Текст книги "Ночной солдат. Армейские новеллы"

Ночной солдат
Армейские новеллы
Роман Иванов

В основу подавляющего большинства новелл положены реальные события.

Названия населенных пунктов, имена и фамилии намеренно изменены.

«…Продолжать оставаться Человеком, это такой же подвиг, как и спасти малого ребенка из пылающего жилища».

Корректор Галина Иванова

© Роман Иванов, 2017

ISBN 978-5-4485-7900-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

День прожит не зря

I

– А если бы вы сегодня всех механиков выгнали и поставили бы танки в колонну? И пусть при этом командир роты понервничает. А у нас получается наоборот, командиру роты зачем нервничать, он сам прыгнет, у-ях обороты врубил, развернулся, всё зашибись, задача выполнена. Почему только у капитана Зыбина в роте всегда порядок? Что, сложна армейская наука для остальных? Мозгов нет? Почему у одного – все расчеты доведены и по приказу залазят в танки, а у других нет? Что, Зыбин какой-то особенный? Просто работает мужик как надо и не мычит.

В наступившей тяжелой тишине кабинета, комбат перебрал несколько бумаг на столе.

– Механиков на БХВТ11
  БХВТ (воен.) – база хранения вооружения и военной техники


[Закрыть] не ставить, – продолжил он, немного сбавив тон, – ставить наученных командиров. И чтобы у нас оружие не оставалось, наряд БХВТ прибывает сюда, получает автоматы и убывает обратно. Наряд по парку22
  Парк (воен.) – территория, оборудованная для хранения, технического обслуживания, ремонта и приведения в готовность к боевому применению (использованию) вооружения и военной техники


[Закрыть] – тоже самое, чтоб начальник штаба личное оружие не увозил. Вы смысл понимаете? Поэтому, сейчас личному составу объяснить, а завтра еще потренировать. Самое главное чтобы кипижа не было.

– А мы пистолеты как будем получать без карточек? – спросил командир второй УТР33
  УТР (воен.) – учебная танковая рота


[Закрыть].

– Никак, кобуру… Не надо ничего получать, никаких пистолетов и без карточек. Кобуру одели, противогаз в сумку и всё. И убыли в парк.

– Техники рот получают оружие вместе с механиками, прибывают туда и сразу заступают, – добавил зам по вооружению.

Комбату позвонили. Во время его разговора по телефону, офицеры, собравшиеся на вечернее совещание по вопросам предстоящей внеплановой инспекции спонтанно продолжали спорить: «А караул кто меняет?», «Патруль», «Какой?», «Пожарная команда меняет караул».

– Караул никто не меняет, – быстро вернулся в разговор комбат, – всё, забудьте. Начальник караула несет службу. И караул уже с оружием стоит, за них не надо ничего получать. Это учебная тревога, не боевая.

– А кто танки погонит? Механиков не хватает.

– Командир танка выгоняет, офицер садится за рычаги с этого взвода. Это элементарно. Это вот боевой расчет44
  Боевой расчет (воен.) – определение особых обязанностей военнослужащих подразделения в зависимости от характера боевой задачи (наблюдатель, связной, дозорный, подносчик патронов и т. д.). Боевой расчет производится перед выполнением боевой задачи, также может применяться перед проведением тактического учения


[Закрыть]. Доводите его каждый вечер, кто вам не дает. Определяйте, кто у вас танки погонит. Вечерняя проверка, боевой расчет довели, каждый солдат знает свой маневр. Что еще?

– Эти механики… Там командиры пришли, которые не ездили на танках…, – заметил ротный четвертой УТР.

– Короче, давайте не будем здесь разглагольствовать, кто ездил, кто не ездил, – резко прервал комбат, – меня никто не слушает, садится солдат и едет, на первой передаче. Его задача выехать, сто метров проехать на танке и остановиться. При этом ничего не сломать, не искорежить. У меня Малаев тоже не ездил. Боец как пару месяцев у Зыбина в роте, а если кто видел, он танк завел и выгнал с бокса, когда было КШУ55
  КШУ (воен.) – командно-штабные учения, один из основных методов подготовки командиров и штабов; КШУ проводятся в целях повышения слаженности органов управления, усвоения теории и практики организации и ведения различных видов операций и боевых действий


[Закрыть] в начале лета, подъем по тревоге. И поехал на Синячиху. Я не побоялся. Спросите Малаева, он ездил или не ездил? Он не ездил никогда. Ездил один раз на танке. Завел танк, выехал с бокса. Я ему подрулил немного. Я не прыгал в танк, не выезжал, не показывал какой я офигенный специалист. Малаев вышел вперед, выгнал машину, остановил, горный тормоз поставил, сел и поехал. Потом посадил в Синячихе какого-то молодого механика, тот приехал на танке в парк. Поэтому не надо говорить, что наши солдаты идиоты. Надо просто доверять, вот и всё. При этом контролировать. А если так про каждого думать, то можно вообще никуда не уехать.

– Мне рассказывали, с нашей учебки пришли солдаты в 201-ю в декабре, – поделился всё тот же зам по вооружению, – им команду дали. «Слоны»66
  «Слон» (разг.) – военнослужащий отслуживший год


[Закрыть] сели в танки, говорят, куда едем? А давай в Чечню!

Мужчины заулыбались.

– Вот и всё. А мы тут думаем, ни разу не ездил. Малаев ни разу не ездил. Получил приказ. Завел танк. Выехал из бокса и поехал на полигон. Потом докладывает мне: «Так и так, товарищ подполковник, датчик давления двигателя работает, в коробках – не работает». Ничего страшного. Выехал.

– Максимум – что если бочки снесут, да подкрылки оторвут, ну и к матери их, – буднично вставил командир второй учебной.

– И всё. Самое главное не фиг прыгать на танки. Ни в коем случае не вздумайте, что один солдат будет выгонять всю технику в роте. В парке, я вам сразу говорю, будет находиться начальник БТ77
  Начальник БТ (воен.) – начальник бронетанковой службы


[Закрыть], начальник АТ88
  Начальник АТ (воен.) – начальник автомобильной службы


[Закрыть] около каждого подразделения и всё будет писать на бумажку. А у нас командир роты, как Павлик Морозов. Останется только на него тельняшку надеть. Рота вся будет стоять в стороне, а он каждую машину будет у-ях, выгонять, вторую, третью, потом пошурует туда, поставит ее и оттуда будет бегом спускаться. Не пройдет! Повторяю, кто в своих механиках не уверен, разрешаю напрягать.

Командир батальона устало посмотрел на выцветший камуфляж своих замов и подчиненных. Весь «военсовет» виновато уткнулся в личные блокноты, старательно что-то там выводил. Кто-то выбивал тихонько ритм пальцами по столу. Молчали. Комбат откинулся на спинку офисного кресла.

– Помните историю, как в пятой учебной роте было? – чуть теплее в тоне и с мягкой иронией продолжил он, – эти механики-водители идут к своим танкам, встают перед ними, и не заводят. Подходит командир части: «Товарищ солдат, почему, ты не выгоняешь танк?», «Товарищ полковник, я боюсь танка, я боюсь туда залазить». Вот и всё. Из роты вышел только один танк. Зашибись. Потому что остальные девять солдат боятся.

– Ладно, потренируем. Выедут, – соглашались офицеры.

– Это я еще раз говорю, товарищи командиры. Если вы будете доверять друг другу… Вот если бы старший лейтенант Куренков не залазил в танк и не выводил с бокса, а залез бы туда молодой солдат, завел бы его и выгнал на три метра вперед, как Малаев, то по тревоге, этот молодой солдат, спокойно бы справился с этими задачами, потому что он уже танк заводил и выезжал. А у нас получается наоборот. У нас офицер залазит, заводит, выгоняет, а солдат стоит в стороне. Это называется учеба. Понимаете, нет? Это учеба. Всё. Завтра в семь тридцать… Отставить, в восемь часов, чтобы все здесь были. При себе план-конспекты. Без замечаний, без напоминаний.

…Сидя за кухонным столом, Зыбин долго рассматривал свои ладони. Натертые, мозолистые. Кое-где оцарапанные, шершавые и грубые. Эти мужские руки многое делали, ощущали. Они чувствовали мощь танковых рычагов управления, податливость челюсти в конец оборзевшего пьяного утырка в затрапезном кафе, теплоту женских плеч, знали они и приятное напряжение гитарных струн в те самые моменты, когда была компания, состоящая из тех, кому он доверял безраздельно. О чем он думал? Если бы всю его жизнь глянуть на ускоренном воспроизведении как в видеоплеере, получится незатейливый рисунок из одних и тех же движений. Каждый божий день всё повторялось. Воинская рутина…

Завтра – командирский понедельник. Но это только завтра, а сегодня – можно было вот так запросто смотреть на линии жизни своих рук, никуда не торопиться, позволить себе «перекурить». Кот Рыжик с поднятым хвостом томился у его ноги, терся, подставляя то один, то другой бок. Урчал от удовольствия. «Есть просишь?» Он достал купленную вчера банку скумбрии и, вывалив остатки, в стоявшую у газовой плиты миску, позвал: «Кс-кс». Кот подбежал к тарелочке, понюхал, обошел вокруг нее, и благодарно муркая приступил к своей кошачьей трапезе.

