Текст книги "Император и трубочист. Том 1. Крепостной"

2

– Ай! Да чтоб… Дзынь, бзац, трам-бам-данс… Оу-у-у… – Худой шестилетний мальчишка, занявший позицию за одной из огромных напольных ваз, высунулся из-за неё, обозрел увиденную картину и довольно ухмыльнулся. Жирный ливрейный лакей, только что поскользнувшийся на разлитом масле и грохнувший об пол поднос с фарфоровым чайным сервизом, сделанном в маленьком городке к западу от Парижа с коротким названием Севр, а попутно ещё и облившийся кипятком, катался по полу, дёргая обваренной рукой и тихонько повизгивая. Мальчишка полюбовался на всё происходящее ещё пару мгновений, после чего тихо выскользнул из-за вазы и практически бесшумно скользнул в низкую дверцу, скрытую в стене. А из анфилады ему в спину летел рёв старшего лакея, оперативно прибывшего на место происшествия.

– Рукожоп! Дубина стоеросова! – И сразу же удар. – Хресь!

– Акакий Антипыч, я ж…

– Хресь! Хресь! Хуег схуёженный! Хресь!

– Да тут же ж…

– Хресь! Хресь!

Мальчонка удовлетворённо кивнул и нырнул в темноту. А вот не хрен руки распускать и за жопу хватать… Ужо теперь посветит фонарями под обеими глазами. Да и из ливрейных он теперь точно вылетит, как пробка из бутылки шампанского.

Когда Анисим с внуком ходили по дворцам, ставшим музеями, им даже в голову не приходило, что совсем рядом с парадными коридорами, украшенными великолепной отделкой и разделяемыми роскошными дверями, изукрашенными резьбой, литыми золочёными ручками и вычурными аксессуарами, есть и другие. Неприметные. Сделанные заподлицо со стенами и встроенные в них так, что пока они закрыты – их довольно сложно заметить. Не тайные, нет. Потому что о них прекрасно известно множеству людей. Так как предназначены они для передвижения самого низшего слоя слуг – полотёров, истопников, прачек, сенных девок и так далее. То есть тех, чья бедная заношенная рвань, в которую они одеты, усталые лица и согбенные от тяжёлой работы спины точно будут раздражать взор хозяев дворца и их гостей, а лапти и ветхие опорки – пачкать дорогой паркет. И Данилка, в тельце которого и попал майор в отставке, сызмальства принадлежал к таковым. Причём, вследствие своего сиротства и крайне грязной работы, к их самому низшему слою. Так что, когда он проходил даже этими – узкими и полутёмными – коридорами, его либо сторонились, либо шпыняли. Мол, ты, вонючка, а ну забейся в щель и не отсвечивай, не видишь – я иду! Причём те, кто ему этим пенял, зачастую одеты были куда беднее мальчишки. Да и место в негласной иерархии слуг занимал не шибко выше. Ну а мальчонка что – забивался. Потому что нраву он был тихого и пугливого… Так что все эти скрытые от глаз коридоры, а также их повороты, тупички и узкие сквозные норки к моменту попадания Анисима в это тельце его прежний хозяин изучил, считай, досконально. Ибо для него это было жизненно необходимо… Ну а Анисиму – то есть, теперь уже ему следовало привыкать к новому имени, Данилке – удалось, так сказать, заполучить этот его опыт.

