Текст книги "Ноль ноль ноль"

Этот картель заявляет о своих намерениях очистить мир, в то время как сам собирает армию, чтобы закрепиться в амфетаминовом бизнесе. Они хорошо вооружены и не боятся напрямую бросать вызов властям.

Кровь порождает кровь. Это не просто поговорка. Кровь питается кровью. История мексиканских картелей показывает, что все попытки отвечать на насилие насилием приводят только к новым жертвам. В годы президентства Висенте Фокса, с 2000 по 2006 год, мексиканское правительство в целом довольно равнодушно относилось к проблемам наркоторговли. Отряды, отправляемые на границу со Штатами с целью противостоять операциям картелей, были недостаточно многочисленны и плохо экипированы. Ситуация изменилась и декабря 2006 года, когда президент Фелипе Кальдерон, едва заняв должность, отправил шесть тысяч пятьсот федеральных солдат в штат Мичоакан, чтобы положить конец насилию, чинимому местными наркоторговцами. Это было объявление войны между двумя противостоящими друг другу государствами. С одной стороны – Мексика, с другой – Наркогосударство. Две страны, занимающие одну и ту же территорию, но второе из них пожирает все на своем пути. У Наркогосударства неутолимый аппетит, и Кальдерон это знает. Именно поэтому он начинает войну с наркотиками. Он не может допустить, чтобы паразитическое государство устанавливало свои законы. В борьбе с наркоторговцами принимают участие более сорока пяти тысяч солдат, дополнительно к регулярным силам правопорядка, как на местном, так и на федеральном уровне. Но кровь порождает кровь, и картели ответили на нанесенные им удары усилением жестокости. Судя по цифрам, Кальдерону не удалось выиграть войну: последний официально обнародованный правительством бюллетень по нарковойне датирован 11 января 2012 года, и в нем говорится о 47 515 погибших в результате насилия, связанного с организованной преступностью, между декабрем 2006 года и 30 сентября юн года. Что хуже всего, число убитых растет в геометрической прогрессии: в 2007 году смертей, связанных с деятельностью наркокартелей, насчитывалось 2826, в 2008 году их число выросло до 6838, в 2009-м – дошло до 9614, в 2010-м – уже до 15 237, в 2011-м уже к сентябрю их было 12 903, а до конца года оставалось еще три месяца. Новый министр внутренних дел правительства Пеньи Ньето, Мигель Анхель Осорио Чонг, в середине февраля 2013 года заявил, что за шесть лет президентского срока Фелипе Кальдерона нарковойна унесла жизни около шестидесяти тысяч людей. Он также добавил, что привести точные данные невозможно, так как “в конце предыдущей легислатуры был прекращен официальный подсчет” жертв войны с наркотиками, а также отсутствуют списки пропавших без вести и неопознанных тел в моргах. Но есть и те, кто утверждает, что погибших в этой грязной войне намного больше. Отчетность смерти – неточная наука, какая-нибудь прерванная жизнь все равно сбежит от нее. Сколько жертв было найдено в ямах? Сколько людей растворили в кислоте? Сколько трупов было сожжено и исчезло навсегда? Зачастую цель преступников – это политики всех уровней: местного, регионального, представители властей штата. В течение шести лет нарковойны в Мексике был убит тридцать один мэр, из них тринадцать – в одном только 2010 году. Честные люди уже боятся выдвигать свои кандидатуры, они знают, что рано или поздно картели попытаются поставить на их место более нужных им людей. Постоянно растет счет жертв массовых убийств. По оценкам одного мексиканского журнала, опубликованным в марте 2014 года, только за четырнадцать месяцев с начала правления президента Пеньи Ньето общее число жертв конфликта составило 23 640 человек. Но это лишь примерные данные, и ассоциации вроде “Движения за достойный и справедливый мир”[27]27
  Протестное движение, созданное 28 марта 2011 года в ответ на события мексиканской нарковойны, а также выступающее против коррупции, растущего экономического неравенства и бедности.


[Закрыть], которое основал поэт и гражданский активист Хавьер Сисилия после гибели своего сына от рук наркоторговцев, утверждают, что общее число жертв нарковойны на самом деле намного больше.

Числа и цифры. Я же вижу только кровь и деньги.

Кока № 3

Возьми резинку и начни тянуть ее. Сначала ты не почувствуешь сопротивления. Она будет растягиваться без проблем. Пока не дойдет до предела, после чего порвется. Современная экономика работает точно так же, как эта резинка. Резинка – это поведение по правилам честной конкуренции и по нормам закона. Сначала все было просто: доступные ресурсы, рынок, открытый для появления любого нового товара, который может сделать жизнь лучше и удобнее. Когда ты что-то покупал, ты чувствовал, что делаешь шаг навстречу лучшему будущему. Если ты что-то производил, то чувствовал то же самое. Радиоприемники. Автомобили. Холодильники. Стиральные машины. Пылесосы. Обувь для спорта и выходов в свет. Электробритвы. Шубы. Телевизоры. Туристические поездки. Фирменную одежду. Ноутбуки. Мобильники. Тебе не приходилось слишком сильно растягивать резинку правил. Сегодня мы приближаемся к переломному моменту. Все ниши заняты, все потребности удовлетворены. Руки, растягивающие резинку, все сильнее расходятся в стороны, препятствуют насыщению, добывая еще миллиметр пространства в надежде, что это усилие и правда не окажется последним. В худшем случае ты готовишься переехать на восток или пробуешь работать втайне от государства и не платить налоги. Ты пытаешься еще больше растянуть эту резинку. Жизнь предпринимателя – сложная штука. Такие люди, как Марк Цукерберг[28]28
  Один из основателей социальной сети Facebook, стал миллиардером в возрасте 23 лет.


[Закрыть], рождаются раз в сто лет. Мало кто может сколотить состояние на одной-единственной идее; и даже самая удачная идея не гарантирует стабильности. Все остальные вынуждены вести сидячую войну, пристраивая товары и услуги, спрос на которые, возможно, закончится так быстро, что не успеешь и глазом моргнуть. Все товары подчиняются закону резинки. Все, кроме одного. Кокаина. Ни один рынок в мире не приносит больше прибыли, чем кокаиновый. Нет такой финансовой инвестиции, которая принесет больше прибыли, чем инвестиции в кокаин. Даже самый рекордный взлет любых акций не сравнится с “процентами”, которые обеспечивает кокаин. В 2012 году, в год выхода iPhone 5 и iPad mini, Apple стала компанией – обладателем самого большого капитала, когда-либо представленного в биржевых сводках. Всего за год акции Apple на бирже поднялись в цене на 67 %. В финансовом плане это очень заметный рост. Если бы я вложил тысячу евро в акции Apple в начале 2012 года, сейчас бы у меня была тысяча шестьсот семьдесят евро. Неплохо. Но если бы я вложил тысячу евро в кокаин в начале 2012 года, сейчас бы у меня было сто восемьдесят две тысячи: в сто раз больше, чем я получил бы, вложив деньги в акции, поставившие за год рекорд роста!

Кокаин – товар-убежище. Кокаин – товар, на который не действуют циклы спроса. Кокаин – тот самый товар, которому не грозит ни оскудение природных ресурсов, ни инфляция рынков. В мире есть множество мест, где люди живут без больниц, без интернета и без водопровода. Но не без кокаина. По данным ООН, в 2009 году в Африке была потреблена двадцать одна тонна кокаина, в Азии – четырнадцать тонн, в Океании – две. Более ста одной тонны во всей Латинской Америке и на Карибских островах. Все его хотят, все его употребляют, он нужен всем, кто его попробовал. Затраты минимальны, сбыт мгновенен, доход огромен. Кокаин продается лучше, чем золото, и выручки он приносит больше, чем торговля нефтью. Для золота нужны посредники, нужно время на заключение контрактов; для нефти – скважины, нефтеперегонные заводы, трубопроводы. Кокаин – единственный товар, который еще позволяет быстро разбогатеть. Ты можешь найти у себя в саду нефтяную скважину или унаследовать шахту колтана[29]29
  Колтан, колумбит-танталит – руда ниобия и тантала, используемого в изготовлении всех электронных устройств.


[Закрыть], которым можно было бы заполнить все мобильники в мире, но ничто не позволит тебе подняться с нуля до обладания виллами на Изумрудном берегу[30]30
  Побережье на севере Сардинии, облюбованное самыми богатыми людьми мира.


[Закрыть] так быстро, как это сделает кокаин. Со дна на самый верх – и это благодаря какому-то заводику по производству болтов? Из нищеты в роскошь благодаря автомобилям? В прошлом веке – да. Сегодня даже огромным международным компаниям, производящим товары первой необходимости, или же мировым автомобильным гигантам остается только держать удар. Снижать цены. Пролезать в самые дальние уголки планеты, чтобы увеличить экспорт, который во всех секторах растет все медленнее. Прежде всего надеяться на то, что положительный баланс поможет акциям и облигациям фирмы лучше расти, поскольку именно на доход от ценных бумаг постепенно смещается все большая часть заработка компаний.

Никакие ценные бумаги на бирже не способны дать ту же прибыль, что и кокаин. Самые смелые инвестиции, самая продуманная спекуляция, самые быстрые передвижения огромных денежных потоков, способные повлиять на условия жизни целых континентов, не дают даже отдаленно сравнимого преумножения богатств. Поставив на кокаин, можно за несколько лет сколотить состояние, для обладания которым самым крупным холдингам приходится десятилетиями инвестировать капитал и заниматься спекуляциями. Если у группы предпринимателей получится приложить руку к кокаину, то она получит власть, достичь которой любыми другими методами просто невозможно. С нуля – до тысячи. Такого ускорения не даст никакой другой экономический двигатель. Поэтому там, где производство кокаина поставлено на поток, нет ничего, кроме жестоких и яростных стычек. В кокаиновом бизнесе нет мирного урегулирования. Или все, или ничего. И все быстро заканчивается. В торговле кокаином нет места профсоюзам и промышленным планам, субсидиям из бюджета и нормам, которые могут быть оспорены в суде. Ты выиграешь, если будешь самым сильным, самым хитрым, лучше всех организованным, лучше всех вооруженным. Так это работает для любого предприятия: чем сильнее ты растягиваешь резинку, тем больше закрепляешься на рынке. Если кока поможет тебе растянуть эту резинку еще сильнее – ты сможешь выиграть и во всех других отраслях. Порвать эту резинку может только закон. Но даже когда закон нападает на след, ведущий к преступному корню, и пытается вырвать его, довольно сложно найти все юридические компании, все вложения в недвижимость и счета в банках, которые были приобретены благодаря той необыкновенной эластичности, что дает белый порошок.

Кокаин – сложный товар. За его белизной скрывается труд миллионов людей. И никто из них не разбогатеет так, как тот, кто сумеет оказаться в нужной точке производственной цепи. Рокфеллеры кокаинового бизнеса знают, как рождается их продукт – каждый его шаг. Они знают, что сеять нужно в июне, а в августе – собирать. Они знают, что высаживать лучше всего семена от растения, возраст которого не менее трех лет, и что собирать коку нужно три раза в год. Они знают, что собранные листья нужно отправить на сушку в течение двадцати четырех часов, иначе они испортятся и их больше не продашь. Они знают, что следующий шаг – раскопать в земле две ямы. В первую вместе с сухими листьями нужно добавить карбонат калия и керосин. Они знают, что потом нужно как следует притоптать эту смесь, чтобы получилось зеленоватое месиво, карбонат кокаина, который затем фильтруют и переносят в другую яму. Они знают, что следующий ингредиент – концентрированная серная кислота. Они знают, что так получается основной сульфат кокаина, паста коки, которую потом нужно высушить. Они знают, что на последних этапах понадобятся ацетон, соляная кислота и чистый спирт. Знают, что нужно фильтровать раствор раз за разом. И потом снова сушить. Знают, что так получается гидрохлорид кокаина, в народе называемый просто кокаином. Кокаиновые Рокфеллеры знают – чтобы получить примерно пятьсот граммов чистого кокаина, потребуется три центнера листьев и небольшая группа работников на полный день. Кокаиновые предприниматели знают это, как знает свой бизнес руководитель любой фирмы. Но прежде всего они знают, что множество крестьян, сбытчиков и перевозчиков, нашедших себе работу чуть более прибыльную, чем могли бы отыскать в любом другом месте, продолжает вязнуть обеими ногами в нищете. Для них это чернорабочие – масса винтиков, которых можно сколько угодно менять между собой местами в вечном движении эксплуатационной машины, работающей на обогащение немногих избранных. А верхушка этих избранных – те, кому хватило дальновидности понять, что на долгом пути, который преодолевает кокаин от колумбийских листьев до ноздрей случайного потребителя, настоящие деньги делаются на продаже, перепродаже и манипуляции ценами. Ведь если один килограмм кокаина в Колумбии действительно стоит 1500 долларов, в Мексике – от 12 000 до 16 000, в США – 27 000, в Испании – 46 000, в Голландии – 47 000, в Италии – 57 000, а в Англии – 77 000; если цена за грамм действительно колеблется от 61 доллара в Португалии до 80 – во Франции, 87 – в Германии, 96 – в Швейцарии и 97 – в Ирландии, а в Люксембурге доходит до 166 долларов; если килограмм чистого кокаина и впрямь можно разбодяжить[31]31
  Сленговое название процесса разбавления наркотиков примесями.


[Закрыть] и получить в среднем три килограмма, которые потом продаются в дозах по грамму, – словом, если все это правда, то правда и то, что тот, кто заправляет всей этой цепью, – один из самых богатых людей на земле.

Новая мафиозная буржуазия в наши дни занимается наркотрафиком. Распространяя наркотики, она захватывает территории для торговли. Это такая игра “Риск”[32]32
  Настольная игра, для победы в которой игрок должен захватить максимум территорий или континентов.


[Закрыть] в планетарном масштабе. С одной стороны – районы-производители, где больше не осталось ничего, кроме бедности и насилия, земли, которые держат под контролем мафиозные группировки, раздавая подаяния и милостыню под видом человеческих прав. Не должно быть никакого развития. Только поборы в пользу власть имущих. А если кто захочет отыграться, он должен требовать не права, а богатства. Богатства, которое он должен уметь захватить. Насилие остается единственным инструментом, с помощью которого здесь можно заявить о себе. Таким образом утверждается власть в чистом виде, без примесей – как и сам кокаин.

С другой стороны – страны, в центре карты которых можно установить свои флажки. Италия: есть. Англия: есть. Россия: есть. Китай: есть. Везде. Для самых влиятельных семей кокаин работает как банкомат. Надо купить торговый центр? Ввозишь кокаин – и через месяц у тебя есть деньги на то, чтобы закрыть сделку. Нужно повлиять на предвыборную кампанию? Ввозишь кокаин – и ты готов к делу в течение нескольких недель. Кокаин – универсальный ответ, когда нужна наличность. Кокаиновая экономика развивается в бешеном темпе и проникает повсюду.

Глава 5
Жестокости учатся

Вот уже много лет я спрашиваю себя, зачем писать о перестрелках и убитых. Оно того стоит? Для какой цели? К тебе обратятся за консультацией? Сможешь вести шестинедельный курс в каком-нибудь университете (желательно престижном)? Бросишься в битву со злом на стороне добра? Тебя несколько месяцев будут величать героем? Заработаешь денег, если кто-то прочитает твои слова? Тебя возненавидят те, кто уже говорил их до тебя, но остался незамеченным? Тебя возненавидят те, кто не сказал этих слов или сказал их не так? Иногда мне кажется, что это наваждение. А иногда я убеждаю себя, что этими историями измеряется правда. Возможно, в этом и весь секрет. Не для кого-то. Для меня. Скрытый от меня самого. Остающийся за скобками моих выступлений на публике. Прослеживая пути наркоторговли и отмывания денег, ты чувствуешь, что в силах обнаружить истинную суть всего. Понять исход выборов, причины падения правительства. Слушать официальные версии становится недостаточным. В то время как мир движется в весьма понятном направлении, все словно концентрируется на чем-то ином, возможно обыденном или поверхностном. На заявлении какого-то министра, на ничего не значащем событии, на сплетне. Но решает все нечто иное. Этот инстинкт лежит в основе любого чувственного выбора. Журналист, писатель, режиссер хотели бы показать мир таким, каков он на самом деле. Сказать своим читателям, своим зрителям: это не то, что ты думаешь, а на самом деле вот оно как. Все совсем не так, как ты думал; сейчас я открою тебе щелку, через которую ты сможешь разглядеть истину в последней инстанции. Но это никому никогда не удается до конца. Есть риск поверить в то, что правда – настоящая, пульсирующая, определяющая – полностью скрыта от нас. Когда ты спотыкаешься и падаешь, ты начинаешь верить в то, что все вокруг – заговор, тайные собрания, масонские ложи и шпионские штучки. Что ничто никогда не бывает таким, как кажется. Это типичная придурь того, кто рассказывает истории. В попытке вписать мир в свое представление о нем проявляет свою близорукость глаз, убежденный в собственной непогрешимости. Но все не так просто. Сложность состоит как раз в том, чтобы не верить, что все, мол, покрыто тайной, что все решается за закрытыми дверями. Мир гораздо интереснее заговора секретных служб и сект. Преступная власть – это смесь правил, подозрений, общественной власти, коммуникаций, жестокости и дипломатии. Изучать ее – это как расшифровывать тексты, все равно что заняться энтомологией.

И все же, как бы я ни пытался, я не могу понять – зачем связываться с этими историями? Ради денег? Славы? Званий? Карьеры? Все это ничто по сравнению с той ценой, которую придется заплатить, с риском, с постоянными перешептываниями, которые ты слышишь за спиной, куда бы ты ни шел. Когда ты сможешь рассказать, когда поймешь, как сделать этот рассказ захватывающим, когда научишься правильно дозировать правду и стиль, когда слова будут выходить у тебя из груди, изо рта и обретут свой звук, – тебя же первого они начнут раздражать. Ты сам, от всей души, первым возненавидишь себя. И не ты один. Тебя возненавидят те, кто тебя слушает, то есть те, кто делает это без какого-либо принуждения, – за то, что ты показываешь им эту мерзость. Потому что они будут постоянно чувствовать себя как бы стоящими перед зеркалом – почему я сам этого не сделал? Почему я этого не сказал? Почему я этого не понял? Боль становится резкой; а раненое животное часто бросается на других: это он врет, он делает это, чтобы сбить с толку, он продался, это все ради славы, ради денег. Когда ты пишешь о преступной власти, ты получаешь способность просматривать постройки, заседания парламента, людей, как книги. Берешь здание, держащееся на цементе, и представляешь себе, будто бы оно сделано из многих тысяч страниц, листая которые ты можешь прочесть, сколько за этой постройкой скрывается килограммов кокаина, сколько взяток и незаконных работников. Представь, что ты можешь делать так со всем, что видишь. Представь, что ты можешь пролистать таким же образом все, что тебя окружает. В эту секунду ты поймешь многое. Но наступит момент, когда тебе захочется оставить все книги закрытыми. Когда у тебя больше не останется сил перелистывать все вокруг.

Ты можешь думать, что заниматься всем этим – значит спасать мир. Восстанавливать справедливость. Возможно, отчасти это так. Но возможно – и особенно в данном случае, – ты должен заодно и принять на себя всю тяжесть положения маленького супергероя, лишенного какой бы то ни было власти. Принять, что ты, по сути дела, жалкий человечишко, который настолько переоценил собственные силы лишь потому, что никогда не доводил их до предела. Слово дает тебе значительно больше силы, чем могут вместить твое тело и твоя жизнь. Но правда – то есть моя правда – в том, что есть всего лишь одна причина, по которой ты можешь решиться влезть во все эти истории про бандитов, наркоторговцев, преступный бизнес и массовые убийства. Избегая любых утешений. Заявляя о полном отсутствии какого-либо “бальзама для души”. Осознавая, что тебе не станет лучше от того, что ты узнаешь. И все же ты постоянно пытаешься это узнать. А когда, наконец, узнаешь, начинаешь относиться ко всем вещам с презрением. Я говорю именно о вещах, о предметах. Ты тут же узнаешь, как они делаются, откуда они берутся и куда потом деваются.

И даже если тебе плохо, ты убеждаешь себя в том, что понять этот мир можно, только если влезать во все эти истории. Ты можешь быть распространителем слухов, хроникером, магистратом, полицейским, судьей, священником, социальным работником, учителем, антимафиозным активистом, писателем. Но даже если ты хорошо знаешь свое ремесло, это еще не значит, что твое призвание в жизни состоит в том, чтобы непременно стремиться стать частью всего этого. Стать частью – означает, что тебя доводят до износа, что тобой двигают, что портят все, чем ты живешь каждый день. Стать частью – означает, что ты держишь в голове карты городов со всеми стройками, с площадями, на которых толкают наркоту, с местами, где подписывались соглашения и где произошли самые заметные убийства. Стать частью, находиться внутри – не потому, что ты живешь на улице или, как Джо Пистоне[33]33
  Джозеф Доминик Пистоне – специальный агент ФБР, сицилиец по происхождению, под псевдонимом Донни Браско в 1976–1982 гг. внедрившийся в клан Бонанно и в клан Коломбо – две из пяти семей итало-американской мафии, “контролировавших” Нью-Йорк.


[Закрыть], шесть лет внедряешься в какой-нибудь клан. Ты внутри, потому что это смысл твоего пребывания в мире. Я уже много лет назад решил стать частью всего этого. Не только потому, что я родился там, где все решали кланы, не только потому, что я видел, как умирали те, кто восстал против их власти, не только потому, что клевета отбивает у людей любое желание противостоять преступной власти. Погрузиться в дела наркоторговцев – единственное, что позволило бы мне понять все до конца. Увидеть человеческую слабость, физиологию власти, хрупкость отношений, эфемерность связей, безграничную власть денег и насилия. Полную несостоятельность всех учений, основанных на прекрасном и справедливом, на которых я вырос. Я понял, что кокаин – ось, вокруг которой вертится все. Что у боли есть только одно имя. Кокаин. Карта мира, конечно, расчерчивалась и нефтью, той самой, черной, о которой мы привыкли говорить; но также и белой нефтью – как называют кокаин нигерийские боссы. Карта мира строится на топливе – для машин и для человеческого тела. Топливо для машин – это нефть, а для тел – кокаин.

“Сербы. Точные, безжалостные и педантичные в плане пыток”.

“Чушь. Чеченцы. У них такие острые клинки, что ты и не заметишь, как уже лежишь на земле, истекая кровью”.

“Да они дилетанты по сравнению с либерийцами. Эти вырывают у тебя сердце, пока ты еще жив, и съедают его”.

Эта игра стара как мир. Классификация по степени жестокости, хит-парад самых кровожадных народов.

“А как же албанцы? Им недостаточно замочить только тебя. Они позаботятся и о будущих поколениях. Они избавляются от всего. И навсегда”.

“Румыны надевают тебе на голову пакет, привязывают руки за запястья к шее и дают времени делать свое дело”.

“Хорваты гвоздями прибивают твои ступни к полу, и тебе остается только молиться, чтобы смерть наступила как можно скорее”.

Эскалация террора, садизма, кровожадности продолжается еще сколько-то времени и доходит до непременного списка отрядов спецназа: французский Иностранный легион, Испанский легион, бразильский батальон специальных полицейских операций БОПЕ.

Я сижу за круглым столом. Люди вокруг меня обмениваются свидетельствами и перечисляют культурные особенности народов, с которыми свели самое близкое знакомство в ходе миротворческих операций в их странах. Эта садистская и немного расистская игра – своего рода обряд, который, как и все обряды, необходим. Это единственный доступный им способ сказать друг другу, что худшее позади, что они справились, что с этого момента начинается настоящая жизнь. Лучшая жизнь.

Я молчу. Я, как антрополог, должен как можно меньше вмешиваться, чтобы обряд прошел без помех. Лица гостей серьезны. Когда кто-то из них начинает говорить, он не смотрит в лицо тому, кто сидит напротив, или тому, кто говорил перед ним. Каждый рассказывает свою историю так, будто разговаривает сам с собой в пустой комнате, пытаясь убедить себя в том, что увиденное им – это абсолютное зло.

За все эти годы я слышал десятки таких классификаций – на собраниях, конгрессах, ужинах, над тарелкой пасты или в зале суда. Зачастую это были просто списки самых нечеловеческих проявлений жестокости, но по мере того как эти эпизоды один за другим собирались в моей голове, начал проявляться некий общий знаменатель, некая культурная особенность, которая упрямо возвращалась раз за разом. В генетическом наследии разных народов жестокости отводилось почетное место. Если совершить ошибку и приписать проявления жестокости или поведение людей на войне целому народу, то создание подобных классификаций станет чем-то похожим на демонстрацию мускулов, появившихся на теле после бесконечных часов в спортзале. Но даже за мускулами, призванными произвести впечатление на соперников, стоит жесткая и структурированная подготовка. Нет никакой импровизации, все должно быть четко спланировано. Выучено. То, что делает тебя настоящим человеком, – это выучка. И разница именно в том, чему ты учишься.

Жестокости учатся. С ней не рождаются. И хотя человек может родиться с предрасположенностями или может вырасти в семье, которая оставит ему в наследство гнев и жестокость, жестокости все же учат и учатся. Жестокость – это то, что передается от учителя к ученику. Одного импульса недостаточно, его еще нужно направить и оттренировать. Тело приучают к тому, что нужно освободиться от души, даже если ты не веришь в ее существование, даже если думаешь, что душа – это религиозная чушь, сказочный дымок, даже если для тебя все, что есть, – это нервы, волокна, вены и молочная кислота. И все же что-то там есть. Иначе как ты назовешь этот внутренний тормоз, который в последний момент не дает тебе дойти до предела? Сознание. Душа. У него много имен, но как бы он ни назывался, ты можешь сжать и сломать его. Думать, что жестокость присуща человеческому существу, удобно; и именно этот довод приводят для очистки совести те, кто не хотел бы столкнуться с ней лицом к лицу.

Когда один солдат заканчивает свой рассказ, человек, сидящий рядом с ним, не ждет, пока слова произведут эффект, а начинает говорить сам. Обряд продолжается, и в этот раз мне точно так же кажется, что пусть они и не произносят этого вслух, они все согласны, что да, у некоторых народов этот импульс в крови, ничего не поделаешь, зло рождается вместе с нами. Солдат справа от меня ждет своей очереди с особенным нетерпением. Он ерзает на пластиковом стуле, отчего тот слегка поскрипывает, что, кажется, заметно только мне, так как никто из его коллег ни разу не поворачивает голову в нашу сторону. Ясно, что он не плохо дисциплинированный новичок: у него длинная борода – как у тех, кто может себе ее позволить; и по его петлицам понятно, что он побывал во многих опасных передрягах. Другая странность: он трясет головой. Более того – я, кажется, заметил легкую насмешливую улыбку. Эта деталь нарушает обряд, и теперь уже я не могу дождаться, когда подойдет его очередь. Мне не приходится долго ждать, потому что на середине живописного описания того, как какие-то западные секретные службы вырывают людям ногти, человек справа от меня прерывает дискуссию.

“Вы ни хрена не поняли. Вы ничегошеньки не знаете. Вы только читаете истории из желтой прессы, только слушаете новости в восемь часов. Вы ничего не знаете”.

Потом он судорожно роется в кармане своих военных брюк и достает оттуда смартфон, нервно водит пальцами по сенсорному экрану, пока не появляется географическая карта. Он увеличивает ее, сдвигает, снова увеличивает и, наконец, показывает остальным маленький кусочек карты мира. “Вот, худшие здесь”. Его палец указывает на область в Центральной Америке. Обряд нарушен. Гватемала. Все в недоумении.

“Гватемала?”

Ветеран отвечает одним словом, которое многим из них неизвестно: “Каибили”.

Я встречал упоминания этого слова в показаниях еще 1970-х годов, но теперь его больше никто не помнит.

“Восемь недель, – сказал бородач, – восемь недель – и все, что есть человеческого в человеке, исчезает. Каибили придумали способ убить совесть. За два месяца из тела человека можно вынуть все, что отличает его от животного. Все, что позволяет ему различать злость, доброту, мягкость. Ты можешь взять святого Франциска и за восемь недель превратить его в убийцу, способного разрывать зубами животных, пить их мочу и избавляться от человеческих существ, невзирая на их возраст. Достаточно всего восьми недель, чтобы научиться вести бой на любой местности и в любых погодных условиях, научиться быстро передвигаться под огнем врага”.

Тишина. Я только что стал свидетелем ереси. Впервые был подвергнут сомнению признанный образец врожденного насилия. Я должен встретиться с каибилем. Я начал читать. И выяснил, что каибили – это элитное антиповстанческое подразделение гватемальской армии. Они появились в 1974 году, когда была основана военная школа, впоследствии ставшая центром подготовки и специальных операций “Каибиль”. Это произошло в годы гватемальской гражданскои воины, в которой силы правительства и военизированные отряды при поддержке США столкнулись сначала с неорганизованными партизанами, а после с повстанческой организацией “Национальное революционное единство Гватемалы”. Это была беспощадная война. В сети каибилей попадают студенты, рабочие, дипломированные специалисты, оппозиционные политики. Кто угодно. Деревни майя сравнивают с землей, крестьян зверски убивают, а их тела оставляют гнить под палящим солнцем. В 1996 году, после тридцати шести лет и более двухсот тысяч смертей, тридцати шести тысяч пропавших без вести и шестисот двадцати шести официально подтвержденных массовых убийств, гражданская война в Гватемале наконец завершилась подписанием мирных соглашений. По просьбе Соединенных Штатов первый президент послевоенного периода Альваро Арсу решил превратить армию, считавшуюся лучшим антиповстанческим подразделением в Латинской Америке, в эффективное средство борьбы с наркоторговлей. 1 октября 2003 года был официально создан специальный антитеррористический отряд – батальон специальных сил “Каибиль”.

По их собственному определению, каибили – это “машины-убийцы”, для обучения которых устраиваются ужасающие испытания, ведь собственную ценность нужно постоянно доказывать – день за днем, кошмар за кошмаром. Выпить кровь животного, которого ты только что убил и останки которого только что съел сырыми, – вот что придает сил любому каибилю. Их деятельностью уже давно заинтересовалась гватемальская Комиссия по разъяснению исторических вопросов[34]34
  Комиссия по разъяснению исторических вопросов (Comision para el esclarecimiento historico) была учреждена в рамках мирного урегулирования после окончания гражданской войны в Гватемале (1960–1996) для расследования преступлений, совершенных обеими сторонами во время конфликта.


[Закрыть], выпустившая документ под названием “Память молчания”. В этом документе отмечено, что 93 % преступлений, зафиксированных в Гватемале за тридцать шесть лет войны, было совершено силами правопорядка и военизированными группировками, в частности Гражданскими патрулями самозащиты и каибилями. Согласно этому докладу, в течение всего вооруженного конфликта подразделение каибилей также совершало акты геноцида.