Текст книги "Бездна"

Его пациенты являлись для Лоулера повседневным укором в недостаточном профессионализме. Большей частью в своей работе он шел путем проб и ошибок. Его познания в медицине представляли собой жалкую смесь из наследия прославленного доктора Бернета Лоулера, его отца, отчаянных догадок и предположений, из опыта, накопленного в результате тяжкого труда и за счет здоровья и жизней пациентов. Лоулеру едва исполнилось двадцать шесть, когда умер его отец. К этому времени Вальбен постиг только азы медицинского искусства, но пришлось принять на свои плечи тяжелую ношу единственного врача на Сорве. Нигде на Гидросе не существовало возможности получить настоящую врачебную подготовку, не говоря уже о современных медицинских инструментах, не было лекарств, кроме тех, которые Вальбен сам составлял и добывал из морских организмов, своего воображения и молитв. Во времена его покойного знаменитого отца на Санрайзе существовала какая-то благотворительная организация, иногда перебрасывавшая на планету посылки с медикаментами и оборудованием, но сии «подарки» были немногочисленны и редки. Их приходилось распределять между множеством островов. Но это происходило так давно! Населенная часть Галактики представляла собой огромный мир. О людях на Гидросе, вернее, небольшой горстке мужчин и женщин, с течением времени просто стали забывать.

Лоулер делал все возможное в своей области, но этого оказалось просто недостаточно, хотя он и стремился к совершенству, пусть и относительному. Когда у него появлялась возможность, Вальбен стремился получить консультацию у врачей с других островов, надеясь чему-нибудь научиться у коллег. Их познания в медицине были не менее туманны и немногим более профессиональны, нежели его собственные, но он понял, что иногда в ходе подобного обмена незнаниями и недоумениями могла родиться искра истинного понимания. Иногда…

– Можете одеться, – произнес Лоулер.

– Это грибок, как вы считаете?

– Гм… Это всего лишь нервный кашель, – ответил Вальбен. В этот момент он рассматривал каплю крови под микроскопом. Что там такое красное на красном? Может быть, алые грибковые волокна, скручивающиеся в алом тумане? Нет. Конечно, нет! Это всего лишь обман зрения. Перед ним – нормальная кровь. – С вами все в порядке, – произнес Лоулер, подняв глаза от микроскопа.

Она все еще стояла, обнажив грудь и застыв в тревожном ожидании. В ее глазах мелькала тень недоверия.

– А почему вам так хочется думать, что у вас сия страшная болезнь? – поинтересовался Вальбен. – У вас всего-навсего просто кашель…

– Напротив, я хочу, чтобы у меня не было ее. Поэтому и пришла к вам.

– Но вы действительно здоровы, если, конечно, не считать приступов кашля. – Он тоже хотел надеяться на лучшее, и кажется, причин для сомнений не находилось.

Лоулер, наблюдая за тем, как Сандира набрасывает на плечи рубашку, вдруг почувствовал, что ему действительно интересно, а было ли у нее что-нибудь с Гейбом Кинверсоном. Вальбен, мало интересовавшийся местными сплетнями, как-то не задумывался об этом раньше, и когда сейчас мысль об их отношениях пришла в голову, его поразило неприятное ощущение, вызванное таким ходом суждения.

– Извините, вы случайно в последнее время не переживали какого-нибудь сильного стресса? – спросил доктор.

– Сознательно? Нет.

– Может быть, вы много работали? Плохо спали? Наконец, неудачный роман, а?

Тейн посмотрела на Лоулера как-то по-особому.

– Нет. Ни то, ни другое, ни третье.

– Поверьте, иногда мы переживаем сильнейшее потрясение, но просто не замечаем этого. Стресс становится частью нашей повседневной жизни. Я продолжаю настаивать на своем заключении – невротический кашель.

– И это все? – в ее голосе прозвучало явное разочарование.

