Текст книги "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

– Ты в контакт и связь с обеспечивающими подразделениями и средствами вошёл?

– Так точно, все они на связи со мной! – ответил я.

– Ну, что ж! – сказал генерал, – Вперед и с Богом! На вас, ребята, вся страна наша смотрит! – я занял место в своём танке, ещё раз проверил со всеми связь и дал команду:

– Первому вперед! – первый пошёл медленно, погружаясь в мутные и вонючие воды Эльбы, до сыта разбавленные химическими неочищенными сбросами химических предприятий и особенно комбината Лёйна, перерабатывающего бурый уголь в 240 наименований различной продукции от бензина и масел до мёда, муки и сахара. Когда первый танк дошёл до двух третьих ширины, реки я дал команду вперед второму. Вскоре первый танк вышел на противоположный берег и запросил меня разрешение на сброс воздухопитательной трубы. Этого разрешения я не дал потому, что предстояло форсирование в обратном направлении. По достижении вторым танком двух третьих реки пустил третий танк, а затем в таком же порядке все остальные. Когда последний танк вышел на противоположный берег, дал команду:

– Командиру третьего взвода взять управление на себя и подстраховать меня при преодолении реки! – выйдя на противоположный берег я взял управление на себя, по радио доложил генералу о преодолении водной преграды, и услышал от него ответ:

– Молодцы! Так держать! В обратном порядке вперед! – всё также без проблем преодолели Эльбу, замочив себя вонючей химией водой, которая попадала в танк через все возможные и невозможные щели, особенно противными были ручейки, стекавшие в обязательном порядке, как по заказу в воротник и рукава. Отмыться от этого запаха без бани было невозможно. Преодолев Эльбу в обратном порядке доложил по радио генералу о завершении форсирования.

– Подойди ко мне! – ответил мне генерал. Он стоял у вертолёта и ожидал меня. Положив руку мне на плечо, он сказал:

– Я остался доволен работой тебя, твоих офицеров и твоего личного состава, видно, что за столь короткое время после получения танков, сделано очень много, ведь в целом люди уже обучены такому сложному делу, как установка ОПВТ и практическому преодолению водной преграды. Продолжайте совершенствовать знания и навыки по эксплуатации нашей замечательной техники! – пожал мне руку, сел в вертолёт и улетел. А вся офицерская братия, которая при нём находилась под навесом управленческой вышки накинулась на меня и мой личный состав, выплёскивая наружу нерастраченную за это время энергию, эмоции и юмор. Но дело было сделано, оценка от генерала получена, а остальные не в праве были её изменить, хотя, некоторые особо дотошные, наблюдавшие за форсированием находили недостатки, ошибки, которые никак не влияли на общий ход этого сложного мероприятия. Получив по радио от комбата приказ срочно прибыть в лагерь со всем личным составом и техникой. По прибытию в лагерь все уже основательно подсохли, а высохшее бельё, одежда и комбинезоны становились от химии, как футляры и от них дурно пахло, поэтому перед наступлением темноты была развернута дивизионная полевая баня, в которой весь личный состав соприкасавшийся с Эльбовской водой был тщательно отмыт хорошим банным мылом и мочалками, нательные бельё сменено, а обмундирование и комбинезоны тут же выстираны и в специальных центробежных сушилках высушен, за время пока мы отмывались под душем. Чистые, переодетые с чувствами исполненного долга, сытно поужинали и собирались было отдохнуть, однако этим мечтам не суждено было сбыться. Поступила команда совершить марш в район артиллерийского полигона, где завтра утром выполнять второе упражнение по стрельбе с закрытых огневых позиций. Стрельбу будут принимать офицеры ракетно-артиллерийского Управления Группы Войск. В район полигона прибыли во втором часу ночи. Сразу же вычистили орудия, долили с боковых уровней заводскую консервационную смазку, и умудрились часа два отдохнуть, расстелив брезенты на трансмиссиях танков. Проснулись в пять часов 20 минут, к этому времени батальонный хозвзвод подвёз нам для стрельбы ящики с боеприпасами и парящую гречневой кашей с говяжьей тушёнкой полевую кухню и большую бочку питьевой воды для питья и умывания. Первым делом мы вскрыли ящики, сняли консервационную смазку, а сержант с артслужбы полка вкрутил взрыватели в снаряды. Затем завтрак и представление роты прибывшим офицерам артиллеристам, которые сразу указали нам место и фронт огневой позиции и основное направление стрельбы, а также насколько ориентиров. На занятие огневых позиций и постройку веера нам дали пол часа с условием, что через пол часа я на наблюдательном пункте получу задачу и буду выполнять второе упражнение по курсу стрельб с закрытых огневых позиций. С тридцать четвёрок я уже стрелял и получалось не плохо, личный состав роты с тридцать четвёрок стрелял, а вот из этих машин мы провели только два занятия на материальной части в парке боевых машин. Конечно с этих машин было стрелять сподручней, чего стоил только один азимутальный указатель с точностью в одну тысячную. В душе я побаивался, что мои подчиненные могут на первый раз стушеваться на непривычных для них приборах, однако всё пошло своим чередом. Получив цель, я быстро определил её координаты, дальность и угломер, пересчитал их используя в логарифмическую линейку и передал их на огневую позицию, и дал команду основному танку:

