Текст книги "Клоны Инферно. А до потопа оставалось всего 750 лет…"

***

Когда могучая Культура исполинов рухнула, лесные жители вздохнули с облегчением. И каковым же было разочарование, когда спустя тысячелетия лесные великаны снова встретили людей.

Они устраивали на хозяев леса страшные облавы, лишали их детёнышей. А применяя волшебство, доставшееся им в наследство от древнейших великанов, превращали гоблинов в послушных, но жестоких монстров с чешуей на коже. В отличие от их рыжеволосых братьев, ящероподобные мутанты отличались неукротимым аппетитом хищника, предпочитая мясо гоблина другому мясу. Не брезговали эти монстры и человечиной. И люди их назвали троггами.

Колдуны держали троггов на цепи взамен собак. Они науськивали этих великанов на людей и выпускали их на травлю гоблинов. Особенно жестокие волшебники, из человеческого рода (на самом деле это были просто маньяки, каким-то чудом овладевшие секретами древнейшей магии), выращивали похищенных у гоблинов детёнышей в стражников и воинов. И, обучая их искусству боя, облачали в доспехи, чтобы вместе с ними нападать на недругов, в число которых обязательно входили и лесные гоблины. Особенное удовольствие злодеям доставляло стравливать своих бойцов из гоблинов с обученными драться троггами, вооружёнными тяжёлыми дубинами.

Несколько веков подряд свершались издевательства людей над мирными лесными великанами, питавшимися только тем, что им даровала земля. Но справедливость восторжествовала – богиня мира снова покарала злых людей, а колдуны и маги истребили себя сами. Казалось, счастье возвратилось в жизнь хозяев леса. Увы. Прошли века, и люди снова объявились в землях гоблинов. И снова гоблины пугались людей, наблюдая за отрядами охотников из чащи…

…Вожак объединённой стаи гоблинов однажды вышел навстречу людям. Он хотел всего лишь попросить людей не причинять вреда лесным угодьям, хотел им показать, что лес уже давно имеет разумных обитателей, которых почитает за хозяев. Долго наблюдая за людьми, лесные великаны научились даже говорить по-человечески. Умея слышать мысли, они со временем постигли и тайну понимания ментальных образов, освоили и звуковую речь, которая для них самих в общении была не обязательной.

С людьми они хотели лишь договориться жить бок о бок, друг другу не мешая. Гоблины считали, что лесных даров достаточно на всех. Однако люди выход гоблина из чащи поняли по-своему. Взметнулись луки, натянулись тетивы, зашелестели стрелы.

Утыканный со всех сторон, вожак лесного племени осел в траву. Возможно, он не умер бы. Если б охотники ушли, оставив раненого гоблина в покое. Но они набросились на «демона» подобно своре одичавших псов. И это оказалось для гоблинов столь неожиданным, что они даже не сумели прийти на помощь к своему собрату. И только когда люди, отрубивши голову у вожака, со злобным смехом подцепили её копьями, лесные жители рассвирепели.

Выскочив из чащи, они голыми руками разорвали в клочья несколько людишек. Остальные улизнули. А через пару дней в леса нагрянули озлобленные толпы этих низкорослых и чрезвычайно щуплых в сравнении с лесными великанами существ, в коварстве и жестокости себе не знавших равных.

Люди жгли деревья, травили великанов тучами собак, метали в них отравленные стрелы, протыкали копьями, рубили топорами. Не привыкшие сражаться, гоблины спасались в самых непролазных и сырых болотных чащах, кишащих змеями и комарами. А люди понесли по свету сказки о коварстве рыжих демонов, прозвав их людоедами, не знающими сытости.

Эпохами копившаяся боль однажды взровалась неутолимой яростью. Гоблины позволили второму крупному отряду охотников за «лешаками» пожечь свои селения по берегам болотистых озёр. А ночью, неожиданно напав на лагерь опьяневших от успеха воинов, в клочки поразрывали всех, оставив невредимым только одного охотника. Спонтанно избранному человеку показали кратчайший путь к его селению. С ужасом в глазах он описал в деталях, как великаны в ярости развешивают по ветвям деревьев кровавые куски разорванных на части воинов. Больное, воспалённое воображение угрюмцев навело на мысль о том, что гоблины столь страшным образом провяливают мясо. Никто и не подумал о жестокости своих собратьев, проявленной при встрече с рыжими «убийцами». Все говорили лишь о зверствах гоблинов, которые, по разумению врунов, в леса страны угрюмцев пришли недавно. Люди тут же поспешили с наслаждением поспорить о том, откуда гоблины могли явиться. Одни твердили, что из дальних лесов, другие – из страны древнейших великанов.

