Текст книги "Пробежка по углям"

Письмо 8
Падение и подъем

10 марта, четверг

Прислушиваюсь к тишине и различаю звук «тик-так», секундная стрелка забуксовала на месте. В детстве, еще до школы, мама говорила, что в часах живет человечек, дергающий рычаги стрелок. Она учила быть осторожным с часами. Однажды часы остановились, и я подумал, что человечек умер. Мама меня успокоила, сказала, что он живой, просто проголодался, устал, вот и уснул. На следующий день мама купила батарейки, человечек проснулся, и он снова заработал.

Недавно отмечали День матери. Так вот, хотел прикупить маме подарок, а карманы пустые. Ну, естественно, не стал же я у нее просить. Свою заначку промотал в LaserTag с Вано. Это было давно, до болезни Вано. С тех пор у меня заводилась кое-какая наличка, но все равно мало на подарок. В общем, мне пришлось одолжить.

Женщина из цветочного сказала, что это растение не требует много внимания: главное не забывать поливать, не держать на солнечном месте и не ставить горшок близко к окну. Пока она перечисляла все «НЕ», я как-то засомневался в его неприхотливости.

Цветок маме понравился. Хотя обычно она делает вид, что можно обойтись без подарка и повторяет: «Лучший подарок – это твоя любовь, ей не назначишь цену», в этот раз она промолчала и крепко обняла. Она еще минут десять не выпускала цветок из рук и остаток вечера посматривала на стол. Мама вообще любит растения, говорит, что они все чувствуют. Вот почему подсолнухи за день поворачивают головы с Востока на Запад – тянутся к теплу, как и замерзшие люди протягивают ладони к огню.

На той неделе я нашел пузырек «Инказана» на столе. Инструкцию не нашел. Не знаю, как раньше, но сейчас информацию ищут в одном месте. Из «Википедии» я вычитал, что это антидепрессант. Показания: шизофрения, маниакально-депрессивный психоз, сосудистые заболевания мозга и легкая депрессия. Отпуск: по рецепту врача. Хоть я не особо-то шарю в медицине, но кое-что соображаю: лекарства по рецепту – это серьезно.

Я приехал от Вано. Мама лежала на диване, завернулась в плед и плачет без звука. Я сел рядом. Выглядела она расколотой. Меньше всего мне хотелось донимать ее вопросами, но и откладывать тоже некуда.

– Мама?..

– А-а?

– Тебе опять плохо?

Она зажмурилась, и в уголках ее глаз собрались слезы.

– Нет, Давид… О чем ты? – она вытерла лицо. Глаза ее блестели. – Все в порядке.

– Тогда почему ты плачешь?

В этот раз она не нашла, что сказать, измученно улыбнулась, взяла сигареты и вышла из комнаты.

На этой неделе я узнал кое-что важное: счастлив тот, кто дарит любовь. Сделать кому-то подарок – значит ею поделиться. Когда я возвращался из цветочного магазина и дарил маме цветок, я был безумно счастлив, и это было так приятно. Я запомнил это чувство.

Повсюду, куда ни пойди и к кому ни прислушайся, люди благодарят Бога. Я тоже Ему благодарен, не спорю, но первой для меня всегда будет мама. Она не относилась ко мне, как к какому-то особенному. Думаю, ты понимаешь, к чему я. Не было такого, что она повсюду водит меня за руку или берет на руки, когда я сам мог идти. Она делала это от любви и продолжает делать. Она позволяет мне ошибаться, чтобы я мог научиться. Благодаря ей я такой, какой я есть.

В детстве, когда у меня что-то не получалось, мама любила говорить: «Не упав, не научишься подниматься». Она и сейчас так говорит, но чаще молчит. Тогда я был маленьким и не понимал, к чему «падения и подъемы», когда у меня не получается написать предложение без двадцати ошибок.

Сейчас, когда маме нужна помощь, я хочу ей помочь. Но как?

Письмо 9
Книжный лабиринт

18 марта, пятница

Уф-ф, и почему жить так сложно, неужели без сложностей никак? Люди пытаются усложнить свои жизни и жизни других людей. И у них это получается. Но зачем? Как же мне хочется нормальной, спокойной жизни, без этого высасывания мозгов через соломинку. Почему так происходит, зачем одни делают все, чтобы подогнать других под себя?

На этой неделе произошло много разных вещей. Вано выздоровел, и теперь мы снова вместе: за одной партой, в коридорах и по пути домой. Даже и не знаю, радоваться или нет.

Началось все с того дня, когда вернулся Вано. У нас двойной английский: звонок с первого урока, кто-то уходит, и все же большинство остается в кабинете. Учитель выходит. Соня машет рукой с последней парты, я улыбаюсь и отвечаю ей. Вано залипает в телефоне, улучшает бойца в UFC и ничего не видит, но наше приветствие замечает Звиад.

– Что такое, Нытик, нашел себе подружку? Странно… Я думал, тебе нравятся крупные жеребцы. Так чего вернулся к громиле? Погоди, отвечу за тебя. С ним безопасно, чуть что обнимет, утешит, – говорил он громко, так, чтобы каждый слышал. – Ребят, ведь наш Нытик такой? – он обращался к тем придуркам, что фальшиво посмеивались над каждой его шуткой. – Слушай, Нытик, твоя подружка, что, слепая? Ей бы операцию сделать. Тогда бы она увидела, какой ты противный… Урод. Может, нам собраться на пожертвования, а благотворительный фонд назовем так: «ПоможемУзреть». Неплохо звучит, правда, ребята?!

Смеялось большинство, они посчитали забавными эти жалкие попытки юмора. Смех давил, лез в уши раскаленной арматурой. Я не выдержал:

– Тебе лучше захлопнуться… Изо рта воняет… И кому здесь и нужно сделать операцию, так это тебе. Подрезать язык… Чтоб больше не смог ублажать свое очко.

Теперь смеялся каждый, кроме нас двоих. Звиада перекосило, покраснел. Он не ответил, подбородок у него дрожал как у человека, который только вылез из холодной воды. Жалко его: у таких сволочей не бывает друзей. Те барашки, что путаются с ним, – не друзья, потерянное стадо, стремящееся получить ништяки популярности.

Звиада я заметил в последнюю секунду, когда он напоролся на кулак Вано. Я не пытался остановить друга. Во-первых, не успел, а во-вторых, хватит жалеть. Послышался тихий стон. Звиад качнулся, отступил назад и повалил вместе с собой парту и стулья. Грохот стоял неземной.

– Еще раз откроешь пасть и скажешь о Давиде и его друзьях… – Вано наступил на локоть Звиада. – Понятно, гондон?

Одноклассники окружили Звиада. Дружки протягивали руки, а он еще больше злился и отмахивался от подачек.

– Чего собрались, придурки! Обойдусь…

Мы с Вано вышли из кабинета. Я поблагодарил друга и сказал, что они обязательно проболтаются классной, а та – приставам, и тогда нам обоим достанется.

– О приставах не парься… Я и так у них в черном списке. Все нормально, – но вид у Вано был не совсем нормальный, его трясло, особенно руки. – А насчет новенькой… Зря ты с ней спутался. Ты ж знал, что я о ней думаю. Неправильно так…

– Не понял, что я… – поначалу я не догнал, это он так шутит или говорит серьезно. – Мы только сидели за партой.

– Говорят, не только сидели… – он засунул руки в карманы и смотрел куда-то в сторону. – Получается, ты что-то вроде предал меня. Друзья так не делают. Нет… Неправильно это.

Он ушел, так и не высунув рук из карманов. Пусть он и пытался скрыть дрожь, сжав руки в кулаках, выглядело как-то не очень.

Вано не шутил. Уж лучше получить по физиономии, чем услышать такое от друга. Я действительно ему благодарен, но с другой стороны: зачем мне навязывать понятия своих родителей-психов. Я не обещал становиться тупоголовым, не обещал играть по чьим-то правилам.

Эта неделя получилась по-настоящему тяжелой, не только из-за разборок в классе. Учителя, словно сговорились, вечно твердят то, как важно готовиться к экзаменам. «Больше старайтесь на уроках и ответственно подходите к домашним заданиям, иначе провалитесь», – говорят они.

Все эти дни я чувствовал себя подавленно. Делал странные вещи: так вчера прогулял информатику, отпросился в туалет, а сам вышел прогуляться. Смотрел в окно, пока не вспомнил, что ел мороженое аж в прошлом году. Вот я и исправил фисташковым.

А сегодня сходил в библиотеку: со мной точно не все в порядке. Кажется, я писал о разговоре с учительницей, тогда она спрашивала, читаю ли я. Мне было тоскливо, а когда мне тоскливо, я вспоминаю всякое. Так вот, я вспомнил о том разговоре и подумал, почему бы не сходить, все равно с таким настроением нечего делать.

Март – неподходящее время для прогулок. Сезон ветров захлестывает город, по улицам летают пустые пачки сигарет, со столбов срывает объявления, деревья гудят. Сурб Саркис¹⁵ показывает свой характер, дразнит горожан: то смолкает, то снова обрушивается. Ветер сорвал шляпу с головы прохожего старикашки. Старичок погнался за шляпой, но Сурб Саркис не хотел прекращать игру, он гнал шляпу вниз по мостовой. Старичок запыхался, погрозил кулаком ветру, ну а тот только рассмеялся.

Ветер вынудил меня пойти в ближайшую городскую библиотеку, не хотелось идти в школьную: там только та муть, которую проходим по школьной программе, и, к тому же, тамошняя библиотекарша меня недолюбливает. У нас с ней каждый год терки, как только приходит пора сдавать учебники. То учебники забуду подписать, то сборник задач не принесу, то наоборот притащу лишний – ей не угодишь.

Я прикрыл входную дверь и попал в небольшой вестибюль. Вдоль одной стены тянулся ряд мягких стульев и драцена, а другой – конторка. Внутри сидела женщина за компьютером, заполняла таблицу. Я немного растерялся: на библиотеку не похоже, даже книг нет.

– Вы что-то хотели спросить или книги взять? – женщина за монитором встала с кресла.

Она невысокая, точнее, совсем коротышка. Вот почему она встала с кресла, но и на ногах она не доставала до стойки. Я подошел ближе.

– Взять книгу.

– Тогда вам сюда, – она показала на драцену. – Вот, сразу за этим проходом.

– Ага.

Я в упор не видел дверей, но все же пошел, куда она показала. Решил, она прикалывается, но что-то не вязалось – еще месяц до дня дурака. И только когда я поравнялся с этой дурацкой пальмой, то заметил арку в стене.

За проходом оказалось тихо, даже не слышно бряцанья по клавиатуре. Посреди длинный стол с кучей стареньких ламп с зелеными абажурами. За ним пять входов в книжный лабиринт. Стеллажи тянутся к высокому потолку, и я побаивался, что меня пришибет здоровенная книга. Бродить там и страшно, и интересно. Там даже запах отличается: что-то между старой кожей и опилками. И не спрашивай, откуда я знаю, как пахнет старая кожа.

Бродить по книжному лабиринту прикольно, и все же дракон в моем животе давно буйствовал, так что я перешел к сути. Остановившись у стеллажей с зарубежной литературой (у нас в школе ее почти нет, и мне бы хотелось почитать что-нибудь поинтересней приключений Баши Ачуки¹⁶) я понял, что ничего не смыслю. Так много жанров: классика, современная проза, детектив, фантастика, фэнтези, женские романы, вестерн, детская литература, приключения и прочая чушь. Что мне может понравиться? Имена авторов ничего не говорят, я только-только готовился потерять литературную девственность и не знал, с чего начинать.

– Непростое дело, – я обернулся, коротышка стояла в начале прохода. – Оно и понятно, здесь так много книг.

– Ага, – я только и мог, что согласиться.

– Что вы последнее читали?

– Ну, вообще… Мы в школе проходили… Мне не очень понравилось.

Она пошла по проходу.

– В школе, как я понимаю, ничего не изменилось… Все та же скука, да?

Она улыбнулась, и у нее под глазами появились глубокие морщинки. Мы хмыкнули один одному.

– Может, что-нибудь из сказок?

– Сказка, вы серьезно?

– Вам не нравится? – она спросила очень интересно, получилось как-то наивно, как умеют дети.

– Мне папа читал… У него хорошо получалось, очень смешно… Даже когда было страшно, – сейчас я вспоминаю и думаю: «Чего это я откровенничал?», это было давно…

– Сказки готовят детей к взрослой жизни. Учат находить выход из любых неприятностей, – сказала она и повела меня в отдел детских книг.

– Наверное, я вырос для сказок… – мне все еще не нравилась затея. Я-то пришел за серьезной книгой и не хотел уходить с какой-то там сказкой.

– Неважно. Нельзя быть недостаточно или слишком взрослым для добра. Все должны уметь видеть добро. А эта книга, она пропитана добром, – тут она вытащила эту книжонку, меня обрадовало, что она небольшая. – Эта книга будет полезна не только деткам, но и взрослым, она научит их лучше понимать детей.

Той книгой оказался «Маленький принц» Антуана Экзюпери.

В конце концов маленькая женщина убедила меня. Мы пошли к конторке, она занесла меня в одну из этих таблиц, оформила «карточку» и отдала мне книгу.

Сейчас, когда я закончу письмо, я опять буду читать. Эта книга меня зацепила.

Письмо 10
Один день

21 марта, понедельник

Сегодня после школы я, как обычно, пошел на процедуры. Чтобы ты лучше понимал, что они из себя представляют, я расскажу подробней и постараюсь быть понятным. Как ты знаешь, мне нельзя заниматься на уроках физкультуры с остальными ребятами. Видимо, боятся, как бы не откинулся на их новеньком паркете и не испортил репутацию школы. Нас постоянно тыкают носом в этот паркет, словно мы должны на него молиться. Серьезно, когда на школьных собрания разговор заходит о том, чем хороша наша школа, паркет вечно входит в тройку.

Прости, я немного увлекся. Да, не забросить мне трехочковый с их паркета. Поверь, это еще не значит, что я сижу на заднице и обрастаю жиром. Хотя да, я сижу на заднице, но не всегда. Занимаюсь я в оздоровительном центре. Я не один, со мной целое племя детей с похожими проблемами. На ЛФК и лечебной гимнастике мы особо ничего не делаем. По крайней мере с недавних пор. Наш новый тренер – толстяк, и от него воняет, а на лице скука. Как будто ему плевать, делаем мы упражнения правильно, неправильно и делаем ли мы их вообще. По мне, так раз тебе работа не нравится – уйди и позволь другим делать ее лучше.

Массаж – да! Отличная вещь, вот где можно кайфануть. Правда, сейчас у меня закончился курс, и следующий будет только через пару месяцев. Особенно повезет, если попадется нормальный массажист, желательно женщина, тогда можно расслабиться и побалдеть. Однажды я даже заснул на кушетке. Я не шучу, действительно заснул. Бывает, попадется адекватный массажист, помнет, сделает все правильно и аккуратно погладит, что к концу сеанса клонит в сон и пускаешь слюни на простынь, а другой – как начнет колошматить, выбивать душу и мучить до самого конца, что хочется сбежать прямо в трусах. Пару раз мне попадались такие зверюги, которым вечно приходилось напоминать, что ты живой человек, а не свиная туша.

Гораздо больше ЛФК мне нравится бассейн, там действительно классно. Это мое любимое место, особенно с тех пор, как я научился плавать. Первое время, когда я только учился, я ненавидел малышню. Они так проворно плавают, гоняются друг за дружкой по воде, вылитые змееныши.

Я не буду говорить, что я отлично плаваю, да это и не важно. Я-то хожу туда не за тем, чтобы меня хвалили тренера, а потому что мне там нравится. Лучше всего, когда на дорожке мало народу, один-два и хватит, а то такое удовольствие плавать, когда тебе в лицо летят брызги. Иногда мне просто нравится лечь на спину и расслабиться, приятно чувствовать, как вода тебя держит. Тогда я закрываю глаза и представляю, что вода на самом деле – фруктовый сироп, и, если захотеть, можно раствориться в ней, не боясь утонуть.

Слушай, я тут подумал, чего мне взбрело писать о том, что ты и так знаешь. Ты же не мог забыть, как мама с самого детства водила меня по центрам, очередям в кабинеты врачей, среди людей в белых халатах. Миллионы осмотров, прикосновений чужих рук, неприятные физиопроцедуры, разговоры с психологами.

Иногда хочется почувствовать себя нормальным, прожить день обычного человека, ну, ты понимаешь, безо всяких скучных упражнений и таблеток. Но я понимаю, чем такое может закончиться. Мне может понравиться забивать на лечение, и тогда вернусь в начало карты, это как в той настольной игре с фигурками и кубиком. Если не повезет, попадешь в ловушку, и тебя отбросит далеко назад. Помнишь, мы любили в нее играть?

Кажется, я не писал, что было после того случая в классе, ну, помнишь, когда Звиад хотел налететь на меня, а Вано ему врезал. Так вот, получилось так, что никто не проболтался. Не помню такого случая, когда разборки с кулаками заканчивались так тихо. Возможно, кто-то и рассказал паре друзей, но на том новость застряла. Тем не менее, сегодня я старался не пересекаться с приставами.

Уроки закончились, мы шли в гардероб, и возле окна стоял пристав с руками за спиной.

– Эй, вы… В зеленой кофте, – окликнул он. Мы шли толпой, я точно не знал, к кому он обращается. Аж память отшибло от волнения, вот я и проверил: смотрю, а на мне и вправду зеленая кофта с оленями. – Да, вы, идите-ка сюда! Не бойтесь, мы просто поговорим.

Я переглянулся с другом, вид у него был испуганный. Да я и сам перепугался. Вано опустил голову и весь сжался, стал таким маленьким при своем-то сложении и росте. Не верилось, что еще пару дней назад он бился со Звиадом, а теперь стал таким беспомощным.

Пока я шел к приставу, меня пару раз передернуло. Я пропотел между лопаток и на ляжках – адский зуд. Пристав положил руку мне на плечо и отвел в сторону. Я старался не встречаться с ним взглядом, неприятное дело, когда над тобой висят, крепко держат за плечо и рыщут по тебе глазами. Меня тошнило, и ноги подкашивались.

– Я все знаю… – сказал он, странно щурясь. Тогда-то я наконец осознал, в какой я глубокой и темной заднице. – Сам когда-то был подростком… В таком возрасте голова забита не тем, но ты должен… Эй, слышишь меня? Держи волосы в порядке. Раз уж не хватает времени расчесываться, то не лучше ли… Вы не думали стричься короче?

Клянусь, я чуть не заржал, еле сдержался. Ну как, как этих ребят выдрессировали говорить о таких мелочах с таким суровым видом?

Письмо 11
Ничего важного

23 марта, среда

От этого письма не нужно ждать чего-то интересного, я не собираюсь писать о важных вещах, делиться тайнами, о которых никому раньше не говорил. Мне нужно сделать кучу школьных заданий и, на самом деле, писать тебе не самое подходящее время. Но я буду. Наверное, мне хочется немного отвлечься. Если тебе интересно узнать, что у меня нового, то рассказать особо нечего. Почти. Помнишь, я писал о той библиотечной книге «Маленький принц»? Так вот, я ее давно прочитал. Даже грустно, что она так быстро закончилась.

Не могу дождаться выходных, когда появится немного свободного времени. Пока не думал, чем займусь, возможно, схожу в пиццерию или просто пошатаюсь по городу, куплю пури и покормлю уток на речке.

Я сижу на кухне, стол застелен старыми газетами, голубые кафельные стены запотели, не заметил, как закипел чайник. Пью мелкими глотками, но чай все равно обжигает нёбо. Не так давно из кухни вышла Майя, она наша соседка по этажу. Раньше нам не выпадал случай толком поговорить. Как и большинство соседей, мы просто здоровались: «здравствуйте» и «добрый день». Из разговора с Майей я узнал, что из-за беременности ей пришлось оставить работу, она – проводница. «Платили не ту зарплату, о которой мечтала, но, оказывается, даже лишние деньги никогда не лишние», – сказала она, постукивая ногтями по столу. Ей 26. Она жалуется на скуку, целыми днями сидит дома, смотрит глупые сериалы по ящику с частыми перерывами на пописать, приготовить обед и убраться в комнатке. Даже в магазин за продуктами не сходишь – врач запретил поднимать тяжести. А я думал, у меня скучная жизнь.

Мне пришлось услышать о беременности много того, о чем не хотелось знать. Так сказать, о побочных эффектах. Майя волнуется о том, как может измениться ее фигура после родов. Она наслушалась «страшных историй мамочек», ее пугает быстрый набор веса, растяжки и выпадение волос. Меня такие разговоры немного смутили. Но, к счастью, она быстро сменила тему, возможно, дошло – я не самый подходящий советчик в таких делах.

Я немного помог ей в готовке: делал меньше огонь, чтобы ей не приходилось лишний раз вставать, добавлял овощи в кипящую воду и, надеюсь, не заставил ее скучать.

После личных проблем и жалоб, она переключилась на меня. За каких-то десять минут она успела забросать меня кучей всяких вопросов.

– Вот ты делаешь уроки и в школу ходишь… А кем стать хочешь? – спросила Майя, помешивая в кастрюле.

Я долго молчал, очень долго. Честно, мне было нечего ей сказать. Я серьезно задумался, а вправду, кем я буду? Не то чтобы я раньше не думал о таких вещах: в детстве я хотел быть пожарным, как дядя Резо, потом археологом и даже фокусником. Но то было в детстве и… Чем я могу быть действительно полезным? Одно знаю точно: я хочу быть не бестолковым человеком, делать что-то действительно важное и нужное. Хочу быть тем, кто предложит свою помощь человеку с пробитой шиной или подберет подбитую собаку с обочины. Кто поможет тому, кому бесполезно ждать помощи от вечно занятых и равнодушных взрослых? Возможно, мне самому нужна помощь, но я не буду ждать, не нужно надеяться на других. Если долго ждать, можно не дождаться.

Майя заметила то, как сильно я задумался, и усмехнулась.

– Ничего страшного, в твоем возрасте я сама не догадывалась, что буду выдавать постельное белье и будить пассажиров, – она еще раз улыбнулась. – Придет время, и тебе придется выбирать. Кто знает, Давид, вдруг из тебя выйдет что-нибудь толковое. Ты ведь неплохой парень?

«Ты ведь неплохой парень?» – спросила Майя. Но откуда мне знать, какой я?

Попутно с написанием тебе письма, готовлюсь к контрольной по географии: перечитываю раздел, отведенный населению земли. Повторяю такие понятия, как демография, иммиграция и эмиграция, плотность и структура населения, трудовые ресурсы и прочая хрень. Эта учебная четверть почти закончилась, и исправляться слишком поздно. Учиться осталось два дня: впереди весенние каникулы. Я подсчитал: мой средний бал 7,3. В основном у меня неплохие оценки, не считая математику.

Думаю, не секрет, что многие ученики ненавидят учителей. Они жалуются, что те слишком много требуют и занижают оценки. На самом деле они хотят получать высокие баллы и при этом не париться. Старшее поколение не поймет. Мама сама не сразу поверила. По ее словам, они не позволяли себе ничего подобного, потому что уважали и даже боялись возразить учителю. Я лично знаю нескольких ребят из старших классов, которые постоянно препираются с учителями, обращаются к ним на «ты» и даже оскорбляют. Взять, к примеру, моего одноклассника, на прошлой неделе он довел биологицу до плача без электромагнитного воздействия на слезные железы. Начиналось с шутки. Он названивал ей на телефон, и когда та тянулась ответить, он сбрасывал. И так несколько раз. В конце концов она выхватила его телефон и выбросила в окно. На следующий день к директору пришли взбешенные родители. В итоге ей сделали выговор.

Хочешь знать, что я думаю об учителях? Большинство из них неплохие люди. Отчасти я их понимаю: не так-то просто работать в среде, где тебя не уважают. Судя по дешевой обуви и портфелям со сломанным замком, в деньгах они не купаются. И это объясняет, почему они постоянно такие нервные. Да и вообще, неблагодарная это работа – быть учителем.

Кстати, на этой неделе я встретил одного знакомого – Алека. Он шел в компании друзей, оживленно беседовал, видно, они куда-то спешили. Несколько парней прикладывались к бутылке тархуна и, судя по веселью, пили они не тархун. Я остановился и помахал рукой. Рассчитывал поговорить, узнать, где он пропадает. Компания завернула за угол, а я все еще слышал их смех. Он даже не поздоровался. Наверное, не захотел подрывать репутацию. Кажется, я знаю в чем моя проблема: я спешу с выводами и быстро привязываюсь к людям.

Сейчас за окном держится плюс, снег тает и смешивается с грязью. Не погуляешь. В такую погоду, как сейчас, я люблю вспоминать летние каникулы у дедули с бабулей (твоих родителей). Жаркие дни, теплые дожди, а грозы такие сильные, что можно оглохнуть. Гулять по виноградникам, срывать большущие гроздья, объедаться ягодами, облепленными капельками дождя. Хорошо помню тот вкус. После дождя ягоды всегда казались слаще и вкуснее.

Я редко гулял в одиночестве, чаще всего спускал с цепи Гизу – помесь дворняги с борзой цвета топленого шоколада. Она как оголтелая неслась между рядами виноградной лозы. После таких прогулок я возвращался насквозь промокшим, взрослые ругали, но не так чтобы сильно, быстро прощали и окружали любовью. Тогда это казалось игрой, высокие люди хотят, чтобы ты их слушался, тогда как когда маленький человек убегает и делает все наоборот. На самом деле смысл этой игры в том, чтобы один человек заставил сердца других биться чаще и через тревогу наполнил их теплом любви.

Завернув меня в пахнущий корицей плед, взрослые садились за стол. Разливали по стаканам терпкое вино из глиняного кувшина и много говорили. Я калякал восковыми мелками в альбоме, рисовал Гизу на задних лапах, тянущуюся мордочкой к гроздьям винограда. Рисовал взахлеб, выдавая по десять рисунков в день. Меня даже прозвали Айвазяном, так быстро у меня получалось нарисовать новый «шедевр». Правда, вам не всегда получалось понять, где дом, где корова, а где бабуля, отводящая ее на пастбище.

Сидя в сторонке, я втайне прислушивался к разговорам взрослых. Чаще всего вы обсуждали местные новости, кто чем занимается, с кем дружит и что из этого имеет. Вы даже не догадывались, что я все слышу и многое понимаю. Взрослые часто забывают, что дети не всегда пропадают на своей волне, иногда всплывают на поверхность. Из тех разговоров я запомнил один момент, когда голоса затихли и бабуля поучительно закивала головой, повторяя простые, но мудрые слова: «…Руки кормят, сердце любит, а голова грешит». Тишину, смешанную с шорохом мелков по бумаге, нарушал розовощекий дедуля, предлагая еще по стаканчику вина. Его желтые из-за табачного дыма усы смешно шевелились, блестящие глаза улыбались доброй улыбкой.

Мне так не хватает тех простых детских радостей. Скучаю по пирогам бабули, запаху дымящейся папиросы дедули и вечернему лаю Гизы.

Живут они все там же, в маленьком селе, растят лозы, собирают урожай, делают вино на продажу, тем и живут. Жаль, что я так редко бываю у них. На Рождество и Пасху они посылают подарки с поздравительной открыткой. Чаще всего это большой мешок сухофруктов, цукатов и прочих сладостей. В открытке бабуля красиво выводит каждую букву, там целый список пожеланий, а в конце пишет, что любит нас и приглашает на лето.

Ладно, мне пора, нужно возвращаться к географии. Завтра географ раздаст нам задания. Он неплохой мужик, иногда шутит, но бывает жутко вспыльчивый, если довести. Я успел повторить, что такое демография, в чем разница между эмиграцией и иммиграцией, осталось полистать пару параграфов о плотности и структуре населения, и трудовых ресурсах. Это не должно занять много времени, минут сорок от силы. Вот так, удачи мне, что ли.