– Один снаряд огонь! – снаряд накрыл цель. Радуясь удачи, я не стал перестраховывать себя ещё одним выстрелом, и сразу дал команду:

– Роте десять секунд выстрел веер, 0—05, от основного один снаряд огонь! – на моё счастье и скорее всего на усилия, потраченные ещё при обучении на тридцать четвёрках снаряды по цели легли, как на картинке четыре недолёта две цели и четыре перелёта, соотношение знаков было замечательным, поэтому не задумываясь дал команду:

– Роте три снаряда беглым огонь! – По израсходованию боеприпасов, отпущенных на выполнение упражнения, дал команду:

– Разрядить оружие! – и доложил руководителю по выполнению упражнения. На моё удивление всё время хмурый артиллерист полковник, глядя на меня красиво улыбался и, обращаясь к своим сослуживцам говорил:

– А что, товарищи, оказывается есть танкисты и личный состав целых подразделений, которые выполняют упражнения стрельб на отлично, или у кого-то из вас будут другие мнения? У меня замечаний нет! – в это время подъехал комбат и спросил у полковника:

– Как здесь мои подчиненные?

– На моё удивление, – полковник ответил:

– Отлично! – и добавил: – командир роты к стрельбам подготовлен, старший офицер на огневой позиции сработал отменно, к стреляющим экипажам у меня замечаний нет!

– А где ваши остальные роты?

– Прибыли со мной! – ответил комбат, – Готовятся к стрельбе!

– Боеприпасы загрузите в танки! И через двадцать минут рота должна быть на огневой позиции! – но для меня всё это было уже не интересно. Я получил задачу к двенадцати часам быть на двенадцатом направлении танковой директрисы, где с часу дня приступить к выполнению четвертого «А» упражнения стрельб штатным снарядом. По-быстрому подвел итоги стрельбы и поставил задачу на марш, подал команду по местам, а затем:

– Заводи! За мной в колонну марш! – дорога на директрису была хорошей, ветер дул с фланга, и освоившиеся механики водители получили возможность по-настоящему ощутить возможности новых машин. Прибыв на директрису по-быстрому очистили каналы стволов пушек от смазки, подготовили к стрельбе, подвезенные боеприпасы и стали ждать освобождение двенадцатого направления от стреляющих, как только они освободили дорожки, мы поставили свои танки предварительно, выверив дневные прицелы по удаленной точке. Стрельба, как и предыдущая на этом направлении началась удачно и все стреляющие уверенно поражали цели. На второй заезд ко мне на вышку прибыл подполковник, который ночью контролировал стрельбу третьей роты. Поинтересовавшись результатами на стрельбе с закрытых огневых позиций и первого заезда здесь сказал, что он посмотрит у меня два заезда, а далее уйдёт проверять тяжеловиков на второе направление это, как раз было направление, на котором стрелял мой однокашник Коля Дымов, и я не преминул сообщить ему об ожидавший его новости, он поблагодарил меня, выматерился и заявил:

– Мне только этого не хватало!