– Гм… Вы все-таки хотите, чтобы это было заражение грибком-убийцей? Хорошо! Так вот, это заболевание, вызванное спорами грибка. Когда оно достигнет той стадии, на которой красные нити станут расти у вас из ушей, накройте голову мешком – не пугайте соседей. В любом случае, они будут думать, что ваше общество опасно для них. Но, естественно, настоящая беда придет к ним тогда, когда вы начнете распространять споры… Правда, все это случится немного позже…

Тейн расхохоталась.

– Не знала, что вы обладаете чувством юмора. Отличная шутка!

– Я вовсе не шучу. – Лоулер взял ее руку, не понимая, делает ли все это для того, чтобы вызвать в ней какие-то чувства или из чистейшей фамильярности, разыгрывая «старого доброго дока». – Послушайте, я не нашел у вас никакой физической патологии. Поэтому, скорее всего, ваш кашель – не более чем нервный симптом, развившийся по какой-то причине. Как только вы начинаете кашлять, сразу же раздражаете поверхность гортани, слизистую оболочку и тому подобное… Приступ усиливается за счет самого себя и становится сильнее и сильнее. Со временем он проходит сам, но это занимает довольно много времени. Я дам вам препарат, угнетающий невротические реакции, так называемый транквилизатор. Он снимет сформировавшийся у вас рефлекс на период, достаточный для того, чтобы прошло механическое раздражение гортани. В конце концов, вы перестанете подавать самой себе сигнал на кашель…

Его удивила собственная щедрость – он решил поделиться наркотическими каплями. Вальбен никогда никому не упоминал об этой травке, не говоря о том, чтобы прописывать в качестве лекарства. Но сейчас Лоулер полагал, что поступает правильно. Тем более, наркотика у него хватало.

Доктор извлек из шкафчика маленькую бутыль из сушеной тыквы, влил в нее несколько десятков граммов розовой жидкости и закрыл емкость пробкой из морского пластика.

– Это лекарство, полученное мной из одной разновидности водорослей, растущих в лагуне. Принимайте по пять-шесть капель каждое утро, но не больше, на стакан воды. Учтите, вещество довольно действенно. – Он пристально посмотрел на нее изучающим взглядом. – Данное растение содержит много сильных алкалоидов, способных свалить с ног любого. Попробуйте просто пожевать его веточку – и вы целую неделю пролежите без чувств. А может быть, вообще не придете в себя. Здесь, – Лоулер указал на бутылочку,

– очень небольшая концентрация, но все равно будьте поосторожнее.

– Вы сами принимали его, когда мы вошли сюда, не так ли?

«Итак, она обратила внимание, – заметил про себя Вальбен. – Острый взгляд, внимательный наблюдатель… Интересно».

– Видите ли, я тоже иногда нервничаю, – пробурчал доктор.

– Не я ли заставила вас беспокоиться?

– Все мои пациентки доставляют беспокойство в большей или меньшей степени… Ведь, по сути дела, я не такой уж большой знаток медицины, и мне не хочется, чтобы об этом догадывались. – Он нарочито громко рассмеялся. – Нет, все не так… Конечно, я знаю медицину не столь хорошо, как мне бы хотелось, но вполне достаточно, чтобы справляться со своими врачебными обязанностями. Так вот, мной замечено, что это лекарство прекрасно снимает любые стрессы… Теперь вы можете принять свою первую дозу прямо здесь и сейчас.

Лоулер собственноручно отмерил необходимое количество наркотика и разбавил водой. Она пила маленькими, осторожными и неловкими глотками. Кстати, ее нос смешно дернулся, когда Сандира ощутила странный сладковатый вкус алкалоидов.

– Ну, что? Почувствовали? – поинтересовался Вальбен.

– Прямо с ходу! Эй! А неплохая выпивка!

– Возможно, слишком неплохая… Несколько коварная. – Он сделал запись в ее истории болезни. – Пять капель на стакан воды каждое утро, не более! У вас теперь не должно быть никаких приступов до начала следующего месяца.

– Слушаюсь, сэр!

Выражение лица Тейн полностью изменилось. Теперь она выглядела менее напряженной и подавленной, холодные серые глаза потеплели, в них даже блеснули шаловливые искорки; немного расслабились мышцы губ и щек. Сандира даже как бы помолодела. Помолодела и стала еще красивее. Никогда Лоулеру не приходилось наблюдать результат действия своего зелья со стороны, а тут он сразу же убедился в действительно поразительном эффекте.

– Но как вам удалось обнаружить это средство? – заинтересованно спросила Тейн.

– Джилли используют сию травку в качестве мышечного релаксанта во время охоты в заливе.

– Наверное, вы хотели сказать «двеллеры»?

Эта поправка истинной педантки застала Вальбена врасплох. Двеллеры… Так называли себя представители разумных видов существ, обитавших на Гидросе. Но всякий поживший на этой планете хотя бы несколько месяцев, как правило, начинал называть их «джилли». «Возможно, такое название не было в ходу на тех островах, откуда прибыла Сандира, – подумал Лоулер, – ну, там… в Лазурном море. Может быть, так говорит молодежь… Мода на слова тоже меняется».

Он напомнил себе, что она на десять лет моложе его, но, скорее всего, Тейн воспользовалась этим термином из уважения, считая себя специалистом по культуре джилли. Черт с ними, со словами! Каковы бы ни были ее вкусы и прихоти, он постарается вести себя с ней полюбезнее.

– Ну, хорошо, двеллеры, – согласился Лоулер. – Они срывают парочку отростков, обматывают их вокруг приманки и подбрасывают ее рыбе. Когда та проглатывает предложенный лакомый кусочек, то становится вялой и сама беспомощно приплывает к берегу. Аборигены подходят и собирают добычу, нисколько не боясь щупалец с острыми, словно кинжал, окончаниями. Мне рассказывал об этом старый моряк по имени Джолли… В то время я еще бегал в коротких штанишках. Позднее эти «сказки» почему-то припомнились… Я пошел в гавань и сам посмотрел на процесс ловли. А потом… Потом собрал немного этих водорослей и поэкспериментировал с ними. Мне показалось, что их можно использовать в качестве анестезирующего средства.

– И ваши ожидания оправдались?

– Что касается рыбы, то да. Но мне не так уж часто приходится оперировать их. Проверяя полученную вытяжку на людях, я обнаружил довольно неприятную штуку: та доза вещества, которую можно использовать в качестве обезболивающего, одновременно является и летальной. – Вальбен мрачно улыбнулся. – В то время я обучался азам хирургии. Это происходило путем проб и ошибок. К сожалению, последних случалось больше. Постепенно я понял, что очень слабый раствор сока этой водоросли представляет собой великолепный, чрезвычайно сильный транквилизатор. В чем вы и сами сейчас убедились… Потрясающее лекарство! Мы могли бы продавать его в различных районах Галактики, если бы иметь средства для транспортировки.

– И никому ничего не известно о данном веществе, кроме вас?

– Кроме меня и… джилли, – добавил Лоулер. – О, извините! Двеллеров… А вот теперь и вас. Здесь, на Сорве, потребность в транквилизаторе невелика, – усмехнулся доктор. – Знаете, сегодня утром я проснулся с совершенно безумной идеей в голове: попытаться убедить двеллеров, чтобы они позволили нам установить оборудование для опреснения воды на их новой электростанции. Конечно, в том случае, если им удастся запустить ее. Я собирался выступить перед ними с прочувствованной речью о межвидовом сотрудничестве. Это была, бесспорно, глупая мысль из разряда тех, что приходят по ночам и развеиваются, словно дым, с восходом солнца. Они никогда бы не согласились на подобное предложение. Черт возьми, мне следовало бы смешать хорошую дозу сей миленькой травки с водичкой и хорошенько угостить их… Тогда, держу пари, джилли позволили бы нам делать все!

Странно, но Сандира не рассмеялась, выслушав его рассказ.

– Вы, наверное, снова шутите?

– Скорее всего.

– Послушайте, доктор, если вы говорите серьезно, то даже и не помышляйте об этом – все равно у вас ничего не получится. Просто сейчас не время просить двеллеров о каких бы то ни было услугах. Дело в том, что мы стали их довольно сильно раздражать.

– Чем? – удивленно спросил Вальбен.

