Текст книги "Волшебники Маджипура"

Для того, кто не станет короналем, лучшее утешение состоит в том, что ему не грозит стать понтифексом.

– В таком случае, я должен быть благодарен судьбе.

– Да, должен.

– И ты чувствуешь себя готовым к этой новой жизни, отец?

– Да. Полностью готовым.

– Ты будешь великим понтифексом – потому что был великим короналем.

– Благодарю тебя за эти слова. – Лорд Конфалюм с улыбкой поднялся из-за стола. Однако улыбка была напряженной, вымученной, и прижатая к телу левая рука короналя заметно дрожала. Что-то оставалось недоговоренным, что-то болезненное для короналя, что-то опасное, как взрыв.

Что же такое известно лорду Конфалюму, о чем он не пожелал разговаривать с сыном?

«Вам предстоит потрясти мир…»

Вероятно, невысказанное имело отношение к этим словам. Но вопреки предположениям Санибак-Тастимуна относительно темы беседы короналя с Корсибаром таинственное пророчество упомянуто не было.

Так или иначе, но Корсибар понял, что беседа окончена. Он изобразил перед короналем положенный по этикету знак Горящей Звезды, а потом они обнялись, уже как отец с сыном. Корсибар повернулся, чтобы выйти, и услышал за спиной звуки, свидетельствующие, что отец, не дожидаясь, пока закроется дверь, снова взялся за свои магические инструменты.

4

Септах Мелайн вошел в зал, который обычно называли Палатой Меликанда – неширокое извилистое помещение в имперском секторе Лабиринта, примыкавшее к покоям Престимиона. Апартаменты здесь были предназначены для спутников будущего короналя. Там уже находились герцог Свор и Гиялорис Пилиплокский.

– Ну вот, – заявил с порога Септах Мелайн, – у меня есть хоть какие-то новости. Названы три кандидата на должность распорядителя Игр: Великий адмирал, прокуратор и наш маленький друг Свор. По крайней мере, так мне сообщил один из лакеев понтифекса.

– Полагаю, вы полностью доверяете этому человеку, – заметил Свор.

– Не меньше, чем собственной матери, – ответил Септах Мелайн. – Или вашей, если бы я когда-либо имел удовольствие быть с нею знакомым. – Он поправил свой изумительно расшитый плащ из темно-синего шелка с частыми вкраплениями серебряных нитей, который и без того прекрасно сидел на нем, и принялся быстрыми резкими шагами мерить отполированный до зеркального блеска серый каменный пол, не теряя при этом от природы присущей ему ленивой кошачьей грации. Выражения на лицах наблюдавших за ним Свора и Гиялориса были разными: губы Свора скривились в усмешке, а во взгляде Гиялориса читалось обычное для него меланхолическое неодобрение элегантности и блеска Септаха Мелайна.

Трое ближайших друзей будущего короналя никоим образом не походили друг на друга ни телосложением, ни манерами, ни характерами. Худой и долговязый Септах Мелайн с чрезмерно длинными руками и ногами выглядел изможденным. При этом он обладал тонким юмором, держался изящно и легко. Кожа у него была очень бледной, а блестящие глаза – светло-голубыми. Золотые волосы, ниспадавшие тщательно завитыми локонами на плечи, сделали бы честь любой девушке. Лицо его украшали коротенькая аккуратно подстриженная бородка и тонкая золотая полоска усов над верхней губой. Рыцари немало потешались над этими усами у него за спиной, но никто не осмеливался высказать эти насмешки ему в лицо, так как Септах Мелайн никогда не прощал обид и был искусным и неутомимым фехтовальщиком.

Невысокий Гиялорис, напротив, был чрезвычайно массивным и выделялся среди окружающих колоссальным объемом груди и могучими плечами. На его плоском широком лице можно было прочесть не больше эмоций, чем на куске мяса, лежащем на столе в кухне. Руки его выше локтей равнялись по толщине ляжкам среднего человека, пальцы были толстыми, как колбасы. Он коротко стриг свои темные волосы, а лицо брил начисто, оставляя только грозного вида щетинистые темно-бурые бакенбарды, доходившие до нижней челюсти.

