Текст книги "Что будет дальше? Искусство превращать истории в сценарии"

Идея

Держитесь, парни…

Итак, если тема – это экспериментальное явление, которое можно ощутить, но не всегда получается определить, с помощью какого механизма мы ее доносим? Мы рассмотрели вертикальную конструкцию и проанализировали, как конкретные детали обозначают наличие темы, а также как сами темы проявляются в конкретных деталях. Способы же, с помощью которых тема превращается в персонажей, события, реплики, место действия и прочее, и являются Историей. А история всегда начинается с идеи.

Идея – штука скользкая. Бывает, гуляешь, или ждешь поезд, или уворачиваешься от пуль вооруженных психов на задворках колумбийского наркоквартала, и никакой идеи нет и в помине. Ни намека. А потом раз – и есть. Появилась. И ее надо записать. Как говорил Майкл Кейн в последней сцене фильма «Ограбление по-итальянски», «держитесь, парни, у меня есть идея».

Без идей не будет историй. Иде и подбрасывают нам следующий проект или даже несколько проектов на будущее. Идеи решают проблемы, возникающие по ходу написания. Они конкретизируют основу эпизода, который до этого существовал только в виде наброска. Если продюсер просит показать, какие у вас есть идеи, а у вас их нет вообще, ваши отношения и потенциальное сотрудничество, скорее всего, на этом закончатся.

Нет такой кнопки, на которую можно было бы нажать и открыть кран с идеями. По крайней мере, в законной продаже. Зато можно подготовить почву, наблюдая, прислушиваясь, пропуская через себя, обдумывая и записывая все в блокнот. Как говорил Шекспир, «ничто родит ничто».

Идея может принять любую форму – стать фрагментом беседы, позицией персонажа, событием. Это самая ранняя, самая концентрированная форма истории. Это желудь, из которого вы надеетесь вырастить могучий дуб литературы (или как минимум приличный эпизод «Врачей»). Как и любое семя, идея имеет определенный потенциал. Если пристально изучить идею, можно обнаружить зачатки сюжета, персонажа, места действия и даже кое-что из реплик. Возможно, пока все это неочевидно. А кое-что и вовсе непонятно. Но семя – всего лишь семя, это еще не все.

Раз уж я взялся за цветистые метафоры, само слово «идея» тесно связано с концепцией света. Отсюда – яркая идея, подобная свету, как и загорающаяся лампочка, давно ставшая символом возникновения замысла. Об особенно хорошей идее мы говорим: «Блестяще». Или: «Мне ясен твой замысел».

Пусть тема – территория человеческого опыта, но там царит тьма, пока мы не осветим себе путь. Так, например, если тема – ревность, идеей может стать обида кота на хозяев, решивших завести собаку. Кот решает узурпировать положение родового превосходства, бросив вызов сопернику, чтобы стать Главным питомцем. Таким образом, абстрактное понятие ревности – можно сказать, темная территория – постепенно освещается по мере того, как мы проливаем на нее свет, рассказывая о похождениях рассерженного кота. Вы заметите, что в рамках простой идеи у нас уже появился главный герой, мотив, антагонист, несколько героев второго плана и даже парочка очевидных сцен.

В поисках темы вы, скорее всего, наткнетесь на множество интересных вариантов, добавочных фрагментов, а может даже на камешек, давным-давно привезенный с моря. Вам решать, что показывать зрителю – много или мало. Вы не обязаны делиться всем. Обнаружив, что рядом с апатией гнездится ностальгия, а с храбростью соседствует сила духа, вы можете что-то выбрать, решить, что использовать, смешать и взболтать в соответствии со своим художественным замыслом. Вспомните лесного надоеду. В собирательстве тоже есть место искусству. Но будьте готовы к тому, что, возможно, найдете совсем не то, что искали. Копайте глубже. Первая попавшаяся идея может оказаться не лучшей. История может удивить вас. В конце концов, удивление, которое испытываешь от собственного текста, – одно из величайших удовольствий.

Так что идея – это, как правило, одновременно и точка отсчета, и ядро, и набросок. С тем же успехом она может представлять собой краткое содержание или даже информацию о фильме, кто знает. Говорят, «Восстание планеты обезьян» зародилось из рисунка обезьяны на детских качелях. В идеале (да, созвучие со словом «идея» намеренное) ваш набросок будет содержать все о готовом продукте в самой сжатой его форме, включая тему, главного героя и сюжет.

