Текст книги "Создания света – создания тьмы"

РАСКАТЫ ГРОМА

...Но Оаким-скиталец уже одел сандалии и поднимается над плитами пола – он стоит в потоках воздуха, он смеется. От каждого его шага за пределы храма разносится грохот и смешивается снаружи с ударами начинающейся грозы. Воины и молящиеся падают ниц.

Оаким взбегает по стене и останавливается. Подошвы его упираются в потолок.

Зеленая дверь возникает за спиной Фрамина. Оаким спускается и шагает в нее. Фрамин следует за ним.

– Аве? – робко напоминает один из жрецов. Одурманенные копьеносцы поворачиваются к нему и разрывают его на куски.

Когда-нибудь, спустя века, могучее воинство отправится на поиски Священных Сандалий.

...А пока – алтарь пуст. Идут вечерние дожди.

ТОТ, КТО ПОЛУЧАЕТ ЖЕЗЛ

На Марачеке, в Цитадели, стоят они все, и головы их кружатся.

– У меня сандалии, – говорит Оаким. – Теперь ты можешь получить их – в обмен на мое имя.

– У меня перчатка, – добавляет Мадрак и прячет лицо.

– ...А у меня жезл, – заключает Гор, и луч голубого света выпадает из его рук.

– Он достанется мне, – говорит Принц, – ибо он сотворен не из примитивной материи и суть его не относится к тем, которыми ты в состоянии владеть...

И разум Принца закрыт для внутреннего взгляда Гора.

Гор делает шаг вперед и сейчас он – не более, чем меняющийся темный силуэт, чья левая нога длиннее правой, но он стоит совершенно прямо на теперь уже неровном полу, а узкое окно за спиной Принца вдруг вспыхивает как солнце, и Стальной Генерал становится золотым и призрачным, и Фрамин горит зеленоватым пламенем, не дающим света, а Мадрак – истрепанная жирная марионетка, подвешенная на резиновой нити; стены вокруг ревут и пульсируют, сжимаются и разжимаются в такт, а взбесившееся Время в музыке перемешанных полос спектра уносится в туннель, начинающийся под окном, в самом конце которого – пылающий тигр, чьи полосы – мед, текущий янтарными каплями на жезл, который чудовищно вырос и сейчас действительно не более чем луч голубого света, слишком тонкий, чтобы быть видимым здесь – в сумрачной вечности башни, возвышающейся над Цитаделью Марачека в сердце Средних Миров, где выросла улыбка Принца...

Гор делает еще один шаг, и тело его открыто для его чувств, и все, что внутри него, немедленно становится ясным и пугающим.

 
– Выходит как джинн луна
из лампы волшебной ночи...
Дорожка, что светом полна,
мой взор направляя, хочет
ковер приподнять из дней
где буду когда-нибудь.
И сквозь все пещеры небес – по ней
мы проложим наш дальний путь...
 

– читает голос, странно похожий и не похожий на голос Фрамина.

И Гор поднимает руку на Принца... Но Принц уже сжимает его запястье обжигающей хваткой.

И Гор поднимает другую руку... Но Принц уже держит и это запястье леденящей хваткой.

И Гор поднимает третью руку, и ее бьет электрическим ударом.

И Гор поднимает четвертую руку, и она чернеет и умирает.

И он поднимает еще сто рук, но они превращаются в змей и пожирают друг друга, и шепчет он:

– Что творится со мной?

– Это мир, – отвечает Принц, – это все мир, в который я перенес нас.

– Нечестно выбирать такое поле сражения, – говорит Гор. – Этот мир слишком похож на тот, который я знаю – он так близок и так искажен... – и слова его – всех цветов Блиса, и они текучи и округлы, как капли.

– А честно ли тебе желать моей смерти?

– Мне поручили сделать это, но таково и мое желание.

– Итак, ты проиграл, – смеется Принц, вынуждая его встать на колени на Млечном Пути, который становится полным звезд прозрачным кишечником, мучимым судорожными сокращениями. Вонь невыносима.

– Нет! – шепчет Гор.

– Да, брат. Ты побежден. Ты не можешь убить меня. Самое время смириться и идти домой.

– Не раньше, чем я убью тебя!

Звезды как язвы горят в его чреве, и он собирает все силы своего тела против загадки, которая есть Принц. Принц падает на одно колено, и это рождает пение ему осанны. Поют бесчисленные собаколицые цветы, выступившие на его челе подобно испарине. Они сливаются в стеклянную маску, и из трещин ее летят молнии. Гор протягивает руки к девятнадцати лунам, и змеи его пальцев пожирают их... И кто кричит над всем этим, как не совесть его отца, птицеголового ангела на небесном троне, плачущего слезами крови? Смириться? Никогда! Отправляться домой? Огненный хохот звучит, когда он бьет стоящее внизу нечто с лицом брата:

– Сдайся и умри!

Но он – отброшен...

...далеко вперед...

...где Время – прах и дни – лилии без числа...

...и ночь – пурпурный василиск, чьему имени отказано в забвении...

Он становится деревом без кроны, подрубленным и падающим вечно.

И в конце Вечности он лежит на спине и смотрит вверх на Принца-Который-есть-его-Брат, стоящего над ним, и читает в глазах его приговор своей свободе.

– Теперь я разрешаю тебе уйти, брат, ибо я победил тебя в честном бою, – и слова его приходят, как теплое зеленое сияние.

Гор склоняет голову, и этот странный мир исчезает. И – возвращается старый.

– Брат, я хочу, чтобы ты убил меня, – говорит он и заходится в хрипе.

– Я не могу.

– Не отсылай меня обратно с тяжестью такого позора.

– Что еще я должен сделать?

– Даруй мне помилование. Я не знаю, какое.

– Тогда выслушай меня и иди с честью. Знай, что я убил бы твоего отца, но пощажу его ради тебя, если только он поможет мне, когда придет время.

– Какое время?

– Это решать ему.

– Я не понимаю.

– Разумеется, не понимаешь. Но как бы там ни было, передай ему это.

– Договорились?

– Хорошо, – отвечает Гор и начинает подниматься. Когда он встает на ноги, то видит, что вокруг – гобелены Дома Жизни и что в Зале Ста Гобеленов он один. Но в то последнее, самое страшное мгновение он кое-что узнал... Он спешит записать ускользающую мысль.

ЛЮДИ, МИРЫ И ВЕЩИ

– Где Гор? – спрашивает Мадрак. – Он только что был здесь.

– Он уже дома, – отвечает Принц, потирая плечо. – Теперь позвольте мне кое о чем напомнить...

– Имя, – говорит Оаким, – верни мне мое имя.

– Да, – соглашается Принц, – я верну его тебе. Ты – часть того, о чем я собирался сказать.

– Имя, – повторяет Оаким.

– Ты не чувствуешь себя как-то иначе в этих сандалиях?

– Чувствую.

– Как именно?

– Не знаю... Верни мое имя.

– Дай ему перчатку, Мадрак.

– Мне не нужна перчатка!

– Надень ее, если хочешь узнать.

– Хорошо.

Он надевает перчатку.

– Теперь ты знаешь свое имя?

– Нет. Но я...

– Что?

– Я чувствую что-то знакомое, очень знакомое... В том, как привычно она облекает мое тело...

– Разумеется.

Мадрак вздрагивает:

– Не может быть!

– Не может? – спрашивает Принц... – Подними этот жезл и держи его, Оаким. Вот ножны, повесь их на пояс...

– Что ты делаешь со мной?

– Возвращаю то, что по праву принадлежит тебе.

– По какому праву?

– Подними жезл.

– Я не хочу! Ты не можешь заставить меня! Ты обещал мне мое имя. Скажи его!

– Не раньше, чем ты поднимешь жезл.

Принц делает шаг к Оакиму. Оаким отступает.

– Нет!

– Подними его!

Принц идет вперед. Оаким отступает.

– Я – не могу!

– Можешь.

– Что-то в нем такое... Касаться этой вещи – запретно для меня, я знаю!

– Подними его и ты узнаешь свое имя – свое истинное имя.

– Я... Нет! Мне больше не нужно мое имя! Оставь его себе!

– Ты должен поднять жезл.

– Нет!

– Написано, что ты должен поднять его.

– Где? Кем?

– Я написал это. Я...

– Анубис! – кричит Оаким. – Услышь мою мольбу! Я взываю к тебе, Хозяин, во всей мощи твоей! Внемли мне в этом месте, где стою я среди твоих врагов! Тот, кого должен я уничтожить, совсем близко! Помоги мне против него, ведь я предлагаю тебе его жизнь!

Фрамин очерчивает себя, Мадрака и Генерала пентаграммой зеленого пламени. Стена за спиной Оакима медленно тает – теперь там бесконечность.

С безвольно висящей рукой, ощерившись по-собачьи, на них смотрит Анубис.

– Превосходно, слуга! – приходят слова. – Ты нашел его, ты загнал его в угол. Остается последний удар – и твоя миссия завершится. Используй фугу!

– Нет, – говорит Принц, – он не убьет меня, даже с помощью фуги, пока не узнает то, что давно знаешь ты, Анубис: имя. Его истинное имя идет к нему. Он хочет его услышать.

– Не слушай его, Оаким, – кричит Анубис. – Убей его сейчас же!

– Хозяин, это правда, что он знает мое имя? Мое настоящее имя?

– Он лжет! Убей его!

– Я не лгу. Подними жезл, и узнаешь правду.

– Не дотрагивайся до него! Это ловушка! Ты умрешь!

– Стал бы я громоздить все эти сложности, чтобы убить тебя, Оаким? Кто бы из нас ни умер от руки другого, выиграет лишь шакал. Он это знает и послал тебя совершить подлость. Смотри, как он смеется!

– Потому что я выиграл, Тот! Оаким пришел убить тебя!

Оаким приближается к Принцу, затем наклоняется и берет жезл.

Он кричит, и Анубис вздрагивает от этого. Затем крик в его горле превращается в смех. Он поднимает жезл вверх.

– Молчать, пес! Ты использовал меня! О, как ты меня использовал! Тысячу лет ты обучал меня смерти, чтобы я без содрогания мог убить моего сына и моего отца. Но теперь ты смотришь на Сета Разрушителя, и дни твои сочтены! – глаза его сверкают сквозь перчатку, которая покрывает все его тело, и он стоит в воздухе. Луч голубого света бьет из жезла, но Анубис успевает растаять раньше: с ними остается лишь его вой.

– Сын мой, – говорит Сет, касаясь плеча Тота.

– Сын мой, – отвечает Принц, склоняя голову. Позади них тает кольцо зеленого пламени.

А темная вещь все кричит и плачет где-то во тьме.

СЛОВА

 
Между мной и тобою – слова,
как раствор разделяют и держат
наши страсти и тайную нежность,
но сказать их – узнать, что права
одинаковость наша под кожей...
О, как странны они и – похожи
на стремящийся к вечности шпиль..
И – наставшее завтра – сегодня,
но оно есть – не капля чернил,
а текущее в вечность пространство...
Нас с тобой голосов постоянство
окружает, как вечная ночь.
Влажно стерты и смазаны лица,
двери заперты – нам не помочь!
И раствор – отмечает границы...
 

– Что это значит? – спрашивает лорд Юискиг Рыжий, отправившийся с двадцатью своими людьми поднимать Пограничный край против Дилвита Лигламентского.

Его отряд сквозь туман вглядывается в скалу, на которой высечены слова.

– Я слышал об этом, мой повелитель, – отвечает его капитан. – Это дело рук поэта Фрамина: у него занятный способ – он бросает свои поэмы на ближайший мир, и куда бы те ни упали, они сами записывают себя в самом надежном месте, какое только найдут. Фрамин гордится тем, что записал притчи, проповеди и поэмы на камнях, листьях и в ручьях.

– О, так это он? Ну а что означает эта поэма? Можно ли ее считать добрым предзнаменованием?

– Она ничего не означает, Повелитель, ведь все знают, что Фрамин безумен, как голинди во время гона.

– Ну, тогда давайте помочимся на нее и поедем дальше.

– Да, Повелитель.

ТЕНЬ И МАТЕРИЯ

– Отец? – кричит тень черной лошади на стене.

– Да, Тифон.

– Отец! – крик разрывает барабанные перепонки, – Анубис сказал, что ты погиб!

– Он солгал. Осирис тоже, должно быть, уверял, что ударил Молотом для спасения Вселенной, так как я проигрывал битву?

– Именно так он и сказал, – говорит Принц.

– Но я не проигрывал, я выигрывал сражение. Он хотел убить меня, а не Безымянное.

– Как тебе удалось спастись?

– Я ушел в фугу в момент удара. Но Осирис все-таки задел меня, а Анубис нашел, бесчувственного, и утащил в свой Дом, а мои доспехи разбросал по всем Средним Мирам. Он готовил меня, чтобы сделать своим послушным орудием.

– Чтобы убить Тота?

– Именно.

– Так пусть он умрет! – говорит Тифон и, очерчиваясь пламенем, встает на дыбы.

– Постой, брат, – останавливает его Принц, – ему это не удалось, а шакала мы могли бы еще использовать...

Но тень черной лошади уже исчезла, и Принц опускает голову. Затем смотрит на Сета:

– Не стоит ли его остановить?

– Зачем? Анубис и так уже прожил лишнюю тысячу лет. Пусть теперь защищает себя сам. Никто, даже я, не сможет остановить Тифона, когда он в безумии.

– Хорошо, – говорит Принц и, обернувшись, долго и пристально смотрит на Фрамина.

– Если хочешь служить мне и дальше, мой бывший Ангел Седьмой Станции, отправляйся в Дом Мертвых. Там скоро потребуется присутствие кого-то, кто умеет обращаться с его механикой.

– Тифон был Ангелом Дома Огня, – напоминает Фрамин.

– Я боюсь, что он отомстит, но не останется в доме Мертвых. Насколько я знаю своего брата, Тифон потом будет разыскивать направившего Молот: следовательно, он возьмется за Осириса.

– Тогда перенеси меня в Дом Мертвых. Мадрак, ты составишь мне компанию?

– Если я не нужен Принцу здесь.

– Нет. Ты можешь идти.

– Повелитель, – говорит Фрамин, – ты доверяешь мне, хотя в войне станций я не был с тобой...

– Те дни ушли, и мы стали другими, не так ли?

– Я надеюсь, что так – и благодарю тебя.

Принц скрещивает руки на груди и склоняет голову. Фрамин и Мадрак исчезают.

– Чем, – говорит Стальной Генерал, – я могу помочь тебе?

– Мы снова отправимся сражаться с Безымянным, – отвечает Принц-Который-был-Тысячей. – Ты будешь с нами, чтобы прийти на помощь?

– Тогда я позову Бронза?

– Зови.

Ветры гонят пыль. Сквозь нее пробивается в следующий день усталое солнце Марачека.

ХОЗЯИН ДОМА МЕРТВЫХ

Фрамин стоит в Великом Зале Дома Мертвых, опираясь на свою трость Майского Дерева. От нее разлетаются молнии и исчезают в проходах, видимых и невидимых, сходящихся в этом месте.

Мадрак переминается с ноги на ногу и озирается. Глаза Фрамина сверкают, и зеленые огни пляшут в них.

– Ничего. Ничего живого. Нигде, – сообщает он.

– Значит, Тифон нашел его, – говорит Мадрак.

– Тифона здесь тоже нет.

– Значит, он убил его и ушел. Надо думать, теперь он ищет Осириса.

