Текст книги "Политика и хронотоп. Фактор времени и пространства в политических процессах"

Повседневность. Народный хронотоп

Обывателей, народ, «простой народ», при всей разности и сложной социальной стратификации – классовости, сословности, профессиональной солидарности, разнице в образовании, возрасте, физических данных и способностях, объединяет и делает одним народом прежде всего его отличие от власти: народ не правит, не судит, не решает и, несмотря на любые формы и процедуры участия в выборах, вечевых собраниях или органах «самоуправления», является объектом управления, властвования. Вовсе не потому, что власть такая «плохая», а ровно потому, что главная миссия и стремление этой отличной от власти народной общности – жить, кормиться, нарождаться, желательно в достатке, мире и безопасности. «Подальше от начальства, поближе к кухне» – это не про армию даже, а естественная модель народно-обывательских отношений с властью. Интерес народа во власти – добровольная готовность к подчинению, терпению неудобств или трудностей в обмен ровно на это: безопасность, достаток, возможность бесконечно продлевать себя в новых поколениях. Биологический аспект понятия «народ» («род», «родиться», «нарождаться») крайне важен для понимания народного мнения, реакций, поведения. Биология – это ни плохо (в духе понятий «низменные инстинкты» или «животное в человеке»), ни хорошо, это данность, находящаяся у истоков появления любого народа, – выживать, и выживать родом, по одиночке не получится. Не зря А.А. Зиновьев неотъемлемость, неотделимость биологического от понятия «народ» и самой совместности жизни людей подчеркивает в своей теории специальным термином «человейник». Одновременно всё, что отличает народ от животной стаи, стада, муравейника, – социальный аспект понятия; «возникающее и живущее по социальным законам»[19]19
  Зиновьев, А.А. На пути к сверхобществу. – М., 2008. – С. 87.


[Закрыть].

В социальном аспекте признаки, объединяющие разнообразную, со своими локальными интересами и потребностями, массу людей в один народ, – это осознание родственной схожести друг с другом, общие представления о мире, схожий жизненный опыт, который формируется в определенном общем пространстве со своим особым языком и преодолением общих вызовов или, по сути, общей историей. Если даже народ утерял свою территорию, храня её в памяти как объединяющий миф, если даже его насильно переселили на чужие земли, он всё равно остается народом до тех пор, пока жизненный опыт поколений закреплен в мировоззрении и культурных привычках. Пока миф о собственных особых истоках и общая память о самих себе актуальны – народ жив. Биологический аспект понятия «народ» как бы объединяет, делает похожими все народы на одних основаниях и смыслах собственного генезиса; социальный аспект делает все народы уникальными, не похожими друг на друга.

Общий опыт в общем пространстве для понятия «народ» важнее, чем этническое родство. История, проживаемая в общем пространстве, или собственно хронотоп, созидает народную общность. Татарин, башкир и русский могут считать себя одним народом и совпадать в своих культурных привычках и мировоззрении гораздо больше, чем русские с этнически родственными поляками или казанские татары с турками, при всём понимании этнических и религиозных различий. Ассимилированные мигранты, несмотря на этническую чистоту рода, могут кардинально отличаться от своих соплеменников, живущих на родине. Именно в этом совместном опыте выживания в определенных условиях и пространствах сосредоточены своеобразие, особая специфика и неповторимость эволюции любого народа: «Народ есть индивидуальное явление, результат уникального стечения обстоятельств истории»[20]20
  Зиновьев, А.А. На пути к сверхобществу. – М., 2008. – С. 92.


[Закрыть].

Общая народная картина мира в определенном времени и пространстве складывается из огромного количества противоречивых смыслов и памятей, которые, конечно же, не в состоянии быть рационально осмысленными каждым представителем народа и существуют где-то на подсознательном уровне либо на уровне нерефлексируемых «стереотипов нормальности».

Более того, всё помнить как раз ненормально для человека, нормально – забывать, особенно то, что далеко, давно, не нужно в практиках повседневности текущего времени. Я. Ассман делит коллективную память на коммуникативную – короткую, в памяти живых поколений не более 80 лет, и память культурную. «В противоположность коммуникативной памяти культурная не распространяется сама собою, а нуждается для этого в специальной заботе»[21]21
  Ассман, Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. – М., 2004. – С. 57.


[Закрыть]. В древности изначальной функцией поэта было хранение культурной памяти – то есть формулирование прошлого в назидание и для объяснения народу в настоящем. Тем же самым, сохранением культурной памяти, занимаются писцы и летописцы, волхвы, жрецы, учителя, шире – власть: опрощают и оформляют память в праздник, обряд, ритуал коллективного «вспоминания» и причастности к общей идентичности. Это опрощение также способствует дерационализации памяти, превращению былины, праздника или школьного учебника в бессознательные стереотипы в общем багаже народной памяти. Формирование и поддержание культурной памяти народа, его мировоззренческого, если можно так выразиться, «облака штампов» – прямой интерес любой власти во все времена, о чём мы подробнее поговорим ниже, и одновременно неотъемлемый признак самого народа.

Опрощение и стереотипизация культурной памяти и опыта характерны для любого народа во все времена, и это абсолютно естественно. Если бы человек каждое мгновение задумывался о том, на самом ли деле он правильно дышит, почему надо спать ночью, почему снег белый, а встречный человек улыбается и зачем люди готовятся к Новому году, его мозг утомился бы больше, чем при подготовке к самому сложному экзамену. То же относится к базовым социальным категориям, смыслам семьи, власти, соседей, дома, города и так далее. Пытаться рационально осмыслить всё происходящее внутри и вокруг человека также невозможно, как освоить все профессии в мире. Большая часть восприятия, реакций, человеческих интерпретаций и оценок находится вне зоны рациональной рефлексии: ассоциативно, само собой, естественным образом. И даже то, на что человек потратил массу интеллектуальных усилий, например учась в школе, со временем опрощается и также попадает в подсознательное хранилище стереотипов, обобщенных и обыденных представлений.

Известный психолог Д. Канеман на примере многочисленных экспериментов и наблюдений показывает, как работает такое ассоциативное мышление, как за счет цепочек ассоциаций в ответ на восприятие окружающего мира сами собой, без усилий рождаются суждения, оценки, целые истории – догадки. Такой способ мышления он называет Системой 1. А мышление, требующее контроля, усилий, логики, – Системой 2. Во второй системе мышления ответ неочевиден и требует времени для поиска, в первой – ответы появляются мгновенно и со всей ясностью. Человек, да и вообще человечество, в своей повседневности, по Канеману, большей частью мыслит при помощи Системы 1. И дальше очень важная для нашей темы мысль автора: «Система 1 стремится к подавлению неопределенности, то есть к одной-единственной интерпретации»[22]22
  Канеман, Д. Чудеса и искажения интуитивного мышления // Мышление: ведущие ученые о том, как мы делаем выбор, решаем задачи и прогнозируем будущее ⁄ под ред. Дж. Брокмана. – М., 2018. – С. 29.


[Закрыть]. А вот если неопределенность, парадокс, удивление – включается Система 2. Нельзя воспринимать эти системы по отношению друг к другу в категориях «лучшая – худшая», «высшая – низшая». Каждая выполняет свою функцию. Система 1 хоть и является системой-предохранителем от «перегрева мозга» в повседневности, но именно с этой системой связаны такие явления, как интуиция, озарение, творчество. Для нас важно, что Система 1 – это преобладающий тип мышления, обывательский, если хотите, и повседневный.

Однажды после избирательной кампании мы попросили вчерашних кандидатов в депутаты вспомнить самые сложные моменты из общения с избирателями. Несмотря на различные поводы, ситуации, обиды, надежды, темы, обсуждаемые на предвыборных встречах в далеких друг от друга регионах, во всех описаниях было нечто общее. Проблемы возникали на уровне априорного, обыденного отношения к кандидату и через него к власти («знаем мы вас, богатенькие, чинуши, болтуны», «все вы власть, не валите друг на друга»), к избирательным кампаниям («знаем мы эти выборы», «после выборов не найдешь», «пока выборы, надо потребовать») и так далее. То есть на уровне, если продолжать логику Канемана, первого типа мышления. А вот если контакт с людьми устанавливался, если получалось вызвать эмоцию удивления, включить сомнение или интерес, то в моменте коммуникации уже в подлинном смысле слова – когда стороны пытались понять друг друга и разговаривать в режиме осмысления того или иного вопроса, ну или избиратели хотя бы соглашались попробовать понять, почему и что именно предлагает будущий депутат, – ситуация, по мнению опрошенных кандидатов, достигала изначальных целей.

Ровно то же самое можно сказать и в обратную сторону, когда неопытный политик или представитель власти комплекс собственных воззрений и стереотипов накладывает на аудиторию, уверенно считая, что людям интересно или важно то же самое, что и ему, что им также нравятся солидный костюм и галстук, что стояние за трибуной добавляет авторитета, а на закупленные или пролоббированные, например, спортивные площадки народ обязательно ответит восторгом, дружно скажет «спасибо» и проголосует за лучшего кандидата.

Эти явления знакомы любому публичному политику. Можно чувствовать себя инопланетянином в сообществе, например, медиков, не понимая их профессиональный язык и «свои приколы», но слышать от них примерно такие же суждения о политике и власти, как и от рабочих завода, учителей, ученых, работников торговли. Действительно, люди совершенно не обязаны разбираться в системе полномочий, особенностях бюджетного процесса и конкурсных процедурах, но смысл политического им кажется очевидным или по крайней мере доступным. Политическое для народа всегда находится во власти Системы 1.

Конечно, можно научиться просто и ясно излагать свои мысли, воспользоваться услугами консультантов и социологов, ловко вызывать или использовать эмоцию людей в разговоре, привести с собой на встречу солидную группу поддержки… Здесь видится важным другое.

Данные соцопросов о проблемах жителей примерно одинаковые из года в год и даже из десятилетия в десятилетие: зарплаты, ЖКХ, благоустройство, безопасность, здравоохранение и так далее, с ранжированием по важности и актуальности на данный момент (что лишний раз, кстати, подтверждает базовые интересы и миссию народа как «невласти»). Но на успех избирательной кампании это знание зачастую не оказывает никакого влияния.

Восприятие и оценка политических процессов людьми в преобладающем режиме ассоциативного мышления оформляются в те или иные повторяющиеся суждения. Назовем их ответами-смыслами. Эти смыслы, при всей очевидности и понятности, могут быть диаметрально противоположными у городских и сельских жителей, адептов СССР и либеральных офисных сотрудников, осенью или весной, при начальстве на работе или в своём дворе, при телекамерах на митинге или на лавочке с ближайшими соседями. Но какими бы они ни были различными по содержанию, ответы-смыслы всегда культуросообразны в актуальном хронотопе. То есть восприятие и ответы-смыслы будут зависеть от пространственно-временного контекста и набора актуальных массовых стереотипов.

Эта связка универсальных психологических алгоритмов мышления и социокультурного кода в конкретном пространстве-времени объясняет электоральное поведение масс гораздо яснее, чем «секретные» политтехнологии и удачные/неудачные находки пиарщиков. Именно поэтому ни один политический эксперт не скажет вам с уверенностью, что вот эта модная предвыборная технология работает на 100 процентов, бери и пользуйся, а эта – «прошлый век и берестяные грамоты». Здесь работает, здесь не работает, вчера работала, сегодня сбоит, тут «зашло», а там «совсем не то». Именно поэтому сегодня так востребованы хорошие социологи, способные качественно организовывать фокус – группы, буквально вскрывая картину мира людей в привязке к региону и повестке дня. Именно поэтому для политика задача стать частью хронотопа своих избирателей гораздо сложнее и трудозатратнее, чем освоить основы пиара и публичных выступлений.

Возвращаясь к особенностям ассоциативного типа мышления в том смысле, что оно не терпит неопределенности и стремится к единственной интерпретации происходящего, важно обратить внимание и на то, что хронотоп содержит в себе ответы-смыслы «на все случаи жизни» и глубоко дихотомичен. Рай и ад, наказание и награда, рождение и смерть, удача и невезение. Далеко не только в средневековых сагах, но и сегодня в любом регионе вам расскажут легенду про «плохое место» или «место силы», а человек про одно и то же жизненное обстоятельство в разных ситуациях найдет для себя совершенно противоположные оправдания, буквально от «без Бога ни до порога» до «до Бога высоко, до царя далеко». Кандидата в депутаты, объезжающего свой округ на велосипеде, одни сочтут любителем эпатажа и «хитрого втирания в доверие к народу», другие увидят «наконец-то нормального человека», «такого же, как мы сами», – а где-нибудь в Люксембурге, в силу люксембургских культурных привычек, на это вообще не обратили бы внимания, эка невидаль.

То же самое мы можем видеть и при «вытаскивании» очередного готового ответа-смысла в определенных, зависящих от ситуации, условиях. И это вовсе не примета какого-то особенного сегодняшнего времени – хронотопный багаж дихотомичен по своей природе, как и человек, независимо от эпохи. Пример из госпиталя времен Первой мировой войны приводит в одной из своих статей 1915 года Ф.К. Сологуб:

«Бодрый спрашивает выздоравливающего:

– Рвешься в бой?

– Да уж только бы добраться до немчуры, мы ему покажем!

Того же солдата спросит другой иным тоном:

– Не хочется опять в бой?

– Да уж мы своё перевоевали. Известно, кто раз в бою побывал, тому боязно.

И каждый спрашивающий из расспросов выносит своё же. И всё загадочен лик народный. Кому же верить?»[23]23
  Сологуб, Ф.К. Гадания // Биржевые ведомости. – 22 июня 1915 года. – № 14919 (утр. вып.).


[Закрыть]

Какая уж тут социология!

Ответы-смыслы на ту или иную ситуацию, определенные хронотопом за миллисекунды, проделывают путь из глубин нашего подсознания до мысли и языка. Хранятся они точно также в форме слов, знаков, символов и устойчивых выражений: анекдотов, поговорок, фразеологизмов, мемов и даже слов-паразитов, которые сами выстраиваются в истории, цепочки объяснений и руководств к действию. Стереотипы – это «застывшие смыслы», не требующие доказательств и осмысления, априори само собой разумеющиеся и оформленные в устойчивые слова и выражения. Такие формы называются логоэпистемами. Термин предложен российскими учеными-лингвистами В.Г. Костомаровым и Н.Д. Бурвиковой ещё в 90-е годы. По сути, логоэпистема – это упаковка смысла, понятная всем внутри общего хронотопа. Форма существования стереотипа, который как знак отрывается от первоисточника, но сохраняет свой фоновый смысл настолько, что даже школьники и понимают, и активно к месту употребляют логоэпистемы, даже не подозревая об исходных текстах или буквальном значении слов[24]24
  Костомаров, В.Г, Бурвикова, Н.Д. Современный русский язык и культурная память // Этнокультурная специфика речевой деятельности. – М., 2000. – С. 17.


[Закрыть].

В самом деле, можно совершенно не знать истории, чтобы к месту употребить выражение «как Мамай прошел», но зато точно нужно долго пожить в России.

Именно анализ логоэпистем лучше всего показывает всю многослойность, разнообразие хронотопа, «привязку к местности» и конкретному времени. Например, выражение «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет!» очевидно для любого нашего человека – возникают ассоциации с Александром Невским. И, примененное в коммуникациях, не требует толкования и тем более обоснования истинности. Выражения из «перестроечных» и 90-х «Хочешь жить – умей вертеться!» или «Умеет человек достать!» из поздних советских времен будут не очень понятны современной молодежи. «По тебе Сосновый бор плачет!» вызовет улыбку у томичей, поскольку это выражение связано с местной психиатрической больницей. И вряд ли кто, кроме псковичей или сыктывкарцев, поймет, что «Желтый дом»– это не дурдом, а историческое здание администрации Псковской области или здание администрации главы Республики Коми соответственно.

Точно так же, по аналогии, необходимо бы использовать понятие «изоэпистема» как смыслоединицы, выраженной в различных вариантах визуального оформления смыслов. Это «картинка», которой можно пользоваться как способом передачи смысла и которая также порождается и используется в определенном пространстве-времени. Икона и лик святого на стяге в традиционном обществе, лубок и фотография императора в провинциальном присутственном месте, символ города на визитке, георгиевская ленточка на аватарке, смайлики, которыми уже можно общаться, вообще не прибегая к словам, мемы и демотиваторы в социальных сетях. Сегодня в корпорациях и комьюнити, где «все на одном языке», в ходу целые коллекции виртуальных стикеров, используемых и понятных только участникам определенного сообщества.

Изображение, эмблема, символ точно так же передают смысл и точно также употребляются, как слово; изоэпистема точно также интертекстуальна, живет своей жизнью вне первоначального контекста или источника, как и логоэпистема. Например, красная пятиконечная звезда у большинства вызывает ассоциации не со средневековой кабалистикой, а с Красной армией или коммунистической идеологией, как и двуглавый орел символизирует для наших соотечественников Россию, а не Хеттское царство или Византию. Картина И.Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» (известная как «Иван Грозный убивает своего сына») для миллионов людей сформировала образ Ивана Васильевича, причём неважно, думал ли о таком эффекте сам автор. Эмблема определенной фирмы на одежде или аксессуарах безошибочно и без слов расскажет о человеке и его статусе в иерархии потребления.

Естественно, активно используются изоэпистемы и в общественно-политических практиках. Легко попасться в ловушку, думая, что политическая агитация и пропаганда – это исключительно плод продвинутого креатива, что удачная предвыборная листовка или ролик, слоган, дизайн билборда – это исключительно искусство профессионалов создавать новое, оригинальное, вызывающее эмоцию через те или иные ассоциации потребителя. Но любой образ, «новый» символ или композиция символов, по крайней мере в общественно-политической сфере, тем скорее вызовет отклик, чем сильнее этот образ будет резонировать в ассоциациях массового сознания с хронотопом страны или региона. Именно хронотопом, а не историей и культурой вообще, поскольку, мягко говоря, не все события и смыслы длинной истории актуальны в коллективной памяти. Странно было бы в 2022 году в знак солидарности с СВО использовать изображение поместной конницы времен войн с Речью Посполитой, но образы Аленки на шоколадке и бабушки с красным флагом понятны всем и без слов объясняют, за что и против кого воюет Россия. Трудно представить, чтобы видео «музыкальной группы» собрало миллионы просмотров, «выступи» она в торговом центре, а не на амвоне храма Христа Спасителя. Успех акции «Бессмертный полк» обусловлен не только впечатляющей картинкой движения человеческих масс с портретами родных героических дедов, но глубокой комплементарностью идеи шествия семейной, родовой памяти нашего человека.

Надо сказать, странно наблюдать обиды первопроходцев идеи «Бессмертного полка» на якобы уход от первоначальной идеи. Мол, идею украли, чиновники испортили, это не про праздник, а про память и боль, это вне политики, мы даже, вот, написали устав движения, но движение было коварно «расколото»[25]25
  Боброва, И. Смертельная борьба за «Бессмертный полк» // Московский комсомолец. – 11 мая 2018 года. – № 27677.


[Закрыть]. Но ведь совершенно очевидно, что ни общественные альтруисты, ни чиновники при всём желании не в состоянии вывести на улицы миллионы людей с портретами своих предков; более того, абсолютно очевидно, что эти миллионы людей вряд ли даже слышали про страсти вокруг организаторов и не думают, идя с портретом деда, о «благородных общественниках» или «плохих чиновниках», о том, как «на самом деле» было всё задумано изначально. Также как минимум странно было бы со стороны власти игнорировать порыв миллионов в праздник, который она считает главным во всей ценностной конструкции государства. Брать своих мертвых с собой в настоящее – это вечная и настолько древняя часть коллективной памяти любого народа, что можно смело объявить «Бессмертный полк» украденным из римских семейных процессий, где несли с собой портреты и маски предков, или из похожего обычая в Египте эпохи Древнего царства. Речь идет об «акте оживления, которым мертвый обязан волевому решению группы не допустить его исчезновения… взять его с собой»[26]26
  Ассман, Я. Культурная память: письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. – М., 2004. – С. 34.


[Закрыть]. В народном хронотопе первобытный миф вполне соседствует с анекдотами на злобу дня и последней модой.

Таким образом, идея, оформленная в изготовление образа своего предка и его вынос в центральные и сакральные места городов 9 мая, «выстреливает» прежде всего потому, что поминать ушедших – важная часть семейной культуры и семейного календаря; при этом ритуал может быть разным. Так, в советский период без чиновников и общественников у поколения детей и внуков фронтовиков сложилась и стала массовой традиция ходить 9 мая на могилы отцов и дедов. В 60-70-е годы, в период очередной волны массовой миграции в города, повсеместно стал популярным жанр коллективной фотографии на похоронах. В сельских домах и квартирах, в свою очередь, как семейный иконостас, в красном углу висели в рамках специально сделанные портреты предков, ушедших, и детей, живущих рядом или переехавших в город. Крестные ходы и массовые выходы на кладбища к предкам по особым дням – также понятная, укорененная форма коллективной идентичности и народного единения вне всяких политических или социальных разграничений. В этом смысле попытки развития «поминального креатива» в политическом контексте через, например, «Бессмертный барак» при всей схожести формата вряд ли имеют шанс стать действительно массовыми – при любых бюджетах, поскольку идея внесословного сакрального поминовения, единения ушедших и живущих подменяется идеей разъединения, гражданского противопоставления и может частично «выстрелить» только в хронотопе смуты и гражданской войны.

Грубо говоря, политические технологи, продюсеры и дизайнеры, обладая основными компетенциями, в идеале должны быть ещё неплохими историками, краеведами, ориентироваться в культуре и социальной психологии.

И логоэпистемы, и изоэпистемы массово понятны, употребимы в обыденных, повседневных коммуникациях в определенном хронотопе. Если попытаться составить словарь или галерею всех используемых человеком ответов-смыслов, можно легко представить личность: возраст, профессию, увлечения, национальность, место проживания, ценности, политические предпочтения, отношение к семье, увидеть общее и особенное в сравнении с земляками, коллегами, всеми россиянами, сверстниками из других стран и так далее. Человек словно находится внутри «логоэпистемной решетки» и в то же время благодаря этой «решетке» воспринимает окружающий мир, реагирует на него определенным образом, защищается и ориентируется в нём.

Эта «решетка» комфортна для человека и функциональна в повседневной жизни. И наоборот: самое опасное для него – слом сформированной картины мира. Если хотите уничтожить человека – поместите его в безвоздушное пространство, в туман, где не видно ориентиров, докажите, что чёрное – это белое, а хорошее на самом деле плохое. Человек с разрушенными основаниями дезориентирован и тревожен. С самого рождения чужак в родительском доме, первый день в детском саду, школе, переезд в другой город, смерть близкого – это разрушение и преодоление привычного хронотопа, это экзистенциальный стресс. Даже смена пространства жизни среди таких же соплеменников и единоверцев порождает крушение привычного мира. Так переехавший из европейской России в русскую же деревню в Сибири человек оказывался не просто перед вызовом адаптации, но перед сломом картины мира и повседневных привычек, начиная с лаптей и одежды, заканчивая тумаками от местных за привычную по старой жизни соломенную крышу вместо тесовой. «Сибирская гордость иногда доходила до того, что приселившиеся элементы, добровольно принятые старожилами, лет по двадцати не признавались за равных, и старожилы тщательно избегали родниться с ними. Когда же таких переселенцев сами сибиряки соблаговолят перестать именовать “россейские” и породнятся с ними, то бывшие “россейские” не без гордости говорят приезжим, что они стали “сибиряками”, точно их повысили в чине»[27]27
  Россия. Полное географическое описание нашего Отечества: настольная и дорожная книга ⁄ под редакцией В.П. Семенова-Тян-Шанского ⁄ Т. 16: Западная Сибирь. – СПб., 1907. – С. 239.


[Закрыть].

Отсюда тревога и априорная, без всякого исследования вопроса, негативная реакция на шаги власти и изменение привычной среды: строительство нового завода рядом с населенным пунктом, какими бы ни были от этого завода выгоды в перспективе; переименование улицы, каким бы название ни было до этого; реформу со стороны государства, какие бы цели она ни преследовала. Эта негативная реакция настолько естественна для народа и распространена, что постоянно находится в фокусе внимания любой власти, вплоть до «психотерапии», общественных слушаний, самоуправления и всех «орудий пропаганды».

Конечно же, периодически народный хронотоп, казалось бы, «взрывается» новыми радикальными идеями, открытиями и нововведениями, кардинально меняющими повседневность, катаклизмами и войнами. Тем не менее восприятие этого нового – радикального, не помещающегося в привычную картину мира – глубоко хронотопно: от эсхатологического «божьего наказания за грехи» и «Со Пскова мы, пришли собачку говорящую посмотреть!» до «Советы землю крестьянам отдадут, кто на ней работает, того и земля, это по-божески и справедливости». Более того, и обязательное школьное образование, и космос, и выборы депутатов постепенно перевариваются хронотопом в преломлении изначальной миссии-интереса народа: безопасно жить, кормиться, нарождаться.