Он владел клинком не так искусно, как Септах Мелайн, однако тоже обладал репутацией человека, которого опасно задевать, поскольку ни один противник не смог бы устоять против его ярости и физической силы. По характеру Гиялорис был мрачным и задумчивым, как и приличествует человеку, появившемуся на свет в непривлекательном городе Пилиплоке на Зимроэле и воспитывавшемуся там же в семье суровых скандаров. Престимион встретил его в Пилиплоке лет десять назад во время одного из посещений западного континента, и благодаря извечному, хотя и непостижимому, притяжению противоположностей они сразу стали друзьями.

Что касается Свора, носившего титул герцога Толагайского, но не имевшего ни владений, ни богатства, которыми можно было бы распоряжаться, то он рядом с этими двумя казался карликом: хрупкий, хилый человечек маленького роста, смуглый почти до черноты, как большинство людей, рожденных под яростным солнцем южного континента, с жесткой копной непослушных темных волос, темными ядовитыми глазками и еще более темной, исковерканной душой. Его тонкий, острый, крючковатый нос с первого взгляда говорил о хитрости хозяина, рот был слишком мал для крупных зубов, подбородок окаймляла короткая жесткая бородка, а верхнюю губу он брил начисто. Свор не имел ни малейшей склонности к военным искусствам, зато был политиком и интриганом, а его невероятный успех у женщин многие относили за счет колдовских чар.

В прежнее время он принадлежал к числу компаньонов молодого Корсибара – был, можно сказать, своего рода домашним животным или придворным шутом, которого рослый, спортивного склада принц держал при себе ради развлечения. Но как только стало ясно, что Престимион может занять трон короналя, Свор начал чрезвычайно тонко и осторожно маневрировать в его направлении и постепенно прочно вошел в окружение претендента на престол. Столь явная смена привязанности стала предметом долгих пересудов в Замке – правда, мнениями обменивались лишь вполголоса – и расценивали ее как пример широко известной страсти Свора к достижению выгоды и весьма эластичного толкования им понятия лояльности.

Казалось, эти трое не могли иметь между собой ничего общего, однако их объединяла труднообъяснимая взаимная привязанность, Каждый из них, в свою очередь, был всецело погружен в заботы об успехе и благосостоянии Престимиона. Никто из окружающих не сомневался в том, что, как только Престимион наденет корону с изображением Горящей Звезды, его ближайшие друзья станут высокими сановниками при новом дворе.

– Что касается проблемы контроля над проведением Игр, – вновь заговорил Септах Мелайн, – следует подумать, должны ли мы повлиять на выбор распорядителя. Если, конечно, это имеет для нас какое-то значение.

– Я считаю, что имеет, – решительно заявил Гиялорис, – и, уверен, вы того же мнения. – Уроженец восточного Зимроэля, он говорил с заметным акцентом, который зачастую смешил окружающих, но, конечно, не в том случае, когда звучал из уст Гиялориса, чей гулкий, рокочущий голос, казалось, исходил из недр земли. – Распорядитель составляет пары. Может быть, вы желаете сразиться на поле с несколькими болванами подряд – только потому, что ему захочется посмеяться над вами? Я не хочу, чтобы распорядитель Игр затевал со мною собственные игры. И всякий раз, когда на тех или иных соревнованиях возникают моменты, связанные с риском, все мы хотим, чтобы детали определял наш человек. В конце концов, от этого иногда зависят жизни.

– Значит, вы советуете поддержать кандидатуру герцога Свора, – подытожил Септах Мелайн. – Я займусь этим.

– Отпадает, – немедленно откликнулся герцог Свор из дальнего угла комнаты, где рассматривал какие-то эзотерические хартии, написанные на длинных свитках из желтовато-коричневого пергамента. – Я понятия не имею о том, как составляются подобающие пары, и…

– Мы можем подсказать… – перебил его Гиялорис.

– …И в любом случае, – продолжал Свор, – я не хочу принимать никакого участия в ваших глупых ссорах. Наверняка противники будут что-нибудь кричать в лицо распорядителю. Так вот, пусть это лицо принадлежит кому-нибудь другому.

– Что ж, Свор, быть по сему, – улыбнулся Септах Мелайн. – Умоляю вас, – игривым тоном обратился он к Гиялорису, – объясните, что вы подразумеваете, говоря «наш человек»? Что у нас тут есть разные фракции и тех, кто входит в одну из них, можно определенно рассматривать как людей Престимиона, а остальных следует в целом считать недружелюбными по отношению к нему? Разве мы все не объединились, чтобы отпраздновать начало нового царствования?

– Глупейшие рассуждения! – рявкнул Гиялорис. Но Септах Мелайн, казалось, не заметил оскорбления.

– Естественно, вы считаете Свора нашим человеком, я понимаю. Но разве прокуратор наш враг? Или адмирал Гонивол?

– Они могут быть врагами. Любой из них.

– Боюсь, я не в состоянии понять вас.

– Переход от одного царствования к другому никогда не проходит гладко.

Всегда находится кто-нибудь, кто тайно, а иногда и явно возражает против кандидатуры вновь выбранного короналя. И может продемонстрировать свое несогласие самыми неожиданными способами.

– Вы только послушайте его! – воскликнул Септах Мелайн. – Мыслитель! Ученый историк! Приведите мне хоть один пример такого предательства, друг Гиялорис!

– Что ж… – Гиялорис на некоторое время задумался, закусив нижнюю губу. – Когда Хэвилбоув стал понтифексом, – сказал он наконец, – и объявил, что его короналем будет Трайм, то, насколько мне известно, какой-то очень недовольный лорд, не питавший ни малейшей любви к Трайму, устроил заговор, чтобы посадить на трон Дизимаула, и чуть не…

– Вообще-то короналем Хэвилбоува был лорд Канаба, – спокойно перебил его Свор. – Трайм стал короналем на три царствования позже. А Дизимаул жил за тысячу лет до них.

– Значит, я спутал имена или порядок королей, – ответил Гиялорис, но в его тоне уже слышалось недовольство. – Но все равно такой случай был – если не с ними, так с другими. Вы можете это выяснить. И был еще один случай, в котором участвовал не то Спурифон, не то Симинэйв…

– Такого рода мысли вам не к лицу, – сказал Септах Мелайн и усмехнулся, прикрыв лицо рукой с красивым маникюром. – Ручаюсь вам, дорогой друг, что независимо от личных амбиций отклоненных кандидатов новый корональ всегда приступает к своим обязанностям при всеобщем искреннем одобрении. Так было всегда. В конце концов, мы цивилизованные люди.

– Неужели? – послышался новый голос, и в комнату вошел Престимион. – Как приятно слышать это от вас, любезный Септах Мелайн. Могу ли я поинтересоваться, что вы обсуждаете?

– Кого выбрать распорядителем Игр. Мне удалось узнать, что выбирать будут между Гониволом, Свором и вашим дорогим кузеном, прокуратором. Гиялорис доказывал, что доверять никому нельзя, даже в таких делах, как турниры, и хотел, чтобы распорядителем стал Свор. Тогда мы могли бы быть уверены в том, что получим достойных соперников и решения будут приниматься в нашу пользу.

Престимион перевел взгляд на Гиялориса:

– Вот как? Неужели у вас появились такие опасения?

– Септах Мелайн, как обычно, извратил смысл сказанного, мой лорд. И тем не менее повторяю: да, я предпочитаю иметь в качестве распорядителя человека, которому могу доверять.

– И вы доверяете Свору? – рассмеялся Престимион.

– Свор уже заявил о своем несогласии. В таком случае, я хотел бы видеть на этом месте прокуратора Дантирию Самбайла.

– Прокуратора?! – вскричал Престимион, разражаясь хохотом. – Прокуратора? Вы готовы доверять прокуратору, Гиялорис?

– Но ведь он ваш кузен, мой лорд, не так ли? – бесстрастно произнес Гиялорис. – И поэтому не будет принимать решений во вред вам или вашим друзьям. По крайней мере, я так считаю.

– Он приходится мне очень дальним родственником, – Именно эту фразу Престимион обычно использовал, когда речь заходила о его родственных связях с прокуратором. – И еще. Вы уже два раза за последние полминуты назвали меня лордом. Такое обращение применимо только к лорду Конфалюму по крайней мере до тех пор, пока не будет выбран новый корональ. Что касается моего кузена прокуратора, то он и в самом деле мой родственник. Но если вы опасаетесь, что от распорядителя Игр следует ожидать подвоха, то я посоветовал бы вам поддержать какого-нибудь другого кандидата на это место.

– Тогда остается адмирал Гонивол, – сказал Гиялорис, не проявляя никакой благодарности за совет.

– Согласен, – быстро вставил Септах Мелайн. – Гонивол, по крайней мере, останется нейтральным при возникновении спорных ситуаций. Его не волнует никто и ничто, за исключением, полагаю, Гонивола. Нельзя ли теперь перейти к обсуждению других событий?

– Будет ли в программе борьба? – спросил Гиялорис.

– Борьба бывает всегда. Да и Фархольт, в любом случае, настоял бы на ее включении.

– Отлично. Я одолею Фархольта.

В разговор снова включился Септах Мелайн.

– Я считаю, что эту схватку нужно предоставить Свору. А вы могли бы выступить против Фаркванора в фехтовании.

– Шутки вам не всегда удаются, Септах Мелайн, – пробурчал Гиялорис.

– Нет, нет! – с неожиданным энтузиазмом воскликнул Свор. Давайте собьем всех с толку. Никто ничего не сможет понять! Серьезно. Я выйду на борьбу с огромным неповоротливым Фархольтом хотя бы только для того, чтобы увидеть выражение его лица, когда он узнает, кто будет его соперником. Гиялорису мы должны позволить попытать счастья в дуэли с прытким Фаркванором, а вы, Септах Мелайн, вы можете выступить вместе с Престимионом в гонках двухместных колесниц против команды Корсибара.

– Вообще-то я так и собирался поступить, – ответил Септах Мелайн.

– Вместо фехтования? – удивился Престимион. – И там, и там, – объяснил Септах Мелайн. – Если, конечно, не будет возражений. А в гонках колесниц мы можем…

Послышался негромкий стук. Престимион открыл дверь и выглянул в коридор. Там стояла женщина, лицо которой полускрывала узкая маска – знак отличия служителей понтифекса, одна из тех, кто обеспечивал гостей с Замковой горы всем необходимым.

– Не вы ли принц Престимион? – спросила она.

– Да, это я.

– Господин, пришел некий вруун по имени Талнап Зелифор и просит у вас аудиенции. Он говорит, что располагает очень важной для вас информацией.

Престимион нахмурил брови.

– Кому-нибудь из вас было известно, что Талнап Зелифор находится в Лабиринте? – спросил он, оглянувшись через плечо.

– Только не мне, – отозвался Септах Мелайн.

– Он такой маленький, что его можно было просто не разглядеть, – как всегда тяжеловесно сострил Гиялорис.

– Он прибыл с людьми Гонивола, – сказал Свор. – Я раза два мельком видел его.

– Клянусь Божеством, я не верю, что от него может быть хоть какая-то польза, – заявил Септах Мелайн. – Престимион, если вы по-настоящему мудрый человек, вам следует держать его подальше от себя. Вокруг нас и так вьется и зудит в уши целый рой волшебников. Разве я не прав?

– Его считают исключительно точным прорицателем, – рассудительно заметил Гиялорис.

– А хотя бы и так, – возразил Септах Мелайн. – Я ненавижу даже саму внешность вруунов. И их запах, кстати. А кроме того, нам всем известно, что этот недомерок Талнап Зелифор гнусный предатель, что он кидается из стороны в сторону при каждой перемене ветра и вполне может оказаться опасным для нас. У него душа шпиона.

– Но в чьих же интересах он может шпионить? Ведь у нас нет врагов! – Гиялорис оглушительно расхохотался. – Не вы ли собственной персоной объясняли мне это всего пять минут назад? Наша планета населена цивилизованными людьми, и все мы едины в лояльности к тем, кого закон ставит над нами.

