Текст книги "Волшебники Маджипура"

Хайл Текманот опустился возле борцов на колени и хлопнул Гиялориса по плечу в знак его победы в схватке. Затем судья поднял взгляд к ложе принца Гонивола:

– Одно падение в пользу Гиялориса, одно в пользу Фархольта и одно обоюдное. Положение спорное, но они не в состоянии продолжать поединок.

– Вы уверены? – недовольно спросил Гонивол. Хайл Текманот указал на два неподвижно распростертые на площадке тела, – Посудите сами, принц.

Принц Гонивол, похоже, не мог сразу решить, стоит или не стоит продолжить поединок

– Что ж, – произнес он после продолжительной паузы, – разделим приз.

Победителями в этом виде соревнований объявляются оба.

Гиялорис, а следом за ним Фархольт с трудом поднялись на ноги. Они стояли пошатываясь и, медленно моргая, слушали, как Хайл Текманот объявлял о решении распорядителя Игр. Затем они с видимой неохотой даже не пожали друг другу руки, а лишь мимолетно соприкоснулись ладонями и разошлись в разные стороны. Покидая площадку, оба ступали очень медленно и осторожно, словно боялись еще раз упасть.

Когда Престимион и его спутники пришли в раздевалку, возле Гиялориса хлопотал хирург. Богатырь выглядел измученным и удрученным, его нос заметно распух, но сознание прояснилось, и он даже приветствовал Престимиона слабой улыбкой.

– Как ваше состояние? – с тревогой спросил Престимион.

– Все болит, тело изрядно помято, но ничего не сломано, и никаких серьезных травм, – ответил Гиялорис, с трудом шевеля распухшими губами. – Честно признаться, я приласкал его посильнее, чем он меня. Что вы слышали о Фархольте? Он выживет?

– Похоже на то, – ответил Септах Мелайн.

– Жаль, – заметил Гиялорис. – Он борется совсем не так, как подобает благородному человеку. Меня учили совершенно другому спорту.

– Скажите, – тихо спросил Престимион, наклоняясь к самому уху Гиялориса, – что шептал вам Фархольт, когда вы готовились начать первую схватку? Мне показалось, что его слова сильно удивили и рассердили вас.

– Ах, вы об этом… – проворчал Гиялорис. Его широкое лицо потемнело, брови сдвинулись, и он тут же поморщился от боли, вызванной этим движением, а затем медленно, задумчиво покачал головой. – Фархольт говорил очень странные вещи, Престимион: что я ваш человек – это, конечно, недалеко от истины – что он ненавидит все, что имеет к вам хоть какое-то отношение, и поэтому непременно прикончит меня сегодня. Именно это он и старался сделать, тогда как я считал, что мы должны всего лишь честно бороться. Но ему досталось не меньше, чем мне, скорее даже несколько больше.

– Он так сказал? Что ненавидит все, что имеет ко мне отношение?

– Да, именно так. И что он прикончит меня за то, что я ваш человек.

– Ну вот, уже образовалось два лагеря – лагерь Корсибара и лагерь.

Престимиона, – мрачно заметил герцог Свор. – Если такова была борьба, то что же произойдет во время бокса? Да прежде чем закончатся соревнования, прольются реки крови.

– До чего же странно… – задумчиво протянул Престимион, обращаясь к Гиялорису, как будто не слышал реплики Свора. – Чрезвычайно странно, что Фархольт так заговорил…

Он обвел взглядом присутствующих. Септах Мелайн выглядел мрачнее обычного, его левая рука нервно поглаживала эфес шпаги, которую он сегодня предпочел взять с собой. А обращенный на Престимиона взгляд темных глаз Свора был тяжелым, словно маленький герцог предчувствовал что-то очень недоброе.

– Как странно… – повторил Престимион.

9

Программа Игр уже приближалась к середине, а старый понтифекс все еще не желал покинуть этот мир.

– Сегодня уже восемнадцатый день, как я был у тебя здесь, отец, – сказал Корсибар, приглашенный в покои короналя. – Тогда ты сказал мне, что Пранкипин проживет не более девятнадцати дней.

– Да, знаю, но он все еще держится за жизнь, – согласился лорд Конфалюм.

– Дело не в том, что я сомневаюсь в твоем умении провидеть будущее. Но ведь даже величайшие мудрецы могут порой допустить ошибки в вычислениях. Что, если он проживет еще десять, а то и двадцать дней?

– Будем ждать дальше.

– А как же Игры? Прошла уже почти половина. Завтра будет стрельба из лука, послезавтра фехтование, затем конные поединки, бокс, гонки колесниц, а там, глядишь, наступит момент великого торжества – вручения призов и фестиваля. Именно этого я с самого начала и боялся, отец. Разве допустимо устраивать торжество с фестивалем, парадами и всем прочим, когда Пранкипин все еще лежит на смертном одре? Принимая решение начать Игры, мы намеревались растянуть их так, чтобы они не закончились до смерти понтифекса. Но ведь может случиться так, что нам это не удастся.

– Вчера вечером я перепроверил свои расчеты, – сказал корональ. – В первый раз они были сделаны не совсем точно, хотя большой ошибки не было. Теперь я не сомневаюсь в результате. Понтифекс умрет в течение пяти дней.

– Ты настолько уверен в этом?

– Расчеты моих экспертов говорят то же самое.

– Вот как.

– И подозреваю, что так же думают и личные маги понтифекса, хотя за последние четыре дня они ни словом не обмолвились на эту тему. Но то, что они молчат и не показываются, довольно подозрительно.

– В течение пяти дней… – протянул Корсибар. – И тогда ты станешь наконец понтифексом. После стольких лет, проведенных на втором троне.

– Да, после многих лет.

– А нашим короналем станет Престимион.

– Да, – вновь подтвердил лорд Конфалюм. – Престимион.

Следующий день соревнований был посвящен стрельбе из лука – любимому спорту Престимиона, в котором он всегда далеко превосходил всех остальных; и на этот раз никто не ожидал иного исхода. Но соревнование предполагает соперничество, и поэтому больше десятка самых метких лучников царства торжественно выстроились на линии стрельбы рядом с принцем Малдемарским, чтобы продемонстрировать свое мастерство.

Первым стрелял граф Ирам Норморкский и показал вполне приличный результат, примерно так же выступил Мандрикарн Стиский, а Навигорн Гоикмарский оказался чуть более метким, чем первые двое. Следующим стрелял всеобщий любимец грубовато-добродушный граф Камба Мазадонский, который некогда обучал Престимиона этому искусству. Камба, почти не целясь, выпускал стрелу за стрелой. Моментально истыкав яблочко мишени, он снял с головы кепи с длинным козырьком, бросил его в сторону королевской ложи и бодрой походкой удалился с поля.

Вперед выступил Престимион. Мишени освободили, и он наложил на тетиву первую стрелу. Его стиль совсем не походил на манеру Камбы: он внимательно присмотрелся к мишени, несколько раз качнулся взад и вперед на пятках, наконец поднял лук, натянул тетиву, тщательно прицелился и пустил стрелу.

Леди Тизмет в этот день пришла на Игры и сидела рядом с братом в полупустой ложе короналя. Когда стрела Престимиона, закончив полет, вонзилась точно в центр мишени, она почувствовала непроизвольную дрожь восхищения. Она не испытывала никакой симпатии к этому человек, но не могла не оценить его мастерство. Ей нравился этот вид спорта, для которого требовались сила, координация движений и острота глаза; стрельба из лука привлекала ее гораздо больше, чем, скажем, метание молота, не предполагавшее ничего, кроме наличия грубой силы, и уж, конечно, больше, чем борьба. Ее первая фрейлина леди Мелитирра была свидетельницей омерзительной потасовки между Гиялорисом и Фархольтом и попыталась описать ее принцессе во всех подробностях, уделив особое внимание жестокости и кровопролитию, но после первых же пяти фраз Тизмет велела ей замолчать.

А Престимион стоял на линии стрельбы, подтянутый, стройный и на удивление маленький, – надо же, он всего лишь на несколько дюймов выше ее! – но его широкие плечи свидетельствовали о недюжинной физической силе, а каждое движение было воплощением изящества. И теперь Тизмет рассматривала его, получая неожиданное удовольствие от того, как он выбирал стрелу, аккуратным отточенным движением наложил ее на тетиву и безошибочно направил в цель.

Внезапно в ее мозгу с ошеломляющей яркостью, словно мощный костер, разгоревшийся на ветру из незаметной искры, сверкнуло невесть откуда взявшееся видение: она и Престимион. Его мощное тело рядом с ее хрупким, его губы с силой прижимающиеся к ее рту, ее платиновые ногти, отчаянно впивающиеся в его спину в неистовом пароксизме экстаза… Отчаянным усилием воли она отогнала возникшие образы и мысленно представила себе иное зрелище: тело Престимиона, свисающее с крюка над пропастью перед стеной Замка.

– Потрясающе! – воскликнул Корсибар.

– Что? – спросила застигнутая врасплох Тизмет.

– Его стрельба, конечно!

– Да, ты прав. Другие были хороши, но Престимион значительно сильнее их всех. Такое впечатление, что он мог бы поразить птицу в полете, а потом, пока птица падает, всадить вторую стрелу в первую.

– Думаю, он вполне на это способен, – ответил Корсибар. – Я так считаю, потому что видел, как он это делает на самом деле.

– И что, он всегда так хорошо стрелял?

– С самого начала. Лук, которым он пользуется, раньше принадлежал Камбе. Камба подарил его Престимиону, когда тому было двенадцать лет, и сказал, что принц заслужил право владеть им, потому что уже тогда стрелял лучше, чем первый хозяин этого оружия. Ты не смогла бы натянуть этот лук и за миллион лет. Мне самому удалось сделать это лишь с большим трудом. А то, как он заставляет стрелы точно ложиться именно туда, куда он хочет…

– Да, – рассеянно согласилась Тизмет. Престимион выпустил последнюю стрелу. Все они впились в центр мишени, причем настолько плотно одна к другой, что при каждом выстреле оставалось только удивляться, как стрелку удалось найти место для еще одного острия.

– Думаю, здесь не обошлось без колдовства, – заявил Корсибар. – Наверно, когда он был еще ребенком, над ним прочли заклинание, благодаря которому он может творить со стрелами такие чудеса.

– Насколько мне известно, если, конечно, можно верить слухам, Престимион вовсе не сторонник волшебства.

– Действительно, я тоже не раз слышал об этом. Но какое еще объяснение можно найти? Только действие колдовства. Только оно.

Престимион с довольным видом удалился с поля. Его место на линии занял Хент Меккитурн, скандар из свиты прокуратора, державший лук длиной в добрых два ярда, как детскую игрушку. Верхними руками он натягивал тетиву, а нижними накладывал на нее стрелу, и, когда выпустил ее, она ударилась в цель с громким глухим стуком, а сила удара была такова, что яблочко мишени чуть не сорвалось с подставки. Но огромный скандар отличался лишь силой, ловкости же ему явно недоставало, а потому он, конечно, никоим образом не мог приблизиться к результату Престимиона.

– Тизмет, я должен рассказать тебе… На днях, когда мы смотрели борьбу, Дантирия Самбайл сообщил мне о весьма странных вещах… – начал было Корсибар. – Эй, сестра, посмотри-ка на этого клоуна!

На позицию для стрельбы вышел рыцарь в костюме цветов герцога Олджеббина. Очевидно, он привык изображать из себя нечто наподобие шута: первую стрелу он направил высоко вверх, и она, описав крутую дугу, упала почти отвесно и вонзилась в мишень. Второй выстрел он сделал, стоя спиной к мишени, а третий – пустив стрелу между расставленными ногами. Все три угодили в мишень, хотя и не слишком точно; но то, что они вообще попали в цель, уже само по себе было достойно удивления.

– Позор! – отворачиваясь от стрелка, резко бросила Тизмет. – Он дискредитирует одно из самых прекрасных искусств. Так что ты начал говорить о рассказах прокуратора?

