Текст книги "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

– Вы что здесь делаете? – пришлось рассказывать ему всю мою задумку. Выслушав меня с явно обиженным лицом и неудовольствием всего происходящего, он спросил:

– А, что это вы описываете? – я ему объяснил:

– Существующее оборудование ящика сделано хоть и красиво и мастерски не соответствует масштабу и условной дальности ящика, надо все пересчитать так, чтобы обучаемый, наводя дальномерной шкалой на любой предмет или здание мог определить до него условную дальность. А кроме того намечаю места установки появляющихся и движущихся целей, а также места попаданий условных выстрелов! – комбат задумался, и я чувствовал, что в нем горит основное желание запретить мои поползновения на его детище. Он долго молчал, обдумывая, потом махнул рукой и сказал:

– Ладно, давай измеряй, записывай, придумывай и, когда сам всё осмыслишь доложишь мне, тогда мы вместе подумаем, как это сделать!

Открылись соревнования, на которых я легко выиграл все встречи, на которые всеми правдами и неправдами прибегала вся наша вторая рота, также хорошо выступили все представляемые мной борцы и штангисты полка. Мои легкие победы над внушительными по виду соперниками радовали моих подчиненных, и они с гордостью всем говорили:

– Это наш командир! – не скрою, для меня это было лестью, правда внутренний голос говорил мне:

– А не слишком ли высоко, Борис, ты задрал свой нос? – в то время большинство любителей спорта уважали тяжёлую атлетику, борьбу, бокс и штангистов, к тому же, так-как в полковой команде не было штангиста моего веса, пришлось выступать мне и на свое удивление, я выполнил норматив на второй спортивный разряд, в результате чего в военном городке с незнакомыми мне офицерами, они первыми здоровались со мной, как с давно знакомым им человеком.

Тридцатого апреля мы погрузили свои танки и имущество в эшелон и убыли на свой Лосовский полигон в лагерь до октября месяца. Оборудовали палаточный лагерь, столовые, парки боевых и учебных машин, и уже на третий день после прибытия начали заниматься боевой подготовкой.

В группу войск приехал Министр обороны СССР маршал Жуков Г. К. Через неделю он обещал посетить наш лагерь. Все наши войска были брошены на оборудование внешнего марафета, всё вычищалось, все красилось в зелёный цвет, все дорожки посыпались песком, все кюветы и кюветики равняли по буссоли. Доходило до идиотизма в лесу, где был разбит наш лагерь выгребалась вся опавшая листва, накопившая за несколько лет. Приезд его намечался на первое воскресение мая. Работу закончили поздно вечером в пятницу, легли спать, а ночью по всей округе прошёл ураганный ветер с проливным дождём. Все наши выравненные кюветы, все покрашенные заборы, штакетники, шлагбаумы и другое оборудование были смыты ливнем и повсеместно утром текли ручьи с зелёной водой от смытой с них краски. Деревья из-под корней, которых выгреблены листва и земля были повалены, и всю субботу до поздней ночи, мы восстанавливали всё разрушенное и смытое. Приезд Жукова намечался к десяти часам. Личный состав войсковых частей в парадной форме был выстроен к девяти часам. Командовал этим парадом заместитель командира дивизии полковник Харина, а командир дивизии полковник Иванов поехал к Жукову, который в это время находился в штабе Армии в Веймаре. Этот день, как никогда выдался солнечным, а испарение от мокрой земли создавали ощущение как в парной. В 10 часов на горизонте никто не появлялся. Харина вышел на средину строя в ожидании высокого начальства, но пока горизонт был чист. В 11 часов тоже никого не было. От солнечного удара в строю начали падать солдатики первого года службы, которых тотчас подбирали санитары и увозили в медсанбат в санитарных машинах. Ровно в 12 часов показалась Победа командира дивизии и остановилась по среди строя. Харина скомандовал:

– Дивизия, смирно! Равнение на средину! – и пошёл к машине. Дверца открылась, из машины вышел комдив, и обращаясь к Харине с досадой махнул рукой, что означало «Вольно». Последовала команда:

– Командирам частей прибыть к командиру дивизии! – получив задачу от комдива, командиры частей начали уводить свои войска в места расположения. Для нас офицеров довели, что министр обороны в этом году не посетит, и его приезд будет ожидаться только в следующем году.

ЧАСТЬ 6

НЕЗАПЛАНИРОВАННЫЙ ОТПУСК

Занятия шли своим чередом в связи с тем, что на месте был командир роты, нагрузка с меня на довольно много снизилась, и несмотря на то, что было много полевых занятий, все же много оставалось личного времени, которое, мы молодые офицеры использовали не всегда во благо себе. На лагерном сборе был объявлен сухой закон, спиртное не продавалось в буфете офицерской столовой ни в магазине военторга. Дороги в немецкие населенные пункты были перекрыты постами и патрулями, и многим казалось, что спиртного здесь не раздобыть, а для нас это казалось смешным потому, что работающие в офицерских столовых девушки, официантки и поварихи ежедневно по утрам ходили в ближайший поселок, называемый Лоссой за зеленью и другими свежими овощами. Жили они все рядом с нашим бараком, в котором жили молодые офицеры холостяки. По нашей просьбе они могли принести вся и всё потому, что их ни патрули, ни на постах никто не проверял, да и кто из офицеров осмелится проверить официантку или повариху, которые ежедневно кормят его? К празднику девятое мая все жильцы нашего барака заготовили необходимое для встречи праздника поило. Как всегда, праздник начался с построения, торжественных речей, прохождением войск торжественным маршем и с песнями, а затем начались спортивные соревнования, выступления художественной самодеятельности, а вечером в 28 раз показали фильм «Чапаев». Уложив спать личный состав в первом часу ночи, мы все собрались в своем бараке, поздравили с праздником друг друга и продолжили в своих комнатах коморках, в которых жили по четыре человека. В нашей коморке жили я, Коля Хорохорин, Лёша Созанёнок и Женя Кондауров. Мы заготовили много пития и закуси, и почти до утра почивали друг друга и, как было расставлено на столе и на лавках, все так и осталось, а мы поснули на своих койках. Перед подъёмом, я услышал злой бас подполковника Красильникова, который зашёл в барак и открыл первую дверь в комнату. Оттуда по-видимому повалил перегар, его взору открылась неприглядная картина, стоящей и валяющейся закуси, пустые бутылки и граненые стаканы. Почти в каждой в комнате, как я полагаю была точная картина, как эта состоялась у нас. Я вскочил с койки, свернул простынь, покрывающую стол вместе с посудой, оставшейся закусью, свернул её в узел и запихал глубоко под койку, так же я поступил с простынёю, которая закрывала лавку и всё что на ней стояло, также завернул в узел и засунул под другую койку. Схватив, стоявшую в углу метлу, я промел ею пол. В пустой графин с крана налил воды, вымыл четыре стакана и поставил их возле графина и мгновенно брякнулся в койку. Едва успев укрыться, открылась наша дверь, и приоткрыв глаза, я увидел в дверях разъярённого подполковника Красильникова, у которого при виде нашей комнаты в горле застряло матершинное слово, и он произнес:

– Тьфу, твою мать! В одной только комнате порядок! – повернулся, хлопнул дверью и ушёл. Через стену было слышно, как он идет в штаб, матерится и кому-то рассказывает, что творится в общежитии. После подъёма и водных процедур, офицерам холостякам, живущим в нашем бараке надлежит собраться в курилке, которая стояла между нашим бараком и штабом полка, с нами будет беседовать командир полка. В назначенное время пришёл командир полка в сопровождении начальника штаба и замполита.

– Что же мне с вами холостяками делать? Женить бы вас надо! Жёны ума бы вам поставляли! – и неожиданно сказал: вот если кто скажет мне, что в отпуске женится, я прямо сейчас отпущу! – все притихли, а я в голове перебирал свои возможности, честно, говоря мне уже стала надоедать эта вольница, эти не планированные пьянки и сборища, и отважившись, я сказал:

– Я поеду и женюсь! – не моргнув глазом командир полка сказал:

– Иди к Пашутину (это был зам начальника штаба) и выписывай отпускные документы! – и я пошёл. Окошко к Пашутину открывалось в сторону курилки. Я подошёл к нему и постучал, оно открылось, я не успел ещё слово сказать, как Пашутин заявил мне:

– Я все слышал и уже выписываю тебе документы, приходи через час и всё получишь! – я пошёл в роту, доложил командиру, что командир полка отправляет меня в отпуск. Для него и всех остальных было непривычным, что командир взвода в мае месяце едет в отпуск, как всегда эта категория, как обычно проводила свои отпуска в последние осенние и зимние месяцы. Получив документы, я успел на дивизионный автобус, который уходил в Галле на зимние квартиры. Прибыв туда, я успел в Банке оформить расчетную книжку и получить на неё отпускные в советских рублях получить положенную мне очередную получку в немецких марках, на которую я на следующий день накупил целых два чемодана подарков для своих родных и знакомых. Оформив проездные документы, утром следующего дня, я убыл в Эрфурт, где определился в наш советский поезд, который прямиком через Польшу шёл в Брест. Без проблем на следующие сутки добрался до Бреста, вышел с поезда и ощутил своими лёгкими знакомый воздух Родины. В Банке получил, причитающиеся мне деньги, которых оказалось много большими сотенными бумагами. За восемь месяцев, я получил более десяти тысяч рублей. В то время это били очень большие деньги. С вокзала я поспешил на Брестский аэродром, где взял билет на самолёт, идущий до Одессы. Через два с половиной часа я был в Одессе и успел на очередной поезд, идущий на Москву. Эти все поезда могли проходить только через мою станцию Раздельное. Выйдя с поезда в Раздельной, я занёс чемоданы в привокзальный ресторан к Любе, подарил ей какую-то немецкую кофточку и платочек, чему она была очень рада. От неё позвонил в МТС, узнать нет ли там кого с Марьяновки. Но там никого не оказалось. Люба сказала:

– Выходи, там на площади стоит мой знакомый таксист. – я пошёл туда, встретились мы с ним, как со старым знакомым и, он отвез меня в Марьяновку, но мы специально сделали с ним круг и подъехали к строящемуся отцову дому. Внешне дом и летняя кухня были уже готовы, но дверь была на замке. Я заглянул в окошко и увидел, что в большой комнате клеятся обои потому, что они лежали на столе и половина стены было уже оклеено. По пути заехал в военкомат, встал на учет, сдал на хранение оружие (тогда офицеры, служившие за границей в отпуск, уходили с оружием). Заехал во двор, увидел, что дверь в хату открыта, зашёл в неё, но дома никого не оказалось. Двери в комнаты в которых жили девочки были закрыты на замки, подошедшая к калитке соседка сказала, что мать пошла в магазин. Я рассчитался с таксистом, занёс в хату чемоданы, разделся, налил воды в уличный умывальник, разделся и стал мыться. Вскоре подошла мать, расплакалась и упрекала меня, что я так редко пишу, а тут ещё приезжал Шурка Назаренко, он такого на тебя наплёл, что мы и похоронку на тебя уже ожидали, хорошо, что письмо твое последнее пришло. (Шурка Назаренко был другом моего брата, а старший его брат Васька был моим другом), Шурка поступил в военное училище, окончив его и сразу же по окончании его тоже направили в Венгрию, где мы с ним встретились, когда уже вошли в Венгрию. Он меня видел там с забинтованными поверх комбинезона ногами, а прибыв в отпуск, с пьяна нагородил такой чуши, что якобы он видел меня раненым, что я отбивался с ним от врагов, при нем я кинул гранату в противника, а его в это время контузило и, он меня больше не видел. Как мог, я успокоил мать, сказал ей:

– Мама, со мной нигде ничего не происходило! – но, когда я мылся, мать придирчиво высматривала меня, выискивая на моем теле отметины от ранения. А я специально не снимал брюки, чтобы вымыть ноги, на которых явно проступали следы от брызг металла и черной окалины. А на утро не знаю кем оповещённые о моём приезде приехали мои друзья целых двенадцать человек. Под впечатлением Шуркиных рассказней, они с пристрастием расспрашивали меня про Венгрию и, что там было потому, что из Шуркиных рассказов, перемешанных его воображением и винными парами, они составить целостной картины не могли. Я же не имел права рассказывать о моём участии в этом инциденте, поэтому я не отрицал, что встретился там с Шуркой, но что был я там просто в командировке и всего несколько дней. А дальше пошло, поехало. Ребята на перебой приглашали меня к себе, приглашали съездить в Одессу, Кишинев и другие знакомые и любимые наши места и конечно съездить на Лиман, где в это время начинается бычковая и рачковая путина. На третий день приехал отец, все это время он был в Одессе на каком-то областном мероприятии механизаторов. Он, как никогда обрадовался моему приезду, мы съездили с ним в Раздельную, осмотрели почти готовый дом определили, что надо сделать, отец сказал:

– Борис, ты на этом доме и так много потрудился, отдыхай, а мне надо положить полы в кухне и коридоре, делать лестницу на чердак и оборудовать летнюю кухню. Денег пока нет, поэтому буду всё делать после нового года! – я его спросил:

– Папа, так-сколько-денег– то надо? – он сказал:

– Для завершения строительства надо две-три тысячи рублей!

– Не волнуйся, папа, такие деньги у меня есть. Приедем домой, я тебе их отдам!

– Зачем, сынок, они тебе понадобятся! – но приехав домой, я достал деньги и отдал отцу пять тысяч рублей и пятьсот рублей маме, чтобы она накупила продуктов потому, что к нам часто будут приезжать ребята. А дальше начались мои поездки во все концы района и области с ребятами и без них. Побывал я в Первомайске, куда определили служить моего друга Серёжу Огородникова, побывал в Тирасполе, где служило пятеро моих однокашников, а затем с ними побывал в Кишинёве, где тоже служили наши ребята. Оттуда все вместе в выходной поехали в Одессу, где посетили своих ребят, которые служили под Одессой. Только через полторы недели я вернулся домой и заехав во двор, увидел обеих девчонок, которые жили в нашем же доме. Ещё с прошлого года мы были знакомы, поэтому они встретили меня, как старого знакомого и неприменули объявить, что сегодня в клубе фильм «Кубанские казаки», а после фильма танцы и они надеются, что я их свожу потому, что они боятся туда ходить, так-как там зачастую хулиганят пьяные парни. Я им это пообещал и действительно вечером сводил в кино и даже потанцевали там во дворе под звуки оглушающей радиолы на пыльном дворе. Прибыв домой, пришлось идти под умывальник и смывать с себя прилипшую пыль. А утром опять я уехал к ребятам. Ездили на Лиман, по старой привычке наловили пару мешков рачков и одарили ими родителей моих друзей. Проехал по всем тракторным бригадам Еремеевской МТС, где бригадиры и трактористы знали меня, как облупленного. И так в моих разъездах гулянках прошло почти полтора месяца, оставалось чуть больше двух недель до конца отпуска, и я вспомнил своё обещание командиру полка жениться. Стал вопрос на ком? Татьяна дала мне отлуп, а другой кандидатуры у меня не просматривалось, хотя знакомых и симпатизирующих мне девушек было много, но я впервые задумался над выбором, понимая, что жизнь военного, это не пуховая дорожка и надо выбирать подругу, которая бы разделяла со мной всё и хорошее и плохое, а таких в своём окружении я не видел, мне приглянулась старшая сестра Серёжи Огородникова, но она уже давно встречалась с парнем, который дослуживал срочную службу, и осенью по приходу они должны были пожениться. Другая подруга из Буденовки Надя Дмитриенко, которая мне очень нравилась уехала в Еремеевку и там вышла замуж за моего друга Ваню Короленко. Там же в Еремеевке жила Женя Шидловская, и я был не прочь связать себя с ней. Но, поехав туда с самыми серьёзными намерениями, дома её не застал, а её брат Федя мой друг сказал: что приехала родная их тётка и забрала её к себе в Билки, где собралась выдать её замуж. Пока я метался вокруг да около, осталось чуть больше недели отпуска. На следующий день в обед меня мать попросила принести пару ведер с колодца, который был довольно далеко от нашего дома. Возле колодца я встретил Валю, которая шла с работы домой. Набравши воды, я остановил её, мы поздоровались, и я сказал ей:

– Валя, составь мне компанию пойдём вместе! – она сказала:

– Пойдём! – у меня мелькнула мысль:

– А чем она, Борис, тебе не пара? Красивая, умная, работящая! – и не откладывая в долгий ящик, я ей сказал:

– Валь, а давай сходим в сельсовет! – не поняв моего предложения, она мне в тон сказала:

– Давай! Только зачем? – я ей тоже в тон ответил:

– А зачем в сельсовет ходят молодые парни с девушками? – она покраснела и спросила:

– А зачем? – я ей ответил:

– Распишемся! – она остановилась, покрутила пальцем у своего виска и сказала:

– Ты что скозився? Я тебя за два года только вижу четвертый раз, два раза с тобой сходила в кино и на танцы, а ты уже говоришь, давай распишемся, это же не простое дело! И с родителями надо посоветоваться! – но я настаивал и объяснял ей:

– Валентина, у меня времени нет и осталась одна неделя, за которую я должен все оформить так как следующий очередной отпуск будет только через год или полтора, а сейчас я не имею права прибыть в свою часть не женатым потому, что пообещал! – в ответ она рассмеялась и заявила:

– А я-то тут причем? – на мои уговоры она только смеялась. Но когда подошли к дверям, я должен был зайти в свою дверь, а она в свою, я ей сказал:

– Завтра, когда будешь идти с МТС на обед, я тебя встречу и мы пойдём в сельсовет расписываться! – в ответ она хихикнула и закрыла дверь. Зайдя в дом, я поставил ведра на лавку, мать посмотрела на мое раскрасневшееся лицо и спросила меня:

– А что случилось, сынок? – и я ей выпалил на полном серьёзе.

– Да вот Вальке предлагаю пойти расписаться, а она надо мной хохочет!

– А что она тебе говорит?

– Она говорит, что я сумасшедший! – на полном серьёзе мать сказала:

– Тоже мне Америку открыла! Я всю жизнь знаю, что ты сумасшедший! – в это время кто-то приехал из ребят, я пошёл встречать, потом мы с ним до поздна просидели, а утром я вспомнил о разговоре с Валей и своем обещании встретить её с работы, но не зная, как она к этому отнесётся, с нетерпением ждал обеда и помаленьку пошел к колодцу, к которому от МТС была протоптана тропка и Валя всегда по ней ходила. Ровно в час пятнадцать я увидел, что по тропинке идёт Валентина, она была серьёзная и чем-то встревожена. Мы встретились, поздоровались, я спросил:

– Ты что такая встревоженная?

– Да там молодой тракторист на нефтебазу затаскивал цистерну и завалил столб. Вся МТСовская мастерская, токарка, сварочная и кузня остались без электричества, вот только что устранили!

– А ты не забыла, что я вчера сказал?

– А что ты сказал вчера умного?

– А то, что мы сейчас пойдём с тобой расписываться! – она посмотрела на меня, как на прокаженного, но я уже завёлся. Взял из её рук сумочку и посмотрел в неё, паспорт был на месте. Взяв её под руку и несмотря на то, что она пыталась упираться, я повёл её в сельсовет. А когда она начала сильно упираться я её приподнимал и нес, говоря:

– Будешь упираться, понесу на руках! – по подходу к сельсовету, она успокоилась и даже стала улыбаться. Мы зашли в кабинет к председателю, поздоровались с ним, и я серьёзно сказал:

– Вот мы пришли расписаться! – и подал ему наши паспорта. Он взял паспорта, раскрыл и стал в них что-то записывать и поставил печати, после чего он выписал накладную и сказал:

– Платите пошлину четырнадцать рублей! – я полез в карман и вспомнил что деньги оставил в кармане другой рубашки. Холодный пот покрыл мой лоб. Но Валя нашлась, ничего не говоря, открыла сумочку и отдала председателю деньги. А я долго ещё не мог от стыда открыть глаза и смотреть на людей. Мы вышли из сельсовета и, идя домой Валя спросила меня:

– Ну и, как ты теперь сообщишь родителям?

