Текст книги "Демон Эроса. Темные и светлые стороны любви"

Невротическая потребность в любви может быть сосредоточена на одном человеке: это может быть муж, жена, врач или друг. В таком случае преданность, внимательность, дружба и присутствие такого человека приобретают необычайную важность. Но важность эта имеет парадоксальный характер. С одной стороны, невротик ищет внимания и присутствия этого человека, боится не понравиться ему и чувствует себя покинутым, если того нет поблизости; с другой стороны, он вовсе не счастлив, когда его идол находится вместе с ним. Если он когда-нибудь осознает это противоречие, оно его поражает. Но из сказанного выше ясно, что влечение к обществу этого другого человека выражает не подлинную любовь к нему, а всего лишь потребность в успокоении, доставляемую доступностью другого. (Конечно, подлинная привязанность и потребность в успокоении могут сопутствовать друг другу, но они не обязательно совпадают).

Стремление к привязанности может ограничиваться некоторой группой людей, тех, с кем у человека есть общие интересы, например, политической или религиозной группой; или же оно может ограничиваться одним полом. Когда потребность в успокоении ограничивается противоположным полом, состояние человека на первый взгляд может показаться «нормальным», и сам он обычно считает его «нормальным», не видя в нем ничего особенного.

Есть, например, женщины, чувствующие себя несчастными и испытывающие беспокойство, если поблизости нет мужчины; они вступают в любовную связь, через короткое время разрывают ее, снова чувствуют себя несчастными и испытывают беспокойство, начинают еще одну, и так далее. Поскольку такие отношения приводят к конфликтам и не удовлетворяют женщину, ясно, что в таком поведении нет подлинного влечения к мужчине. Такая женщина выбирает безразлично какого мужчину; ей важно лишь иметь поблизости кого-нибудь из них, и никого из них она не любит. Как правило, она не находит в таких связях даже физического удовлетворения.

Если потребность в любви сосредотачивается на том же поле, это может быть одним из определяющих факторов скрытого или явного гомосексуализма. Если путь к другому полу преграждается чрезмерным беспокойством, то потребность в любви может направится на собственный пол. Вряд ли надо объяснять, что такое беспокойство не обязательно бывает явным, а может прикрываться отвращением или отсутствием интереса к другому полу.

* * *

Поскольку обретение любви имеет для невротика жизненную важность, он готов платить за нее любую цену, большею частью не понимая, что он ведет себя таким образом. Наиболее обычный способ уплачивать эту цену – установка угождения и эмоциональной зависимости.

Установка угождения может заходить так далеко, что невротик не только подавляет в себе все агрессивные побуждения, но и все стремления к самоутверждению, позволяет оскорблять себя и идет на любые, сколь угодно тяжелые для него жертвы.

С установкой угождения тесно связана близкая к ней установка эмоциональной зависимости, возникающая из потребности опереться на кого-нибудь в надежде обрести защиту. Такая зависимость может привести не только к бесконечным страданиям, но и к полному разрушению личности. Бывают, например, отношения, при которых человек попадает в беспомощную зависимость от другого, хотя и вполне сознает, что такие отношения невыносимы. Он ощущает, будто весь мир развалится, если он не получит доброго слова или улыбки, у него может быть приступ беспокойства, когда он ожидает телефонного звонка, и он впадает в крайнее отчаяние, если что-то помешает этому человеку увидеться с ним. Но разорвать такую связь он не способен.

Обычно структура эмоциональной зависимости более сложна. Отношения, в которых один человек впадает в зависимость от другого, неизменно содержат большую долю раздражения. Зависимый человек раздражен своим порабощением; он раздражен тем, что ему приходится угождать, но он вынужден оставаться в этой зависимости из страха потерять того, с которым связан. Не зная, что ситуацию создает его собственное беспокойство, он легко может прийти к убеждению, что такое подчинение навязано ему другим. Поскольку ему отчаянно нужна любовь этого другого, он должен подавлять свое раздражение; но подавление создает, в свою очередь, новое беспокойство, нуждающееся в успокоении, а это побуждает его еще сильнее цепляться за другого.