В такие минуты-часы естественного «ничегонеделания» на него находили мысли. Они смущали его, заставляли сомневаться, тревожиться. Временами они крепли в его простой и открытой душе, но днем позже, он с удивлением замечал, что их след простывал, становилось вновь легко и светло.

Что не так? Ненужные воспоминания снова лезли в голову… Мелькают лица бойцов на учебных стрельбах из автомата. По окончании, как всегда команда «оружие к осмотру». Он остановил взгляд на солдате, только что провалившего занятие, так и не выбив ни одной мишени. Курсант с виноватым видом нервно производил разряжение своего АКМ99
  АКМ (воен.) – автомат Калашникова модернизированный


[Закрыть]. «Переволновался? Или мазила от рождения? А может неуч, которого свет не видывал, и в оставшиеся дни постигать да постигать ему оружейно-стрелковое дело?» – думал Зыбин. Но почему он продолжал ловить себя на мысли о правильности выбранного пути, профессии, своего назначения?… Неужели из-за этого бестолкового салаги? Вовсе нет. Парень тут не причем. И всё же откуда в его до сих пор понятный и бесхитростный мир проникло это разъедающее сомнение и неуверенность?

Ответ не заставил себя искать. Потому как в «располаге» – бардак. Комполка свалил из части, замы пьянствовали, а сержанты на всё откровенно забили, чувствуя очевидную «слабость» оставшегося офицерского состава. Он подмигнул мазиле и уверенно добавил: «Наверстаешь, какие твои годы… И это… плечом не дергай, когда на курок давишь». «Так точно» – глаза мальчишки засветились надеждой и добрым светом. «Ну и лады. Передай мне магазин…»

Ну что ж, в таких «предлагаемых обстоятельствах» он не позволит себе унывать. Да и вообще, отсиживаться в стороне – это не про него. И он шел туда, где было труднее всех. Упрямый, черт.

Поддерживать одному давно скатившуюся за плинтус дисциплину было не из легких. Но это его не останавливало. Он знал силу своего командирского слова и немигающего ледяного взгляда. Систематически гонял всех на построение, команда «становись» подавалась им так часто, что на входящий звонок по «мобиле», он вместо привычного «привет» не задумываясь, повторял именно ее. Бесконечные рапорты командиров взводов о местонахождении личного состава, боевая подготовка, ПХД1010
  ПХД (воен.) – парково-хозяйственный день в воинской части, как правило, назначается в субботу


[Закрыть], строевая, кросс… Кто отстал и не уложился в норматив – в спортгородок – на турники, брусья, качаться-отжиматься. Он использовал все приемы воздействия на вверенных ему людей. А у солдат от этого убедительного «измота» не оставалось времени на безделье и прочие безобразия. Никто никого не обижал, и служба оценивалась им на отметку «хорошо», хоть и с коротким минусом. Он чувствовал, что похвала комбата была заслуженной. Но всё равно кое-кому из начальства это не нравилось. Почему? Он вспомнил построение и слышанный краем ухом тот самый разговорчик в его подразделении.

…Когда «Камазы» остановились, все высыпали из машин. Кто как, потягиваясь, разминал затекшие мышцы от нудной дороги. Курили. Всё в этот день было сикось-накось. Военнослужащие даже не успели толком пообедать. В грязных и холодных полях наскоро хлебнули теплого супа из котелков, как приказ сорвал их с полудня и через час они уже были в своей части.

– Турылев! – гаркнул Зыбин, выпрыгивая из кабины, – найди мне дежурного. – Ро-ота! В линию взводных колонн по четыре, становись!

Послышались команды командиров взводов. Бойцы, рассыпанные по плацу, скоро засобирались в строй.

Кто-то заметил:

– Снова дождь начинается…

– Да ну его. Всё льет и льет. Когда уж кончится.

– Зыбин опять рвет и мечет.

– Дак его под увольнение подводят. Типа неисполнение условий контракта. Неугодный… Правильный чересчур.

– А ты откуда знаешь?

– И так видно. По слухам командование нацелено было оставить батальон в полях еще на неделю. Но Зыбин настоял, что его роте по уставу положена баня. Вот и подвезли…

– Баня это конечно хорошо, но зачем нарывается? Хороший мужик, всё по-братски, точно, понятно. Эта порядочность ему боком выйдет.

– Ага. Зам по тылу задавит. В штабе ляпнули, что Зыбин, будто с его молоденькой женой преуспел…

Говорившего толкнули локтем в бок. Тот замолк на полуслове. Перед ним – капитан Зыбин, ротный командир. Высокий, крепкий.

– Чупаков, шаг вперед.

Рядовой выдвинулся.

– Ты такой осведомленный, может, с увольнительной подсобить? А?

– Никак нет, товарищ капитан, – отбил Чупаков.

– По рукам. Также дополнительно учту твое «намерение» полностью сдать нормативы ВСК1111
  ВСК (воен.) – военно-спортивный комплекс в ВС, система физических упражнений и требований для военнослужащих по военно-прикладным видам спорта


[Закрыть]. Поэтому, в часы, отведенные для этого распорядком дня, именно для тебя Чупаков, буду присутствовать лично.

В строю засмеялись.

– Отставить, смех! – капитанский голос, был твердым и звонким.

– Солдат, задача ясна?

– Так точно.

– Вопросы?

– Никак нет.

Рота притихла. Зыбин в возникшей паузе прямо смотрел на Чупакова. Тот отвел глаза.

– Стать в строй.

– Есть.

Он очнулся. Прикрыв сахарницу крышечкой и поправив салфетки в прозрачном стакашке, (терпеть не мог беспорядка, даже в мелочах), Зыбин поставил чашку в раковину, быстро ополоснул оставшуюся от завтрака посуду, по-шустрому отер кисти полотенцем, и сызнова присев к чистому столу, прислонился спиной к теплой кухонной стене.

Зам по тылу… С Мирзоевым он схлестнулся с того злополучного майского вечера, когда действительно помог его жене выйти из непростой ситуации.

Салима потеряла выданную ей накануне зарплату. Она так и не смогла вспомнить, в какой именно момент у нее исчезли деньги. Но они исчезли. И на беду, в отсутствие ее мужа Мирзоева. Тот был в недельной командировке. Зная Зыбина лично (несколько раз встречались в клубе, потом у общих друзей), и его репутацию ответственного и порядочного человека, она тем вечером, прямиком направилась к нему. Описав почти в полушоковом состоянии свою ситуацию, Салима в слезах присела на предложенный ей стул в его чистой и простой кухне. Зыбин напоил ее чаем, дал успокоительного и пообещал выручить. Они какое-то время говорили, и даже смеялись, потому что он начал вспоминать байки и нелепости из своей армейской службы. Короче засиделись. На просьбу проводить ее до дома, женщина вежливо отказалась, поэтому Зыбин расстался с ней у подъездной двери. Видимо этот прощальный момент и увидел кто-то из штаба, а потом подло донес Мирзоеву.

Зыбин обещание сдержал. На следующий день, он снял деньги со своего депозита и вручил их благодарной Салиме. Он мог только догадываться, как она потом защищала его в глазах мужа, унизительно восстанавливая чуть ли не по минутам их вынужденную с Зыбином встречу, как просила у мужа прощения, и молила его о том, чтобы он отозвал свой подлый рапорт, тем самым еще больше разозлив его. Но всё безуспешно…

Капитан не таил зла на своих салажат, которые крутили старые слухи. «Слышат звон, да не знают где он». Эти слухи сам же Мирзоев и распускал, демонстративно бил себя в грудь, что задета его честь, и он обязан теперь сжить со свету этого ротного Зыбина.

