Текст книги "Дети Робинзона Крузо"

– Спи-и-и, Люсьен. Спи-и-и, засни-и. Забудь про свою пизду.

На кухне горит свет, ночь за окном, запотевшая рюмка водки.

Икс просыпается: оказывается, он вырубился под боком у Люсьен. Дружок-приятель храпит в комнате мамы. Икс снова проваливается в беспокойный сон и словно сокращается в размере, становится маленьким. Щенком в логове волчицы, слепым сосунком рядом с огромной матерью. Нет, эта гора живой плоти много больше, она тянется в разные стороны, как горные хребты, она огромный дракон, и Икс спит под ее защитой. Потому что вокруг – Мир мертвых. Икс прижимается ближе к Люсьен и дрожит. Мертвые пока не знают о нем, они еще не обрели имя, но уже скоро, скоро… Что-то, звучащее странным, почти равнодушным зовом, зовом без надежд и обещаний (только ты все равно откликаешься и идешь) даст им имя.

Икс сиротливо всхлипывает: почему все так вышло? Почему мир вокруг умер? А как же?.. Что сталось с солнцем наших обещаний? Почему так бессмысленно?..

Волна еле уловимого, бесцветного вздоха проходит по выстроившимся друг за другом в унылые бесконечные линии мертвым. Печаль этого места загорается темной надеждой. Вот и все. Икс съеживается в маленький комочек. Он не должен оборачиваться. Не должен. Не должен! Что-то уже совсем рядом. Что-то…

Икс просыпается в холодном поту. Звонил телефон.

– Долго спишь! – раздается в трубке абсолютно бодрый голос. – Ты где должен быть? На десять договаривались.

– А-а? – отвечает Икс.

Это дружок-приятель. В доме нет никаких гостей. Все чисто, прибрано. Потом выяснилось – стараниями Люсьен.

– Так, быстро, – продолжает дружок-приятель, – смочил морду, побрился и приехал!

– Куда? – не помнит Икс. Голову словно сжало тисками.

– Ко мне в контору! – раздался понимающий смешок. – Расслабься, старик, у тебя сегодня трудоустройство. И не пей ничего по дороге.

– А-а, – говорит Икс. Это звучит как согласие.

Икс получил работу. Начал выдавать на гора софт-тьму. Жесткая рука нищеты ослабила хватку. А потом у Икса появился растущий круг собственных клиентов. Он смог себе позволить новый телевизор и стиральную машину для мамы. Он смог позволить себе робкие планы на будущее.

Вскоре они с дружком-приятелем совсем сблизились. Самым простым и естественным образом: на корпоративных вечеринках они напивались быстрее всех. И отправлялись догуливать дальше, иногда прихватив с собой Люсьен. Гнули свое до утра. Наверное, даже в самых эксцентричных клубах Москвы они по-прежнему представляли собой весьма странную троицу. Их везде узнавали; в некоторых заведениях они умудрились попасть в «стоп-лист». Проставлялся всегда дружок-приятель.

– Хоть бы кто из вас, што ль, трахнул меня! – жаловалась великанша. И они ржали – это давно уже превратилось в форму речи, хотя для Люсьен это все же было чем-то вроде бессмысленной мантры-надежды.

Но какие могут быть надежды у трех алкоголиков? Кто, мы?! О нет, только не мы! Мы – веселые пьяницы. Смотрите: все вокруг смеются! Это все мы: женщина-башня, художник-извращенец и директор-маргинал. Или как-то так.

Работы Икса становились все мрачнее и шизофреничней; он вытягивал что-то такое нутряное из пожеланий заказчиков, что даже они порой смущались. Но всегда исправно платили: все окей, то, что надо! Вперед, Икс, мочи по темной линии, и привет тебе, Тьма – лучшая подружка!

Икс функционировал на автопилоте. Правда, работу ни разу не срывал. Иногда ее результаты оказывались сюрпризом даже для него: он узнавал о них одновременно с заказчиком, удивленно пялясь на экран. Что-то приближалось. Что-то очень плохое. Но пока они с дружком-приятелем, бахвалясь, называли себя единственными деятелями инет-индустрии, предпочитающими «синьку». Их коллеги («эти продвинутые козлоебы!») сидели, кто на наркоте, кто на киберпространстве, кто на экстриме. И все были помешаны на бабках. И на сексе. Так что алкоголиками, пожалуй, действительно были лишь они.

