Текст книги "Лаборатория имен"

11

– Не надо ничего пробовать, – строго сказал Ковбой. – Горд такой, каким ты его себе представляешь. Решил, что город – тюрьма, он постоянно будет смыкать на тебе наручники. Если же думаешь о городе развлечений, то тебя ждет безудержное веселье. Если же смотришь на город, как на возможность найти работу, то она тебе обязательно подвернется.

Ковбой нервничал, то ли оттого, что ему пришлось успокаивать половину города, то ли еще отчего-то, что было трудно разглядеть в его суетливых движениях, особенно в поворотах головы и корпуса.

– Но я хотел, чтобы он был другим, – бормотал Карл. – Чтобы все были такими. И мне показалось, что он именно такой.

– Что тебе показалось? – возбужденно спросил парень, срываясь на крик. Мальчик не выдержал и расплакался.

– Что того парня зовут Шагомер, а ту женщину Карнавальная маска, – вытирая глаза, говорил он.

– От такого прозвища и я бы не отказался, – быстро сказал Ковбой. – Не знаю, как ты, но мне пора.

– Снова? – растерялся мальчик, шмыгая носом. – Но зачем?

– Не спрашивай… – нервозность достигла высшей отметки – теперь Ковбой не мог спокойно стоять на месте, двигая плечами, как в каком-нибудь туземском танце… – меньше будешь знать, с аппетитом будешь спать.

– Это как? – не понял мальчик.

– Бегать умеешь? – резко спросил парень.

– Да.

– Тогда вперед! – скомандовал Ковбой.

– Куда? – но мальчик не успел, как тот схватил его за руку и потянул куда-то в сторону. Карл едва успевал перебирать ногами. Пробежав переулок, затем еще один, спустившись по каменной лестнице вниз и оказавшись с другой стороны площади, они остановились. Из распущенной рубашки Ковбоя выпало несколько школьных журналов. И только сейчас заметил, что Волшебник стал немного толще.

– Классный журнал, – растерянно произнес мальчик, поднимая один. – Но зачем тебе…?

Ковбой не сразу ответил – его мысли были заняты другим, но мальчик не отступал:

– Ты говорил, что помогаешь детям, но причем тут журналы?

– Они несут в себе самое главное… – ответил он, пытаясь отвязаться этим, но в ответ не услышал ни «понятно», ни усмиренных глаз, поэтому пришлось продолжить, – …все просто – ворую школьные журналы, уничтожаю картотеку… нет имен, нет ничего… – завершил он, ожидая, что мальчик примет это объяснение.

– Всего-то, – сказал Карл с иронией, – А я думал, что в этом городе есть магазины, где продаются заполненные журналы или архивы.

– Возможно, – машинально сказал парень, застегиваясь как можно плотнее. – Есть и дети, которые получают двойки. И если бы они не получали, то мне бы не пришлось залезать по водосточной трубе в окно учительской.

– Я был частым гостем у мистера Пока, – тяжело вздохнул Карл, но парень не хотел знать, что за мистер Пок, и почему мальчик был частым гостем – он, кажется, что-то решил. Во всяком случае, его выдавал уверенный взгляд.

– Мы должны разбиться, – сказал Ковбой. – Иначе нас поймают. Я еще в лесу думал тебя оставить, но ты увязался, я думал, что обязательно найду возможность, но она подвернулась только в пещере, но и там не вышло разделиться. По моим расчетам, мы должны были прийти в город не вместе. Но раз так получилось, то хотя бы уйдем из него по отдельности.

– Но мне бы не хотелось… – растерянно сказал мальчик. Он не хотел прямо сейчас, когда стал понимать, что этот город не совсем то, что ему нужно. Когда он может уйти вместе с Ковбоем, которому какая разница с кем выйти. Его же не нужно на руках нести. – Меня же не нужно на руках нести, – повторил он свою мысль.

– Ты лучший, но только без меня, – резко сказал Ковбой и был готов в следующее мгновение бежать, навсегда исчезнуть. Поэтому Карл вцепился в его рубашку, для пущей надежности схватил один из журналов, и захныкал:

– Не оставляй меня здесь.

– Не надо, – сухо сказал парень. – Ты уже сам волшебник. И они плачут только тогда, когда режут лук.

– У меня не получится.

– Получится… ах, тихо.

Полиция промчалась мимо, среди них был тот, который так мило улыбался. Они явно были недовольны. За ними мчались женщины с высокими прическами-пирамидами и еле передвигающаяся женщинами с палочкой. Все как один кричали «это катастрофа», «его надо найти». Нетрудно было догадаться, о какой катастрофе они говорят и кого нужно найти, чтобы ее предотвратить.

– Видишь, вон ту подворотню, что вправо от нас, – сказал Ковбой. Тебе – туда. А я – налево.

– Зачем? – не унимался мальчик. Его душили слезы.

– Я в следующий город… – ответил парень.

– Я с тобой… – кричал мальчик.

– Понимаешь, – повернулся он к нему, положил руки на плечи и сказал мягко, как может говорить только самый близкий человек, – ты хочешь найти город, в котором тебе будет хорошо. Этот город может быть следующим, а может не быть и тридцатым. Ты его не сразу найдешь. Когда ищешь среди тысячи один тот самый так оно всегда бывает. У меня же все по-другому – мне нужны школы. Все школы в мире. В каждом городе. Без исключения.

– Но когда все школы закончатся? – машинально спросил Карл, вытирая глаза. – Они же когда-то закончатся?

– Я посчитал, что их хватит мне на всю жизнь, – таков был ответ, перед тем как сказать «прощай» и команда «ну, давай!»

Карл выбежал на площадь, замешкался среди гуляющей толпы, был облаян маленькой собачкой, но все же скрылся в подворотне, как и хотел Ковбой. Здесь пахло молоком и сеном. Ему показалось, что за ним кто-то идет, но повернувшись, никого не увидел. Тут же послышался скрежет где-то впереди, Карл отчетливо уловил дыхание, и ему показалось, что он точно знает, кому оно принадлежит.

– Ковбой, это ты? – закричал мальчик, пошел на шум до конца переулка, но как только до выхода оставалось не более двух шагов, он погрузился в темноту – его накрыли что-то похожее на мешковину, скрутили, взвалили и торопливо понесли. – Что ты делаешь? – закричал он. – Кто это?

Послышался довольный смех. Его небрежно бросили на твердую поверхность, хлопнула крышка багажника, а затем и дверца, кто-то уселся на сидение и включил зажигание. Машина не сразу дернулась.

– Каналья! – пробурчал мужчина, повернул второй раз. И только на четвертый машина фыркнула достаточно сильно, чтобы дать ход. Она двинулась, и Карл уже не кричал, так как понимал, что его сейчас мало кто слышит. Тем более он не видел, кто был этот человек, который так любит ругаться. Он точно знал, что это был не его друг. Это был кто-то другой.

12

– Хороший мальчик, – сказал мужчина. – Я его сразу приметил. Он пытался обмануть мороженщика, правда, тот тоже оказался не промах, но зато, как ловко убегал от полицейских. Правда, так же ловко забежал в подворотню, как раз туда, где свидетелей мало. Где я с мешком наготове.

– Ты думаешь, он подойдет нам? – сомневалась женщина.

– Уверен, – грубо сказал он. – Когда я знаю, что говорю, у меня нос становится ярко-оранжевым.

– Он краснеет потому… – вероятно они оба знали, почему это происходит, поэтому он оборвал ее:

– Потому что это редчайшая особенность моего организма, – проговорил мужчина. – Дело в том, что наш род всегда отличался такой спецификой – как только мы начинаем говорить, то лицо становится не красным, а ярко-оранжевым, в том числе и нос.

– Я вот что думаю, – сказала женщина, – в этот раз я буду на первых ролях, а ты будешь бегать с «кушать подано».

– Это почему же? – рассердился мужчина. – Не желаю быть на вторых ролях. Моя порода этого не позволит.

– Твоя порода уже отличилась в прошлый раз, – проворчала женщина. – Выйти на сцену в полумертвом состоянии – для тебя ничего? Ты же провалил номер. Назвать меня вместо Патриции Козочкой.

– Мне удалось рассмешить эту высушенную телевизором публику, – говорил мужчина. – Их только пошлые шутки интересуют. Если назовешь себя Пиратом, то они умрут на представлении от скуки, но когда ты им предложишь что-то неожиданное. Например, Бельевая прищепка. Так я назвал женщину с дальнего ряда. А Дохлой улиткой ту, что не могла допить шампанское. Для меня публика – мелкая и грубая. Она похожа на земляных червей, которым лишь бы копаться в земле, не желая знать, на что способны мастера своего жанра.

– Но другая половина плевались, – возразила женщина. – Ты же знаешь, я люблю, чтобы все шло по плану, чтобы мы шли точно по сценарию, но твоя страсть к импровизации все портит. И разве мальчик виноват? Как только он выскочил на сцену и стал кричать…

– Как всегда очень убедительно, – довольно сказал мужской голос.

– Да, но ты же отшлепал его. Ты сказал, что он «слюнтяй». Ты хотел обратно засунуть его в мешок…

– Мне показалось, что он хамит мне.

– Он хамил, потому что так было задумано. Это же была твоя идея, красть на один спектакль уличную шпану, и до начала спектакля не говорить им о том, что их ждет. Ты час хотел реалистично и что в результате – напиваешься, как свинья, чтобы зрители потребовали возвращения билетов.

– Но этот пацан особенный. Он так ловко убегал от полицейского, и назвал одного мужика Окороком. Свиным Окороком. Вот, молодец. Я его точно не захочу отшлепать, хотя как пойдет. Как пойдет.

Карл не понимал, что происходит. Его связали, посадили в тесное пространство с твердыми стенками с запахом пыли и кислой капусты. Он не мог двигаться, попытки звать на помощь ни к чему не привели. Оставалось только предполагать, на что может пойти похититель с грубым голосом. И самые отчаянные догадки приходили на ум – рабство, опасные эксперименты. И, если бы мальчик мог услышать разговор, происходящий между похитителем и его сообщником, то понял бы, что происходит. Но эти двое не могли допустить, чтобы мальчик понял все, поэтому этот разговор происходил втайне от него, в достаточно далекой комнате, за двумя каменными стенами.

– Ковбой, – взывал мальчик.

– Мама, – из последних сил. – Папа.

– Вы меня звали? – послышался грубый мужской голос.

– Папа, это ты?

– Да, тут тебе и папа и мама, – продолжал говорить мужчина. – И все вместе взятые. Тетя Нортон и дядечка Буцефал пришли к тебе. Чтобы так сказать поговорить о твоем поведении. На тебя жалуются.

– Я не знаю никакой тети Нортон и Буцефала не знаю, – истерично ответил Карл, и закричал что есть мочи: – Отпусти меня, мерзкий тип.

Это вызвало приступ смеха. Карл кричал ему, чтобы тот успокоился, но мужчина смеялся так громко, что наверняка не слышал ничего вокруг себя.

– Да сколько можно, – продолжал неистово вторить Карл. – Я хочу знать, что я здесь делаю. Может быть, вы привыкли спать в мешке, ходить в нем в туалет, но мне это неудобно.

Зря он это сказал. Новый приступ продолжался дольше. И мальчик уже не кричал, а терпеливо ждал, пока не совсем нормальный похититель успокоиться, чтобы все ему объяснить. Прошло не менее года, как показалось Карлу, прежде чем мужчина завершил смех кряхтением и «ну, надо же», продолжая говорить:

– Главное в человеке – чувство юмора. Если оно у него не присутствует, то тут и операция никакая не поможет. Я шучу.

– То есть вы хотите сказать то, что я сижу в мешке и дышу пылью – это шутка? – возбужденно спросил мальчик.

– Это все ради искусства, – ответил мужчина.

– Какого искусства? – раздраженно спросил мальчик. – Что за дурацкая философия? Чувство юмора, искусство, я в мешке – это нормально?

Третий залп смеха последовал незамедлительно. Мужчина подпрыгивал, вероятно, он был довольно тяжелым, так как от его передвижений помещение сотрясалось.

Послышался скрип. По всей видимости, отворилась дверь. Мужчина успокоился сиюминутно.

– Ты что тут делаешь? – заверещал женский голос. – С ним же нельзя разговаривать.

– Мы говорили о деле, – оправдывался мужчина, превратившись из большого удава в робкого кролика.

– Да я тебе сейчас покажу… – послышался шепот, а потом и вовсе умолк, сменившись на шлепки и похлопывания – женщина, вероятно, использовала другие формы объяснения своего недовольства.

– До встречи на алее славы, – шепотом выдал мужчина и послушно последовал за женщиной. Скрипнула дверь, и все звуки исчезли.

Карла не видел их, но представлял себе мужчину с лицом, напоминающим кору дерева. А женщина… Она точно была не менее «красива», чем ее муж. Их двое и почему-то нельзя с ним разговаривать. Для чего они держат его? Что им нужно? Какой противный город. Здесь его тоже не понимают. С ним обходятся даже хуже, чем в родном городе. На родине хотя бы никто не засовывает в мешок.

– Что вы от меня хотите? – кричал он, только этот крик был слышен только ему. Тем не менее, он не останавливался. – Почему я в мешке? Какого черта! Я волшебник. Только что я могу сделать с этим знанием? Тут нужна сила или как минимум что-то острое.

Он бы мог порвать мешок, если бы у него было шило или что-то в этом роде, то он бы уже был на свободе.

– Отпустите меня!

Было темно и холодно. Он продолжал кричать, пока не выдохся, потом уснул. Ему ничего не приснилось, разве что какие-то мрачные тени ходили вокруг и пытались вытащить его из мешка. Он слышал, как отворилась дверь, как кто-то подошел к мешку, взвалил его на себя. Карл явно чувствовал запах вина вперемешку с кислой капустой. Человек шел, шатаясь, несколько раз задел мешок о дверной косяк и, чертыхаясь, вышел на улицу. Закинул его куда-то и захлопнул (по всей видимости, снова в багажник). Так оно и было – послышался рев автомобиля, женский голос «Сиди уж» и машина тронулась. Машину трясло, и мальчик судорожно думал, куда его везут, что за «искусство», про которое говорил мужчина и почему его не выпускают.

13

Машина остановилась в людном месте.

– Без фокусов, – шепотом произнесла женщина и мужчина беспрекословно, правда, немного шатаясь, вышел из машины, открыл багажник, вытащил мешок и поставил его на землю. Открылась вторая дверца, и женщина куда-то засеменила на каблуках.

– Это она не только мне сказала, – прошептал мужчина, похлопав по мешку, нащупав голову Карла. Потом послышались шаги, более осторожные и тихие, нежели у женщины.

– Эй, мистер, – прокричал мальчик. – Вы еще здесь?

Мистера Похитителя рядом не было. Мальчику не удалось выбраться из мешка (у него не появилось ничего острого), но удалось немного сдвинуться. Если он сделал одно движение, то сможет сделать и другое. Он двинулся еще и та обрадовался тому, что он делает шаги к спасению, что запел. И не важно то, что он перепутал слова, главное настроение, с которым звучали слова.

Когда тебе дойти легко, от радости ты потираешь руки.

Когда ты знаешь, что дойдешь, то нужно вспомнить наперед.

Он двигался еще, и никто не обращал на это внимание. Стояла такая исключительная тишина, что мальчику казалось, что про него забыли, его как будто здесь специально оставили. Не обязательно знать, что они хотели, главное, что он сейчас спасается. Передвижение конечностями по твердой булыжной мостовой, конечно, были не слишком удобны и несколько болезненны для коленей (он уже успел ободрать до крови), но сознание того, что он спасает себя, радовало его и подзуживало совершать движения все чаще. Он прошел изрядно, но в какой-то момент понял, что не двигается – он уперся в какую-то стену. Он решил повернуть, но стена оказалась и в противоположной стороне, и в двух других.

– Решил отправиться домой? – послышался смешливый голос. Это была женщина. Та самая из плохих. Она вернулась. – А где этот? Ну, ничего я ему задам.

Она несколько раз толкнула мешок ногой, отчего Карл возмутился, но снова остался без внимания. К тому же у нее появился другой объект внимания.

– Как хорошо, что мир у нас лежит перед ногами, – пел мужчина, подходя все ближе. – Но это мир похож на наш мешок из льна. Не правда ли поэтично?

– Я тебе такую поэзию сейчас покажу, – за этими словами последовала невербальная форма с пощечиной. – У тебя мешок, то есть пацан, чуть не убег, а ты где-то ходишь?

– Так я водички, – последовал ответ.

– Странная у тебя водичка, – язвительно сказала женщина, срываясь на крик, – делающая твое лицо красным.

– Ярко-оранжевым! – отметил мужчина.

– Идем, – грубо сказала женщина, и они пошли по дороге, не забыв при этом мешок. Они поднялись по лестнице, вошли в дверь, миновали узкие проходы и неудобные лестницы – мешок не слишком оберегали от нежелательных соприкосновений. Карл пытался кричать, чтобы несли аккуратнее, но его или не слышали или только делали вид. Наконец, все стихло. Его положили на ровную поверхность, он хотел сдвинуться, но понял, что движение в сторону невозможно. Нужно найти что-то острое, что поможет вскрыть этот мешок. Он ощупал все пространство по радиусу и ничего, кроме швабры и еще одного мешка не нашел.

– Эй, – прошептал он, осторожно задевая мешок, веря, что в нем, есть такой же мальчик, которого, как и его поймали на улице и привезли, чтобы что? Он участвует в ток-шоу? – Ты меня слышишь? – спросил он. «Мешок» не отвечал. – Если ты меня слышишь, то знай, что я хочу вылезти из этого мешка. Наверное, и тебе не шибко нравиться эта квартирка.

– Мешок с тряпками не очень разговорчив, – услышал он голос с винным запахом, Карла взвалили на себя и пронесли по коридору. Теперь у него возникло ощущение, что его несут на съедение дикому зверю. Сейчас откроют клетку, бросят сонному животному, он сперва поиграет с ним, и потом не спеша начнет есть. С какого места он начнет делать это?

Мешок сбросили. Он услышал хлипкие аплодисменты. Лев на глазах у публики раздирает мальчика.

– Черт! – застонал Карл. Послышался громкий звон. Мальчик зажал уши, не понимая, что происходит. Возникло ощущение, что его засунули в центрифугу и выжимают. В какой-то момент Карл так испугался, так захотел домой, что дайте ему только возможность выбраться и он первым автобусом до дома.

Вокруг было спокойно. Он пытался ползти, но у него ничего не вышло – мешок, по всей видимости, привязали или закрепили. Где-то неподалеку слышалось, как мужчина ругается с женщиной. Он смеется, поет куплеты, а она обзывает его, дает пощечины. Мальчик понимал, что они выступают, но не совсем понял, для чего им понадобился он. Если им был нужен двигающийся мешок, то не проще набить его кошками или работающим пылесосом.

– Твой выход, – услышал он женский глас.

Его вытащили куда-то, где смех и грохот были в несколько раз отчетливее. Мужской голос произнес «Кто там?». Послышался смех. Карл пытался двигаться. Смех стал громче.

– Так что у нас здесь? – произнес знакомый голос, и потащил куда-то мешок. Карл попытался вырваться, уже, конечно, понимая, что никакого льва не будет, но, во всяком случае, хотел дать понять, что это не тот мешок с тряпками, который он принял за живой, и поэтому стал снова пытаться вылезти из крепкой мешковины. – Он что двигается? – заверещал мужчина, и Карл замер, так как ему казалось, что за этим визгом может последовать что-то действительно опасное – например, удар молотком или чем-то потяжелее. – Нужно его… только я немного боюсь, у меня и ключа нет.

Раздался бурный смех и овации. Карл теперь уже точно думал, что здесь замешано телевидение и наверняка его откроют не сразу. Но его предположения не оправдались – мешок развязали почти сразу. Карл вылез на поверхность с ярким светом и увидел мужчину высокого, статного, и не сразу понял, что перед ним тот самый похититель. Это была сцена с софитами и декорациями комнаты. Вероятно, его затащили через этот проем в двери. Раздались громкие овации – и только сейчас Карл обратил внимание, что редкая публика реагирует на его появление.

– Ты кто? – спросил мужчина. – Я заказывал пиццу, а прислали тебя. Не понимаю.

– Я не знаю, – пожал плечами мальчик, не понимая, что он должен делать. Все же он был на сцене и на него смотрели.

– Он не знает, – разочаровался мужчина. – А я разве должен? Я точно знаю одно – мне нельзя не ужинать. У меня от этого нос становится ярко-оранжевым.

– Можно я пойду? – спросил Карл, понимая, что единственное желание у него убраться от этого света, похитителей, не жаловаться ни кому, так как это только растянет его времяпровождение в городе. Но на этот вопрос мужчина отреагировал слишком бурно – перекрыл дверь, и как только мальчик решил идти через авансцену, зрительный зал, то запричитал:

– Я заказывал пиццу, вместо этого я на пороге обнаруживаю мешок с мальчиком внутри. И если они решили мне прислать мальчика вместо пиццы, то почему он говорит, что куда-то хочет уйти. А как же я и мой большой желудок? Я слишком хочу есть, чтобы решать эти трудные задачи.

И он, кочевряжась, под музыку, которая внезапно заполнила зал, стал танцевать. Мужик тесно прижался к его лицу и сквозь зубы произнес:

– Подыгрывай мне.

– Но вы же меня похитили, – честно сказал Карл. Мужчина замотал головой. – Ну, как же нет?

– Я ж тебе объясняю, – во весь голос воскликнул мужчина, – что у меня раз в месяц жена уходит из дома. Женский кризис. И ничего не оставляет. Я беру свою копилку, достаю оттуда накопленные за месяц деньги, звоню и заказываю на них пиццу. И вот я, глотая слюнки, жду, когда ее принесут, вдруг слышу звонок, бегу, предвкушая горячий ужин, как передо мной мешок со странным неадекватным мальчиком. Откуда ты здесь?

– Я шел в переулке, вы схватили меня, увезли к себе домой, чтобы потом использовать.

«Обиженный муж» попятился от Карла, и когда до края сцены оставалось не больше метра, повернулся к залу и произнес:

– Может быть, я не тем номером воспользовался. Интересно, все продавцы пиццы такие?

Все немногочисленные зрители смеялись. Публика, по всей вероятности, была довольна. Карл не хотел кланяться и выходить на «бис», но его партнеры по сцене схватили его под руки – с одной стороны она, с другой – он.

– Я же говорил, что мы не прогадаем, – говорила женщина.

– Жаль, но с ним нужно расставаться, – прошептал мужчина.

Они продолжали кланяться, у Карла заболела спина – он и так не успел размяться после долгого пребывания в мешке. Наконец, они вышли за кулисы, и эти двое, коварных похитителей, которые, по его мнению, хотели вскормить Карла, дикому зверю или отправить мальчика на лабораторные опыты недоброму профессору с труднопроизносимой фамилией, обняли его и расцеловали. И мужчина сказал, потирая глаза «всё, уходи!».

– Так я что могу идти? – прошептал он, но похитителей через мгновение уже не было. Карл не знал, что делать. Ему уже не так хотелось домой, так как вернулась желание продолжать поиски, так как возвращаться сейчас – испуганный, голодный и поклявшийся терпеть свое ненавистное имя не прельщало. Он точно знал, что не только артисты нашли его, но и он сам тоже нашел их. Только так он сможет продолжать движение. Через Волшебника, Свиной Окорок, через этих похитителей. Для этого достаточно сделать шаг.

Перед ним было две двери – можно было шагнуть за эту исцарапанную или за эту новую, отшлифованную. И только он хотел сделать шаг в сторону «отжившей свое» двери, как почувствовал на своем плече чью-то руку. Он резко повернулся и увидел мужчину – высокого, под два метра, в длинных клетчатых брюках, которые ему явно были малы, на подтяжках, с пышной шевелюрой и прыгающими глазками, как на пинг-боле.

– Стой, – воскликнул он умоляющим тоном. – Мне нужен артист.

– Ну и что? – быстро отреагировал мальчик, присматриваясь, нет ли у него в руках мешка или чего-нибудь неприятно твердого. Но он продолжал восторженно, как будто перед ним был не Карл, а известное медийное лицо:

– А то, что я видел, как ты с ним обошелся, и это было действительно здорово. У тебя есть талант, который нужно показывать людям. Потому что только люди смогут оценить его.

– И что? Он воспользовался мной, и что теперь – ты тоже хочешь? Чтобы я вылезал из пыльного мешка и меня сравнивали с куском пиццы?

Карл был зол. Эти двое убежали, но с каким бы удовольствием он наговорил им кучу гадостей, он припас для них множество кличек, одну другой лучше (хуже), и теперь все доставалось этому парню со странными штанами.

– Не знаю, чем он тебя так обидел, – сконфузился Два метра веселья. – Если ты об условиях, то можешь не беспокоиться – бесплатный стол и заработок. Тебе точно хватит на новый костюм, да и на место в гостинице.

Карлу бы деньги точно не помешали. Он понимал, что сейчас, когда Ковбой уж точно не вернется, он может надеяться только на себя. И не смотря на то, что он был очень зол, он был готов пойти и на это тоже. Тем более он верил, что сейчас наступает белая полоска. После черной всегда белая – так обычно. Даже если денег хватит только на гостиницу, то уже не ночь не покажется такой черной. Оставалось узнать только одно. Самое незначительное.

– И что вы делаете? – спросил он.

– Смеемся.

– И этого достаточно.

– Вполне, чтобы заработать.

– Но я ищу город.

– Мы тоже.

Карл не знал, соглашаться ли на эту авантюру. Он только что был не в самой лучшей компании, и если это называется работой – то, что он сидел в мешке, то не нужно ему такой жертвы искусству.

– Я согласен. Только я обязательно должен его найти. Город.

– Мы тоже.

Все вроде бы совпадало. По крайней мере, глаза у «Двух метров…» ни разу не моргнули.