Престимион поднял руку, призывая к молчанию.

– Хватит, господа, хватит! Очень печально, что нам приходится волноваться из-за таких, как Талнап Зелифор, Я думаю, что мы можем уделить ему немного времени. Скажите врууну, что он может войти, – добавил он, обращаясь к женщине.

Талнап Зелифор был очень мал даже по меркам собственной расы, а среднему человеку он не доставал и до колена. Хрупкое, словно нематериальное тело врууна состояло из множества гибких эластичных члеников; его увенчивала узкая, заостряющаяся кверху голова, из которой выдавались два сверкающих золотых глаза и острый крючковатый клюв-рот. От существа исходил несильный, приятный, вызывающий грусть запах, напоминающий аромат цветов, засушенных в книге много лет назад.

Врууны жили на Маджипуре почти столько же времени, сколько и люди. Они были среди первых нечеловеческих рас, которым правивший в ту пору корональ лорд Меликанд предложил обосноваться здесь, когда стало ясно, что человеческое население огромного мира не в состоянии расти достаточно быстро для того, чтобы обеспечить все потребности развивающейся цивилизации. Это произошло много тысяч лет назад, практически на заре истории Маджипура. Врууны обладали необычными и весьма ценными способностями: некоторые из них могли, например, мысленно связываться с другими разумными существами, к каким бы расам те ни относились, и проникать в их сокровенные думы или силой внушения перемещать предметы. Даже в менее доверчивые, чем нынешняя, эпохи, врууны многократно демонстрировали доказательства своего умения разглядеть контуры грядущего.

Подобно большинству своих соплеменников, Талнап Зелифор утверждал, что обладает вторым из названных даров. Всем было известно, что он зарабатывал себе на жизнь, торгуя предсказаниями, хотя толком о нем никто ничего не знал. В Замке считалось, что он состоит на службе у принца Гонивола, Великого адмирала, но при этом его частенько видели в свите Корсибара. Не единожды он предлагал свои услуги и Престимиону, но всегда получал отказ:

Престимион не жаловал волшебников. И поэтому новое появление Талнапа Зелифора стало для него неожиданностью.

– Ну? – без всякого приветствия спросил принц.

Талнап Зелифор поднял одно из своих тонких, похожих на веревку щупалец и показал маленькую овальную, прекрасно отшлифованную пластинку из зеленого драгоценного камня, который называли велатисит. Пластинка ярко сверкала, словно озаренная внутренним огнем. На ней можно было различить мелкие, чуть заметные глазу выгравированные руны.

– Это подарок, ваше превосходительство. Корим-бор, амулет, содержащий слова власти; он может быть полезен вам, если наступят трудные времена. Повесьте его на цепочку и носите на шее. Когда потребуется, прикоснитесь к нему – и получите необходимую поддержку.

Септах Мелайн фыркнул.

– О боги! Неужели этим фантазиям так и не будет конца? Мы все потонем в потоке суеверного безумия!

– Спокойно, – бросил ему Престимион и продолжил, обращаясь к врууну: – Вам, должно быть, известно, что я мало верю в такие вещи?

– Я знаю об этом, ваше превосходительство, и считаю такое к ним отношение ошибкой с вашей стороны.

– Может быть, вы и правы.

Престимион нагнулся и взял маленький зеленый амулет у Талнапа Зелифора. Он легонько потер пластинку кончиком пальца и при этом смотрел на нее с опаской, словно ожидал, что прикосновение способно вызвать какое-то тревожное видение. Но улыбка говорила, что он всего лишь притворяется и на самом деле уверен, что ничего случиться не может.

Престимион повернул амулет боком и ахнул от восхищения мастерством работы, мельком взглянул на совершенно гладкую оборотную сторону, а затем подкинул пластинку вверх, как монету, молниеносным движением поймал и небрежно сунул в карман туники.

– Благодарю, – сказал он врууну с глубоким равнодушием в голосе, даже не стараясь показаться искренним. – И как вы считаете, скоро ли он может мне понадобиться?