Их поведение все больше раздражало коллег («этих гламурных козлоебов!»): два красноглазых чуда в мутном облаке перегара, немедленно заполнявшее все пространство. Но дружок-приятель пока еще прикрывал тылы, пока еще баланс влияния и клиентуры был на их стороне. Его послушать, так, к примеру, Модильяни без абсента и шагу не мог ступить.

«Лобачев не Модильяни! – резонно отвечали ему, не стесняясь присутствия Икса. – А уж ваш Терминатор из бухгалтерии (эти обожравшиеся гламурина суки звали Люсьен „Терминатором“) и подавно. Вы пугаете приличных людей.

– Пошли они в жопу! – возмущался дружок-приятель. – Я директор или где?

Но что-то приближалось. Шаг за шагом. И капля за каплей. Кто-то из клиентов, шокированных работой Икса, хоть и оплатил заказ, предпочел тут же обратиться в другое агентство.

Кап

Где у людей с чувством меры порядок.

Кап-кап

Пополз слух о реноме студии. Прикрывать тылы становилось все сложнее.

В минуты прояснения Икс и сам подумывал, что пора остановиться. Хоть число клиентов вроде бы росло (по крайней мере, все еще не убывало), грань извлечения наружу их темных изъянов становилась все более размытой. Но не было тормозов. На темных линиях (может быть, незримые автобаны Джонсона и были другими, но для Икса они выглядели именно так) не работают стоп-краны. Лишь ярость оголенным нервом лилово светится в темноте. А потом, в минуты прояснения Иксу не особо работалось. Источник его вдохновения был другим. И называть его не хотелось даже самому себе.

Ну, мы и зажгли!

Конец пришел неожиданно и быстро. Во вторник, после обеда.

Ну, нас и вштырило!

Эта певичка считалась суперпроектом. Она пришла к нему вся в черном, с огромными нарисованными кругами вокруг глаз. Икс обалдело смотрел на новую звезду российской эстрады. Из всех коллег (включая дружка-приятеля) он был единственным, кто даже не догадывался о ее существовании. Икс все еще слушал «Кисс» и «Металлику». Ну и, конечно, «Роллинг Стоунз».

«Один из ее треков, – пояснил дружок-приятель, – называется „Литания Сатане“, другой, к примеру, „Нарисуй Иштар черным“. Ничего не напоминает? Как видишь, подруга полностью убила свой мозг. Вот и выдай им чего-нибудь такого.

– А чего они хотят?

– Чтоб ты переплюнул себя, – ухмыльнулся дружок-приятель. – Граф, они хотят страха и ужаса.

Эта «Черная Иштар» даже в студию заявилась в обществе своего продюсера и телохранителя. Про последнего Икс подумал, что тот – совсем уж отмороженный мудак (мотоциклист-сектант из кино). Ну на хрена ли всю дорогу угрожающе пялиться?! Однако дамочка вела себя не вызывающе, скорее с раскованным напором, видимо, роль инфернальной дивы стала ей давно привычна.

Икс выслушал визитеров. Покивал. Прощаясь, она протянула ему руку. Икс ее пожал. И увидел.

Идея пришла Иксу моментально. Он подумал, что справится с работой довольно быстро. Так оно и получилось. Никаких мучительных исканий или хотя бы легкой лихорадки. Все вышло само собой.

К утру вторника продукт был готов. А во вторник после обеда все было кончено.

Когда Икс показал свою работу, в студии воцарилась полная тишина. Даже дружок-приятель присвистнул.

– Мрак, – сказал он. – Иштар будет довольна. – А потом склонился к Иксу и тихо добавил, – Граф, по-моему, крышу-то пора чинить.

Там было от чего присвистнуть.

– Сон разума порождает чудовищ! – Ухмыльнулся кто-то, прежде других пришедший в себя.

– Не-а. – Дружок-приятель задумчиво покачал головой. – Гойя был не прав. Эта фраза позитивистского рационального века. Мудак он, короче. Здесь… блин, белочка… Поздравляю, граф, здесь полностью снята цензура мозга.

Икс провел языком по сухим губам: он вдруг почувствовал бесконечную усталость, в том числе и от непрекращающегося трепа дружка-приятеля. Темная линия шла сквозь него и утопала в экране монитора. В том месте, где на переднем плане в левом нижнем углу находилась некая композиционно-декоративная деталь. И пугала она больше изображенных для Черной Иштар чудовищ. Это был ребенок. Голый рубенсовский младенец из фотошопа. И глазки его были невинны. Почти. Лишь в одном с трудом улавливался красноватый отсвет. И именно в эту облизанную языками багрянца бездонную воронку уходила темная линия. Дитя явно не принадлежало Миру по сию Сторону. Возможно, поэтому обнаженную его попку венчал то ли поросячий, то ли крысиный хвостик. Хвост, странным образом, даже успокаивал, словно отгораживал дитя от всех остальных, тех, что могут родиться у вас.

– Жесткач! – проговорил еще кто-то. – Лобачев, вы с Иштар прямо созданы друг для друга. Встретились два одиночества. – Но в голосе, помимо иронии, сквозило что-то еще: сухая похвала вперемешку с брезгливостью. – Поздравляю, мистер Босх! Вы создали великое произведение искусства.

Но два одиночества встретились, увы, на мгновение, и то лишь на великом произведении искусства, созданном Иксом. В действительности все вышло иначе. Когда суперпроект Иштар в прежнем составе явился за заказом, Икс с опозданием понял, что совершил огромную ошибку.

– Как быстро вы справились! – комплиментарно улыбнулась Иштар.

– Поглядим, – с сомнением в голосе произнес продюсер.

Телохранитель-мотоциклист по-прежнему глядел исподлобья волком.

Икс раскрыл работу. Делая заключительный щелчок мышкой, он почувствовал, что вот то плохое, чье неотвратимое приближение висело в воздухе, наконец пришло.

Иштар долго и молча смотрела на экран монитора, лицо ее сделалось очень бледным. Все также молчали, словно ожидали рецензии царствующей особы, готовые немедленно порвать в клочья или же вознести до небес.

А Икс уже знал, что все кончено. Темными линиями не пользуются бесплатно. Цена будет выставлена, самым неожиданным и беспощадным образом. И в самый неподходящий момент.

Иксу вдруг стало очень холодно. А еще через мгновение посиневшие губы Иштар задрожали. Она что-то прошептала, только никто не понял, что, словно обессиленные слова застряли в ее пересохшем рту.

Икс обернулся к ней на крутящемся кресле. Он хотел сказать: «Я теперь все знаю. Но уже поздно. И мне очень жаль тебя». Но произнес лишь то, что в нормальных условиях должен был бы сказать нормальный дизайнер своему клиенту.

– Ну как вам? – Голос Икса оказался бесцветным. Шанс был упущен. И теперь между ними рождалась лишь молния гнева.

– Мерзкая тварь! – выдавила Иштар. – Ублюдок!

Икс попытался изобразить на своем лице смущенное недоумение. Молчание вокруг стало густым и вязким, как куски сахарной ваты. И тут же наэлектризовалось.

– Больная скотина! – Голос Иштар начал подниматься до визга, коим она ублажала своих поклонников, и сорвался в истерику. – Подлый выродок! Что, недоебок, хуишко некуда пристроить? Не дает никто?! Да я разнесу вашу контору недоносков! К вам ногой больше никто не ступит! Мерзкая закомплексованная тварь!

Время для Икса остановилось: он сидел, слушал Иштар и думал, что ненависть заставляет ее браниться самыми больными для нее словами.