Зыбин его не боялся. Однажды он даже предложил ему по-мужски разобраться один на один без свидетелей и всей этой ерунды. Но Мирзоев умный, накатал рапорт об угрозах в свой адрес и письмецо пошло наверх. Тему все-таки перекрыли. Так как все, вплоть до комдива, были наслышаны про успехи зыбинского подразделения. Без ложной скромности он и его ребята были на виду у всей части. В занятиях по боевой подготовке и на учениях рота справлялась на отлично. В спорте призовые места у кого? Опять у шестой учебной. По отсутствию правонарушений – первые. За участие в программе утилизации боеприпасов, снова его бойцы в авангарде. С формулировкой «За самую большую площадь по зачистке местности» им торжественно вручили грамоты и благодарственные письма…

А про самого Зыбина можно сказать сухим, но точным языком служебных характеристик, которые он без самообмана подписывал своим «слонам» и для караула, и к дембелю: «Постоянно совершенствует свою выучку и воинское мастерство. Способен качественно и в срок выполнять поставленные перед ним задачи, проявляя при этом разумную инициативу. Настойчив в достижении поставленной цели. В сложной обстановке не теряется, умело находит верные, обоснованные решения. Командирские качества развиты хорошо. На критику и замечания реагирует правильно, стремится вовремя устранять указанные недостатки. Пользуется доверием в коллективе, морально устойчив…»

«Черт с ним с этим чучелом. Пробьемся…» Зыбин сгоняя тревожные мысли, от души жахнул ладонью по столу, так, что в шкафчике брякнули тарелки. Затем сделал от пола с десяток отжиманий. Отдышавшись, щедро ливанул воды в вечно сухой горшок с кактусом и посмотрел в окно. Неужели он вот так и пропустит в угрюмых размышлениях свой единственный выходной? «Неа».

Он знал, что к нему сегодня никто не зайдет. Потому что, по-существу, некому было навещать его. Все с семьями или на дежурстве. А многие также как и он, сами по себе. А такие, как известно, всегда остаются на своей волне. Зови, не зови, по гостям не пойдут.

Он, мысленно загибая пальцы, считал: родителей – нет, братья, сестры – отсутствуют. Супруга – тоже в списках не числится. Не случилось. Конечно, женское общество присутствовало в его жизни, но происходило это как-то бесцветно, длились такие встречи недолго. Наверное, виной этому был его характер – требовательный, несговорчивый, ершистый. Человек со стороны даже мог бы назвать его хмурым и суровым. Кто знает. Вот только этот колючий парень сам того, не ведая, губил чистые, едва зарождающиеся чувства девушек к его малопонятной и непростой персоне… Кто остался? Друзья – сослуживцы… Хм. Они заняты своими трудностями и заботами. Не до него. Вот такой расклад.

И тогда в погожую погоду, вот как сегодня, он садился на свой добротный велик – гордость инженерного искусства, поскольку собран был из запчастей с большой любовью и изобретательностью, и гнал за периметр, за местную автостанцию, туда, где простор полей наполнял его дыхание, где ветер надувал плечи, помогая лететь по линии шоссе еще быстрее и легче.

Они познакомились в поселковом магазине с полгода назад. Стоял жутко холодный февраль. Трубы в комнате были едва теплыми, и они вместе с Рыжиком медленно погружались в мрачно-мерзлое состояние. Хотя правды ради, кот переживал морозы вовсе не так тяжело, он намеренно и надолго поселился под теплым хозяйским одеялом. Зыбин, было дело, гонял его со своих простыней, но кот настырно возвращался, противно мявкал и, в конце концов, ротный плюнул на эту бессмысленную затею. Чтобы хоть как-то вылезти из этой вечной мерзлоты Зыбину пришлось потратить свой свободный денек на поездку в близлежащий пэгэтэ1212
  Пэгэтэ (ПГТ) – поселок городского типа


[Закрыть] за калорифером.

Мела вьюга. К тому времени, когда он добрался до магазина и уже направлялся к кассе с вожделенным обогревателем, Вера пыталась достать с верхней полки такие важные для нее в эти несчастные дни женские прокладки. Ее рост… Не то чтобы он не позволял ей это сделать, но зловредная тележка покатилась в сторону, Вера не удержалась на цыпочках, и вся пирамида упаковок, тщательно выстроенная торговым работником, рухнула прямо на нее.

– Вам помочь?

Вера немного замешкалась от такой скорой и неожиданной для нее поддержки и, мимолетно скользнув по его рослой камуфляжной наружности, позволила Зыбину побыть кавалером.