– Простите меня, ваше превосходительство, но я уверен, что скоро.

Септах Мелайн громко фыркнул и повернулся к принцу спиной.

Тихо, настолько тихо, что Престимиону пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова, вруун заговорил вновь:

– Ваше превосходительство, я явился сюда, чтобы указать вам этот день, и не столько ради вашего блага, сколько во имя процветания всего Маджипура. Я знаю, что и ко мне, и ко всем представителям моей профессии вы не питаете ничего, кроме презрения, но в то же время ваше сердце исполнено заботой о судьбах мира, и вы выслушаете меня хотя бы по этой причине.

– Кстати, Талнап Зелифор, сколько я должен буду заплатить вам, чтобы услышать ваши предсказания?

– Ручаюсь вам, принц Престимион, что в этом деле я не ищу никакой личной выгоды.

Септах Мелайн запрокинул голову и расхохотался; смех, усиленный эхом от сводчатого потолка, гулко раскатился по залу.

– Бескорыстный совет! Даром! На мой взгляд, однако, даже это будет слишком большой платой.

– Вам следовало бы попросить у меня денег, Талнап Зелифор, – сказал Престимион. – Я с подозрением отношусь к предсказателям, не требующим вознаграждения за свои услуги.

– Лорд…

– Этот титул пока еще не принадлежит мне, – перебил его принц.

– Тогда – ваше превосходительство. Повторяю, что я пришел сюда не ради денег. Если вы сочтете необходимым заплатить мне, дайте десять мерок.

– Этого хватит разве что на порцию сосисок и кружку пива, – заметил Престимион. – Вы очень дешево цените свою мудрость, мой друг. – Щелкнув пальцами, он махнул Свору: – Заплатите ему.

Свор выкопал в кошельке маленькую квадратную медную монетку и вручил ее врууну.

– Ну, говори же, – нетерпеливо бросил Престимион.

– Вот что я должен вам сказать, – начал Талнап Зелифор. – Вчера вечером я глядел на Великую луну, и она была алой, словно по ее лику струилась человеческая кровь…

– Он видел Великую луну! – презрительно воскликнул Септах Мелайн, по-прежнему стоявший ко всем спиной. – Великую луну, которая сейчас находится на противоположной стороне мира, и из этого полушария ее ну никак невозможно разглядеть, видел ее с самого дна Лабиринта, от которого до поверхности земли не меньше мили. Куда как ловко, вруун! Ваше зрение, похоже, острее моего.

– Я видел ее своим вторым зрением, мой добрый господин. Оно не имеет ничего общего с вашим.

Престимион терпеливо продолжал расспросы.

– И что, по вашему мнению, означает видение крови, струящейся по лику Великой луны?

– Грядущую войну, ваше превосходительство.

– Войну? На Маджипуре не бывает войн.

– Будет, – сказал Талнап Зелифор.

– Обратите внимание на его слова, прошу вас! – Гиялорис неожиданно для Престимиона всем своим видом выражал недовольство игрой, которую принц вел с прорицателем. – Принц, он видит будущее!

Септах Мелайн резкими шагами вышел вперед и навис над врууном, как будто намереваясь раздавить его каблуком.

– Кто вас прислал сюда, маленький пакостник? – звенящим голосом спросил он.

– Я пришел по собственной воле, – ответил Талнап Зелифор, глядя прямо вверх, в глаза Септаха Мелайна. – Ради блага всех и каждого, в том числе и вашего, мой добрый господин.

Септах Мелайн плюнул, чуть не попав во врууна, и снова отвернулся.

– И кто же будет воевать? – подчеркнуто бесстрастным голосом осведомился Престимион.

– Я не могу ответить на этот вопрос, ваше превосходительство. Могу лишь сообщить, что ваша дорога к трону не будет гладкой. Имеются ясные предзнаменования, говорящие о существовании сильной оппозиции вашей кандидатуре; я вижу их повсюду. Воздух здесь просто насыщен ими. Предстоит борьба. У вас есть могущественный враг, который затаился в ожидании своего часа. И когда этот час наступит, он появится, чтобы бороться с вами за Замок, и весь мир будет страдать от этой борьбы.

– Ха! – воскликнул Гиялорис. – Вы слышите его, Септах Мелайн?

– У вас часто бывают такие ужасные видения, Талнап Зелифор? – спросил Престимион.

– Не столь ужасные, как это.

– Скажите мне, кто может быть этим могущественным врагом, чтобы я смог пойти и обнять его, как друга. Поскольку всякий раз, когда я теряю чью-то любовь, я стараюсь приложить все силы в попытке вернуть ее.

– Я не могу назвать вам никаких имен, ваше превосходительство.

– Не можете или не хотите? – небрежно спросил герцог Свор, вернувшийся на свое место в дальнем углу.

– Не могу. Мне не удалось ясно разглядеть ни одного лица.

– Кто же может быть этим конкурентом, этим врагом? – ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес Гиялорис. Его и без того всегда мрачное лицо совсем потемнело от волнения. Суеверие пустило крепкие корни в душе Гиялориса, и предсказания волшебников он воспринимал очень серьезно. – Может быть, Сирифорн? Его огромные владения и сейчас позволяют ему называть себя королем, так разве трудно ему вообразить себя и короналем, тем более что многие правители некогда происходили из его рода. Или ваш кузен прокуратор. Да, он ваш родственник, но все мы знаем, насколько он хитер. И с другой стороны, возможно, слова врууна означают, что…

– Остановитесь, Гиялорис, – прервал его Престимион. – Вы слишком вольно обращаетесь с подобными домыслами. И всегда находится много желающих использовать вашу доверчивость в недостойных целях. – Он вновь повернулся к врууну и холодно спросил: – Хотите ли вы поделиться со мной еще какими-нибудь подробностями вашего прозрения?

– Мне нечего добавить, ваше превосходительство.

– Хорошо. Тогда идите. Идите.

Талнап Зелифор сделал своими многочисленными щупальцами движение, которое можно было бы счесть какой-то причудливой версией знака Горящей Звезды, хотя, вполне возможно, это было лишь непроизвольным движением верхних конечностей, аналогичным человеческому пожатию плеч.

– Как вам будет угодно, ваше превосходительство.

– Благодарю вас за информацию, хотя она и не слишком приятна. И за амулет.

– Умоляю вас, ваше превосходительство, отнеситесь к моему предупреждению серьезно.

– Я отнесусь к нему с той серьезностью, какой оно заслуживает, – ответил Престимион и кратким жестом указал на дверь.

Вруун вышел.

Едва дверь закрылась, Гиялорис с силой шлепнул себя по мощному бедру.

– Корсибар! – воскликнул он со внезапной яростью. – Конечно!

– Что? – строго спросил Престимион.

– Этот враг, этот конкурент – Корсибар! Если это не Сирифорн, не Дантирия Самбайл, то, значит, Корсибар. Разве вы не видите? Нет ничего странного в том, что сын хочет пойти по стопам отца, – сын короля мечтает тоже стать королем. И в данном случае сын короналя не желает позволить какому-то выскочке занять трон, который, по его мнению, должен принадлежать ему самому.

– Достаточно и больше чем достаточно, Гиялорис! – не свойственным ему резким тоном оборвал друга Престимион. – Все это никчемные бредни.

– Я не стал бы так безоговорочно утверждать…

– Все это ерунда! Чушь, полнейшая чушь! Алая луна, тайный враг, предзнаменование войны. Интересно, что за демоны внушают такие мысли о будущем, предоставляют столь убедительные доказательства? Где они живут, какого цвета у них глаза? – Он печально покачал головой. – Война на Маджипуре! Это не тот мир, где ведутся войны, Гиялорис. За многие тысячи лет, прошедшие с тех пор, как были побеждены метаморфы, здесь не было ни одной – ни одной! – войны. А эти ваши нелепые домыслы насчет Сирифорна! Вы полагаете, что он мечтает о троне? О нет, мой друг, только не он. В его жилах и без того течет королевская кровь высшей пробы, а к тяжкому труду управления государством он не имеет ни малейшей склонности. Мой кузен прокуратор? Он любит устраивать каверзы, это верно. Но, думаю, до каверз такого сорта он не дойдет. И Корсибар! Корсибар!

