Текст книги "Волшебники Маджипура"

– Спокойно, спокойно. – Увидев, что всегда бледное, с тонкими чертами лицо Септаха Мелайна налилось кровью, Престимион произнес эти слова в своей обычной манере, почти ласково, хотя было ясно, что это твердый приказ. – Мне не больше вашего хочется, чтобы он болтался рядом с нами. И я точно также, как и вы, не собираюсь придавать ни малейшего значения глупой болтовне о претенденте, собирающемся восстать против меня. Ничего подобного случиться не может.

– Все мы надеемся на это и молимся, чтобы так оно и было, – ответил Септах Мелайн.

– Все мы глубоко убеждены в этом, – поправил его Престимион. Он содрогнулся, как будто прикоснулся к чему-то гадкому. – Клянусь Божеством, я сожалею, что позволил врууну осквернить наши уши столь недостойными речами! – Он посмотрел на герцога Свора: – Держитесь подальше от него, мой друг, – это я вам говорю. – Принц повернулся в другую сторону: – Но не причиняйте ему никакого вреда, Септах Мелайн. Вы слышите? Я не потерплю этого.

– Как вам будет угодно, принц.

– Вот и прекрасно. Благодарю вас. А теперь, если вы не против, давайте вернемся к выбору соперников на Играх.

5

Леди Тизмет, сестра принца Корсибара, занимала самые, пожалуй, роскошные апартаменты в имперском секторе Лабиринта. Вообще-то, они предназначались для супруги короналя – для тех редких случаев, когда она могла бы посетить подземную столицу. Но всем было отлично известно, что леди Роксивейл, жена лорда Конфалюма, уже давно жила отдельно от короналя в собственном дворце на южном острове Шамбеттиран-тил в тропическом заливе Стойен. Хотя ее муж должен был вскоре занять наивысшее положение на Маджипуре – стать понтифексом, – она не дала никакого ответа на приглашение присутствовать при провозглашении его верховным монархом, и поэтому никто не ожидал ее приезда, а покои, предназначенные для леди Роксивейл, отвели ее дочери Тизмет.

И сейчас принцесса Тизмет находилась там. Она нежилась в большой блестящей ванне из порфира, инкрустированного узором из винно-желтого топаза. Из труб, сделанных из отшлифованного зеленого оникса, бледно-розовой струей текла горячая, ароматная и, казалось, шелковистая вода отдаленного озера Эмболейн. Мраморный водопровод длиной в две тысячи миль доставлял сюда эту воду, чтобы обеспечить все удобства гостям понтифекса. Высоко над ванной висели три пары светивших переливчатым зеленым светом ламп. Принцесса полулежала в красивой позе, по грудь погрузившись в воду; ее руки свободно вытянулись по изогнутым краям ванны, чтобы две прислужницы, стоявшие на коленях по обе стороны, могли выполнить свою ежевечернюю обязанность: сохранение прекрасного облика рук, маникюр, полировка удлиненных ногтей безупречной формы и нанесение на них сверкающего платиной лака. Позади, нежно массируя стройную шею Тизмет, стояла ее первая фрейлина, благородная Мелитирра Амблеморнская, компаньонка принцессы с самого детства. В противоположность своей повелительнице, яркой брюнетке, она была обладательницей густых и пышных золотистых волос; бледные щеки Мелитирры оживлял ровный здоровый румянец.

Обычно во время ванны она и Тизмет непрерывно болтали; но этим вечером сказано было очень немного, причем реплики перемежались длительными периодами молчания. После одного из них Мелитирра заметила:

– Что-то, госпожа, мышцы вашей спины сильно напряжены, просто как камень.

– Я сегодня прилегла после обеда, заснула и увидела сон, который врезался мне в память. И я до сих пор не могу прийти в себя.

– Видимо, это был не особенно приятный сон. Принцесса Тизмет промолчала.

– Вероятно, какое-то послание? – спросила Мелитирра спустя еще несколько секунд.

– Сон, – коротко ответила Тизмет. – Просто сон. Милая Мелитирра, не могли бы посильнее размять мне плечи?

Мелитирра опять умолкла и энергично принялась за работу, а Тизмет закрыла глаза и расслабленно запрокинула голову. Под нежной кожей принцессы отчетливо проступали слишком крепкие для стройного тела молодой женщины мышцы. После тревожных снов и видений ее часто мучили судороги, боль от которых не проходила на протяжении нескольких часов.

Леди Тизмет и принц Корсибар были близнецами; сестра появилась на свет всего лишь через несколько минут после брата. Они были похожи: блестящие волосы цвета черного дерева, темные искрящиеся глаза, высокие угловатые скулы, полные губы, сильные подбородки, длинные, но пропорциональные руки и ноги.

Однако в глаза бросались и внешние различия между ними. Корсибар выделялся своим высоким ростом, а леди Тизмет скорее можно было назвать миниатюрной женщиной; при свойственной ей, как и брату, пропорциональности сложения она отличалась редким изяществом. Потемневшая от постоянного пребывания на солнце и ветрах кожа принца выглядела загрубевшей, а у его сестры она оставалась необычайно гладкой и абсолютно белой, словно она постоянно укрывалась от дневного света и бодрствовала лишь по ночам. Если бы не полная грудь и по-женски широкие бедра, принцессу вполне можно было бы принять за хрупкого подростка.

В ванную комнату вошла третья прислужница.

– За дверью стоит маг Санибак-Тастимун. Он говорит, что его срочно вызвали, и просит разрешения войти. Могу я провести его сюда?

Мелитирра рассмеялась.

– Он что, разума лишился? А может быть, сошли с ума вы? Госпожа принимает ванну.

Девушка покраснела и что-то неслышно пробормотала, запинаясь.

– Мелитирра, я потребовала, чтобы он явился немедленно, – ледяным тоном заметила Тизмет.

– Но ведь вы же не могли иметь в виду…

– Немедленно! – прервала ее принцесса. – Мелитирра, разве в ваши обязанности входит защита моей скромности от существ любого вида, даже от таких, которые никоим образом не могут испытывать вожделения к женщине человеческой расы? Пусть он войдет.

– Действительно, что это я… – с деланной веселостью откликнулась Мелитирра, кивая прислужнице.

Су-сухирис появился почти сразу же. Его тощая, высоченная, угловатая фигура была плотно, как клинок в ножны, упакована в ярко-оранжевую кожаную тунику, густо расшитую блестящим синим бисером, а из туники, словно два одинаковых маяка, торчали узкие головы с изумрудно-зелеными глазами. Он остановился у левого края массивной порфировой ванны, и, хотя взгляд его был направлен прямо на ничем не прикрытую наготу Тизмет, в нем читалось не больше интереса к этому зрелищу, чем к каменному бассейну, в котором плескалась ароматная вода.

– Госпожа? – вопросительно произнес он.

– Санибак-Тастимун, мне нужен ваш совет в одном весьма деликатном вопросе. Надеюсь, что могу положиться на вас. И на ваше благоразумие.

Левая голова быстро, чуть заметно кивнула.

– Как-то не так давно вы сказали, что я предназначена для великих дел… Правда, вы не смогли – или не захотели – пояснить, будут ли эти великие дела добрыми или дурными.

– Не смог, моя госпожа, – ответил су-сухирис. Голос был твердым и совершенно определенно исходил из правой головы некроманта.

– Не могли. Что ж, очень хорошо. Предзнаменования были неоднозначными – этим обычно и отличаются знамения такого рода. Вы также сказали мне, что видели и будущее величие моего брата, однако подробности тоже оставались неясными.

Санибак-Тастимун снова коротко кивнул, правда на сей раз обеими головами сразу.

– Сегодня днем я заснула после обеда, – начала рассказывать принцесса Тизмет, – и видела странный темный сон. Может быть, вы сможете объяснить мне его значение, Санибак-Тастимун? Я видела, что я снова дома, что я каким-то образом вновь оказалась в Замке, но нахожусь в какой-то не знакомой мне его части, на северной стороне, где почти никто никогда не бывает. Мне казалось, что я бреду по широкой площадке, плохо вымощенной щербатым кирпичом, огражденной мрачной полуразрушенной стеной, к странному чем-то парапету, откуда открывается вид на такие города, как Гиюн и Госсиф, и какой-то еще город из тех, что лежат за ними – вероятно, Тентаг. Во всяком случае, я находилась именно там, в этом старом и заброшенном углу Замка, смотрела наружу, на города, в которых никогда не бывала, а затем внутрь, на вершину Горы, вздымающуюся высоко надо мною, и спрашивала себя: как же попасть в те части здания, где мне известен каждый закоулок?

Она умолкла и уставилась в сводчатый потолок ванной, сложенный из гладких изогнутых плит сапфирово-голубого траголита и бледного халцедона, на которых был вырезан изящный растительный орнамент из узорчатых листьев и изящных лепестков элдирона, танигаля, меж которыми выделялись крупные мясистые цветки шепифолей.

– Да, госпожа? – после недолгого ожидания повторил Санибак-Тастимун.

А перед мысленным взором леди Тизмет проносились тысячи перепутанных в полнейшем беспорядке образов. Она видела себя мечущейся по мрачной террасе на задворках гигантского Замка, вольготно раскинувшегося на просторной плоской вершине высочайшей горы Маджипура. На протяжении всех семи тысяч лет истории этой цивилизации Замок служил обителью короналей Маджипура, он непрерывно рос, и теперь в нем насчитывалось не то двадцать, не то тридцать тысяч комнат – никому еще не удавалось сосчитать, сколько именно… На самом деле это был целый город, в котором каждый очередной корональ возводил какие-то свои постройки. В результате Замок превратился в столь запутанное сооружение, что даже те, кто провел там долгие годы, легко могли затеряться в бесконечных безмолвных переходах. Вот и она в своем сегодняшнем сне заблудилась в неизмеримых просторах Замка.

Наконец леди Тизмет заговорила снова и поведала су-сухирису, как благодаря помощи то того, то другого случайного встречного она пробиралась через огромный лабиринт каменных галерей, заплесневелых туннелей, пыльных коридоров и лестниц, внутренних двориков с долгим раскатистым эхом, стараясь попасть к знакомым с детства внутренним бастионам. Снова и снова извилистые проходы раздваивались, заворачивали под неожиданными углами, и она обнаруживала, что оказалась в неком месте, которое совсем недавно покинула. Но на ее пути всегда находился кто-то, готовый оказать помощь, и этот кто-то всегда был нечеловеческого происхождения. Казалось, что дорогу ей указывали существа всех рас, кроме ее собственной: сначала пара покрытых чешуей гэйрогов с раздвоенными языками, потом крохотный вруун со светящимися глазами, который бежал перед ней, словно танцуя на своих многочисленных щупальцах, изгибавшихся во все стороны, и несколько лиименов, и один или два су-сухириса, и хьорты, и массивный скандар, и еще кто-то, и еще… она не знала, к каким расам они принадлежали.

– И даже, мне кажется, метаморф. Очень тонкий, с зеленоватой кожей и, по-моему, без губ и без носа. Но что метаморф мог делать в Замке?

Маникюрши, закончившие свою работу, молча поднялись и вышли из комнаты. Принцесса мельком взглянула на свои ногти, сочла их состояние приемлемым и, жестом указав Мелитирре, что купание окончено, встала во весь рост и переступила через край ванны. Увидев, как Мелитирра со всех ног бросилась к ней с полотенцем, Тизмет чуть заметно улыбнулась. Полотенце из тончайшей вуали не столько прикрывало, сколько подчеркивало форму груди и бедер принцессы. Однако по виду су-сухириса нельзя было сказать, что он испытывает хоть малейшее волнение при виде почти обнаженного молодого тела.

Тизмет небрежно вытерлась и отбросила полотенце. Мелитирра немедленно подскочила и принялась облачать ее в тончайший батистовый пеньюар цвета кости, украшенный полосками, расшитыми крошечными ярко-розовыми хрупкими перламутровыми ракушками ганибина.

– А теперь представьте, – продолжала она, обращаясь к Санибак-Тастимуну, – что я миную арку Дизимаула, вхожу во внутренний замок – и внезапно оказываюсь в полном одиночестве. Я больше не вижу никого; ни хьортов, ни гэйрогов, ни людей – никого. Ни единой живой души. Внутренний замок совершенно пуст. В нем царит пугающая тишина, жуткая тишина. Площадь насквозь продувается холодным ветром, а небо усеяно странными звездами – таких я никогда еще не видела: огромные бородатые звезды с тянущимися за ними длинными хвостами из алого пламени. В конце концов я оказалась в самом сердце внутреннего замка и по Девяносто девяти ступеням поднялась в центральную его часть. Но то, что я там увидела, очень сильно отличалось от реального Замка. Понимаете, отражающий бассейн лорда Симинэйва находился не на той стороне двора Пинитора, Балконов Вильдивара я не увидела вообще, а Башня лорда Ариока казалась еще причудливее, чем на самом деле. У нее было восемь или девять шпилей вместо пяти, а по бокам торчали какие-то длинные, похожие на скрюченные руки выступы. Нет, я действительно находилась во внутреннем замке, однако мое спящее сознание все там изменило. Я видела возвышавшуюся над всем Башню лорда Стиамота, огромное черное здание сокровищницы лорда Пранкипина во всем его чарующем уродстве и оранжерею моего отца с ее бесчисленными диковинными растениями. В конце концов я оказалась перед огромной дверью, ведущей в королевские покои. И все это время я не встретила ни души. Как будто я была единственным человеком во всем Замке.

Санибак-Тастимун стоял перед нею неподвижно как статуя и сосредоточенно молчал, обдумывая слова принцессы.

А леди Тизмет внешне спокойно, хотя с все большим напряжением в голосе, продолжала свой рассказ, описывая, как в этом кошмарном, пугающем одиночестве она прошла по всем внутренним покоям Замка и наконец очутилась на пороге тронного зала.

Она прекрасно знала это помещение, выстроенное по приказу ее отца лорда Конфалюма в середине срока его долгого блистательного правления. И на протяжении детства и юности, месяц за месяцем, год за годом, она наблюдала за ходом этого строительства. Старый тронный зал, относившийся, по общепринятому мнению, к числу первых построек Замка, созданных во времена лорда Стиамота, уже давно считали чересчур маленьким и скромным.

Лорд Конфалюм решил, что величие его достижений очевидно для всех и это дает ему право возвести воистину великолепное помещение, в котором будут вершиться самые великие и торжественные церемонии царства и благодаря которому его имя навсегда останется в истории планеты. Для этого он, разрушив с полдюжины не имеющих никакого исторического значения внутренних комнат, создал тронный зал со сводчатым потолком головокружительной высоты, зал, который должен был стать его отличительным вкладом в прихотливый узор Замка.

Пол в зале был выложен не плитами полированного камня, как это обычно делалось в парадных помещениях, а паркетом из изумительной желтой древесины гурны – редкого дерева, растущего только в горах Кин-тора на севере Зимроэля. Цвет паркета напоминал сияние жаркого огня, а глянцевая поверхность позволяла сравнить его с лучшими сортами янтаря. Поддерживавшие потолок могучие балки были обшиты коваными листами прекрасного розового золота, которое было доставлено с шахт восточного Алханроэля, а поверх золота были в изобилии, целыми гроздьями, закреплены аметисты, сапфиры, турмалины и селениты. Стены украшали вытканные лучшими ткачами Макропросопоса яркие гобелены, изображавшие различные сцены из истории Маджипура: первое поселение путешественников, прибывших через звездный океан со Старой Земли, эпоху строительства городов, окончательную победу лорда Стиамота над исконными обитателями планеты – метаморфами, меняющими форму. Завершали историческую галерею тканые картины, запечатлевшие этапы невиданного расширения королевства позднейшими правителями, при которых Маджипур достиг своего процветания, – оценивая современное состояние планеты, слово «изобилие» следует считать слишком скромным.

Ну а жемчужиной зала, да и всего Замка, был огромный величественный трон Конфалюма. На вершине ступенчатой пирамиды из красного дерева стояло высокое кресло, высеченное из единого куска черного опала, изукрашенного изумительным естественным узором из прожилок кроваво-красных рубинов. По бокам кресла возвышались массивные серебряные столбы, поддерживавшие балдахин из золотой парчи с узором из голубого перламутра, а еще выше располагалось сверкающее белизной платиновое изображение Горящей Звезды – символа власти короналя – каждый из лучей которой завершался сферой фиолетового оникса, испещренной молочно-белыми полосками.

– Самым странным в моем сне, – сказала леди Тизмет замершему в неподвижности Санибак-Тастимуну, – было то, что в зале друг против друга стояли два трона. Один был пуст, а на другом сидел человек в одежде короналя и со звездной короной на голове. Его лицо скрывалось в тени, но даже издалека мне стало ясно, что это не мой отец и не Престимион: он был заметно крупнее любого из них – большой и, очевидно, очень сильный человек.

Он знаком приказал мне приблизиться. Немного испуганная и не зная толком, что же мне делать, я дошла до середины зала и остановилась. А когда я начала делать перед ним знак Горящей Звезды, он поднял руку, словно хотел остановить меня. И произнес очень хорошо знакомым мне низким голосом:

«Почему вы не хотите занять свое законное место, леди Тизмет?» – явно подразумевая трон в противоположной стороне зала. Я направилась к нему, поднялась по ступенькам и опустилась в опаловое кресло. В этот момент откуда-то сверху хлынул поток ослепительного света, и я увидела, что сидящий против меня на троне человек в короне короналя – мой брат Корсибар.

Леди Тизмет снова умолкла.

Наконец-то она рассказала все. Может быть, она была чересчур откровенной, сказала лишнее? В комнате воцарилось молчание. Принцесса ждала от Санибак-Тастимуна разъяснения своего сна, но тот, похоже, не собирался говорить. Ее глаза были исполнены мольбы. «Ну же, – думала она, – разгадай мое тайное послание, ты, который понимает все. Ухвати мой намек, дай мне поддержку, чтобы я могла идти к тому, чего я хочу больше всего на свете, скажи мне то, что я с такой неистовой страстью желаю услышать от тебя!»

Но су-сухирис хранил молчание.

– Таков был мой сон, Санибак-Тастимун. Именно так он закончился. Я проснулась в тот момент, когда все озарилось светом, и моя душа трепетала от волнения по поводу увиденного.

– Да, госпожа. Я понимаю вас.

И опять она с надеждой ждала продолжения, но су-сухирис не проронил больше ни слова.

– Вам нечего сказать мне? – напрямик спросила она. – Растолкуйте мне мой сон, Санибак-Тастимун! Сообщите, что он означает!

– Вы уже знаете его значение, моя госпожа, – он улыбнулся ей обоими лицами.

Тизмет поняла, что он разглядел тот узор, который она так старательно вышивала! Но тем не менее следовало подвести его к последнему откровению. Именно он должен был облечь в слова те мысли и чувства, которыми было переполнено ее существо.

Что ж, она может уговорить, она может обмануть, она может намекнуть…

– Ах, – воскликнула Тизмет, искусно придав своему лицу выражение растерянной невинности, – но ведь очевидное значение моего сна противоречит и логике, и законам. Сны часто показывают нам картины будущего, не так ли? Особенно такие яркие, как этот. Но он заводит слишком далеко. Ведь, судя по всему, в нем говорилось, что короналем суждено стать не Престимиону, а Корсибару, но такой поворот событий совершенно, абсолютно исключен. Все знают, что этого не может быть, потому что не может быть никогда!

– Госпожа, некоторые сны порождаются нашими самыми затаенными надеждами. Они показывают то будущее, которого мы жаждем, хотя у него и совсем немного шансов сбыться. Я думаю, что этот сон, вероятно, относится к числу таких.

– Но какова же, в таком случае, эта затаенная надежда?

– Вы долго блуждали по Замку, прошли множеством странных путей и в конечном счете оказались в знакомом месте, увидели там своего брата в короне и сели на трон своего отца. Могу ли я предположить, будто глубоко в душе вы убеждены в том, что принц Корсибар непременно должен стать короналем? – спросил су-сухирис, не отводя от лица принцессы острого взгляда левой пары глаз.

Тизмет почувствовала растущую в груди радость. Но прерывать игру не собиралась:

– Что вы такое говорите? Как вы смеете вкладывать в мои уста эти безумные, мятежные слова?

– Моя госпожа, я не вкладываю в ваши уста ничего, за исключением того, что, насколько я вижу, уже присутствует в вашей душе. Разве не может быть так, госпожа, что в тайных глубинах сердца вы сожалеете о том, что выбор не может пасть на вашего брата? – Он говорил ровным и спокойным тоном, ни на одном из двух его лиц нельзя было прочесть какого-либо выражения. Тем не менее от него исходило мощное моральное давление, – Скажите мне, госпожа, так ли это?

Наконец-то все было высказано.

Равно как и все жители планеты, Тизмет сначала приняла как должное, что короналем станет Престимион. Да и могло ли быть иначе? Ведь древняя традиция безоговорочно отказывала Корсибару в праве занять трон. И все же… И все же постепенно в ней зарождалось сомнение в правомерности возвышения Престимиона. Почему Престимион? Почему ее великолепный могучий брат не может стать королем после отца? Он безусловно достоин звездной короны – и к чертям все традиции!

Это были опасные мысли, и Тизмет скрывала их в недоступных тайниках своей души. Но, по мере того как дни Пранкипина близились к концу и опасность коронации Престимиона, словно гигантская Замковая гора, уже затмевала весь горизонт, принцесса оказалась не в силах сдерживать переполнявшие ее чувства. Корсибар должен стать короналем! Корсибар – и никто иной из принцев. Корсибар! Корсибар!

Но с чего же начата кампанию? Ей необходим хороший советчик, обладающий широким кругозором, знающий гораздо больше, нежели она сама. А кто же годился для этой роли лучше, чем хладнокровный маг, служивший ее брату и время от времени оказывавший услуги самой принцессе? Он именно тот, кого она ищет. Он подскажет ей нужный путь.

А маг ожидал ее ответа. Было очевидно, что он разгадал суть предложенной ему игры.

– Разве я ошибаюсь, госпожа? – вновь заговорил Санибак-Тастимун. – Ведь вы уверены, что именно принц Корсибар должен стать королем.

Тизмет улыбнулась, глубоко и медленно вдохнула воздух, придавший ей достаточно сил, чтобы договорить все до конца, и она смело ответила:

– Да! Буду с вами честной: я глубоко верю в это! Для меня не имеет значения, что мой отец выбрал Престимиона, а не Корсибара. Престимион вместо его собственного сына – его великолепного царственного сына!..

Она умолкла, Какую радость, какое облегчение почувствовала наконец принцесса, позволив излиться переполнявшим ее чувствам!

Санибак-Тастимун безмолвствовал.

– Традиция… Закон… Все это мне известно, – продолжала принцесса Тизмет. – Но даже в этом случае… – Она покачала головой. – В мире существует такая вещь, как высшая справедливость, справедливость, которая поднимается над обыденной традицией. И в соответствии с этой справедливостью престол короналя принадлежит Корсибару. Мне это кажется бесспорным.

Она снова вопросительно посмотрела на су-сухириса, но четыре зеленых нечеловеческих глаза, глядевших на нее сверху вниз, оставались непроницаемыми.

Минула, казалось, вечность, прежде чем он заговорил:

– Да, я согласен с вами, госпожа.

Вот и первый новообращенный! Ее первый союзник! Охваченная ликованием, Тизмет готова была обнять мага. Почти готова.

Но оставался еще один, пожалуй, гораздо более деликатный вопрос, который следовало обсудить. Прежде чем затронуть чрезвычайно рискованную тему, Тизмет еще раз глубоко вздохнула.

– Два трона из моего сна… Что они могут означать, Санибак-Тастимун? Мой брат указал, что я должна занять свой собственный трон. Но даже если Корсибару суждено так или иначе стать короналем – я понятия не имею как, но такая возможность должна существовать – в системе управления для меня все равно не будет места. Сестра короналя сама по себе не имеет никакого общественного ранга. Помните, ведь это вы сказали мне, что я предназначена для величия, причем задолго до того, как я увидела свой сон. Но что может символизировать пригрезившийся мне трон в мире реальности, в бодрствующем мире?

– Есть истинное величие в том, чтобы помочь брату взойти на трон. И тот, кто стоит подле своего брата, сидящего на троне, конечно, имеет власть. Госпожа, возможно, вы слишком буквально истолковали свой сон о двух тронах.

– Да, возможно, – согласилась Тизмет.

Взгляд ее остановился на изумительно украшенной стене комнаты и застыл, как будто мог проникнуть сквозь эту стену и сквозь бесчисленные кольца Лабиринта, сквозь все немыслимо древние подземные строения – двор Пирамид, площадь Масок, зал Ветров… – и достичь поверхности земли, а затем устремиться далее, к неимоверной громаде Замковой горы, нависшей над всем миром далеко на севере. И внезапно весь подъем, только что полностью владевший ее существом, покинул ее, радость, переполнявшая ее душу, исчезла неведомо куда, и мир померк, как будто солнце, озарявшее перед нею просторы, внезапно накрыла тень.

Она вдруг поняла, что все эти фантазии, явившиеся ей во сне, были бессмысленными и призрачными. Ни одно из событий, порожденных ее экзальтированным спящим сознанием, ни при каких условиях не могло произойти. Было просто безумием считать, что такое возможно. Во всей империи, раскинувшейся на необъятных просторах гигантской планеты, не было места, где она или ее великолепный брат могли бы совершить великие деяния. Принц Малдемарский станет королем. Это неизбежно, как будто уже зафиксировано в хартии и скреплено печатью нынешнего короналя. Сознание неотвратимости вступления Престимиона на престол словно мечом пронзило ее душу.

Перед ее мысленным взором возникла мрачная картина жизни при новой власти: спокойное, пустое, переполненное утомительным комфортом существование, бессмысленное времяпрепровождение – череда ванн, маникюров, массажей, драгоценностей – бесконечно далекое от любых рычагов власти над миром. Неужели она рождена именно для этого призрачного подобия жизни? Какая печальная участь! Она знала, что должна вступить в борьбу с судьбой, но как? Как?

После долгой паузы Тизмет вновь обратилась к волшебнику, и тон ее был стальным:

– Неужели в мире вовсе нет справедливости? Я так же, как и вы, знаю, что короналем станет Престимион, а не Корсибар.

– Такой исход вполне логичен, моя госпожа, – спокойно ответил Санибак-Тастимун.

– И после того как трон перейдет к Престимиону, мы с Корсибаром покинем Замок. Он отправится в свое поместье, а я в свое. Хотя, полагаю, я могу стать женой какого-нибудь владетельного принца. Ну а какая у меня в этом случае может быть власть? Я буду знатной дамой, но ведь я являюсь ею от рождения, а после воцарения Престимиона стану в лучшем случае женой. Женой! – Она произнесла это слово так, будто оно было ругательством. – У меня не будет права голоса ни в каких важных делах, кроме разве что в собственном доме, хотя, возможно, я не получу его даже там. Положение брата будет немногим лучше. Влияние нашей семьи в Замке закончится в тот самый миг, когда Престимион наденет корону на голову.