– Не бери в голову, Валентина, сейчас придём домой и всё образумится! – перед входом в дом Валя хотела юркнуть в свою дверь, но я крепко держал её за локоть, открыл свою дверь и впустил её вперед, закрыв спиной дверь, чтобы она не убежала. В кухне за столом сидели отец с матерью и обедали. Зайдя на кухню, я поставил Валю рядом с собой, обнял её за талию и сказал:

– Папа и мама, нас было четверо, теперь стало пятеро, только что мы с Валей расписались! – мать пустила слезу, отец растерянно молчал, а затем сказал:

– А что же вы раньше не сказали? – я честно ответил:

– Раньше в моих планах этого не было! План родился только вчера, и мама о нем знает! – мать всплеснула руками и заявила:

– Так я же подумала, что ты, как всегда шутишь!

– Всё, мама, шутки кончились! Я теперь у тебя женатый сын! – отец рассмеялся, усадил нас за стол, сбегал в погреб, принес праздничного розового вина, и мы в сласть выпили и закусили. Тут же они начали разговор насчет свадьбы, а до моего уезда оставалось всего лишь шесть дней. Так– как дом был маленький свадьбу играли в два этапа. Первый день – это друзья моих родителей, Валины родители, ну ясное дело и мы. А на второй день опять мы, мои друзья и несколько Валеных подруг. Как такового медового месяца не получилось. Получилось два медовых дня и-то полтора дня ушли на мои проводы.

По установившейся традиции, каждый кто приезжал из отпуска привозил с собой для угощения своих друзей редкие или экзотические напитки. Я обратился к отцу и спросил его:

– Папа, а чего бы привезти друзьям, чтобы их удивить и порадовать? – отец заулыбался и сказал:

– А у меня это есть!

– А что это? – спросил я.

– Так у нас же прошлой зимой было морозно, и я выкатил на мороз две бочки вина, и у меня есть больше чем два ведра выморозков! – я знал, что это такое, (это в бочке замораживается вино, вся вода замерзает, а внутри примерно из сорока ведерной бочки остается незамороженным полтора-два ведра выморозков, по сути дела, это чистый спирт и не заморозившиеся хмельные дрожжи). На вкус этот напиток весьма вкусный, легко пахнет виноградом, из которого сделано вино, но пить его, как вино или спирт нельзя, как правило наливают в маленькую рюмочку и целый вечер отхлебывают по маленькому глоточку, и пока ты его пьёшь, пожалуйста не смотри со стула или табуретки вниз потому, что тебе покажется, что ты сидишь высоко, а там далеко внизу просматривается пол, тут уж не вставай потому, что немедленно грохнешься на пол и тут же заснёшь. Лучшее решение этого вопроса продолжай сидеть за столом, помаленьку пить и хорошо закусывать

.Настроение от этого напитка всегда прекрасное, а, проснувшись утром чувствуешь себя прекрасно и без похмельного синдрома.

– А, как же я его довезу?

– Придумаем! – ответил отец. Достал с чердака маленький дубовый бочоночек на пять литров, и ещё зачем-то старый небольшой телевизор и сказал:

– Борис, вытащи из него все внутренности! – я был в недоумении зачем отцу понадобились запчасти, но спрашивать не стал и вынул. Отец тут же приспособил бочоночек в образовавшейся прочной коробке, где он хорошо и плотно разместился. Обложив его старым одеялом, закрутили бинтами заднюю стенку, обшили мешковиной и приделали ручку, так и повезли его как телевизор. На таможне меня спросили:

– Что это? – я ответил:

– Телевизор!

– Какой?

– Белорус! – они ощупали его, махнули рукой и сказали:

– Вези!

ЧАСТЬ 7

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА СЛУЖБУ

В Германии я заехал в свой военный городок на зимние квартиры, затем взял билет и поехал в лагерь на свой знаменитый Лоссовский полигон. Не успел я появиться в расположение полка, как меня вызвали к комбату, который сообщил мне, что капитан Артёменко убыл к новому месту службы в город Ордруф, а тебе надлежит до прибытия нового командира роты командовать ротой. Дело привычное, я даже в душе не возмутился и не обиделся. Личный состав роты меня понимал, уважал точно так, как и я их. А вечером собрались в нашем бараке в нашей комнатке все холостяки, чтобы обмыть покидающего их женатика. Я достал бочоночек, с Колей Хорохориным мы отлили из него двух литровый графин, поставили на стол, и каждому поставили по маленькой немецкой рюмочки двадцатиграммовки, а для воды поставили стаканы. Все завозмущались, что вино разливают не в стаканы, а в маленькие рюмочки. Пришлось объяснять, что это за вино и, как его надо пить. Однако, мои друзья моим советам не вняли, они одним глотком выпивали содержимое в рюмке, хвалили его вкус и тут же подсовывали, чтобы налить повторно. Первым открыл счет Яша Семенюк, он почему-то встал со стула и тут же грохнулся на пол и сразу же уснул. Трое кинувшихся его поднимать, но стоячим остался только один. Яша Семенюк и двое его помощников безмятежно спали на полу, а остальные, увидев это дело хохотали, однако резких движений и попыток встать на ноги совершать не спешили. Мы ещё не распили и пол графинчика, как добрая половина из нас безмятежно спали на полу, а остальные продолжали баловаться и наслаждаться этим напитком. Но утром все проснулись в добром здравии, я пошёл на службу командовать ротой, но не успев зайти в канцелярию, как дневальный прибежал ко мне и сказал:

– Тов лейтенант, к нам идёт начальник штаба полка! – у входа в роту, я встретил его и доложил:

– Рота занимается по распорядку дня и расписанию, а на завтра готовится ехать на вождение боевых машин на Вёрметский танкодром. – подполковник Красильников, как никогда был в хорошем расположении духа пошёл со мной в канцелярию и там задал мне вопрос:

– Лейтенант, что ты там за напиток такой привез, что с ног сшибает? – я ему популярно объяснил. Он сказал:

– Я слышал о таких напитках, но не видел и не пробовал. И хочу узнать, что это такое, и никогда нибудь, а прямо сейчас! – мы пошли в наш барак, я вытащил бочоночек из-под кровати и отлил ему полный литровый графинчик, проинструктировав, как его надо пить. Не успел дойти ещё до роты, меня остановил зам потех полка Борисов с тем же вопросом. Конечно же я пригласил его, но мы ещё не дошли с ним до барака, как нас перехватили начальник тыла и подполковник Кияшко, которые так же присоединились к нам. Видя, что в бочоночке уже меньше половины, я им отлил в 330 граммовые пивные бутылки, ведь ещё же надо было угостить комбата и командиров роты. На следующий день, мы уехали на танкодром, где водили танки по препятствиям днем и ночью.

В августе месяце все войска дивизии были перевезены на Магдебуржский полигон, где командующий группы войск проводил двухсторонние дивизионные учения. Там на полигоне, я увидел, что части других дивизий вооружены новыми танками и бронетранспортерами. В большинстве из этих частей были танки Т-54Б, а у некоторых танки Т-10 на вооружении мотострелков появились БРДМ-1 и БТР-50П, технике, которой была вооружена наша дивизия, все мы понимали подходил конец, и мы ждали перевооружения, хотя к своим старым и заслуженным машинам мы уже привыкли, и они у нас ходили нисколько не хуже, чем новые. С дивизионных учений мы в лагерь уже не поехали, а вернулись на зимние квартиры в свой городок.

Наступала осень, мы стали готовиться к осенней проверке. Я написал рапорт командиру полка на вызов и пропуск для Валентины. Выписка, проверка и прочие мытарства по этому вопросу заняли целых два месяца. Мне выделили в семейном общежитии комнатку на втором этаже. Там жило двенадцать семей. Этот этаж был длинным на 12 жилых комнат с большой общей кухней, двумя туалетами, большой душевой, кладовыми и другими помещениями. Кроме маленького столика, двух табуреток и кровати в этой комнате ничего не было. А мне было не досуг заняться её оборудованием и комплектацией, но выход я нашёл. Я пошёл к жене Яши Семенюка и дал ей ключ от квартиры и попросил:

– Женя купи все, что необходимо на первый случай для семейной жизни, а то Валя приезжает через две недели, а у меня ничего нет и не предвидится потому, что готовимся к проверке, а я все время занят на полевых занятиях!

– Хорошо, все сделаем! – сказала она. – Всё сделаем по своему разумению! – хотя она была такой же опытной хозяйкой, как и мы потому, что они также только недавно поженились.

Наконец, получил телеграмму от Вали, когда приезжали в Эрфурт, я отпросился у комбата и он на всё про всё выделил мне двенадцать часов потому, что рота в полном составе убывала на Лоссовский полигон для стрельб и вождения. Отпустив меня рано утром, я оценил свои возможности и решил перехватить Валю поездом в Вюнсдорфе. И это мне удалось. Правда, я долго искал её по вагонам потому, что поезд в Бресте комплектовался по-новому и Валю я нашёл ни в четвертом вагоне, а в двенадцатом, но так-как поезд здесь стоял долго целых полчаса, то мы успели одеться, забрать вещи и выйти из вагона. Тут же я взял билеты на поезд в Галле и через два с половиной часа мы были уже дома. В нашей комнате нас ждала Женя, которая постаралась сделать и даже накрыла стол, но у меня всего оставался один час до убытия на Лоссовский полигон, поэтому я попросил жену Яши, чтобы она ознакомила Валю со всем укладом, а её муж, чтобы в полку выписал для Вали пропуск для выхода в город. Чмокнув Валю в щёчку, я убыл на целых полторы недели. Вернувшись с полигона в мазуте, пыли и копоти зашёл в нашу комнату и не узнал её. Она была полностью оборудована всем необходимым для жизни и быта, и я сразу оценил Валины способности. Но она меня огорошила своим сообщением, заявив:

– Не знаю, Боря, как ты на это посмотришь, но я определилась на работу в Дом офицеров! – я не знал, как на это реагировать, но знал одно, что устроиться жене офицера в Германии на работу было весьма и весьма проблематично, а она за каких-то полторы недели нашла работу.

– Какую ты там работу нашла?

– Приемщицей одежды в раздевалке! – среагировав на это сообщение, я сказал:

– Слава Богу не уборщицей! – но Валя возмутилась:

– Ничего -то ты не знаешь! Работа уборщицы оплачивается в два раза больше чем приемщице, но туда устроиться невозможно потому, что эти места предназначены для местных немок! – так быстро и просто завершились мои мечты о семейной идиллии, в которой бы жена ждала мужа к обеду и ужину и даже утром, когда он возвращается с наряда или командировки. До Дома офицеров от нашей гостиницы было больше чем полтора километра, поэтому всегда мы вставали рано, быстро завтракали и разбегались я на службу, а она на работу до вечера. Сразу же после моего прибытия с полигона на следующий день, мы справили новоселье, на котором я познакомил своих друзей и их жён с Валей, и Валя удивлялась сколько много мужики лакают водки, ведь у нас на родине водку почти никогда не пили, а пили только вино. Но мы были здоровые, молодые и немецкая водка «Корн» нас с ног не валила и пили мы её до не схочу. Но побыть долго дома служба не позволила, для стрельб штатным снарядом и тактических учений с боевой стрельбой днем и ночью пришлось ехать на Магдебуржский полигон. Буквально за день перед уездом командир батальона вызвал меня и представил мне очередного командира роты Комарова Вадима, прибывшего из Вьюнсдорфа на эту должность временно, так-как он уже назначен начальником штаба танкового батальона семьдесят второго мотострелкового полка, но там ещё начальник штаба не уволился, срок ему выходит через три месяца, поэтому на этот период, он назначен командиром второй роты. Это назначение нисколько меня не обрадовало, не обрадовало оно и командиров взводов, да и весь личный состав потому, что рота была на пороге проверки и все силы и помыслы всего личного состава были направлены, как можно лучше себя показать на этом ответственном этапе, о котором все будут говорить и вспоминать после него целый год, а прибывший новый командир, вклинившийся в этот процесс мог сбить установившийся ритм подготовки. Но новый командир роты показался опытным, грамотным и умным командиром. В течение нескольких дней, он пригляделся ко всему и заявил мне: