плана кампании 1894 г. я не включил палатку в список, хотя палатка, используемая нами в ходе подготовительной работы и оставленная на зиму на ледяном покрове, была нами взята, когда мы достигли склада с припасами. Разыгравшаяся во время равноденствия буря показала, что палатка необходима для работы на ледяном покрове ранней весной. Вот почему она использовалась нами в ходе всего этого путешествия.

Когда я думал над тем, какая палатка нужна для кампании 1895 г., я держал в уме две цели: во-первых, уменьшить величину и вес до минимума, при достаточном уровне комфорта; и, во-вторых, реализовать на практике идею, возникшую у меня в 1891 г., а именно прикрепить палатку к специально приспособленным саням. Обе эти цели были успешно достигнуты, и палатка, состоящая из тента, пола и полога для входа, весила 13 фунтов и вполне соответствовала всем нашим требованиям.

Человек, путешествующий по океану, использует компас, секстант и хронометр, я же, путешествуя по большому льду, заменил лаг одометром и лот – анероидом. Показания последнего позволяют рассчитывать путь таким образом, чтобы собаки меньше уставали; он также предостерегает в туманную погоду от приближения к земле, между которой и спокойными, гладкими высотами внутреннего ледяного покрова находятся опасные участки голого голубого льда и зияюшие расщелины, и где путешественника могут подстерегать бешеные шквалы и сильные бури.

Мой набор инструментов для путешествия состоял из теодолита, секстанта и искусственного горизонта, трех хронометров, нескольких компасов, двух измерителей пути, трех анероидов, нескольких термометров, пары биноклей и фотокамеры.

Теодолит («Фот и К°», Вашингтон) использовался чаще, чем секстант, для наблюдений на ледяном покрове, так как с его помощью можно было определить, наблюдая в течение двух или трех часов, широту, долготу и магнитное склонение с достаточной для практических целей точностью. Секстант и искусственный горизонт были взяты про запас, на случай, если вдруг испортится теодолит.

Хронометры («Говард вотч компани», Бостон) были карманными. Они были открытого типа, заводились с помощью ключа и помещались в алюминиевый ящичек[16]16
  Преимущества этой упаковки состояли в том, что хронометры меньше весили, находились под воздействием одной и той же температуры, могли быть использованы как одни часы и, благодаря тому что они находились рядом, неточность одного из них могла быть легко и быстро установлена при сравнении показаний с двумя другими.


[Закрыть], который был сделан специально по моему заказу и который я носил во время путешествия на груди под одеждой, на цепочке, надетой на шею. Эти хронометры удовлетворяли всем моим требованиям, были легкими и точно показывали время.

Набор компасов состоял из одного четырехдюймового лодочного компаса и нескольких компасов карманного размера в ящиках. Карманные компасы применялись для определения направления, когда я шел впереди партии. Лодочный же компас использовался так же, как и на море; он был прикреплен к верхушке моих саней в течение первых трехсот миль путешествия к северу, когда я был вынужден править и погонять упряжку из десяти собак. На обратном пути он позволял нам правильно выбирать направление во время тумана: без него наше продвижение было бы очень затруднено.

Измеритель пройденного пути, или одометр, состоял из колеса и двух записывающих механизмов.

Моя разведка внутреннего льда в 1886 г. показала, что одометр был необходимой вещью в снаряжении человека, путешествующего по большому льду. За исключением самого северного края ледяного покрова, местность, пройденная мной, вполне подходила для использования этого прибора. Этот инструмент избавил меня от скучной и трудной работы, позволив сократить количество необходимых наблюдений за солнцем; состояние ледяного покрова делало эти наблюдения, даже при наиболее благоприятных условиях, в высшей степени трудными и часто невозможными или, и это в лучшем случае, просто неудовлетворительными. Постоянные ветер и вьюга делали применение искусственного горизонта очень затруднительным, даже когда температура была достаточно высокой и не влияла на состояние ртути. Похожие причины – снежная поверхность, которая то была исключительно твердой, то, наоборот, слишком мягкой, а также постоянные колебания из-за ветра, затрудняли использование теодолита.

