Текст книги "Челябинск. Любимых не выбирают"

Zoo

В Челябинске когда-то не было зоопарка. То, что мы имеем сейчас, казалось несбыточной мечтой. В начале восьмидесятых мы довольствовались передвижным зверинцем. Раз в год – как правило, летом – в город приезжал «караван сараев» с животными, занимал какой-нибудь пустырь (если повезет, поближе к центру) и лихо рубил капусту. Изнывающие от жары и тесных пространств несчастные львы, тигры, обезьяны и другие скунсы глядели на посетителей уныло и обреченно.

Нам, пацанам, нравилось это нехитрое летнее развлечение. И пусть воняло там несусветно, пусть зверушки выглядели далеко не так, как в программе «В мире животных», а кругом царили антисанитария и бардак – все это было ничто по сравнению с возможностью приобщиться к живой природе. Стоило родителям заикнуться: «Зверинец приехал», – мы вставали в очередь за карманными деньгами.

Тут дело еще вот в чем. При каждом зверинце имелся большой ревущий шатер – аттракцион «Гонки по вертикали». Для несведущих поясню: в большом колодце по замкнутой стене с бешеной скоростью гонял мотоциклист. Мы понятия не имели, как это возможно, как он держится под таким углом, ведь он непременно должен упасть! В законах физики мы тогда не разбирались, посему воспринимали аттракцион как чудо, а гонщика считали дьяволом.

Хорошо, что у нас появился современный зоопарк с большими вольерами, бассейном для белых медведей, пастбищем для парнокопытных. Качели-карусели-кофейни – все это замечательно, спору нет. И пусть я далек от желания занудствовать на тему «А вот раньше!», но все же нет-нет да и хочется вставить пять копеек: было в тех бродячих караванах что-то невероятно притягательное. Дух путешествий, дух свободы, что ли.

Или я просто скучаю по детству?

Проклятые буржуины

Моя мама всю жизнь проработала на Челябинском тракторном заводе. Я в детстве думал, что это здорово. Гигантское предприятие, которое в войну танки строило – вау! Это тебе не пельмени лепить. Лишь спустя годы я узнал, что мама оставила там значительную часть своего здоровья, а потом уж и сам завод начал испытывать трудности.

Однако ЧТЗ восьмидесятых – это сила. Хоккейный клуб «Трактор», дворцы спорта и культуры, базы отдыха… и пионерские лагеря.

Летом после первого класса я впервые в жизни поехал отдыхать. Попал в лагерь имени Юрия Гагарина, находившийся на балансе завода. Как я уже говорил, он прятался в сосновом бору подле поселка Каштак, был довольно большой (точнее, длинный, как кишка), уютный, с милыми деревянными домиками и летним театром под крышей. Жаль только, что большого водоема рядом не оказалось – лишь река Миасс в самом узком ее течении. Зато имелись два бассейна под открытым небом.

Мне хватило нескольких часов, чтобы понять, в какую засаду я попал. Родители опоздали на распределение по отрядам, и мы с одним мальчишкой, таким же первоклашкой, угодили в отряд под номером 17, хотя по возрасту нам подходил 23-й. Мало того, что впервые уехал из дома один и надолго, так еще и с верзилами три недели бок о бок жить. Верните меня обратно!

Впрочем, мы почти не скучали по дому, когда руководство лагеря придумывало для нас разные забавы. Однажды решили провести фестиваль театральных постановок. Наш воспитатель, парень лет двадцати, предложил поставить «Мальчиша-Кибальчиша», старую революционную сказку про пионера, замученного врагами. На роль героя, не выдавшего буржуинам военную тайну, выбрали меня, потому что в коллективе я был самым мелким.

Забыв о тоске по дому и маминым пирожкам, я всей душой отдался театру. Работали несколько дней как проклятые, пошили роскошные буржуинские костюмы, вызубрили диалоги. На наши репетиции приходили поглазеть ребята из соседних отрядов – настолько эффектно все это выглядело.

Но нас ожидал жесточайший облом. В день генерального прогона руководство поглядело на наши одеяния и пришло в ужас: «Вы с ума сошли?!».

Спектакль запретили.

Причину я понял даже своими юными мозгами: слишком яркими оказались буржуины, увешанные крестами и аксельбантами, в пиджаках от советской школьной формы. «Вы напоминаете фашистов», – сказали нам. Воспитатель-постановщик очень расстроился.

Это был первый в моей жизни осознанный факт столкновения с цензурой. Как стало ясно позже, далеко не последний.

Стрелочник и олень

Полтора года своей юношеской жизни я отдал железной дороге. Железка – моя третья любовь (первые две – литература и кино). Я был огорчен, когда детская дорога в парке Гагарина в трудные времена прекратила работу. Рельсы заржавели и поросли травой, вагоны осыпались. Казалось, ей уже не подняться.

Но ведь мы живем в стране, где возможны любые чудеса – была бы политическая воля. При наличии оной найдутся и деньги, и энтузиасты. Без политической воли у нас и прыщ не вскочит.

Я счастлив и рад, что дорога в парке возродилась и функционирует по сей день. Иногда я ее навещаю: сижу на перроне, встречая и провожая поезда, гуляю по путям в глухом лесном коридоре между станциями Водной и Лесной. Сажусь в поезд только в редких случаях – чтобы смаковать.

Родители меня часто спрашивали: «А чего ты железнодорожником не стал?! Хорошая же профессия! Все-таки реальное дело, а не вот это все».

Не стал. Любовь к Слову оказалась сильнее Любви к Дороге.

Иногда они, впрочем, встречаются и болтают друг с другом по старой памяти…

Близится конец смены. Прошло уже три поезда, остался еще один. Когда он придет, юный стрелочник, дежурящий в будке у тупика, махнет флажком машинисту тепловоза, пропустит рычащего монстра к бетонному надолбу, переведет стрелку и проводит тепловоз обратно по соседнему пути. Затем закроет будку на засов с висячим замком и этим же поездом вернется домой.

Но это будет только через полчаса, а пока юный стрелочник сидит на завалинке у будки, грызет травинку и смотрит на молчаливый лес. Хорошо здесь, тихо, глухо. Мазутом пахнет…

Ему двенадцать. Он еще ни разу не целовался с девочкой по-настоящему, как это делают взрослые. У него другие интересы. Он любит музыку диско, Жюля Верна, детективы по телевизору… и железную дорогу. Когда прошлой осенью в школу пришла тетка в синей форме и предложила всем желающим поучиться на железнодорожника с летней практикой в парке, он сразу согласился. Полгода после уроков ходил на еженедельные занятия: стрелки, вагоны, тепловозы, кондукторы, семафоры. Романтика.

И вот, наконец, летние каникулы.

Сегодня он по распределению попал на стрелку тупиковой станции «Пионерская». Задача несложная – помогать тепловозу перецепляться к другому концу состава. Пять минут работы, сорок минут ожидания следующего поезда. Сидишь возле будки и слушаешь лес.

Когда он вырастет, он будет писать книги. Обязательно напишет и об этих днях. Став взрослым, он прочтет в повести Стивена Кинга «Тело» – едва ли не самом трогательном произведении писателя, посвященном детству, – великолепную сцену: мальчишка, проснувшийся во время похода в лесу раньше друзей, сядет на рельс железнодорожной колеи и увидит оленя, вышедшего к насыпи. Несколько коротких мгновений они будут смотреть друг на друга, а потом олень уйдет. Мальчик так и не расскажет друзьям, что он видел. Этот короткий волшебный миг, как личный привет от Вселенной, останется с ним на всю жизнь.

Жаль, что по лесу вокруг парка Гагарина и детской железной дороги не бродят олени.

Станция Пионерская. Фото: интернет

Владимир Тросман. Сокрытое

Первого января город в его движительной части исчезает – редкая машина доползет до одиноко мигающего светофора главной челябинской артерии. И если погода хорошая, бездымная, и уже оттого солнечная, проступают дома, улицы, всякая городская утварь и сам жилищный горизонт, еще вчера сокрытый новогодней суетой и праздничными огнями. Челябинск пока не проснулся, но, козырнув безумными гранями вентилируемых новоделов, выступил крепким кирпично-панельным строем навстречу новому времени и слепящей синеве свежемороженного неба.

Почему это место отодвинуто от милых сердцу пасторалей и добрых рождественских историй со счастливым концом? Стесняясь повседневного счастья, прячась за фабричной задымленностью и бестелесной холодностью неотступной уральской зимы, Челябинск заранее открещивается от него.

В противном случае будет не по-пацански, и тебя могут понять неправильно, поскольку акт существования правильного пацана, взятый сам по себе, не признает никаких связей, никакой множественности и не касается никого, кроме него самого.

И правда, город уличный, дворовый, скрытный – не выставляет напоказ рюшечки и завитушки. Не по чину. Тайно течет под городом Игуменка. В конце шестидесятых в районе улицы Володарского еще что-то журчало, лежали мостки, а сейчас… никакая Зыкина не споет «течет река Игуменка, а мне семнадцать лет». Просто не увидит свои семнадцать в коллекторной темноте.

Стыдливо ждет троллейбуса могучий Сказ об Урале. Прежде встречал приезжих, а теперь днем с огнем. Нет, когда целенаправленно, то увидишь. Но если в сумерки попал на Привокзальную, считай, мимо пролетел.

Фонтан на Кировке можно не заметить – будто его спецом вбок столкнули. Верблюд перед драмтеатром – пока не налезешь передом или задом, останется вне зрячей доступности. Захочешь – не сыщешь железного Вернера, что близ арбитражного суда привстал Шварценегером. Прячутся достопримечательности.

Данте, очутившийся в сумрачном лесу, похоже, попутал Челябинск с Флоренцией. Хотя тогда Флоренции не было.

Спортсмен, Борода и Лопата

Однажды в середине восьмидесятых мои родители купили магнитофон, и с того дня о школьных успехах можно было забыть.

Всё мое внеучебное и внехозяйственное время отныне было заполнено музыкой, а в школе сложился небольшой кружок единомышленников-меломанов – ко мне присоединились одноклассники Вовка и Юрка. Мы обменивались редкими записями, фотографиями музыкантов, аккордами песен. А еще у нас был один важный ритуал.

После уроков мы шли домой одной и той же дорогой – через киоск звукозаписи, стоявший на углу перекрестка проспектов Победы и Свердловского. При этом Вовчик и Юрик делали серьезный крюк, потому что жили в другой стороне. Мы могли по полчаса стоять возле киоска, прильнув к стеклу, за которым выставлялись кассеты и катушки. Когда хватало наглости, просили продавца поставить что-нибудь свежее. Не всегда у нас водились деньги, чтобы купить новинку – кассеты стоили 10—15 рублей в зависимости от страны-производителя, – но добродушные продавцы никогда не отказывали пацанам-меломанам в просьбе прокрутить какой-нибудь фрагмент. В те дни, когда мне все же удавалось развести родителей на какую-то сумму, я торчал у прилавка дольше обычного, чтобы выбрать наверняка и не пожалеть.

Этот киоск был одним из немногих в своем роде. Других я даже и не припомню. Он и выглядел монструозно: типичный ларек, каких тысячи появилось на улицах позже в девяностые годы, снаружи был закрыт цельным металлическим коробом темно-коричневого цвета с окошком посередине и двумя круглыми вырезами для витрин по бокам – фасадом он имитировал магнитофонную кассету.

Работали в нем три молодых кооператора. В домашних студиях парни тиражировали на кассетах и лентах импортный винил, а потом по очереди торговали своими записями в киоске. Мы называли их: Спортсмен (из-за неизменной шапочки на лысой макушке), Борода (соответственно, небритый) и Лопата (вот тут не помню почему). Наилучшее качество записи (да-да, я уже тогда был занудой по части звука) давал Спортсмен, и я старался покупать у него, хотя репертуар у всех троих разнился. Что любопытно, парни не вредничали, если я возвращал ленты с наглой просьбой переделать брак – забирали свою работу и через три дня возвращали.

Помимо покупки уже готовых записанных кассет, можно было сделать заказ на свой носитель. Минута записи стоила 10 копеек.

Однажды я купил на катушке производства не знакомой мне фирмы альбом Ромы Жукова. Через две недели принес обратно, чтобы записать поверх него какой-нибудь хэви-метал.

– А я все думал, надолго ли тебя хватит, – улыбнулся Спортсмен.

Это было культовое место. Я числился постоянным клиентом киоска вплоть до ухода в армию. Потом на углу перекрестка известный бизнесмен Махалов построил небольшой магазин сети «Логика», впоследствии переходивший из рук в руки, а ларьки звукозаписи расплодились по всему городу.

Легендарный меломанский угол, на котором стоял ларек. Вдали на правом фланге – наша школа. Фото: РГ

Хорошему танцору ничто не мешает

В 1983 году на всю страну прогремел индийский фильм «Танцор диско» с Митхуном Чакраборти. «Джимми, аджа», – старики помнят. Народ шел валом. Главным украшением фильма стал, разумеется, его саундтрек. Все жаждали иметь эти песни у себя дома, на магнитофонах. Пираты разводили руками: пластинки нет даже в самой Индии! Но спрос был так велик, что пришлось пойти на крайний вариант.

Кто-то из кинопрокатной системы «содрал» звук прямо с кинопленки, слил его пиратам, а те уже смонтировали музыкальный альбом. Поскольку копии фильма были измочалены многократными показами, то и сборник получился чем-то вроде творения Франкенштейна. Думаете, фанатов это остановило? Ничего подобного. Я думаю, тиражу альбома мог бы позавидовать «Ласковый май».

Была и у меня такая кассета. Затерли мы ее до дыр. Фирменная индийская пластинка появилась в Челябинске лет через пять. Моему двоюродному брату посчастливилось ее купить. Но кайф был уже не тот.

Юрий Латышев. Я – Челяба

Заканчивая школу, я уже твёрдо знал, что буду поступать на химфак Уральского университета в Свердловске. Челябинские высшие химические специальности в 1966 году ограничивались профессиями учителя химии в пединституте и химика-металлурга в политехническом, но почему-то такое будущее меня не устраивало. И не только я так думал. Из шестидесяти первокурсников химического факультета Уральского университета имени Горького шестеро были из Челябинска.

Первые три курса я никак не мог привыкнуть к Свердловску. И как только появлялось несколько свободных дней от занятий, мчался в Челябинск. Тем более что проблем с транспортом не было. Ежедневно в Челябинск отправлялось несколько рейсов на венгерских «Икарусах». Всего 4—5 часов езды, несмотря на то, что трасса была намного хуже нынешней. Можно было также добраться до Челябинска ночным поездом или самолётом. Правда, часовой полёт на Ли-2 или Ил-14, кроме экзотики, никакими достоинствами не обладал. После полёта многие пассажиры выходили из самолёта бледные, их слегка покачивало после воздушных ям.

Во время перерывов между лекциями очень часто заходили споры о том, какой город лучше: Свердловск или Челябинск. Я так горячо доказывал преимущества малой родины, что в конце концов получил прозвище «Челяба».

Что же было такого особенного в те годы в Челябинске, отличающего его от соседа? Чем я гордился? За что я любил свой город?

Во-первых, Челябинск был тогда зеленее. Было ли это так на самом деле или только мне казалось, я не знаю. Но с каким удовольствием я прогуливался по улицам Кирова, Цвиллинга, Коммуны, проспекту Ленина! Читал газеты и журналы в тенистых скверах около театра оперы и балета и главпочтамта. И, конечно, любимый парк в сосновом бору с живописными каменоломнями.

Зимой челябинский сосновый бор был заполнен лыжниками. На традиционных Монахах в выходные дни было столпотворение, поэтому постепенно шло освоение новых пространств бора вплоть до Пионерских горок.

Река Миасс была зажата в бетон только на небольшом отрезке между мостами на улице Кирова и Свердловском проспекте. Шершнёвское водохранилище ещё только заполнялось, на водной станции по-прежнему можно было арендовать суденышко. Лодочные станции располагались также на саде-острове около бассейна «Электрометаллург» и в саду Челюскинцев. Так что по реке можно было проплыть от кинотеатра «Родина» до плотины ЧГРЭС.

Вероятно, все это было важно, но не это главное. Любовь к Челябинску слагалась из небольших штрихов, мимолетных встреч, памятных мест, важных событий. Челябинск 1960-х годов ещё не очень сильно отличался от облика города 1950-х. Я любил старый Челябинск, я люблю Челябинск XXI века.

Говорят, что любовь – индикатор счастья. Я согласен с таким определением.

Вклад в семейный бюджет
Фрагмент книги «Знаешь, доча…»

В старших классах раз в неделю вместо уроков нас гнали работать в учебно-производственный центр, что располагался на перекрестке Маркса и Свободы (кажется, сейчас здание разрушено). Мы там собирали странные штуковины – Измерители Температуры Жала Паяльника. За несколько месяцев практики я заработал двенадцать рублей.

Для пацана, не увлекающегося ни выпивкой, ни сигаретами, ни девчонками, это была очень даже неплохая сумма. И я почти всю ее потратил на пластинки. Купил целых три диска старого английского рока! Еще и на кино осталось.

Мама тогда обиделась. Сказала, что я мог бы колбасы домой принести. Или масла брусок. Сахара пару килограммов… А лучше бы вообще все сразу отдал!

Конечно, мог и купить, и отдать. Но кто же думает о таких вещах в шестнадцать лет, когда на руках куча денег?

Сейчас тебе, доча, тоже иногда перепадают некие суммы – просто на карман или в качестве подарков от родственников по праздникам и в дни рождения. Деньги складываются в кубышку «на всякий случай» – за квартиру заплатить, купить тебе новые штаны или сапоги на зиму, скопить на «что-нибудь полезное», а не проесть в «Макдональде». С одной стороны, такой подход экономически оправдан, а с другой…

Я прекрасно понимаю твое ворчание. Да, помочь родителям, купить что-нибудь к ужину – дело святое, но для подростка крайне важно в отношение денег иногда принимать самостоятельные решения.

Те три пластинки до сих пор хранятся в моей коллекции, и я помню, что купил их на честно заработанные бабки. А колбасу мы бы в тот же вечер съели.

Голос улиц. Наталья, домохозяйка, 32 года

У нас много знакомых уехало в Краснодарский край. Обзавелись там жильем, как-то определились с работой… Не знаю, я бы так не смогла, я привыкаю к одному месту, всю жизнь тут прожила, а сейчас уж тем более не подорвусь – семья большая. Дети пусть решают, где им жить.

А здесь можно (жить), можно. Я не думаю, что Челябинск чем-то сильно отличается от других городов. Ну, не Сочи здесь, нет у нас моря, зато горы Уральские рядом, озера красивые. Не надо так уж совсем киснуть, как-то наладится, наверно.

Бункер

– А ты знаешь, что под памятником Ленину на площади есть секретный бункер и тайный ход? – Мой старший двоюродный братец переходит на шепот.

– Нет, – говорю. – А ты откуда знаешь?

– Да так, есть источники.

Он всегда любил выпендриться.

– А зачем он там? – не унимаюсь я.

– Зачем?! – Братец делает круглые глаза и включает экскурсовода Потоцкого из довлатовского «Заповедника». – Тебя интересует – зачем?! И ты еще спрашиваешь?!

– А, ну да, конечно.

Меня, тринадцатилетнего лоха, легко обмануть…

Спустя четыре года на школьном выпускном мы с одноклассниками потащились на площадь Революции. Светало. Город только-только просыпался. Мимо лениво ползли первые троллейбусы.

– Пошли бункер искать! – предложил кто-то из наших.

(К тому времени я уже слышал о тайных подземных ходах из американского Белого дома, по которым президент Кеннеди ходил в покои Мэрилин Монро).

Всё облазили, нашли только запертую дверь по другую сторону постамента.

Действительно, гуляла в советские времена байка: дескать, под трибуной было пространство, которое соединялось тайным подземным ходом со зданием обкома (ныне Законодательное собрание). Ответ на вопрос «зачем?!» вы уже знаете.

Слухи окончательно были развеяны при строительстве «Никитинских рядов». Ничего там нет. А за запертой дверью пряталась своеобразная «гримерка» для выступающих на трибуне партийных звезд – буфет, туалет и все такое.

Елена Казакова. «Форт Боярд» и экстрим-парк

Мой рассказ будет про ЧТЗ, лихие и нищие девяностые.

Родилась и жила я в Тракторозаводском районе. В военные годы он славился заводом, который выпускал танки для фронта, а спустя 45 лет – своей шпаной.

Родители мои работали на том самом заводе, и наша семья, да и весь район (ведь почти все там трудились) в полной мере ощущали на себе дух капитализма. Зарплату задерживали месяцами. Иной раз её и вовсе заменяли ботинками, спортивными костюмами, дутыми пуховиками. Поэтому в школах не нужна была форма – все и так ходили одинаковые.

В магазинах была пустота: в овощных сыро, пахло землей и свеклой, за хлебом всегда стояла очередь (зато он был горячим!), а в знаменитую «Башню» мы, дети, бегали как в музей: там был отдел игрушек и швейной фурнитуры, с рядами аккуратно уложенных разноцветных пуговиц и замочков. А эти рулоны ткани! Как интересно было наблюдать за тётей, отмеряющей большой деревянной линейкой эти заветные метры покупателю. Это вам не на «Марию-Мирабеллу» в «Спартак» сходить! Ну и, конечно, кулинария «Мечта»! Работает она до сих пор, более того, за прилавком те же продавцы, что и 30 с лишним лет назад! Сладкий мостик в детство: трубочки с белковым кремом, заварные, корзиночка с грибочком, песочное с помадкой… Зайти туда с родителями после посещения поликлиники или просто в выходной – вот была радость! А потом «стрескать» все по дороге, перемазавшись кремом!..

Еще одной большой радостью было бегать в появившиеся повсюду коммерческие киоски и спрашивать, нет ли пустых «блоков» от шоколадок. Коробка из-под «сникерсов» была на вес золота, там хранилось заветное – вкладыши! На обмен выходили всем двором! За редкие экземпляры «ловиса» или «турбо» можно было запросить несколько вкладышей или крутую наклейку! Родители в дни большого мена даже не пытались загнать нас домой – торговля шла до ночи.

Никто не боялся маньяков, педофилов, воров, все двери в наших многоэтажках всегда были открыты, достаточно просто толкнуть.

Ну а так как родители за нами не следили, мы развлекали себя как могли.

Начатая за домом стройка была заморожена, и мы радостно превратили ее в «Форт Боярд». Каждый день придумывали друг другу испытания: пробежать по бетономешалке, спуститься по арматуре, прыгнуть, перелезть, пройти с закрытыми глазами. Как никто не убился – загадка. Но это развлечение растянулось на несколько лет. Были даже призы лучшим: мы тащили из дома значки, книжки, разную ерунду и вручали друг другу. Эту стройку на улице 1-й Пятилетки, кстати, завершили, уже много лет это здание принадлежит банку.

Еще одним развлечением, безусловно, был Сад Победы. В 90-е парк переживал не лучшие времена. Территория не ухожена, аттракционы ржавели под замками и… были центром нашего притяжения. Огромные силовые качели (кабины вроде лифта, которые нужно было раскачивать собственными усилиями, а именно приседая), не давали нам покоя. Мы перелезали через забор, цеплялись руками за металлические крепления тех самых кабин, отталкивались ногами от земли и – вуаля! – закрытая кабина взмывала вверх, а ты вместе с ней. Опасно, зато как весело!

Сейчас этих кабин нет и в помине, как и многого другого: наш шумный и дружный двор превратился в стоянку, «Дом торжеств» теперь называется просто загс, закрылась молочная кухня, где я по перфокартам получала младшей сестре кефир, исчез с лица земли коммерческий магазин «Весна», где можно было купить жвачку «Типи Тип», спортивные секции стали платными, а двери в квартирах мы стали закрывать на сувальдные замки.

Но я, как и прежде, с радостью приезжаю в район своего детства, иду по его улицам, захожу в его магазины, все здесь знакомое и родное. Это мой любимый Челябинск, а любимых не выбирают…

«Башня». Фото: интернет