– Но, Престимион, он же действительно королевского происхождения, – заметил Гиялорис.

– Внешне – да. Но не по внутреннему содержанию. Симпатичный пустоголовый человек, окруженный роем льстецов и подлецов. Не имеющий собственных идей и всецело зависящий от тех, кто подсказывает ему, как нужно думать.

– Точная оценка, – откликнулся Септах Мелайн. – Я сказал бы о нем примерно то же самое.

– В любом случае, – продолжал Престимион, не обращая внимания на эти слова, – ему и в голову не придет занять трон. Чтобы сын короналя совершил такой поступок? Это нарушает все традиции, а Корсибар не тот человек, который бросит вызов обычаям. Он скучный благовоспитанный дворянчик, и не более, лишенный необходимой для такого поступка искры зла. Он жаждет развлечений, удовольствий, а не забот о власти. Абсурдная мысль, Гиялорис. Абсурдная. Выкиньте ее из головы.

– Предположения Гиялориса, возможно, и в самом деле абсурдны, – заметил герцог Свор, – но, Престимион, в воздухе здесь и впрямь витает нечто странное. Я сам ощущаю это: какое-то густое, темное, зловещее облако, собирающееся вокруг нас.

– И вы туда же, Свор?! – с досадой взмахнув рукой, воскликнул Престимион.

– Конечно.

– О, как бы мне хотелось, чтобы этот безумный поток колдовства и пророчеств никогда не вырывался на свободу! Эти талисманы и предсказатели, эти чудовищные магические ритуалы! Ведь, как я понимаю, когда-то мы были рационально мыслящими людьми. Сможем ли мы вернуться к здравому рассудку? В этом виноват Пранкипин. Именно он склонил мир к шарлатанству, – Престимион сурово посмотрел на герцога Свора. – Вы, мой друг, со своим пристрастием к волшебству подвергаете мое терпение серьезному испытанию, очень серьезному. Вы и Гиялорис – оба.

– По-видимому, так оно и есть, – ответил Свор, – и я прошу у вас за это прощения, Престимион. Тем не менее отказ от какого-либо источника информации, пусть даже эзотерического, мне кажется ошибкой. Принц, то, что вы не видите никакого смысла в потаенных искусствах, отнюдь не значит, что они ложны. Я предлагаю включить этого врууна в платежную ведомость, указать сумму несколько большую, чем десять мерок, и попросить его прийти к нам с любыми дальнейшими откровениями, буде они его посетят…

– …Что окажется именно тем результатом, к которому он стремился, явившись сюда, – закончил Септах Мелайн. – Он, очевидно, ищет нового покровителя – а кто может быть лучше, чем вступающий на престол корональ? Нет, нет и еще раз нет! Я категорически возражаю против того, чтобы иметь с ним какие бы то ни было дела. Он не нужен нам, мы не хотим его знать. Он продастся шесть раз за один день, если только найдет достаточно покупателей.

Свор поднял руку ладонью вперед в знак возражения.

– Я считаю, что в период смены правления следует с осторожностью ходить по косогорам – хотя бы для того, чтобы не стоптать сапоги. Если в нашептываниях врууна есть хоть какой-то смысл, а мы откажемся выяснить его лишь потому, что нам неприятно это существо, или из-за недоверия к колдовству вообще, то в дураках окажемся именно мы. И совершенно не обязательно допускать его на совещания в узком кругу, достаточно кинуть ему реал-другой, чтобы он продолжал рассказывать нам о своих видениях. Мне, по крайней мере, это кажется простым благоразумием.

– И мне тоже, – решительно сказал Гиялорис. Септах Мелайн нахмурился.

– Вы оба изо всех сил стараетесь отыскать хоть крупицу истины в этих бреднях. Вы правильно сказали, принц, настало ужасное время. Время шарлатанов, сбивающих с толку своей болтовней даже таких проницательных людей, как вы, Свор. Я с удовольствием взял бы этого врууна и…