– Да, если вас не затруднит…

Через неделю он позвонил и пригласил ее на свидание. Она согласилась. Потом еще и еще. Ходили в кино, пару раз сидели в кафе. Он заказывал медленную песню, и они танцевали. Она рассказывала, что работает в школе, детским психологом, что дети ее любят, но вот собственных у нее нет. Расспрашивала Зыбина о его жизни, но кроме нескольких фраз о том, что он кадровый военный и служит в здешней воинской части, она так ничего и не вытянула. Потом они шли к Вере домой, и занимались любовью. Ей нравилось, как неторопливо развиваются их отношения, но чувствовала, что Зыбину это рисуется вовсе иначе, и что семья для него это что-то далекое и даже лишнее. И постепенно, их встречи сошли на нет. Однако Зыбин навещал Веру, они как близкие друзья общались, и случалось, он помогал ей по хозяйству и даже оставался ночевать. Вера постепенно смирилась со своей участью и более с семейными вопросами не приставала.

– Артем Михайлович! Рада видеть! – она, стоя в окне веранды, раздвинула шторы.

– Вера, ну что ты меня позоришь ей богу, ты еще фамилию скажи, – Зыбин досадно помотал головой из стороны в сторону.

– Слушаюсь, командир роты.

– Ну вот, опять в лужу села. Не «Слушаюсь, комроты», а «Так точно, товарищ капитан».

– Ну ты, же командир?

– Да, но…

– Значит, я правильно выразилась.

– Не хочу опять с тобой спорить. Потому что всё может закончиться майской грозой.

Он приставил велосипед к решетчатому палисаднику и зашел на крыльцо.

– Слушай, как славно, что ты заглянул, – Вера встретила его в сенях, – подожди, не разувайся. Мне как раз нужна твоя мышечная сила. Идем, покажу. У меня там немного забор повалился… Сейчас инструменты принесу.

– Что ж, командуй, Верунь.

Спустя час, они сидели за круглым столом на ее любимой веранде. Ели, говорили, смотрели на поникшую от вездесущего солнца деревню. Вера незаметно ухаживала за гостем. То добавки положит, то блюдце с вафлями пододвинет. Но вот уже вода в чайнике остыла, и у вазы с вареньем гостит полосатый шмель. Далекий шум поселка померк и уже не долетал сюда, до окраины, а лесные запахи и звуки мягко ложились на деревянные половицы, уютно устраивались в окутанной лианами девичьего винограда оконной раме. Где-то беспокойно прошумела электричка, и потом снова всё стихло. Занавески легко колышутся от ласкового дуновения ветра.

– Скажи Вера, как жить, когда давят и не дают делать свое дело? Я ведь знаю, что рожден для армии. Это мой дом, моя семья, мое всё… В армейских условиях очень хорошо видно человека. Сразу ясно, либо он на своем месте, либо нет. Я этого Мирзоева в миг раскусил. Крыса бумажная, с белыми ручками. За спинами других свои сети плетет. И вот представь из-за этого гада всё теперь рушится.

– Переведись в другую часть.

– А там думаешь иначе? Все те же нравы и та же обстановка с тупыми замами. И чтобы из-за коротышки-подполковника с висящим брюхом гаситься? Выпрашивать где-то отношение? Никогда.

Он помолчал, смотрел куда-то далеко, скатывал-раскатывал бумажную салфетку на столе.

– Эти люди…, – Вера подбирала слова, – это всё особенности твоего интеллекта, разума, поведения. Что-то происходит, это хорошо. Когда происходит диалог, общение – это замечательно. Иногда он отсутствует. Тоже явление Жизни. Ты наблюдаешь много пустого и эмоционального от других. Это естественно. Все пытаются высказаться, выгородиться, очиститься, приукраситься, быть значимыми и значительными, быть лидерами и быть прощенными, быть правильными и добродетельными… Но мы всё это уже однажды проходили. Не так ли? Поэтому мало-помалу всё становится на свои места… Мало-помалу. Помни об этом. И потом достичь Совершенства невозможно. Рано или поздно всё будет разрушено и превращено в пыль. Отношение ли, вещь ли, накопленное знание или эмоция… Как бы ты не хватался за них, придет время и ты их отпустишь… Не жадничай и плыви.

– Смутно понял тебя, хотя уже приплыл. Я ведь опять спустил все деньги на модельки. И там был винтажный «Зис 151 Пеленгатор» 1948 года, как такое можно упустить, не понимаю. Еще прикупил всякой ерунды для ремонта. Решил потолок обновить. Ну что я за человек. Теперь остаток месяца – на сухарях.

– Из-за чего ты так переживаешь? – Вера незаметно взяла его пальцы в свои. – Из-за того, что потратил деньги на сущие, как тебе кажется, пустяки? Давай подумаем. То, что ты приобрел, будет тебя радовать еще какое-то время. Пусть это будет. Таким образом проявляется твоя индивидуальность и неповторимость… Как еще это может проявиться? Ты живешь. И ты живешь один раз…

– Это верно.

– А то. Мало-помалу надо позволять себе быть с тем чувством красоты и великолепия в гармонии и согласии.

Вера отбросила упавшие ей на глаза волосы.

– Таким образом, ты достигаешь равновесия. Пусть это будут твои машинки или что там?…

– Масштабные военные модели, – поправил Зыбин.

– Не важно. На данный момент так. Что дальше будет, никто не знает. Но в это момент ты расцветаешь, увлечен, радость от этого оживляет тебя, делает чувствительным. Пусть будут эти приятные мелочи в твоей жизни, без них было бы скучно и однообразно. Это не говорит о твоем легкомыслии или расточительности. Это проявляет твои скрытые стремления, твои вкусы и тягу к чему-то художественному и неповторимому… Но чем больше вещей приходит в твой дом, тем больше времени и сил они отнимают. Это не я сказала. Тысячу лет до нас тоже самое талдычили. Подумай над этим… Накопленные удобства и отождествления очень трудно поддерживать. И уже лишний раз старайся не гнаться за приобретением и накоплением. Всё в меру. Надо знать Меру. Всё образуется и уравновесится. Не пугайся изменений и их «стоимости». Они неизбежны. Не фиксируйся, будь текучим. Ты там, где ты есть и делаешь то, что ты делаешь. Кстати по Мирзоеву эта метода тоже работает. И пусть будет некоторое присутствие счастья в твоей жизни.

Под столом она нечаянно наступила на его ступню и ойкнула.

– Прости, больно?

– Глупая, ты же знаешь, что от твоих прикосновений я сам не свой.

Вера застенчиво взяла печеньку из синей пиалы и лукаво глянула на Зыбина.

– А ты счастлива?

– Счастье – это когда отпуск. Кстати, когда он случится в твоей армии?

– Через месяц. Хочу рвануть на Арал. Давно мечтаю.

– Поехали вдвоем? – Вера улыбнулась и немного выпучила глаза на Зыбина, смешно показав свою заинтересованность этим проектом.

Зыбин выпрямился на стуле.

– У нас красивые встречи, – вкрадчиво продолжил он, – и они мне нравятся тем, что между нами есть некое подобие расстояния. Мы успеваем соскучиться. А впустить женщину в свой мир навсегда… Я пока не готов.

– На это не требуется особой храбрости, капитан. Немного решимости. В конце концов, это не танк из бокса выгнать.

– Не упрощай. Всё совсем иначе. И танк здесь не причем.

– Хорошо. Ты прав. Я опять всё упрощаю.

– Ты обиделась?

Она устало посмотрела на него.

– Как я могу обижаться на тебя. Я понимаю, что таких мужчин как ты, один на миллион, но я не могу бежать всё время за тобой. Однажды я встречу другого. Не лучше, но уже своего.

– Это к лучшему. Ведь со мной тебе никогда спокойно не будет. Да и зачем тебе я?

– По-то-му что лю-блю, – шепотом, по слогам произнесла Вера.

Зыбин растягивая губы в улыбке, покачал головой и тихонько добавил:

– Потому что одна…

Он сидел напротив, подперев рукой правую щеку, и задумчиво смотрел на нее. Затем поддел ложечкой лимонный кругляш из стакана с чаем. Съел и поморщился, прикрыв один глаз.

Разговор между ними всегда оканчивался там, где возникала эта особенная необходимость. Было просто и совсем естественно вот так замолчать и каждому погрузиться в собственные переживания. Никто не испытывал неловкости. Потому что они с Верой давно уже были за всеми пределами всевозможных условностей.

Звонок старшины застал его за хлебозаводом, местной исторической достопримечательностью, ввиду своей заброшенности и пришедшей из-за этого в полный упадок. Зыбин часто приезжал сюда отдохнуть у небольшого озерца с камышами, которое находилось в раз за обвалившейся стеной продовольственного цеха. Любил побродить в сумеречных заводских развалинах.

Иногда, (сегодня не стало исключением), натыкался на местную компанию подростков, в общем-то, миролюбивую, но с гонором. Старшего звали Тимур, и поэтому Зыбин прозвал их сообщество «Тимур и его команда». Часто ребятня тут пила пивко, покуривала травку. Зыбина они знали и считали «своим». Им было интересно слушать его армейские занятные истории, веселые анекдоты или поучающие примеры со службы. Когда он «тусил» в их компании, правилом было выливать все спиртное на землю (при этом, он выслушивал в свой адрес тирады за истраченные деньги и испорченное добро), косячки бросать в огонь и тогда тут воцарялась атмосфера наподобие лагерных посиделок у пионерского костра. Парни с интересом слушали Зыбина, часто спорили, кого куда призовут, когда придет их время, сразу выказывали свои предпочтения, деловито басили про явные преимущества тех или иных войск, тем самым с гордостью показывая перед капитаном свои «обширные» знания про армейку, прислушивались к его житейским советам. Он смотрел на них по-отечески, иногда подмигивал, разнимал не на шутку разошедшихся задир из-за тех же споров, приносил военные знаки отличия, по особым случаям – мороженое, которое ели дружно, почти молча и всё до конца.

Зыбин достал «трубу».

– Привет, командир, – голос старшины бодро ударил громкостью по уху, так что телефон Зыбину пришлось слегка отодвинуть от головы.

– Здоров, чего беспокоишь?

– Твой механик «бест оф зэ бест» Малаев, сподобился на контракт.

– А я и не сомневался. Он парень толковый, повезло мне с ним. Молодец. Думаю, у нас оставят. Хотя…

– Тоже надеюсь, мне такого бойца, ой как жалко отпускать. Заедешь?

– Неа. Встретил у озера Тимура и его будущих призывников, загораем… Побуду с ними до вечерка, потом домой выдвинусь.

– Ну давай, завтра встретимся.

– В роте всё путем?

– Да как обычно, по распорядку. Что нам сделается. До кучи, в клубе концерт сегодня. Ансамбль из города приехал. После ужина пойдем, глянем.

– Ладно. Будь здоров. Привет Бушуеву с Кольцовым и напомни про должок. Проспорили мне, футболисты хреновы. Я же знал, что «Спартак» – чемпион.

– Молодые, наивные. Что с них?

– Верно. Ну, бывай.

Зыбин хмыкнул и, завершив разговор, засунул телефон обратно в карман. Его радовало то, что солдат из его роты подал рапорт. Что ни говори, а Малаев, его воспитанник. Он вспомнил своего курсанта, его приятное и смышленое лицо с большими серо-голубыми глазами. Они всегда смотрят на всё преданно и открыто, словно ждут чего-то. Рядового перевели в роту после майских праздников, из соседнего окружного учебного центра. Хороших знаний он не показал, в спортподготовке – середняк. Так, ни то, ни сё. Это теперь три месяца спустя, Малаев – сержант, слету плюхается в кресло механика-водителя и заслуженно пользуется авторитетом в своем взводе, а тогда… Всё было против того чтобы он, в одиночку управлял машиной. Его неопытность, неуверенность. Его страхи. Но он справился со всеми ими. И даже больше…

II

Во второй половине дня на полигон лучше было не соваться. Благодаря июньскому солнцу это была раскаленная сковорода для жарки блинов. Танк прогрелся так, что к нему было больно прикоснуться. Но ликбез никто не отменял, и Зыбин хмуро посмотрел на редкие облака у дрожащего в восходящих воздушных потоках горизонта. «Как в пустыне».

Сам курсант стоял по стойке «смирно» в паре метров от возвышающегося над ним громадины-танка. После обеда хотелось спать. Всю правую сторону нещадно пекло, а надоедливая пчела, норовила присесть и пару раз все-таки присаживалась на его, потемневшую от армейского загара шею, противно ползала и щекотала его своими лапками. Вот он и занимался пока тем, что быстро моргал глазами, разгоняя сон, потихоньку шевелился, чтобы насекомое не наделало ему гадостей, и ждал дальнейших распоряжений. Ему было противно от того, что весь его взвод убыл в учебный корпус, в спасительную прохладу кабинета. А он оставленный здесь с этим крупным, жестким и неприветливым командиром, еще больше почувствовал себя слабым и никчемным, не заслуживающим того, чтобы ему доверяли сослуживцы, каким-то глупым и беззащитным мальцом-недоростком. Но это было еще не всё. Он чувствовал до самого позвоночника, что самое жуткое и страшное еще впереди. Как бы он хотел отсрочить тот момент, когда ему прикажут лезть в этот…