Текст книги "Слезы в раю"

Она продолжала смаковать уже вторую чашечку кофе, когда к ее столику подошла официантка и с улыбкой сказала:

– Мисс Хьюм, вас ждут в вестибюле у стойки дежурной.

Это был Сол, небрежно одетый в обычные темно-зеленые брюки и более светлого тона рубашку.

– Я подумал, что вы, может быть, захотите поехать со мной к Чэпмену, чтобы забрать оттуда Стефани, – сказал он.

Ей очень хотелось поехать с ним, но она колебалась, не зная, что ответить.

– Да, я бы хотела, – произнесла она чуть сдавленным голосом.

– Вот и прекрасно.

– Тогда я пойду переоденусь…

Он улыбнулся ей, и глаза его заискрились, дразня и очаровывая.

– Зачем? Вы выглядите прекрасно и в этом наряде.

Она удивленно вскинула брови. Что, в этом простом светло-желтом сарафане? Но, не став с ним спорить, покорно последовала за ним, крепко прижимая к груди сумочку.

Сначала дорога петляла по узким городским улочкам, а потом, оказавшись за чертой города, неожиданно вырвалась на простор. Под ровное пение мотора они пронеслись мимо желто-зеленых банановых плантаций, отбрасывавших густую тень, и стали подниматься по дороге, ведущей в гористую часть острова. Прекрасно вымощенная дорога была узкой и запруженной огромным количеством разнообразного транспорта; в основном это были тяжело нагруженные велосипеды, владельцы которых либо ехали верхом, крутя педали, либо шли рядом, придерживая поклажу. Здесь же неторопливо двигался всевозможный домашний скот, так и норовивший влезть под колеса. Когда четвертая по счету стая ободранных цыплят, громко пища и хлопая крыльями, устремилась к обочине, Кэндис не выдержала и захохотала.

– Ночью еще хуже, – заметил ее спутник, который не только великолепно вел машину, но и мог заранее предугадать, какой трюк собирается выкинуть очередное животное. – Здесь, у обочин дороги, в пыли, обычно укладываются спать свиньи, и фары автомобилей их страшно пугают. Одурев от испуга и совершенно не соображая, в какую сторону бежать, они несутся прямо под колеса. И вы даже не представляете, что может сделать свинья, столкнувшись с машиной. Это не поддается никакому описанию.

– Полагаю, что и свинья тоже от этого не в восторге, – съязвила она.

– Как ни странно, свинье хоть бы хны. Однажды я видел свинью, которая буквально разворотила две машины да еще несколько велосипедов в придачу и при этом всего-навсего недовольно хрюкала, направляясь к обочине, цела и невредима.

Картина, которую он нарисовал, так рассмешила ее, что она просто закатилась от смеха.

– И все-таки это нельзя сравнить с тем, какие аварии бывают в Лондоне. Когда я впервые стояла на перекрестке в Вест-Энде, я чуть не умерла от ужаса. Хорошо еще, что он был самым первым из всех городов, которые я увидела, путешествуя по Европе, поэтому после него меня уже не пугали эти постоянные гонки без правил в Париже или в Риме.

Он слегка пожал плечами.

– Да, пожалуй, нет ничего хуже, чем движение в больших городах.

Однако при всем при этом он был типичным представителем большого города, готовый к любым фокусам, которые мог выкинуть город. Сидя с ним рядом, она не могла удержаться и время от времени украдкой поглядывала на него, но когда вдруг на мгновение взгляды их встретились и она заметила, как в его сузившихся глазах вспыхнул синий огонь, то вся покраснела.

Смутившись, она отвернулась и стала смотреть в окно. Вдали показалась небольшая деревня. Высокие островерхие крыши, крытые пальмовыми листьями, как нельзя лучше гармонировали с застывшим в полуденном зное, сонным тропическим пейзажем. Садики перед каждым домом выглядели безукоризненно чистенькими и ухоженными. В одном из них Кэндис увидела женщину, бесцельно подметавшую траву веником, связанным из прутьев. Вокруг каждого дома росли кусты гибискусов и другие цветущие кустарники и тянулись низко подстриженные живые изгороди из кротона, усыпанные блестящими розовыми, золотыми и листовыми листьями.

Вся эта экзотика была так не похожа на чопорность деревень Старого Света или на убогие поселения Австралии и Новой Зеландии. Она снова вспомнила тех матросов, что приплыли сюда на своих кораблях двести лет тому назад и решили, что обнаружили здесь земной рай.

– Вам понравилось отдыхать в Европе? – как бы между прочим спросил он.