Иногда установка по отношению к зависимости меняется у одного и того же человека. После одного или нескольких тяжелых переживаний этого рода он начинает слепо отвергать все, хотя бы отдаленно напоминающее зависимость. Например, девушка, пережившая несколько любовных связей, неизменно приводивших ее к ужасной зависимости от мужчины, развивает в себе установку отчуждения от всех мужчин и стремится лишь держать их в своей власти, не вкладывая в отношения с ними никакого чувства.

Еще одна характеристика невротической потребности в любви это ее ненасытность. Ненасытность может проявляться как общая черта жадности. Установка жадности, со всеми ее видоизменениями и связанными с ней торможениями, называется «оральной установкой» и под этим именем подробно описана в психоаналитической литературе.

Теоретические предпосылки, лежавшие в основе такой терминологии, были полезны, поскольку они позволяли объединить в синдромы изолированные до этого влечения; но предположение, что все эти влечения происходят от оральных ощущений и желаний, представляется сомнительным. Оно основано на убедительных наблюдениях, согласно которым жадность часто выражается в требовании пищи и в способе еды, а также видениях, где те же влечения могут принимать и более примитивные формы, например, форму каннибализма. Но эти явления не доказывают, что мы встречаемся здесь с желаниями, оральными по своему происхождению и существу. Поэтому, как нам кажется, более приемлемо допущение, что еда, как правило, является самым доступным средством удовлетворить жадность, каков бы ни был источник; и точно так же, в сновидениях еда – это самый конкретный и примитивный символ, выражающий ненасытные желания.

Предположение, что «оральные» стремления и установки имеют либидинальный характер, также нуждается в доказательстве. Несомненно, установка жадности может проявляться в половой сфере, как в действительной сексуальной ненасытности, так и в сновидениях, отождествляющих половое сношение с пожиранием или кусанием. Но она проявляется точно так же в стремлении к приобретению денег или одежды, или в честолюбии и погоне за престижем.

В пользу гипотезы либидо можно лишь сказать, что жадность, доходящая до страсти, подобна наблюдаемой в сексуальных влечениях. Но если не предполагать, что все страстные влечения имеют либидинальный характер, то надо было бы еще доказать, что жадность, как таковая, является сексуальным, точнее, прегенитальным сексуальным влечением.

* * *

Возвращаясь к главному направлению нашего исследования, рассмотрим теперь, какими специальными способами проявляются ненасытность в отношении любви. Главные ее выражения – ревность и требование безусловной любви.

У нормального человека ревность может быть адекватной реакцией на опасность потерять любовь; у невротика же эта реакция несоразмерна опасности. Она диктуется постоянным страхом потерять обладание некоторым лицом или его любовью; вследствие этого, любые иные интересы, какие могут быть у этого лица, оказываются потенциальной опасностью. Ревность такого рода может проявиться и в любых человеческих отношениях – со стороны родителей к детям, желающим иметь друзей или вступить в брак; со стороны детей к родителям; между партнерами по браку; и во всевозможных любовных отношениях.

Часто полагают, что неумеренная ревность обусловлена детской ревностью к братьям, сестрам или одному из родителей. Ревность к братьям и сестрам, встречающаяся у здоровых детей, например, ревность к новорожденному младенцу, бесследно исчезает, как только ребенок убеждается, что он нисколько не потерял любви и внимания, какие ему оказывались прежде. По моему опыту, чрезмерная ревность в детстве, которая не преодолевается со временем, происходит от невротического состояния ребенка, аналогичного описанному состоянию взрослого. Она означает, что у ребенка была уже раньше ненасытная потребность в любви, происходящая от основного беспокойства.

Отношение между реакциями ревности у ребенка и взрослого в психоаналитической литературе часто описывается неоднозначным образом, а именно, взрослая ревность называется «повторением» детской. Если этот термин должен означать, что взрослая женщина ревнует своего мужа, потому что она так же ревновала свою мать, то приведенное утверждение представляется несостоятельным. Ненасытная ревность, обнаруживаемая в отношениях ребенка к родителям, братьям или сестрам, не является первопричиной позднейшей ревности; в действительности, та и другая имеют общий источник.

Может быть, ненасытная потребность в любви имеет еще более сильное выражение, чем ревность: это требование безусловной любви. Чаще всего это требование сознательно формулируется в виде: «Я хочу быть любимым не за то, что я делаю, а за то, что я есть». Само по себе это желание не содержит в себе ничего особенного. Конечно, желание быть любимым ради самого себя не чуждо никому из нас. Но невротическое стремление к безусловной любви гораздо требовательнее, чем нормальное, и в своей крайней форме неосуществимо. Это требование любви буквально без всяких условий и ограничений: оно содержит желание быть любимым без какой-либо взаимности.

Такое стремление необходимо невротику, поскольку он чувствует себя неспособным проявлять к кому-нибудь теплоту или привязанность, и не хочет этого делать. Любое преимущество или удовлетворение, извлеченное другим из сложившейся ситуации, сразу же вызывает у невротика подозрение, что этот другой связан с ним только ради этого преимущества или удовлетворения. В половых сношениях люди этого типа досадуют на удовлетворение, получаемое от сношения с партнером, потому что чувствуют себя любимыми лишь из-за этого удовлетворения.

Наконец, требование безусловной любви означает также, что этой любви надо приносить жертвы. Невротик не уверен в любви другого человека, если тот не готов жертвовать для него решительно всем. Речь может идти о времени или деньгах, но иногда приходится приносить в жертву убеждения и честность. Предполагается, например, что любящий невротика человек должен при самых невозможных условиях оставаться на его стороне. Некоторые матери требуют от своих детей слепой преданности и всевозможных жертв, наивно оправдывая это тем, что «родили их в муках». Другие матери, подавив свое требование безусловной любви, могут уделять своим детям значительную помощь и поддержку; но их отношения с детьми не доставляют им удовлетворения, потому что они полагают, как и в других уже описанных примерах, что дети любят их только за эту щедрую помощь, и втайне досадуют каждый раз, когда что-нибудь делают для детей.

Требование безусловной любви к одному человеку, предполагающее безжалостное пренебрежение ко всем другим, яснее всего свидетельствует, что невротическая потребность в любви скрывает в себе враждебность. В отличие от нормального типа вампира, сознательно эксплуатирующего людей до последней крайности, невротик обычно не имеет ни малейшего понятия, до какой степени он требователен к другим. Тактическая необходимость вынуждает его скрывать этот факт от своего сознания. В самом деле, вряд ли человек может откровенно сказать: «Я хочу, чтобы ты принес себя в жертву ради меня, не получив ничего взамен». Он должен подвести под свои требования какое-нибудь видимое основание, например, убедить себя в том, что он болен и потому нуждается во всех этих жертвах.

Другая серьезная причина, препятствующая пониманию собственной требовательности, состоит в том, что если желательные для невротика отношения уже установились, то ему трудно от них отказаться, а осознание их иррациональности было бы первым шагом к отказу от них. Но эти требования коренятся, независимо от таких причин, в его глубоком убеждении, что он не способен стоять на собственных ногах, что все его нужды должны удовлетворяться кем-то другим, что всю ответственность за его жизнь должен принять на себя кто-то другой.

Роль сексуальности в любовной потребности

Потребность в любви часто принимает форму сексуального увлечения или ненасытной жажды сексуального удовлетворения. Этот факт вызывает вопрос, не происходит ли все явление невротической потребности в любви от неудовлетворенности половой жизнью; может быть, все это стремление к любви, к общению, к признанию и поддержке мотивируется не столько потребностью в успокоении, сколько неудовлетворенным либидо.

Женская тайна. Скульптор Адам Мартинакис.

Так думал Фрейд. Он видел, что многие невротики страстно привязываются к другим людям, цепляются за них; и он объяснял эту установку неудовлетворенностью либидо. Но такая концепция основана на некоторых предположениях. Она предполагает, что все проявления, не сексуальные сами по себе, например, стремление получить совет, одобрение или поддержку, выражают ослабленные или «сублимированные» половые потребности. Она предполагает, далее, что доброта является подавленным или «сублимированным» выражением сексуальных стремлений.

Эти предпосылки неосновательны. Чувства привязанности и проявления доброты не так тесно связаны с сексуальностью, как иногда думают. Как говорят нам антропологи и историки, индивидуальная любовь есть продукт культурного развития. Бриффо считает, что сексуальность более родственна жестокости, чем доброте, хотя его точка зрения не вполне убедительна. Но из наблюдений, сделанных в нашей культуре, мы знаем, что сексуальность может быть без привязанности и доброты, а привязанность и доброта могут быть без сексуальных ощущений. Например, нет доказательств, что нежная привязанность, существующая между матерью и ребенком, имеет сексуальную природу. Мы можем лишь заметить – и в этом состоит открытие Фрейда – что здесь могут присутствовать сексуальные элементы.

Наблюдается ряд связей между привязанностью и сексуальностью: привязанность может предшествовать сексуальному влечению; человек может испытывать сексуальные влечения, сознавая лишь чувство привязанности; сексуальные влечения могут стимулировать нежные чувства или перейти в них. Но хотя такие переходы между нежностью и сексуальностью определенно указывают на их тесную связь, лучше проявить осторожность, допустив, что существуют чувства двух разных категорий, которые могут совпадать, переходить друг в друга или заменять друг друга.

Более того, если принять представление Фрейда, что в поиске привязанности движущей силой является неудовлетворенное либидо, то трудно понять, почему у людей, половая жизнь которых с физической стороны вполне удовлетворительна, мы находим то же влечение к привязанности, со всеми описанными осложнениями – чувством собственности, требованием безусловной любви, чувством отверженности, и т. д. Поскольку такие случаи, без сомнения, встречаются, мы неизбежно приходим к выводу, что в этих случаях неудовлетворительность либидо не объясняет наблюдаемых явлений, так что причины их надо искать вне половой сферы.

Наконец, если бы потребность в любви была всего лишь сексуальным явлением, трудно было бы понять различные связанные с нею явления, такие, как чувство собственности, требование безусловной любви, чувство отверженности.

Правда, эти проблемы были замечены и детально описаны: например, ревность производится от соперничества с братом или сестрой, или от эдипова комплекса; требование безусловной любви прослеживается до орального эротизма; чувство собственности объясняется анальным эротизмом и т. д. Но до сих пор не было осознано, что в действительности вся совокупность установок и реакций, описанных в предыдущих главах, составляет одно целое, что все они образуют части единой структуры. Не поняв, что беспокойство является движущей силой, стоящей за потребностью в любви, нельзя в точности установить, какие условия усиливают или ослабляют эту потребность.

Потребность в любви столь регулярно возникает как следствие беспокойства, что ее можно с уверенностью считать сигналом тревоги, указывающим на некоторое беспокойство, готовое выйти наружу и нуждающееся в успокоении. Например, в браке может случиться, что муж компульсивно цепляется за свою жену, ревнует ее, как свою собственность, идеализирует ее и восхищается ею, тогда как в глубине подсознания он ее ненавидит и боится.

Преувеличенная преданность, накладывающаяся на скрытую ненависть, иногда называется «сверхкомпенсацией»; но следует иметь в виду, что этот термин дает лишь грубое описание процесса, ничего не говоря о его динамике.

* * *

Если по изложенным причинам мы не согласны с сексуальной этиологией потребности в любви, то возникает следующий вопрос: можно ли считать случайностью, что невротическая потребность в любви иногда соединяется с сексуальным стремлением, или прямо проявляется в этом виде; и существуют ли условия, при которых потребность в любви ощущается и выражается в сексуальных формах.

Сексуальное выражение потребности в любви зависит в некоторой степени от того, способствуют ли ему внешние обстоятельства. Оно зависит в некоторой степени от различий в культуре, жизненной силе и сексуальном темпераменте. И, наконец, оно зависит от того, удовлетворительна ли половая жизнь человека: если неудовлетворительна, то более вероятно, что его реакция проявится в сексуальной форме.

Хотя все эти факторы очевидны и имеют определенное влияние на реакции человека, они недостаточно объясняют основные индивидуальные различия. В данной группе людей, проявляющих невротическую потребность в любви, эти реакции меняются от индивида к индивиду. У некоторых из них контакты с другими людьми сразу же, почти компульсивно, принимают более или менее интенсивную сексуальную окраску, тогда как у других сексуальная возбудимость и активность остаются в пределах нормального ощущения и поведения.

К первой группе принадлежат мужчины и женщины, меняющие своих сексуальных партнеров. Как показывает более близкое знакомство с их отношениями, они чувствуют себя неуверенными, беззащитными, и испытывают неустойчивость, когда лишаются половых отношений или не имеют шансов обрести их в ближайшем будущем. К той же группе относятся люди с более сильным торможением, имеющие в действительности очень мало отношений, но создающие эротическую атмосферу между собой и другими мужчинами или женщинами, даже в тех случаях, когда те их не особенно привлекают.

Наконец, сюда относятся также люди с еще более сильным сексуальным торможением, но с легкой сексуальной возбудимостью, компульсивно видящие в любом мужчине или любой женщине потенциального полового партнера. В этой последней подгруппе половые отношения могут заменяться – хотя и не обязательно – компульсивной мастурбацией.

В описанной группе наблюдаются большие различия в степени достигаемого физического удовлетворения. Общей чертой всех людей этой группы является, кроме компульсивного характера их сексуальных потребностей, отсутствие дискриминации в выборе партнера. Они отличаются теми же признаками, которые мы уже описали, рассматривая невротическую потребность в любви вообще. Вдобавок к этому, поразительно расхождение между их готовностью к половым отношениям. Фактическим или воображаемым, и глубоким расстройством их эмоциональных отношений к другим людям, более серьезным расстройством, чем наблюдается у среднего человека, преследуемого основным беспокойством.

Такие люди не только не могут поверить в любовь, но если им предлагается любовь, она приводит их в глубокое замешательство – а в случае мужчины приводит к импотенции. В некоторых случаях они сознают свою защитную установку, а в других склонны возлагать вину на своих партнеров. В последнем случае они убеждены, что ни разу не встретили девушку или мужчину, заслуживающую их любви.

Половые отношения означают для них не только облегчение специфических сексуальных напряжений, но также единственный способ контакта с людьми. Если у человека развилось убеждение, что он никак не способен добиться любви других людей, то физический контакт служит для него заменой эмоциональных отношений. В таких случаях сексуальность оказывается главной или даже единственной связью с другими людьми, и приобретает поэтому необычайную важность.

У нескорых людей неразборчивость проявляется в отношении пола потенциального партнера; они активно ищут отношений с обоими полами, или пассивно поддаются сексуальным требованиям, независимо от того, делаются ли они лицом того же или другого пола. Первый тип нас здесь не интересует; хотя сексуальность в этом случае также служит установлению человеческих контактов, трудно достижимых другим путем, движущим мотивом является здесь не столько потребность в любви, сколько стремление к завоеванию, точнее, к подчинению других.

Это стремление может быть столь повелительным, что половые различия становятся относительно безразличными. Мужчин или женщин надо подчинить, сексуальным или иным способом. Но люди второго типа, готовые подчиниться сексуальным партнерам любого пола, гонимы бесконечной потребностью в любви, и в особенности страхом потерять другого человека, отказав ему в его сексуальных требованиях, или осмелившись защищаться от таких требований, законных или нет. Они не хотят потерять другого человека, остро нуждаясь в контакте с ним.

Как я полагаю, попытки объяснить безразличные отношения с обоими полами, исходя из предположения о конституционной бисексуальности, не достигают цели. В таких случаях нет указаний на подлинное предпочтение собственного пола. Видимые гомосексуальные тенденции, так же как безразличие в отношении противоположного пола, исчезают, как только беспокойство сменяется твердой уверенностью в себе.

Сказанное выше о бисексуальных установках проливает также некоторый свет на проблему гомосексуальности. В действительности встречается ряд промежуточных ступеней между описанным «бисексуальным» типом и определенно гомосексуальным типом. В истории последнего имеются определенные факторы, приводящие к исключению лица другого пола в качестве сексуального партнера.

Конечно, проблема гомосексуальности слишком сложна, чтобы ее можно было понять с единственной точки зрения. Но я могу сказать, что никогда не видела гомосексуального человека, у которого не были бы заметны также факторы, указанные для «бисексуальной» группы.

* * *

Вообще, аналогично пословице «не все золото, что блестит», можно сказать, что «не все сексуальность, что на нее похоже». Значительная часть того, что кажется сексуальностью, имеет с нею в действительности очень мало общего, а выражает стремление к успокоению. Кто не принимает это во внимание, тот переоценивает роль сексуальности.

Человек, сексуальные потребности которого усиливаются неосознанным напряжением беспокойства, наивно приписывает интенсивность своих сексуальных потребностей врожденному темпераменту, или свободе от традиционных запретов. Он допускает при этом ту же ошибку, как люди, переоценивающие свою потребность во сне, воображая, что их конституция требует десяти часов сна или больше, тогда как в действительности их усиленная потребность во сне зависит от различных накопившихся эмоций; сон служит им средством избежания всех конфликтов.

То же относится к компульсивной еде и питью. Еда, питье, сон, сексуальность – все это жизненные потребности; интенсивность их варьирует не только в зависимости от индивидуальной конституции, но и от множества других условий, таких, как климат, наличие или отсутствие других видов удовлетворения, наличие или отсутствие внешних стимулов, степень напряженности труда, физическая обстановка. Но, кроме того, все эти потребности могут усиливаться подсознательными факторами.

Связь между сексуальностью и потребностью в любви проливает свет на проблему полового воздержания. Способность выдерживать сексуальное воздержание зависит от культуры и от индивида. У данного индивида она может зависеть от нескольких психических и физических факторов. Но нетрудно понять, что индивид, нуждающийся в сексуальности как в средстве облегчения беспокойства, оказывается особенно неспособным выдержать даже кратковременное воздержание.

Эти соображения приводят к некоторым мыслям о роли сексуальности в нашей культуре. Наша либеральная установка в отношении сексуальности вызывает у нас некоторую гордость и удовлетворение. Конечно, по сравнению с викторианской эпохой положение изменилось в лучшую сторону. Люди теперь более свободны в сексуальных отношениях и более способны к удовлетворению. Последнее в особенности справедливо для женщин; фригидность не считается больше нормальным состоянием женщины, а рассматривается как недостаток. Но улучшение не столь полно, как можно было бы подумать, потому что значительная часть сексуальной деятельности служит в настоящее время не столько удовлетворению подлинных сексуальных стремлений, сколько снятию психических напряжений, а потому ее следует рассматривать не как подлинное половое удовлетворение или счастье, а как нечто вроде успокоительного лекарства.

Эта культурная ситуация отражается также в концепциях психоанализа. Одно из великих достижений Фрейда состоит в том, что в значительной степени благодаря ему сексуальности стали придавать должное значение. Но при более подробном рассмотрении оказывается, что многие явления, рассматриваемые как сексуальные, представляют собой в действительности выражение сложного невроза, главным образом, невротической потребности в любви.

Есть много свидетельств в пользу того, что все те особенности любви у взрослых людей, которые Фрейд описал под именем эдипова комплекса, могут существовать, начиная с детства; но это случается реже, чем предполагал Фрейд. Я полагаю, что эдипов комплекс является не первичным процессом, а результатом нескольких процессов разного рода. Он может быть весьма несложной реакцией ребенка, спровоцированной сексуально окрашенными ласками, увиденными ребенком сексуальными сценами, или слепой преданностью ребенку одного из родителей.

С другой стороны, он может быть результатом гораздо более сложного процесса. В тех семейных ситуациях, которые служат питательной почвой для эдипова комплекса, в ребенке возбуждается много страха и враждебности, подавление которых вызывает беспокойство. Мне кажется вероятным, что в таких случаях эдипов комплекс происходит от того, что ребенок, в поиске успокоения, цепляется за одного из родителей.

В действительности, вполне развитый эдипов комплекс, как его описал Фрейд, демонстрирует все тенденции, характерные для невротической потребности в любви: чрезмерные требования безусловной любви, ревность, чувство собственности, ненависть вследствие отвержения.