Текст книги "Берлинский боксерский клуб"

Отец со смехом забрал у меня купюры.

– Вот, забыл деньги в галерее и послал Карла за ними сбегать.

– Здравствуйте, герр Шмелинг, – наконец выговорил я и пожал ему руку.

– Хочу перед тобой извиниться, Карл, – сказал он. – Сначала подготовка к бою с Ускудуном, потом еще всякое… Короче говоря, я совсем замотался и забыл про наш договор. А когда мы наконец-то повесили в загородном доме мой портрет работы Гросса, Анни мне о нем напомнила. Ты еще не передумал?

Часть II

Чтобы добиться успеха на ринге, боксеру необходимо всю свою жизнь без остатка посвятить спорту. Нужно стремиться, чтобы бокс заменил вам пищу, сон и воздух, которым вы дышите.

Хельмут Мюллер, «Основы бокса для германских юношей»

Берлинский боксерский клуб

Над мощенными брусчаткой набережными реки Шпрее поднимался туман. Я шагал мимо вытянувшихся вдоль нее высоких промышленных зданий, на ходу то и дело заглядывая в бумажку с давно уже выученным наизусть адресом Берлинского боксерского клуба, словно повторял один и тот же магический пасс. Район выглядел невзрачно: повсюду кучи мусора и конского навоза, в сточных канавах блестит битое стекло, в проулках шныряют крысы. Окружающая обстановка нагоняла на меня страх, но в то же время приятно волновала, наполняла предвкушением того, каким бесстрашным бойцом я стану благодаря боксу.

Нужное мне кирпичное здание старой постройки занимало половину квартала. На его верхнем этаже располагался Берлинский боксерский клуб, а первые три этажа занимала фабрика, выпускавшая шерстяные одеяла. Под жужжание и гулкое уханье ее станков я поднялся по наружной металлической лестнице и остановился перед табличкой, на которой поблекшими золотыми буквами было написано:

БЕРЛИНСКИЙ БОКСЕРСКИЙ И ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ КЛУБ

ОСНОВАН В 1906 ГОДУ

ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЛЕНОВ КЛУБА

Я попытался расслышать, что происходит внутри, но шум станков безнадежно заглушал все прочие звуки. Тогда я собрался с духом и толкнул дверь.

В спортивном зале боксерского клуба кипела жизнь. Его центральную часть занимали два полноразмерных ринга. На обоих под пристальным наблюдением тренеров спарринговали по два спортсмена. Вдоль одной стены выстроился ряд подвесных и пневматических груш, у другой были расставлены силовые тренажеры и стойки со штангами. И там, и там тренировались по несколько человек. По стенам висели старинные и современные афиши и фотографии боксеров. На афишах начала века сжимали кулаки без перчаток спортсмены со смешными усиками, с других в зал смотрели чемпионы совсем недавних времен: Джек Демпси, Джин Танни, Макс Дикман и – куда же без него – Макс Шмелинг.

Звуки ударов по груше, топот прыгунов через скакалку, натужное пыхтение занимающихся на силовых тренажерах сливались в причудливую первобытную симфонию. При этом в зале стоял отчетливый звериный запах – теплый и влажный, похожий на то, как жарким летним днем пахнет в мясной лавке.

У самого входа в зал помещалась стойка, за которой сидел невысокий лысый человек с окурком сигары в зубах. Рядом с ним складывал полотенца глуповатый на вид верзила. Мускулистый, мокрый от пота боксер оперся на стойку и пил воду прямо из графина. Должно быть, он только что закончил тренировку.

– Куда идешь? – с сильным польским акцентом окликнул меня невысокий.

– Боксом заниматься.

– Член клуба?

– Нет, но…

– Никаких «но». Ты слишком молод. Программы для детей у нас нет. Здесь тренируются только настоящие боксеры.

– Этим парнем впору в зубах ковырять, да, Воржик, – со смехом сказал потный боксер.

– Ага, – отозвался Воржик. – Еще задницу можно вытереть.

– Не, для туалетной бумаги он чуть толстоват.

Воржик с боксером дружно рассмеялись. Третий, который складывал полотенца, улыбнулся и покачал головой. Я покраснел. Мне-то казалось, что благодаря тренировкам я достаточно окреп, но на самом деле по-прежнему оставался тощим как жердь.

– Я должен был встретиться…

– Verschwinde![29]29
  Катись отсюда! (нем.)


[Закрыть] – Воржик указал мне сигарой на дверь. – Мне и без тебя дел хватает.

Отвернувшись, он продолжил болтать с потным боксером. Но тут заговорил глуповатый на вид верзила с полотенцами. Он заикался, но голос у него, несмотря на пугающие габариты, был приятный.

– Ту-ту-тут в округе есть мо-мо-молодежные клубы, где боксом то-то-тоже занимаются.

Я в последний раз окинул взглядом зал, но Макса нигде не было. Как ни тяжело было в это поверить, он, получается, снова меня подвел. Я уже был готов подчиниться Воржику и уйти, когда Макс возник в дверях с маленькой спортивной сумкой в руках. При виде его боксер, до того расслабленно опиравшийся на стойку, выпрямился как по команде «смирно», а Воржик расплылся в улыбке.

– С возвращением, Макс.

– Рад тебя видеть, Воржик.

Макс по очереди пожал руку Воржику и потному боксеру.

– Герр Шмелинг, это большая честь для меня, – сказал боксер.

– Макс, ты снова будешь у нас тренироваться?

– Тренироваться и тренировать, – ответил Макс. – Вижу, вы уже успели познакомиться с моим подопечным, Карлом. Он – будущий чемпион Германии среди юношей.

Макс положил руку мне на плечо, и от этого я будто бы увеличился в размерах.

– Мы как раз пригласили его вступить в клуб, – соврал Воржик.

– Отлично, – сказал Макс. – Поскорее оформите ему членство. Чтобы он мог приступить к тренировкам.

– Без проблем, Макс.

– Неблих, – обратился Макс к верзиле с полотенцами. – Организуй Карлу шкафчик, ну и, там, все остальное.

– Се-се-сей момент, Макс.

Неблих отвел меня в раздевалку, расположенную слева от входа в зал. Он показал мне мой шкафчик, выдал ключ, полотенце и ленту, которой, насколько я понял, мне следовало обмотать кисти рук. В дальнем конце прохода между шкафчиками стояла ржавая металлическая корзина, до верху заполненная использованными полотенцами. Некоторые были выпачканы в крови. Глядя на кровавые пятна, я подумал: здесь испытывают себя на прочность настоящие мужчины, которые не боятся пролить кровь.

– Простите, – сказал я. – Мне, наверно, понадобятся перчатки?

– Бе-бе-без них драться не-не-не разрешается, – со смехом ответил Неблих.

Ну вот, подумал я, надо мной смеются даже уборщики. Глупо, что я не позаботился о перчатках. Видимо, рассчитывал, что их будет полно в зале. Макса я точно ни о чем больше просить не собирался – достаточно того, что он просто явился в клуб.

– Может быть, я могу их купить…

– Не-не-не здесь. В спортивном ма-ма-магазине, – ответил Неблих.

Но, заметив, как сильно я огорчен, он открыл кладовку, где у него хранились швабры, тряпки, ведра и что там еще нужно для уборки, и извлек с верхней полки, из-за пачек с моющим порошком, пару старых боксерских перчаток.

– Де-де-держи, – сказал он.

Коричневая кожа на перчатках растрескалась. На ощупь они были мягкие, но в то же время упругие – не игрушки, а настоящее боевое снаряжение.

– Мо-мо-мои старые, – сказал Неблих.

– Сколько вы за них хотите?

– Бе-бе-бери так. То-то-только вспомни обо мне, когда станешь че-че-чемпионом.

– Спасибо вам, – сказал я и добавил на полном серьезе, глядя ему прямо в глаза: – Обещаю, что вспомню. Меня зовут Карл.

Я протянул ему руку. Он ее пожал со словами:

– Можешь звать меня Неблих.

Потом он взял из кладовки швабру и отправился мыть пол у туалетных комнат. Я в радостном возбуждении сунул перчатки под мышку и пошел в зал, гадая по пути, чем со мной для начала займется Макс. Может быть, он покажет, как правильно работать с боксерской грушей. Или научит делать упражнения с тяжестями. Не исключено также, что начнет он с того, что проверит, насколько я освоил «трехсотку». Этого мне бы не хотелось, так как до трехсот очков я еще сильно не дотягивал.

Макса я обнаружил рядом с одним из рингов. Он наблюдал за идущим там спаррингом, подбадривал боксеров, давал советы и отпускал комментарии.

– Отлично, Йохан, теперь джебом его. – Макс заметил меня. – Посмотри, Карл. Видишь, как Йохан движется вокруг соперника. Он прекрасно работает ногами. Многие, когда смотрят бокс, видят только удары, а на самом деле основную работу проделывают ноги. Постой и понаблюдай.

Сначала у меня получалось сконцентрировать внимание только на обмене ударами. Боксеры выкидывали вперед мускулистые руки и стремительно возвращали их назад, ловили момент, когда соперник откроется, и сами прикрывались от ударов. Но когда мне все-таки удалось внимательно присмотреться к ногам, оказалось, что они ведут собственную схватку, совершают удивительно выверенные перемещения, словно исполняют какой-то сложный танец.

– Ты сколько раз дрался? – спросил Макс.

– На ринге? Ни разу.

– Нет. Я про обычные драки. С мальчишками у школы.

Я задумался. По сути, я вообще ни разу не дрался. Макс знал, что меня однажды побили – об этом легко было догадаться по тому, как выглядела моя физиономия в день нашего с ним знакомства. Но тот раз дракой считать нельзя, потому что я даже не попытался дать сдачи.

– Вообще ни разу.

– В таком случае тебе придется драться прямо сейчас.

Макс ударил в подвешенный сбоку от ринга гонг, и спарринг прекратился.

– Эй, Йохан, – окликнул он того боксера, что был пониже ростом. – Не против, чтобы Карл пару минут с тобой размялся?

У поджарого Йохана были темно-русые волосы и большой, свернутый на сторону нос, который, судя по виду, ему ломали не раз и не два.

– Конечно, Макс, – сказал он, а второй боксер тем временем ушел с ринга.

– Это вы так шутите, да?

– И не думал шутить. Мне интересно посмотреть на твои рефлексы. Надевай перчатки, капу я тебе сейчас принесу, – сказал Макс и пошел в сторону раздевалки.

Рефлексы! Единственным моим рефлексом сейчас было задать деру, забиться куда-нибудь и вволю поплакать. Я не мог поверить, что Макс вот так возьмет и выставит меня на ринг. А этот Йохан – это же был не какой-нибудь там мальчишка, а взрослый мужчина и умелый боец. Я-то думал, тренировки начнутся со все той же «трехсотки», прыжков через скакалку, азов работы с боксерской грушей, с чего-нибудь еще в том же роде – но не с настоящего же боя. Если бы меня не парализовал страх, у меня бы точно застучали зубы и задрожали коленки, совсем как у персонажей комиксов. Мне жутко было смотреть, как заходили мышцы на спине Йохана, когда он взял бутылку, отхлебнул из нее воды, прополоскал рот и сплюнул в железное ведро в углу ринга. Приглядевшись, я, наряду со сломанным носом, заметил у него на лице два приметных шрама – один на подбородке, другой на лбу. Несмотря на то, что я был сантиметров на пять его выше, он легко мог покончить со мной одним ударом.

Тем временем вернулся Макс. Он вручил мне черную резиновую подковку.

– Надевай и ступай на ринг.

– Но я не умею боксировать, – еле выговорил я.

– Бокс – это, конечно, целое искусство, и, чтобы стать боксером, необходимо освоить множество навыков. Но, с другой стороны, это же обычная драка. Правильно я говорю, Йохан? – Макс подмигнул поджарому боксеру, тот ответил ему кивком.

Несколько человек прервали свои занятия и обступили ринг.

Я засунул в рот капу. Она была горькой на вкус.

– Сожми зубы. Но не перестарайся, а то голова заболит, – проинструктировал меня Макс.

Я попытался было ослабить прикус, но со страху челюсти сжимались сами собой.

Попасть на ринг оказалось труднее, чем я ожидал. Я поднялся на помост, просунул голову и плечи под верхний канат и попытался было целиком под ним пролезть. Но при этом зацепился ногой за самый нижний из канатов, потерял равновесие и лицом вниз полетел на пол. Неуклюжая попытка опереться на руки привела к тому, что я опрокинул ведро, служившее боксерам вместо плевательницы. Зрителей это очень позабавило.

– Вот это да, Макс! С ведром ему разделаться – раз плюнуть, – сострил кто-то.

– Давайте он будет у нас Карлом Ведробоем, – крикнул из-за своей стойки Воржик.

– Нет, лучше назовем парня Сплюнь-Ведерко, – предложил кто-то еще, вызвав этим новый взрыв смеха.

Я чуть не задыхался от смертельного унижения. Только этого не хватало – получить новую обидную кличку вдобавок к прозвищу Мальчик-Писсуар, которым наградила меня «Волчья стая».

Неблих тем временем протер тряпкой пол и поставил на место опрокинутое ведро.

– Не-не-не бойся, – тихо сказал он, заметив страх на моем лице. – Все бу-бу-будет хорошо.

Когда он спустился с помоста, я остался один на один с Йоханом, который спокойно поджидал меня в центре ринга. Он кивнул мне и жестом велел подойти ближе.

– Держи кулаки перед собой, – сказал мне Макс. – Старайся достать противника ударом и не дать ему ударить тебя. Это все, что от тебя сейчас требуется.

К центру ринга я шел, как приговоренный идет к виселице. Я убеждал себя, что бой будет тренировочным и что напарник не станет посылать меня в нокаут. Но все равно мне было жутко страшно. После того как меня последний раз побили, шрамы заживали несколько недель.

В конце концов я оказался напротив Йохана. Когда Макс ударил в гонг, он встал в боевую стойку.

– Выше руки! – крикнул Макс.

Я поднял кулаки на уровень груди, а Йохан принялся кружить вокруг меня. Что делать дальше, я не понимал и поэтому замер – как в тот раз, когда меня заставляли драться с Францем.

– Попробуй атаковать! – скомандовал Макс.

Йохан, продолжая двигаться кругами, пристально наблюдал за мной из-за печаток и поджидал каких-нибудь действий с моей стороны. Зрители, обступившие ринг, подбадривали нас с Йоханом улюлюканьем и выкриками:

– Вперед!

– Совсем уснули!

– Смелее, Сплюнь-Ведерко! Задай ему!

– Да деритесь же наконец!

– Верните деньги за билеты!

Сердце рвалось у меня из груди, лоб покрылся потом. Каким-то чудом собрав волю в кулак, я подался всем корпусом вперед и ударил правой. Я метил Йохану в середину груди, но, оттого что он не стоял на месте, лишь слегка коснулся его предплечья. Публика приветствовала мой выпад громким ревом.

– Отлично! – крикнул Макс. – Атакуй еще!

Я ударил снова. На этот раз я рассчитал лучше и попал Йохану по корпусу. При желании он легко мог бы отбить удар, но все равно это было уже на что-то похоже.

Не успел я опомниться, как Йохан нанес мне два стремительных удара – по левой руке и в живот. Хотя бил он явно не со всей силы, я потерял равновесие и с трудом удержался на ногах.

– Выше руки! – кричал Макс.

К счастью, я успел исполнить его указание прежде, чем Йохан обрушил на меня новую серию ударов. Первый, направленный в голову, я сумел отразить. Вторым и третьим – мощными джебами в середину корпуса – он буквально выбил из меня дух. Шумно выдохнув, я потом какое-то время все никак не мог снова вдохнуть и своими мучениями здорово повеселил зрителей. Все нутро у меня болело, на грудь и живот будто уселся слон. Я обвел взглядом смеющиеся лица, окружавшие ринг, и в следующий миг со мной произошла внезапная перемена. Вместо страха я почувствовал злость. Она вскипала внутри меня, пока наконец струей перегретого пара не вырвалась наружу и со всей мощью не обрушилась на Йохана.

Стоило мне нанести Йохану серию решительных ударов, довольная ухмылка исчезла у него с лица. Цели мои удары не достигли, но, чтобы не пропустить их, ему пришлось хорошенько поработать руками. Отпрянув назад, он достал меня двумя встречными ударами в корпус, но я их едва почувствовал. В ответ я продолжил атаку, и один мой удар наконец достиг цели. Никогда не забуду, как мой кулак вошел в контакт с его уязвимым, слегка прогнувшимся под ударом телом. Мне часто приходилось слышать, что удар «соединяет» соперников, и сейчас я наконец понял, как это происходит на самом деле. Удар – это что-то осязаемое и весомое, и когда я почувствовал, как под моим кулаком у Йохана напряглись мышцы, от них ко мне по вытянутой руке пробежал волнующий трепет.

Зрители встретили мой выпад одобрительными криками и смехом.

Йохан немедленно ответил парой быстрых ударов, причем один пришелся мне по лицу – до сих пор выше плеч он не бил. От удара у меня запрокинулась назад голова, я покачнулся, но сумел удержаться на ногах. Он явно собрался продолжить атаку, к которой я был совершенно не готов: руки опущены, туловище полностью открыто. Но, к собственному удивлению, я не испугался и скомандовал себе: подними руки и защищайся. Йохан совсем уже изготовился продолжить схватку, но тут Макс ударил в гонг, и он опустил руки.

Публика разочарованно загудела.

Сердце у меня бешено колотилось, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди.

Йохан положил руку в перчатке мне на плечо.

– Неплохо для начала. Ты даже разок меня достал.

– У тебя от природы отличный джеб, – сказал Макс. – Такому не всякий даже и научиться может. Как самочувствие?

– Нормально, – ответил я, хотя запыхался так, что едва мог говорить.

– Сколько, по-твоему, продолжался бой?

Я понятия не имел, и поэтому сказал наугад:

– Три минуты?

– Три минуты? – рассмеялся Макс. – Ну это ты хватил. Секунд пятьдесят, не больше.

Этому было невозможно поверить. По ощущению, я дрался с Йоханом целую вечность.

– Секунда на ринге кажется минутой, а минута может показаться часом. Поэтому боксеру необходимо развивать выносливость, – объяснил Макс. – Бой – это всегда испытание на прочность. Обычно говорят, что первым делом надо учиться держать удар. А по-моему, сначала важнее понять, что удар тебя не убьет. Что, даже пропустив его, ты останешься в живых. Если хочешь стать настоящим боксером, ты должен первым делом победить собственный страх. – С этими словами Макс достал из заднего кармана небольшую книжку в красной обложке. Это были «Основы бокса для германских юношей» Хельмута Мюллера. – Эта книжка тебе в этом поможет. Но помни, что лучший учитель – это опыт и что по книжке драться не научишься. Ты ее почитай, ознакомься с азами, а мы потом с тобой попрактикуемся.

Ящик Пандоры

Домой я летел как на крыльях. Мало того, что я не сбежал и не обмочил от страха штанов – я выдержал кучу ударов и даже один нанес. Я приобщился к новому для меня миру, миру мужей и воинов. Мне покровительствовал сам Макс Шмелинг. И уже можно было понемногу мечтать о поясе чемпиона Германии среди юношей.

Дома я сразу спустился в подвал закинуть в топку вечернюю порцию угля. За работой, азартно вгрызаясь в угольную кучу и ритмично помахивая лопатой, я перебирал в памяти события дня.

– Вулкан, ты снова в трудах? – раздался у меня за спиной голос Греты.

Я обернулся. Грета держала в руках большую картонную коробку – она явно сняла ее с полки, где ее семья хранила свои не самые нужные вещи. На ней был тонкий серый свитер, на груди лежала красивая белокурая коса. Обычно при виде Греты я терялся и от смущения нес ерунду, но сегодня был стопроцентно спокоен и уверен в себе. Мои познания в области мифологии с последней нашей встречи сильно обогатились.

– Мне было бы приятнее, если бы ты звала меня Гефестом, – сказал я. – Ведь греки-то, как ни посмотри, лучше римлян.

– Неужели?

Осмелев от сегодняшнего спортивного успеха, я отважно подошел к Грете.

– Ты же знаешь, что Гефест создал первую женщину?

– Геру? – неуверенно спросила Грета.

– Гера – не женщина, а богиня, жена Зевса. И чему вас только в школе учат? А первой женщиной была Пандора.

– Ну да, конечно. – Она снова полностью владела собой.

– Зевс повелел Гефесту создать Пандору, чтобы наказать людей за похищение божественного огня. То есть, выходит, если я Гефест, то ты – Пандора. Вот и ящик у нее тоже был, как у тебя коробка. Из ее ящика по миру разлетелись все несчастья и пороки: тщеславие, жадность, зависть, похоть…

Я пристально посмотрел ей в глаза.

– Ну и что там?

– Где – там?

– У тебя в коробке?

– Зимние брюки моего отца.

– Ну, то есть не несчастья и пороки.

– Среди них есть такие уродливые, что легко могут за несчастье сойти.

Мы оба рассмеялись.

– А чем ты вообще тут занимаешься? – спросила Грета.

– Тренируюсь.

– Тренируешься уголь кидать?

– Это такая тренировка для развития силы. Макс Шмелинг обучает меня боксу, поэтому мне нужно, кроме всего другого, привести в форму верхнюю часть тела.

Наконец-то подвернулся удобный случай похвастаться моей новой боксерской жизнью. Рассказ о ней наверняка не оставит Грету равнодушной.

– А зачем тебе бокс понадобился? – спросила она.

Этот вопрос застал меня врасплох. Несколько мгновений я молча пялился на Грету, соображая, что на это можно ответить.

– Боксом многие занимаются, – в конце концов сказал я.

– Многие тупицы.

– Почему тупицы?

– Скакать по рингу, тыкать друг в друга кулаками – по-моему, это довольно тупое занятие.

– Бокс – благородный вид спорта.

– И что в нем такого благородного?

– Во время боя боксеры проявляют благородство, ловкость и отвагу.

– Я вообще считаю, что драться из спортивного интереса глупо, – заявила Грета. – Зачем получать побои, когда запросто можно без них обойтись? И зачем бить невинного человека, на которого не держишь зла и с которым, может быть, даже не знаком?

Я снова не сразу нашелся, что ответить. Направить разговор в нужное русло у меня не получилось. Растерянность, которая всегда охватывала меня в присутствии Греты, похоже, напала на меня и в этот раз.

– Девчонке этого не понять.

– Я понимаю намного больше, чем тебе кажется, Карл.

– В самом деле?

– Разумеется.

– А например?

– Например, я понимаю, как сильно тебе хочется меня поцеловать. – Грета лукаво улыбнулась.

Она что, правда это сказала? Жар топки, припекавший мне спину, распространился по всему телу. Она смотрела на меня в упор и улыбалась, а у меня вся спина взмокла от пота. Я все еще растерянно подыскивал слова, когда она вдруг шагнула ко мне и легонько поцеловала меня в губы.

Клац!

Мы отпрянули в разные стороны, но это всего лишь лязгнула о пол выпавшая из моих рук лопата. Мы засмеялись, а потом Грета отставила в сторону коробку, прильнула ко мне и снова поцеловала. От ее теплых, влажных губ мне передался тот же волнующий трепет, который я ощутил сегодня в спортзале, достав кулаком Йохана.

Она обвила мне шею руками, ладонью нежно поглаживала затылок. Поцелуи становились все жарче. Она так сильно прижималась ко мне, что биение ее сердца я чувствовал так же отчетливо, как своего собственного.

Мы оба запыхались, но в какой-то момент мне показалось, что Грета дышит как-то совсем уж шумно и затрудненно. Я даже подумал было, что ей что-то попало в горло, но быстро понял, что это дышит кто-то другой. Грете, должно быть, тоже послышалось что-то странное – мы с ней перестали целоваться и прислушались. Точно: в подвале был кто-то еще.

Обернувшись, мы увидели герра Коплека, он стоял в полумраке у входа в котельную.

– Продолжайте, на меня не обращайте внимания, – сказал он с гнусной ухмылкой. – С удовольствием полюбуюсь продолжением.

Грета, до смерти перепуганная, схватила с пола коробку и мимо герра Коплека бросилась прочь из подвала. Он проводил ее долгим, жадным взглядом и, когда она скрылась из виду, усмехнулся довольно:

– Хороша. Чертовски хороша. – А потом сказал, обращаясь ко мне: – Надеюсь, Штерн, на вкус она тоже ничего. А то я давно приглядываюсь.

Мне страшно захотелось врезать герру Коплеку по его жирной красной роже. Я уже двинулся к нему, но что-то меня остановило. Может быть, мысль о неприятностях, которые он мне потом устроит? Или это напомнила о себе моя прежняя трусость? Прежде чем я успел разобраться в своих мыслях, он – как змея в нору – проскользнул в свою каморку и закрыл за собой дверь.

Всю следующую неделю мы с Гретой ни разу не виделись. Мы учились в разных школах, так что кроме дома, где мы жили, встретиться нам было негде. А спускаться в подвал она, разумеется, больше не рисковала. Мы оба понимали, что прилюдно оказывать ей знаки внимания мне нельзя. Даже до всяких нацистов нееврейские девушки редко заводили романы с евреями. Теперь же пропагандистские газетенки без конца печатали якобы правдивые истории о том, как извращенцы-евреи подло обманывают доверие чистых арийских девушек. А что, если Грета пожалела, что целовалась со мной, и больше никогда не станет со мной разговаривать?

Я хотел сунуть ей под дверь записку, но испугался, что первыми ее обнаружат родители. Как-то мы я встретил ее с матерью на лестнице нашего дома – они поднимались, а я шел вниз. При виде ее сердце у меня чуть не выскочило из груди, но она шла, опустив глаза, и на меня не посмотрела.

Несколько дней спустя я решил подождать ее у магазина художественных принадлежностей Грюнберга, мимо которого она обычно возвращалась после школы домой. Грету я дождался, но она шла с подругой. Она удивленно посмотрела на меня, потом опустила глаза и как ни в чем не бывало прошла мимо. Провожать ее взглядом было до тошноты больно. Хотелось окликнуть ее по имени, но оно застряло у меня в горле. Я уже решил для себя, что она не желает иметь со мной ничего общего, когда до меня донеслось:

– Ой, совсем забыла. Мне надо еще перьев купить. До завтра, Лизель.

– Ага, Грета. Auf Wiedersehen[30]30
  Пока (нем.).


[Закрыть].

Подруга пошла дальше, а Грета повернулась и двинулась обратно, в мою сторону. Проходя мимо, она дала мне знак следом за ней зайти в магазин Грюнберга.

Старый герр Грюнберг стоял за прилавком и раскладывал на нем новые кисточки. Религиозный еврей, герр Грюнберг всегда ходил в одном и том же ветхом черном костюме и с ермолкой на голове. Он сильно сутулился, длинная борода у него давно поседела, глаза были усталые, но добрые. Когда я вошел, он поприветствовал меня как постоянного покупателя и старого знакомого:

– Guten Tag[31]31
  Добрый день (нем.).


[Закрыть], герр Штерн. Ищете что-то конкретное?

– Нет. Зашел просто полюбопытствовать.

Грета прошла в дальний конец магазина и сделала вид, будто выбирает альбом для зарисовок. Я, словно бы по чистой случайности, тоже скоро оказался у тех же полок. Потом мы вместе отошли в угол, где герру Грюнбергу нас не было видно за высокими стеллажами. Я все еще злился на нее: даже если она не хочет быть моей девушкой, можно ведь обращаться со мной как с человеком, а не как с пустым местом. Пока я подбирал слова, чтобы выразить накипевшее на душе, она чмокнула меня в губы.

– Извини, что не могла с тобой поговорить, – сказала она.

– Раньше ты хотя бы здоровалась.

– А теперь боюсь. Отец у меня очень строгий. И к тому же, кажется, герр Коплек что-то ему про нас рассказал.

– Почему ты так решила?

– На следующий день после того, как мы с тобой целовались, отец ни с того ни с сего спросил, общаюсь ли я с мальчиками. Я ответила, что нет, но он все равно сказал, что не хочет, чтобы я общалась с чужими мальчиками.

– Я не чужой.

– Если и чужой, то самую чуточку, – улыбнулась Грета.

– Он так сказал, потому что знает, что я из еврейской семьи?

– Ты разве еврей?

Что же я наделал! Обычно я старательно скрывал свое еврейство, а тут вдруг взял и проговорился. Только я обрадовался, как легко и непринужденно я чувствую себя с Гретой, как тут же все испортил.

– Ты не знала, что я еврей?

– Нет, – покачала головой Грета.

– Для тебя это что-нибудь значит?

– Для меня – нет, – сказала она с улыбкой. – Но для родителей это важно. Послушай, я не уверена, что моему отцу вообще что-то про тебя известно. И уж тем более про нас с тобой. Но герр Коплек, с тех пор как застукал нас в подвале, косо на меня посматривает, а отец именно на следующий день предупредил насчет чужих мальчиков. Вряд ли это простое совпадение. Для отца любой мальчик – чужой. Мы католики, так что с мальчиками из лютеранских семей мне тоже общаться не положено.

– То есть всё? – уже не шепотом, а в полный голос воскликнул я. – Нам больше нельзя видеться?

– Тише! – шепнула Грета.

– Вам там не помочь? – через весь магазин крикнул герр Грюнберг.

– Нет, спасибо, – ответил я.

– Можно, но придется соблюдать осторожность. По вторникам я занимаюсь фортепьяно. Учительница живет рядом с моей школой, а напортив ее дома есть парк. Там нас никто не увидит.

У меня чаще забилось сердце – от того, что она хочет снова увидеться со мной, и от предвкушения тайных свиданий. Грета меня снова поцеловала, но отпрянула раньше, чем я успел ее обнять.

– Мне пора. Жду тебя во вторник в парке возле моей школы.

У выхода она расплатилась за схваченную на ходу с полки коробочку чернильных перьев.

Я встал у витрины и долго провожал ее взглядом, радуясь нашей встрече и сгорая от желания быть с ней. Когда она скрылась из виду, я обернулся и увидел, что герр Грюнберг смотрит на меня, выгнув бровь.

– Нашли себе музу, герр Штерн?

– Это… Она просто моя соседка.

– И весьма притом красивая.

Я покраснел.

– Всего доброго, герр Грюнберг, – попрощался я и пулей вылетел из магазина.