Поглощенная видами и звуками Полинезии, она рассеянно кивнула.

– Да, я была в восторге. Как будто снова вернулась домой.

– Сколько же вы там были?

– Год.

– И чем вы там занимались все это время?

Она пожала плечами.

– То тем, то этим, – ушла она от ответа. – Много ездила, многое посмотрела. – В основном сидя верхом на велосипеде, но она не собиралась говорить ему об этом, так же как и о том, что она останавливалась в студенческих общежитиях. Ведь Сол Джеррард привык путешествовать с комфортом и останавливаться лишь в самых лучших отелях, одни названия которых были известны на весь мир. Однако надо отдать ему должное, она до сих пор не заметила в его поведении замашек сноба, но, несмотря на это, не собиралась давать ему для них повода.

Машина продолжала взбираться вверх, пересекла основной горный хребет, с трудом продвигаясь среди тор, которые становились все круче и круче. Впереди виднелись поросшие непроходимыми джунглями острые зубцы и уступы гор, и даже в такой жаркий, такой прекрасный день туман окутывал их неприветливые вершины, а в тех местах, где туман рассеивался, взору открывались зияющие, леденящие душу пропасти.

– Когда смотришь на эти горы, перестаешь удивляться тому, почему древние боги в большинстве своем были так жестоки, – задумчиво произнес Сол, не подозревая, что невольно читал ее мысли. – Это другая сторона рая. Его обратная, темная сторона.

Кэндис не смогла сдержать невольную дрожь и вздрогнула, почувствовав ледяное дыхание того странного безымянного чувства, которое сейчас мурашками пробегало у нее по спине.

– А что, ваш двоюродный брат совсем не живет на побережье? – спросила она, наблюдая, как из углубления между зубцами скал в смертельном броске с отвесной скалы обрушивается на равнину водопад.

Машина свернула с основной дороги и стала взбираться по узкой, с выбоинами колее. Огромный мощный автомобиль играючи справлялся с такой дорогой, и его рессоры, похоже, чувствовали себя великолепно.

– Нет, отчего же, живет. Просто я подумал, что вам будет интересно посмотреть, как выглядит остров изнутри. Но если дорога кажется вам тяжелой… Вас не укачало? У вас не кружится голова?

– Нет, – ответила она, удобнее устраиваясь на сиденье. Она полностью доверялась его умению вести машину, хотя вовсе не собиралась говорить ему об этом.

Тем не менее полчаса езды по такой дороге, сначала извивавшейся по узкой пустынной равнине, а потом тянувшейся по самому краю пропасти, было вполне достаточно для того, чтобы убедиться в ее решимости продолжать путь.

– Это очень старая дорога, по которой можно проехать через весь остров, – сказал он рассеянно, когда они еле-еле проползли через узкое место на повороте. Он неожиданно свернул к обочине и выключил мотор. – А теперь можете выйти и полюбоваться открывающимся отсюда видом.

Здесь, наверху, было гораздо прохладнее от постоянного легкого ветра с моря и дышалось намного легче. Кэндис сделала глубокий вдох и, перейдя дорогу, медленно направилась к узенькой площадке, на которой кто-то поставил легкие складные стулья и стол, обнеся край скалы металлическими поручнями. На фоне дикого, безлюдного пейзажа эти будничные предметы западной цивилизации выглядели совершенно нелепо.

Кругом царила тишина. Кэндис неподвижно стояла у края площадки и смотрела вниз, в разверзшуюся у нее под ногами и наводившую ужас бездну. Она почувствовала, что Сол стоит у нее за спиной. Склоны скалы поросли древовидными папоротниками, чьи веерообразные огненные цветы сверкали на фоне остальной зелени. Внизу, в долине, среди блестящих, глянцевых ярко-зеленых зарослей таро извивалась тонкая нитка ручья, прокладывавшего себе путь к морю. Низвергающиеся со скал водопады напоминали горящие на солнце серебряные пряди, а разлетающиеся брызги собирались в облака тумана, когда обрушивающийся искрящийся поток разбивался о скалы на тысячи серебряных осколков.

– Здесь все утопает в зелени, – сказала она в тихом восхищении. – Даже скалы и те зеленые.

– Да, на земле, пожалуй, не сыщешь другого такого уголка.

Она слегка наклонилась вперед, пытаясь рассмотреть за дикими скалами и громоздящимися каменными пиками, вонзающимися далеко в небо, буйную зелень равнин побережья и лагуну во всем многоцветье оттенков – от голубого до зеленого, переходящего в таинственный лифтовый там, где на воду ложилась тень от проплывавшего облака, вглядываясь в даль, прорезанную белой кромкой подводных скал, отделявших ее от безбрежного пространства Тихого океана. Чуть дальше тянулась цепочка более мелких островов, фиолетово-синих и манящих своей неизвестностью, словно обольстительное пение сирен.

У нее перехватило дыхание.

– Теперь я знаю, почему первые переселенцы из Европы думали, что они открыли рай, – прошептала она.

– Рай, который они грабили и разоряли, – резко сказал он. – Это продолжается даже теперь. Жители тихоокеанских островов хотят жить в мире, но другие государства привносят в их жизнь свои собственные мелочные конфликты, стараясь вовлечь местное население в свою мерзкую, грязную, отвратительную возню с ее абсолютно чуждой им философией и целями.

Она подняла на него глаза и поймала на себе его странный взгляд. Не успела она повернуться к нему спиной, как почувствовала внезапный удар в шею. Она подняла руку, но тут же бессильно опустила ее. Последнее, что она помнила, был ее пронзительный вопль – вопль бессилия перед предательством, брошенный в сгущающуюся перед глазами темноту.

Когда она очнулась, в голове стоял гул, во рту все пересохло, к горлу подступала тошнота, а сознание было словно подернуто какой-то пеленой. Она лежала на жесткой кровати, животом вниз. Когда спазм прошел, она тихонько произнесла:

– Мамочка!

Никто не ответил, хотя она чувствовала, что в комнате кто-то есть. Она чувствовала присутствие этого человека у себя за спиной, и, хотя в сознании у нее все путалось и она снова погружалась в сон, она успела понять, что здесь нет ее матери и некому успокоить ее боль, как это было всегда, все эти годы.

Когда она снова проснулась, в комнате было темно. На сей раз она сумела кое-как вспомнить, что же все-таки произошло. Губы запеклись, как будто она не пила целую вечность, боль в голове перешла в тупую пульсацию, а тошнота исчезла. Во всем теле она чувствовала пустоту и слабость, словно ее выпотрошили как ватную куклу.

Она лежала с закрытыми глазами, но стоило ей открыть их, как то ужасное, что с ней произошло, вставало перед ней во всей своей страшной реальности. Она лежала неподвижно, не в силах пошевелиться, прислушиваясь к долетавшим до нее звукам. Судя по ласковому журчанию, где-то неподалеку бежал маленький ручей. Вот тонко и протяжно закричала голубка. Постепенно она отчетливо расслышала чье-то тихо свистящее дыхание.

Она почувствовала, как страшная, дикая паника сдавила ей горло своими когтистыми лапами. Она вспомнила весь заранее продуманный им сценарий. А что, если я украду вас и отвезу в любовное гнездышко высоко в горах, вспомнила она его слова, и там сделаю все, что захочу…

Неужели именно так все и произошло? Ее разум отказывался верить в это чудовищное предположение. У нее просто в голове не укладывалось, как он мог пойти на такие крайности, чтобы похитить такую обыкновенную девушку, как она, Кэндис Хьюм. И к тому же сделал это не тогда, когда знал почти наверняка, что, окажись он настойчивей, он затащил бы ее в постель, несмотря на все ее яростные протесты!

Она дышала тяжело и прерывисто. «Думай!» – повторяла она как заклинание. Почему он мог усмотреть в ней угрозу для себя?

– Кэндис, – услышала она его голос. Она оцепенела от ужаса и неожиданности. – Я знаю, что вы не спите.

Она медленно подняла тяжелые веки. Ее разум бунтовал, отказываются принять то, что с ней произошло, как будто от этого жестокая реальность случившегося могла превратиться в нечто несуществующее, происходящее вовсе не с ней.

Яркий свет ослепил ее, болезненно ударив в голову. Закусив губу, она еле смогла сдержать стон и снова закрыла глаза.

Но он был беспощаден.

– Давайте просыпайтесь.

Повинуясь его железной воле и вся сморщившись от боли, она открыла глаза.

– Подонок, – прошептали ее дрожащие губы.

– Мне очень жаль, – сказал он почти безразличным тоном. – Я понимаю, что вам сейчас очень плохо, но это скоро пройдет.

Он был все в тех же брюках и рубашке, что и накануне, когда забирал ее из гостиницы. Она же лежала под тонким покрывалом совершенно голая. Она медленно покрылась липким холодным потом. Дрожа всем телом, она судорожно проглотила слюну и глухо спросила:

– Что вы со мной сделали?

– Ничего. Только раздел. Я постарался сделать это как можно быстрее. И даю вам слово, я не дотронулся до вас так, как вы могли подумать.

Значит, он только касался ее руками. Значит, только раздел. Да, раздел так же быстро и цинично, как и овладел ею.

Ее чуть не вырвало. Он подошел к стоящему возле двери столику и вернулся со стаканом воды.

– Нате, выпейте, – приказал он, протягивая ей стакан.

Она не желала принимать воду из его рук, но он приподнял ее голову над подушкой и поднес стакан к ее губам. Чувствуя, что, если она попытается отказаться, он вольет ей воду насильно, она сделала несколько глотков. Кроме того, во рту у нее все горело от страшной сухости. Когда она выпила всю воду, он поставил стакан на пол и, глядя на нее в упор, сел на стул возле ее кровати.

Стараясь не обращать на него внимания, она осторожно огляделась по сторонам. В комнате царил полумрак, но она смогла различить голые стены, закрытое ставнями окно и бледный кафель на полу. Кровать, на которой она лежала, была единственной мебелью в комнате. Ничто в ней не указывало на то, для чего она предназначалась. Ни картин, ни декоративных украшений на стенах, никаких занавесок, светильников или ковриков на полу.

Как тюремная камера, подумала она, и от ужаса у нее засосало под ложечкой.

– Почему вы сделали это? – через силу прошептала она.

– Мне кажется, вы сами прекрасно знаете почему, – сказал он, выдержав долгую паузу, в течение которой, как ей показалось, он продумывал свой ответ. – А если не знаете, еще лучше.

И прежде, чем она успела осмыслить этот полуответ, он встал и направился к двери.

– Постойте, – исступленно закричала она, обезумев от ужаса, и попыталась сесть. Комната бешено завертелась у нее перед глазами, и она снова опустилась на подушки.

– В чем дело?

– Что вы собираетесь со мной сделать?

– Ничего. – И голос его слегка изменился. – Там за дверью ванная комната, когда вы проголодаетесь, вас накормят. А пока лежите и поправляйтесь.

Она закрыла глаза и услышала негромкий стук закрывающейся двери. Оставшись одна, она снова забылась тяжелым сном.

Когда она проснулась, в комнате было совсем темно и только из-под полуоткрытой двери пробивался свет. Она с трудом поднялась с постели и, слегка пошатываясь, направилась к двери, босыми ступнями ощущая приятную прохладность кафельного пола. Ванная комната была совсем маленькой и вмещала только самое необходимое. Небольшое окошко было закрыто жалюзи, сквозь которое ничего не было видно.

Она вымыла руки, лицо, шею и, сложив ковшиком руки, с жадностью стала пить. Утолив жажду, она с облегчением отметила, что болезненная пульсация в голове прекратилась, хотя она по-прежнему оставалась тяжелой. Мысли двигались с огромным трудом, и она со смутной тревогой подумала, что он, наверное, подсыпал ей какую-нибудь гадость.

Она сразу подумала о наркотиках, но постаралась скорее прогнать от себя эту мысль. Если бы это было так, она бы потеряла всякую способность соображать, пока тот наркотик, которым он ее опоил, полностью не вышел бы из организма.

Она нащупала пальцами то место на шее, где почувствовала тогда внезапную боль, и еще больше нахмурилась. Она не обнаружила там ничего, даже небольшого отека. Но ведь не сама же она потеряла сознание, это было сделано преднамеренно.

Но зачем?

Эта мысль не давала ей покоя. Она не находила никакого ответа, никакого объяснения тому, что произошло. Ведь не мог же он в самом деле знать, почему она так хотела завязать знакомство со Стефани. Она вся похолодела от ужаса. Эта внезапная мысль была словно удар в солнечное сплетение, от которого она почувствовала тошноту и озноб.

Кэндис подергала ручку двери и, громко позвав его по имени, застыла в напряженном ожидании, надеясь, что он сейчас появится, засмеется и скажет, что дверь, наверное, заело, и найдет какое-то простое объяснение тому, что произошло. Но ответа не было, как не было и разумного решения ситуации, в которой она оказалась.

Страх заставил ее сильнее подергать ручку, но дверь не поддавалась. Зачем только в спальне понадобилось ставить такой замок? Слегка запыхавшись, она бросилась назад в комнату, чтобы проверить замок на ставнях. Они тоже были заперты на ключ и сделаны из такого крепкого дерева, что сломать их было невозможно.

Зажав рот дрожавшей рукой, она невидящим от ужаса взглядом обвела комнату, ставшую теперь ее тюрьмой.