Рефракция и атмосферные колебания на ледяном покрове всегда сильны, и яркий блеск солнца, даже если смотреть на него через специальные стекла, настолько сильно раздражает глаза, уже и без того утомленные постоянным блеском неба и снега днем и ночью, что эти наблюдения для меня становились настоящей мукой. Они обычно заканчивались тем, что кто-либо другой был вынужден идти во главе партии, в то время как я шел с завязанными глазами за санями.

Компас же и одометр дают возможность получить необходимые данные с точностью, которая делает ненужными частые наблюдения за солнцем, и показывают путешественнику в любое время дня его положение и скорость, с которой он передвигается.

Зимой 1891–1892 гг. я реализовал на практике эту идею, и во время путешествия по ледяному покрову в 1892 г. колесо одометра было впервые использовано в полярной работе; полученные с его помощью результаты были вполне удовлетворительными. Затем в 1893 и 1894 гг. было сделано несколько колес, и одометр постепенно совершенствовался, так что когда пришло время делать колесо для путешествия 1895 г., у меня были совершенно четкие мысли по поводу того, каким оно должно быть. Результатом стало колесо, удовлетворявшее всем требованиям[17]17
  Колесо выдержало тяжелейшие испытания путешествия к заливу Независимости и обратно, не потребовав никаких доработок, и я думаю, что внести какие-либо улучшения в его конструкцию уже невозможно, разве только его можно сделать легче, выбрав соответствующий материал.


[Закрыть].

Мои анероиды представляли собой прекрасные алюминиевые инструменты, трех дюймов в диаметре, показывающие высоту до двенадцати тысяч футов. Подобно хронометрам, я держал их в одном ящике, что облегчало сравнения.

Все термометры – стандартные, работы Грина, самозаписывающие, настроенные на максимальную и минимальную температуру, а также обыкновенные ртутный и спиртовый.

Бинокли («Академик Оптикс») были алюминиевые, очень легкие, хорошей силы и четкости.

Камера «Кодак Истмен», № 4, была разработана специально для меня и содержала в себе 250 негативов. Эта камера была очень легкой, прочной и удовлетворяла всем моим требованиям[18]18
  Все снимки, из которых были отобраны иллюстрации для этой книги, были сделаны камерой «Кодак Истмен» и (за редким исключением) на пленках Истмена. Проявлены они были доктором Ро, в Филадельфии.


[Закрыть].

Норвежские лыжи, индейские снегоступы и самые темные, дымчатые солнцезащитные очки также были важными компонентами моего снаряжения.

* * *

Как мне кажется, в этом введении необходимо дать основные сведения о характерных чертах и особенностях Сермиксоа, или большого материкового ледяного щита Гренландии, этой Сахары севера, гиперборейского Гадеса. Я буду вполне удовлетворен, если читатель получит пусть даже поверхностные знания об этом ледяном покрове.

Выражение «внутренний лед», под которым известно это образование, на самом деле дает неверное представление. Поверхность эта образована не льдом, а очень плотным снегом. Так как вся поверхность земной коры приподнята над уровнем моря на высоту от 4 до 9 тысяч футов, то береговые горы, которые видны морякам с расстояния от 60 до 80 миль, исчезают под ледяными шапками, как только путешественник оказывается на расстоянии 15–20 миль от берега. После этого он путешествует днями и неделями, не видя ничего, кроме голубой со стальным отливом линии горизонта.

Вопросы о характеристиках этого уникального наземного образования – находится ли эта огромная залежь льда и снега в стационарном состоянии, увеличивается или уменьшается – представляют большой интерес для геологов и гляциологов.

Основные из упомянутых факторов – ледники, ветер, таяние и испарение. Первые выступают из каждой глубокой долины береговых гор и сбрасывают в море в течение года огромное количество льда из нижних слоев «большого льда», в виде многочисленных образований айсбергов.

Интенсивность света оказывает огромное влияние на ледяной покров. Мои путешествия по «большому льду» проходили в течение полярного лета, т. е. когда солнце постоянно оставалось над горизонтом в течение четырех месяцев. Полярное солнце в ясную погоду светит так же сильно, как где-нибудь в южных широтах, и когда этот свет, усиленный отражением от бесконечной и абсолютно гладкой сверкающей белой поверхности льда, выходит в очень разреженные и чистые верхние слои полярной атмосферы, интенсивность света становится такой, что осознать ее силу может только тот, кто видел это своими глазами. Этот ослепляющий свет настолько жгуч, что даже самые подготовленные и привыкшие к такому свету, но незащищенные глаза могут переносить его только несколько часов. Человек, оказавшийся летом в центре «большого льда» без каких-либо средств для защиты глаз, в конце дня будет таким же беспомощным, как слепой котенок. Путешественник по «большому льду» должен постоянно оберегать свои глаза с помощью защитных стекол из темного дымчатого стекла, но даже с ними мы часто были вынуждены в пути и во время ночлега дополнительно защищать наши глаза меховыми повязками, чтобы предохранить их от света, который пробивается даже сквозь закрытые веки.

Иногда, хотя и очень редко, на белую равнину бросают тень облака, но обычно они или являются предвестниками ураганных бурь, заволакивающих все небо, или проносятся в виде размытых прозрачных перистых облаков. В ясный день путешественник видит в этой белой пустыне только снег, небо и солнце. В облачную же погоду исчезают даже они. Много раз я путешествовал в такую погоду, двигаясь в сером пространстве, чувствуя снег под снегоступами, но не видя его. Ни солнца, ни неба, ни снега, ни горизонта – абсолютно ничего, на чем мог бы задержаться взгляд. Зенит и надир не различимы, вокруг безмолвная серая пустота. Силуэты моих снегоступов выделялись резко и ясно, с каждым шагом я чувствовал снег, однако мне казалось, что я иду в пустоте, так как глаза мои больше ничего не видели. Пространство между моими снегоступами было точно таким же, как и небо. Мутный свет, заполнявший все вокруг, казалось, шел как снизу, так и сверху. Я никогда не забуду, хотя и не могу описать словами, какое это на меня производило впечатление. Напряжение как физическое, так и моральное от этой слепоты с широко открытыми глазами, было таким, что спустя некоторое время я был вынужден остановиться, пока не пройдет туман, или образовавшиеся вверху облака не дадут мне возможности определить направление движения.

Ветер никогда не утихает на «большом льду». День и ночь, летом и зимой, из года в год дует он, то с большей, то с меньшей силой, из застывшего сердца «большого льда», неся с собой снежные массы и спускаясь по направлению прямо к земле. Достигнув ее, он проносит снег через горные вершины и засыпает вьюгами и вихрями долины. Немало снега долетает и до береговых утесов, над которыми он проносится вихрем в море или на морской лед. Во время небольших бризов эта метель почти не заметна и поднимается не более чем на фут или два над поверхностью. Когда же ветер усиливается, снежинки становятся больше, сила потока летящего снега увеличивается, пока в диких порывах замерзшей Сахары эта вьюга не превращается в ревущую, стонущую, ослепляющую, удушающую Ниагару снега, поднимающегося на сотни футов в воздух.

Эта вьюга почти мгновенно засыпает всякий неподвижный предмет, и путешественнику почти невозможно в ней дышать. Несущийся снег проникает повсюду, подобно воде. Когда метель не поднимается на высоту выше колена, поверхность ее так же осязаема и почти так же ясно видна, как поверхность воды, и это непрекращающееся, головокружительное движение и пронзительный свист сводят с ума, как капание воды на голову жертв во время пытки в специальной комнате. У меня нет сомнений, что именно в это время и в этом месте, среди полярной ночи в центре этого «большого льда», находится самое холодное место на земном шаре, отделенное от действия солнечных лучей снежно-ледяным одеялом в милю или более толщиной, и на расстоянии 250 миль от возможного влияния океана.

Охарактеризовать районы внутреннего льда, которые я лично наблюдал в 1886 г., углубившись в залив Диско, можно следующим образом. Береговая линия очень разнообразна по своему строению в зависимости от широты местности, времени года, высоты и рельефа соседних гор. Когда лед выступает книзу долины в виде длинного языка или потока, края его стягиваются и сжимаются от более теплых скал с каждой стороны, образуя глубокий каньон, заполненный чаще всего ледниковым потоком. Верхние слои льда, подтаявшие от тепла, идущего от гор, и разрыхленные ежедневными колебаниями температуры больше, чем своим движением вперед, представляют собой хаотический лабиринт трещин, рытвин и небольших снежных холмов, которые становятся больше по отношению к длине ледяного языка по мере приближения к морю. У меньших ледников, спускающихся сквозь мелкие расщелины гребня горной гряды, изломаны только края, верхние же слои покрыты сетью узких разломов.