Текст книги "Император и трубочист. Том 1. Крепостной"

– C’est incroyable… – зачарованно выдохнул он ещё раз, когда планер проскользил по траве и остановился. После чего развернулся к Даниилу и умоляюще уставился на него.

– А можно… я?

– Ну неси.

Мальчик соскользнул с дерева в мгновение ока, не заметив, что порвал рукав шёлковой рубашечки и ободрал руку. И помчался к планеру так, что пятки засверкали. Даниил еле удержался, чтобы не крикнуть ему, чтоб тот был осторожнее. Планер был очень хлипкой конструкции… Но с точки зрения его главной задачи поломка планера уже ни на что не влияла. Даже если он сломается – из текущей ситуации Данилка выжал всё что мог. Николай заинтересовался им и эмоционально привязался. Более ничего сделать нельзя. А если сломает планер… да и пусть! Вместе сделаем следующий.

Но маленький великий князь оказался достаточно осторожным, так что планер был доставлен к месту следующего старта в целостности и сохранности. Данилка помог Николаю забраться на ветку, подержал планер, пока тот переводил дух, и проинструктировал:

– Значит, тут надо не кидать, а толкать, причём так, чтобы толчок шёл не в брюхо, а как бы вдоль. И чтобы нос был направлен на ладонь выше окоёма. Понял?

– Oui… – выдохнул Николай, пересохшими губами.

– Ну тогда – давай…

Великий князь двинул рукой и качнулся вперёд, едва не слетев с ветки. Но маленький трубочист сумел его удержать, так что, восстановив равновесие, Николай зачарованно уставился на летящий планер, а затем восторженно завопил:

– Il vole! Tu vois, ca vole!!! [12]12
   Он летит! Видишь – он летит!!! (фр.)


[Закрыть]

А Данилка стоял, крепко держа его за талию. До него внезапно дошло, что это для него самого этот планер – всего лишь грубое повторение уже ранее сделанного. А вот этот мальчик сейчас чувствует себя чуть ли не богом. В крайнем случае, каким-нибудь мифическим Дедалом. Он сам, своими руками, отправил в полёт то, что летать просто не могло. Никак… ну разве только в виде брошенной палки или комка бумаги. Но оно летело. И это он его запустил!

Но тут, как бы в ответ на его вопль, из-за кустов раздался нервный женский голос:

– Nicholas, Ou etes-vous? Approchez-moi tout de suite! [13]13
   Николас, где вы? Немедленно подойдите ко мне! (фр.)


[Закрыть]

Маленький великий князь на мгновение испуганно съёжился, но затем медленно выпрямился и, развернувшись к Даниилу, требовательно спросил:

– А что ты ещё умеешь делать, трубочист?

Данилка замер. Эвон оно ка-ак? Вот только что рядом с ним стоял восторженный маленький мальчик, а сейчас перед ним великий князь. Вроде вот тут же стоит – на ветке, рядом совсем… ан нет – уже совсем другой человек. Он всегда плохо относился к монархии – ну что это за такой политической строй, когда человек становится главой государства просто по рождению. А если он дурак? Или лентяй? Или моральный урод? Но опыт жизни при Бориске, а также парочка более поздних уже американских президентов показали, что демократия и выборы ни от дураков, ни от лентяев, ни даже от запойных пьяниц и страдающих глубокой деменцией инвалидов во главе страны не спасают никак. И никого. Даже самую демократическую страну мира… А сейчас он внезапно понял, что в монархии что-то есть. Что-то важное. И что когда человека вот так, с рождения, с детских лет, учат править – анализировать, принимать решения, отдавать приказы и повелевать, – это начинает как-то работать. Покамест непонятно как и уж точно не всегда, но работать…

– Ну не знаю… фонарик летающий могу сделать. На свечке.

– Как монгольфьер?