– Не знаю. Но что-то в нашем поведении выводит их из себя. Прошлой ночью мне пришлось побывать на территории аборигенов… У них там происходило что-то вроде большого совещания. Когда они заметили мое присутствие, то повели себя отнюдь не дружелюбно.

– А разве джи… двеллеры бывают дружелюбными?

– Со мной, да. Но прошлой ночью они не захотели даже беседовать. Двеллеры не подпустили меня и приняли при этом позу явного неудовольствия. Ведь вам известен язык их жестов? На сей раз тела аборигенов остались напряженными и застывшими, словно бревна.

«Дело в ныряльщиках, – подумал он. – Джилли, должно быть, узнали о них. В этом-то и загвоздка…» Но сейчас Лоулер не хотел обсуждать эту проблему ни с ней, ни с кем бы то ни было вообще.

– Главная трудность в отношениях с представителями других цивилизаций,

– заметил Лоулер, – проистекает из того, что они – чужие. Даже когда нам кажется, что мы их понимаем, нам ни черта неясно, и я не вижу выхода из данного тупика. Итак… Послушайте, если кашель не пройдет через два-три дня, приходите снова, а я проведу еще некоторые анализы. Но перестаньте постоянно думать о грибке-убийце, хорошо? Чем бы ни вызывалось ваше недомогание, «красная паутина» «здесь ни при чем.

– Приятно слышать, – сказала Сандира и вновь подошла к полке с земными реликвиями. – Все эти вещи с Земли?

– Да. Их собрал мой прадед.

– В самом деле? Настоящие земные вещи? – Она робким движением руки коснулась египетской статуэтки и осколка камня из какой-то очень знаменитой стены, правда, из какой, Лоулер даже не помнил. – Настоящие вещи с Земли! Никогда раньше не видела ничего подобного. Земля мне всегда казалась чем-то выдуманным, плодом фантазии. Словом, ничего реального.

– Для меня она вполне реальна, – заметил Вальбен. – Но я знаю многих, которые чувствуют по отношению к ней то же, что и вы… Если кашель повторится, сообщите, хорошо?

Тейн поблагодарила его за помощь и поддержку и покинула ваарг Лоулера.

– Настало время позавтракать, – почти пропел вслух доктор. – Наконец-то! Что там у нас? Ага! Аппетитное филе рыбы-хлыста, тост из водорослей и немного свежего сока манагордо. Неплохо…

Увы! Слишком уж много времени он провел в ожидании утренней трапезы – желание есть пропало начисто. Вальбен лишь притронулся к еде и отодвинул тарелки в сторону.

Через полчаса у входа в ваарг появился второй пациент.

Брондо Катцин, владелец рыбного рынка на Сорве, очень неудачно взял в руки еще живую рыбу-стрелу, и толстый гладкий шип ее оперения пяти сантиметров длиной насквозь проткнул его левую ладонь в самой середине.

– Ну только подумать, какой же я идиот! – не переставая, повторял действительно туповатый Катцин, мужчина с выпирающей бочкообразной грудью.

– Только подумать!

Его глаза буквально вылезали из орбит от страшной боли, а рука, раздувшаяся и словно покрытая блестящей коркой, казалась в два раза больше нормального размера.

Лоулер вырезал шип, прочистил рану, чтобы удалить яд и остатки грязи, способные вызвать раздражение, затем дал рыботорговцу болеутоляющие таблетки. Тот, не отрываясь, смотрел на свою распухшую ладонь и сокрушенно качал головой.

– Нет! Каков идиот! – повторял Катцин снова и снова, словно заведенный.

Вальбен надеялся, что ему удалось в достаточной степени обработать рану, помешав инфекции распространяться далее. Но если чистка прошла неудачно, придется ампутировать кисть или даже целую руку.

«Заниматься врачебной практикой было бы во сто крат легче, – подумал он, сокрушенно качая головой, – имей мы сушу, космодром и хоть ничтожно малую часть современной медицинской техники… Но я и так делаю все возможное с помощью тех крох знаний и оборудования, что имеются у меня. Ох-хо-хо! Что ж, рабочий день начался».

