Текст книги "Рыцари Порога: Путь к Порогу. Братство Порога. Время твари"

* * *

Красавчик Гиза был веселым человеком и, как полагается всем веселым людям, очень любил хорошую шутку. Первую свою шутку он отмочил в шестилетнем возрасте: набил папаше в трубку вместо табака семян разрыв-травы. Папаша, раскурив трубку, остался не только без трубки, но и без носа и двух пальцев на правой руке.

Выдран за это малолетний Гиза был нещадно – так, что и через три года при воспоминании о том дне сильно зудели у пацана места, по которым прошелся папашин кожаный ремень. Поэтому, сыграв с соседом очередную свою шутку (на этот раз совершенно невинную: подумаешь, всего-то повесил у него над крыльцом его же собственную кошку), девятилетний Гиза призадумался. Сосед, хромоногий скорняк, как ему было прекрасно известно, чувством юмора не обладал. Зато обладал увесистой суковатой палкой, с которой не расставался ни на улице, ни дома. Автора уморительной хохмы вычислять никто не будет, так как все обитатели безымянной улочки беднейшей части Гарлакса, где и проживал веселый малыш, были в курсе его увлечений. А отведать суковатой палки, которая, должно быть, бьет покрепче отцовского ремня, у Гизы никакого желания не было.

Немного покумекав, он поджег соседский дом, и поджег основательно – с четырех углов, напихав в щели побольше сухой соломы. Дело было ветреной летней ночью, и результат этой забавы превзошел все ожидания. Выгорела дотла половина улицы, в том числе и родительский дом Красавчика Гизы.

Осиротевший пацан прошатался день по городу и, даже не успев как следует проголодаться, был подобран у трактира «Сисястая корова» сердобольной вдовой богатого торговца тканями. Бездетная вдовушка, умилившись конфетно-красивым белокурым отроком, сама привела его за руку в свой дом, откуда ее три месяца спустя вынесли ногами вперед, а проломленной головой, соответственно, назад.

Обыскивая дом, городские стражники и соседи-доброхоты не обнаружили ни золота, ни драгоценных камней, до которых покойная вдова была большая охотница, а лишь забившегося в угол заплаканного мальчишку, который, всхлипывая, и поведал им душераздирающую историю о страшных дядях с во-от такенными ножами и дубинками, насмерть уходивших его добрую покровительницу и только чудом не заметивших его самого. Надо ли говорить, что пригретый кем-то из соседей пацан бесследно исчез на следующий же день.

После этого случая шумный Гарлакс очень долго ничего не слышал о Гизе. Только через шесть лет вынырнул пятнадцатилетний юноша на глаза людские, появившись в чистеньком и тихом трактире центральной части города. Гиза стал еще красивее, ибо к природной привлекательности добавилось еще и очарование мужественности. Где он был все эти годы и чем занимался, никто никогда не узнал (говорили, впрочем, что он находился на содержании у какой-то престарелой графини), но сразу было видно, что времени даром Красавчик не терял.

Гиза был хорошо одет, сдержан в манерах и галантен в обращении с прекрасным полом. Никакого труда ему не стоило, поговорив четверть часа, загадочно поулыбавшись и похлопав длинными и пышными ресницами, так расположить к себе собеседницу, что она уже готова была считать его сказочным принцем-инкогнито, дарованным самой судьбой в качестве компенсации былых сердечных неурядиц.

Как известно, богачи – люди, невоздержанные в своих пристрастиях, особенно в таком городе, как Гарлакс. В трактирах и харчевнях только и разговоров, что такой-то, обожравшись разносолами, отдал концы, такой-то упился вусмерть, а такой-то, играя в кости, так разволновался, что его прямо за столом хватил удар.

Богачи помирают, а жены их, как существа более благоразумные, живут дольше. Ну если, конечно, не встретят на своем пути юного, прекрасного и такого пылкого незнакомца – тогда женское благоразумие тает стремительно, как сосулька на ярком весеннем солнце. И в темных и смрадных трущобах Гарлакса, где Гиза сбывал награбленное, самые авторитетные воры и убийцы из Ночного Братства признали прекрасноликого юношу своим братом по ремеслу и, как водится, дали ему второе имя – Красавчик.

Три года Гиза кочевал из одного дома в другой, купаясь в неистовых волнах женской отцветающей страсти, пока какая-то из его многочисленных возлюбленных почему-то не почила с миром, отведав вина с ядовитым порошком, а выжила в доме городского лекаря. Эта особа, будучи по натуре бойкой и решительной, отомстила предателю с истинно женским коварством. Раздобыв магическое зелье, способное самого ослепительного красавца превратить в жабоподобного урода, она подстерегла Гизу да и запустила в него глиняным пузырьком. Но Гиза успел увернуться, и пузырек разбился не об его лоб, как хотела того мстительница, а о локоть, и всего только несколько капель жуткого зелья попало на лицо. Правда, и такого количества хватило на то, чтобы отнять у Гизы самое сокрушительное его оружие – красоту. После того страшного случая левая половина лица Гизы представляла собой отвратительную черно-зеленую пупырчатую маску, левый, ослепший, глаз недвижно торчал багровым наростом, а левая рука, скрючившись, превратилась в подобие лягушачьей лапы.

Снова исчез Гиза. И объявился через год – уже не один. С ним был здоровенный огр, чересчур тупой и свирепый даже для огра и потому взамен своего труднопроизносимого имени получивший прозвище – Балда.

Парочка прочно обосновалась в Гарлаксе, и ночные их вылазки вскоре начали наводить ужас на весь город, ибо Гиза, не в силах справиться со своим веселым нравом, не ограничивался банальным грабежом, но выплескивал жажду забав на своих жертв, которые, как правило, такого не переживали. Правда, после того, как Гиза взял дом местного пирожника Урла, вынеся все ценности, а несчастного хозяина, начинив рубленой бараниной, подвесил над жаровней с тлеющими углями, городской голова господин Азар назначил цену в двадцать серебряных монет за Красавчика, живого или мертвого. Но говорили, что стражники того района, где орудовал Гиза, получали от него немалую дань – а чем еще можно было объяснить, что Красавчик до сих пор не пойман и даже, по слухам, увеличил свою банду до пяти человек?

* * *

…В ту ночь Красавчик со своими ребятами только вышел на охоту, как пришла ему весточка, что через западные ворота в город въехали четверо всадников. «По виду непонятно кто, – нашептала на ухо Гизе рыжая шлюха Марта, – тюки у них огромадные на лошадях. Может, торговцы? Но уж больно серьезные и важные…»

– И не таких ломали, – хмыкнул Гиза из-под своего капюшона и в качестве награды ущипнул Марту за задницу. – Раз отказались от провожатых, пусть пеняют на себя.

План в голове Красавчика возник моментально. Ближайшая от ворот таверна – «Сисястая корова», туда-то, скорее всего, и направляются чужаки. Но даже если и не туда, все равно Тухлого переулка им не избежать – через него поедут. А Тухлый переулок – место о-очень удобное для близкого знакомства с такими важными господами, будь они хоть трижды важные и будь их хоть втрое больше…

– Петля, Дед, Корявый и ты, Балда, – скомандовал Красавчик, – айда за мной!

Всадников догнали довольно быстро. Некоторое время неслышными тенями следовали за ними, неторопливо трусившими по грязной мостовой, и привычным глазом определяли ценность потенциальной добычи. Что-то настораживало опытного Красавчика в этих четверых, но что именно, понять не мог. «Ладно, – отмахнулся он от сомнений. – Из Тухлого переулка живыми все равно им не уйти…»

Когда всадники приблизились к Тухлому переулку, Красавчик остановил свою команду.

– Делаем все как обычно, – прошипел он на ухо мужику, лицо которого покрывала буйная пегая растительность, отчего оно было похоже на медвежью морду. – Слышь, Дед? Остаешься за главного. А ты, Балда… – Гиза, поднявшись на цыпочки, схватил огра за острое ухо, – ежели еще раз рыкнешь не вовремя – язык отрежу! Не шуметь. Я пошел вперед…

Чуть кренясь на левую сторону, Красавчик добежал до стены ближайшего дома, взлетел на бочку, а с бочки вскочил на низкую крышу – и помчался по крыше, скоро скрывшись в густой мгле.

– Значить, как раньше… – захрипел оставленный за старшего Дед и хлопнул по плечу круглолицего малого, с обмотанной вокруг руки удавкой. – Ты, Петля, с Корявым по одной стороне, а я с Балдой – по другой. Ясно?

– Ясно, – кивнул Петля.

– Ясно, – сипнул Корявый, здоровенный мужик какого-то неуловимо несуразного телосложения, будто сколоченный из суковатых бревен.

– Начали… – хотел проговорить Дед, но не успел, потому что возникшая неведомо откуда сила закрутила его тело винтом и с маху швырнула о мостовую.

Позабыв угрозу Красавчика, огр Балда раззявил пасть, чтобы ошарашенно рыкнуть, и тут же грянулся навзничь, еще в полете потеряв сознание от точного и чудовищно сильного удара под дых. Мгновением позже, получив крепкий тычок в горло, беззвучно осел Корявый. Прежде чем приложиться лбом об стену, Петля вдруг очень близко увидел соткавшегося прямо из вонючей ночной мглы незнакомца. Страшно было его лицо: на безволосой голове виднелись следы давних ожогов, с левой стороны подбородка темнел диковинный округлый шрам. Но даже не это испугало Петлю, а то, что не было гримасы ярости на этом лице, как у всякого человека, вступающего в бой. Незнакомец выглядел спокойным и деловито-сосредоточенным, словно не раскидывал в разные стороны банду опаснейших головорезов, а, скажем, обрубал ветви кустарника, чтобы расчистить себе путь.

Впрочем, поручиться за то, что именно эта мысль мелькнула в круглой голове Петли, никто бы не смог.

Ровно через два удара сердца после того, как появился, Pax снова нырнул во тьму, оставив у стены четыре бесчувственных тела.

* * *

– Добрые господа, не подадите ли монетку старому больному человеку?.. – проговорил Красавчик.

– Если тебе нужна монетка, – ровно сказал старик впереди процессии, – ты можешь пойти в трактир и продать нож, который держишь в рукаве.

«И как углядел, что блеснуло? – подумал Гиза. – Темно же…» Тем не менее он без удивления в голосе продолжил разговор:

– Довольно бессовестно, добрые господа, издеваться над бедным человеком, у которого второй день крошки не было во рту…

При этом Красавчик не смог удержаться, чтобы не бросить быстрый взгляд на низкие покатые крыши, откосы которых почти смыкались над Тухлым переулком.

– Удобное место, – сумев перехватить его взгляд, ответил старик. – Очень легко и просто камнями или дубинами сверху проломить головы тем, кто едет по этой улице. Или петлей сдернуть всадника с коня. Четверо парней на крышах способны в несколько мгновений положить небольшой отряд.

На это уже Гиза не нашелся что ответить. Он непроизвольно вздернул голову, чтобы лучше видеть старика. Но и тот, видно, успел рассмотреть его лицо.

– Сдается мне, это тебя величают Красавчиком, – сказал он. – Прозвище точнее действительно трудно подобрать.

Гиза отступил на шаг. Потом еще на шаг. Почему ребята медлят? Они уже давно должны были… да-да, сделать именно то, о чем говорил этот странный старик!

– Убирайся с дороги, Красавчик, – услышал он голос старика. – И будь уверен: еще раз попадешься нам – разговор будет совсем другим.

Гиза скрипнул зубами. Бешеная ненависть зашумела в его голове. Еще немного, и он бы бросился с ножом на этого старикана, но инстинкт подсказал, что он вряд ли даже успеет обнажить оружие. Поэтому, не колеблясь, бандит повернулся и бегом припустил прочь.

* * *

– Что это было? – шепотом спросил Кай, когда болотники продолжили путь.

– Ночные Братья, – тоном, которым говорят о пролетевшей мимо летучей мыши, откликнулся Трури. – Грабители то есть. Их полным-полно в этом городе. Столько, что городская стража предпочитает вести с ними дела, нежели бороться. А вот, погляди, и «Сисястая корова»…

Впереди засиял желтоватый свет. Подъехав ближе, Кай увидел низкий, словно расплющенный ударом чудовищного молота, домишко с небольшой пристройкой под крышей. Окна этой пристройки, как и окна первого этажа, ярко светились. Над полуоткрытой дверью, из которой вместе с клубами жидкого синеватого дыма струился приглушенный гомон, был укреплен факел, освещавший несуразную деревянную вывеску, изображавшую то ли дурную горбатую лошадь, то ли перевернутую вверх тормашками пузатую свинью. А может, и двухголовую помесь курицы и быка, но уж никак не корову, тем более «сисястую».

Болотники спешились. Рах повел лошадей, груженных тюками, на задний двор «Коровы», а остальные во главе с Гербом вошли внутрь таверны.

Кая сразу оглушил многоголосый шум, царивший в тесной трапезной, так густо уставленной кривоногими столиками и короткими низенькими скамьями, что пройти к стойке было трудновато. Столики, точно муравьями, были облеплены полупьяными, пьяными и пьянющими оборванцами. Таких живописных лохмотьев, таких физиономий, щедро украшенных язвами, шрамами, синяками и ссадинами, мальчику еще никогда не приходилось видеть. Из-за удушающего смрада перегоревшего самогона, табачного дыма и вони немытых тел Кая едва не вывернуло наизнанку.

– Из здешних ночных заведений, – молвил Трури, когда Кай попятился назад, ткнувшись затылком в его грудь, – «Сисястая корова», наверное, самое приличное. Не бойся. Нас тут знают, в трапезной нам надолго задержаться не придется.

– Самое приличное?.. – только и выговорил Кай.

Болотников и впрямь здесь знали. Не успел Крис, идущий последним, перешагнуть порог, как к ним уже поспешил, выпрыгнув из-за стойки, вертлявый и смуглый парень, голорукий, одетый в одни только короткие штаны и невероятно грязный передник. Растолкав длинными мускулистыми руками протестующе мычащих оборванцев, легко перепрыгнув через дюжину скамеек, парень молниеносно оказался прямо перед Гербом.

– Давненько вас не было видно, уважаемый Герб, – быстро сломившись пополам и выпрямившись, тонким голосом проговорил парень.

– И тебе привет, Пузо, – отозвался старик.

Кай удивленно уставился на худого парня с таким неподходящим прозвищем и тут вдруг увидел, что никакой это не парень. Это взрослый и, наверное, даже старый мужчина. Лицо его при ближайшем рассмотрении оказалось покрыто мельчайшей серой паутиной тонких морщин, губы бледны и тонки, а в желтоватых кошачьих глазах таилась тревожная настороженность.

– Почему – Пузо? – потянувшись к Трури, спросил Кай.

– Потому что самая выдающаяся часть тела этого человека – утроба, – усмехнувшись, ответил ему на ухо тот.

– Это он ест за деньги глиняные кружки?

– Смотря за какие деньги, – услышал мальчика тавернщик. – За пять медяков могу кружку сжевать. А за серебряную монетку – целых три, да еще кувшин в придачу. А уж за золотой гаэлон можно расстараться и скамейку проглотить. И безо всякой магии. Я, молодой господин, из бедной семьи вышел, вот и привык всякую гадость жрать. У молодого господина есть деньги?

– Привычка ко лжи не украшает мужчину, – сказал Герб, но не ему, а Каю. – И деньги, чеканки двора его величества, негоже тратить на сомнительные развлечения.

– Я не врал, а приукрашивал, – хмыкнул Пузо и тут же, опять поклонившись, осведомился: – Господа желают комнату?

Не дожидаясь ответа, он повел болотников к стойке, за которой виднелась лестница, ведущая, очевидно, в пристройку. По пути Пузо так ловко и бесцеремонно отвешивал пинки, раздавал подзатыльники, что двигавшиеся в его фарватере путники добрались до лестницы так же быстро, как если бы шли по просторной мостовой. На мгновение обернувшись, Пузо что-то шепнул старику, а сам взлетел по ступенькам наверх.

Скрипнула дверь, раздалось невнятное визгливое восклицание – и вниз по лестнице скатилась полуодетая девица, а следом за ней, торопливо натягивая штаны, вывалился ошеломленно мигающий красными пьяными глазами бородатый мужик.

– Пожалуйте, господа! – крикнул, высунувшись из-за двери, Пузо.

Комната была совсем крохотной, и большую ее часть занимала широченная кровать, правда, безо всякой перины и покрывала. Через два маленьких окна лилась в комнату липкая темень, рассеиваемая, впрочем, светом масляного светильника, подвешенного к потолку.

– Подождите минуту, – снова поклонился худощавый Пузо, – и я принесу вам ужин. – На пороге он, однако, задержался. – Может быть, уважаемый Герб желает чего-нибудь еще?

Старик, кажется, ждал этого вопроса.

– Да, – ответил он. – Мне нужно четыре куска черного золота, склянку русалочьих слез, меру бормочущего порошка и брусок каменного пламени в палец величиной.

Пузо, кивавший по мере того, как Герб перечислял все эти загадочные штуки, при словах «брусок каменного пламени» нахмурился.

– Черное золото, русалочьи слезы и бормочущий порошок достать нетрудно, – сказал он. – Этого добра в Гарлаксе пруд-пруди. А вот с каменным пламенем сложнее. Разве что у Тианита есть немного? Но я к нему не пойду… – Тавернщик вдруг сморщил лицо и, сложив из пальцев обеих рук «трехрогую козу», сделал отмахивающий жест.

– Значит, завтра придется навестить еще и Тианита, – усмехнулся Герб.

Пузо поклонился и исчез, неслышно притворив за собой дверь.

Пока Рах и Трури чистили дорожные плащи, чтобы уложить их на дощатую поверхность кровати, Кай подошел к старику.

– А кто такой этот Тианит?

– Маг Сферы Смерти, – ответил Герб.

Почему-то это высказывание заставило Кая поежиться. Старик заметил это.

– Ты ведь знаешь, – сказал он, – что по уставу Ордена Королевских Магов любому городу полагается иметь представителя каждой из четырех Сфер.

– Ага, – кивнул мальчик. – У нас в Мари Арарн-ведьмак был. Говорят, он в Сфере Огненных Магов состоял.

– Сфера Огня, – поправил Герб. – Еще есть Сфера Жизни, члены которой учатся повелевать всеми живыми существами. Есть Сфера Бури. Маги, принадлежащие к ней, способны управлять стихиями воды и ветра. А есть Сфера Смерти. Тамошние маги поднимают мертвых и вызывают на службу демонов из Темного Мира. Как правило, люди испытывают к магам этой Сферы непреодолимый ужас, хотя по мне так Сфера Смерти нисколько не могущественнее прочих Сфер. И конечно, тоже служит людям. А Тианит – мой давний знакомый. Приятный собеседник, довольно знающий маг… Правда, он несколько мрачен и замкнут – в силу особенности своих занятий.

– А вы? – осторожно спросил Кай. – Из какой Сферы?

– Мы Ордену Королевских Магов не принадлежим, – объяснил Герб. – Закон королевства не запрещает заниматься магией людям, не являющимся членами какой-либо из Сфер. К тому же, – добавил он, – теоретические магические изыскания – совсем не наше дело. Магия необходима нам, чтобы выживать. Ты что-то еще хочешь знать?

Конечно, Кай хотел. Но тут вошел Рах, а следом за ним и Пузо, в руках которого каким-то чудом умещались большой поднос, уставленный исходящими паром тарелками, свиной окорок, круглый хлеб, размером не уступавший мельничному жернову, кувшин и несколько кружек. При виде еды у изголодавшегося мальчика тут же вылетели из головы все вопросы.

После ужина, укладываясь на большой постели между Гербом и Рахом (Крис устроился на полу, а Трури отправился ночевать на конюшню, чтобы охранять тюки), Кай чутко прислушивался к шуму внизу. Мальчику жутко хотелось спать, но, уходя, длинноволосый юноша задал ему урок: не открывая двери, выяснить, сколько человек находится в трапезной.

Крепко зажмурившись, Кай до головокружения разбирал невнятные вскрики, обрывки песен и ругательства, густо разбавленные звоном кружек, скрипом скамеек и глухим стуком падающих тел – внизу то и дело вскипали потасовки.

– Семнадцать… – уже засыпая, прошептал он.

– Неверно, – раздался голос старика. – Четырнадцать мужчин и семь женщин. Двое только что вышли, трое вошли… Двадцать один человек. А с Пузом – двадцать два. Сосредоточься и попробуй еще раз.

– А я ведь почти правильно угадал! – похвалился Кай.

– Ты не угадываешь, а слушаешь. А «почти правильно» – только подслащенная замена слову «неправильно».

Кай смог заснуть лишь через час с четвертью. Последняя его попытка была более удачной, чем предыдущая. Он верно назвал количество женщин, а в общем ответе ошибся всего на трех человек.

* * *

Кай проснулся один в пустой комнате. Он сбросил с себя плащ, пахнущий дорожной пылью, поднялся, подошел к окну и выглянул на улицу. Утреннее яркое солнце преобразило город. Улицы, в ночной тьме казавшиеся подземными норами, раздались вширь – и по ним теперь не сновали похожие на крыс нищие, а чинно шествовали кухарки с корзинами, вышагивали, покачивая алебардами, городские стражники. Из окон, освобожденных от глухих ставень, неслись ароматы готовящихся к обеду кушаний и буднично деловитые голоса.

Кай вдохнул полной грудью, обернулся и… вздрогнул. За его спиной стоял Крис. Привычно удивившись чудесному умению болотников передвигаться абсолютно неслышно (а как, интересно, он умудрился бесшумно отворить скрипучую дверь?), мальчик вежливо пожелал Крису доброго утра.

– И тебе доброе утро, – кивнул болотник. – Внизу уже готов завтрак, а во дворе есть колодец, где можно умыться.

– А где все? – спросил Кай.

– Внизу, – ответил Крис. – Все, кроме Герба. У нас есть еще время для отдыха, пока он не вернется.

«А куда он направился?» – хотел спросить Кай, но тут же вспомнил вчерашний разговор о магах. Вот придет старик, можно будет более подробно поговорить на эту тему. Мальчик задал другой вопрос:

– А куда мы поедем после Гарлакса?

– Нам предстоит долгий путь, – проговорил Крис. – Теперь нам долго не придется ночевать в теплых постелях таверен и постоялых дворов. Из Гарлакса, где мы обычно делаем последние покупки, двинемся на Запад. Места там глухие, больших городов на дороге больше не попадется. В полудне пути отсюда начнется Паучий лес, из которого мы выйдем хорошо если через два дня…

– А почему – Паучий? – приводя в порядок одежду, осведомился Кай, которому не очень понравилось название.

– По большей части в том лесу растут железные деревья, самому юному из которых не меньше двухсот лет.

– Железные деревья?

– В тех краях, откуда ты родом, железных деревьев не сыщешь. Разрастаясь, они переплетаются кронами, совершенно не пропуская к земле солнечный свет. Оттого, кроме железных деревьев и серого мха, в сердце леса ничего больше не растет, поэтому и животных там редко встретишь. Зато уйма птиц и насекомых – особенно пауков, любящих темень и сырость. Ну… сам посмотришь.

– Пауки – это не самое плохое, – повеселел Кай. – Волки, медведи и рыси – намного хуже.

– Волков там нет, – подтвердил Крис. – Медведей и рысей тоже. Разве что на самом краю леса. Но твари, для которых у людей не нашлось имени, встречаются.

Кай испытующе посмотрел на него. Болотник спокойно улыбнулся в ответ. Нет, он не шутил и не пытался его напугать. Как уже понимал Кай, это было не в обычае болотников. Крис попросту подробно отвечал на заданный ему вопрос.

– А дальше?

– Как выйдем из Паучьего леса, – продолжал Крис, – места пойдут глухие. Потом начнутся Каменные Пустоши. Дорога через них нелегкая – очень трудно в Каменных Пустошах сыскать воду и еду. Да… Потом поедем через дикие земли – нам еще долгий путь предстоит пройти, прежде чем мы достигнем Горши. А до нашего болота мы будем сплавляться вниз по Горше. Слыхал о такой реке?

Кай помотал головой.

– Неудивительно, – заметил Крис. – Горша впадает в Туманные Болота. Вот там-то мы и живем. Там-то ты и начнешь учиться всему, что знаем мы.

– Ух ты!.. – выдохнул мальчик и больше ничего не смог сказать. Он будет учиться всему, что знают и умеют болотники! Он станет таким же умелым воином, как они! Да после такого обучения не только в Северную Крепость – в Горную Крепость возьмут на службу!

– А теперь пойдем завтракать, – сказал Крис.

* * *

В трапезной сейчас было тихо. Кроме столика, за которым завтракали болотники, занято было еще два стола. За одним, опустив косматую голову на залитую вином и изрезанную ножами столешницу, натужно храпел какой-то оборванный тип, а за другим сидел, покачивая на коленях потертый струнный инструмент, похожий на скверного гуся, худощавый мужчина. Голову он склонил к своему «гусю» так низко, что ярко-рыжие лохмы полностью закрывали лицо. Кай, едва увидев рыжего, остановился как вкопанный. Глаза его заметались по трапезной, словно он надеялся увидеть где-нибудь рядом громадного серокожего огра. Трури, Рах и Крис удивленно посмотрели на побледневшего мальчика.

– Господин Корнелий… – прошептал Кай. Рыжий протяжно вздохнул и поднял голову.

«А, сэр Кай Истребитель Огров, привет тебе!» – зазвучало в ушах мальчика.

– Господин Корнелий! – закричал Кай.

Широкое рябое лицо с уродливо расплывшимся перебитым носом выражало тоскливую муку. В глазах, недоуменно уставившихся на мальчика, бултыхалась муть. Кай мотнул головой, отгоняя наваждение.

– Тебе, малый, чего? – произнес рыжий. – Есть монетка?

Голос у него был низкий и хриплый, точно не говорил он, а рычал. Кай сглотнул.

– Одна медяшка, – хрипло простонал рыжий, – и сладкозвучное мое пение заставит тебя смеяться. Или плакать… Это уж на твой выбор. Столько, сколько я знаю песен, побасенок, куплетов и баллад, не знает никто в этом городе… О, веселый Гарнак, как башка-то болит!..

Выговорив это, рыжий схватился за горло и мучительно рыгнул.

– Ты его знаешь? – спросил Трури, оказавшийся рядом с Каем.

– Нет, – ответил Кай. – Показалось…

– Одна медяшка! – заново начал рычать-причитать рыжий. – Одна-единственная медяшка, добрые господа! Не дайте помереть с похмелья самому талантливому менестрелю города Гарлакса… Да что там города – всего королевства!..

Кай посмотрел на юношу. Тот кивнул: один раз мальчику, другой раз – тавернщику, безучастно наблюдавшему за этой сценой. Пузо нырнул под стойку и вынырнул с полной кружкой в руках. Менестрель, не выпуская из рук своего инструмента, рванулся к стойке словно утопающий к берегу. Вытянув кружку одним глотком, он поднял расцветшее лицо. Перебитый нос его запунцовел.

– Другое дело, – рыкнул менестрель. – Чего угодно молодому господину? Веселую песенку? Э-эх, вы-ыбрал в жены я осли-ицу!.. – ударив по струнам, заревел он так, что Кай зажал уши.

– Не надо петь? – удивился этому жесту рыжий. – А чего ж тогда? Ну-ка, глянь…

Он грохнул своим инструментом по стойке и извлек из поясной сумки несколько разноцветных тряпичных мячиков. Подкинул в воздух сразу два, потом еще два… Кай удивленно заморгал – мячики не падали на пол. Менестрель ловил их и подбрасывал снова, ловил и подбрасывал. Мячики образовали цветной круг, и круг вращался, подчиняясь почти неуловимым движениям рук рыжего, пока один из мячиков не отлетел вдруг в сторону. Менестрель сделал судорожную попытку поймать мячик… и упустил все остальные.

– А? – тем не менее с дурашливой гордостью осведомился он. – Как? Здорово?.. А чем еще может порадовать бедный менестрель такого красивого молодого господинчика? Нешто последние слухи желаете узнать? Эт-то запросто, – и рыжий заговорил, машинально перебирая струны: – Говорят, Красавчика сегодня ночью какие-то залетные душегубы причесали. Всю банду его прямо втоптали в мостовую! Правда, не сдох никто, но ближайшую неделю в этой части города спокойно будет. А сам Красавчик, говорят, из передряги невредимым выкрутился. Он такой, с него станется… И еще говорят, поклялся свирепо отомстить обидчикам. А чего ж – и отомстит. Ежели в городе не повстречает их, так еще где настигнет. У него-то, у Красавчика, и в здешних лесах дружки-товарищи есть… Пожалуйте, добрый молодой господин, за свежие новости еще кружечку. Ведь никто пока еще не знает, только я один знаю…

Кай снова посмотрел на Трури. Юноша нахмурился.

– Пожалуйста, – попросил мальчик. А сам подумал, что, если бы не перешибленный нос и не хриплый бас, этот рыжий менестрель был бы вылитым Корнелием. Чем-то родным до слез веяло от его беззаботной пьяной болтовни под перебор струн.

– Еще одну, – сказал Трури тавернщику.

– А вот толстая Стилка с улицы Трех Мерзлых Петухов, – выхлебав вторую кружку, бодро зарычал менестрель, – ну жена Лавы-травника, ну та самая, что в прошлом году с Гагой-булочником путалась, теперь, говорят, городских стражников полюбила. Которую ночь, говорят, ночует в караульной башне. Нарочно, говорят, день-деньской буянит, чтоб ее стража загребла. Колотит своего Лаву прямо на улице на глазах всего честного народа почем зря. А наши доблестные стражники… – Рыжий менестрель густо загоготал. – Наши стражники, говорят, когда в последний раз ее в караулку волочили, все советовали: ты, Стилка, дескать, не по носу благоверному стучи и не по шее, а рога ему лучше пообломай, а то он, дескать, в двери уже проходит только на четвереньках – рога мешают… Пожалуйте, добрый молодой господинчик, еще кружечку, я вам и не то расскажу…

– По-моему, достаточно, – сказал Трури.

Тут дверь распахнулась, и в таверну ввалилась компания каких-то ранних пьяниц. Рыжий менестрель, подхватив свой инструмент, бочком подскакал к ним, взлетел на скамью и проревел:

– Пей пиво! Пей! Пей! И бутылки об пол бей!

– А вот и музыка! – умилился один из выпивох. – Слышь ты, рыжий, сидай к нам. А ну хозяин, тащи за стол, чего у тебя там есть… И пива побольше!..

– И покрепче! – гулко поддакнул менестрель, пританцовывая на скамье.

* * *

В трапезной таверны было темновато – маленькие окна не пропускали достаточно света. Да еще казалось, что винный перегар, табачный дым и нечистое дыхание забулдыг давно образовали в помещении особую атмосферу, удушливо-сумрачную и зловонную. Потому на столы, занятые посетителями, Пузо ставил сальные свечи – толстенные, мутно-желтоватые, горевшие тусклым огоньком, зато нещадно чадившие.

– Искусство управления звуком, – объяснял Трури за завтраком, – начинается с умения слушать. Это как бой на мечах. Сначала учишься держать в руках клинок, а уж потом – наносить удары и парировать их.

Позади Кая скрипнула дверь. Выпустив из рук ложку, которой хлебал бульон, он дернулся, чтобы обернуться, но вовремя удержался.

– Один, – напрягшись, проговорил он. – Мужчина. Большой.

– Плохо, – сказал на это Трури.

Кай удивился. Неужели он не отличит стук шагов, который производит один человек, от стука шагов двоих или троих? Это же проще простого! Он все-таки оглянулся и увидел, как через порог переползал, пыхтя и едва держась на ногах, толстый мужичонка, волочащий на спине мертвецки пьяного собутыльника.

– Нечестно! – воскликнул мальчик.

– Почему? – удивился юноша. – Я на твоем месте с закрытыми глазами мог бы сказать, сколько лет каждому из этих двоих, во что они одеты и какого цвета у них волосы.

– Так то же ты… – вздохнул мальчик.

Он снова взялся за ложку, но уже через несколько глотков отложил ее. Вой и гомон, окрепшие в трапезной, раздражали его. Ему уже хотелось поскорее покинуть это место, поскорее выехать из города, чтобы продолжить путь к загадочным Туманным Болотам.