Текст книги "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

Взяв необходимые требования из присланных нам разработок УБП, размеры вычислили необходимые земляные работы для бассейна, а также количество и наименование строительных материалов и необходимое для этого оборудование, и инструменты для него и тренажёра. На все эти подготовительные мероприятия у нас ушло более двух дней, после чего, Кияшко с начальниками служб полка занялся заготовкой материалов, механизмов и подбором специалистов. Меня же он закрыл в своём кабинете с чертёжными принадлежностями и рулонами ватмана, сказав:

– Вот тебе, Борис, ключ, выходить отсюда только в туалет! Вот моя пепельница, и кури здесь, только открой форточку! Никому не открывай кроме командира полка, а у меня есть ещё один ключ!

Ещё два дня, а вернее двое суток у меня ушло на разработку в деталях обоих объектов. В пятницу со вторыми экземплярами проектов во главе с командиром полка, подполковником Кияшко и командиром батальона, мы пошли к месту, где предполагалось строительство бассейна. Сразу же за тыльными воротами начинался немецкий спортивный аэродром. Впритык к нашему забору было несколько площадок, покрытых плитами базальта, как перед парками боевых машин, этот искусственный базальт был крепче стальных гусениц танков и, когда танки разворачивались на нём на месте или сходу тормозили до остановки гусениц, на этих плитах не оставалось царапин, а из – под гусениц, как из-под наждака летели клубы искр. Так вот эти площадки были покрыты такими плитами. Выбрав первую, которая была больше остальных и, как раз покрывала пространство над предполагаемым самым глубоким местом будущего водоёма, решили размерять водоём на этой площадке. К этому времени инженер полка подогнал БАТ, зам потех полка подогнал СПК и тяжёлый тягач, которого прозвали «Лукой-М… ще». Пришёл целый взвод мотострелковой роты с ломами и начали по периферии площадки подкапывать плиты, они оказались не очень толстыми всего пятнадцать сантиметров, а по площади плита занимала 75х75 сантиметров, однако вес каждой плиты был сравним примерно, как металлический, пришлось каждую плиту подымать стрелой СПК. Когда сняли три ряда плит под ними оказались бетонные потолочные перекрытия, а когда сняли десять рядов плит, появилась возможность зацепить краном сами перекрытия. Подняв первую же плиту, и убрав её в сторону, нашему взору открылось подземное просторное помещение с белыми стенами, мебелью с канцелярскими столами, электрическими плафонами и другим оборудованием, справа и слева в сторону аэродрома виднелись двери, а когда заглянули под перекрытие, лежащее у нас под ногами, то увидели ещё две двери, которые вели в сторону нашего городка. Ясное дело, что эти двери вели в подземные проходы или помещения. Увидев всё это командир полка дал команду пока всё прекратить, а сам убыл в штаб и вскоре к этому месту прибыла целая группа офицеров из особого отдела дивизии. Бегло, осмотрев всё, они распорядились убрать отсюда технику и личный состав и поставить здесь трех сменный пост и никого сюда не подпускать. Они работали там примерно два дня, после чего поступило распоряжение: двери, которые ведут в сторону аэродрома и нашего городка заложить кирпичной кладкой в два кирпича на добротном цементном растворе. Когда особисты ушли, я опустился вниз и осмотрел всё, что там есть. На столах лежал тонкий слой равномерной пыли, все четверо дверей были покрыты лаком и припорошены пылью. Щёлкнув выключателем внезапно в комнате загорелся свет, повернув ручку двери, которая вела на аэродром, за ней увидел примерно такую же комнату, включил свет и увидел вдали такую же дверь. Не став искушать судьбу и злить особистов своей любознательностью, я закрыл дверь и приказал забить их на искосую гвоздями двух сотками. После снятия плит и перекрытий, проёмы дверей заложили кирпичными кладками, как было нам предписано, разметили размеры бассейна. В самом глубоком месте углублять его не пришлось потому, что высота стен от цементного основания в комнатах была три восемьдесят да толщина перекрытий и плит ещё двадцать пять сантиметров. Из досок сколотили опалубку. Пригнали с какой-то немецкой строительной фирмы автомобильную мощную бетонно-мешалку и погрузчик, и за два дня залили бетоном стены бассейна. Подготовкой бетона руководил немец строитель инженер Вольф, который гарантировал, что если мы дадим бетону выдержку семь дней, ежедневно по три раза обливая его водой, то он бетон выдержит самую жестокую эксплуатацию не менее тридцати лет. Мы выдержали его рекомендации. Под его же руководством были забетонированы входная и выходная аппарели и разворотные круги за ними, которые были покрыты снятыми с площадки плитами.

Одновременно с бассейном шла работа по раскрою металла для водолазного тренажёра и сварки его по моим чертежам, которые до сих пор не были ни с кем не согласованы и никем не утверждены. Чувствуя, чем это пахнет, я предупредил подполковника Кияшко.

– Товарищ подполковник, если проекты не будут утверждены, я прекращаю работу и докладываю об этом командиру полка. Потому что в случае чего под суд мне идти не с руки!

– Да не волнуйся ты! – говорил мне Кияшко. – Ведь всё хорошо, красиво и прочно получается.

– Так-то так! – говорил я, – Но вопрос аварийного слива воды из бассейна не решён. Для его решения требуется согласие немцев на врезку в основную канализационную систему до которой 75 метров от бассейна, а труба туда должна быть металлической диаметром один метр! Ни согласия немцев, ни трубы такой нет! Так же не решён вопрос с аварийным сбросом воды и с тренажёра, там никакого согласия ни от кого не нужно, там воду можно сбросить на пол, а она уйдёт в местную канализацию. Там вопрос упирается в люки сброса. Люк, который мы изготовили пропускает воду и на территории городка, ничего подходящего не находится! – почесав затылок, что у Кияшко означало обдумывание последующих действий, он изрёк:

– Борис, в течение этой недели пока сохнут стены, аппарели и разворотные круги, пока делается ограждение и оборудование учебных мест, мы с тобой съездим на немецкую свалку, и ты там найдёшь всё, что тебе необходимо, а как забрать это я тебя научу! А я тем временем за оставшиеся дни согласую все документы, только неясно кто должен утверждать этот проект потому, что в предложениях УБП Группы войск написано, что бассейны иметь в соединениях, то есть в дивизии, а раз в дивизии, то утверждать должен командующий Армии. Освободившись от основных работ по строительству обоих объектов, мы почувствовали себя более уверенными в своих силах и возможностях. Кияшко повез меня на немецкую свалку. Увидев её, я был поражён, потому что в моём понятии свалка представлялась мне, как везде у нас. Здесь же, я не увидел куч мусора, свалки железа, дерева, резины и других отходов. Здесь было построено множество обширных хранилищ, на которых были большие на белом фоне чёрными буквами написано, что хранится там под крышей. Здесь же работали предприятия по переработке бумаги и производства из неё упаковочного картона. Здесь же работали предприятия по переработке авто мобильных шин и изготовлению из них покрытия на беговые дорожки стадионов, металлическая жесть прессовалась в тубы и отправлялась на сталеплавильные заводы, крупный металл паковался в контейнеры по сортам и отправлялся также на переплавку. Для определения сортов металла здесь же работала специальная лаборатория. Отдельно от всех здесь работал перерабатывающий негодную, бросовую древесину, завод, выпускавший около тридцати наименований ценной продукции, сделанной из этого хлама в том числе: ацетон, спирт, олифу, деготь, сжиженный пропан, брикеты для топки печей и много другой продукции, о которой я и не подозревал, что она делается не только из деловой древесины, но и из её отходов. Мы нашли директора этого большого предприятия, которое мы называли свалкой и ему поведали, что нас привело сюда. Видимо польщённый вниманием подполковника со Звездой Героя Советского союза, он сказал:

– У меня вы все найдете, но за исправность найденного, я не отвечаю потому, что ко мне на предприятие свозят всё неисправное, негодное или, которое ремонтировать дороже чем купить новое! – и повёл нас в дальний бокс, на котором было написано по-немецки «Оборудование трубопроводов». Он завел нас в бокс, к нему сразу же подбежал по-видимому заведующий этим заведением и спросил:

– Чем обязан вашим посещениям? – директор ему объяснил:

– Мы ищем большую задвижку от метровой в диаметре металлической трубы с возможностью подключения электропривода и ещё герметично закрывающийся и легко открывающийся люк диаметром 40 сантиметров! – заведующий, улыбаясь и кивая головой заявил:

– Это всё у меня есть в изобилии, но всё оно неисправно и требует ремонта! – директор, ссылаясь на занятость пожелал нам успешно найти всё необходимое и заведующему наказал, чтобы он нам оказал всяческое содействие и оформил, чтобы все быстро. Мы распрощались с директором, пожелав ему успехов и поблагодарили за оказанное нам содействие. На этом складе длиной метров 120 и шириной около сорока метров, вдоль стен и всей площади стояли громадные стеллажи, на которых были уложены трубы разного диаметра, соединители, флянцы, гайки, краны, задвижки разных диаметров и размеров. Всё было аккуратно разложено по диаметрам, по длине и другим показателям. На каждом стеллаже висела бирка, на которой значилось, что здесь находится. По всему помещению у потолка по рельсам ходила грузовая балка, а у выходных ворот стояли гильотинные ножницы, пресс распиловочные станки и газорезательные аппараты. Всё это работало, создавая грохот и шум, как на реактивном аэродроме и большегрузные грузовики вывозили в контейнерах металл для погрузки на железнодорожный транспорт. При помощи этого заведующего, мы быстро нашли необходимую нам задвижку, и этот немец подсказал какая из них лучшая. А приехавший с нами Ваня Олейник командир ремонтного взвода из рем мастерской полка согласился с ним и сказал подполковнику Кияшко: «Что в ремонтной мастерской они её восстановят и будет работать она, как новая и к ней можно будет присобачить электропривод». Необходимого люка мы здесь не нашли и наш заведующий повёл нас в другой бокс, на котором значилось «Корабельное оборудование». Этот бокс был в полтора раза больше предыдущего. Здесь под крышей царило царство больших и малых раскуроченных судов, которые здесь же автогеном резались на части и складывались на стеллажи. Наш заведующий сказал здешнему заведующему, что директор распорядился оказать нам всяческие содействия. Здешний заведующий расплылся в подобострастии, уцепился за руку подполковника Кияшко и потянул его к стеллажам, где лежали необходимые нам люки. Эту картинку надо было видеть. Высокий и худощавый Кияшко и маленький круглый, как пузырёк немец, который, как Бобик тащил подполковника, и не переставая, что-то объяснял ему. Здесь же на стеллажах, мы сразу нашли два люка, которые были срезаны с какого-то катера вместе с обрамлением и сохранившимися герметизирующими прокладками. Немцы быстро оформили документы и нам надлежало за получение задвижки и люков сдать им две тонны металла. Пописав все необходимые документы, нам выдали две накладные на получение наших предметов с условием получения их по сдаче им металлолома. Кияшко распорядился, поставив задачу Ивану Олейнику сегодня же отвезти немцам металлолом, забрать наши детали и приступить к их ремонту. Ваня Олейник долго голову не ломал, он погрузил на грузовую машину две тридцать четверочные гусеницы и отвез их немцам, которые были довольны этим металлом до поросячьего визга потому, что металл был легированным и для них очень ценным. В течении недели мы вварили один из привезенных люков в тренажёр легководолазный подготовки и испытали его. Он воду не пропускал, открывался легко и быстро с обеих сторон со стороны экипажа и снаружи и осушал полностью заполненный десятью тоннами воды осушался в течение шести секунд, что отвечало установленным требованиям. С установкой задвижки для слива воды из бассейна так быстро дело не шло и установили мы ее и опробовали только через полторы недели. На осушение бассейна уходило двадцать пять минут, что было многовато и пришлось ставить в помощь задвижки мощный двадцати пяти киловаттный насос производительностью тридцать кубометров в минуту.

Пока я занимался доведением до ума бассейна и тренажёра, Кияшко занимался оформлением документов, и где-то на второй или на третий день вечером, когда мы обсуждали с ним, что сделано сегодня и что будем делать завтра, он сказал:

– Все утверждать проекты будет Командарм. Поэтому у меня зам командира дивизии все документы наши забрал и сказал, что их правильно и хорошо оформят в дивизионном машбюро и комдив отвезёт их на подпись!

– Баба с возу кобыле легче! – сказал я. Кияшко рассмеялся и сказал:

– Я точно также думаю! – однако через три дня нас обоих вызвали к зам комдиву и заставили нас расписаться на обратной стороне проекта, где мы значились, как исполнители, а не разработчики. Для меня это ничего не значило, а вот Кияшко возмутился, перевернул лист на заглавную сторону и вслух прочитал:

– Разработчиками там числились: зам комдив, заместитель по технической части, начальник инженерной службы дивизии, начхим и начальник КЕС.

Глядя в глаза зам комдива весь багровый от гнева, подполковник Кияшко прорычал:

– Эта п-братия хоть раз думала, решала или помогала в разработке и строительстве этих объектов!? – в сердцах, он смачно плюнул на пол, растер плевок сапогом и прорычал мне:

– Пойдём, сынок, отсюда! Здесь смердит нечестностью!

Работа на этих объектах была завершена. Дивизионная комиссия приняла бассейн для подводного вождения, и приказом по дивизии был назначен ответственным за него офицер. Этим офицером оказался я. Это в свою очередь наложило на меня дополнительные обязанности, в которые входило: контроль за его исправностью, передача его и приём при использовании его другими подразделениями, охрана и контроль за биологией, используемой в нём воды, а также проверка на наличие под водой взрывчатых и отравляющих веществ.

Доложив ком бату, что задача, поставленная командиром полка, мною выполнена. Комбат сказал:

– Всё видел, молодец! Приступай командовать ротой и готовь её к форсированию Эльбы по дну реки! Через две недели батальон со всей штатной техникой убывает на Магдебуржский полигон, где будем выполнять штатным снарядом четвертое упражнение стрельб днём и ночью с ночными прицелами, проводить тактические учения с боевой стрельбой штатным снарядом днём и ночью, а также проводить практическое форсирование реки Эльбы в районе Кёнерт. Так что времени у тебя немного и не трать его попусту! Делай всё необходимое. И я приступил делать необходимое и возможное, что было в моих силах и силах офицеров роты, двое из которых не изучали Т-54 и не имели опыта в их эксплуатации. Приходилось одновременно обучать офицеров, командиров танков и всех остальных. Хорошо, что хоть зам потех роты Витя Юрков изучал в училище эти танки и у меня не было большой заботы при обучении механиков водителей. Командования дивизии, Армии и Группы Войск торопили войсковые части, перевооружённые на новую технику быстрей её осваивать, чтобы крепить и усиливать боевую готовность потому, что международная обстановка и поползновения соседних оккупационных войск на территории Германии не позволяли быть спокойными. Поэтому не взирая, что частям, перевооружившимся по положению необходимо целый год на освоение техники, и в течение этого года части не должны подвергаться всяческого рода проверкам. Нас же наоборот не менее двух раз в месяц приезжали и контролировали офицеры и генералы, как с Армии, так из Группы Войск, и это называли оказанием практической помощи. Как правило, эта помощь кроме нервотрёпки, сумятицы и неразберихи ничего не давала. Единственной и неоценимой помощью было то, что начальник Управления Боевой подготовки Группы Войск выделял нам в не очереди полигоны, учебные поля и участки рек для внеочередного форсирования, а командующий Группы Войск приказал при обучении личного состава боеприпасы и моторесурсы танков не экономить и использовать столько сколько необходимо, поэтому будучи на полигонах мы расходовали боезапас практических снарядов в полтора два раза больше чем обычно. А танки боевой группы использовались на всех занятиях, и каждый экипаж осваивал свой танк на всех занятиях.

На третий день, как я вернулся в роту, рота с материальной частью отправилась на дивизионный полигон в Лоссу, где мы отрабатывали стрельбы из танков вкладными стволами, а также упражнение по вождению танков в колоннах днём и ночью. Туда тоже не преминули прибыть армейские проверяющие, назойливо и настойчиво предлагая в качестве «Помощи» свои необдуманные предложения и рецепты в решении тех или других задач. Хорошо ещё было тем, что здесь был комбат, всячески старавшийся увести из занимающихся учёбой рот этих проверяющих, а нам на совещании говорил:

– Чтобы там не плёл проверяющий, мотай головой, говори так точно! А делай своё дело, как надо! Единственное разрешаю, сделав подобострастное лицо про себя посылай эти предложения туда, где Макар телят не пас! – и продолжал, – Ни одного проверяющего не спросят за подготовку подразделения, а с нас шкуру спустят и выставят на позор!

Через полторы недели мы вернулись в городок, комбат был уже там и после нашего доклада о прибытии сообщил нам:

– После завтра весь батальон грузится в эшелоны и отправляется на Магдебуржский полигон, где будем стрелять штатным снарядом днём и ночью, проводить тактические учения с боевой стрельбой, выполнять упражнения по вождению и преодолевать Эльбу по её дну! График использования объектов нам вручат по прибытию на полигон, готовьте танки и личный состав к убытию! – дело привычное. Подготовили танки, проверив их и, дозаправив их под завязку, на путь следования получили на сутки сухой паёк и на рассвете назначенного дня колонной убыли на погрузочную площадку Амендорфа, где благополучно погрузились на платформы и убыли на предоставленный нам полигон. Прибыв на станцию Хирелслебен, где начали разгрузку, от станции до полигона было 19 километров. К полигону шли две танковых дороги, которые были проложены рядом с брусчатым шоссе, на которые танками выезжать запрещалось, грунт в этих местах был глинистопесчанным, а танковые дороги разбитые танками, по сути дела почти всей Группы Войск представляли собой сплошные воронки, колдобины, рвы и ямы, в которых танки скрывались по самую башню, а в сухую погоду, раздробленная глина с песком вылетали из-под гусениц танков, создавая пылевое облако, через которое сзади танка на полкилометра ничего не было видно. Для того, чтобы не глотать пыль, я поставил задачу взводным и командирам танков, как можно быстрее зачистить платформы, теплушку и сдать их немцам, чтобы первыми проскочить, хотя бы до поворота эту пыльную дорогу. Ветер был встречный и дул в правый борт. Я облюбовал себе правую от шоссе дорогу и выстроил колонну к ней. Минут пятнадцать назад на станцию прибыл эшелон тяжёлых танков Т-10М и начал разгружаться, здесь я встретился со своим однокашником Колей Дымовым, который разгружал танки одной из рот. На разговоры у нас не было времени, он был занят, и я тоже спешил, поздоровались, обнялись, пожелали друг другу успехов и возможной встречи на полигоне. Комбат уехал на полигон. Первая и третья роты замешкались со сдачей немцам платформ, так-как умудрились повредить борта, а у меня на платформах бортов не было. Увидев ещё раз Колю Дымова съехидничал, сказал ему:

– Придётся, Коля, тебе мою пыль глотать! – Коля засмеялся и крикнул мне:

– Ещё посмотрим кто будет глотать! – я не стал ожидать первую и третью роты, и дал команду:

– Вперед! – по этой дороге промчаться на танках было трудно, максимум на третьей передаче шли танки, подымая клубы пыли, которые застилали, как облака, идущие сзади танки и весь немецкий посёлок сзади нас. Можно было представить, как в посёлке жили немцы, дыша и, глотая ежедневно эту пыль, когда не было дождей. На шестом километре, я заметил, что по левой дороге мой танк догоняет Т-10 в люке, которого находится Коля Дымов, и приветственно машет мне рукой. Преспокойно и без натуги колонна тяжёлых машин обогнала нас, а на правом повороте, когда они ушли от нас на целый километр, мы в полной мере глотали её пыль, которая хрустела на наших зубах и забивала глаза. До сих пор помню эту картину, когда мимо нас проходили тяжёлые махины Т-10, и мы, двигающиеся рядом с ними всего-то через дорогу чувствовали, как под их машинами прогибается земля, казалось, что их подвеска не чувствует никаких выбоин и ям, их длинные корпуса в клубах пыли проплывали мимо нас, как сказочные корабли, и мы не видели, чтобы их, как нас бросало на выбоинах и колдобинах. До полигона они обогнали нас на целых два километра, а может и больше. Прибыв на полигон нашёл комбата, и он поставил задачу:

– Борис, сегодня в ночь выполняем ночное упражнение стрельб из пушки штатным снарядом, готовь машины и личный состав! – времени на подготовку к стрельбе было достаточно, собрав командиров взводов и командиров танков, я лично выверил все дневные прицелы по удалённой точке на один километр. На каждой машине своими руками, я проверил передние крепление прицела, показывая и, объясняя офицерам и каждому командиру, как это делается, чем и для чего! После выверки дневного прицела, прикрыв шторки ночного прицела, произвел выверку их по удалённой точке на 800 метров по дневному прицелу потому, что стрельба ночью велась на дальность по двенадцатой мишени (это танк) на 800 метров с установкой дневного прицела по шкале БР. Предстоящее упражнение было лёгким потому, что на дальности 800 метров промахнуться из выверенной правильно пушки промахнуться надо было умудриться. С наступлением темноты выверил основной прожектор, сняли с прожекторов металлические шторки и проверили на видимость ночью. А до этого лично проверил и отрегулировал каждый стабилизатор орудия и башни. Убедившись, что всё готово и до стрельбы остается ещё тридцать минут доложил комбату о готовности. Он был на десятой вышке, там находился какой-то полковник и подполковник, как я понял из Управления Боевой подготовки Групп Войск.

Началась стрельба. В первом, втором и третьем заезде все стреляющие поразили первую цель тремя снарядами каждый. После третьего заезда поступила команда с Центральной вышки. Десятому, одиннадцатому и двенадцатому направлению стрельбу прекратить. Затем последовала команда с десятой вышки:

– Командирам рот прибыть к командиру батальона! – комбат был на десятой вышке, рядом с ним сидел полковник и подполковник. Этот полковник спросил комбата:

– Вы можете мне объяснить почему стреляющие не попадают по первой цели и очень плохо поражают вторые и третьи мишени? – комбат спокойно ему отвечал:

– С ночными прицелами штатным снарядом личный состав стреляет впервые и идёт планомерная учёба, на которой выявляются ошибки и недостатки! – с комбата полковник переключился на командира первой роты, спрашивая его:

– А почему это стреляющие роты не попадают в цели? – в голосе полковника звучали металлические нотки и бескомпромиссность, от которых у командира роты осёкся голос, и отвечал он, что-то невразумительное.

– А, где здесь командир второй роты? – спросил полковник. Я сделал шаг вперед и доложил:

– Лейтенант Каганский! – смерив меня недоброжелательным взглядом, полковник спросил:

– Ну, а у вас что? Почему так плохо стреляете? – я ему ответил:

– У меня, товарищ полковник, все девять стреляющих попали по первой цели всеми тремя снарядами, а также поразили все пулемётные цели! – полковник побагровел, и обращаясь к комбату спросил:

– Откуда и, как в роте появился этот лейтенант выскочка командующий ротой? И не кажется ли вам, что он занимается очковтирательством? – затем, что-то шепнул на ухо подполковнику, и тот быстро, гремя по лестнице побежал в низ. В присущей комбату манере спокойно комбат ответил:

– Каганский исполняет обязанности командира роты уже второй год и, как знаю я, он никогда не говорит неправду и очковтирательству не обучен! – ответ комбата полковнику не понравился ещё больше чем мой доклад, и он сказал:

– Сейчас мы установим момент истины, я уже послал своего офицера проверить мишени! – минут через 10 вернулся подполковник и доложил:

– На одиннадцатом направлении все первые цели поражены, каждая из них девятью снарядами, все пулемётные тоже поражены! – молчание длилось минуты две, но для меня, они показались вечностью. Внезапно обиженный недоверием и подозрением в очковтирательстве, я чувствовал себя, как ударенный обухом по голове, и готов был вцепиться в горло своему обидчику. Выдержав паузу, обращаясь к комбату, полковник сказал ему:

– Ну, что ж у вас есть светлое пятно, даю вам время пропустив три заезда на четвертом начать стрельбу, устранив в двух ротах недостатки! – и вместе с подполковником они ушли, заявив, что к четвертому заезду они подойдут. Комбат не стал никого упрекать и читать морали, он сказал мне:

– Борис, иди с ротными командирами на их машины, проверь их и сделай, чтобы они стреляли по целям! – мы побежали к машинам, я стал их проверять, но ни одна машина ни по одному параметру к стрельбе не была готова, передние крепления дневных прицелов не были закреплены и г-образные болты были не затянуты, соответственно ночные прицелы по дневным не были выверены, стабилизаторы были не отрегулированы, а прожектора светили вообще далеко в сторону от целей. По-быстрому сделав всё необходимое на машинах, которые стояли на дорожках, после чего побежал в третью роту, и там сделал то же самое. Из шести проверенных машин ни одна до моего вмешательства к стрельбе готова не была, а по времени до начала стрельбы оставалось всего минут 20. Доложив комбату положение дел и, что к стрельбе у них готовы только шесть машин и за оставшееся время, я не смогу подготовить ни одной машины. Комбат принял решение, стрелять этим ротам только из этих машин. Я побежал на свою вышку руководить стрельбой, а на десятое и двенадцатое направление опять прибыли проверяющие. Оставшиеся четыре заезда до рассвета в моей роте прошли без всяческих проблем и только один наводчик попал по первой цели двумя снарядами. Остальные роты выполнили упражнения на удовлетворительно. После стрельбы полковник подозвал меня и похлопал по плечу, видя мой неприязненный взгляд, сказал:

– Лейтенант, хватит кукситься! Я вчера погорячился и вижу, что обидел тебя, а ты, оказывается дельный мужик! Не бери к сердцу, извини! Успехов тебе и у тебя всё получится! Моя бы воля за эту стрельбу, я бы тебе, закрыв глаза, вручил бы роту, но ты её и так думаю, скоро получишь! – пожелал мне здоровья и убыл. Мы по-быстрому обслужили танки и на три часа улеглись отдыхать в палатке из двух танковых брезентов, в которой умещалось вся рота. Сразу с подъёма меня вызвал комбат и приказал совершить марш в район Кёнерта на участок Эльбы, где проводится её форсирование войсками по дну.

– В три часа дня тебе предстоит представить роту в полной готовности форсировать Эльбу начальнику бронетанковой службы Группы Войск генералу Данилову. Всё обеспечение форсирования уже там, после доклада генералу тебе предстоит войти в связь с подразделениями обеспечения и по команде генерала преодолеть Эльбу в том и обратном направлении. Учти, генерал крут и не терпит разгильдяйства!

На сборы потребовалось не более пяти минут, личный состав, приученный моей системой управления, быстро собрался и уже сидели на танках, каждый на своём месте. Я подал команду вперед, и мы помчались к первому в своей жизни форсированию полноводной и неприветливой чужой нам реки. По прибытию к участку форсирования посмотрел на часы, до назначенного срока оставалось полтора часа. Сразу дал команду:

– Установить на все танки ОПВТ и замазать замазкой ЗЗК все подозрительные места на люках танков! – а сам пошёл докладывать генералу о прибытии к месту форсирования и проводимых на танках работах по установке оборудования. В окружении генерала было очень много офицеров, правда не с его службы. Среди них было много политработников, газетчиков и других офицеров, которые каждый в силу своих желаний стремился давать советы, замечания и указания. Однако, генерал быстро укротил их пыл, приказав:

– Пока рота не окончит форсирования в оба направления, ни один из вас не имеет права подходить к танкам и личному составу роты! Ваше место под навесом управленческой вышки! – какой-то фотокорреспондент из «Суворовского натиска» спросил его:

– А как же мне быть? Мне начальник политуправления поставил задачу нафотографировать, как можно больше жизненных и реальных кадров боевой подготовки частей и подразделений!

– Очень просто! – ответил ему генерал. – Закончится форсирование, возьмете у командира роты танк, который вам понравился и в постановочном порядке заснимите нужный вам кадр, а теперь идите на с вои места и не вмешивайтесь в работу командира и личного состава! Подготовка к форсированию дело очень ответственное и ошибок в нём не допускается, и ответственность за него предусмотрена Уголовным Кодексом! «Пошли, командир, к роте», – сказал он. У каждого танка генерал останавливался и смотрел, как работают солдаты и сержанты, и сверялся по технологической карте те-ли люди выполняют предусмотренные в ней работы. Никаких замечаний и советов, он никому не делал. Отвёл меня в сторону от танков и сказал:

– Что-то слишком твои танкисты спешат! – я ответил:

– Выполняют установленный норматив! – генерал спросил:

– Вы в первый раз будете форсировать Эльбу?

– Так точно! – ответил я.

– А теперь слушай внимательно! – сказал генерал. – На первый раз твои нормативы мне не нужны! Сейчас важно всё подготовить правильно, чтобы люди поняли, успокоились и уверовали, что всё будет надёжно и без риска! Ты не смотри, что они внешне спокойны, у большинства из них в душе прячется беспокойство, вызванные необычностью и неизведанностью, и оно пройдёт только тогда, когда они преодолеют реку и почувствуют уверенность в своих силах, а поэтому сделай, перерыв на 10 минут и предупреди, чтобы на этот раз никто никуда не спешил, а выполняли бы всё не спеша надёжно и качественно! – я так и сделал. На перерыве с перекуром, я довёл эти требования до своих танкистов, и мы продолжили подготовку. Вместо положенного на то время часу, мы готовили танки более полутора часов. Несколько раз я перепроверил все танки и доложил генералу, что рота к форсированию готова. Он спросил меня: