Текст книги "Пусть мертвецы подождут"

– Ага. И оно моё по праву, чтоб вы знали.

– О чём вы?

– Да об этом самом, о поместье. Им владел мой дедушка.

– Ну конечно, Джимми. – Оксборроу бредил. – Мисс Пиллбоди попросила меня разобраться, проверить, что можно сделать.

– Но это же военные секреты, разве нет?

– Какие секреты?

Росс слышал сбивчивое дыхание во тьме, чувствовал, как Оксборроу размышляет, обдумывает вероятности.

– Вы же не с ними, верно? Или это проверка? Я же сказал, что ничего там не увидел. Ничегошеньки.

– Расслабься, Джимми. Я не с ними.

Оксборроу осушил бутылку до дна.

– Ещё одну? – спросил Росс.

– Валяйте.

Росс передал ему пиво:

– Вы знаете путь туда? В поместье?

Смешок:

– Ещё как знаю. – Росс поморщился от скрежета зубной эмали по металлу. – Я ж сказал, это всё моё. Знаю каждый дюйм. Мне бы стоило подать в суд на этого лорда Айви. Есть ручей… – Он замолк. – Вы чегой-то там говорили про деньги.

– Говорил. – В полумраке Росс вытащил стопку банкнот. Поддельных, но хороших. – Тут у меня пятьдесят фунтов.

– Пятьдесят фунтов? – Оксборроу протянул руку, но Росс не дал ему схватить деньги:

– Ещё нет. Итак, вы воспользовались каким-то ручьём?

– Ага. – После того как наличность магическим образом исчезла в кармане Росса, Оксборроу опять сделался угрюм.

– Можете показать на карте?

– Нету его на карте. За пятьдесят фунтов покажу. – Он тихонько рассмеялся и с булькающим звуком выпил ещё немного стаута.

– Но вас поймали.

– В другом месте. Я отправился проверить старые кроличьи силки. В лесах на юге. Там меня и сцапали.

– Но отпустили.

– Они уже собрались отправить меня в какое-то местечко, но я сказал, что ничего не видел. Так всё время повторял. Пообещал, что исчезну и ничегошеньки никому не скажу. – Он снова рассмеялся. – И к тому же те леса, где силки, не в зоне эвакуации. Не целиком. Так я сказал. И был прав, и они это знали. Так что, когда я свалил, они не очень-то беспокоились. Обыскали леса, один раз были здесь. Но теперь, признаю, меня оставили в покое. – Он хихикнул. – Но я так и не сказал им правду.

Росс подался вперёд и понизил голос:

– Чего вы им не сказали? Вы всё-таки что-то видели? В лесах?

– Ни хрена я там не видел.

Росс вспомнил, чему его учили: «Надо задавать правильные вопросы».

– Но там всё-таки что-то было?

Он разглядел, как Оксборроу кивнул лохматой головой:

– Ага, ещё как было.

Искушение снова ударить его окровавленной дубинкой было велико, но Росс сдержался:

– Что там было, Джимми?

– А десятку прибавите?

– Целый соверен.

Оксборроу буркнул что-то в знак согласия.

– Голоса. Вокруг меня. Среди деревьев. Я долго соображал, пока не понял, что они там делают.

Он выдержал паузу, и Россу пришлось справляться с желанием схватить его за горло.

– Что они делают?

– Делают невидимых людей.

– Что? – спросил Росс громче, чем рассчитывал.

– Я думаю, они собирают армию из невидимых людей.

Пятнадцать

Они молчали несколько минут, прежде чем Ватсон нарушил тишину:

– Герберт Джордж Уэллс.

– Прошу прощения, майор? – спросил Койл, рывком возвращаясь к действительности. Он вспоминал о первой встрече с Гибсоном, когда ему довелось спасти англичанину жизнь. – Вы о чём?

– Вы спрашивали, что Черчилль дал мне в библиотеке.

– Вообще-то нет, майор, – сказал Койл. – Как я уже говорил, человеку вроде меня лучше не знать слишком много. – Он глянул на Ватсона, который сидел рядом, в спортивном фаэтоне «Воксхолл». – Я топор, дубина, пика, простое оружие. Меня лучше держать в неведении.

– Что ж, я по-прежнему в растерянности, как и вы, в связи с тем, что именно они делают. Я просто не хочу, чтобы вы считали, что Черчилль водит меня за нос.

– Нас всех кто-то водит за нос, майор. Гарри говорит… – Он осёкся, вспомнив об участи, постигшей Гибсона.

Они провели ночь в доме на юге Лондона, который Койл назвал «убежищем». Хотя Ватсону не терпелось отправиться в путь, Койл настоял, что лучше провести ночь в столице.

Утром они поспорили из-за маршрута, и Ватсон добился нескольких отклонений от первоначального варианта. Цель одного заключалась в том, чтобы купить новый медицинский саквояж и приспособления. Цель другого располагалась где-то в Суссексе.

Они проехали ещё несколько минут в молчании, потом Ватсон кашлянул:

– Жаль, что так вышло с Гибсоном. Он мне нравился.

Койл просто кивнул, лицо у него было бесстрастное. Потом он проговорил:

– Это моя вина.

Ватсон опознал виноватую фазу скорби.

– Койл, это неправда.

– А-а, вы просто добрый человек, майор. Но я-то знаю. Они застигли меня врасплох. Моя работа состоит в том, чтобы никто не мог застигнуть меня врасплох. То, как они за вами пришли, выглядело попросту бессмысленным. Я же не знал, что к делу каким-то образом причастен Герберт Джордж Уэллс. – Ирландец позволил себе мимолётную улыбку. – Не переживайте, майор, я не погружаюсь в уныние из-за Гарри, ещё нет. Я ему сказал, чтобы он потерпел. Что меня на самом деле удивляет, так это ваше желание отправиться на юг, прежде чем поехать на север.

Они только что покинули лес Эшдаун и ехали с неизменной скоростью пятьдесят миль в час; колёса гудели по свежему асфальту, тревожа спокойную тишину позднего лета. Недалеко располагался Фаулкс-Рас – место, где случилась трагедия со сквайром Аддлтоном, чьё дело ещё предстояло записать и опубликовать.[51]51
  Подробнее об этом деле можно узнать из рассказа «Преступление в Фаулкс-Расе», который входит в соавторский сборник Адриана Конан Дойла и Джона Диксона Карра «Подвиги Шерлока Холмса» (1954), представляющий собой один из первых примеров историй о Холмсе, написанных продолжателями Артура Конан Дойла. Сюжет рассказа основан на упоминании происшествия в Фаулкс-Расе в рассказе Артура Конан Дойла «Пенсне в золотой оправе» (1904).


[Закрыть] Ватсон выкинул его из головы.

– У меня свои причины, – таинственно заметил он.

– Не сомневаюсь. Я собирался повезти вас через Колчестер, Ипсвич, Дисс и Аттлборо, чтобы въехать в Тетфорд с севера. Не с той стороны, откуда вас могли бы ожидать. Но вот это, – он указал на извивавшуюся впереди дорогу, – неожиданный путь для меня самого.

– Верно. – Ватсон посмотрел на шоссе АА, изображённое на дорожной карте, которую он купил в автомастерской в Рейгейте, отслеживая маршрут, только что описанный Койлом. Он казался здравым. – Но мне сначала нужно кое в чём разобраться. В том, что меня тревожит. Положитесь в этом на меня.

– Я полагаюсь, майор. Но на ночь нам снова придётся где-то остановиться, – сказал Койл, бросив взгляд на заходящее солнце. – Мы доберёмся до вашего пункта назначения до темноты, но мне бы не хотелось выезжать на дорогу ночью. Я должен видеть всё и всех вокруг нас.

– Я знаю в Суссексе одну-две гостиницы, где мы можем провести ночь. Это маленькие и анонимные места.

– Хорошо.

Они сбавили скорость, когда дорога пошла вниз и повернула, завиляв через посёлок, где были две сушильни для хмеля и несколько коттеджей, у которых на крышах не хватало черепицы. Несколько местных остановились, чтобы проводить взглядом с рычанием проехавшую мимо красивую небольшую машину с корпусом, напоминавшим рыбий хвост. Ватсон был восхищён водительскими навыками ирландца. Он никогда не путал передачи, которые самого доктора часто сбивали с толку. Койл всегда выбирал скорость правильно, не перегружая двигатель. Тормозил плавно и не теряя контроля над автомобилем, хоть и жаловался, что систему стоило бы подновить, раз двигатель такой мощный.

Машин на дороге было мало, за исключением местного сельскохозяйственного транспорта, который был, большей частью, на конной тяге, и Койл мог гнать «Воксхолл» в своё удовольствие. Ватсон редко чувствовал себя в автомобиле в такой безопасности. Было несомненно лучше по сравнению с миссис Грегсон, помощницей медсестры из добровольческого медотряда, которая была его шофёром в Бельгии. Они держали связь несколько месяцев, но после того, как она вернулась на фронт, общение прервалось. Иногда доктор обнаруживал, что ему не хватает её прямолинейного и временами язвительного отношения к жизни. Но не её вождения.

Пусть Койл и управлялся с автомобилем образцово, рессоры в «Принце Генри» были жестковаты, по меркам Ватсона. Доктор почувствовал, как проснулась боль в спине и в левом бедре. Он осторожно попытался принять более удобное положение. Ему не хотелось, чтобы ирландец решил, будто имеет дело со старым инвалидом. Впрочем, он старый, да. Ватсон это признавал. Миллионам солдат по всему земному шару было отказано в праве состариться. Не стоит сетовать на плату, которую взимает время. Но он хотел, чтобы это тело продержалось ещё несколько лет, пока не наступит мир. Может, тогда он и разыщет местечко, где проведёт свои последние дни. Может, оно окажется неподалёку от Суссекс-Даунс. Но до той поры многое предстоит сделать.

Ватсон снова нащупал в кармане журнал, который ему дал Черчилль, взяв из красивой подшивки в библиотеке. Это был «Стрэнд» за декабрь 1903 года. Политик сказал, что внутри содержится всё, что ему следует знать, и отметил страницу. Поначалу Ватсон решил, что Черчилль морочит ему голову, потому что в том же самом номере были опубликованы «Пляшущие человечки». Но Черчилль загнул уголок совсем другой страницы. У Ватсона пока что не было времени её прочитать, поскольку в Норвуде он почувствовал себя обессиленным и погрузился в глубокий сон. Он собирался наверстать упущенное, когда они остановятся этой ночью.

Койл кашлянул, чтобы привлечь внимание Ватсона:

– Не хочу показаться назойливым, майор, но мне нужно кое-что узнать. Мы собираемся навестить мистера Холмса?

Ватсон немного приподнялся на сиденье, игнорируя внезапную острую боль в бедре:

– Верно. Я пытался позвонить, но аппарат, похоже, вышел из строя. Точнее, так предположил оператор.

– А зачем вам с ним советоваться? И не может ли кто-нибудь знать, что вы запланировали к нему заехать?

Ватсон сунул в рот сигарету и предложил ещё одну Койлу, который её принял. Ватсон зажёг обе.

– Сомневаюсь, что кому-то по силам предсказать, когда я мог бы появиться у него. Мы встречаемся нерегулярно. Впрочем, моё имя навсегда связано с его именем. Мы как Суон и Эдгар или Тейт и Лайл.

– Или Бёрк и Хэр[52]52
  Джордж Суон и Уильям Эдгар – основатели британской сети магазинов «Суон и Эдгар»; Генри Тейт и Абрам Лайл – британские сахаропромышленники, чьи предприятия поначалу жёстко конкурировали друг с другом, но в итоге по решению наследников объединились и стали основой для существующей поныне транснациональной корпорации «Тейт и Лайл»; Уильям Бёрк и Уильям Хэр – преступники, совершившие в 1827–1828 гг. шестнадцать убийств.


[Закрыть], – предложил Койл.

Ватсон рассмеялся:

– Ну да. Я не жду, что он будет дома, если Черчилль сказал мне правду, но собираюсь поискать улики, указывающие на его местонахождение. – Как настоял бы сам Холмс, он осмотрит место преступления – ибо таковым Ватсон считал принудительный перевод детектива в «безопасное и надёжное место». Отвратительный поступок. – По правде говоря, я беспокоюсь за Холмса.

– Почему?

– Черчилль думает, что его проект – самая главная тайна эпохи. Но это не так. Есть новость, которая, если она сделается достоянием общественности, шокирует всю страну куда больше любого способного выиграть войну устройства, какое придумали в Суффолке.

– Что же это за новость такая, майор Ватсон?

Ватсон глубоко затянулся сигаретой и выпустил струю горячего дыма, который унесло воздушным потоком, обтекающим машину.

– Шерлок Холмс теряет разум.

Как и предсказывал Койл, они достигли маленького коттеджа посреди Суссекс-Даунс до того, как умирающее солнце коснулось верхней границы леса, но всё-таки им едва удалось успеть. Полоса низких туч заслонила закатное сияние, словно вдоль горизонта протянулась алая лента. Ватсону казалось, что небеса рассекли ударом огромной сабли. Возможно, подумал он, пока они подъезжали к калитке, когда-нибудь он перестанет видеть раны войны во всём, что с ним происходит.

Койл сидел, изучая маленький дом, пока машина остывала и в двигателе с выхлопными трубами что-то постукивало и поскрипывало. Ватсон собрался было войти, но тут поперёк его груди скользнула рука.

– Один момент, майор.

Ватсон огляделся, пытаясь смотреть глазами Койла. Нет дыма из трубы. Нет огней – а в доме было темно даже в яркие дни, так что лампы всегда зажигали рано, – но к двери пришпилено письмо или какая-то записка. Уголки бумаги завернулись, словно она вот уже некоторое время пребывала под открытым небом.

– Телефон перерезали, – сказал Койл, указывая на витки провода на одном из углов коттеджа, высоко над землей. – Давайте заглянем. Держитесь за мной.

Они вышли из машины и прошли по тропинке. У входа Ватсон разглядел выцветшую строчку на записке: «Для мистера Шерлока Холмса». Койл внимательно рассмотрел записку, потом вытащил булавку, на которой она держалась, и передал Ватсону. Ещё он приложил палец к губам, нажимая на дверную ручку. Ватсон сунул письмо в карман. Для него найдётся время позже. Ирландец взмахом руки велел ему оставаться на месте и с пистолетом наготове вошёл в коттедж. Ватсон почувствовал холод изнутри. Там уже давно никого не было, и никто не разжигал огонь в камине. Мелькнул луч карманного фонарика, и он услышал, как Койл осматривает дом, быстро и действенно.

Ирландец снова вышел наружу:

– Хорошая новость: никто из наших противников нас тут не ждёт. Плохая: вашего друга здесь нет. И худшая: дом, похоже, разграбили.

Ватсон вошёл следом за ним в гостиную, зажёг одну из масляных ламп и окинул взглядом открывшееся зрелище: немытые тарелки, горы сигаретного и трубочного пепла, неустойчивые стопки книг и журналов, остатки недоконченных экспериментов.

– Нет, отнюдь, – сказал Ватсон. – Вообще-то я бы сказал, что он прибрался.

Койл растерялся:

– В самом деле?

Ватсон кивнул:

– Холмс никогда не был самым опрятным из людей. – Он подошёл к камину и снял ветхую персидскую тапочку с крючка на выступающей части. Втянул носом воздух, ощущая едкий запах крепкого табака, потом подошёл к креслу и сел. – А теперь он кажется неспособным содержать экономку. Я через минуту сделаю нам чай.

– Вы не обеспокоены?

– Из-за Холмса? Конечно, обеспокоен. По нескольким причинам. Однако я догадываюсь, что произошло. Когда я сказал, что разум покинул Шерлока Холмса, я не имел в виду что-то окончательное. Просто время от времени у него проблемы с доступом к высшим способностям. Как будто его мозг застрял в нейтральной скорости, и он забыл, как переключать передачи. Всё началось с маленьких инцидентов: мгновения забывчивости, неспособности увидеть связь, которую в старые времена он бы заметил сразу. Что всего хуже, он понимал суть происходящего. Потому и отошёл от дел. Не хотел участвовать ни в одной из правительственных программ. У него есть репутация. Он хочет умереть с нею в целости и сохранности.

– Я это понимаю, – согласился Койл. – Мне жаль, чертовски досадно, что всё так сложилось… но вы сказали, что знаете, что с ним произошло?

Ватсон кивнул. Поначалу осознание того, что способности Холмса увядают, его ужасно расстроило, но война каким-то образом сделала это не такой уж трагедией. Все дряхлеют и умирают. Даже величайший – и единственный – в мире детектив-консультант. Теперь, думая о Холмсе, он представлял себе человека, который решил загадку знаменитого дрессировщика канареек, разобрался в смерти кардинала Тоски, в трагедии в Вудменс-Ли, где погиб капитан Питер Кэри. Это было в 1895 году. Что за год![53]53
  «Никогда я не видел моего друга в таком расцвете духовных и физических сил, как в 1895 году… В этом памятном 1895 году Холмс произвел целый ряд любопытных и разнообразных исследований, начиная с выяснения причин внезапной смерти кардинала Тоски (по настоятельному желанию Ватикана) и кончая арестом преступника Уилсона: этот знаменитый тренер канареек был вместе с тем истинной язвой лондонского Ист-Энда. Вслед за этими громкими делами возникла трагедия в Вудменс-Ли: погиб при самых страшных и таинственных обстоятельствах капитан Питер Кэри». – Артур Конан Дойл, «Чёрный Питер» (пер. Н. В. Емельянниковой). Дела Тоски и Уилсона самим автором не описаны, но пробел восполнили продолжатели: Хью Эштон («The Death of Cardinal Tosca», 2013 г.) и Николас Мейер («The Canary Trainer: From the Memoirs of John H. Watson», 1993 г.).


[Закрыть] Он по-прежнему чувствовал гул возбуждения от того, как дело за делом приходили к дверям дома 221 по Бейкер-стрит и вверх по лестнице, в 221-Б. Ватсон считал, что в то время детектив был на пике своих физических и ментальных способностей; он всегда мыслями возвращался к тому превосходному марочному вину «Холмс-95», когда думал о своём друге.

– Когда его мозг не работает как надо, – сказал Ватсон, – он ведёт себя странно. Звонит мне, мы беседуем как здравомыслящие люди, потом он снова звонит через час, забывая, что мы уже поговорили. Он ведёт себя очень… – Он подумал о том, сколько раз за последнее время отказывался брать трубку, когда звонил Холмс. Почувствовал, как краснеет лицо. Могло ли оказаться, что один из звонков был по этому самому делу? Мог ли Холмс обратиться к старому другу и наперснику лишь для того, чтобы получить вежливый отказ? Ватсон содрогнулся от стыда. – …Назойливо. Прежний Холмс был самым осторожным из всех людей. Тот Холмс, который у нас есть сейчас, сплетник. Он не сможет ничего удержать в секрете, даже если захочет. Подозреваю, Черчилль или его люди поняли свою ошибку и устранили его.

Ватсон теперь был уверен, что это Холмс нечаянно открыл рот по поводу мисс Мэри Калм-Сеймур, молодой леди, на которой король женился на Мальте в 1890 году и забыл развестись, прежде чем сочетаться браком с принцессой Мэй. Проницательным писакам-репортёрам, которые часто объявлялись у дверей этого самого коттеджа без приглашения, чтобы взять интервью у легенды, хватило бы одного неверного слова, чтобы истинные факты выплыли наружу.

– Думаете, кто-то попытался заткнуть ему рот?

– Да. Черчилль сказал, что тех, кому слишком многое известно, посылают в «безопасное и надёжное место». Кажется, он так выразился. Но не уточнил, куда именно. «В Северном море» – так он сказал. – Ватсон снова поднёс к носу персидскую тапочку. – Проблема в том, что Холмс знает слишком многое, но полагаться на то, что он никому ничего не скажет, больше нельзя. – Ватсон чувствовал себя предателем, просто произнося это, но считал сказанное правдой. – По крайней мере так должен был решить Черчилль.

– Выходит, Черчилль должен был сначала отправиться к Холмсу, а не к вам? Простите – получается, вы были запасным вариантом в этом деле?

– Разумеется, – сказал Ватсон незлобиво. – Мы обычно идём единым пакетом – разум Холмса и те скромные медицинские познания, какими я ещё обладаю. Думаю, как только Черчилль понял, что Холмс больше не властен над своими силами, он понадеялся, что я смогу предоставить искру первого в придачу ко второму. Боюсь, он будет жестоко разочарован. Время показало, что способности Холмса так легко не передаются.

– Значит, вы хотите узнать, куда его отправили?

– Хочу. И буду ходатайствовать о его освобождении, будь проклята ДОРА. Но разве такие дела поручают не вам? Содержание под стражей тех, кто представляет какую-нибудь угрозу для национальной безопасности?

Койл покачал головой:

– Интернирование? Нет, как правило. Этим занимаются ребята из Особого подразделения или военной полиции. Я не слышал, чтобы они посылали людей куда-то в Северное море.

Ватсон задумчиво погладил усы:

– Но вы могли бы выяснить, где это? Куда его могли забрать?

Койл кивнул:

– Возможно. Это может занять некоторое время. Гарри, он у нас… – Ирландец запнулся, подбирая нужное время глагола: – Он был тем, кто связывался с другими отделениями, занимался офисной политикой. У него акцент подходящий и всё такое. С такими как я там говорить не станут – Особое подразделение когда-то было Особым ирландским подразделением, вы же знаете.

Ватсон кивнул. Подразделение создали специально для того, чтобы бороться с фениями, которые организовывали взрывы; привязанное к стране название изменили, когда полномочия службы распространились на всех международных террористов и анархистов.

– Но вы офицер МИ-5.

– Может быть, и так. Но всё равно они неохотно вступают в разговоры ирландишками, обитателями болот. Их слова – не мои.

– Я поставлю чайник.

Но Койл жестом велел ему оставаться на месте. Ватсон безмолвно и вопросительно нахмурился. Койл беззвучно проговорил:

– Снаружи кто-то есть.

Шестнадцать

Летний вечер превратился в сумерки, которые сгустились в ночь, и стало прохладно и сыро. В воздухе ощущался дождь. Оксборроу повёл Росса по самой узкой из деревенских тропинок, через перелазы, вокруг полей, всё время вблизи от живой изгороди, направляясь на юг, а потом резко повернув на восток, к чёрной полосе деревьев, что отмечала начало запретного имения.

Браконьер говорил очень мало, лишь время от времени шёпотом предупреждал о чём-нибудь. Сделка была очень простой: Оксборроу обязался привести Росса к тому месту, откуда он смог бы перебраться в Элведен незамеченным. Далее американец отвечал за себя сам. Оксборроу не испытывал желания попасть в ту же самую мясорубку, куда его засунули головорезы, которым он попался у силков в прошлый раз. Он в тот раз даже не был на их земле. Чем бы они там ни занимались, сказал он, пусть продолжают в своё удовольствие. Он простой браконьер.

И он уж точно не хочет иметь никаких дел с невидимыми людьми.

Росса это сбивало с толку. Невидимая армия, конечно, была бы отличным преимуществом. В точности таким же, как принуждение немцев принять гигантского деревянного коня в качестве прощального подарка, прежде чем британцы отступят. Вероятность у этих двух явлений была примерно одинаковая. И всё-таки что-то явно испугало браконьера в этих местах. Когда они время от времени останавливались, Росс наклонял голову, но слышал только шорох ветра в кронах, неустанный шелест листьев и крики сов.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что это всё твоё?

– Среднее имя моего папаши было Сингх. Он был темнокожий. Майкл Сингх Оксборроу. Потомок тех, кому эта земля принадлежала до Гиннессов. По правде говоря, нас, незаконных детишек, несколько, так что я бы не унаследовал всё. Но, думаю, немалую часть. Идёмте же.

Они продолжили путь, снова погрузившись в молчание.

– Тут темно, – пробормотал Оксборроу.

Он свернул на осевшую тропу, и ночное небо сократилось до узкой полосы над их головами, идущей между стенами боярышника и лещины. Это было похоже на одну из тех траншей, о которых Росс так много читал, но, слава богу, не видел собственными глазами.

Какой бы опасной и тайной ни была жизнь шпиона, имелись варианты похуже.

Он споткнулся о камень и выругался.

– Тихо тут, – предостерёг Оксборроу. – Мы уже недалеко.

Вокруг царил глубокий, первозданный холод, как если бы лето ни разу не заглядывало на эту тропинку с того момента, как её проложили. Росс вздрогнул, пробираясь следом за деревенским жителем, который как будто стал двигаться проворнее и легко обходил медленно гниющую кашу из старых листьев у них под ногами. Может, он видел в темноте или обладал способностями летучей мыши. Росс предположил, что человеку с таким родом занятий это бы пригодилось.

Через пять минут или около того в его сознание проник новый звук. Тихое бормотание текущей воды, журчание ручейков, размеренный перестук капель во влажном подлеске. Они были недалеко от ручья, о котором говорил Оксборроу. И действительно, вскоре браконьер замедлил шаг, и Росс едва не врезался ему в спину. Почва под ногами была болотистой и клейкой, земля начала подыматься, и они, покинув грязную тропинку, вышли на небольшую поляну посреди буковой рощи, где деревья стояли кругом, точно друиды с воздетыми в заклинании руками. Усилившийся ветер потревожил их, и ветки закачались, словно они умоляли небо низложить богов. Опаловая нить воды рассекала это кольцо посередине. И кое-что ещё витало в воздухе. Теперь Росс вздрогнул уже не от холода, исходившего от земли. От голосов.

Они были неотчётливыми, перекрывали друг друга, сплетались в единый эфемерный гул. По крайней мере он мог расслышать, что это мужские голоса. Всплески звука приходили в круг деревьев с нескольких направлений, плясали между стволами с морщинистыми складками коры, точно лесные духи, потом снова исчезали. Были моменты ясности, когда из бормотания вдруг вырывалось единственное слово. «Глупо», – явственно услышал Росс. Они говорили про него? Потом взрыв смеха, словно перезвон колокольчиков. Потом довольно чётко, словно у него за плечом, каждое слово чеканное, выговор аристократический, контрастирующий с чувствами говорившего: «Это заставит гуннов наложить в штаны, помяните мои слова…»

Он завертелся и отыскал взглядом тёмный силуэт Оксборроу. Браконьер уже собрался удирать. Даже во мраке Росс довольно чётко видел белки его широко раскрытых глаз.

– Стоять, – прошипел американец. – Как добраться до имения?

– Мы на границе. Следуйте за ручьём, он уходит под землю, но человек может там проползти. Выберетесь возле хижин. Там ведите себя очень тихо.

– Хижины?

Оксборроу раньше ничего не говорил о хижинах.

– Жестяные. Вроде как полцилиндра.

А-а. Новые хижины Ниссена. Одним из его предыдущих заданий было узнать, что испытывают на полигоне Королевских инженерных войск в графстве Дарем. Оказалось, это фабричные модули для размещения людей и припасов. Как выведал Росс, на самом деле существовал такой майор Ниссен. Умно, но войну с этим не выиграешь. Но что же происходит тут?

– Сколько людей знают об этой тропинке? – шёпотом спросил Росс у Оксборроу.

Ответ был таким тихим, что пришлось напрячь слух:

– Никто. Нет смысла её использовать. Мне про неё рассказал старый Том Дженкинс, а он умер.

– Как и ты, – пробормотал американец себе под нос.

Бритва была переделана из обычной опасной таким образом, чтобы лезвие выскакивало из рукояти и останавливалось в таком положении, словно было с нею единым целым. А ещё у неё был острый конец, а не плавно закруглённый, как у тех, какими пользовались цирюльники. Поначалу он решил, что не рассчитал и промахнулся, но потом увидел, как из раны под подбородком Оксборроу тёмным занавесом хлынула кровь.

Мгновенное потрясение оказалось таким сильным, что он без труда толкнул браконьера на землю и зажал ему рот, в ожидании, пока жизнь толчками выйдет из тела. Оксборроу несколько раз конвульсивно вздрогнул, затрясся и испустил дух. Надо будет закопать его у корней живой изгороди, на тропинке.

Хижины. Значит, там солдаты. Он лежал без движения, прислушиваясь, не заговорят ли призраки опять, но они молчали. Ушли. Единственным звуком было непрерывное жужжание далёкого аэроплана, несомненно одного из английских ночных истребителей, посланных патрулировать небеса на случай, если появятся немецкие цеппелины. Лёжа рядом с мертвецом, он позволил себе на несколько секунд расслабиться, изгоняя из мышц напряжение.

В его профессии такие недолгие передышки были подобны глотку нектара. Немецкие шпионы – и шпионы прочих государств, как он считал, – редко могли себе позволить потерять бдительность.

Занятие позиции в посёлке означало несколько тяжёлых недель. Подсказку о том, что нечто потенциально интересное для немецкой разведки происходит в этом регионе, дало письмо в Ливерпуле. Некая мать похвасталась сестре, что её сына перевели в Суффолк, «на жизненно важный военный объект». Письмо передали главному цензору, чтобы он рекомендовал, как поступить с женщиной и, возможно, её болтливым сыном. Росс был одним из двух-трёх людей во всей Великобритании, кто знал, что глава цензорского управления, в ведомстве которого находилась северо-западная Англия, был на самом деле немцем, пусть и родившимся в Польше. И этот цензор по имени Зильбер передал недвусмысленные намёки на то, что нечто очень существенное, очень важное – и «особо секретное» – происходило в Элведене, своему контролёру в Голландии. И потому Брэдли Росса послали на место, чтобы провести расследование. «Брэдли Росс».

Он успел поработать под столькими именами, что иной раз забывал собственное. Но его точно звали не Брэдли Росс, это имя он принял лишь недавно. И не «Дирк Альбертс из „Мувитоуна“», который, повстречавшись с настоящим журналистом в клубе заграничных корреспондентов, украл личность Росса, поскольку она была полезнее личности голландца. К голландцам в Англии относились с подозрением; большинство допрашивали в Особом подразделении или МИ-5, и Дирку Альбертсу пришлось пройти через это дважды.

К гражданам США неизменно испытывали снисхождение, и потому, изображая американца, было проще замаскировать любые ошибки в своей игре. Они по-прежнему были экзотическими существами для большинства британцев, редко встречавшимися типами из далёких краёв. Кроме того, союзники хотели привлечь всю силу и мощь США на свою сторону ради сражений на Западном фронте, и потому он обнаружил, что люди из кожи вон лезли, чтобы быть вежливыми.

Если бы они только знали…

Шансы, что его раскроют, были очень маловероятными. Настоящий Росс точно никому бы не пожаловался со дна гравийного карьера на окраине Лондона. «Дирк Альбертс» заманил журналиста туда обещаниями чего-то «особо секретного» и кое-чего куда более отталкивающего и отнял его жизнь – во всех смыслах.

Нового «Брэдли Росса» на самом деле звали Петер Дагна, он раньше жил в Южной Африке и Германии, и у его семьи были все причины для многолетней ненависти к британцам. Истории о том, что склонная к грабежам британская лёгкая кавалерия – так называемые Тигры Римингтона – сделала с его бабушкой и матерью во время Второй англо-бурской войны, была краеугольным камнем семейной летописи. Петеру, Кристиану и маленькой Эстер не рассказывали на ночь волшебных сказок – только жуткие, ужасные байки, взятые из реальной жизни.

Шпион покачал головой, прогоняя Дагну обратно в тёмный угол мозга. Чтобы выжить в этой жизни, которую он сам для себя избрал, надо было держаться за текущий момент, быть тем, кем следовало. Писателем. Американцем. Сторонником британцев. Не немецким агентом, который искал подсказки по поводу чего-то настолько «особо секретного», что кое-кто грозился пристрелить училку.

Что бы ни было спрятано в лесах и лугах этого сельского поместья, оно явно представляло собой большой куш, но ему приходилось быть осторожным. Он не собирался встречаться с расстрельной командой лондонского Тауэра, которая отняла жизни Лоди, Мелина, Мейера, Зендера и остальных.[54]54
  В годы Первой мировой войны в Тауэре расстреляли одиннадцать немецких шпионов, среди которых были Карл Ханс Лоди, Эрнест Вальдемар Мелин, Альберт Мейер, Людовико Хёрвиц-и-Зендер.


[Закрыть] Все теперь покоились, с миром или без, на Восточном лондонском кладбище. Последнее место отдыха немецких шпионов. Он не спешил к ним присоединиться.

Звук низко пролетевшего аэроплана рывком вернул его к насущным делам. Аэроплан. Это, как он понял, было следующим шагом. Прежде чем отправиться в логово льва, надо было узнать, что там. Он запросит разведку с воздуха, с отвлекающей бомбардировкой близлежащего аэродрома, чтобы скрыть истинную цель вторжения в английское воздушное пространство.

Возможно, он сумеет выведать секреты Элведена, не заползая на брюхе в лагерь врага. Но, даже обдумывая то, как передать сообщение своим вышестоящим, он в глубине души знал, каким будет ответ: «Это ваша миссия. Просто выполните её и доложите о результатах». В конце концов, он был куда более дешёвым расходным материалом, чем пилоты и аэропланы Имперских военно-воздушных сил Германии.

Росс вздохнул, поднялся и принялся за нелёгкий труд по перетаскиванию трупа Оксборроу к месту его последнего упокоения. Но сначала обыскал карманы и забрал поддельные банкноты, которые дал браконьеру.

Достигнув начала тропинки, он приостановился, запыхавшись от натуги. Вечно забывал, каким тяжёлым и неудобным грузом может быть труп. Вернувшись, он будет лучше подготовлен – в правильных ботинках, одежде, с оружием и маскировкой. И голоса не станут для него потрясением. Он не верит в невидимых солдат. Но что, если британцы разрабатывали оружие, позволяющее усиливать звуки их армии? Какое-то акустическое устройство. В его памяти всплыла та единственная чёткая фраза: «Это заставит гуннов наложить в штаны».

Теперь ему нужно было лишь узнать, с помощью чего именно эти ублюдки вознамерились сделать так, чтобы их противники на Западном фронте обделались.