Текст книги "Продаются роли!"

Сцена 5
В чебуречной

Пух красиво распластался в овсяном воздухе и помещал свои легкие травяные тельца то на миниатюрную девушку с розовой пляжной сумкой, то на старичка с палочкой, переходящего дорогу в неположенном месте, сознавая это, поэтому торопливо озираясь и двигаясь в раскорячку.

Они вошли в голубоватую обшарпанную дверь, и Иван почувствовал, как промасленный воздух стал оседать в легких. Он стоял при входе, не зная куда пройти, так как с виду маленькое заведение таило в себе огромные пространства. Три ковровые дорожки с желтыми орнаментами на зеленом фоне приглашали в разные стороны, где виднелись миниатюрные столики и зеркала вперемешку с картинами. Вошел мужчина с дорожной сумкой, задев его нижней частью об локоток, в самый нерв, вызвав дрожь и волну, от которой онемела рука и предплечье. Он отошел, пропустив даму с ребенком, потирающим глаза то ли от сна или скуки. Дама встала рядом с ним, предполагая, какую тропу выбрать, как Анатолий смело прошел по центральной полосе, призывая правой рукой идти за ним. Жест был настолько уверенным, что за ним пошел Иван, женщина с ароматом сирени и росистой магнолии, ребенок, который широко открыл глаза и шел за капитаном, с которым море по колено.

Они присели за круглый стол, с пятном стойкой сахарной воды и через мгновение человек в зеленом сюртуке и полотенцем на левой руке подошел к ним, изменив очертания стола на кардинально противоположный – чистота и цветок искуственой розы торчал из ажурной керамической вазочки, как поднятый флаг пришедшего к власти государя.

– Мне бы чебурек, – произнес Анатолий официанту, который встал перед ними как лакей, выгнувшись дугой. Тот кивнул головой и исчез в пространстве чебуречного дыма и воздух, в котором можно писать картины – взяв одну только кисть, разбавился кричащим ароматом сладкой ванили. Камчатный погладил себя по животу, достал знакомую бутылочку с едва виднеющимся плавающим кристаллом и отпил из нее приличный глоток, причмокнул и бросил шаловливый взгляд, словно достал его из той самой бутылочки.

– Замороженая водка, – произнес он. – Хочешь?

– Не употребляю, – сказал Иван, хотя соврал, конечно. Бывало, что и пил, не так часто, но случалось – и утреннее беспамятство, незнакомая местность и пустые карманы, рядом незнакомая фрейлин, но одно он точно знал, что не совершал двух дел – это брань в грубой и не только грубой форме и лишение человеческой жизни. Но в данном предприятии нужен был трезвый взгляд руководящего крыла и даже глоток может помешать.

– Шутка, вода, – произнес худрук и хитро подмигнул то ли той кассирше, то ли женщине с ребенком, которая заняла угловой столик около большого зеркала в котором он мог увидеть себя и спину своего напарника, в котором он пока видел молодого проныру и повесу.

– Ждите, – произнес официант. Он все время стоял, словно должен был услышать еще одну фразу, которая завершит заказ. Но Иван сделал знак в виде смыкающихся пальцев, что означало то же самое, что и по первому заказу, где-то он уже видел подобное обращение, но официант, видимо, не был знаком с той культурой и через мгновение принес Анатолию целую гору чебуреков, а Ивану доставил удовольствие в виде чашечки кофе.

На этом прекрасное обслуживание закончилось. Официант убежал, но осталась крикливая женщина около кассы, которая торопливо вскидывала платочком куда-то в углубление, как при прощании с милым, который уплывал на войну.

– Ну и аппетит у вас, – произнес Иван.

– Да, это единственное, что меня может успокоить, – произнес Анатолий, принимаясь за первый чебурек, который в его руках казался миниатюрным. Он сжимал его крепко, и в руках фактурного мужчины они выглядели маленькими тушками животных, которых съедает великан, и масло капало из ладоней, как кровь из отданных в жертву туш.

– По пиву? – предложил Иван. Он ждал, что наступит момент, когда сможет начать, но то мешали чебуреки, которые ел Анатолий, то дама положила ногу на ногу, что вызвало некоторые метаморфозы в его голове. Да и клиенты бесцеремонно сидели и глотали пиво с печено-мясным блюдами, не думая об их несоответствии. Все столики были заполнены и жующие головы с дрожащими от удовольствия телами принимали в себя сомнительное мясо, разговаривая на разные темы, которые не засоряют мозг.