Мнения сходились лишь в одном: обладающих нечистой силой рыжих людоедов необходимо поскорее истребить, пока они не «извели людей под корень». Началась жестокая и непрерывная война на полное уничтожение хозяев леса. И только Кимарану в юности открылось, что лесные дивы (так называли гоблинов киммеры) вовсе не стремятся разорвать в куски любого встречного, поскольку, обладая от природы тонким, удивительным чутьём, умели сразу же понять, опасен ли забредший в их владенья коротышка или безобиден.

Многие, столкнувшись с гоблином в лесу случайно, – нос к носу – умирали от собственного страха – иногда на месте, иногда по возвращении домой. Но, уворованные дивами в отместку за отобранных людьми своих детёнышей и вскормленные гоблинками, приёмыши из человеческого рода росли здоровыми и сильными. Более того, не превращаясь в гоблинов совсем, они имели гораздо более массивный волосяной покров и становились выше, крепче и значительно сильнее своих собратьев, остававшихся с людьми.

 
Общение с хозяевами леса
возвращало к действию их третий глаз —
во лбу – телепатическое зренье-слух.
Чувства же приёмышей заметно обострялись,
а разум становился
иным – интуитивное начало
преобладало в нём над логикой.
Про карликов же люди выдумали. А уносили
младенцев от людей к рыжеволосым великанам
приёмышами подчинённые лесные рыси – бесшумные, необычайно хитрые
и быстрые.
При этом сами люди-гоблины вдруг начинали
чувствовать, что могут
усыпить любого человека
одним лишь взглядом.
 

Но главное – их память. Воспитанные гоблинами люди напрочь забывали своих родителей и о своём происхождении. Более того, в них просыпалась непомерная жестокость в отношении людей. И даже детища, рождённые от браков гоблинов с людьми, взрослея, не испытывали столь откровенной неприязни к человеку, как её испытывали люди, которых гоблинки вскормили материнским молоком. К большому огорчению своих кормильцев, пасынки и падчерицы гоблинов так и оставались по-человечески всеядными. Нет, канибалами они не становились. Но мясо коз, коров, других животных вкушали с удовольствием, сырым. Лесные дивы терпеливо им внушали необходимость поумерить аппетиты. Табу не налагалось лишь на скот, принадлежавший людям, поскольку тех животных гоблины считали испорченными. Поэтому, когда воспитанникам гоблинов хотелось мяса, они без колебаний крали коз, овец и даже бйволов, безжалостно при этом убивая пастухов, пытавшихся остановить грабителей. Да, беззащитных стариков, детей и женщин убивали тоже вскормленные гоблинами люди – не полукровки и не сами гоблины.

По-видимому, чисто человеческая интуиция подсказывала им, что если людям, увидевшим случайно лагерь гоблинов, позволить безнаказанно уйти, то завтра к лагерю нагрянут крупные отряды воинов с мечами и огнём. Однако делать на селения людей набеги, чтобы разорять их, ни гоблины, ни их приёмыши из человеческого рода и ни рождённые от смешанных союзов упрямо не хотели. Агрессия захватчиков всё время оставалась чуждым чувством для хозяев леса. Боевая ярость просыпалась в них лишь тогда, когда, чиня повсюду беспредел, враги вторгались в их владения.

Иногда им приходилось сталкиваться с порчеными гоблинами и даже троггами, оставшимися после гибели хозяев-колдунов. Зелёные чешуйчатые монстры бродили по лесам и весям в поисках добычи. Поскольку мясо гоблинов чешуйчатые монстры почитали за деликатес, с ними приходилось драться на смерть. Не уступая гоблинам в обычной силе мышц и ловкости, зелёные создания, как правило, носили на себе каким-то чудом сохранившиеся старые доспехи, когда-то изготовленные специально для зеленокожих умельцами из древних оружейников.

 
Кроме этого, при троггах
почти всегда имелось весьма опасное оружие:
необычайно острые и крепкие, огромные мечи,
тяжёлые, со смертоносными шипами, палицы
и даже самострелы, с помощью которых можно было пронзить насквозь любого гоблина.
 

Сильней всего лесные гоблины страдали, когда их порченые братья приходили большой ватагой. Лесные от природы не умели моментально вызывать в себе свирепость, а овладеть оружием упорно не желали. Что можно было противопоставить древнему мечу, клинок которого легко перерубал не очень толстую дубину? Откованные непосредственно для гоблинов, волшебной прочности мечи для человека, даже для могучего богатыря, оказывались неподъёмными.

Случалось, порченые набредали на селения людей. И слухи о внезапно приходивших великанах из-за Самых северных (волшебных) гор, по Запределью после этого гуляли долго.

Один закованный в доспехи гоблин успешно бился с целою командой крепких и выносливых мужчин. Ему обычно удавалось навалить на поле с десяток, иногда больше трупов, причём двоих как минимум он уносил с собой на ужин.

Вахлаки, или злые дивы – так прозвали люди порченых собратьев гоблинов. Запредельным варварам их сила казалась истинно волшебной. И племена, считавшиеся в Запределье слабыми, в невероятном страхе перед ними придумали заранее готовить для них живую жертву, хотя вахлаки с тем же аппетитом набрасывались и на солонину, копчения, жареное мясо коров и коз. И все без исключения вахлаки подчистую пожирали и то, что находили в погребах людей: сыр, молоко, хлеб, овощи, орехи, мёд.

Впрочем, люди не удивлялись всеядности вахлаки, считая их произошедшими от диких вепрей. В жертву дивам обычно приносили пленников, захваченных нередко на большой дороге. Этим отличилось в своё время племя стаблинов, трусливых толстобрюхих пастухов гусей-гигантов, которых, как ходили по просторам Запределья слухи, в глубокой древности искусно запрягали в специальные сверхлёгкие повозки.

Будучи трусливыми донельзя, сами стаблины, конечно, не летали. Но о заслугах предков при случае всегда напоминали с нескрываемым бахвальством. Они панически боялись и воевать с кем бы то ни было. Другие варвары старались их не трогать, поскольку им хватало полновесной дани стаблинов в виде гусей. Жареными эти птицы считались необыкновенно вкусными.

Схватить кого-нибудь, чтобы откупиться от нагрянувшего вдруг вахлаки, стаблины могли, конечно, только не в бою. Волей-неволей им пришлось осваивать разбойничье искусство, подкарауливая на дорогах одиноких путников и группы пилигримов, состоящие из женщин и подростков.

К идее нападать на безоружных стаблины пришли не сразу. Поначалу пастухи пытались покупать иноплеменников у варваров, которые обычно предлагали чужаков, пленённых в битве. Но молва о том, куда на самом деле этих выкупленных пленников девают стаблины, довольно быстро разлетелась по просторам Запределья. Словно сговорившись, варвары иных племён, конечно, тут же прекратили продавать рабов «презренным гусоводам».

Погонщики гусей, однако, попытались пойти другим путём – устраивали близ дорог приюты, в которых, принимая путников, подмешивали им в еду или вино парализующий состав. Но слухи о коварстве птичьих пастухов опять быстрее ветра разлетелись по всем без исключения народам Запределья. Стаблинам осталось лишь открыто нападать на безоружных путников. И, как случается нередко в разных странах, дурному примеру последовали и другие слабые народы из тех, которым порченые гоблины и трогги досаждали больше всего. Кончилось всё это тем, что наиболее горячие борцы за справедливость, из сильных духом варваров, решили совместно проучить «брюхатых птичников».

Сначала стаблинов предупредили. А потом, когда они опять напали на группу беззащитных пилигримов, отряд бойцов, принадлежавших разным племенам, как ураган, прошёлся по селениям и стаблинов, и всех других посмевших нарушить не писанный, но свято чтимый в землях Запределья закон. И это оказалось во сто крат страшнее нападения даже большой ватаги троггов. Стаблинов в ту пору проучили так, что ожидать вахлаки в гости им стало безопасней, чем прислушиваться в страхе к топоту стучащих вдалеке копыт. А проучившая их группа молодцов всерьёз взялась и за вахлаки.

Воины без устали скакали по равнинам и холмам, высматривая ищущих поживы гоблинов. Завидев облачённого в доспехи злого дива, бредущего к селению людей, лихие всадники неустрашимо его преследовали. И, окружив махавшего оружием вахлаки, набрасывались на него с неутолимой яростью. Они прекрасно понимали: ближний бой с таким врагом для человека равнозначен самоубийству, даже если напасть на порченого гоблина со всех сторон одновременно. Поэтому успешно применяли тактику кочевников – кружась на лошадях вокруг вахлаки, неустанно «поливали» великана отравленными стрелами.

Старые доспехи дива, несмотря на принадлежность к арсеналу древних колдунов, со временем изнашиваясь, обычно порывались в нескольких местах. Вахлаки бешено вращал вокруг себя мечом или дубиной (топором), однако рано или поздно человеческие стрелы протыкали шерстяной покров и кожу гоблина. Для великана человеческие стрелы были всё равно что просто крупные и толстые занозы. Не реагируя на их уколы, разбойник продолжал размахивать оружием, тем самым загоняя стрелы глубже в тело. Чуть позже стрелы доставали и глаза чудовища – вахлаки превращался в настоящее живое веретено.

И точно выпущенный из бутыли джинн, ослепший монстр, отчаянно и страшно воя от нестерпимой боли, рушил всё попавшееся на его пути. Удальцы же моментально рассыпались кто куда, а силы дива быстро иссякали. Обычно гоблин падал от разрыва своих сердец (у рыжих великанов их было по два). Когда же воины с опаской подходили к распростёршемуся на земле вахлаки, тот уже был мёртв.

Намного тяжелее было охотникам за дивами сражаться с ватагой гоблинов. Если на каждого вахлаки не приходилось двадцать – тридцать воинов, парни не вступали в бой. И всё равно в подобных схватках погибало обычно не меньше десятка юношей.

Страшнее всех считались дивы с самострелами. Ведь даже если против молодцов стоял всего один не очень крупный гоблин с самострелом при заполненном колчане, петь отходную приходилось не одному бойцу из их ватаги. Прямой удар стрелы вахлаки выдерживали лишь литые медные щиты, таскать которые с собой по землям Запределья было тяжело. Поэтому ребятам приходилось активно уворачиваться от беспощадных стрел вахлаки и действовать ему на нервы до тех пор, пока не отличавшийся умом противник не выпускал по человечишкам последнюю стрелу. После этого охотники атаковали.

Иногда великана брали в кольцо и, ощетинившись длинными копьями, на полном скаку врезались в него, норовя пронзить со всех сторон одновременно. Нередко людям это удавалось. Но случалось, что вахлаки уворачивался от тяжёлых копий, и всадники с разлёту поражали друг друга, либо, вращая огромным дьявольским мечом, вахлаки размолачивал не только копья, но и всадников вместе с конями.

Каледос милостив. Та непрерывная охота на вахлаки привела к успеху. Рассказывали, будто, уничтожив больше сотни дивов и похоронив при этом около двухсот своих, охотники добились долгого затишья со стороны вахлаки. Лет десять порченые гоблины не появлялись в окрестностях людских селений.

***

Угрюмцам от победы над вахлаки было ни горячо, ни холодно. Основной урон они по-прежнему несли от безоружных, но не менее от этого опасных лесных собратьев порченых, не нападавших на селения открыто, но кравших по ночам детей.

И вот настало время, когда пахан киммеров Кимаран сумел договориться с гоблинами. Угрюмцам было непонятно, зачем великий вождь киммеров вышел на контакт с лесными чудищами. Ведь земли грозных всадников на многие десятки конных переходов простирались к югу от Угрюмых холмов. Все знали, что лесные великаны не имели надобности покидать свои чащобы, а если по ночам и выходили из них, то посещали лишь владения угрюмцев. Какое же киммерам было дело до чужих проблем?

Старики угрюмцев и на этот вопрос нашли ответ:

– Недавно небольшой отряд киммеров вновь ходил к Самым северным горам. Вернулись они далеко не все, несясь при этом на испуганных конях во весь опор. А теперь сюда явился сам Кимаран с большой ордой. Но ведь пришли отважные киммеры не с нами воевать – то всем известно. Раз Кимаран пошёл к лесным чудовищам, это значит, что у волшебных гор откуда-то возникли неведомые силы, опасные и для людоедов тоже. Кто знает, может, хан киммеров предложил им заключить союз против единого для всех врага? А может и выспрашивал о нём у гоблинов. Ведь лешие – народ древнейший и загадочный. Наверняка, рыжеволосым дивам что-нибудь известно про других чудовищ.

Старикам угрюмцы, как всегда, поверили наполовину. Так, видимо, среди этого народа было заведено. Скорей всего, решило большинство угрюмцев, на отряд киммеров, ходивший к Самым северным горам, напали хорошо вооружённые вахлаки. Они ведь происходят от гоблинов. Не удивительно, что Кимаран решил у них узнать побольше о вахлаки.

Никто не захотел поинтересоваться у самих киммеров, почему же всё-таки они зашли так далеко от дома с большими силами. В отличие от многих, киммеры не стремились вторгнуться на земли земледельцев и лесных охотников в надежде на поживу…

Глава третья. Сытая долина

Сопровождать себя он однозначно запретил. Бойцы с ним долго препирались, но он остался непреклонен:

– Я делаю, что должен.

Воины остались ожидать вождя у леса, а он отправился пешком. И, продираясь через бурелом, сосредоточенно шептал: «Где вы, добрые хозяева лесов? Я вас ищу. Вы и не представляете, насколько я нуждаюсь в вашем обществе».

Но скоро Кимаран почувствовал, что кто-то смотрит на него из-за деревьев. И, приглядевшись впереди себя, вдруг заметил настороженные красноватые глаза. «А ведь когда-то я здесь был, – подумал он. – Или мне кажется, что это и есть та самая поляна?».

 
Всю жизнь пахан киммеров Кимаран
хранил в себе святую тайну.
Никто из племени
не ведал, что их великий мудрый,
боготворимый племенем Главарь
когда-то, будучи ещё ребёнком,
попал к рыжеволосым великанам… на воспитание…
 

…Его отец, пахан Великой Орды Киммерской Кимвал, однажды во главе трех тысяч лучших воинов отправился в разведку за таинственные северные горы, в страну древнейших великанов, на поиски оставшихся от них сокровищ. Спокойно миновав чужие земли, отряд Кимвала без особого труда перевалил через волшебный кряж и… пропал на целых десять лет.

Но, уходя, Кимвал строжайше запретил киммерам посылать на их поиски второй отряд. Мол, даже если много лет подряд от нас не будет никаких вестей, ни в коем случае вы не должны бежать на выручку.

– Кто знает, может, за волшебными горами время

течёт иначе. Или люди там становятся безумными. А может, просто забывают, откуда и когда пришли. Мы не боимся потягаться в битве с духами, а уж тем более с потомками древнейших великанов, в существование которых мне не верится. Но против чар древнейшей магии никто не может устоять. И, если не вернёмся, вы о нас забудьте. И никогда, ни под каким предлогом не ходите к Самым северным горам. Вам и в Запределье хватит славных дел: оно большое. Так что живите в радости, в достатке, а о нас не думайте. Угодно будет Крону, он поможет нам вернуться. А не поможет – что ж, на то его, знать, воля, – сказал Кимвал, прощаясь со своими сыновьями Арлаком, Акинаком, Миграном и Вторым паханом, своим другом Кариманом.

Так и произошло. Молодые и горячие киммеры рвались на поиски пропавшего отряда, но племя их не поддержало: завет Великого пахана для киммеров был священным.

Отряд же объявился через десять лет. К несчастью, многие из этого отряда не вернулись из-за гор: погибли в битвах с монстрами, поумирали от болезней, а часть их оказались похороненными заживо – обвалом, случившимся в горах во время возвращения. Но те, кто выжил (то есть, примерно половина от ушедших в тот поход), везли с собой на родину не только самоцветы и золото. Почти все воины Кимвала, в том числе и сам пахан, нашли себе в стране древнейших великанов красивых, молодых и верных жён. И, как об этом предостерегал Кимвал ещё в начале славного похода, в чужой стране они забыли обо всём на свете.

Вот там-то и родился, как и другие дети от любви киммеров с чужеземками, Великий будущий Главарь киммеров Кимаран. Однажды его отец, то есть Кимвал, случайно вспомнил о родном кочевье. Ему помог семейный камень-талисман, который, находясь под головою спящего Кимвала, вызвал у него сон про Запределье и оставленную там жену. Отчего сердце мудрого вождя заныло.

– Киммеры, на коней! Вернёмся в наши степи! Нас там ждут! – призвал он воинов.

Не все захотели вернуться. Ибо поселились они в прекрасной долине необычайно чистой и красивой реки. Каждую весну на берегах её цвели богатые на урожай сады, и летом ветви долго ломились от спелых фруктов. Там было так спокойно и хорошо, что многие из воинов на самом деле потеряли память. Зачем куда-то уходить из края сытного и пьяного, где винной ягоды родится столько, что чудесного напитка можно заготовить за раз вперёд на годы и пить его при этом ежедневно?

Все знали: возвращаться через горы будет чрезвычайно трудно. Обвалы и землетрясения, чудовища и злые жилистые карлики, всегда являвшиеся перед спящими бойцами как из-под земли. Вновь кто-то сложит голову в тяжёлых яростных боях или на трудных перевалах.

Воины начали спорить. Между ними едва не вспыхнула ссора. Но, слава Крону, женщины вдруг принялись просить мужей готовиться к походу.

– Надвигается беда! – вскидывали взволнованные женщины руки, указывая на какую-то вершину одной из гор, что окаймляли Сытую долину с северо-запада. – Нам всем необходимо побыстрее уйти за южный перевал, а ещё лучше – на вашу родину. В степях мы будем в безопасности, а здесь – погибнем все до одного!

– Но что грозит нам? Можете вы внятно объяснить, чего нам следует остерегаться? – выспрашивали недовольные мужчины.

Это было интересно всем – и жаждавшим вернуться в Запределье, и пожелавшим навсегда остаться в приютившей их долине. И даже сам Кимвал задал этот вопрос взволнованным подругам его бойцов, хотя и чувствовал в душе какую-то тревогу – странную и постепенно нараставшую день ото дня, но совершенно непонятную.

Женщины им так и не сумели толком объяснить. Они лишь утверждали, будто это страшное всегда приходит в пору, когда рыба в реке становится необычайно крупной, и что их племя много лет назад погибло почти полностью вот здесь, в земле обетованной, в Сытой долине.

– Мы не знаем, что ЭТО, – в отчаянии вскрикивали женщины на последнём слове, – но оно спустилось оттуда. – И снова они все как одна указали на спрятавшиеся за облака таинственные вершины северо-западных гор. – ОНО приходит внезапно, ночью, когда сон самый сладкий. И убивает как туман, только более плотный и зеленоватый. ЭТО осталось от древних злых волшебников, и время от времени ОНО приходит за жертвами.

– Но как? Как ЭТО убивает? Может, от него есть защита? – допытывались ни перед чем не ведавшие страха воины.

Но жены только ещё больше волновались и начинали плакать, умоляя пожалеть хотя бы малышей с подростками – вывезти хотя бы их из этих мест. И лишь одна из них, по имени Ульрика, жена простого воина по имени Одар, сумела описать, как умерщвляет живых существ неведомая сила, подобная туману. Она сказала:

– ОНО окутывает плотно всё ходящее живое, в себя вбирает даже рыбу из реки, и всё как будто растворяется в тумане, отчего туман становится плотнее. Ничего живого вне его не остаётся – лишь одни деревья, травы и кусты.

– Как же тогда вы остались живы? – недоверчиво спросил Ульрику муж.

Ей было очень трудно вспоминать о той кошмарной ночи, но она всё-таки сумела пересилить ужасы воспоминаний о тех событиях.