– Ах да. Все это странно и, я бы даже сказал, дико.

– Ну, таков уж он есть, и с этим ничего не поделать. Что же он все-таки говорил?

Корсибар мрачно улыбнулся.

– У тебя чересчур злой язык, сестра.

– Извини. Ты же знаешь, что у меня слишком мало занятий, так что остается только практиковаться в остроумии.

Клоун теперь целился, лежа на животе. Корсибар недовольно мотнул головой и наклонился к самому уху Тизмет.

– Дантирия Самбайл сказал мне, – едва слышно заговорил он, – что до него дошли перешептывания: дескать, Престимион постарается убрать меня, как только станет короналем. Конечно, все будет представлено как несчастный случай. Что ему, мол, нужно так или иначе устранить меня, потому что живой я буду представлять угрозу его власти.

Тизмет на мгновение затаила дыхание.

– Перешептывания, ты говоришь? И кто же это шептал?

– Он не сказал. Скорее всего, весь этот заговор существует только в его воспаленном воображении; пожалуй, только Дантирии Самбайлу могут прийти в голову мысли о столь чудовищных злодеяниях. Я заявил ему, что это бред сумасшедшего, грязная и нелепая брехня. И попросил его больше не говорить со мной на эту тему.

– На твоем месте я не стала бы легкомысленно относиться к таким разговорам, Корсибар, – строго посмотрев на брата, после паузы сказала принцесса. – Неважно, на самом ли деле он пересказывал тебе слухи или выдумал все сам, но о возможности такого хода событий действительно идут разговоры.

– Что? И ты тоже? – медленно проговорил пораженный Корсибар.

– Конечно. Все вполне логично, братец.

– А мне трудно в это поверить.

– Но тебе наверняка известно, что очень многие люди предпочли бы видеть короналем тебя, а не Престимиона.

– Да, известно. Граф Фаркванор говорил мне об этом совсем недавно, в тот день, когда мы все пили вино в банкетном зале перед открытием Игр. Он фактически предложил мне организовать заговор в мою пользу.

– Моя новая молодая камеристка Ализива с радостью присоединилась бы к этому заговору, если бы он только состоялся, – с легким смешком сказала Тизмет. – И многие другие тоже. Она только вчера сказала мне, что очень жалеет, что не ты станешь короналем, потому что ты гораздо красивее и величественнее, чем Престимион. Ей очень хотелось бы найти какую-то возможность возвести на трон не его, а тебя.

– Неужели она так говорит?

– И она, и многие другие.

– Неужели все они считают меня человеком без чести и совести? – горячо возмутился Корсибар. И добавил безразличным тоном: – Ализива? Та рыженькая, белокожая?

– Вижу, что ты уже заметил ее. Впрочем, меня это не удивляет. А что ты сказал графу Фаркванору в банкетном зале?

– А ты как думаешь, что я мог ему сказать? Он подбивал меня на измену!

– По-твоему, измена заключается в том, чтобы самому стать короналем, вместо того чтобы стоять дурак дураком в ожидании, пока Престимион расправится с тобой?

Корсибар окинул ее внимательным, изучающим взглядом.

– Ты, кажется, всерьез полагаешь, что в безумных фантазиях Дантирии Самбайла есть какой-то смысл.

– Не забудь, что он родственник Престимиона и потому способен понять его глубинные побуждения. А что касается меня, то да, я считаю, что Престимиону действительно выгодно устранить тебя со своего пути, как только он завладеет троном. Или даже раньше.

– Престимион – человек чести!

– Полагаю, что Престимион может прикидываться человеком чести точно так же, как и лицемерно имитировать другие хорошие качества, – заявила Тизмет.

– Это очень серьезное обвинение, сестра.

– Возможно.

Корсибар опустил руки и устремил неподвижный взгляд в пространство.

Лучник-шут уже покинул поле. Его место занял один из сыновей принца Сирифорна, подвижный молодой человек, который приступил к стрельбе с ловкостью и изяществом, сравнимыми с манерой самого Престимиона. Но все же ему было далеко до ювелирной точности и спокойствия принца, и его последняя стрела изрядно отклонилась от цели, задела край мишени и упала на землю. Это лишало юношу всех надежд на получение приза. Он ушел с поля, делая вид, что не замечает, как по его щекам, сверкая в ярком свете, сбегают слезы. Выступил девятый участник, за ним десятый, одиннадцатый… Корсибар и Тизмет наблюдали, как они выходили на поле, выпускали стрелы и уходили, не говоря ни слова, даже не глядя друг на друга.

Когда на линию стрельбы вышел последний лучник, Корсибар повернулся наконец к Тизмет.

– Допустим только в качестве гипотезы, – резко сказал он, – что Престимион и в самом деле намеревается убрать меня со своего пути. Какой совет ты дашь мне в этом случае?

– Опередить его, конечно. Убрать со своей дороги, – без колебаний ответила Тизмет.

Глаза Корсибара широко раскрылись от изумления.

– Ушам своим не верю, сестра. Ты предлагаешь убить Престимиона?

– Я сказала: «Убрать с дороги», но ничего не говорила насчет убийства.

– Но что же тогда…

– Самому стать короналем прежде, чем он сможет получить корону. Тогда он лишится возможности нанести тебе удар. Армия и народ будут полностью на твоей стороне.

– Самому стать короналем… – протянул Корсибар, и в его голосе явно прозвучал тщетно скрываемый восторг от такой перспективы.

– Да! Да! Прислушайся к своим друзьям, Корсибар! Они все считают так же, как и я. – Слова, которые Тизмет так долго приходилось сдерживать, теперь полились из нее, как река, прорвавшая запруду. – Ты создан для трона, ты от рождения предназначен для царствования, и мы позаботимся о том, чтобы ты стал короналем. Ты принц одаренный, как мало кто за всю историю мира. Это известно каждому; об этом говорят все, с кем мне приходилось беседовать. И, как только будет дан сигнал, все поднимутся за тебя. Мы сможем ударить через день. Фаркванор обеспечит тебе поддержку среди принцев. Фархольт и Навигорн соберут отряды, и они встанут за твоей спиной. Санибак-Тастимун готов привести в действие мощные чары, которые лишат голоса несогласных. Как только Пранкипин умрет, ты сделаешь свой ход. Ты объявишь себя королем, предстанешь перед принцами, чтобы они поддержали тебя, а затем, когда все уже будет сделано, ты отправишься к отцу и докажешь ему, что у тебя не было иного выбора, что ты не мог смирно стоять в стороне и ждать, пока тебя убьют.

– Замолчи, Тизмет. Это преступные слова.

– Нет! Нет! Слушай меня! Все предзнаменования указывают на тебя! Разве Санибак-Тастимун не сказал тебе, что…

– Да, сказал. Но тише, замолчи, прошу тебя.

– Лорд Корсибар, лорд Корсибар – вот кем ты будешь!

– Хватит, Тизмет! – Корсибар стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев, и прижал их к груди. На скулах играли крупные желваки, словно он испытывал мучительную боль. – Ни слова больше об этом! Ни слова! – Он опять отвернулся от сестры.

Но Тизмет чувствовала, что его сопротивление понемногу слабеет. Она видела – точно так же, как несколько дней назад Фаркванор – что слова:

«Лорд Корсибар» вызвали в его глазах мгновенную вспышку восторга. Насколько он близок к тому, чтобы уступить? Что, если недостает лишь одного, заключительного, усилия?

Возможно. Но не сейчас. Она знала, сколь изменчивы настроения ее брата, знала, когда его можно подтолкнуть к действию, а когда лишь загнать в глухую пассивность. На данный момент она дошла до предела. Следовало остановиться.

– Смотри, – воскликнула она, – Престимион возвращается. Интересно, зачем? Наверно, чтобы потребовать свой приз.

– Все призы будут вручаться во время торжественной церемонии, – сказал Корсибар…

– Тогда почему он опять вышел на поле? У него такой вид, словно он собирается снова стрелять.

Это было похоже на правду. Престимион держал в руке лук, а на перевязи через плечо висел колчан, полный стрел. Один из судей поднялся с места.

– Победителем соревнований по стрельбе из лука, – объявил он, – стал принц Престимион Малдемарский, и сейчас он по многочисленным просьбам вновь продемонстрирует свое мастерство.

– Это очень необычно, – спокойно отметил Корсибар.

– Чистейшей воды политика, – ответила Тизмет. – Ты же понимаешь, что его необходимо почаще показывать публике, пусть народ лишний раз посмотрит на своего замечательного будущего короналя. Это просто представление, Корсибар.

Принц в ответ лишь что-то промычал, соглашаясь.

С обеих трибун во множестве раздались восторженные крики: «Престимион! Престимион!», а тот в ответ улыбнулся, приветствовал полупоклоном ложи благородных посетителей и помахал рукой публике. Его опять, как и тогда в зале, окружало невидимое сияние королевской ауры. Подняв лук, он начал показывать уже совершенно невероятное искусство стрельбы. Теперь он не выцеливал мишень, как во время соревнований, а с фантастической быстротой выпускал одну за другой стрелы с разных расстояний и под разными углами – и все они неизменно попадали в цель.

– Престимион! Престимион! – вновь и вновь кричали зрители.

– Они любят его, – с горечью в голосе заметила Тизмет.

Корсибар снова лишь негромко хмыкнул, словно не мог заставить себя произнести какие-то осмысленные слова. Он, не отводя глаз, смотрел на представление, устроенное Престимионом.

Это и в самом деле было замечательное зрелище. Вряд ли хоть кому-нибудь из присутствовавших доводилось когда-либо еще видеть подобное мастерство, и зрители благодарно аплодировали. Даже Тизмет ощутила, что против воли восхищается стрелком.

Но чем дольше смотрела она на элегантного невысокого принца, творившего чудеса посреди Арены, тем больше ее сердце наполнялось ненавистью. Его безмерная уверенность в себе – нет, надменное самодовольство – а главное, то, что он вообще находился там и под видом завершения соревнований демонстрировал себя народу… Нет, она не могла это перенести! С неистовой страстью она желала, чтобы одна из стрел повернула обратно и пробила ему горло насквозь!

Она осторожно скосила глаза на брата и увидела на его лице, как ей показалось, выражение холодного гнева или как минимум раздражения высокомерием Престимиона, позволившего себе такое представление.

– Разве тебе не кажется, что это оскорбление? – спросила Тизмет.

– Он ведет себя так, будто он уже корональ!

– У него есть на это право. Он скоро им станет.

– Да, – уныло согласился Корсибар. – Еще четыре дня – и корона окажется у него.

– Ты говоришь так, будто знаешь все наверняка.

– Это знает отец. Он несколько раз ворожил, чтобы выяснить, сколько еще проживет Пранкипин: четыре дня – и старика не станет. Отец твердо уверен в результатах своих вычислений. Тем более что его расчеты подтвердили его придворные маги.

– Значит, четыре дня… – задумчиво протянула Тизмет. – И сколько еще дней после этого ты рассчитываешь прожить на свете?

Она говорила, глядя прямо перед собой, но затем незаметно покосилась на брата, словно проверяя, не слишком ли поторопилась вернуться к предсказаниям Дантирии Самбайла. Похоже, что нет. Нет! Принц лишь пожал плечами.

– Он слишком горд, – пробормотал Корсибар. – Он не должен стать короналем.

– Но кто же сможет его остановить, кроме тебя?

– Если я это сделаю, то потрясу мир. – Корсибар посмотрел сестре прямо в глаза и как-то странно улыбнулся. – Именно так сказал Санибак-Тастимун. – Его голос прозвучал не так, как обычно, словно он только сейчас вспомнил эти слова: «Вам предстоит потрясти мир».

– Так потряси его, – небрежно бросила Тизмет. Корсибар молча смотрел на Престимиона, который только что выпустил в цель сразу две стрелы.

– Потряси его! – выкрикнула Тизмет. – Потряси его или умри, Корсибар! Пойдем. Пойдем со мной к Санибак-Тастимуну Он уже начертал магические руны и подготовил план действий.

– Тизмет…

– Пойдем, – повторила она. – Сейчас, сию минуту! Ну же!

Соревнования в фехтовании, состоявшиеся на следующий день, не принесли никаких сюрпризов. Несравненная рапира Септаха Мелайна поразила всех соперников. В финальном поединке Септах Мелайн нанес графу Фаркванору серию молниеносных ударов, и при виде этой великолепной атаки многочисленные зрители от восторга вскочили со своих мест. Ловкий, с на редкость подвижным запястьем, Фаркванор был известен как один из лучших мастеров клинка. Однако Септах Мелайн со своей обычной высокомерной улыбкой на устах атаковал его, казалось, одновременно с разных сторон, он снова и снова колол и рубил, без каких-либо видимых усилий преодолевая защиту Фаркванора.

Корсибар одержал заранее ожидаемую всеми победу в поединках на саблях, непринужденно отбрасывая в стороны тяжелые клинки своих противников. В специальных соревнованиях для скандаров – огромные размеры и большое число рук не позволяли им на равных сражаться с людьми – победу одержал Хабинот Тувон, знаменитый мастер фехтования из Пилиплока. И здесь исход был предопределен. Хабинот Тувон выигрывал трофей за трофеем на соревнованиях с двумя мечами. Все шло своим чередом.

На следующий день предстоял турнир всадников, и чем меньше до него оставалось времени, тем напряженнее становилась атмосфера среди собравшихся в Лабиринте высокородных дворян. Никто не хотел повторения кровавого спектакля, каким оказался поединок между Гиялорисом и Фархольтом. А опасность этого была велика: верхом на быстроногих боевых скакунах на арене окажется множество вооруженных людей, и они вполне могут учинить резню, делая вид, что увлеклись благородным искусством боя.

Список участников был тщательно составлен наиболее уважаемыми правителями так, чтобы в каждую команду бойцов входило равное количество участников, известных своей лояльностью к Престимиону, и тех, кто, как было известно, принадлежал к окружению Корсибара. И тем не менее никто не мог гарантировать, что кто-то из принцев, принадлежащих к одному лагерю, не налетит на кого-либо из сторонников другой группировки с такой же смертоносной яростью, с какой Фархольт напал на Гиялориса, и с какой Гиялорис ответил ему.

Планом предусматривалось, что все девяносто соперников, полностью облаченные в доспехи, соберутся в Тронном дворе и оттуда все вместе будут препровождены на Арену. Первым в это огромное, похожее на каземат помещение с черными каменными стенами, поддерживающими круто изогнутый арочный свод, прибыл Септах Мелайн, Почти сразу же за ним появился граф Ирам, а затем вместе Фархольт, Фаркванор, Навигорн, Мандрикарн и Кантеверел Байлемунский. В этой группе все время звучали шутки, правда какие-то слишком уж неестественные, даже жестокие. Септаху Мелайну показалось, что сторонники Корсибара составляли в зале подавляющее большинство, хотя еще не прибыл ни сам Корсибар, ни корональ, его отец.

Постепенно подтягивались и другие участники: Вента Хагошорский и Сибеллор Банглкодский, потом прокуратор Дантирия Самбайл в сопровождении трех или четырех своих людей, граф Камба Мазадонский. Это были в основном люди Корсибара. Септах Мелайн высматривал Престимиона и Гиялориса, но те пока не подошли. Не было и Свора. Впрочем, он, возможно, и вовсе не явится: маленький герцог был плохим наездником.

Дантирия Самбайл, одетый в великолепную золоченую броню, украшенную красными и синими драгоценными камнями и контурными изображениями ужасающих драконов и монстров, с массивным бронзовым шлемом на голове, увенчанным высоким султаном из зеленых перьев, повернулся к Септаху Мелайну.

– Похоже, ваш принц сегодня проспал, мой друг?

– Это не в его привычках. Скорее всего, он куда-то засунул свой плюмаж и теперь не может его найти, а ведь такие украшения очень модны в этом году, – ответил Септах Мелайн, обводя взглядом рощу из перьев, раскачивавшуюся над головой прокуратора. – Но, думаю, к сражению он не опоздает; как-нибудь да успеет. Кстати, я не вижу ни великого принца Корсибара, ни его венценосного отца.

– А су-сухирис, волшебник Корсибара, уже здесь, – заметил Дантирия Самбайл, указывая взмахом перьев на две головы Санибак-Тастимуна, стоявшего в окружении Фархольта, Фаркванора и Навигорна. – Интересно, он что, будет биться вместе с нами? Но на нем, кажется, нет доспехов. Хотя, может быть, волшебникам они не нужны…

– Ему сегодня совершенно нечего делать в этой комнате, – нахмурился Септах Мелайн. – И что же…

– А вот и его высочество, – прервал его Дантирия Самбайл.

Со всех сторон послышались традиционные приветственные возгласы:

– Конфалюм! Конфалюм! Лорд Конфалюм!

Корональ, одетый в богато расшитую золотом зеленую церемониальную мантию с горностаевой опушкой, вошел в зал, небрежными жестами на ходу отвечая на звучавшие отовсюду громкие славословия. Его сопровождала небольшая группа министров двора: вруун, хьорт и еще несколько. Хьорт, по имени Хджатнис, выглядевший невероятно торжественно даже для представителя своей расы, трусил по пятам за короналем, держа на темно-бордовой бархатной подушке корону Горящей Звезды.

– Какой усталый у него вид, – сказал Ирам. – Ожидание смены правления утомило его до предела.

– Скоро у него появится время, чтобы отдохнуть, – ответил Септах Мелайн, – как только уйдет Пранкипин. Понтифексы ведут куда более спокойную жизнь, чем коронали.

– Но когда это случится? – спросил Камба. – У меня такое впечатление, будто понтифекс Пранкипин намеревается жить вечно.

– Такие намерения поддаются лечению, господин мой Камба, – с кривой усмешкой произнес Дантирия Самбайл.

Септах Мелайн уже готов был колко парировать отвратительную тупую шутку прокуратора, но неожиданно для самого себя обнаружил, что стоит, приложив руку ко лбу и закрыв глаза. Его сознание внезапно окуталось каким-то темным облаком, веки словно налились свинцом, из головы исчезли все до единой мысли. Однако спустя секунду все прошло.

«Как странно, » – подумал он, мотая головой в попытке избавиться от наваждения. – Как странно».

– Дорогу принцу Корсибару! – послышался громкий голос. – Дорогу! Дорогу!

В тот же миг Корсибар появился в дверях. Его щеки пылали от возбуждения.

– Новость! – воскликнул он, не успев войти в зал. – Я принес вам новость! Понтифекс Пранкипин скончался!

– Вот видите! – со своей обычной недоброй усмешкой бросил Дантирия Самбайл. – Решение всегда можно найти, даже для бессмертия!

– Смотрите, – сказал Ирам Септаху Мелайну, одновременно кланяясь лорду Конфалюму. – Сам корональ, похоже, ничего не знает об этом. Но где Престимион? Он должен быть здесь, для того чтобы принять корону.

По правде говоря, принесенная Корсибаром новость, казалось, застигла лорда Конфалюма врасплох. На его лице явственно отразились удивление и испуг, а рука потянулась к рохилье, маленькому амулету, который правитель всегда носил на воротнике; он снова и снова в волнении потирал пальцами оплетенный золотыми нитями кусочек нефрита.

– Да, – сказал Септах Мелайн, – Престимиону самое время появиться здесь. Жаль, что он решил задержаться. Но я предполагаю, что он… – Он обескураженно умолк и даже покачнулся, охваченный новой мощной волной головокружения. – Что такое? Ирам, что-то случилось с моей головой: какое-то странное состояние, словно внезапное опьянение.

– И со мной происходит то же самое, – отозвался Ирам.

То же самое, похоже, происходило и со всеми остальными. Казалось, что весь зал обволокло такое же темное облако, что и несколько секунд назад. Собравшиеся дворяне стояли, пошатываясь, как будто все вдруг заснули или у них помутилось сознание. Некоторые бормотали что-то нечленораздельное.