– Нет, – отказался Анатолий. – От него у меня несварение. Пиво содержит такой элемент, как кобальт. Он стабилизирует пену и умерщвляет мозг. А также половой гормон, превращающий мужика в бабу. Не достаточно ли причин? Лучше минеральную воду. Я же с Кавказа, рядом с нашим домом протекало два источника. Вот так и подсел. А здесь не вода, кислота какая-то.

Иван тут же отказался от пива как напитка, который поможет наладить контакт, и стал пить кофе.

– Хорошо живет театр? – спросил Иван, подходя вплотную причине посещения этого общепита.

– Бедно, – грустно произнес Анатолий. – Государство денег выделять не хочет, спихнуло нас в муниципалитет, затем на автономию. Будем теперь госзаказы выполнять для чиновников. А администрация принюхивается к зданию, хочет превратить его в бизнес-школу для юных. Чтобы в ней росли бизнесмены.

– А труппа? – спросил Иван.

– Плохо, – грустно сказал Камчатный. – Театр маленький. Труппа слабенькая. Ленивая. Ничего делать не хочет. Потому что стимула нет. Государство не дружит с нами. Хочет нашей смерти. Половина актеров ушло, остались одни старики и те, которые не любят правительство. Благодаря им и скребем на то, на это. Декорации смешные, как в домах культуры, швеи нет, осветитель языка не знает, завлит через месяц хочет уехать в Израиль. Не отпустить не могу, потому что понимаю, что каждый стремится туда, где трава гуще. Может, не надо понимать, да не тот я человек.

Он прикончил уже пятый чебурек, успевая четко произносить фразы и прожевывать запеченное в тесте мясо одновременно, и поднял руку. Через мгновение появился тот самый мифический официант с бутылкой воды и стаканом, как будто появлялся только тогда когда был нужен, не мельтешил возле других столиков, не портил фотографию заведения.

– В чем ваша идея? – спросил Анатолий, охлаждая себя глотками минеральной воды. – Расскажите.

Откуда-то полилась музыка, и приятное щекотание в области груди распространилось по верхней части тела, добавляя жар и горячесть в это блюдо, в которое они погружали руки. Руки почувствовали легкое жжение и оторопь от неожиданной догадки, простоты эксперимента, но в то же время фальши, неискренности, цинизме и прочего того, что бывает в театре.

– Вы знаете о том, что во времена Гомера актеры не получали деньги, а сами платили за то, чтобы участвовать в волшебном действе? Об этом писал неизвестный Крон. Он говорил о том, что актер отдает деньги за уникальную возможность быть увиденным в другой жизни, в которую он попадает благодаря людям организующим это.

Иван плавал в этом масленом воздухе. Он привстал, и его стул, на котором он беззвучно сидел в последние несколько минут, стал выскальзывать из-под него и танцевать, как одинокий выбившийся от труппы балетоман, правда под надзором своего учителя, который, наблюдая за ним, делал важные пометки.

– Я решил организовать театр, – твердо сказал он. – Торговый. Бизнес-театр. Не театр с актерами, прыгающими с одиннадцатого по восемнадцатый разряд всю жизнь. Не с теми, что получают гроши. А с теми, кто сами платят. И мне совершенно не нужны профессионалы. Напротив, я не хочу чтобы актер хоть мало-мальски знал о театре. Нужен совершено зеленый плод. Он и станет у нас расти.

– Стоп, – остановил его Камчатный, поднимая руку, чтобы подозвать официанта, но тот был в двух шагах, что через мгновение предстал, убрал пустую тарелку и оставил после себя ванильные крошки в воздухе. – Я не понимаю. Как вы хотите без актеров? И в то же время вы говорите о плодах. Плоды без актеров невозможны.

Он сделал большие глаза и все то, чему когда-то учили его в театральном вузе – удивление, восторженное, но неадекватное чувство, в то же время очень гибкое и податливое – отразилось на его лице.

– Они нам и не нужны вовсе, – снова начал приподниматься Иван. Стул упал, Иван не ринулся за ним. – Нам нужна площадка и два креативных человека.

– И вы думаете? – приподнялся Анатолий.

– Почти уверен, – заговорчески тихо сказал Иван, пригибаясь к столу.

В кафе вбежал малец лет двенадцати. Он был совершенно рыжий, и его лицо, испещренное веснушками, лучилось и вызывало необычайное ощущение счастья, как будто пришел ангел или добрый вестник. Ангел был одет в штаны-шаровары и широкую рубаху с дырками на месте карманов. Он встал посреди трех ответвлений, как богатырь на распутье, и заорал так сильно, что сперва подумалось, что у него во рту встроен микрофон, или металлические пластинки, как у греческих актеров:

– Полундра. Падает метеорит!

Малец подпрыгнул, изобразив технически, как это может произойти, издал звук падающего пузыря с водой на тротуар, хлопнул в ладоши, и исчез в голубом проеме, проскользнув между ног у вошедшего мужчины, который держал в руках сверток. Тот стал оглядываться, словно искал обладателя этого прямоугольного предмета, в котором, по всей сущности, было что-то ценное – мужчина в солидном костюме держал его крепко и в то же время бережно, как какую-то хрупкую вещь.

Народ засуетился. Женщина, кормившая сына чебуреками, стала судорожно собираться. Иван, стоявший около стола, присел так, что оказался под столом, около стула, за который он схватился и медленно стал вырастать под суетливые движения остальных чебуречных клиентов. Анатолия уже за столом было, но Иван почувствовал как дрожит земля, посуда и стол пляшет в пример недавнему непоседе-стулу, как запаздавший ученик, вошедший в раж.

– Интересный кадр, – впечатлено сказал Иван спрятавшемуся партнеру. – Даже если действительно падает метеорит, нам от него не уберечься. Сидите, мой друг.

Все остальные посетители залезли под стол, веря в надежность этого укрытия, хотя стол был из куска дерева, которое могло гореть не более получаса и быть раздавленным тучным человеком, который случайно мог перепутать стул со столом и надеяться на его крепкость было по сути глупо, но люди сидели и верили в это. Самые ловкие жевали чебуреки под столешницей, успевая разговаривать шепотом и посмеиваться над пошлым анекдотом, которые под столом рассказывались проще нежели над ним. Казалось, что чебуречная очистилась, но лишь звенящая посуда на столах и выступающие шляпы, носки ботинок, уголки сумок, локоточки дам выдавала прятавшихся. Человек со свертком недоуменно посмотрел куда-то в сторону окна, почесал затылок, еще раз поискал глазами человека, пройдя глазами по столам, словно хотел по следам зубов на надкушенных чебуреках определить его обладателя, и резко вышел на воздух, где, по-мнению ребенка, должен был обрушиться кусок неба.

Выбежал управляющий в сопровождении двух официантов.

– Уважаемые посетители, это маленькое недоразумение, – говорил худой высокий человек с усами как у Эркюля Пуаро. – Каждый день приходит этот мальчик и хулиганит. Маленький шутник.

Он был похож на очаровательного гнома, который стоял перед входом в волшебную страну – добрый, услужливый, но в то же время какой-то приторный и противный.

– Надо будет его найти, – произнес Иван и тут же щелкнул пальцами, призывая официанта. Тот появился, остановился в определенной точке. – Дюжину чебуреков. С грибами, картофелем и мясом.

Официант промокнул полотенцем лоб, кивнул и как-то комично пошел. Словно избрал для себя походку более экономичную, с которой меньше всего болят ноги.

– Зачем? – спросил Камчатный.

– Аппетит пришел без спроса, – ответил Иван и хлопнул себя по животу, которого у него не было.

– Я о мальчугане, – сказал Камчатный.

– Нам нужны такие смелые кадры, – ответил Иван.

Появился официант, который поставил на стол чебуреки и бокал пива.

– Уберите, – произнес молодой человек в несколько грубой форме.

– Да, но у нас акция, – настаивал официант. – Ничего платить не надо. Ни копейки. Это правда.

Он пытался убедить его, как обычно убеждают тинэйджеры в магазине, что им уже есть восемнадцать.

– Не время пить, – произнес Иван. – Принесите мне еще один кофе.

– Хорошо, – согласился официант, пожал плечами и понес бокал, смотря по дороге на часы.

– Вам виднее, – наконец сказал Камчатный, и Иван уже нее помнил, к какой реплике эта фраза относилась. – Как к вам обращаться?

– Зовите меня Ваня, – сказал Иван, – но при людях мистер Ван.

– Хорошо, – согласился худрук. Тогда я Камчатный. Для своих Камчатка.

Теперь он наблюдал, как Иван поглощает лунные слои теста с начинкой, рассказывая о своем прошлом, как он, будучи маленьким, был в театре и узнал, что есть жизнь на сцене, которая, как болезнь преследует всю жизнь. Хотел стать врачом – стены института не пустили абитуриента, подумал быть инженером – другой институт не позволил ему закончить, и только профессия режиссера была благосклонна на начальном этапе и позволяла существовать.

Они вышли из кафе. Воздух был сладковатый. В небе летала белая пыль, слипаясь в однородную кучу, смущая прохожих и собак.

– Я вас подвезу, – произнес Камчатка.

Около его красного «БМВ» крутился маленький стервец в знакомых шароварах. Он уже открыл дверь, и его руки бродили по салону. Камчатный успел схватить его за руку, подвел к Ивану, словно тот должен был решить, что с ним делать.

– Он хотел вскрыть мою машину. Точнее он ее вскрыл и уже вытащил вот это, – он показал на розовый треугольник атласной ткани. – Откуда это!? произнес сконфуженно Камчатный и засунул в карман.

Мальчуган выкручивался:

– Я увидел наклейку Бомбера, – произнес он. – А вы знаете, что такое в двенадцать лет увидеть коллекционную наклейку. Это почти тоже самое, что увидеть машину своей мечты, дом, город, в котором хотел бы провести остаток жизни. Вам не двенадцать. Поэтому не понять.

– В милицию! – решительно сказал Камчатный. – Пусть разбираются в твоей мечте мастера в погонах.

Иван вспомнил, как в восемь лет случайно попал в поток бастующих и, когда услышал мигалки, не понял самой опасности. Затхлый запах – рыбы с конифолью и тошнотворные стены, словно измазанные жирным салом – висели в его комнате воспоминаний. Столкновение юности с этими нежелательными кусочками взросления. Он видел, как пятнышко попало в рыбий жир, растворяясь в нем без остатка.

– Не надо милиции, – произнес Иван уверенным голосом. – С нами пойдешь.

Камчатный развел руками, паренек сморщился, отчего у него на лице появились складки старости, и Иван открыл дверку «Бэхи», приглашая юного синьора-вора внутрь.

– Никуда я с вами не пойду, – возразил малец, но уверенный взгляд молодого человека убедил его и тот уселся на заднее сидение.

– Ничего там мне не прожги, – недовольно сказал Камчатный. Ему не понравилась эта идея.

Камчатный сел за руль, а Иван, подождав, пока все займут свои места, сел на заднее сидение.

– Поговорим, – начал он.

– Поговорим, – пожал плечами рыжий.

– В кафе зачем устроил сумятицу? – спросил Иван.

– Они меня как-то раз выгнали, – возмущенно сказал малец. – Зашел я поесть. Голодный был как никогда. Ну поел. Вместо десяти положил на стол девять рублей. Все, привет, выгнали взашей.

Мелочные официанты сновали кругом, показывали распечатанные счета и решали нехитрые задачки с хитрыми клиентами.

– Что ты съел? – спросил Иван. – Интересно увидеть блюдо за десять рублей. Наверное, очень особенное и главное сытное.

– Бефстроганов, – сказал малец. – Всего-то.

Перед глазами возникла витрина с табличкой «распродажа». Все бефстроганов по десять. За качество не отвечаем.

– Так он стоит не менее ста, – усмехнулся Иван.

– Значит девяносто девять, – исправился он.

Было видно, что он врет. Эта история родилась сейчас и, возможно, умерла в то же мгновение как неудачное воплощение, так как слушающий ее не ответил должной реакцией. Дешевые мясные азу, почти бесплатные, теплый ночлег за гроши и много сладкого – все это мерещилось перед глазами мальца, и становилось той частью иллюзии, в которой он большее время и пребывал.

– Я дите улицы, – гордо сказал он. Мы питаемся исключительно плодами улиц. Теми что выносят на задворки. Оставляют на столах. Иначе я погибну, пока дождусь, когда у меня в кармане вырастет пачка денег.

По улице проехал «Хаммер» ядовито-желтого цвета. В нем сидел белобородый мужчина. Он чванливо вытянул голову и демонстративно жевал веточку винограда, вызывая неприятные чувства.

– Красиво, – мечтательно протянул мальчик, и прислонился носом к стеклу, делая его похожим на поросячий. – Правда, красиво, дяденьки? Правда?

Он словно говорил: «Папка, это здорово, что мы в зоопарке, я давно мечтал об этом!».

– Что если он окажется среди тигров и львов, – подумал Иван. – Он просто двинется от такого.

«Хаммер» плыл, неторопливо проводя свой корпус по улице и это большое чудовище на колесах выглядело устрашающе из-под низкой приземистой «Бэхи» 87 года выпуска, чувствуя себя карликом перед великаном.

– Да ну, пошло и тяжело, – прокомментировал Камчатка, – У него эта маска вынужденная. Он ее вместе с машиной купил.

Мужчина лениво посмотрел на Ивана, и с интересом на Камчатку – то ли на его плащ, то ли на усы, сравнивая свои, уступающие только по цвету.

– Король? – прошептал Иван и понял, что говорит это скорее несерьезно, потакая маленькому сорванцу.

– Да ладно, – резко сказал Камчатный отрезвляюще. – Перестань. Дети соблазняются величиной, что на лицо, красотой – что под сомнением, и главное влиянием Запада. Вот ты мне скажи, юный отрок, почему ты не восхищаешься нашей русской «Победой» или «Волгой, «Чайкой» наконец, на которых президенты любят разъезжать по Красной? А, чего молчишь?

– Он вряд ли знает, – ответил за мальчугана Иван, понимая, что тот смущается, и повернулся к нему, но обнаружил на его месте крошки то ли хлеба, то ли самого себя. – Где парень?

Парня не было.

– Черт, – закипятился Камчатный. – Сбежал. Ну, надо же!? Он мой портфель унес. Вот гад! Он не мог далеко уйти.

– Поехали за ним, – предложил Ваня, и это было не просьба, а скорее руководство к действию.

Иван оглянулся и почувствовал, что парень близко – хитро поливало солнце, не жалея своих прикосновений особенно для тех, кто имеет цвет яркий и дневной. Он был замечен. Сперва, Иван, потом Камчатка увидели как тот, прицепившись к бамперу ядовитого джипа, едет довольный и радостный оттого, что смог выскользнуть из крепких рук. Теперь мчи, мужик и не останавливайся. Мы здорово провели этих двух взрослых! Они, два взрослых, значит глупых, разинули рот, а он, молодой, значит умный, не будь дураком… Но тут…«Хаммер» остановился около магазина сувениров, где заспанный продавец, не веря своим глазам, стал готовить товар к показу.

– Стой, – крикнул художественный руководитель и собирался было бежать, но дальнейшие события сделали это необязательным.

Мальчуган спрыгнул и помчался в сторону ближайшего угла, где в его детском сознании выстроилась фантазия – ожидающий «Феррари» с личным водителем ждет его, и он, поддерживая себя этими светлыми, даже бриллиантовыми мыслями, свернул за угол, но фантазийный шар лопнул, разбрызгав изобретателя с ног до головы. Тучная дама с большими пакетами снеди, шедшая из магазина, остановила его, хотя он и пытался пробежать, но мешала широченная юбка, над и под ворохом продуктов – было невозможно сделать – женщина запаслась на совесть.

– Отстаньте, я вам ничего плохого не сделал, – произнес он эмоционально правильно, но имея предшествующие выходки, не внушал доверия ни на йоту. Он в очередной раз находился в руках двух театралов, которые не слишком умели обращаться с такого рода детьми, с которыми нельзя вести себя, как со стандартными подростками. – Не сделал, – согласился Иван. – Конечно, не сделал.

– Тогда что вам от меня надо? – недоумевал малец, – Я буду кричать. Знаете, у меня голос, как у Синатры.

– Поздравляю, – улыбнулся Иван. – Я думаю, он нам подойдет.

– Да, – согласился Камчатный.

– Не надо, – резко сказал малец. – Я не подойду. Я худощавый. Я вряд ли на что сгожусь. Других много.

Два стороны говорили о разном. Малец думал о том, что происходит с подростками, когда их увозят на пустыри взрослые и столько нынче пишут о маньяках. Театральные маньяки – это будет что-то новенькое. Но на самом деле мысли ограничивались тем, что пацан идеально подходил под юного участника, открывающего этот театр. Он был светлый, лучистый, смелый, как огонь. Действительно, как огонь.

– Куда едем? – спросил Камчатный.

– В штаб, – произнес Иван.

Красная «Бэха» 87 года неслась. Нужно было пересечь улицу, свернуть на светофоре и подъехать к крыльцу. К чему были такие излишества? Театралы они вообще странные существа. И не такое могут придумать. На светофоре машина остановилась. Малец осторожно открыл дверь и выскочил из машины, громко хлопнув дверью. Через мгновение, он скрылся за Хаммером, который стоял припаркованный и более защищенный от веснушчатых сорванцов, и был проглочен фисташковым домом с розовыми балконами.

– Ушел, – недовольно сказал Иван.

– Догнать? – спросил Камчатный.

– Не надо, – остановил его парень. – Он бы все равно сбежал. Ребенка ведь ничем не заставишь, если он не хочет. Будем искать другое дите.

– Да, дите, – мечтательно сказал Камчатный, думая о своей жене, детях и внуке, который сейчас был примерно такого же возраста, что и этот уличный проныра.

Иван любил детей. Маленьких, лежащих в пеленках. И дети чувствовали это. Они отвечали ему взаимностью. Но здесь он впервые ощутил оглушительное неприятие к ним.