Она всхлипнула, проглотив застрявший в горле ком, на негнущихся ногах подошла к узкой кровати и села, обхватив голову руками.

Зачем?

В голове у нее вертелись всякого рода жуткие предположения, ни одно из которых не показалось ей правдоподобным. Ее разум отказывался верить в то, что он держит в рабстве белых рабов. Но тогда почему он запер ее здесь? Он ведь наверняка знал, что никто не ждет ее возвращения. Она больно закусила губу, проклиная свою наивность. Должно быть, он хочет посмотреть, что она будет делать в такой ситуации.

Но зачем?

Сол производил впечатление совершенно нормального человека, чтобы можно было заподозрить его в каких-то тайных извращениях, результатом которых стало ее заточение здесь. Но откуда ей было знать, какой он на самом деле?! Неужели он получает какое-то извращенное сексуальное удовлетворение оттого, что таким вот образом запугивает женщин?

Черный ползучий страх все дальше пробирался ей в душу. Она начала всхлипывать и закрыла глаза, не желая верить в этот кошмарный сон. Собрав всю свою волю, она постаралась подавить этот гнетущий страх. Да это просто смешно. Да она, может быть, не имеет понятия, чем живет этот человек, не знает его образа жизни, но, что Сол не садист, она может дать голову на отсечение. Жестокий, да. Но не извращенец. Нет, нет и нет.

А это значит, что у него были какие-то веские причины для того, чтобы закрыть ее здесь.

Сердце словно сжали гигантские тиски. Наконец-то до нее дошло, почему Сол Джеррард, этот миллиардер и блестящий светский человек, заинтересовался ею, Кэндис Хьюм. Вовсе не потому, что он хотел ее. Нет, не поэтому. Он использовал ее безнадежную влюбленность в него именно для того, чтобы заманить сюда, так как что-то подозревал.

Мозг ее лихорадочно работал. Знал ли он о том, что она умышленно подстроила их первую встречу?

Если да, тогда ясно, почему последние два дня Стефани отсутствовала. Как говорится, от греха подальше. И, уж конечно, если ее притворный обморок вызвал в нем подозрения, то после того, как на следующий день она появилась возле его дома, он должен был окончательно убедиться в том, что все это неспроста.

И то… то, что он похитил ее, это, конечно, его бурная реакция на ее поступки.

Она закрыла лицо дрожащими руками.

Через некоторое время она почувствовала, как ее крепко переплетенные пальцы заныли. Она расцепила пальцы, пустыми глазами наблюдая, как к побелевшим костяшкам постепенно приливает кровь…

А что… а что, если он собирается расправиться с ней, шептал ей ее измученный мозг.

Она отказывалась в это поверить. Одеревенев от ужаса, она снова легла на кровать, силясь припомнить, что он говорил ей, но вихрь ее мыслей кружился словно в одном заколдованном круге. И прежде чем она вспомнила то, что хотела, она снова погрузилась в сон.

Когда она проснулась, было раннее утро. Вот-вот рассветет, подумала она, вслушиваясь в изумительные звуки утренней песни двух птичек тикау. Горькая улыбка тронула ее губы. Вот тебе и легенда о чудесах этой песни! Что-то не очень похоже, чтобы в ближайшие двенадцать месяцев она встретила свою любовь!

Сон развеял последние следы вчерашнего дурмана, и, хотя она все еще чувствовала усталость и разбитость во всем теле, мысль ее работала четко и ясно. Она больше не думала о том, что Сол может убить ее. Возможно, он жесток и беспощаден к ней, события последних суток это доказали, но она не думала, что он способен на убийство или извращение. Она не могла объяснить этого, но она не сомневалась в том, что у него были какие-то веские причины ее похитить и заточить среди этих голых стен.

Только бы знать, что это за причины.

На этот раз, когда она вышла из ванной, на полу возле двери кем-то был оставлен поднос. Она почувствовала такой зверский голод, что, схватив поднос, с жадностью набросилась на еду, осушив для начала большой стакан фруктового сока, а потом, завернувшись в простыню и сев на краешек кровати, съела фрукты и яичницу с беконом. Кофе и чая не было, но это уже не имело значения, так как, съев все, что было на подносе, она вдруг снова почувствовала, как на нее наваливается усталость, и, едва поставив поднос на прежнее место, свернулась калачиком на своей узкой кровати и крепко заснула.

Он дал ей какое-то успокоительное. С этой до конца не осознанной мыслью она проснулась. Похоже, что так оно и было. Он подсыпал его в фруктовый сок.