– Может быть, и так...

– А что еще могло случиться?

– Не знаю. Но теперь по воле Принца хозяин здесь – я, и Анубис больше меня не интересует. Есть дела поважнее: надо найти источники энергии и понять, как управляют ими. Об остальном позаботится Принц.

– Тем не менее однажды ты обманул его доверие...

– Да. И он простил меня.

Затем Фрамин усаживается на трон Анубиса, и Мадрак опускается на колени, воскликнув:

– Аве, Фрамин, Хозяин Дома Мертвых!

– Ну-ну, приятель, ты не должен гнуться передо мной. Встань, пожалуйста. Мне понадобится твоя помощь: Дом Мертвых не слишком похож на Седьмую Станцию, которой я когда-то правил... – И замолкает надолго, изучая секретные кнопки управления на троне.

– Анубис! – голос идет ниоткуда, и это не голос Мадрака. Фрамин подражает лаю:

– Да?

– Ты был прав. Гор проиграл и вернулся. Но он опять ушел.

Это голос Осириса.

Фрамин чертит в воздухе тростью, и перед ним открывается окно.

– Привет, Осирис, – говорит он.

– Итак, Принц, наконец, ударил, – задумчиво говорит Осирис. – Полагаю, следующим буду я?

– Надеюсь, нет, – говорит Фрамин. – Я сам слышал, как Принц обещал Гору не мстить тебе – в обмен на определенные услуги.

– Тогда что же стало с Анубисом?

– Точно не знаю. Тифон приходил сюда убить его, а я пришел позже – убрать за Тифоном и поддержать Дом. Либо Тифон убил его и ушел, либо Анубис ускользнул, и тень черной лошади гонится за ним. Так что послушай, Осирис: что бы там ни обещал Принц, ты в опасности. Тифон об обещании Принца не знает и сам его не давал. Узнав истинную историю от самого Сета и услышав подтверждение от Принца, он будет мстить тому, кто опустил Молот...

– Сет... жив?

– Да. Некоторое время он был известен как Оаким.

– Посланец Анубиса!

– Именно. Пес лишил его воспоминаний и послал убить собственного сына – и отца. Тифону было отчего разгневаться!

– Чума на всю кровавую семейку! А что стало с моим сыном? Он, правда, оставил мне эту записку, и... Конечно!

– Что «конечно»?

– Еще не поздно. Я...

– Позади тебя, на стене! – кричит Фрамин. – Тифон!

Осирис бежит со скоростью, странной для его положения. Он прыгает к зеленому гобелену, откидывает его в сторону и бросается в проход. Тень скользит за ним и встает на дыбы. Когда она отходит, в гобелене и в самой стене остается дыра, напоминающая очертания лошади.

– Тифон! – зовет Фрамин.

– Я здесь, – слышится голос. – Зачем ты предупредил его?

– Тот даровал ему жизнь.

– Я не знал.

– Ты слишком поспешил уйти и многого не слышал. Впрочем, Осирису уже все равно.

– Нет. Боюсь, он убежал от меня.

– Убежал?

– Его не было в кабине, когда я уничтожил ее.

– Возможно, это и к лучшему. Послушай, мы можем использовать Осириса...

– Нет! Между нашей семьей и этим никогда не может быть мира, а свои рыцарские сантименты брат пусть оставит при себе. Я люблю Тота, но не собираюсь связывать себя его обещаниями. Я буду обыскивать этот Дом, пока не найду Осириса и не отправлю его в Скагганакскую Пропасть!

– Как уже сделал с Анубисом?

– Нет! Анубис скрылся! Но это ненадолго...

Тифон встает на дыбы, окутывается огнем и исчезает.

Фрамин рубит воздух тростью – окно захлопывается.

– Анубис еще жив, – глядя куда-то вбок роняет Мадрак.

– Очевидно.

– Что мы будем делать?

– Я еще не во всем здесь разобрался. Продолжим?

– Я устал, Фрамин.

– Тогда иди отдохни. Любая комната – твоя. Где поесть, ты знаешь.

– Найду.

– Тогда до скорого.

– До скорого, Повелитель.

Мадрак выходит из зала и бродит по Дому Мертвых, пока не попадает в комнату, где как статуи стоят мертвые. Он садится среди них – и говорит:

– Я был ему верным слугой. Послушай меня, женщина с грудями, как дыни. Я был ему верным слугой. Поэт вел войну с другими Ангелами, зная, что идет против его воли. Но он прощен и возвышен. А кто я? Слуга слуги!

...Это несправедливо...

– Я рад, что ты согласна со мной. А ты, парень с десятью руками, ты нес дикарям веру и нравственность? Побеждал ли голыми руками чудовищ и волшебных зверей?

...Конечно, нет...

– Вот видишь... – Мадрак похлопывает себя по бедру. – Вот видишь, на свете нет справедливости, а добродетель осквернена и обманута. Что стало с Генералом? Сколько лет он бьется, чтобы люди ни в горе, ни в гневе не теряли человечности? Воздалось ему? Жизнь отняла у него даже его тело. И это справедливость?

...Едва ли...

– Все придут к этому, несчастные! Все станут истуканами в Доме Мертвых, кем бы ни были, что бы ни делали. Вселенная никогда не благодарит. Дающему никогда не воздается. О, Ты-Кто-Может-Быть, почему ты так все устроил – конечно, если Ты действительно все это устраивал, – почему? Я служил, как мог. Тебе и Принцу, Твоему воплощению. Чем вы меня наградили? Услужением зеленобородому в этом поганом склепе. Ну что ж, великие, слуга не горд, он молчит и кланяется. Но Сет будет биться с Безымянным без перчатки Энергий!

– ...Я не ослышался?

Вздрагивает Мадрак и видит статую, которой раньше не было; и в отличие от других, она двигается.

Ее голова – это голова шакала, а красный язык вылетает вперед и тут же убирается обратно.

– Ты?! Нетрудно спрятаться от Фрамина, но убежать от Тифона...

– Это мой Дом. Пройдет немало веков, прежде чем кто-то другой узнает все его тайны.

Мадрак встает, и посох вращается в его руках.

– Я не боюсь тебя, Анубис. Я сражался во всех местах, где хоть раз звучало Слово. Я многих отправил в этот Дом и пришел сюда сам, как победитель, а не как жертва.

– Тебя победили давным-давно, Мадрак, а ты только теперь понял это.

– Молчать, шакал! Ты говоришь с тем, кто держит в руках твою жизнь.

– А ты говоришь с тем, кто держит в руках твое будущее.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты сказал, что Сет вновь идет биться с Безымянным?

– Это правда. И когда Безымянное умрет, наступит Золотой Век.

– Ха! Прибереги метафизику для других, проповедник. Ответь-ка лучше на другой вопрос, и я скажу тебе нечто очень приятное.

– Какой еще вопрос?

Анубис делает шаг вперед, правая рука его висит безвольно:

– Что с перчаткой Энергий?

– О, – говорит Мадрак, извлекая перчатку из-под своей рясы и надевая ее на правую руку. – Кода я нашел эту штуку, я собирался с ее помощью обращать миры, – перчатка доползает до его локтя, затем до плеча. – Я не знал, что Оаким – это Сет, и соблазнился оставить ее себе. Поэтому я подменил ее своей собственной перчаткой-что-растет, такой, каких много. Перчатка Энергий обладает особенной мощью, а моя прежняя – обычные доспехи... – Перчатка покрывает его спину и грудь.

– Дай я тебя расцелую в жирные щеки, – говорит Анубис. – Теперь у Сета будет меньше шансов против Безымянного. И предательство ты задумал с самого начала. Ты умнее, чем я думал, Проповедник!

– Меня использовали и я соблазнился...

– Не больно-то тебя используешь. О, нет. Теперь ты носишь перчатку, и я предлагаю союз...

– Заткнись, пес! Ты не лучше остальных. Сейчас у меня кое-что нужное тебе, и ты готов лизать мне задницу. Хватит! Что бы я ни делал со своей новообретенной силой, я использую ее для одного-единственного человека – для себя самого!

– Союз, который я предлагаю, выгоден не только мне.

– Стоит мне поднять тревогу, и тебя свяжут так крепко, что не поможет все твое коварство. Стоит мне шевельнуть посохом – и твои мозги украсят стены. А теперь говори, змеиный язык, но помни об этом. Говори, а я послушаю!

– Если Осирис еще жив, – усмехается Анубис, – и если мы сумеем добраться до него, втроем мы одолеем Тота.

– Осирис пока жив, но сколько это продлится, сказать не берусь. Тифон ищет его по Дому Жизни.

– У нас есть шанс, очень хороший шанс наверстать все – раз у тебя перчатка. Я знаю, как попасть в Дом Жизни, и, кажется, догадываюсь, как спасти Осириса.

– А дальше что? Мы даже не знаем, где произойдет битва с Безымянным.

– Всему свое время. Ну что, ты идешь?

– В Дом Жизни я пойду. Тот хочет, чтобы Осирис жил, так пусть его воля исполнится. Я же тем временем подумаю.

– Этого вполне достаточно.

– Смотри, как растет перчатка! Дальше, чем прежде! В этот раз она дошла до бедер.

– Превосходно! Чем ты сильнее, тем лучше для всех нас.

– Постой, ты всерьез считаешь, что втроем мы сможем одолеть Тота, Сета и Стального Генерала?

– Я не считаю – я уверен.

– И как ты собираешься это проделать?

– Молот может ударить вновь, – вскользь замечает Анубис.

– Он еще существует?

– Да, и хозяин его – Осирис.

– Ну хорошо, пусть так. Предположим, удастся договориться даже с Фрамином, который теперь хозяин в твоем Доме, но как ты договоришься с остальными? Как быть с тенью лошади, которая будет преследовать нас до конца наших дней, ведь она не принадлежит нашему пространству и ее нельзя ни уничтожить, ни усмирить?

Анубис отворачивается.

– Тифона я боюсь, – соглашается он. – Несколько столетий назад я создал оружие... нет, не оружие – вещь, которая, как мне показалось, сможет связать его. Когда недавно я попытался ее применить, тень коснулась ее и уничтожила... уничтожила вместе с силой моей руки... Да, против Тифона у меня нет ничего, кроме моего разума. Но нельзя же упускать империю из страха перед единственной тенью... Если бы мне знать секрет его силы...

– Он упоминал Скагганакскую Пропасть.

– Такого места не существует.

– Я никогда раньше не слышал о ней. Что это?

– Может быть, легенда, фантазия, вымысел. Я не знаю.

– И о чем эти легенды рассказывают?

– Абсурд. Не будем тратить время напрасно.

– Если ты хочешь моей помощи, то ответишь мне. Смотри, перчатка уже достигает колен.

– Скагганакская Пропасть, иногда ее именуют пропастью в небе, – говорит Анубис, – это место, где кончается все и не существует ничего.

– Во Вселенной много абсолютно пустых пространств.

– Но Пропасть – это, как утверждают, и отсутствие самого пространства. Это бездна, которая не является бездной. Это разрыв в ткани пространства. Это – ничто. Это вероятный пуп Вселенной. Это вход, ведущий в никуда, под, над, за, вне всего. Это – Скагганакская Пропасть.

– Тифон и сам обладает этими качествами, не так ли?

– Да, и будь проклята связь Сета и Исиды! Вот ведь породили чудовище, монстра!

– Нет, Анубис, тут ты загнул! Не всегда же он был таким? Как бы Ведьма выносила его такого?

– Не имею понятия. Он старше меня. Все это поганое семейство окутано загадками и тайнами. А теперь пошли в Дом Жизни.

Мадрак кивает.

– Показывай дорогу.