Нет, никакой памяти мальчишки он не получил. Так что даже язык ему пришлось осваивать с ноля. Потому что в этом времени он заметно отличался. Ну и кто он, откуда здесь взялся, чем занимается в этом дворце, каковы его социальные позиции – всё это ему пришлось выяснять самостоятельно. Да что там это – даже собственное имя этого тела он узнал от посторонней худой, но весьма шустрой девчонки, которая подвизалась посудомойкой у «чёрной кухарки». Она приносила ему поесть, когда он лежал пластом в чулане неподалёку от кухни. На полу, на собственном кожушке, который не пропал, похоже, даже не столько потому, что не был никому по размеру – на заплаты пустили бы или зимние портянки, а лишь потому, что он был донельзя изношен. Настолько, что шерсть на нём истёрлась больше чем наполовину. А так бы точно ноги приделали. Как выяснилось – среди дворни это было в порядке вещей… Так вот, никакой сознательной памяти он не получил. А вот мышечную… тут что-то осталось. И когда он, уже после того, как отлежался и немного ожил, начал передвигаться этими тёмными коридорами, у него регулярно начали будто сами собой всплывать желания то нырнуть в какой-то отнорок, то свернуть в тупичок, в котором внезапно оказывалась невысокая, по колено нормальному человеку, и довольно узкая дверка, в которую сам Данилка вполне пролезал. Вот так, постепенно, повинуясь инстинктивным велениям тела, он и восстановил как своё знание всех переходов, так и навыки скрытного передвижения. А до всего остального пришлось уже доходить собственным умом.

Вообще-то с этой поркой ему очень повезло. Ну если можно так сказать, конечно. Хорошенькое везение – почитай неделю валяться в полубреду, пребывая между жизнью и смертью, а потом ещё почти месяц в состоянии, когда лежать можешь только на животе, а ноги и руки еле шевелятся… Но зато никаких расспросов! Потому что первую неделю он просто физически не мог разговаривать. Повредилось у него что-то «внутре», как выразился дед Осип – главный коновал среди конюхов, который попутно пользовал ещё и дворню. Ну не врача же истопнику, или даже лакею, звать? К тому же врача среди обитателей дворца и вовсе не было. Если заболевал кто из господ – того приглашали из Питера. А поскольку никаких телефонов или там телеграфов здесь ещё и в помине не было – оказание любой медицинской помощи обычно растягивалось на несколько дней. Сначала гонца отправят – на что ему цельный день потребуется. И это хорошо, если ещё никакой метели или там ливня не случится, а то и за два дня может не добраться. Дороги-то в России сами знаете какие. Особенно сейчас… Ежели курьеры «под тремя колокольцами», которым на каждой почтовой станции лошадей по первому слову меняют, из столицы до Москвы дня за четыре могли домчать, то обычному путешественнику минимум неделя требовалась. Ну если лошади добрые и с погодой повезёт. А на худых лошадях так и все две… Потом пока доктор доберётся, пока поймёт, кого и от чего лечить (а как иначе – на иного пациента и лекарства тратить жалко) – там и лечить уже некого. Помер пациент. Анисим, пока пластом лежал и женские сплетни слушал, про два таких случая узнал. То есть совсем недавно, «о прошлом месяце», произошёл только один. Но в связи с ним припомнили и второй.

Как бы там ни было, у Аниси… то есть уже теперь Данилки был почти целый месяц на то, чтобы собрать информацию и разузнать, кто он есть и за кого его тут держат. Результат… не обрадовал. Во-первых, он – крепостной. Дворцовый. Что, с одной стороны, хорошо, потому как дворцовые, как правило, никогда не голодают. Да ещё всегда обуты-одеты. И не в дерюгу, а почти всегда в доброе сукно. Правда, такие как Данилка, – в старое, заношенное и рваное. То есть такое, что раньше носили другие слуги, на которых эта одёжка, как правило, и пришла в негодность. Но всё равно, сукно есть сукно. А с другой стороны – плохо. Потому что подобной прислугой торгуют вовсю. Крестьян-то, как правило, покупают или одаривают деревеньками. То есть в этом случае чаще всего переход от одного хозяина к другому ничего в их жизни практически не меняет. Как жили в своём доме, со своим хозяйством – инда с парой курей, а когда и с лошадёнкой, коровкой и парой овечек да гусями, – так и продолжают жить. Даже на барщину ходят на то же самое поле. Да и оброк зачастую продолжает собирать всё тот же управляющий. Только отправляет его уже другому хозяину. А вот дворня – другое дело. Данилка, уже когда начал вставать и потихоньку шкандыбать по тёмным, «служебным» коридорам дворца, улучил момент и сунул нос в лежащую в курительной комнате газету. Больше чтобы узнать, в какое время он попал и чего вообще вокруг происходит… И, с трудом продравшись сквозь все эти «яти» с «фитами» напополам с «юсами», нашёл на последней странице объявления типа: «у Пантелеймона, против мясных рядов, продаётся лет 30 девка и гнедая лошадь», «продаю малого 17 лет и меблей». Причём продавцы частенько честно писали о недостатках «товара». Например: «хороший малый, лакей, но извешался: из девичьей его не выгнать» или «повар – золотые руки, но как запьёт, так прощай на целый месяц». И подобные объявления его слегка озадачили. Потому как в советской школе его учили, что крепостное право – это натуральное рабство. А здесь вдруг «хозяин» расписывается в собственном бессилии справиться с запоем «раба». Ну прям как какая-нибудь жена. Но та хоть в партком или профком пожаловаться может… хотя, как правило, это всё равно заканчивалось ничем. Алкоголика не переделать. Но всё ж таки – это как это? Какое-то странное рабство получается.

Во-вторых, он мал и в дворцовой «росписи» слуг не значится. То есть при дворне прибывает «из милости». Ну и потому, что способен делать что-то, чего другие делать не могут. Например, пролезать в печные и каминные трубы и чистить их «изнутре». Вернее, был способен. Пока был здоров. А вот сейчас со всех сторон как ни крути – нахлебник…

Что же касается времени, то попал он в девятнадцатый век. В самое его начало. На дворе стоял одна тысяча восемьсот третий год. Февраль месяц. Место же он узнал и сам. Когда начал передвигаться. Павловский дворец! Правда, пока не слишком напоминающий тот, в который они с внуком регулярно приезжали.

Сейчас во дворце шёл активный ремонт. Вернее, даже стройка. Потому как часть его сгорела очень сильно. Едва ли не до фундамента. А часть не очень, но стены и обои настолько сильно пропитались запахом гари, что их тоже решили разобрать и построить заново. Ну а хозяева – госпожа бывшая императрица с младшими детьми, а также их воспитатели и всякие приживалы – на это время куда-то съехали. Но сильно меньше народу во дворце не стало – тех, что уехали, заменили строители, главным среди которых был архитектор Воронихин, котировавшийся среди дворни невысоко. Ибо был сыном крепостного. А может, и сам оставался таковым. Тут мнения различались… Но при этом он умудрился поучиться во Франции и Швейцарии. Блин, что-то не то всё-таки с этим крепостным «рабством»…

Пока Данилка валялся, отходя от порки, всё было более-менее. Его жалели, кормили, обихаживали прям как какого барина, как, хихикая, сообщила ему девочка-посудомойка. К нему в чуланчик даже однажды зашла сама «барская барыня», то есть ключница – самое главное лицо среди дворни! Зашла, посмотрела, выслушала девчонку, которая таскала ему еду, – похоже, её поставили его обихаживать… да и так же молча вышла. На том всё и закончилось… А вот когда он немного окреп – отношение тут же разительно изменилось. Даже те, кто раньше жалостливо гладил его по голове и пускал слезу при его виде, теперь грубо шугали его, стоило ему только появиться в пределах видимости. Да ещё норовили затрещиной наградить! А «чёрная кухарка» прямо заявила, что ежели он не прекратит «дурь валять», то его быстро в деревню продадут. Отчего-то дворня этого очень боялась… Или какому-то «Калякину». Эта фамилия почему-то многих приводила в настоящий трепет. Особенно молодых лакеев. А когда Данилка попытался выяснить, почему, то понял, что «европейские ценности» появились отнюдь не в двадцатом веке. Да и на родной земле постарались укорениться не в двадцать первом… Хотя говорить о подобном вслух сейчас считалось очень неприличным.

Подобное отношение Анисиму не понравилось. И выводы он сделал. Разные. Во-первых, несмотря на то что ни спина, ни «внутре» у него пока не зажили, вследствие чего передвигался он пока слегка скособочившись, – свою работу парнишка исполнять начал. Тем более что, кроме него, никто этого сделать всё одно не мог. После пожара подобраться к трубам можно было либо изнутри, через печи и камины, куда взрослые, естественно, пролезть не могли, либо взобравшись к устью трубы по ней самой. Крыши-то на значительной части дворца либо сгорели, либо были разобраны – вот трубы и торчали будто персты, указующие в небо. Но тело у мальчонки, несмотря на общую тщедушность, оказалось весьма жилистым, пальцы – цепкими, так что Данилка довольно быстро наловчился карабкаться по трубам, что твой кошак. Ну и, во-вторых, со всеми, кто как-то ему вредил, вскоре после этого начали происходить разные неприятности.

Первым пострадал тот самый истопник – когда он валялся пьяным в своей каморке, кто-то пролез внутрь и сломал ему ногу. Кто это был – так узнать и не удалось. Хотя истопник твердил, что это точно Данилка. Но когда того позвали «на правёж», тот, шмыгая носом и подпустив слезу в голос, задал резонный вопрос: а как шестилетний мальчонка мог это сделать? Да, истопник валялся вусмерть пьяным и даже ничего не почувствовал, но как он физически мог сломать кость взрослому мужчине? Ну то есть он не этими словами говорил, конечно – куда проще, да ещё вовсю размазывая сопли… но мысль донести сумел. Поэтому его отпустили. А колченогого истопника выгнали взашей. Он был из бывших солдат, то есть вольный, так что продать его было невозможно, да и пил сильно. Так что держали его больше из милости и за старые заслуги. Как же – «государю анпиратору» служил… Но когда к беспробудному пьянству прибавилось ещё и увечье – никто дальше его держать не стал. Нравы здесь были простые сверху донизу: можешь работать – паши, нет – взашей. Дед Осип в качестве последней милости сделал ему на сломанную ногу шину из пары обломков досок, после чего бывшего истопника выкинули за ворота… А через три дня крестьяне из Глинки, соседней деревеньки, привёзшие по оброку продукты, сообщили, что тот даже до их деревни не дошёл. Прямо на дороге волки порвали. Волки! Порвали насмерть человека! В паре вёрст от Павловского дворца! Ну такое сейчас время.

Его смерть Данилку особенно не тронула. Потому что он был одним из главных виновников смерти мальчонки. В смысле – бывшего владельца этого тела. Тот ведь умер. Именно поэтому Анисим и смог занять это тело, оставшееся без хозяина. Как и почему – у него никаких идей не было. Книг про попаданцев он никогда в жизни не читал, вообще даже не знал, что существует такое направление в фантастике. Да и саму фантастику не особенно жаловал. Нет, то, что совсем не читал, – сказать было нельзя. Случалось. В детстве. Жюль Верна там… или Беляева – «Продавец воздуха». Но особенного впечатления они на него не произвели. Исторические показались интереснее – великолепная трилогия Василия Яна про Батыево нашествие, изумительный цикл Дмитрия Балашова «Государи Московские», Пикуль, «Трое из навигацкой школы» Нины Соротокиной, по которым потом сериал «Гардемарины» сняли, «Ермак» Фёдорова, а в перестройку стали доступны и очень интересные иностранцы – Морис Дрюон с серией «Проклятые короли» и супруги Голон с циклом про «Анжелику – маркизу ангелов». Хотя последнее – это, скорее, беллетристика с историческим уклоном. Но ему понравилось. Да что ему – этот цикл даже Марьяна с удовольствием прочитала, хотя больше любила другие книги – всякие слезливые мелодрамы. Ещё шутила над этим: «Я ж баба, нам ведь только дай возможность поплакать – никогда не упустим!» Эх, Марьяна… а хорошо бы было, чтобы и её вот так же, как и его, в кого-то закинуло. Но это вряд ли… Хотя он и попытался потихоньку спрашивать. Ну так… вроде как исподволь. Там строчку из любимой песни припомнить, тут чего памятное из их жизни рассказать, вроде как слышал от кого, здесь – про подружку её упомянуть и какую-то её характерную черту… Увы – бесполезно. Никто не отреагировал. Ни из мелких, ни из подростков, и даже с совсем взрослыми бабами всё мимо прошло. Да и вообще не было никакой уверенности в том, что он попал в прошлое именно своего мира. Уж больно оно отличалось от того, чему Анисима когда-то учили в школе. Да и от тех роликов и фильмов по истории, которые он временами смотрел в интернете тоже. В некоторых из них вообще утверждалось, что всё, что мы знаем по истории, – ложь и извращение, а на самом деле всё было совершенно по-другому. Вплоть до того, что вместо царя Ивана Грозного на самом деле властвовали аж три царя, которых брехуны-академики отчего-то записали как одного. Так что вокруг вполне мог быть какой-нибудь другой мир или вообще параллельная реальность. Просто очень похожие… Ему интернет как-то подсунул ссылку на лекцию одного «волосатика» по поводу существования временны́х парадоксов и этих самых параллельных миров, позволяющих их преодолеть. Смотрел он её недолго, всего минут пять, и самое начало, но про миры и реальности кое-что запомнил… Так вот, даже если его Марьяна после своей смерти, которая случилась, на минуточку, на несколько лет раньше, чем его, тоже в кого-нибудь «вселилась», совершенно не факт, что это случилось в этом же мире, а не в каком-нибудь другом. Так что вскоре он прекратил все подобные попытки.

Второй досталось «чёрной кухарке». Сначала-то он её за жалостливую держал, потому что та его и по голове гладила, и слезу пускала, но продержалось это дай бог неделю. После чего она начала его так гонять и шпынять, что тот истопник мог ангелом показаться. Тётка оказалась весьма двуличной, и все эти благости демонстрировала, похоже, исключительно потому, что к Данилке выказала благорасположение «барская барыня», перед которой она слегка лебезила. Но когда стало ясно, что особенного интереса мальчонка у неё не вызывает, – так тут же всё и кончилось… Кухарка слегка подворовывала, но это среди прислуги зазорным не было. Воровали все. И у всех. Даже у семьи императрицы. Причём высшим шиком было – не отдать. Даже если заметили и поймали. Сделать глупое лицо, расплакаться, на колени броситься, крест начать целовать – но не отдать. Мол – я не я и лошадь не моя… Но при этом надо было всегда помнить, что и у кого можно взять. Чего-нибудь дорогое и приметное – ни-ни. Могут весь дворец на уши поставить, исправника вызвать и все комнаты, где прислуга обитает, сверху донизу перетряхнуть – кому такое понравится? Тем более что кое-что сворованное было у всех, и хранили это, как правило, в личных вещах… А вот нечто мелкое – булавку там маленькую со стеклярусом, простую костяную табакерку с остатками нюхательного табака, пару пуговиц, не шибко дорогой гребешок – это крали беззастенчиво. Ну а кухарки воровали продукты. Но только и именно продукты. И исключительно по чину. «Белая кухарка» могла стащить и часть окорока или ветчины, а «чёрной» была доступна только крупа и сало. Но и это если беречься и не борзеть… а «чёрная» оборзела. И Данилка это заметил. Он вообще старался именно «подставы» устраивать по минимуму. По многим причинам – и потому что любая «подстава» оставляет следы, которые могут привести к нему, но в первую очередь потому что в этом просто нет необходимости. Потому что люди в большинстве своём всё делают сами. Из-за собственной жадности, зависти, гордыни… ну и остальных смертных грехов. Они же не зря называются смертными? Ну вот… Так что в девяти случаях из десяти не нужно ничего придумывать и изобретать какие-нибудь «подставы». Всё необходимое человек уже давно сделал сам. Достаточно просто тем или иным способом открыть окружающим глаза на то, что он делает. Причём лучше всего, если это обнаружат его недруги и конкуренты. Или в крайнем случае начальники. Всё остальное случится само собой…

Так вот, кухарка одним недобрым вечером стырила на кухне кусок «пармской ветчины» фунта на полтора весом. А это был настоящий «зашквар», как говорил внук Стёпка. Во-первых, потому, что это была господская еда и «чёрная кухарка» к ней никакого отношения иметь не могла. Ну и во-вторых, даже «белая» такими кусманами не воровала. А Данилка давно ждал чего-то подобного. Каждый вечер у «собачей» дверки из скрытого коридора присаживался и через щёлку наблюдал. Ну а как увидел… короче, «белой» кухарке про это донесла та самая девчушка-посудомойка, а та уже сама перехватила «чёрную» в тот момент, когда она почти прошмыгнула в свой закуток. И извлекла украденное у той из-под подола… Ой как та выла! В ногах у «барской барыни» валялась. Но ничего сделать не смогла – уже через два дня её отослали в деревню.

Потом был один из таких же мальчишек-дворовых, правда, почти на пять лет старше, решивший самоутвердиться, гнобя малолетку, которого кто-то облил содержимым ночного горшка, затем плотник из нанятых на стройку, любящий без дела раздавать затрещины, от которых потом голова три дня гудела, помощник мундшенка, частенько запускающий руку в подведомственный винный погреб и любящий по пьяному делу цепляться к тем, кого он считал ниже себя по положению… Так, постепенно, все недруги и закончились. Этот жирный ливрейный был, считай, последним из таковых. Причём из свежих. Его привезли из какого-то из питерских дворцов, где он так же чем-то проштрафился, и этот урод, не разобравшись, сразу же попытался подмять под себя мальчонку. Местные-то уже осознали, что трогать эту «росомаху» себе дороже выходит. Не успеешь наехать – как тут же на тебя начинают обрушиваться неудачи… И ведь хрен обвинить получается! То есть нет, не так – обвиняли его, почитай, при каждом происшествии, но всякий раз оказывается, что у парнишки откуда-то оказывалось железное алиби… За что Анисим очередной раз благодарил двоюродного дядьку. Тот ещё перед армией его поучал:

– Не дерись. Только если уж совсем припрёт. Да и в этом случае – опасайся. Эвон ты какой здоровый – приложишь кулачком, да и убьёшь! И всё – пошёл по этапу… Да и грех на душу, брать человека жизни лишая, – тоже не дело. Так что ты лучше по-умному – так, чтобы и твоим недругам плохо было, и ты в стороне остался.

– А как это сделать-то? – спросил тогда Анисим.

– А вот я тебя сейчас кое-чему научу. Ну а потом, как первый раз получится, – уже сам всякие уловки придумывать будешь. Тут главное привычку выработать не кулаками махать, а прежде головой думать. И как её освоишь – дальше куда легче пойдёт…

Аниси… кхм, Данилка потом долго его с благодарностью вспоминал. Что во время срочной службы, что потом. Хотя поначалу ух как обида брала, когда с грузинами схлестнулся. Так и хотелось нос обидчику в рожу вбить, да так чтобы тот из затылка вышел… но сумел сдержатся и поступить по уму. А потом это уже в привычку вошло…

Выбравшись из коридора в господскую кухню, Данилка громко поздоровался с «белой кухаркой»: «Здоровьечка тебе, тётка Ефросинья. Как что? Труба тянет? Ещё чем помочь надо?»

Кухарка изменилась в лице, тут же натянув на него угодливую улыбку и даже не заметив этого. С определённого момента она инстинктивно начала относиться к этому мальчишке как к гремучей змее. Несмотря на то что вроде как что в формальной, что в неформальной иерархии дворни стояла куда выше его. Но ну его от греха…

– Ой, Данилка, – да всё хорошо. Очень славно ты трубу почистил – тянет как положено.

– Может, воды с колодца наносить?

– Да наносили уже – не беспокойся. – Кухарка всплеснула руками и, ухватив со стола нож, торопливо отпахала от свежеиспечённого каравая, который «отдыхал» под полотенцем, здоровенный кус, ловко «собрав» из него и толстого шмата окорока бутерброд солидных размеров.

– Вот накось – перекуси. Совсем, вижу, забегался с утра!

– Спасибо, тётка Ефросинья. Дай бог тебе здоровья и детей побольше! – поблагодарил Данилка.

За прошедшее время его статус в местной иерархии сильно поменялся. Если раньше тихий и забитый мальчик находился практически на самой нижней ступени, то сейчас, после всего что случилось, его уже держали… да непонятно за кого! Но точно кого-то довольно опасного. Подтверждением этому было то, что когда он нагло перехватил у одного из лакеев порванную шёлковую простыню, отданную ключницей вроде как «на тряпки», и, окинув того безмятежным взглядом глубоко посаженных голубых глаз, заявил: «Это мне на исподнее, дядя. Совсем износился! Не обидишь сироту?» – то лакей в ответ на эту наглость лишь нервно сглотнул и ответил: «Да бери, парень, бери…»

Кухарка зарделась. Как ни крути – а доброе слово и кошке приятно.

– А можно мне ещё молочка, тёть?

Кухарка замерла, раздражённо нахмурившись, а затем покосилась на сидящего перед ней паренька и махнула рукой. Ну его – от одного стакана не убудет.

– Сейчас налью, Данилушка…

Когда он покончил с-с-с… ну, наверное, полдником, на кухню бегом влетела та самая девчонка-посудомойка. Она нынче так же поднялась в негласной иерархии. Но в основном его «отсветом», так сказать. Нет, и свои «заслуги» были – девчонка шустрая, старательная, приметливая, эвон как «чёрную кухарку» подловила (ага– ага – она сама, помним…), но только лишь этим она на «белую кухню» ни за что бы не перешла. Тут посудомойками взрослые тётки работают. И за своё место обеими руками держатся – и не подходи! А сейчас-то уж и вообще – вдовствующая-то императрица с семьёй в отъезде. Так что «белой кухарке» работы почти и нет. Из всей «господы» человек семь всего и осталось на весь дворец…

– Возвращаются, матушка, возвращаются! – возбуждённо заорала юная посудомойка. – На Ильин день!

– Кто?

– Да государыня! Со всей семьёй.

– Как это? – удивилась кухарка. – Ещё ж недоделано!

– А вот так вот! – пожала плечами девчонка. – Дядька Дормидонт рассказал, что гонца прислали. К завтрему мусьё Кристоф обещался прибыть. Проверять всё будет и ругаться по-французски.

– А почему ругаться-то? – удивился Данилка, одним глотком приканчивая остатки молока.

– Ну как жаж, – удивилась девчонка. – Он же всегда ругается…

Кухарка слегка посветлела лицом и покосилась на мальчишку. Вот и посмотрим, «Данилушка», как ты вывернешься… «Мусьё Кристоф» был дворецким, то есть официальным главой всей прислуги. Так что «барская барыня» числилась у него в подчинении. Мужчиной «мусьё» был серьёзным и солидным и не терпел ни малейшего непослушания. А во дворце отсутствовал, потому что убыл вместе с семьёй вдовствующей императрицы – надо же было кому-то обеспечивать их быт. И вот теперь он возвращался. Так что можно было не сомневаться, что когда он узнает, что какой-то мелкий пащенок умудрился установить тут свои порядки, а он точно узнает – те, кто ему об этом сообщит, не то что найдутся, а прям в очередь выстроятся, – сопляк получит по полной… И не то чтобы установленные им порядки её сильно так напрягали – пожалуй, даже наоборот, отношения среди челяди даже как-то подуспокоились и стали более ровными и благовоспитанными, но сам факт того, что она вынуждена хоть как-то оглядываться на безродного сопляка, – раздражал необычайно.

Данилка же исподтишка следил за сменой выражения лица кухарки. И оно ему не сильно нравилось. Нет, то, что после возвращения «государыни» вся выстроенная им с таким трудом негласная иерархия, в которой трубочист Данилка занял одну из верхних позиций, будет подвергнута серьёзной атаке – он не сомневался. В конце концов, подавляющее большинство тех, кто отбыл с «государыней» на новое место жительства, априори занимали в местной дворцовой что гласной, что негласной иерархии слуг куда более высокие позиции. Потому что иерархия слуг – всегда отражение отношения к ним господ. И если эти самые господа вот этих слуг выделили (ну тем, что забрали с собой именно их) – значит, они более важны и значимы… Но Данилка надеялся, что сумел завоевать достаточный авторитет хотя бы среди тех, кто остался. Однако злорадная гримаса, отразившаяся на лице «белой кухарки», явственно показала ему, что это не так. И что как минимум часть той прислуги, которая оставалась во дворце, сильно недовольна той позицией, которую он сумел занять. О-хо-хонюшки… ну что ж, снова придётся пободаться. Ну или линять из дворца…

Ещё когда он только пришёл в себя и осознал куда попал, Аниси… то есть теперь уже Даниил начал задумываться над тем, как жить дальше? И где? Потому что дворец ему показался не очень хорошим вариантом – слишком уж он здесь на виду. И слишком многие тут имеют власть над крепостными. Причём зачастую – смертельную. История настоящего хозяина этого тéльца – тому пример… Но как стартовая площадка он вполне подходил. Ему ж ещё расти и развиваться – а для этого нужно хорошо питаться и получать правильную физическую нагрузку. И с первым, и со вторым во дворце должно было быть куда лучше, чем где-нибудь в деревне. Про питание и говорить нечего – голодно в русской деревне. Он помнил старую пословицу, которую не раз поминала его бабушка: «То не голод, не беда, коли ржица не рода, а то голод и беда – коль не ро́дит лебеда…» Причём по большому счёту от голода русскую деревню избавил не социализм и колхозы – последний голод в СССР случился в 1947 году, а до этого были ещё и 1932-м, и 1921-м… а новые сельскохозяйственные технологии, многие из которых были разработаны как раз «проклятыми капиталистами». В интересах получения прибыли, естественно, но и с голодом они попутно справились. Во всяком случае, в своих странах. В Африке-то и многих регионах Азии множество народа голодало и в XXI веке. Причём и те страны, которые выбрали, так сказать, социалистический путь развития, и те, кто остался на капиталистическом. Да и вообще – под старость лет Анисим начал считать все эти «измы» полной чушью. Потому что пришёл к выводу, что жизнь людей зависит от них очень и очень слабо. Главными же являются две вещи – доступный стране технологический уровень и качество управления. А как показал опыт, они от «измов» практически не зависят. Хотя ушлые ребята из так называемого «цивилизованного мира» любили приписывать все успехи своей демократии. Отчего получались странные вещи, когда, например, едва ли не главным принципом демократии объявлялась непременная сменяемость власти, вследствие чего те же англичане постоянно тыкали этим в Россию, но при этом Ли Куан Ю, бессменный премьер Сингапура с 1954 по 1990 год, а затем ставший сначала старшим министром при фактически назначенном им самим преемнике Гок Чок Тонге, а затем и министром-ментором в правительстве своего сына – Ли Сянь Луня, считался вполне легитимным демократом. Более того, такая ярая «демократка», как Маргарет Тэтчер, очень комплиментарно высказалась в его сторону, заявив: «Раньше Сингапур учился у Великобритании, а теперь Великобритания должна учиться у Сингапура». А такой общепризнанный «демократ», как президент США Никсон, назвал его выдающимся государственным деятелем мирового масштаба. И почти шестьдесят лет практически непрерывного пребывания у власти (окончательно с поста министра-ментора он ушёл только в 2011-м) никак этому не помешали. Так что это работает как-то совсем по-другому. Но как именно – Анисим за свою жизнь до конца так и не понял.

Да и с правильной физической нагрузкой в деревне тоже будут проблемы. Во всяком случае, пока он такой сопляк. Ну кто будет принимать во внимание его планы и желания? Сразу же возьмут в оборот и заставят пахать до дрожи в конечностях. Причём впроголодь. Потому что кто будет тратиться на чужого сироту, когда свои дети от голода пухнут? А помрёт – так туда ему и дорога… Так что для начала он решил задержаться во дворце, просто немного улучшив свою социальную позицию. Но слегка увлёкся. И теперь, похоже, пришло время пожинать плоды своей ошибки.