4

В полдень Лоулер вышел из ваарга, чтобы немного отдохнуть от работы. Сегодняшнее утро оказалось одним из самых насыщенных по сложности за последние несколько месяцев. На острове с общей численностью человеческого населения в семьдесят восемь человек, большинство которого не могло похвастаться отменным здоровьем, Вальбен порой целыми днями, а то и месяцами, сидел без единого пациента. В такое время он проводил утренние часы, прохаживаясь у залива и собирая лекарственные водоросли. Частенько ему помогал Натим Гхаркид, указывая полезные экземпляры. А порой Лоулер просто вообще ничего не делал, гулял или плавал, выходил в залив на рыбацкой лодке и подолгу сидел в ней, созерцая море. Но сегодня все шло не так.

Сначала пришла Дана Сотелл со своим маленьким сынишкой, у которого держался сильный жар; потом – Мария Хайн с жалобами на боли в животе из-за слишком большого количества ползучих устриц, съеденных ею прошлым вечером; за ней появился Нимбер Таниминд, страдающий хронической дрожью и мигренями; затем приковылял молодой Гард Тальхейм с растяжением лодыжки из-за неосторожного катания на скользкой поверхности морского вала.

Лоулер произносил свои обычные врачебные «заклинания», применял подходящие мази и настойки и отсылал всех домой с традиционными словами утешения и оптимистическими прогнозами. Скорее всего, завтра или послезавтра они почувствуют себя намного лучше. Нынешнего доктора нельзя было назвать светилом медицины, но его невидимый помощник, д-р Плацебо, как правило, ухитрялся позаботиться о проблемах его пациентов нисколько не хуже, чем сам Вальбен.

Теперь же, когда поток больных иссяк, Лоулер подумал, что неплохо прописать и самому себе небольшую прогулку на свежем воздухе.

Он вышел на яркое полуденное солнце, потянулся, сделал несколько гимнастических упражнений, чтобы разогнать кровь в затекших конечностях, и взглянул вниз, в сторону береговой полосы.

Там находился залив, такой знакомый и родной, что у Вальбена иногда замирало сердце из-за страха однажды не увидеть его. Откуда брались такие мысли, он и сам не представлял.

По его спокойным, огражденным от морских ураганов водам пробегала нежная рябь. Сейчас он выглядел удивительно красиво: зеркальная поверхность, отливающая золотом, походила на огромное сияющее зеркало. Темные стебли разнообразной морской флоры лениво покачивались на отмелях, а дальше, в более глубоких местах, блистающие на солнце плавники то и дело разрезали сверкающую поверхность.

Парочка судов Делагарда, пришвартовавшаяся у пирса верфи, мерно покачивалась в такт с волнами прилива.

У Лоулера возникло ощущение, что этот миг летнего полдня будет длиться вечно, а ночь и зима – никогда не наступят. Внезапное чувство спокойствия и наслаждения жизнью охватило его Душу.

– Док, – донесся голос слева.

Вернее, даже не голос, а какой-то хрип, оставшийся от былых времен, возглас со свалки отбросов, казавшийся состоявшим из пепла и хлама. Жалкий, высушенный, выжженный до неузнаваемости остов когда-то существовавшего уверенного баса, баса, в котором Вальбен все-таки признал голос Делагарда.

Нид пришел по южной тропе от береговой полосы и теперь стоял между вааргом доктора и небольшой емкостью, в которой Лоулер хранил собранные лекарственные водоросли. Кровь прилила к лицу Делагарда, он весь казался помятым и потным, его глаза странно остекленели, словно после только что перенесенного удара.

– Что, черт побери, произошло еще? – предельно раздраженным голосом поинтересовался Лоулер.

Нид сделал беспомощное движение ртом, как рыба, выброшенная на берег, и ничего не сказал.

Вальбен впился пальцами в его толстые мясистые руки, встряхнул их.

– Вы можете говорить? Ну, черт бы вас побрал! Рассказывайте, что случилось.

– Да-а… Да-а, сей-час, – промычал судовладелец, мотая головой из стороны в сторону, словно раскачивал увесистый молот. – Все очень плохо. Еще хуже, чем я предполагал.

– Что же все-таки случилось?

– Эти проклятые ныряльщики! Джилли действительно страшно разгневаны из-за них… Они собираются отомстить нам! И очень, очень серьезно. Именно об этом я и пытался вам сказать сегодня утром… Ну, там, в сарае…

Лоулер растерянно заморгал.

– Во имя всего святого! О чем вы говорите?

– Вначале дайте мне глоток бренди.

– Ну, конечно. Пойдемте в дом.

Вальбен налил большой стакан густой жидкости цвета морской воды и после минутного размышления – стаканчик для себя. Делагард выпил содержимое одним глотком. Доктор снова наполнил емкость.

Через какое-то мгновение Нид начал говорить, но так, словно устало пробивался сквозь чащу слов, пытаясь побороть некий дефект речи.

– Ко мне только что приходили джилли… Около дюжины… Вышли прямо из воды у верфи и попросили моих рабочих пригласить меня для беседы.

– Джилли?! На территории людей?! Такого уже не случалось несколько десятилетий. Они никогда не заходили южнее мыса, на котором построили свою электростанцию. Никогда!

Делагард посмотрел на собеседника, пытаясь найти сочувствие и поддержку.

– «Чего вы хотите?» – спросил я у них, используя при этом самые вежливые жесты. Лоулер, поверьте, все происходило предельно – предельно! – дипломатично. Думаю, меня посетили большие джилли, хончо, но не буду настаивать на этом. Их невозможно отличить друг от друга. Как бы там ни было, но выглядели они весьма значительно и представительно. «Ты Нид Делагард?» – спросили вышедшие из моря, будто не знали и так. Я ответил, что да… Тогда джилли схватили меня…

– Схватили вас?!

– Да, да! Схватили в самом прямом смысле этого слова… Положили на меня свои маленькие ласты… Прислонили к стене моего собственного здания и не позволили сделать ни шагу.

– Вам просто посчастливилось, что после всего этого вы находитесь здесь и можете рассказывать сию историю.

– Оставьте ваши шутки! Док, я клянусь вам, от страха чуть не наложил в штаны. Думал, они собираются прямо там же выпотрошить меня и сделать отбивную. Вот! Посмотрите! Следы их когтей на руке. – Он продемонстрировал уже начавшие исчезать красные пятна. – Лицо у меня тоже распухло… Посмотрите… Я попытался отвести голову в сторону, и один из них ударил меня, возможно, случайно, но… Посмотрите, посмотрите! Двое держали меня, а третий приложил свой нос к моему лицу и начал говорить мне, – да, да, именно говорить! – издавая громкие гудящие звуки: у-ум уанг ху-у-у-у-уф фи-и-и-и-изт уанг ху-у-у-у-уф фи-ии-и-изт… В первые секунды меня словно околдовало… Я ничего не понимал, но потом все стало ясно. Они повторяли снова и снова свои «уу» до тех пор, пока полностью не удостоверились, что я их понял. Это был ультиматум. – Голос Делагарда понизился. – Нас выгнали с острова… и дали тридцать дней на сборы… Мы должны убраться отсюда – все до одного!

– Что?!

В жестких маленьких глазках его собеседника появился безумный блеск. Он жестом попросил еще немного бренди. Лоулер налил, даже не глядя на стакан.

– Любой человек, оставшийся на Сорве после отпущенного срока, будет сброшен в лагуну и ему не позволят выйти на берег. Все постройки, возведенные нами, будут уничтожены… Верфь, резервуар, эти вот здания на площади – все! Вещи, оставленные нами в вааргах, выбросят в море. Все океанские суда, если мы их оставим в гавани, подвергнутся затоплению. Док, с нами покончено! Мы уже больше не считаемся жителями Сорве… Кончено, пути назад нет!

Лоулер смотрел на Делагарда, не в состоянии поверить услышанному. В душе кипела целая гамма чувств: утрата смысла происходящего, депрессия, отчаяние… Его охватило смятение. Покинуть Сорве? Покинуть Сорве?! Вальбен задрожал. Сделав усилие, он сумел взять себя в руки, вновь отыскать путь к утраченному на несколько минут внутреннему равновесию.

– Гибель нескольких ныряльщиков в результате несчастного случая на производстве – это определенно в высшей степени неприятное происшествие, – произнес Лоулер тоном, совершенно лишенным каких-либо эмоций. – Но подобная реакция на сей несчастный случай, безусловно, чрезмерна. Должно быть, вы неправильно поняли джилли.

– Клянусь дьяволом! Я понял все, как есть! У нас нет никаких шансов… Они достаточно четко разъяснили…

– Значит, мы все должны уйти? – перебил его Вальбен.

– Да, да! Через тридцать дней.

«Правильно ли я понимаю его? – засомневался Вальбен. – Черт! Это происходит в реальности или в моем воображении?!»

– И они объяснили причину? – сухо спросил доктор. – Джилли сказали, что причина – в ныряльщиках?

– Конечно, – промямлил Нид низким и хриплым голосом, севшим от страха.

– Именно то, что вы говорили сегодня утром… Помните? «Джилли всегда известно, чем мы занимаемся…»

Шок начал уступать место гневу. Делагард, не задумываясь, поставил на кон жизнь обитателей острова и – проиграл. Джилли предупреждали его: «Никогда больше не делай этого, иначе мы, вышвырнем вас отсюда». И тем не менее, Нид не послушался.

– Какой же вы подонок, Делагард!

– Господи! Я не знаю, каким образом им удалось это обнаружить… Ведь принимались все меры предосторожности… Мы принесли ныряльщиков ночью; пока они находились в сарае, не снимали покрывал, лачуга на замке…

– Но джилли знали!

– Знали, – согласился Делагард. – Эти чертовы джилли в курсе всех дел! Вы трахаетесь с чужой женой, а им уже известно. Правда, их это мало интересует, но стоит угробить парочку ныряльщиков, и джилли сразу становится не просто интересно – они буквально начинают сходить с ума…

– Что аборигены сказали вам, когда произошел предыдущий несчастный случай с ныряльщиками? Они тогда предупреждали вас не пользоваться услугами здешних созданий? Говорили о своих условиях, если произойдет нечто подобное еще раз?

Нид молчал.

– Что они вам сказали? – настойчиво повторил свой вопрос Лоулер, сурово посматривая на собеседника.

Делагард облизал губы.

– Сказали, заставят нас покинуть остров, – пробормотал он, не поднимая головы, словно провинившийся школьник.

– Тем не менее вы не послушались, ведь так?

– А вы бы могли поверить этому?! Господи, Лоулер, мы живем здесь уже сто пятьдесят лет! Они же ведь не противились, когда прибыли первые поселенцы… Люди «упали» им на головы прямо из космоса, но разве джилли сказали нам: «Убирайтесь вон, мерзкие и уродливые волосатые твари, совершенно чуждые нам!» Нет! Нет, они просто не обратили внимания…

– Но ведь был же случай с Шаликомо, – перебил говорившего Вальбен.

– Господи! Когда это произошло?! Еще до того, как мы с вами появились на свет…

– А нужно бы помнить! Тогда аборигены убили много наших на Шаликомо… Причем совершенно невинных людей.

– Это же были другие джилли! И иная ситуация.

Делагард сжал кулаки и щелкнул пальцами. Его голос зазвучал громче и увереннее. Казалось, он быстренько избавился от чувства вины и стыда, которое только что владело им. Нид обладал великолепным навыком восстановления собственной значимости.

– Шаликомо – это исключение, – отрезал судовладелец. – Те джилли решили, что на острове слишком много людей, а площадь – маленькая. Они потребовали, чтобы некоторые покинули «плавучие дом». Но обитатели Шаликомо не смогли прийти к соглашению по поводу того, кто должен уехать и кто остаться. Практически никто не уплыл… В конце концов джилли сами решили вопрос о количестве, а остальных просто-напросто убили. Словом, дела давно минувших лет, – заключил Делагард.

– Да, минувших, – согласился Лоулер, – но почему вы так уверены, что такое не может повториться?

– Потому что аборигены нигде больше не проявляли особой агрессивности и враждебности по отношению к людям, – отрезал Нид. – Да, они нас не любят, но и не мешают заниматься своими делами, пока мы находимся на своей половине острова и не становимся слишком многочисленны. Люди собирают бурые водоросли, ловят рыбу в неограниченных количествах, строят здания, охотятся за другими обитателями моря… Словом, делают все, что явно не должно нравиться джилли. Однако они не возражают… И если мне удалось научить нескольких ныряльщиков добывать металлы с океанского дна, от чего выгоду могли бы получить не только мы, но и местные обитатели, откуда я мог знать, что их так выведет из себя гибель нескольких животных во время работы, которую они… они…

– Возможно, вступил в действие принцип последней капли, – предположил Лоулер. – Той самой, что переполняет чашу терпения.

– Хм-м?

– Да, существовала когда-то на Земле такая поговорка, но сие не столь важно… Какова бы ни была причина, случай с ныряльщиками довел джилли до крайней степени раздражения, и теперь они намерены изгнать нас отсюда.

Вальбен на мгновение закрыл глаза и представил, как он сам упаковывает вещи и садится на судно, отправляющееся на какой-нибудь другой остров. В сознании, подобно пульсу, билась одна-единственная мысль:

«Мы должны покинуть остров Сорве… Мы должны покинуть Сорве… Мы должны покинуть… Мы должны…»

– Это потрясло меня, смею вас заверить… Я никак не ожидал ничего подобного… Стоять, прижатым к стене двумя громадными джилли, которые держат тебя за руки, а третий упирается в тебя носом и говорит: «Вы все должны убраться в течение тридцати дней с острова или пеняйте на себя», поверьте, не совсем приятная штука. Что я должен был чувствовать в эту минуту, док, да еще учитывая собственную вину?! Сегодня утром вы сказали об отсутствии совести у некоторых индивидуумов… имея в виду меня… Но ведь вы ни черта не знаете обо мне! Считаете старину Делагарда грубияном, невеждой и преступником, но что вы, собственно говоря, знаете обо мне?! Прячетесь здесь от проблем, напиваетесь до одурения и позволяете себе судить других, у кого в одном мизинце больше энергии и честолюбия, чем во всей вашей…

– Прекратите, Делагард!

– Вы сказали, что у меня нет совести…

– А разве она у вас есть?

– Поверьте мне, Лоулер, я чувствую себя последним подонком, виновником случившегося… Мне ведь тоже «посчастливилось», знаете ли, родиться здесь. Не стоит бросать на меня эти высокомерные взгляды потомка первых переселенцев. Моя семья жила на Сорве с самого начала… Так же, как и ваша. Фактически мы и построили весь этот остров. Мы, Делагарды! И слышать теперь, что тебя выбрасывают, словно кусок протухшего мяса, и вместе с тобой всех остальных… – Интонация речи Нида вновь изменилась. Его гнев затих. Он заговорил тише, появились нотки искренности и почти сожаления о содеянном. – Я хотел бы, чтобы вы знали – всю ответственность за произошедшее беру на себя и собираюсь…

– Постойте, – перебил его Вальбен, поднимая руку, – вы слышите шум?

– Шум? Какой шум? Где?

Лоулер наклонил голову в сторону двери.

– Да, – согласился Нид, кивнув, – теперь и я слышу… Наверное, что-то случилось.

Но доктор, не слушая его, уже вышел из ваарга и поспешно направился на треугольную площадь, разделявшую две группы пирамидальных строений.

На площади располагались три старых, видавших виды здания – по сути, три лачуги, три грязные хижины, – каждое занимало одну сторону свободного пространства между вааргами. Самое высокое строение – школа, стоявшая на небольшом возвышении. На ближайшем из двух склонов, ограничивающих площадь, приютилось маленькое кафе, хозяйкой которого являлась Лис Никлаус, женщина Делагарда. Немного дальше возвышался общественный центр.