– Владетельный принц, за которого вы могли бы выйти замуж, – возразил су-сухирис, – вполне может оказаться тем самым лордом Престимионом, принцесса, если, конечно, именно Престимиону предстоит стать короналем. И тогда о вашем отстранении от власти, о прекращении вашего влияния в Замке ни в коем случае не может быть и речи.

При этих словах неподвижно стоявшая в стороне леди Мелитирра тихо вскрикнула от изумления и взглянула на Тизмет, словно хотела что-то сказать. Но та ответила ей разъяренным, пылающим взглядом, от которого реплика замерла на устах фрейлины, и вновь повернулась к Санибак-Тастимуну:

– Вы что, всерьез предлагаете мне выйти замуж за человека, который вот-вот отнимет трон у моего брата? За того, чье единственное предназначение – столкнуть Корсибара во мрак забвения?

– Я всего лишь упомянул о такой возможности, госпожа.

– Что ж, постарайтесь больше не упоминать о ней, если хотите, чтобы ваши симпатичные головы остались на своем месте. – В глазах Тизмет пылала непреодолимая ярость. К ней вернулись силы и решимость. – Есть и другая возможность, – сказала она уже спокойнее, новым, более низким голосом.

– Да, госпожа? – ничем не выдавая недовольства этим странным разговором, сказал Санибак-Тастимун. – И какая же?

Сердце принцессы колотилось с такой силой, что, казалось, все тело сотрясалось от этих ударов. Тизмет ощущала какое-то странное головокружение, как будто стояла на краю высокого обрыва. Но она заставила себя держаться спокойно, по крайней мере, внешне.

– Вы согласны со мной в том, что Корсибар лучше подготовлен для трона, – сказала она, задумчиво облизав губы. – Вы сами сказали об этом. Очень хорошо. Моя цель – увидеть, как он взойдет на него.

– И как же вы собираетесь достичь своей цели? – осведомился су-сухирис.

– Если угодно, предположим такой вариант. Сон можно истолковать и следующим образом: мне следует пойти к Корсибару и настоятельно убедить его не откладывая предложить себя отцу в качестве кандидата на трон – теперь, пока все еще находится в подвешенном состоянии, прежде чем умрет старый понтифекс, прежде чем Престимион будет официально назван. А отец, думаю, уступит ему, если, конечно, Корсибар будет достаточно настойчив и убедителен. Потом Корсибар станет короналем и в благодарность назначит меня одним из Верховных канцлеров. Таким образом, я в конце концов буду играть хоть какую-то роль в управлении миром. Как по-вашему, разве нельзя так истолковать мой сон? – Су-сухирис снова промолчал. – Вы согласны со мной?

– Не стану отрицать этого, госпожа, – кивнув поочередно обеими головами, вежливо произнес маг.

– Не может быть никаких сомнений: так и должно быть, – улыбнулась Тизмет. Теперь она вся пылала, лицо покрылось густым румянцем, ей не хватало воздуха от волнения, голос прерывался. – Для меня нет никакой иной дороги к величию – не может быть! – кроме как через посредство Корсибара. А ведь известно: я предназначена для великих дел. Вы сами сказали мне об этом. Может быть, теперь вы отречетесь от своего пророчества?

– Я не собираюсь отрекаться ни от единого слова, госпожа, – спокойно ответил су-сухирис. – Ваше будущее предопределено звездами, и любые жизненные перемены не могут никак повлиять на то, что, вне всякого сомнения, должно свершиться. Это истина. И точно так же достоверен гороскоп вашего брата. «Вам предстоит потрясти мир, принц Корсибар», – именно эти слова я произнес в разговоре с ним несколько месяцев тому назад. Он не рассказал вам?

– Нет, – с нескрываемым удивлением в голосе ответила Тизмет. – Я ничего не слышала от него о беседе с вами.

– Тем не менее я сообщил ему об этом. А недавно собственные прорицатели вашего отца независимо друг от друга предрекли ему то же самое.