Впрочем, как мы уже видели во многих других примерах, одной лаконичности недостаточно. Идея – не просто фрагмент кратко изложенного сюжета. Это возможность подчеркнуть темы. Она должна о чем-то говорить. Обезьяна на качелях мгновенно ставит вопрос о взаимоотношениях людей и обезьян. Хорошая идея должна зажечь вас и всех, кому вы о ней расскажете.

Испытывая свои идеи – на бумаге или на собеседниках, – попробуйте почувствовать, что вам говорят, что подразумевают, что раскрывают, что предлагают. Как вам кажется, происходит ли некий сдвиг в вашем понимании самых глубоких, самых темных аспектов человеческой натуры? Или же это просто инструмент, чтобы заставить людей носиться туда-сюда на протяжении девяноста минут? Если первое – скорее всего, написанное аналогичным образом затронет и других. Если же второе – попробуйте определить, в чем заключается ваша идея, а при необходимости сделайте ее чуть у́же. Препятствием в таком случае становится чрезмерная глубина, а не лаконичность изложения.

Как работать с идеями

Безусловно, идеи могут отличаться по качеству. Любой практикующий писатель знает, каково говорить: «Держитесь, парни, у меня есть… а знаете, не-а, забейте». Аналогичным образом можно отвергнуть какой-то вариант, а потом обнаружить, что это была настоящая драгоценность.

Пытаясь решить, хороша идея или нет, можно задать себе несколько вопросов:

1. Откуда взялась эта идея? Если она возникла из реального наблюдения, скорее всего, ее можно каким-то образом использовать. Если же ее подстегнуло чье-то наблюдение, идея, или же вы услышали какую-то песню, прочли какую-то историю, или увидели недоработанный материал, а потом лениво соединили все это в одно целое, спросите себя, действительно ли в этом есть нечто уникальное, отчетливое и сильное, заслуживающее дальнейшего изучения.

2. Хочется ли вам ее анализировать? Испытываете ли вы тот зуд, который рождается, когда слышишь хорошую идею, зуд, из-за которого так хочется пробежаться по сценарию от начала до конца. Зуд увлеченности, веселья, предвкушения чего-то глубокого, открытия чего-то мощного. Если вы не испытываете трепета, обдумывая эту идею, не торопитесь посвящать следующие шесть месяцев своей жизни ее изложению. Нет ничего более плачевного, чем лишиться искры на середине сценария.

3. Возвращается ли она к вам снова и снова? Требует ли, чтобы ее рассказали? Похожа ли она на ребенка, заметившего гризли на заднем дворе, как раз когда вы собирались идти туда загорать? Стоит ли обращать на нее внимание?

4. Проявляет ли она себя, пока вы вертите ее в руках? Удается ли вам заметить проблески более глубоких тем, мгновенного сюжета, нескольких персонажей, может даже реплик? Например, мы уже начали прорабатывать историю о ревнивом коте, но подумайте, сколько нам дает этот сюжет, причем совершенно безвозмездно. Есть кот, собака и семья. Есть мир с определенной иерархией, поощрениями (оказаться фаворитом) и опасностями (оказаться лишенным внимания). У кота есть характер. Собаку можно доработать позже. Но, думаю, нужен будет момент, когда кот замечает, что всеобщим любимцем становится собака. Это одна сцена. Затем замышляется месть. Есть ли у кота союзники? Есть ли другие рассерженные животные, которых он может переманить на свою сторону? Что он может им пообещать, если сумеет стать Главным питомцем? Какие возникают препятствия, когда он претворяет свой план в жизнь? Выигрывает он или проигрывает?

5. Если идея с легкостью приносит результаты, можно относительно уверенно заявить, что вы на пути к чему-то существенному. Если же она тяжело ложится на страницу, разворачивается неохотно и только если хорошенько пнуть, возможно, не стоит с ней возиться.

6. Можете ли в простой форме пересказать ее кому-то? Начинают ли глаза слушателя стекленеть на середине, когда вы в двадцать третий раз произносите: «Нет, погоди, не так, должно быть вот как…» Чтобы идея работала, она должна быть проста. Темы могут быть комплексными и глубокими. Сюжет может быть многогранным, полным неожиданных поворотов. Но идея подобна лучу света. Она должна дойти от источника до пункта назначения одним быстрым движением, выбрав кратчайший маршрут. Если же ваша идея представляет собой извилистый лабиринт, все остальные в нем просто потеряются.

7. Приходится ли героям вашей истории все время останавливаться и объяснять, что происходит? Функция передачи идеи не должна ложиться на диалоги. Как только реплики становятся объяснительными, назидательными, они перестают служить на благо сюжета и развития героя. Похожим недостатком является так называемая рубрика «Вопрос – ответ», когда герои начинают задавать друг другу вопросы, чтобы донести сюжетную информацию. Вот почему всегда так неловко ставить вопросительный знак. Его надлежит использовать редко.

Когда я впервые присоединился к проекту «Чисто английское убийство» и должен был встретиться с выпускающим редактором, меня попросили подождать в приемной с еще одним сценаристом, который пришел туда с той же целью, что и я. Мы пожелали друг другу удачи. Через несколько минут вошла редактор. Она представилась и повела меня представить мой проект. Примерно год спустя я случайно встретил того писателя в одном лондонском пабе. Я спросил, как у него дела с «Чисто английским убийством», и он ответил, что, к сожалению, его идея им не понравилась. Потом он спросил, как дела у меня. Я сказал, что им не понравились четыре моих идеи. Еще по четырем велись съемки. Оставшиеся (также четыре) уже выпустили. Он уставился на меня с видом человека, резко переоценивающего свои профессиональные стратегии.

Упражнение

Возьмите недавно просмотренный фильм или телесериал. Попробуйте записать, в чем его идея. Воспринимайте ее так, как будто вам предстоит представить ее продюсеру. Обдумайте ее с разных ракурсов. Спросите себя, как она развернулась в последнем эпизоде. Теперь подумайте о темах.

Проделайте то же еще раз. И еще. Во время просмотра фильма или сериала задавайте себе все те же вопросы. О чем он? Как бы я представил его? В чем его смысл?

Если вы смотрели его на DVD или Blu-Ray, обратите внимание на особенности фильма. Определите, что хотел сказать режиссер (сценариста спрашивают редко). Или, еще лучше, если вы узнаете, что где-то будет проходить показ, где на вопросы будут отвечать главные создатели фильма, по возможности посетите его. Если фильм мало-мальски стоящий, а зрители достаточно хорошо разбираются, что к чему, вскоре создатели начнут обсуждать темы. Неотъемлемой частью этого обсуждения будет форма выражения идеи. Если люди задают идиотские вопросы типа «Каково было работать с Джорджем Клуни?», встаньте и спросите о чем-нибудь дельном.

Цель данного занятия проста – познакомиться и наловчиться работать с механизмом создания идеи. Понимая, как он работает у других, вы сможете с легкостью использовать его сами.

Женщина с крысами и другие истории

Мы рассмотрели, как пользоваться блокнотом, какое место блокнот занимает – буквально и образно – в процессе накопления писателем основы. Мы изучили природу Основы и, хотелось бы верить, обнаружили, что она представляет собой нечто большее, чем осколки обстоятельств. Напротив, она преисполнена смысла. Затем мы изучили, как действует Основа, и разработали некую схему, так называемую вертикальную конструкцию, отражающую отношения между конкретными деталями указанного сюжетного момента – т. е. словами и действиями – и всей плоскостью смысла. Наконец, мы кратко проанализировали, как использовать все это в рамках писательской манеры.

Пожалуй, на данном этапе стоит рассмотреть один-два примера. Я воспользуюсь примером из собственного опыта, поскольку в таком случае нам по меньшей мере не придется гадать, о чем думал автор. Ранее я уже упоминал, что Основу можно найти разными способами, в том числе в ходе специально организованных исследовательских поездок. Время от времени я писал сценарии для сериала «Катастрофа», в связи с чем мне пришлось провести много ночных смен с местным отделением скорой медицинской помощи. Такие вещи всегда открывают глаза на мир. Пациентами больницы, о которой пойдет речь, были как жители одного из самых богатых районов Лондона, так и социально неблагополучная публика. Я приползал домой под утро – как правило, травмированный увиденным. А писателю это всегда на пользу. Исследование представляло собой общение с персоналом, и многие медики с радостью рассказывали мне о том о сем. Кроме того, я наблюдал за работой врачей, отмечая все происходящее. Примерно к трем утра, когда я выматывался практически так же, как все остальные, меня начинали считать частью команды. Время от времени я уходил в комнату отдыха, где набрасывал заметки. Слева представлена страница из моего блокнота.

Как вы видите, записи очень краткие. Дело в том, что вдаваться в подробности некогда. И все же каждая запись описывает часть основы, момент истории. Я проведу вас через некоторые из них. Начнем снизу и будем подниматься наверх.

Кражи – Иеремия

К слову о нелегкой жизни врачей «Скорой помощи»: как-то раз один из них упомянул, что примерно неделю назад у него украли стетоскоп. В основном он горевал из-за того, что стетоскоп был подарком родителей на выпускной. До этого я никогда не предполагал, что врач может эмоционально привязаться к стетоскопу, но, если задуматься, все вполне логично. Это не просто инструмент, это символ профессии, благословение, подтверждение, которое – спустя столько лет упорной работы – вчерашний студент носит на шее. Впрочем, я отклонился от темы. Суть в том, что стетоскоп был очень важен, а его украли. И человек огорчился. Поспрашивав немного, я выяснил, что проблема краж была не нова. Люди обращались в отделение под ложным предлогом, выжидая, когда представится возможность порыскать и умыкнуть что-нибудь из ценного медицинского оборудования, чтобы потом продать на процветающем черном рынке. Сейчас поймете, почему я все это записал. Врач упомянул некого Иеремию, которому лучше других удавалось завоевывать доверие персонала, потрясающе изображая смиренное страдание. Так появился прекрасный материал для одного из эпизодов. Но это еще не Основа. Основа, как мы знаем, это не просто череда событий.

Как часто случается, эта полуоснова ждала встречи с другой полуосновой и лишь потом стала основанием для истории. Я встречался с молодым врачом общей практики – как раз чтобы обсудить кражи. Наш общий друг, который нас и познакомил, рассказывал, что раньше тот был профессиональным строителем и работал на стройке. Но вот однажды он сидел в кафе со своими коллегами, а неподалеку от них завтракали студенты-медики. И внезапно он подумал, как ему хотелось бы стать таким же, как они. Так что он поступил в колледж, окончил его с отличием, поступил в университет и реализовал свою мечту. В «Катастрофе» я списал с него нового персонажа Майка Барратта. У создателей сериала не хватило духу сделать его бывшим строителем, так что он превратился в бывшего клер ка (в итоге написанная мной великолепная фраза, позаимствованная непосредственно у реального врача, «я променял каску на стетоскоп» стала несколько слабее – «я променял планшет на стетоскоп»). Тем не менее, что бы он на него ни променял, была очевидна связь между врачом, для которого стетоскоп является крайне личным символом решения, изменившего всю его жизнь, и врачом «Скорой помощи», у которого украли данный инструмент.

На этом стыке появляется множество способов поведать конкретную историю. Значение имеет то, что благодаря всему происходящему герой чему-то учится. Трансформационный характер героя мы рассмотрим чуть позже, но несложно заметить, что в такой истории рассказывается не просто о том, как с кем-то что-то происходит, а в основном о том, какие перемены с этим сопряжены. Я остановился на молодой, очень приятной паре, которая обращается с симптомами крайне редкой, крайне непонятной болезни (кстати, придумал я ее благодаря еще одному найденному фрагменту Основы). И вот деву шка хлопает глазами, явно пребывая в восторге от врача. Польщенный Майк взволнован еще и тем, что, возможно, вот-вот диагностирует малоизвестную болезнь. Когда же он выходит из комнаты, чтобы спросить мнение коллеги, парочка крадет его любимый стетоскоп. Причем суть даже не в том, что мошенники украли его любимый стетоскоп. Суть в том, что они уязвили его гордость. Кража – событие. Гордость – универсальная тема. Так я рассказал историю.

Кулаком по стене

«Врезал кулаком по стене» – всего лишь фраза. Когда пациент заявил, что именно так он и повредил руку, медсестра прошептала мне: «Готова поспорить, мы еще и стену увидим». Так и получилось. Я целиком использовал и этот момент, и этот диалог, чтобы добавить фоновых красок сцене, посвященной совершенно другому вопросу. Зачем? Потому что мне это показалось смешным. Комедия по-своему обоснована. В некотором смысле суть ее заключается не столько в выражении глубокой человеческой проблемы (хотя она вполне справляется и с этой функцией), сколько в неожиданном восторге, охватывающем душу и разум, когда мы его испытываем. Сериалу необходима легкость игры. В этом заключается приятная сторона наблюдения за миром, та, в которой сокрыто дивное ощущение свободы.

Направление к психиатру / Перспективы замужества

Поступила молодая женщина азиатского происхождения, страдающая тревожным расстройством. Врач предложил вызвать ординатора психиатрического отделения, но семья девушки строго-настрого запретила, поскольку любой намек на вмешательство психолога мог навредить ее перспективам замужества. Честно говоря, не помню, использовал я это или нет. Полагаю, другие люди также натыкались на похожий материал в ходе своих исследований. Из него бы вышла отличная история.

Вилли

Регулярно объявлялся мужчина с жалобами на пенис. Он всегда так рассчитывал время, чтобы попасть на осмотр к врачу-женщине. Мы использовали этот момент в общей истории одного из докторов, но эпизод затянулся, и пришлось пожертвовать данной деталью в ходе редактуры.

Перья

Две медсестры рассказывали, как пытались срезать с пациента лыжную куртку, в результате чего все отделение было забито окровавленными перьями. Мне нравится. Пока я это нигде не использовал, надо еще немного доработать. На данный момент это просто анекдот, но, опять же, он мог бы добавить красок.

Избитая парнем

Обращалась юная особа с очень неприятной травмой лица, но отказалась обсуждать, при каких обстоятельствах данная травма была получена. Некоторое время спустя нам удалось выудить из нее намек на то, что на нее набросился ее собственный парень. Мы задались вопросом, почему же она так беспокоилась о защите человека, навредившего ей. Та ситуация стала важным звеном одного из эпизодов. А роль девушки исполнила Джулия Савалия, причем, должен признать, исполнила блестяще.

Шпиль виолончели

Речь пойдет о вежливой пожилой паре. Они пришли как раз после женщины, повредившей ногу шпилем виолончели. За соседними загородками дергались и стонали нетрезвые жертвы и виновники яростных столкновений, и травма этой пары – благообразной во всех отношениях – казалась воплощением среднего класса, вот только я так и не придумал, как это использовать. В какой-то момент это превратилось в историю о мальчике, поступившем в скорую с травмой руки, вскоре после чего врачи начинают подозревать, что травму нанес чрезмерно требовательный отец мальчика, хлопнувший крышкой фортепиано по руке ребенка, когда тот в очередной раз исковеркал композицию Дебюсси. Впрочем, на экраны этот сюжет так и не попал – по очевидным причинам.

Женщину-полицейского ранил грабитель

Женщина-полицейский поступила с легким ранением, ненамного страшнее пары синяков. Получить его она умудрилась во время ареста грабителя. Врачи довольно быстро ее подлатали, но было заметно, что она все еще сильно потрясена, сдерживает слезы и не может идти. Когда за ней приехали коллеги, мы сказали, что ее еще не осмотрели и, более того, необъяснимым образом куда-то подевались все бумаги, так что им придется подождать. В итоге мы удерживали их подальше, пока пострадавшая не была готова к встрече.

Я решил, что это отличный сюжет, но идею отвергли. Я предложил ее вновь – на следующий год, но предложение снова отклонили. Тогда я сделал героем не женщину, а мужчину-полицейского. Идею приняли. Вы понимаете почему. В первоначальном виде сюжет воплощал женскую слабость (хотя лично мне так не казалось). Впрочем, когда мужчина не может признать, что его что-то потрясло, история становится более убедительной. Для меня проблема в том, что я увидел очень сильный образ (и вижу его по сей день) – молодую женщину в форме. Вижу, как она сидит на краешке каталки, опустив голову, а медсестра пытается ее успокоить. Порой вы зацикливаетесь на каком-то образе, в то время как процесс работы с Основой, как мы уже видели, должен разворачиваться по направлению к универсальному и назад, снова и снова, пока действие, герои и реплики не примут форму, наиболее точно воплощающую ваши темы. Если окажетесь в ловушке чрезмерной конкретики слишком рано, вам придется нелегко, а если вы окажетесь не готовы отказаться от своих замыслов, они могут потопить вашу идею.

Латьевидная кость (именно так)

Однажды ночью поступил еще один пациент с болью в руке. На сей раз никто не бил кулаком по стене. Врач сделала рентген, а получив снимки, обратилась к коллеге за советом. Она подозревала, что у пациента трещина в ладьевидной кости, но заметить подобное было трудно. Второй врач велел в любом случае наложить гипс, что и было сделано. Ничего эффектного в этом нет, но мне понравилась сама идея травмы, наличие которой следует предполагать, даже если вы в этом не уверены. Легко было создать мальчишку-студента – разгильдяя, который пытается обманом заполучить гипс, чтобы избежать экзаменов. Впрочем, как бы находчиво это ни было, история на этом не закончилась. Одна из сильных сторон и отрад долгоиграющего сериала в том, что такого рода идеи можно использовать для расширения истории главных героев. Врач, о котором пойдет речь, Бет Рамани, оказалась в центре судебного процесса – ее обвинили в халатности. Когда медсестра выражает сомнение насчет того, стоит ли накладывать гипс на руку, Рамани отвечает: «Его отец – адвокат, а дядя – судья. Потребуй он гистероэктомию, я бы и ее сделала». Этот случай, введенный в ключевой блок сюжета о героине, показал, что судебное разбирательство стало влиять на то, какие решения она принимает как врач. Ставятся колоссальные этические вопросы. Необходимость идти на компромисс оказала разрушительное воздействие на Бет Рамани, равно как и предательство профессии, которой она посвятила свою жизнь. Простая история. Важные темы.

Я тут родился

«Я тут родился» – еще одно проявление очень простой концепции, порождающей массу материала. На самом деле благодаря ей появился основной сюжет конкретного эпизода, который, затронув вопросы семьи и чувства причастности, задал тематическую основу всем прочим аспектам нарратива.

Все началось с раздраженного парня афро-карибского происхождения с банкой лагера в одной руке и глубокой раной на другой. Врач немного покопался в ране и спросил, что случилось. Пациент пробубнил, что поранился стеклом. Врач спросил когда. Пациент ответил, что вчера. Тогда врач сообщил, что не может наложить швы. Почему нет? Потому что рана слишком долго пробыла открытой. В ней могли остаться осколки, и, если прямо сейчас ее зашить, может начаться заражение. Парень заявил, мол, вычистите оттуда все. Врач объяснил, что, возможно, ему не удастся устранить все бактерии. Парень сказал, что рискнет. Врач настаивал, что как медик принял решение не накладывать швы. Парень захотел выслушать мнение еще кого-нибудь из специалистов. Врач к тому моменту начал раздражаться и сказал, что все его коллеги заняты, да и в любом случае они скажут то же самое. Парень продолжал упорствовать, мол, рука моя, хочу, чтобы зашили, так зашейте. Врач на это ответил, что удовлетворить данную просьбу ему не позволяет профессиональная этика. Тогда парень воскликнул: «Не знаю, что это вы так со мной разговариваете, я тут родился!» Врач заметно отшатнулся. Медсестра, присутствовавшая при осмотре, сделала шаг назад.

Никому не хочется получить обвинение в расизме. На самом деле уже то, что этот вопрос был в принципе затронут, может навредить профессиональной репутации врача. Минуту врач обдумывал прозвучавшее заявление, после чего решил подойти к вопросу в лоб. «Это еще что значит – „я тут родился“?» – сердито спросил он. Парень на мгновенье опустил взгляд, а потом робко произнес: «Старик, да в этой самой больнице. Тут и родился». Думаю, в тот момент всем нам захотелось его обнять. Этого парня – молодого и уязвимого, который совершенно точно перенервничал, потому что ему было больно и страшно, который решил, что там, где он родился, ему будут хотя бы немного рады. Мы были частью места его рождения, а потому должны были принять его, независимо от совершенных им ошибок, обнять, позволить ему ощутить любовь. В тот момент я осознал, что вся моя эмпатия, все сострадание постепенно растворяются на протяжении ночи, столкнувшись с великим множеством пьяных ворчливых дураков с идиотскими травмами. И вот из-за молниеносного суждения, холодного убеждения я отстранился от человека, попавшего в беду.

Бывает, мы наталкиваемся на особо мощную Основу и восклицаем: «О!» Ее уже не надо доказывать. Вот почему хорошая концепция или предложение должны полагаться главным образом на крупицу идеи. Просто выскажите ее. Если требуется объяснение, чтобы все встало на свои места, значит, задумка не работает. У хорошей Основы есть стержень, так что вы ее ни с чем не спутаете.

Регистратура психиатрии – этническое

Вверху страницы нацарапано «Регистратура психиатрии – этническое». Вероятно, это отсылка к той самой истории с девушкой азиатского происхождения. Должно быть, я размышлял над этой идеей. Любопытно, что я так никогда и не написал ее. Быть может, мне не настолько интересно, хотя вышел бы приличный сюжет для «Катастрофы».

Истеричная женщина с крысами

Я уже решил было не писать этот сюжет. Запись очень короткая, так что, быть может, это отражает мою первоначальную оценку ее потенциала. Как ни грустно, взять там и правда было нечего. Худая хрипатая дама неопределенного возраста (от двадцати трех до тридцати четырех) сидела на каталке и несла тарабарщину. Весь ее бред крутился вокруг крыс, которые якобы ее атакуют (она то и дело взволнованно оглядывала палату). По ее словам, она разложила яд, но потом, как ей кажется, сама же его и вдохнула, и в результате ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Не забывайте, что больница была переполнена людьми в бреду – кто-то был пьян, кто-то под наркотой, кто-то просто выжил из ума. Так что мы выслушали ее путаную болтовню без особой симпатии. К этому моменту даже мое чуткое сердце порядком зачерствело, когда речь шла о страданиях окружающих. Последовало недолгое обсуждение насчет того, кого вызвать – регистратора из психиатрического отделения или соцработника. Врач объяснил пациентке, что она должна хорошо питаться и глубоко дышать. Ее спросили, может ли кто-нибудь оказать ей помощь, скажем друзья или соседи, но таковых не нашлось. Я назвал ее «истеричная женщина с крысами», и мы отправились дальше.

Но, что удивительно, Женщина с крысами (боюсь, именно так я и продолжал ее называть) не оставляла меня в покое. Тогда я осознал, что смотрел на ситуацию не с того ракурса. История была не о женщине. Она была о нас. О людях, которые настолько часто сталкиваются с чужими страданиями, что они их больше не трогают. О том, как легко безучастно отвернуться от того, кто не приносит никакой пользы (ни даже сюжета). Если развить эту мысль и перейти от усталого равнодушия медицинских сотрудников (и утомленного писаря), которым постоянно приходится нелегко, к миру за пределами больницы, окажется, что в мире этом холодно и одиноко. Мы понимаем, как он трещит по швам, и в эти трещины проваливаются люди. Всего на мгновение мы замечаем их – и вот уже наш взгляд скользнул дальше. Вот кем была та женщина. И мне было из-за этого очень неприятно. Я сам показался себе неприятным человеком. Я должен был проанализировать этот момент, справиться с ним, чему-то научиться. И я сделал это единственным доступным мне способом. Превратил в сюжет.

Следующим этапом моего внутреннего монолога стала страница с набросками, представленная слева. За несколько ночей я накопил довольно много Основы. Теперь настала пора разобраться, в какие истории я хотел ее превратить. Сюжетом о двоеженце уже занимался другой автор. Один из врачей поведал мне сомнительную историю о «рухнувшем замертво» человеке. Судя по всему, в приемном покое сидел пациент со сломанной шее, который не подозревал о своей травме. Когда я начал продвигать эту идею, оказалось, что каждый сценарист до меня считал своим долгом предложить ее измученному редактору.

Был случай, когда человек и правда чуть не утонул в бассейне – на его основе появился эпизод «Опасные игры». И так далее. Что-то удалось использовать, что-то нет; что-то стало частью других сюжетов, а какие-то идеи до сих пор бродят в моей голове и просятся наружу.

Кроме того, оставалась Женщина с крысами. Только теперь она стала Одиночкой, что ознаменовало переход от ситуации к смыслу. Нам предстоит столкнуться с одиночеством и отторжением. А в чем причина? Ну, отчасти – в безразличии окружающих. А уж об этом я знаю все.

Она обращается с незначительной жалобой, а значит, не будет масштабных трюков и крови. Это история исключительно психологического толка. Она нервничает. И в отсутствие явной травмы приходит просто поговорить. Вот как все выглядит в данный момент. Это просто мысль, зародыш идеи. Теперь с помощью нескольких зарисовок продвинем ее на следующий этап – результат вы увидите на следующей странице.

Теперь она – Мэри. Ее образ приобретает очертания: она из местных, у нее есть имя. В данном случае мы видим, как начинает разворачиваться серьезная мысль или, если угодно, серьезное безумие. Безусловно, я уделил этому немало времени – вы только посмотрите на все эти каракули!