– Как что… а-а-а, это тот, на котором летом в Петербурге француз летал? Ну да, наверное… – Об этом чуде, случившемся в столице Российской империи в конце июня этого года, судачили на кухне почти три недели. Да и до сих пор тема время от времени всплывала. Ну как же – человек в небеса поднялся! Хотя воочию, естественно, никто из дворни этого не видел. Но те, кто отъезжал с «государыней», хвастали перед остальными тем, что «у мово свояка есть кума, у которой деверь видел собственными глазами, как на Фёдора Стратилата хранцуз безбожный на пузыре в небеса вознёсси»…

– Ну и так задумок всяких много… Токмо образования мне не хватает. Читать-то я научился. И цифирь складывать тож… но много мудрёных слов не знаю. – Данилка замолчал и попытался мило покраснеть. Ну как получится. После чего негромко добавил: – А ещё я кофей заваривать умею. Так, как тут никто не умеет. Вкусна– а-ай…

4

– А ну-ка завари мне этого своего… с пенкой.

– Сей секунд, ваше высокопревосходительство! – Данилка лихо козырнул, приложив руку к маленькой казачьей папахе, и выскочил из дверей.

Должность кофе-шенка он получить не смог. Это оказалась весьма важная придворная должность, за которую интриговали даже дворяне, и при великом князе Николае такой штатной единицы не было. А должность при императрице уже была занята. Зато удалось пролезть в «казачки» – то есть стать этаким мальчиком на побегушках, которого, слава богу, накрепко прикрепили к личной свите великого князя Николая. По его собственному повелению, утверждённому решением его матушки – вдовствующей императрицы и единоличной хозяйки Павловского дворца. Та ажно снизошла до личной беседы с мелким дворцовым крепостным, чем-то сильно заинтересовавшим её третьего сына. То есть, конечно, чем именно он его заинтересовал, ей доложили. Причём в подробностях. Более того – она даже на это посмотрела. Но ничего не поняла. Какие-то щепки, обломки и мусор… А всё потому, что к тому моменту, когда «государыня» пришла посмотреть на то, чем таким-этаким заинтересовался её сын, сделанный Данилкой планер уже потерпел крушение. Ну так запускали-то его все кому не лень! От самого Николая до гвардейцев-семёновцев, осуществлявших охрану дворца и стоявших здесь в караулах. Причём к запуску привлекли даже и тех, кто стоял на постах, что для бывшего майора выглядело совсем уж вопиющим нарушением Устава гарнизонной и караульной службы. Но для местных это, похоже, было в порядке вещей. Даже воспитатель Николая, генерал Ламздорф, ничего не высказал по этому поводу, хотя как военный, по мнению бывшего майора, должен был первым пресечь подобное нарушение. Впрочем, кто его знает, чего записано в нынешних уставах? Может, там первым пунктом идёт «угождать всем высокопоставленным аристократам и особенно лицам императорской крови»? Как бы там ни было – его планер продержался достаточно долго для того, чтобы его увидели младший брат Николая – Михаил, уже упомянутый воспитатель обоих младших великих князей генерал Ламздорф, «высочайшая няня» графиня Ливен, а также ещё около полусотни придворных, офицеров, солдат и прислуги. А полдюжины из них ещё и удостоилась права самолично запустить планер в полёт… Так что Данилка даже удивился тому, сколько тот смог продержаться. По его прикидкам, он должен был выдержать пять-шесть запусков, максимум – не более десяти, а продержался почти два десятка. И сломался лишь тогда, когда дюжий семёновец по велению генерала Ламздорфа запустил его с недоделанного балкона второго этажа правого крыла. Уж слишком сильно тот его швырнул. Так что планер, ещё не покинув руку гвардейца, громко хрустнул и камнем рухнул на засыпанный мелкими камешками двор. Генерал Ламздорф, наблюдавший полёты со ступенек дворца, нахмурился и, бросив: «Бесполезная игрушка!» – развернулся и ушёл внутрь дворца, движением руки повелев обоим младшим великим князьям следовать за собой. Что едва не стало для Данилки полным провалом всех его усилий. Нет, не потому, что генерал Ламздорф не одобрил его творение, главные зрители-то – юные великие князья – были в восторге, а вследствие того, что пока он собирал обломки своего детища, к нему подобралось двое лакеев и сцапали его, тут же притащив под светлы очи «мусё Кристофа». Он здесь тоже присутствовал. Ну дык кто бы сомневался…

– Ну что, пащенок, добегался? – На русском «мусьё Кристоф» говорил с заметным акцентом, но достаточно чисто. – На конюшню его – сорок плетей!

– Ох ты ж… – ахнул кто-то из дворни. Сорок плетей – верная смерть. Даже для взрослого. А уж мальчонке-то и десятка может хватить. Да что там десяток – энтот-то в прошлый раз после единого удара кнутом едва отлежался. И хотя он с того момента довольно сильно окреп, но сорок плетей… Данилка дёрнулся, пытаясь вырваться, но лакеи держали крепко. Чёрт! Попал как кур во щи. И как он мог так расслабиться? А самое обидное, что всё почти получилось… Маленький трубочист отчаянно огляделся. Что делать? Сейчас ведь уволокут на конюшню и запорют! Но тут высокие двустворчатые двери дворца распахнулись, и на пороге появилась сама «государыня».

– Государыня императрица! – громко проорал один из гвардейцев и вытянулся во фрунт. Все же остальные, кто толпился во дворе, с интересом пялясь на разворачивающееся действо под названием «наказание неуловимого», поспешно склонились в поклоне.

«Государыню» Данилка до сего момента, конечно, видел, но издалека. Женщиной она была весьма в теле, но вполне симпатичной. Ну, на взгляд бывшего майора. И для сорокалетней женщины. Единственное, что сильно портило её в его глазах, – это выражение лица. Оно почти всегда было надменным и очень часто презрительным…

Она подошла к нему совсем близко и уставилась на него холодным взглядом.

– Трубочист?

– Да, Ваше императорское величество. – Данилка поспешно склонился в глубоком поклоне, слегка созоровав и изобразив не крестьянский, а скорее придворный, дворянский поклон. – Позвольте выразить своё восхищение перед столь прекрасной и величественной женщиной… – Этой фразой он рисковал. И сильно. За подобное любого из дворни могли запросто забить на конюшне. Чтоб знал свое место, холоп! Ишь чего удумал – самой императрицей восхищаться, пусть и вдовствующей. Такому быдлу, как вы, дозволяется только одно – глаза в землю и не дышать! Восхищаться же могут только дворяне. Но он решил рискнуть. Всё равно конюшня светит – так что самое время…

– Хм, а ты галантен, мальчик. – Императрица подняла взгляд на «мусьё Кристофа» и негромко уточнила на французском: – C’est l’enfoiré de quelqu’un? [14]14
   Это чей-то бастард? (фр.)


[Закрыть]

Дворецкий вздрогнул и изумлённо проблеял:

– Э-э-э-м… je ne sais pas, Votre Majesté! [15]15
   Не могу знать, ваше величество! (фр.)


[Закрыть]

– Хм, ладно… ну показывайте мне, что тут у вас летало аки птица, – громко заявила она. – Это же ты сделал. – «Государыня» вновь обратила внимание на Данилку. – И где твоё творение?

– Так вот оно, ваше величество. – Маленький трубочист дёрнул плечом, вырывая руку из захвата одного из лакеев, и подскочил к обломкам планера. – Сломалось. Господин гвардеец его со всей дури как кинет – у него крыло и обломилось. Так что нет его сейчас. Сломано.

– Как ты сказал – со всей дури? – Вдовствующая императрица рассмеялась. – Так ты не только галантен, но и остёр на язык. Милый мальчик… Следуй за мной, – повелела «государыня». После чего развернулась и двинулась в сторону дверей.

Уже через полчаса начисто отмытый и переодетый в более свежую и куда более нарядную одежду Данилка был представлен пред светлые очи владычицы Павловского дворца. Рядом с ней чинно устроились три девочки и два пританцовывающих от нетерпения пацана… Вернее, девочка здесь была одна – младшая из сестёр, Анна. Две остальные были уже девушками. К старшей из них – семнадцатилетней Марии – в прошлом месяце уже даже прибыл жених, наследный принц Саксен-Веймарский Карл Фридрих. Ну, так болтали среди дворни… И чего это они все так в этих немцев вцепились? Средняя же, пятнадцатилетняя Екатерина, пока была ни за кого не сговорена. Или просто дворня об этом ещё не знала. Кроме них рядом с «государыней» стояли ещё несколько человек, бо́льшую часть из которых Даниил знал. Естественно, заочно – по слухам, ходящим промеж дворни.

– Ну рассказывай, как такое удумал – людей в небо запускать? – строго произнесла «государыня».

– Так то не я, матушка. – Тут Данилка рискнул и попытался изобразить нечто вроде галантного поклона, который видел в фильме «Собака на сене». Здесь таких па-де-де уже никто не делал (да и делали ли что-то подобное вообще или это просто режиссёр придумал для смеху), но выглядел подобный поклон в исполнении сопливого семилетки куда забавнее обычного поклона. Даст бог – развеселятся, а весёлый человек всегда благорасположен к тому, кто его развеселил. Недаром короли шутов частенько одаривали… как, впрочем, и били. Ну да тут не угадаешь. Недаром классик написал: «Минуй нас пуще всех печалей, и барский гнев, и барская любовь». Но у него выхода нет…

– Как не ты? – Императрица недовольно покосилась на стоящего рядом дворецкого. Уже снаушничал, сволочь… – А кто же?

– Так – хранцуз! – невозмутимо заявил Данилка. – Бают, что он над Санкт-Петербургом на Фёдора Стратилата в небесах летал на бычьем пузыре от быка-великана. Ну, ежели то, что среди дворни болтают, – правда…

– Как? На бычьем? А-ха-ха… – «Государыня» снова весело расхохоталась, а успокоившись, повелела: – Подойди.

Данилка прянул вперёд. Императрица раскрыла маленькую сумочку и выудила из нее серебряный рубль.

– Вот возьми – повеселил… А как ты этот «самолёт» сделал?

– Так я голубей ел, государыня, – бесхитростно сообщил Данилка. – Я ж малый ещё. И в списках дворни не состою. Так что кормят чем бог пошлёт… – Это уже давно было не так, ну, или следовало признать, что в этом отношении бог к Данилке был весьма благосклонен, но признаваться в этом Данилка не собирался. – А я ж расту. Мне всё время есть хочется. Вот и ловил по крышам и чердакам, когда случалось… Ну и когда ощипывал – на крылья дивился. Как они устроены… А как-то ещё чайку господь сподобил камнем прибить. В ей, заразе, мяса куда больше было, токмо оно рыбой сильно воняет. Но я и там тоже крылья рассмотрел. Все-все косточки. Вот и начал думать, как ето повторить. А там такая хитрость есть…

Рассказ о началах бионики «государыне» быстро надоел. Так что она жестом прервала Данилку и спросила:

– Мой сын, Николай, просит отдать тебя ему в услужение. Чего делать можешь?

– Да всё, государыня! И воротники крахмалить, и галстухи повязывать, и ботинки чистить, так чтобы блестели, как у кота яйца…

– Как? У кота? Почему?

– Так он же их каждый день вылизывает, да по нескольку раз!

– А-ха-ха-ха… – На этот раз расхохоталась не только императрица, но и все окружающие.

Так что разговор закончился хорошо. Хотя с Даниила семь потов сошло. Нет, делать перед начальством вид лихой и придурковатый, как завещал Пётр Великий, он научился ещё во время срочной службы. Что его потом не раз выручало. Даже когда он был уже в майорском чине… Но сегодня этого было мало. Потому как нужно было ещё и расположить к себе очень разномастную компанию. Ибо государыня государыней, но она, как солнце – далеко, а вот рядом очень много людей, которые куда ближе и сталкиваться с ними ему придётся куда чаще. Неприятностей же они могут доставить ему ничуть не меньше… Но вроде как всё удалось. А когда возник вопрос, что ему шить из одежды – потому как ливреи даже на близкий размер в запасах не имелось, – он и предложил пошить ему «черкеску» с папахой. Потому как от лакейской ливреи его воротило. Самая холопская одежда! А «казачки», судя по слухам, уже встречались. Правда, по большей части в виде «арапчонков». Но он для такого цветом кожи не вышел… Правда, были ещё «гайдуки», но они чаще всего набирались из куда более взрослых. Да и функции у них были скорее охранные.

– Вот, извольте пожалуйста, ваше высокопревосходительство!

Воспитатель великих князей генерал Ламздорф величественно принял чашку «капучино», сделал глоток и с наслаждением закатил глаза.

– Вот как это у тебя получается? Кофе-шенк государыни императрицы тоже твой рецепт вроде как освоил, а всё одно у него кофий совсем не такой.

Данилка молча стоял напротив, поедая глазами генерала. Вопрос был риторический, поэтому ответа на него не требовалось. Хотя ответ был. Дело в том, что, как выяснилось, вариант заваривания кофе, именуемый очень похоже – «капуцин», – в этом времени уже имелся. Но местный рецепт довольно сильно отличался от того, который любил, умел и практиковал Данилка. А кофе-шенк «государыни» сумел раздобыть именно его… Ну, когда та, попробовав заваренный Даниилом кофе, отправила его учиться у «сопляка». Чего тот делать совершенно не собирался. Не может же взрослый, состоявшийся кофе-шенк с большим опытом слушать всяких сопляков? Ну вот и он не стал, а пообщался с другими такими же из числа тех, кто служил при императоре и больших сановниках, где и надыбал нужный рецептик… который оказался не совсем тем. Ну или, вернее, совсем не тем.

– Значит, просишь, чтобы тебя вместе с великими князьями к учителям допустили?

– Никак нет, ваше высокопревосходительство!

– Зная-ятно… ЧТО?! То есть как это никак нет?

Данилка быстро заговорил, добавив в голос плаксивых ноток:

– Да на что мне учителя-то, ваше высокопревосходительство. Я и сам разумен – самолёт вот сделал. А науки всякие – для меня сложныя. У меня уму не хватит их понять. Да ишшо языки разные. Ну зачем мне оне? Я с немцами всякими говорить не собираюсь. Вот ещё! Коль они сюда приехали – так пусть сами русский учат, а не мы ихний…

– А ну – цыц! – рявкнул генерал. – Раскричался мне тут, балаболка. Волю почуял? Вот я тебе сейчас… Сказано будешь заниматься – значит будешь. И не сметь мне перечить!

Он сделал громкий глоток и сердито грохнул чашечкой о блюдце. А Данилка скорчил грустную рожу и опустил голову. Но окончательно не сдался. Подняв на генерала полные слёз глаза, он со всхлипом спросил:

– Чего, и языки эти иностранные учить тоже, да?

– Непременно учить! Сам проверять буду! А то ишь волю взял…

Выволочка продолжалась ещё минут десять, после чего из-за закрытых дверей послышался звон медного колокольца, а затем они распахнулись, и в комнату, в которой находились они с генералом, выметнулось два буйных вихря – Николай и Михаил. А вслед за ними вошёл высокий мужчина в несколько старомодном сюртуке – учитель математики великих князей.

– Добрый день, ваше высокопревосходительство, – степенно поздоровался он с генералом Ламздорфом.

– Добрый-добрый, – сердито пробурчал тот в ответ. – Значит, так – с сего часа кроме великих князей на занятиях будет присутствовать ещё и вот этот «казачок». И спуску ему не давать. Спрашивать пуще других!

На лице учителя нарисовалось недоумение. Ну да – маленькие князья-то учились уже давно, а этот «казачок»… но спорить с генералом было себе дороже.

– Всё понятно, ваше высокопревосходительство.

Вообще-то предложение о том, чтобы Данилку допустили до занятий вместе с маленькими великими князьями, озвучил Николай. Он не забыл того, что сказал ему маленький трубочист на дереве сразу после запуска модели планера… Вот только после того, как Данилка разобрался с тем, как устроены отношения юных членов императорской фамилии со своим воспитателем, ему стало понятно, что просто попросить об этом – значит полностью погубить дело. Несмотря на то что на столь высокий пост его выбрал сам бывший император Павел I, а также вроде как немалый опыт генерала в подобном деле, полученный ещё со старшими великими князьями, Матвей Иванович оказался средоточием качеств, которые делали его абсолютно неприспособленным к выполнению подобной задачи. Во-первых, он был твёрдо убеждён, что главной задачей воспитателя является воспитание в ребёнке послушания. Всё остальное – естественные и точные науки, искусства, языки и так далее – всего лишь инструмент для этого. И не более. Во-вторых, любимым методом воспитания этого самого послушания у генерала был запрет. Лишь только ребёнка что-либо заинтересовывало и он начинал заниматься этим с большим интересом, как тут же следовал запрет. Нельзя! Стоп! Запрещено! И наоборот – то, что не приходилось маленьким великим князьям по душе, начинало твёрдо внедряться в практику. Молчать! Делать, что велено! Ещё! И ещё! А завтра будете заниматься этим ещё на час дольше… Исполнять!

Поэтому, когда Николай попросил допустить Данилку до занятий, бывший майор едва не взвыл, понимая, какой будет реакция генерала… Слава богу, тот сразу не воспринял эту просьбу как нечто серьёзное. Плюс сработало то, что его отношение к Данилке было вполне благожелательным. В первую очередь благодаря самому Данилке. Тот разузнал, чего ему нравится больше всего, и пару раз подстроил ситуацию, когда генерал застал его за отработкой ружейных приёмов с палкой. Генерал застал «казачка» в тот момент, когда тот рьяно маршировал на заднем дворе, командуя сам себе: «Шагом марш!», «На краул!», «Нале-во!», «Напра-во!» – да так лихо, что сердце генерала возрадовалось. Плюс генерал сильно пристрастился к его «капучино»… Так что Данилке удалось сначала спустить просьбу Николая на тормозах, ну а сейчас вообще сделать вид, что идея учиться вместе с великими князьями ему шибко не нравится. Чего натура генерала снести просто не смогла. Как это так – какой-то «казачок» смеет проявлять недовольство тем, что никак не может находиться в его воле. Немедля заставить! Да ещё и наказать! Пущай мучается, ещё и иностранные языки изучая. А уж я проконтролирую, дабы и не смел отлынивать. По всей строгости спрошу!

А если бы просто попросили, так не то что не разрешил бы – на конюшню отправил бы. На правёж. Это ж надо было что удумать – дворового пащенка языкам учить! Да тут ещё посмотреть надо, нет ли здесь какой крамолы…

Следующие несколько дней для Данилки были адом. Нет, объём и уровень знаний в этом времени был гораздо меньше, чем даже во времена его школы, но вот подача… Здесь пока никто особенно не озабочивался удобством изложения материала – учитель просто вещал, а ученики должны были разбираться в этом самостоятельно. Особенно такие, как Данилка. К маленьким великим князьям всё-таки проявлялось некое снисхождение… если учителя видели, что они совсем не понимают изложенное – то старались разъяснить. Так что Даниил мог только поблагодарить судьбу за то, что эти двое мальчишек были шебутными и немного ленивыми… как, впрочем, большинство детей в этом возрасте, вследствие чего подобные разъяснения учителям приходилось делать на каждом уроке. Но порку на конюшне в субботу он всё равно заработал. Слава богу, она происходила в присутствии примчавшихся на конюшню Николая и Михаила, которые строго следили за тем, чтобы бывшего маленького трубочиста особенно сильно не били. Данилка подстраховался и в первый раз пообещал пацанятам, что сразу после порки он, если будет в состоянии, проведёт их на крышу. Вот они и следили за тем, чтобы он непременно остался «в состоянии», повелительно покрикивая на конюха, если тот ударял слишком уж сильно. Плюс пороли его, как малолетку, розгами, а не кнутом. Так что было хоть и больно, но терпимо.

На крышу они тогда попали, хотя Данилку после порки слегка лихорадило. И что в этом времени за привычка – чуть что, сразу на конюшню и пороть? Как будто других наказаний нет… В тот раз они просидели там почти полчаса. Уж больно мальчишек очаровал открывшийся вид. После чего он увёл их вниз. И поплохело ему за это время, и надолго исчезать из поля зрения нянек и гувернанток тоже было нельзя.

Остаток субботы и воскресенье он отлёживался… ну как – обязанностей слуги с него никто не снимал, так что только лишь лежать не получилось. Но Николай оказался понимающим парнишкой и особенно сильно его не напрягал. Даже сам оделся к воскресному семейному обеду… Хотя Данилке вставать всё равно пришлось. Потому что вдовствующая императрица так же пристрастилась к «капучино», а заваривать его правильно пока получалось только лишь у него одного. Но справился…

А с понедельника всё началось по новой.

Проблемы с языками были ожидаемыми. В школе он учил немецкий, но после войны с учителями была большая напряжёнка. У них, например, язык преподавал учитель географии, бывший фронтовой разведчик, нахватавшийся по верхам во время войны. Понятно, что после подобного обучения допросить пленного или уточнить по карте расположение штаба либо артиллерийские позиции у них в классе мог любой. А вот разговаривать… С английским же и французским он столкнулся только уже в зрелом возрасте и исключительно через эстраду. Нет, от «Битлз» или «Роллинг Стоунз», как всякие там «столичные», он не фанател, но среди полученных от тестя с патефоном пластинок было несколько с композициями Синатры и Поля Робсона. А уже гораздо позже он по случаю прикупил пластинки Мирей Матьё и Джо Дассена. Хотя на патефоне эти пластинки воспроизводились весьма паршиво. Несмотря на то что он регулярно перебирал его собственными руками… И Анисим, из своего неуёмного любопытства, с помощью словарей и учительницы из местной школы, в которой учились его дочери и сын, умудрился перевести все их песни, которые имелись на пластинках. А то как это – слушать песню и не знать, о чём она? Это ж песня – её понимать надо! Так что кое-какая языковая база у него была. Но в текущей ситуации языки ему давались очень тяжко. Уж больно далеко мальчишки оторвались от его текущего уровня. Ну дык они французским владели лучше, чем русским, а мамка у них – вообще немка! Как и воспитатель, и няня. И уже после первых занятий он понял, что порка по субботам теперь станет для него регулярным пунктом распорядка на многие месяцы, а то и годы.

Русский язык… читать он научился уже давно. Продрался через все эти яти, фиты и юсы и наловчился их игнорировать, скорее угадывая, как читать то или иное смутно похожее слово. А вот писать… тут всё было плохо. Все правила нужно было учить заново. Причём было их как бы не больше, чем в той грамматике, которую он изучал в школе. Ну так и букв здесь так же было больше!

А вот с арифметикой, по поводу которой он считал, что уж здесь-то он будет на коне, вышло забавно. Нет, большую часть примеров и формул он освоил если не влёт, то очень близко к этому. Но, увы, и здесь так же оказался большой подводный камень. Имя ему было – единицы измерения. Пуд, фунт, золотник, четверть, гарнец, аршин, сажень, вершок, пядь… да ещё и то, что при одном и том же названии эти единицы измерения в зависимости от местности и страны имели свои собственные значения. То есть тот же дюйм кроме английского был ещё баварский, который меньше английского, баденский, который больше, а также испанский, рейнский, ревельский, старопольский коронный и так далее… А часть из них и безо всякой зависимости. Скажем, тех же саженей, как выяснилось, было аж пять штук – мерная или маховая, косая, казённая, «без чети» и с «с четью». Плюс дроби. Как оказалось, несмотря на то что десятичные дроби здесь были уже известны, никто ими особенно не пользовался. Так что обычным примером задачи было нечто типа: «Прибавить 3/8 пуда ржи к 11/16 пуда, а потом разделить получившееся на одиннадцать человек, из которых четверо мужчин, которым потребно на две меры больше, чем женщинам, и на три, нежели детям. Сколько получил каждый мужчина, женщина и ребёнок и сколько помимо мужчин было женщин и детей?» Короче, и здесь блеснуть не удалось. Ну почти. Обычные-то цифры – без привязки к мерам веса, длины и объёма – он вычитал, складывал, делил и умножал вполне себе шустро. Вот только подобных примеров в здешних учебниках было не особенно много.

Кроме того, будущим правителям преподавали географию, военное дело, механику, физику, Закон Божий и массу других предметов, среди которых были этикет и танцы. По последним Данилку постоянно шпыняли. А вы попробуйте изобразить какие-нибудь танцевальные па, когда у вас вся спина зудит после субботней порки? Ну и обязанности слуги с него тоже никто не снимал. Как и приготовление «капучино». Он почему-то пользовался особенной популярностью, а вот раф, макиато, де олья и латте оказались не столь популярны. Нет, их пробовали, хвалили, но заказывали в основном почти исключительно «капучино».

Так прошло несколько месяцев, и на день Преподобного Нектария Болгарина Битопольского и его старца Филофея из Карейского скита Афонских спина Данилки впервые за всё время обучения оказалась в целости и сохранности. Потому что в этот день он впервые смог, всё ещё путаясь и коверкая слова, ответить на все вопросы, заданные ему учителем французского языка. Николай с Михаилом вовсю забавлялись, слушая его ответы, но учитель благосклонно кивал и в конце заявил, что «этот мальчик его порадовал». А поскольку на Законе Божьем он чётко оттарабанил все спрошенные молитвы и достаточно точно пересказал житие Симеона Столпника, а на арифметике ему сегодня попались примеры без дробей – никто из учителей не выразил неудовольствия его прилежанием. Да и вся неделя прошла хорошо. Была пара занятий, на которых он неминуемо вляпался бы, но как раз в этот день в гости прибыли старшие сыновья, и «матушка-государыня» вызвала Данилку с занятий, дабы порадовать Российского императора и его первого брата фирменным «капучино». Так что он выдюжил. Смог. Получилось… От следующих порок это его, конечно, не спасёт, но впереди забрезжил маленький шанс на то, что чем дальше, тем они станут всё менее и менее регулярными.

А потом наступило Рождество. Со всеми его праздничными атрибутами – ёлкой, вертепом со Святым семейством, катаниями на санях, балами… которые прошли полностью мимо Данилки. Потому что на Святки всё семейство укатило в Петербург, заселившись под бок к старшему сыну – императору России Александру I в Зимний дворец. А Данилку не взяли… То есть Николай вроде как хотел, потому как сам ему об этом говорил, но его желания, судя по всему, оказалось недостаточно. И это едва не стало для Данилки роковым. Потому что «мусьё Кристоф» ничего не забыл. И ничего не простил…

Спасла Данилку собственная наглость. Потому что спать он завалился в спальне Николая. Прямо на его кровать. А пришли за ним в каморку, в которой он обычно ночевал. На сундуке. А вы что думали – что для прислуги кто-то озаботился сделать кровати? Как бы не так! Практически вся дворня спала где ни попадя – по большей части прямо на полу или там на предметах мебели – тех же сундуках, лавках, ларях… Данилке-то ещё хорошо – он маленький, а вот как взрослому мужику умаститься на крышке сундука длиной всего метр с небольшим? И ведь умащивались. Потому как спать на каком-никаком «мебле» было престижно. И тот же дюжий старший лакей коротал ночи, скрючившись именно на сундуке. Ибо на полу ему было невместно…

Так вот, когда тати с грохотом распахнули двери в чулан, в котором он обычно квартировал, Данилка вскинулся на кровати и замер, осознавая, что творится. А потом взлетел на ноги и метнулся к окну, торопливо скидывая накидной замок и изо всех сил потянув створку.

– Нет яго здеся! – послышалось из короткого коридорчика. Данилка зло стиснул зубы и, бросив не до конца открытое из-за образовавшейся наледи окно, метнулся к двери, встав рядом с косяком. Конечно, можно было спрятаться под кроватью, она тут была вполне себе мощная, с балдахином и с простынёй, свисающей почти до пола – но достанут ведь! Так что он решил рискнуть и попытаться, так сказать, выскользнуть на оперативный простор… Эх, торбочку свою верную в чулане оставил – идиот! Слава богу, железная свайка всегда при нём. За оружие её никто не считает – в свайку тут играет и стар, и млад, а приложить при необходимости ей можно нехило. Так что даже если поймают в дверях – есть шанс оторваться…