Никто не ожидал, что свою угрозу разнести контору Иштар реализует в прямом смысле. Она схватила пепельницу и запустила в экран монитора Икса, где страхом и лиловой ненавистью светилась ее карнавальная жизнь. И… промахнулась. Он привстал, чтобы поднять пепельницу, и успел подумать, что этот промах так же метафоричен, как и все остальное (черная богиня швыряла свою молнию гнева всего-то метров с двух); у нас прямо праздник печальных метафор. И тут между ним и Иштар вдруг оказался бешеный сектант-телохранитель. Что взбрело ему в голову? Что Икс запустит пепельницу обратно в Иштар? Он схватил Икса за грудки и боднул головой. Видимо, первая реакция Икса была правильной – парень оказался редкостным мудаком. Затем он сунул Иксу под горло локоть и начал его душить. Это уже стало походить на фарс. Все замолчали. Даже Иштар на миг прекратила визжать, только Икс хрипел, и ему было больно. Пока в поле его зрения не попала одна единственная красная роза. Цветок стоял в очень красивой зеленой бутылке из-под какого-то редкого абсента. Берясь рукой за бутылку, Икс вдруг вспомнил Будду и как тот говорил ему, что алая Роза является одним из высших алхимических символов. Работа в пурпуре… Икс улыбнулся дальнему воспоминанию и с этой эмоцией, абсолютно лишенной какой-либо злобы, обрушил бутылку на голову мотоциклиста-маньяка. Хватка ослабла, в следующую секунду кожаный сектант со стеклянными глазами куклы-дебила осел на пол. Икс постоял, отряхивая с себя капли воды и стекла; затем его посетила вполне неуместная догадка:

– Да ты, наверное, пидор? – спросил он мотоциклиста, мычавшего на полу, и, не оборачиваясь, направился к двери.

– Вань… Лобачев! – позвал дружок-приятель.

Икс затворил за собой дверь. Как говорится: дверь входная, она же выходная. Икс спустился на лифте, вышел на улицу и, ни к кому не обращаясь, произнес:

– Все. Пора завязывать.

Через пару часов позвонил дружок-приятель. Голос его был сух – так они никогда не разговаривали.

– Ты что, сошел с ума? – начал тот.

– В чем дело? – отмахнулся Икс. – Этот кретин чуть не придушил меня.

– Я не об этом. Ты на хрена сплетни разносишь?

– Чего?

– На хрена распространяешь сплетни?! Про ребенка?

– Какие…

– Она закатила истерику! Обещала нас ославить на весь свет. Ты что, сдурел?! Или алкоголь ваще мозгов лишил? Она ж звезда, мать твою!

– Я не разношу никаких сплетен, – устало проговорил Икс. – Я видел-то ее всего два раза в жизни.

– Чего ты мне фигню гонишь?! – дружок-приятель начинал сердиться. – Значит, в Инете посмотрел. Эти ее проблемы с ребенком… На хера всякую лабуду повторять, творец херов? Без этого нельзя было обойтись?

– Послушай… это просто совпадение!

– Да?! А то, что у нас теперь огромные проблемы, это тоже совпадение? Меня отец выеб по самые уши – докатились до бульварщины, до желтых слухов.

– Что я могу тебе сказать, если ты не хочешь мне верить?

Что в действительности Икс мог сказать дружку-приятелю? Про темную линию? Про то, как он увидел? Еще в их первую с Иштар встречу: смутный образ, лилово светившийся в темноте ее страха; но самое главное – сегодня, когда было уже поздно и ничего не исправить.

Это не было сплетней. Это была правда. Та правда, которую теперь знал Икс. Он видел; темные линии не проходят мимо подобных вещей. И ему было очень ее жаль. Потому что у грозной инфернальной дивы некоторое время назад действительно родился ребенок. Мертвый. И копчик его продолжался еще на несколько атавистических позвонков, переходя в хвостик, вполне себе поросячий или крысиный. Уж что за кару придумала себе Иштар, неведомо, но сокровенное ее снов мучительно звало этого ребенка, желая его воскресить, оживить любой ценой, и умыть своим теплом, и согреть своими слезами. Мертвый… С крысиным или поросячьим хвостиком.

А еще Икс знал, что года три назад (может, и поболее), когда еще не было Великой Черной Иштар, а была лишь Маша Баранова из города Дзержинска, где зашкаливали все счетчики Гейгера, а в затонах из рыбьей икры вылуплялись двухголовые мальки, залетевшая Маша решила рожать, невзирая на несносные условия жизни. И тот, первый младенец, также оказался мертворожденным.

Но что из этого Икс мог сказать дружку-приятелю? Что ему очень жаль Баранову Машу? Или что много лет назад у него был друг, который не верил, не принимал силу темных линий и нашего радикального одиночества, – может, потому что был еще ребенком, – и звали его Буддой. И что он, может быть, единственный на всей земле смог бы ее утешить. Взять за руку и утешить эту несчастную бессмысленную Иштар. Да только и его поглотила Тьма, древняя и неувядающая, из материнского лона которой и выходят все темные линии. Его – первым.

– У нас проблемы, граф, – смягчаясь, проговорил дружок-приятель, только Икс услышал его голос оттуда, издалека. – Настаивают на твоем увольнении.

Икс молчал. Затем, никак не прореагировав на последние слова, он произнес:

– Знаешь, я завязываю. Бросаю пить. Все. Точка.

Теперь пришла пора помолчать дружку-приятелю. Наконец он заговорил.

– Они хотят тебя уволить, – повторил он, и, не дождавшись реакции, добавил: – Наверное, я тебя понимаю.

Они попрощались, так и не сказав друг другу чего-то важного. Да и что могут сказать друг другу люди, когда один из них по той или иной причине покидает карнавал?

Икс потерял работу, дружок-приятель так и не смог его прикрыть. Не смог, или не захотел.

В каком-то смысле рано или поздно это все равно бы случилось. Примерно через год после «завязки» Икс снова мог бы рисовать лишь афишки для провинциальных кинотеатров – источник его вдохновения полностью иссяк. Он, конечно, набил себе руку, но какие там инфернальные бездны и даже какая там софт-тьма?! У него с трудом выходили слащавые работки для халтуры, которую время от времени подкидывала Люсьен. Икс постепенно начал соскакивать с темной линии; вечно терзавшее беспокойство покидало его вместе со злым и яростным вдохновением. И это было замечательно.

С дружком-приятелем после увольнения они виделись лишь раз: не пивший Икс больше не представлял для того интереса; солдаты, выбывшие из карнавала, числятся без вести пропавшими. А Икс вдруг почувствовал, что его жизнь начала потихоньку налаживаться. Конечно, о прежнем шике не могло быть и речи: поясок пришлось подтянуть, и очень туго. Икс работал дома, за гроши делал сайты для начинающих дилетантов, но рад был и этим крохам. С Люсьен они иногда созванивались; как-то сходили в кино, пару раз Икс ее опохмелял. Сам-то он пил безалкогольное пиво. А Люсьен рассказывала, что дружок-приятель нашел себе нового собутыльника, но тот оказался занудой, и все это лишь бледная тень их веселой троицы. Икс слушал, понимающе кивал, но реанимировать бледную тень ему вовсе не улыбалось.

А потом пришла та солнечная осень, когда Икс почувствовал себя свободным. И от темных линий, и от алкогольного пожара. Почти свободным и почти счастливым.

В ноябре на мобильном телефоне высветился номер, который эти два года его не беспокоил. Икс улыбнулся, вовсе не предчувствуя никакой катастрофы, и нажал клавишу соединения. Закончив говорить, Икс молча и не спеша оделся, спустился в магазин и купил бутылку водки. 0.7 литра. Затем нашел в холодильнике какую-то снедь, крабовые палочки. Разлил водку в две рюмки, поверх одной положил кусочек черного хлеба.

– Майор ФСБ на «Лексусе», – проговорил Икс.

В их детстве были короткие анекдоты. «Колобок повесился». Или, к примеру, «еврей – дворник». Вот теперь добавился новый: «майор ФСБ на «Лексусе».

– Люсьен больше нет, – сообщил дружок-приятель.

– Как нет?

– Ее сбила машина. Вчера похоронили. Я подумал, для тебя это важно.

Икс стоял, прижав телефон к уху, и молча смотрел в окно. Потом спросил:

– Как это произошло?

– Она пьяная в говно переходила дорогу. Ленинградский проспект, рядом с подземным переходом. Ее сбил майор ФСБ на «Лексусе». Эта сука вышел из машины и перевернул Люсьен ногой. Ногой, понимаешь?! И хотел соскочить. Его остановили какие-то хачи из палаток, торговцы цветами. Записали номера, подняли хай. Ногой… Я засужу эту суку! Я его на британский флаг порву! Чего ты молчишь?! Я к тебе сейчас приеду.

– Приезжай.

Так после двухлетнего перерыва начался осенний запой Икса. Они помянули Люсьен. Даже пошли в тот первый ресторан, где когда-то танцевали с изумленными кавказцами. Странно, будто и не было этих двух лет, и Люсьен где-то здесь, рядом…

Икс потряс головой и сжал кулаки: все не так, уже давно не так. Вот оно, наше радикальное одиночество, приходим одни и уходим по одному, и водка-матушка здесь не помощь, а лишь ветхий костыль, как и все привязанности, дружбы, любимые работы и другие несостоявшиеся любови; а в конечном счете там, где холод, – все по одному.

– Майор ФСБ на «Лексусе»! – не унимался дружок-приятель, когда прошла первая горечь и они взялись за вторую бутылку. – Я этого так не оставлю! Как были кэгэбэшные суки… Совсем от наглости башню сорвало – людей для них нет! Беспредел – не, блядь, у них это госидеология. Создали, сучары, откатную экономику и жируют. Гламуриновое ханство. Батя говорит, никакого от них покоя.

– Может, и создали, – сказал Икс. – Гламуриновое ханство, забавно… Только мы в это время бухали. И Люсьен не вернуть.

– Вань… – Голос дружка-приятеля задрожал; казалось, еще чуть-чуть – и он расплачется. – Она была мне как сестра. Только с ней я чувствовал себя спокойно. Никого кроме нее-то и не было, ни одного живого существа! И теперь я один. Мне так сиротливо! И я так тоскую по ней! Я эту суку…

– Перестань себя жалеть, – сказал Икс и вдруг улыбнулся. – Надо было все-таки трахнуть ее. Ведь она просила.

– Просила, – поддержал дружок-приятель, удивленно хлопая глазами.

– Поди, поставь колыбельную.

– Чего?

– Для нее. В последний раз. Иди, колыбельную. А я пока разолью.

Дружок-приятель поднялся и, направляясь к музыкантам, сказал:

– Я б очень много отдал, чтоб сейчас ее трахнуть.

Икс смотрел ему вслед. А потом разлил водки. В две рюмки. Третья так и стояла, прикрытая кусочком черного хлеба.

Сп-и-и, Люсьен, сп-и-и, засни,

Забудь про свою пизду.

В тихий плес Млечный путь

Случайно уронит звезду.

Прощай, Королева Троллей! Может, ты наконец обрела свое горное королевство, где женщины-башни обретают свои бессмысленные мантры-надежды. Все может быть – ведь для чего-то существуют надежды…

***

Утром тринадцатого дня запоя Икс вышел из своего подъезда в палатку за опохмелом и на стене дома напротив увидел:

Икс + Миха + Будда + Джонсон = Дружба

Ниже была приписка:

= Ну, мы и зажгли! = Ну нас и вштырило!

Икс в изумлении пялился на стену: пикантность момента заключалась в том, что почерк подозрительно смахивал на его собственный; не совсем, конечно, но сходство было. Только Икс никогда не увлекался граффити на стенах. И если это его рука, но он совершено не помнил, как, а главное, зачем он это сделал.

Икс вдруг с ужасом почувствовал, что все возвращается. И если он сейчас же не завяжет пить, его накроет по полной. Он не совсем отдавал себе отчет в том, что имеется в виду. Возможно, белая горячка, а возможно, кое-что и похуже.

Икс дошел до палатки. Ночная продавщица спала за кассой. Она даже не успела удивиться, когда вместо привычной беленькой Икс попросил кефира, мороженого и кока-колы.

Икс прекратил пьянку. Странно, но ему удалось это сделать без особого труда. Только надписи не исчезли. И это оказалось лишь началом.