К семнадцати часам, мы успешно закончили стрельбу, а приехавший не в духе комбат поставил задачу:

– Обслужить танки и завтра подготовить их к тактическим учениям с боевой стрельбой в обороне ночью с ночными прицелами! Быть в готовности, завтра к семнадцати часам совершить марш на учебное поле для занятия района обороны! – утром после завтрака построил роту и поставил задачу на подготовку к ночным стрельбам и начал контролировать готовность ночных прицелов к работе ночью. Но, Боже мой, что случилось с прицелами? Поставив на них призматические головки, которые были сняты перед подводным вождением, а на их место поставлены броневые заглушки, замазанные мастикой ЗЗК для предотвращения проникновения в прицел воды, оказалось, что эти меры не уберегли ни одного прицела воды, в прицелы проникло немного, но этого хватило, чтобы они все изнутри запотели так, что силикагелевые патроны не осушали внутренние полости прицелов, а по мокрым поверхностям электроннооптических преобразователей слышен был треск искр высокого напряжения. О случившимся, я тотчас доложил комбату, он сначала не поверил мне, но затем подошёл к моему танку и лично убедился, что это так. Я не стал ему напоминать, что хотел перед форсированием реки снять ночные прицелы и положить их в ящики, а он это сделать не разрешил. Спросил его:

– Что же теперь делать? – он покрутил головой и сказал:

– Пока думай, что делать и делай если что сможешь. Если ничего не придумаешь, то к четырнадцати часам доложишь мне! – у меня в голове уже созрела мысль, разобрать прицелы, вытереть их изнутри, промыть спиртом, высушить и собрать, вставив в них только что высушенные патроны с силикагелем. Всё это делать я умел, но меня сдерживала инструкция по эксплуатации, которая гласила, что эту работу может проделывать только лишь заводская бригада или представители полевого ремонтного завода. Посоветовавшись с Витей Юрковым зампотехом роты, получил от него отлуп, он заявил:

– Ничто и никогда не заставит его нарушать инструкцию по эксплуатации, и он не слышал моего предложения и информации по разборке прицелов. Обозлившись на его нежелание участвовать в моём предприятии, я плюнул и пошёл к машинам, собрал всех командиров танков и механиков водителей и приказал им:

– Снять ночные прицелы, принести их к моему танку, где на расстеленные танковые брезенты будем их разбирать, а старшего лейтенанта Пупышева послал в ближайшую деревню купить у немцев литровую бутылку питьевого спирту, а в аптеке купить большую упаковку ваты и бинтов для протирки прицелов изнутри. Пока Пупышев прибыл со спиртом с ватой и бинтами у нас было уже разобрано четыре прицела, в которых между линзами окуляров и на электронно оптических преобразователях было довольно много грязной воды. Мы не рискнули протирать их ветошью, которая была у нас. Дождавшись вату и бинтов, мы протёрли всё насухо, затем промыли всё спиртом и дали высохнуть на солнце. К четырнадцати часам пришёл комбат. Увидев наше святотатство, он поманил меня к себе рукой и повёл меня от роты в сторону, на ходу спрашивая:

– Ты, что творишь, ты что не соображаешь, что за нарушение инструкции получишь не только серьёзное взыскание, но и могут отдать под суд! – я ему доложил:

– Я уверен, что выправлю положение с прицелами и сегодня в ночь буду стрелять! – комбат сказал:

– Я ничего не видел и ничего о том, что ты делаешь, не знаю! В лучшем случае сам наложу взыскание на тебя, чем будут на тебя накладывать старшие начальники! – к шестнадцати часам все прицелы были обслужены, собраны, установлены на танки и выверены по дневным прицелам. До убытия на тактическое поле оставалось полчаса, а в это время в роту прибыл капитан из особого отдела, который уже знал, что под моим руководством с личным составом роты были разобраны секретные ночные прицелы. Первым его вопросом было:

– Кто вам разрешил разбирать прицелы? – я ему доложил:

– Никто кроме обстановки, которая заставляет действовать по-боевому, так-как сегодня ночью с ротой проводятся тактические учения с боевой стрельбой штатным снарядом! – вторым его вопросом было:

– А что заставило вас разбирать прицелы? – я ему объяснил:

– На подводном вождении в прицелы проникла вода, несмотря на то, что все было сделано по инструкции! – пока мы с ним разговаривали, время подошло к убытию роты на учебное поле, и попрощавшись с ним, я увел роту в район занятия обороны, где меня ожидал комбат. Комбат знал, что со мной работал представитель из особого отдела и, улыбаясь спросил:

– Тебя ещё не пытались арестовать?

– Пока нет! – ответил я, – Наверное это ещё впереди…

– Всё может быть. – сказал комбат. И мы с ним перешли к насущным вопросам, стоящим перед ротой на учениях. Проведя все мероприятия по подготовке роты к занятию обороны, откопали окопы в полный профиль для танков, наметили ориентиры и сняли с них показания танковых угломеров. Составили огневые карточки на каждый танк и определили дальность к местам наиболее вероятным используемых противником. С наступлением темноты, когда до начала боевых действий по замыслу руководителя учений оставалось пол часа подъехал командир полка с командиром дивизии и начальником оперативного отдела Восьмой Армии. Комбат доложил командиру дивизии о готовности роты к этапу боевой стрельбы. Командир дивизии поинтересовался о количестве целей и исправности полигонного оборудования. Комбат доложил, что все оборудование исправно, мишени выставлены все новые и задержек в их показе и движении не будет. И спросил разрешение на начало показа целей. Прозвучал полигонный сигнал «Попади». Взревели двигатели танков, питающие прожектора и стабилизаторы, командир батальона распорядился полигонной команде показать и запустить первые цели. Постоянно, просматривая в командирский прибор наблюдения весь фронт обороны роты и возможные направления появления целей. Знал, что комбат цели запустил, но пока я их не видел. Не видели их пока и командиры танков. Я стал побаиваться, что опять запотели прицелы и ночные приборы наблюдения, но через несколько секунд на левом фланге обнаружил появление первых трех, движущихся мишеней номер 12А, о чем тут же сообщил командирам танков третьего взвода и тут же увидел, что появились ещё шесть танков «Противника» по всему фронту роты, командиры танков на перебой докладывали об обнаружении целей. Дал команду «Огонь!». Загремели танковые орудия и было видно, как снаряды пронизывают фанерные мишени. За танками появились группы, движущихся мишеней пехоты противника, затрещали пулемёты, поражающие бегущие фигуры «Противника». После этого нас ожидал сюрприз, приготовленный нам командиром батальона, прозвучало его целеуказание «У ориентира три, артиллерийская батарея открыла огонь по позициям роты дальность 1800 по вспышкам орудий подавить!» – и действительно правей ориентира три, я обнаружил вспышки. Сориентировал все танки по этим вспышкам и приказал:

– Наводить дневным прицелом с установкой ОФ 1800! – и подал команду:

– Огонь! – по этим целям были израсходованы все оставшиеся штатные снаряды. Однако на рубеже 500 метров поднялись мишени, обозначающие противотанковые гранатомёты. Половина командиров танков сами обнаружили эти цели, остальным я дал целеуказание, опять дружно заработали пулемёты, которые быстро смели, появившиеся цели. Не успели упасть противотанковые цели, как появились на правом фланге целая колонна бронетранспортёров, обозначающие себя вспышками выстрелов, по бронетранспортерам полагалось стрелять из пушки или из крупнокалиберного пулемёта. Из пушек стрелять было уже нечем поэтому дал команду:

– Зенитные пулемёты зарядить и по колоне бронетранспортёров Огонь! – с заряжанием пулемётов вышла задержка, так-как до этого, мы занимались ими всего два раза, но всё же несколько танков успели расстрелять все крупнокалиберные патроны с пулемётов ДШК. В заключение буквально ста пятидесяти метрах от танков появились поясные фигуры пехоты противника, которые надлежало расстрелять механикам водителям из курсовых пулемётов для чего танки надо было выгнать задним ходом из окопов, так-как курсовой пулемёт в окопе закрывала передняя стенка и бруствер окопа. Я дал команду:

– На выход из окопов и открытие огня с курсовых пулемётов! – механики водители от души выпустили все тридцать патронов каждый толи в белый свет, толи по мишеням, но эффект получился красивым, трассирующие пули, вырывающиеся прямо из корпуса танка, прочертили десятью снопами трасс тактическое поле. Получив от комбата ещё несколько вводных и решив их получил команду:

– В колонне преследовать, отходящего противника! – вытянув роту в походную колонну в направлении отхода условного противника получи л команду:

– Отбой! Разрядить оружие! – получив доклады о разряжении оружия доложил комбату о выполнении команды. Прозвучала команда:

– К машинам! Командира роты ко мне! – я прибежал к бронетранспортёру комбата, там был комдив, командир полка и нач опер Армии. Комбат показал головой мне:

– Докладывай комдиву! – я доложил:

– Товарищ генерал, вторая рота выполняла стрельбы штатным снарядом на тактическом учении с боевой стрельбой! Основные цели поражены, неисправностей и задержек при стрельбе не было! Замечаний к личному составу не имею, вопросы совершенствования навыков и умений личного состава наметил! —комдив заулыбался, пожал мне руку и спросил:

– А что это ты там, лейтенант, творил с ночными прицелами? О твоих художествах знает уже командующий Армии, и я не даром сюда приехал, чтобы убедиться, а не навредил ли ты своим вмешательством в исправление новых прицелов? – на этот вопрос я не знал, что отвечать, но был уверен в своей правоте и стоял перед комдивом, переминаясь с ноги на ногу, думая, что же ответить? И как-то само собой вырвалось:

– Если бы я этого не сделал, то вчера и сегодня рота бы так не стреляла!

– А ты, что так уверен, что все цели поразил? Ведь их ещё не проверили! – сказал комдив.

– Уверен! Я видел, как поражали цели из пушек и пулемётов, и уверен в этом! – ответил я.

– Посмотрим! – сказал комдив.

Подъехал на машине ГАЗ-66 старший лейтенант из полигонной команды и, спросив разрешение у командира дивизии доложил комбату о поражении целей. Пушечные цели в том числе шесть орудий на дальности 1800 метров были все поражены. Пулемётные цели были поражены все в том числе и расстреливаемые из курсовых пулемётов. Непоражёнными были только два бронетранспортёра, обстреливаемые из крупнокалиберных пулемётов. С какого конца не считай, а отличная оценка роты по огню была заработана. Комдив расплылся в улыбке, улыбался и командир полка. Потом оба они подошли ко мне, и комдив спросил комбата:

– Ну что, Николай Иванович, какой оценкой ты награждаешь командира за учение? – комбат не задумываясь ответил:

– Оценка за учение, товарищ генерал, второй роте будет отличной! – комдив спросил его:

– А чего же ты, Николай Иванович, просишь командира роты, чем тебя не устраивает молодой лейтенант? Я гляжу ты ему вполне доверяешь, зачем тебе другой командир роты?

– Товарищ генерал, мне нужен не исполняющий обязанности командира роты офицер, а командир роты!

– Так пиши ему представление на должность, хотя я его не удовлетворю так-как он, как офицер очень молод! Но ты пиши! – начальство уехало, комбат учинил роте подробный разбор учения и дал команду:

– Совершить марш в лагерь, где обслужить машины, позавтракать и с тринадцати часов начать стрельбу на тринадцатом направлении танковой директрисы! В следующую ночь такие же учения будут проведены с первой, а ещё через сутки с третьей ротой!

Прибыв в лагерь заправили танки, очистили днища от пулемётных гильз, под вращающимися поликами, ещё раз проверили выверку дневных прицелов по удалённой точке, подготовили боеприпасы к стрельбе и отвезли их на пункт боепитания на тринадцатом направлении. В это время меня опять вызвали к офицеру особого отдела, теперь их было двое: капитан, направленец на наш полк и майор, которого я не знал и не видел. Они вдвоём начали на перебой задавать мне вопросы, склоняя меня заявить, что к вскрытию приборов у меня был свой умысел или корыстные поползновения. Я им объяснил ещё раз, что, будучи на заводе полторы недели под руководством заводских специалистов учился эксплуатации и ремонту всех новых на Т-54Б приборов и агрегатов, в том числе обслуживанию и ремонту ночных приборов наблюдения прицеливания и стрельбы. Эти офицеры невозмутимые, как слоны, выслушивали меня, не перебивая, а выслушав, задавали один и тот же вопрос: «Зачем я это делал?». Пока они меня допрашивали время шло, и я им заявил:

– Мне пора на директрису! – улыбаясь майор сказал:

– А нас это не касается, мы можем тебя здесь оставить на любое время!

– Воля ваша! – сказал я. – Только, что будет делать рота без меня, кто будет ею руководить на штатной стрельбе, и кто будет потом отвечать, что рота не стреляла или стреляла, но произошло ЧП, кто будет отвечать?

– Но и хитер же ты! – сказал майор. – Ладно иди, занимайся ротой! – и в его голосе не было той предвзятости, которую я ощутил при встрече с ним.

Стрельба по движущимся целям удалась на славу, но я чувствовал, что дальше так легко вряд ли удастся жить и достигать успехов, так-как условия существующего курса стрельб не отвечали требованиям и возможностям новых танков, поэтому ожидал в ближайшее время изменения этих условий и требований. Поэтому, я чувствовал себя неудовлетворённым и не кичился в отличие от других легко добытыми результатами. Эта ночь у нас была не задействована, и рота спокойно отдыхала, но в три часа ночи меня разбудил посыльной от начальника штаба батальона, который передал мне прибыть к начальнику штаба на тринадцатое направление, где стреляла третья рота. Я побежал туда, на всех направлениях гремели пушечные выстрелы, а на тринадцатом направлении была тишина. Начальник штаба информировал меня, что рота не произвела ещё ни одного выстрела, все стреляющие в том числе офицеры докладывают, что в ночные прицелы ничего не видят.

– Пойди посмотри, может ты что-то подскажешь! – я пошёл на танки и убедился, что на их все ночные прицелы внутри запотели также, как позавчера у меня, и устранить это сегодня невозможно. Начальник штаба отпустил меня отдыхать, но прибыв в лагерь я увидел прибывшего с учений комбата, на нём не было лица.

– Что с вами товарищ подполковник? – спросил я, – Что случилось?

– В первой роте через все ночные приборы не видно целей и учения с боевой стрельбой сорвались!

– В третьей роте тоже самое, я только что оттуда! – доложил я. Комбат посмотрел на меня и сказал:

– Ты оказался прав, ночные прицелы перед уходом под воду надо было снять и не было бы никаких проблем! Теперь, наверное, не тебя будут терзать офицеры особого отдела, по-видимому наступила моя очередь посещать их заведение. Да и поделом, надо прислушиваться к людям, которые со знанием дела советуют полезные вещи и действия! Иди отдыхай, чувствую, что сегодня будет горячий день, командиру полка я уже доложил, по случившимся и, ясное дело, он доложил комдиву. Комдив же доложит командующему Армии. Так что начальство сегодня будет здесь невпроворот. В семь тридцать меня разбудил грохот рядом садившегося вертолёта, это прилетел командир дивизии с командиром нашего полка и своим начальником бронетанковой службы дивизии. Комбат встретил их, сюда же прибыли офицеры особого отдела со своим начальником. Лица у всех были встревожены. Увидев меня, командир дивизии, что-то сказал командиру полка, а тот позвал меня. Не став выслушивать мой доклад о прибытии командир дивизии спросил меня:

– А как у тебя ночные прицелы после твоей экзекуции?

– Пока работают и выполняют свое предназначение и на учении, и на ночных стрельбах!

– А почему ты сказал пока?

– Потому, что, товарищ генерал, у меня не было герметизирующей мастики под линзы окуляров и объективов. Поэтому думаю, что моя профилактика окажется недолговременной! – комдив переглянулся со своим начальником бронетанковой службы и спросил начальника артвооружения полка майора Колпакова:

– А что вы скажете на это?

– Он прав! – ответил Колпаков.

– А почему же вы тогда не окажете ему помощь?

– Так, товарищ генерал, ночные прицелы, это не моя вотчина, согласно директивы Главкома сухопутных войск, снабжение приборами ночного видения ведётся через бронетанковую службу, а обслуживание и ремонт их проводится силами и средствами этой службы! – комдив посмотрел на своего начальника бронетанковой службы и спросил:

– А чего это ты, Николай Петрович, всё это время отмалчиваешься?

– Так, товарищ генерал, всю жизнь прицелы ко всем огневым средствам принадлежали карт вооружению, а директива Главкома пришла три недели назад, и мы даже не успели документально оформить передачу материальных средств и документов!

– Это ваше дело, и никто вас не спросит, когда вы получили директиву и кому, когда стало что принадлежать! Вон Геннадий Сергеевич, – он кивнул головой в сторону подходящего начальника Особого отдела, – Запросто разберётся, что кому принадлежит и за что кто отвечает!

В это время рядом приземлился вертолёт из него вышел генерал командир Ордруфской дивизии и его заместители. Оказалось, в их танковом полку, который форсировал Эльбу на два дня позже нас так же все ночные прицелы оказались затопленными. Показался третий вертолёт, который приземлился рядом с нами из него вышел командующий Армии со своими заместителями и сказал:

– Сейчас прилетит зав командующего Группы Войск и начальник бронетанковой службы! – через пятнадцать минут вертолёт с зам командующего Группы приземлился здесь же. Всё руководство убыло в штаб полигона, распорядившись, прекратить стрельбу на танковой директрисе.

Не знаю, что там решалось, но через полчаса меня вызвал уже знакомый мне по форсированию реки генерал начальник бронетанковой службы Группы Войск. Идя к нему, я понимал, что вызывает меня по поводу моего самоуправства по разборке прицелов, и я не ошибся. Поздоровавшись со мной за руку, генерал спросил:

– Ну, как ещё руки тебе за самоуправство не отшибли?

– Пока работают! – сказал я, и пошевелил пальцами, вытянутых вперед рук. Генерал засмеялся:

– Работают! – сказал он. – Только они у тебя не виноваты, а они у тебя золотые и своевольные, даже твоей головой управляют, а не она ими! Ты понял о чём я говорю? – спросил он меня.

– Понял! – ответил я.

– Так вот, впредь думай перед тем, как делать! Это сейчас для тебя всё сложилось очень удачно потому, что только у тебя из двух дивизий работают ночные прицелы, хотя ты их сделал вопреки всяческих инструкций! Особый отдел от тебя отстанет уже сегодня, у них появится другая задача. А от меня тебе спасибо! Молодцом утёр всем нам старикам нос! Действовал ты по-боевому, но учти, нынче время мирное и многие начальники тоже хотят жить мирно и без тревог! Ну, а это форсирование Эльбы на новых танках показало, что инструкции по эксплуатации не доработаны, отчего пострадала боеготовность танков двух дивизий! В течение одной – двух недель, мы устраним все недостатки. Иди работай! – сказал генерал, а в след добавил:

– И не лезь вперед батьки в пекло! – уходя от него, как от человека обличенного большой властью и ответственностью, я чувствовал всей душой его доброжелательное отношение и груз его ответственности за всё происходящее, в котором, он не искал оправданий, а находил правильные причины следствия и пути их устранения, не преминая при этом учить других и советовать им дело.

К полудню поступил приказ «Снять все ночные прицелы и приборы наблюдения и сдать их, в развернувшуюся здесь на полигоне специальную заводскую лабораторию». Лаборатория работала днем и ночью. Свои прицелы и приборы наблюдения, я получил в двадцать три часа, а к утру их получила третья рота. Получив приборы, мы тотчас устанавливали их на танки, а установивши их включались в выполнение планов учебного процесса на объектах полигона, наверстывая упущенное за эти два дня. На этой же неделе мы повторно форсировали Эльбу. Но форсирование происходило со снятыми ночными прицелами командирскими приборами наблюдения, которые покоились в заводских укупорочных ящиках, закреплённых к погону башни, что позволило впредь не бояться их отказа.

В общей сложности мы пробыли на Магдебуржском полигоне более трёх недель. Проведя там трижды форсирования Эльбы, три учения с боевой стрельбой, шесть стрельб штатным снарядом, три вождения танков по препятствиям, сняв с танков по 50 моточасов и более чем по 750 километров. Таким образом за короткое время, не смотря на перевооружение, боевая готовность танковых полков и батальонов не была снижена, а наоборот повышена. Прибыв в место постоянной дислокации по привычке начали подготовку к осенней проверке, надеясь на новых танках показать новые достижения, но этому не суждено было сбыться, так-как были введены новые курсы стрельб и вождения, в которых требования по времени, меткости и скорости возросли в полтора-два раза, и с налёта эти проблемы было решить нельзя, требовалось неукоснительные, как никогда настойчивая индивидуальная подготовка каждого танкиста. Правда, нас успокоили, что в этом году, как таковой проверки не будет, как положено по уставу, но старшие начальники вместо проверок придумали соревнования танковых взводов в батальоне, танковых рот в полках и танковых батальонов в дивизиях. Лучшие взвода в батальоне выходили на соревнования в полку, а затем лучшие в дивизии. Лучшие роты соревновались затем в дивизии и Армии. С батальонами дело дошло до Армии, а вот соревнование рот по приказу командующего Группы Войск дошло до уровня Группы. Конечно же, моя рота выиграла соревнования в дивизии, а затем в Армии, и была представлена на Групповые соревнования, таких рот на эти соревнования было представлено семь. Соревнования происходили на знакомом нам всем Магдебуржском полигоне. Главным Арбитром соревнований был первый зам командующего Группы Войск генерал – лейтенант… В программе соревнований было выявление профессиональной подготовки личного состава, по знанию общевойсковых и полевых уставов личных обязанностей в соответствии с должностью, физическая подготовка, а также умение действовать на технике при стрельбе, вождении в условиях применения оружия массового поражения в современном бою. Эти соревнования были трудным испытанием для личного состава подразделений, но тем не менее все офицеры, сержанты и солдаты выкладывали на них всё, что могли. Было интересно видеть, как в одинаковых условиях, на одинаковой технике достигаются самые высокие результаты, которые могут показать только высоко подготовленные профессионалы. Всех интересовало, а, как среди других выглядим мы, а поэтому старались и выкладывались полностью. Соревнования проходили в два этапа. На первом этапе из семи рот определялись три лучших. На втором этапе определялась лучшая рота. Второе и третье места тоже были призовыми. На первом этапе моя рота заняла из семи второе место, первое место заняла рота моего однокашника Володи Лейфура, с которым полгода назад я встречался на Вьюнсдорфском заводе при сдаче тридцать четверок на капитальный ремонт. Тогда и залетел лейтенант Лейфура, посетив дом офицеров при штабе Группы Войск. Красивый, ладно скроенный Володя был обще признанным в училище красавцем, танцором и пользовался у слабого пола всеобщим признанием и любовью, чем и пользовался. Так и здесь на заводе в субботу Володя отправился в Дом офицеров, где на большой танцплощадке проводились танцы под большой оркестр Группы Войск в Германии. Конечно же себе в партнёрши Володя выбирал красавиц, а красавицы в свою очередь оставались довольны его изысканными манерами и умению танцевать. Объявили: «Дамский танец», и к нему подошла девушка красиво и модно одета, но её шикарная одежда резко контрактировала с её обличием и фигурой, конечно же Володя не дал повода думать о нём плохо, станцевал этот танец, как полагается, рассыпаясь при этом в комплиментах девушке, которая, впрочем, неплохо танцевала. Объявили второй дамский танец. К Володе, опережая всех подбежала его партнерша по предыдущему «Дамскому» танцу и ему пришлось этот танец опять танцевать с ней, а после этого танца вечер закончился и, как истинный кавалер, он предложил даме провести её до дому, если их пути совпадут, он ещё не знал, что дорога от Дома офицеров идёт в одну сторону только к домам и гостиницам офицерского состава. У дома, где остановилась его напарница, они распрощались, а утром на следующий день Володю вызвали на прием к начальнику политуправления Группы Войск. Идя туда, Володя перебрал все свои грехи и не нашёл их. С недоумением обратился к дежурному офицеру, который дежурил в приемной генерала. Не успев зайти в приёмную, майор поманил его пальцем и спросил: