Текст книги "Бешеный медведь"

Глава 4

Они достали его и здесь… Они прятались, таились, выжидая, пока он встанет на ноги, пока к нему приедут два человека, которых он любил больше всего на свете, больше жизни… и теперь они уничтожат всех! И прекратится древний род, уйдет в небытие фамилия, давшая отечеству прославленных флотоводцев, лихих капитанов, не раздумывая клавших голову на алтарь победы.

Нет, он еще поборется, он не даст застать себя врасплох, как тогда, возле системы Лотар. Пусть тот бой он проиграл – не каждый бой можно выиграть, но он не сдался и не сдастся никогда! Он будет стрелять, рубить, он будет бить кулаками и рвать зубами, но сегодня и здесь он покончит с этой трусливой сворой, которая только и может, что навалиться пятеро на одного и терзать, кусать кривыми клыками, рубить ятаганами, стрелять из-за угла…

Кирилл Небогатов погладил тряскими пальцами лежавший на столе лучевик. Слабенькое ружьишко, но ничего, главное – какой стрелок. Тяжело поднявшись из-за стола, он проверил, не выглядывает ли люк подпола из-под тяжелого шкафа, которым он его задвинул. Нет, все нормально. Даже если удача изменит ему, они никого не найдут. Даже если дом спалят… пусть! Вера – жена офицера, она знала, на что шла. Дочка… Светочка-Цветочек… Нет, он не позволит им глумиться над ними. Все прахом, но задешево нас не возьмут!

Он услышал голос жены. Разобрать, что она говорит, было трудно, но он понял – она благословляла его. И Светочкин голосок – говорит, что любит его… Он стиснул зубы так, что челюсти хрустнули. Да, никому вас не отдам. Я – ваш, вы – мои! Пальцы сжали ребристую поверхность вакуумной гранаты. Если уж отбиться не удастся, то…

Кирилл подошел к старинному обшарпанному буфету, попытался отыскать среди пустых бутылок початую, не нашел и локтем смахнул посуду на пол. Он достал из открытого ящика новую бутылку, торопясь, сорвал пломбу. Горлышко зазвенело о край стакана. Он залпом влил в себя водку, поморщился, схватил с тарелки подсохшую вареную картофелину, быстро прожевал. Вот, полегче стало. Дрожь в руках прошла.

Достав с полки лист бумаги и «вечный» карандаш, он вернулся к столу. Под ногами хрустели осколки.

«Ребята! Они достали меня, и если вы читаете это письмо, значит, живым я им не дался. Мы были хорошими друзьями, честными друг перед другом, и вам не в чем себя упрекнуть. Особенно в том, что мне повезло меньше других. Костя, я знаю, ты их найдешь. Касьян, рассчитайся с ними за меня…»

Ему показалось, что затянутое морозным узором окно на миг потемнело – кто-то прошел к двери.

«…Они уже здесь, за дверью. Как бы то ни было, Верочку и Светланку я им не отдам. Пока, ребята, не поминайте лихом. Кирилл».

В дверь коротко постучали. Небогатов погасил свет. Стук повторился.

Чей-то голос назвал его по имени. Он зло усмехнулся. Интересно – кажется, хотят предложить переговоры. Будут вежливы, улыбчивы, будут спрашивать про эсминец, про новое вооружение, предложат деньги, страну проживания на выбор… Он не продаст свой «Дерзкий» и не посрамит звания русского офицера. Света, ты будешь гордиться отцом…

– Пошли вон отсюда, суки!!!

– Кирилл Владимирович, не дурите. Откройте дверь, я хочу просто поговорить с вами.

– Перебью сволочей!

Шепот за дверью: «…ломать… не покалечить… вдруг стрелять начнет…»

Хотят живьем взять. Небогатов зло рассмеялся. Трусят! Только толпой сильны.

Он перевернул стол, спрятался за столешницей, наведя лучевик на дверь. Ну, идите, твари!

Удар потряс дверь, из щелей выбился морозный пар.

– Кирилл Владимирович!

– Как собак!!!

Дверь распахнулась, в клубах ворвавшегося в дом ледяного облака мелькнула быстрая тень, за ней еще одна. Кирилл выстрелил. Тонкий, как игла, луч прорезал пар и ушел в ночь.

Так их всего двое? Нет, замелькали идущие следом – призрачные, гибкие, рогатые… и разноцветные! Это они, это те, про которых говорил Полубой. Эх, где же ты, Касьян?

Кто-то метнулся прямо от двери через столешницу, Небогатов выстрелил, человек зарычал, обрушился всем весом.

– А-а… абордаж! – вскричал Небогатов, пытаясь вывернуть лучевик из цепких пальцев.

– Отдай… мудак! Игнат, врежь ему чем-нибудь…

Навалился второй, пальцы правой руки, не полностью восстановившиеся после регенерации, разжались, лучевик выдернули – и тогда Небогатов рванул с пояса гранату.

– Кирилл Владимирович… Христом Богом…

– Не возьмете, суки! – Зубами он сорвал кольцо, и тут же на его пальцы легла чужая пятерня, не позволяя рычагу отпустить ударник.

– Игнат, гранату забери.

Небогатов рванулся, покатился по полу, ударился в буфет. Сверху полилась водка, попала в глаза, он застонал, пытаясь вырвать руку с гранатой. Кто-то вцепился в кисть зубами, дикая боль выбила искры из глаз – слишком тонкая была кожа на правой руке, слишком близко нервные окончания.

– Ну, ладно, – прохрипел кто-то сверху, – хорош в бирюльки играть.

Тяжелый кулак ударил Кирилла в лоб, затылок врезался в пол, и мгновенная темнота поглотила его…

Зазнобин осторожно вынул гранату из пальцев Небогатова, подобрал кольцо, выпавшее из зубов капитана первого ранга в отставке, и вставил чеку на место.

– Уф-ф… – Иван отвалился на спину, тяжело дыша.

Игнат Нащокин, стоя на коленях, склонился над Небогатовым.

– Уж очень ты его… того… Иван Савельевич. Он же слабый еще.

– Угу… – Зазнобин перекатился на бок, сел, затем поднялся на ноги и показал Игнату гранату: – Видал? Вакуумная. От этой избушки и щепок не осталось бы. Давай-ка его на постель. Только спеленать бы надо – хрен его знает, за кого он нас примет, когда очнется. «Белочка» так быстро не проходит.

Вдвоем взгромоздили Небогатова на койку, накрытую волчьей шкурой. Игнат хотел было закрыть дверь, но Зазнобин остановил его. В комнате дышать нечем было – печь Небогатов топить совсем не умел, и дым перемешался с запахом перегара, пролитой водки и объедков.

Зазнобин огляделся. Пол был усеян осколками бутылок и остатками пищи. Заметив записку, Иван подобрал ее, прочитал и показал Игнату:

– Видал? Допился капитан. Давай-ка приберемся здесь, но сперва… – Зазнобин налил по полстакана водки, протянул Игнату. Пальцы подрагивали. – Струхнул я здорово, когда он гранату достал, – усмехнулся он. – Ну, давай.

Пока Нащокин подметал пол, Иван вынес мусор, расставил перевернутую мебель, отодвинул шкаф и заглянул в подпол. Пахнуло холодом. Зазнобин спустился. В углу обнаружил мясо в пластиковом пакете, обложенном льдом, на полках стояли соленья – грибы, огурцы, в ящике обнаружились запасы картофеля. Наверху послышались голоса, и он поднялся в комнату.

Небогатов, оглядываясь заплывшими глазами, дергал руками, связанными за спиной.

– Иван? Ты как здесь оказался? – невнятно спросил он.

– Здравствуй, Кирилл Владимирович. Вот в гости с Игнатом к тебе заехали.

– Игнат? Здоро́во. А я вот тут… оборону держу. Верите, и здесь меня нашли. Ну те, про которых Касьян говорил. Я Верочку и Светку в подполе спрятал…

Нащокин перекрестился, с испугом взглянул на Зазнобина. Иван незаметно кивнул – пусть, мол, говорит.

– Да, знаем, Кирилл Владимирович. Разогнали мы всех. – Зазнобин достал из сумки медицинский набор, вынул пневмошприц. – Тут вот доктор попросил тебе витаминчиков вколоть.

– А-а… херня все это. А почему я связан?

– Так враги и связали, – подал голос Нащокин.

– Так развяжи!

Зазнобин снова кивнул, и Игнат принялся распутывать узлы на запястьях Небогатова. Тот приподнялся на койке, растер запястья. Зазнобин сел рядом со шприцем в руках. Кирилл поморщился, закатал рукав свитера. Иван быстро сделал инъекцию.

– Ну а теперь за встречу. Игнат, налей-ка всем.

– Может, закусочки спроворить, Кирилл Владимирович?

– Так пойдет. Давай, не тяни. Что-то меня колотить начинает.

Нащокин разлил водку. Сдвинули три стакана, выпили в унисон. Небогатов проглотил спиртное, как воду. Смотреть на капитана первого ранга было неприятно: лицо одутловатое, правая половина будто принадлежит другому человеку – кожа на ней подверглась регенерации, тонкая, нежно-розового цвета. Клочковатая борода топорщится, волосы на голове свалялись.

Небогатов попытался встать, его шатнуло, Зазнобин придержал, помог прилечь.

– Что-то меня повело, – пробормотал Кирилл Владимирович, – вздремну я. Иван, они здесь, недалеко… ты не спи. Проснусь – выловим гадов. Бергеру передай… и Касьяна позови. Мы их живо успокоим, – последние слова он уже прошептал с закрытыми глазами, дыхание его выровнялось, и он провалился в глубокий сон.

– Ну вот. Теперь и глюкозу можно поставить, – сказал Зазнобин, быстро собрал капельницу и воткнул в вену Небогатова толстую иглу.

– А до этого чего вколол?

– Антидот. Врач в поселке передал. Капитан наш себе такую интоксикацию устроил, что мало не покажется. Три недели запоя – это, брат, не шутки.

Игнат покачал головой, заглянул в печь, выгреб золу, вышел из избы и закрыл за собой дверь – морозный воздух выстудил комнату и освежил атмосферу.

Зазнобин присел к столу и принялся разбирать рюкзак…

На подлете к Двине «Псковитянку» вызвал патрульный корвет из бригады, дислоцирующейся на планете. Командир корабля – старый знакомый Зазнобина – предупредил его, что у прокурора Иевлева появились к нему вопросы. А именно: по поводу агитации, которую вел Зазнобин, призывая граждан эмигрировать из пределов Империи. Иван побывал на северных планетах со времени разгрома гетайров уже четыре раза: два на Двине и по разу на Канином Носе и Волхове. Надо сказать, что встречали его везде любезно и слушали с большим вниманием, если даже не с воодушевлением…

Интервью прокурора опубликовали во всех средствах массовой информации Двины и перепечатали некоторые газеты Содружества Американской Конституции и Лиги Неприсоединившихся Государств.

– Ты смотри, Иван, могут взять подписку о невыезде, и застрянешь у нас надолго, – предупредил Зазнобина капитан-лейтенант.

– И чего ж делать? – почесал затылок Иван.

– Свяжись с Крамаренко. Вроде ты с ним в приятельских отношениях. Думаю, он поможет.

Контр-адмирал Крамаренко и вправду помог – предложил «Псковитянке» приземлиться на базе бригады, которой командовал, добавив с усмешкой, что здесь Зазнобина ни один прокурор не найдет. Встретив Ивана на летном поле, Крамаренко первым делом угостил его обедом. Впрочем, у него был свой интерес – он подробнейшим образом выспросил Ивана, как идет освоение баз гетайров в системе Лотар, попросил рассказать о сражении, в котором Иван участвовал, и только после этого равнодушным тоном осведомился, сколько же народу Зазнобин желает вывезти с Двины.

– А кто поедет, всех возьму, – заявил Иван. – Только проблема у нас небольшая. Вот решить ее я и прилетел. Нет у нас серьезного специалиста, который взялся бы наладить планетарную оборону, а в перспективе и оборону системы. Сам понимаешь, я – капитан корабля, и думаю, неплохой. Есть ребята тертые, в бою не подведут, но это все не то. Хотим мы предложить Кириллу Владимировичу Небогатову работать у нас. Специалист классный, с академическим военным образованием. Только бы согласился. Как он, кстати?

Крамаренко помрачнел:

– Решили вы правильно, Кирилл Владимирович вам подошел бы как нельзя лучше. Вот только неладно с ним. Из госпиталя он выписался с месяц назад, хотя еще не полностью восстановился, но это поправимо, а вот то, что пришлось в отставку по здоровью выйти, так это его подкосило. Ему предлагали должность при штабе Пятого флота, но он отказался… Потерял он себя, Иван, совсем потерял. Веришь, жена приехала его домой из госпиталя забрать – она здесь дом купила, – так он даже встречаться с ней не захотел. Я к нему пришел… Ну, выглядит он действительно хреново – лицо, грудь и рука сильно пострадали. Я ему: заживет, только руки не опускай, а он хмурится. В общем, решил я, говорит, пока один пожить. Подальше от людей. Сам, говорит, должен все переварить в себе, тогда и видно будет, что да как. Ну, отвез я его на нашу с тобой заимку. Его друзья пытались с ним связаться, Константин Бергер и Касьян Полубой, так он связь на заимке отключил и ни гу-гу. Как медведь в берлогу завалился, и гори все огнем. Помнишь заимку?

– Помню. Как же он там сейчас-то? Зима, ближайший поселок в тридцати километрах.

– Это все ерунда. Припасы там есть, зверья вокруг сколько угодно – с голоду не помрет. Только вот неделю назад мне поселковый врач сообщил, что сильно гуляет Кирилл Владимирович. Я ведь ему топтер выделил. Так он в поселок мотается на нем и водку ящиками берет. Чувствую я – неладно там. Думал на днях слетать, проведать его, ну а теперь уж езжай ты. Дело ему нужно, понимаешь, серьезное дело. Иначе амба. Сколько мужиков вот так сломалось. А водка не поможет, нет. Ее в радости пить надо, а не с горя.

– Да-а… Ну, допустим, дело я ему предложу, но вот согласится ли?

– Попробуй, Иван. Надо выручать мужика.

Загудел сигнал вызова. Контр-адмирал нажал на клавишу.

– Вера Алексеевна Небогатова просит принять, ваше превосходительство, – доложил дежурный офицер.

Крамаренко посмотрел на Зазнобина:

– Ты с ней не связывался?

– Нет.

– Ладно. Проси, Гурьянов. Хочет к мужу лететь, – пояснил Крамаренко, – а тот предупредил, чтобы ее не пускали ни коем случае. Не хочет, чтобы видела его таким… ну, убогим.

Дверь распахнулась, и в кабинет стремительно вошла Вера Алексеевна Небогатова. Пуховый платок лежал на плечах, короткий замшевый полушубок был распахнут.

Контр-адмирал поднялся ей навстречу, Зазнобин тоже встал, с интересом разглядывая жену Небогатова. Черные волосы волной лежали на белом платке, лицо с мороза разрумянилось, черные глаза смотрели требовательно и, как показалось Ивану, чуть с укором. Руку Крамаренко она подала по-мужски, для рукопожатия.

– Вера Алексеевна, – Крамаренко пожал узкую ладонь, – позвольте вам представить Ивана Савельевича Зазнобина.

– Здравствуйте. Простите, если помешала, но я решительно прошу вас, господин контр-адмирал…

– Не надо, Вера Алексеевна. Ну зачем же официально?

– Потому что по-дружески вы мне помочь не хотите. – Вера Алексеевна сжала дрогнувшие губы. – Я настаиваю, чтобы вы доставили меня к Кириллу.

Крамаренко усадил ее в кресло.

– Чай, кофе? Прошу вас не отказываться, поскольку нам есть о чем поговорить.

– Кофе.

– Иван, тебе?

– Тоже кофе.

Крамаренко сделал знак застывшему в дверях адъютанту. Через несколько минут тот внес поднос с кофейником, молочником, тремя чашками и сахаром в вазочке.

Контр-адмирал налил кофе гостье, Зазнобин обслужил себя сам.

– Итак, Вера Алексеевна, у меня есть для вас новости.

– От Кирилла? – вскинулась Небогатова.

– Нет. Вот, Иван Савельевич прибыл с Афродиты, то есть с Нового Города, из системы Лотар, где ваш муж принял так несчастливо закончившийся бой на своем корабле. Сейчас планету, единственную в системе подготовленную к проживанию, заселяют выходцы с северных планет нашей Империи. Иван Савельевич прибыл к вашему мужу с предложением возглавить оборону системы.

– Но он же еще нездоров, – нахмурилась Вера Алексеевна.

– Я полагаю, и господин Зазнобин согласен со мной, что Кирилл Владимирович быстрее поправится, если будет при деле. А работы в системе невпроворот. Поймите, без привычного дела он погибнет. Он боевой офицер и никогда не смирится, что оказался не нужен.

– Может быть, вы правы, – задумчиво проговорила Вера Алексеевна. – Иван Савельевич, а меня… нас то есть, меня и дочку вы возьмете?

Зазнобин оторопело посмотрел на Крамаренко.

– Я могу быть учительницей, могу работать в больнице. Мой профиль – инфекционные заболевания, я окончила медицинскую…

– Вера Алексеевна. Конечно, господин Зазнобин будет рад вам, но захочет ли Кирилл Владимирович, чтобы вы находились с ним? Может быть, сделаем так: Иван Савельевич слетает к Кириллу Владимировичу, выскажет ему свое предложение, а если тот его примет, то поговорит и насчет вас. Думаю, сейчас главное – показать капитану первого ранга, что его знания могут весьма и весьма пригодиться и ему рано себя хоронить.

Вера Алексеевна опустила голову и несколько минут молчала, покусывая губу.

– Хорошо, я согласна. Только, – она повернулась к Зазнобину, сложив ладони перед грудью, – Иван Савельевич, я вас прошу, можно с вами поедет Игнат Нащокин? Это многолетний слуга семьи Небогатовых, он Кирилла знает с пеленок. Мне так будет спокойней.

– Конечно, конечно, – согласился Зазнобин, представляя, как он тащит по зимнему лесу, по сугробам, седого, согбенного в три погибели старца, а тот, задыхаясь от ходьбы, рассказывает, как он имел счастье сажать капитана первого ранга на горшок.

Крамаренко покачал головой, но промолчал.

Вера Алексеевна быстро попрощалась, сказав, что тотчас пришлет Игната, и выбежала из кабинета.

– Возьмешь дежурный глидер, – сказал контр-адмирал, – если сейчас вылетишь, часам к двум будешь в Пихтовке. Поговори с местным врачом – дельный мужик, – а там действуй по обстановке.

Игната Нащокина долго ждать не пришлось – Зазнобин забрал с «Псковитянки» необходимые вещи, вернулся к штабу бригады, а возле глидера его уже поджидал высокий старик с царственной осанкой, едко поджатыми губами и крючковатым носом.

– Это вы Иван Зазнобин? – скрипуче спросил он.

– Я. А вы – Игнат Нащокин?

– Он самый, – сказал старик и первым полез в глидер. – Ну, поехали, что ль?

Иван хмыкнул и занял место пилота…

К Пихтовке они вышли, как и говорил Крамаренко, к двум часам дня. Врач, пожилой мужчина с красным лицом и седыми длинными усами, обрисовал Зазнобину ситуацию. Последний раз в поселке Небогатов был третьего дня. К доктору он не заходил, хотя они договаривались, что каждый раз, бывая в Пихтовке, Кирилл Владимирович будет проверяться в поселковой больнице. Вместо этого Небогатов посетил бар, где купил ящик «Ржаной на меду», и был таков. Как сказал бармен, Кирилл Владимирович выглядел так, будто кроме водки ничего не употребляет уже который день. Как он вел топтер от заимки до поселка, это было загадкой.

– Так что вполне возможны осложнения в виде delirium tremens, господа, – сказал напоследок врач и сунул Ивану медицинский саквояж. – Меня он видеть не захочет, но вы постарайтесь сделать ему укол – это снимет последствия отравления организма алкоголем, а потом, если получится, поставьте капельницу. Это несложно.

– Я знаю, – буркнул Иван. – Оружие у него есть? Контр-адмирал Крамаренко сказал, что пороховые ружья он забрал.

– Да, Кирилл Владимирович взял у местного охотника лучевик. Вещица дельная – кабана валит.

– Господи, прости, – перекрестился Нащокин.

Зазнобин хмуро взглянул на него и спросил, не хочет ли Игнат остаться в поселке, на что старик ответил, что пусть Иван остается сам, а Кирилла Владимировича он вразумит и без посторонней помощи.

Заимка стояла заметенная по окна. Свежих следов вокруг избы не было, из чего Иван понял, что Небогатов уже несколько дней не выходит на улицу. Впрочем, следы его пребывания были видны: на жердях, с торца избы, висела распяленная кое-как шкура косули. Значит, Небогатов все-таки выходил на охоту.

Вырванная с корнем осина невдалеке от дома привлекла внимание Зазнобина. Он подошел ближе. Дерево было вырвано из земли взрывом, причем недавним. Дня два назад – снег еще не полностью занес глубокую яму. Ветви посечены осколками. Иван оглянулся на избу.

– У него что здесь, артиллерия? – пробормотал он. – Ладно, пойдем, Игнат.

– Пойдем, Ваня.

Незаметно они со стариком перешли на ты, но и Зазнобину, и, видимо, Игнату так было привычней.

Иван разбросал снег возле двери, взялся за ручку, взглянул на Нащокина. Старик размашисто перекрестился.

– Ну, с Богом…

Мокрые стволы сосен потемнели под долгим дождем, даже у наяд в фонтане был печальный вид – сверху вода, снизу вода. Бергер последний раз был в загородной резиденции его величества зимой, когда снег слепил глаза, а сосны горели золотом. Наверное, вид мокнущих под дождем дворца, конюшен и псарен внушил всем одни и те же мысли. Генерал-лейтенант Василий Тарасович Данченко, выйдя из глидера, хмуро взглянул на низкие облака:

– Да, не задалось лето.

– Год на год не приходится, – философски заметил Григорий Данилович Лиховцев, начальник Службы безопасности Империи.

Бергер и Леонидов промолчали. Знакомый по прошлому посещению резиденции полковник четко козырнул и предложил следовать за собой.

– Его величество сейчас на псарне, но скоро освободится. Прошу, господа.

– Никогда не понимал страсти к псовой охоте, – буркнул Данченко. – Чего хорошего? В любую погоду: дождь, ветер, снег – скачут по полям, орут, улюлюкают. Собаки лают, грязь из-под копыт… Язык-то непонятный какой-то: выжлятники, уборная псовина, подхват, кобель – поиместей, сука – порезвей, а в довес – ловкую на угонках.

– И не поймешь, – небрежно обронил Лиховцев, – тебе ж кабана под выстрел выводят, а подозреваю, мечтаешь, чтобы еще и мишень на нем рисовали. Иное дело, когда ты против зверя сам выходишь. Да зверя сильного, хищного, что и сам тобой закусить может. Великое дело, что жива еще старинная забава, – традиции должны быть незыблемы. А когда примешь волчину матерого на булат… – Лиховцев закатил глаза. – Эх, да что говорить. Даже сравнить не с чем.

Открытие сезона псовой охоты всегда обставлялось довольно пышно – приглашались иностранные послы, высшая аристократия. Усилиями многих поколений российских самодержцев псовая охота, все тонкости которой, казалось бы, были утеряны в начале двадцатого века, возродилась. И приобрела немалую популярность. Клубы любителей парфорсной охоты имелись и процветали во многих провинциях. Даже для тех, кто не имел возможности содержать собственную псарню, существовала возможность потешить молодецкую удаль. Множество турбаз во многих уголках Империи предоставляли возможность поучаствовать в парфорсной охоте. Но императорская охота была делом совершенно особым. Побывать на открытии сезона значило войти в определенный круг лиц, вращающихся в высших государственных сферах, и аристократы, имеющие по две-три своры мелкотравчатые, и магнаты, держащие целые псарни борзых и гончих, старались всеми правдами и неправдами получить приглашение. Впрочем, случайных людей сюда не звали. Так что тем, кто хотел попытать счастья и войти в круг тех, кто может вот так запросто опрокинуть рюмку коньяку с императором да и переброситься с ним парой-тройкой фраз (охотничье братство – дело совершенно особое, тут все со всеми запанибрата), вынуждены были осваивать сию опасную и суровую науку. Но никто особо не жаловался. Вполне достойный повод собраться и пообщаться. Ну не на этих же, как его, фэшнах или показах мод настоящей знати собираться? Тоже мне поводы – тьфу!

Мимо фонтана с грустными наядами прошли к правому крылу дворца. Полковник ввел гостей в приемный кабинет на первом этаже, предложил раздеться и подождать государя.

– Ловчий с весны обходил лес, обнаружил несколько логовищ. Его величество обсуждает, на какое число назначать охоту, которую стаю первую поднимать, – пояснил он, козырнул и вышел из кабинета.

Над камином, в котором потрескивали сосновые поленья, висела голова сохатого с развесистыми рогами. На занимавшем полстены ковре расположились перекрещенные старинные ружья и две сабли с витыми гардами.

Данченко прошел к камину, протянул руки, согреваясь.

– Разве ж проблема, которую стаю поднять? Послам иноземным до лампочки, псовая охота или еще чего – один хрен ничего не понимают.

– А это не важно, – сказал Леонидов, поправляя кортик и присаживаясь к круглому столу, – если человек знаток, то прежде всего себе не простит, если упустит что. Но, господа, не пора ли к делу? Нам сейчас ответ держать, а успехов не так и много.

– Отрицательный результат – тоже результат, – пробормотал Лиховцев.

– Но не в этом случае. Результат должен быть положительным, а у нас – ноль без палочки.

– Изначально ноль был. Говорил я, сказки все это: инопланетное вмешательство, визитные карточки супостатов… Бред! – Данченко повернулся задом к камину, зябко передернул плечами. – Ашоту просто не повезло. Кто-то из наших «друзей» зарвался – Содружество, Ниппон, Лига. Вот здесь и надо было искать.

– Василий Тарасович, – Лиховцев оторвался от созерцания оружия, – мы это уже обсуждали, и, по-моему, ты согласился с нами. Генерала Амбарцумяна охраняли так, что соваться к его дому было самоубийством. Тем не менее он оказался под ударом. Кстати, Анатолий Остапович, как у него дела?

– Без изменений. И улучшений не предвидится.

– Может, перевести его из вашего госпиталя в институт клиники мозга?

– Наши врачи не хуже, – сухо заметил Леонидов, – кроме того, они постоянно между собой консультируются.

Дверь отворилась, и в кабинет стремительно вошел император. Присутствующие вытянулись по стойке «смирно». Его величество коротко кивнул:

– Здравствуйте, господа. – Видно было, что настроение у государя неважное. – Ну-с, с чем пожаловали? – Он был в короткой куртке горных егерей, брюках для верховой езды и высоких сапогах. Помахивая стеком, прошел к камину (Данченко поспешно посторонился) и застыл, глядя на огонь и похлопывая стеком по сапогу. – Скажите, господа, неужели все вырождается? Давеча борзая принесла помет из шести щенков, два издохли, не успев выползти из утробы, один – только что… Выжлятники не понимают, в чем дело, да и я, со всем опытом, теряюсь в догадках. Через год, ей-богу, не с кем будет в поле выехать. Григорий Данилович, вы, кажется, понимаете толк в псовой охоте?

– Увы, государь, – Лиховцев развел руками, – у меня всего две своры, да и специалист я аховый.

– Жаль. Ладно, что это я государственных людей своими мелкими бедами терзаю. Слушаю вас, господа, какие результаты по делу Амбарцумяна, какие результаты по поиску вселенского врага? – По едкому тону императора можно было понять, что о плачевных результатах расследования ему известно, а плохое настроение предполагало получение по меньшей мере выговора за плохую работу. – Что буферная зона? Вы знаете, что люди с северных планет пишут напрямую мне? В канцелярии плачут горючими слезами – завалили письмами, компьютеры виснут. А пишут жалобы, господа. Да-с. Что я скажу людям? Что из высших государственных интересов в силу надвигающейся вселенской катастрофы человечеству необходима буферная зона, которая смягчит удар? Что я по-прежнему люблю и уважаю свой народ, но в силу обстоятельств вынужден поступиться некоторыми его свободами? Сколько тысяч уже переселились, Григорий Данилович? Сколько среди них женщин и детей? А если удар будет завтра?

– Переселились около десяти тысяч, ваше величество. В основном мужчины. Правда, во второй волне уже идут семейные, с женами и детьми.

– Оборона там налажена? Что молчите? Со штаба флота я еще спрошу, почему отозвали эскадру Белевича, но вы что можете сказать?

– Кх-м, – откашлялся Леонидов. – Ваше величество, оборона будет налажена в ближайшее время. Субсидии, оборудование и специалисты, разумеется добровольцы, начнут поступать в систему Лотар уже через две недели. Однако мы не можем напрямую способствовать становлению независимого государства, которым изначально задумывалась буферная зона, – мировое сообщество…

– Да-да, я знаю. Мировое сообщество не потерпит и будет протестовать, и так далее и тому подобное. А вы что, не знали, что так будет?

– Мы задействуем частные капиталы…

– Раньше надо было об этом думать. Что показала проверка в контрразведке?

– Тут есть несколько нюансов, ваше величество, – сказал Лиховцев. – По известным соображениям комиссия, которая ведет проверку в ведомстве генерал-майора Амбарцумяна, была составлена из наших людей, и представители контрразведки в нее не вошли. Конечно, ее сотрудники всячески помогают комиссии, однако корпоративная солидарность не позволяет им быть предельно откровенными…

– А полковник Стрепетов? Его вы проверили? Можем мы ввести его в наш круг и дать ту информацию по внешнему врагу, которой обладаем?

– Пока мы не можем ответить на этот вопрос.

– А жаль! Указ о назначении его начальником контрразведки вместо Амбарцумяна мною уже подписан и ждет своего часа. Сколько еще держать назначение под сукном? – Император помолчал, ожидая ответа, однако никто не рискнул взять на себя ответственность и назвать точную дату. – Превосходно! А вы, господин капитан первого ранга? – Его величество взглянул на Бергера. – Мы ввязались в эту авантюру, позволили вам убедить себя, а что теперь? Никаких следов врага, как я понимаю, обнаружить так и не удалось!

– Ваше величество, – вступился за подчиненного Леонидов, – в условиях, когда противник неизвестен, когда непонятны его возможности, когда…

– Прошло полгода, господин контр-адмирал! – Император резко повернулся к Леонидову. – Если за это время нельзя изучить противника, то можно заранее сдаваться! Я дал вам карт-бланш, я не вникаю в ваши дела – это ваш хлеб, но извольте его отрабатывать! Ну, успокойте меня: скажите, что проверка показала отсутствие, как вы говорите, «кротов» в ваших ведомствах.

Бергер замер, вытянувшись как на параде, не смея вздохнуть. Данченко вылупил глаза, верноподданнически поедая императора взглядом, Лиховцев, бледный как смерть, кусал губы, Леонидов смотрел в сторону, лицо у него шло красными пятнами.

– Не можете? – Император прошелся вдоль офицеров, помассировал горло. – Кто из вас курит? – неожиданно спросил он.

– Я… я курю, – пролепетал Бергер.

– Угостите, не сочтите за труд, – попросил император, сбавив тон.

Бергер нашарил в кармане коробку «Пластуновских», торопливо раскрыл, протянул.

Его величество выбрал папиросу, понюхал, подошел к камину и, подхватив щипцами уголек, прикурил.

– Тридцать лет не курил, – сказал он, выпуская дым. – Нет, не идет. – Он бросил папиросу в огонь. – Хорошо, господа, выкладывайте ваши соображения. – Император прошел к столу, отодвинул стул и уселся, закинув ногу на ногу.

Леонидов переглянулся с Лиховцевым, с которым они согласовали подготовленное предложение, чуть заметно кивнул и выступил вперед. Бергер знал, о чем пойдет речь, – они с Царем Леонидом обсуждали предстоящую операцию несколько дней, советовались с начальником Службы безопасности, и он их поддержал. Данченко, который не был поставлен в известность, мог выступить против, но вряд ли – операция не касалась его ведомства, и всю ответственность должен был нести Леонидов. Операция не могла вернуть имперской разведке упущенную инициативу – когда противник неизвестен, перехватить инициативу невозможно, но старый проверенный ход мог сработать. Противоборствующая сторона тоже бродила вслепую, если, конечно, принять за факт, что получить сведения у Амбарцумяна ей не удалось. Пока все говорило именно за это – не было зафиксировано никакого подозрительного интереса к буферной зоне, и даже «демократические» СМИ, что бывало не часто, похвалили Россию за кардинальное решение религиозных проблем на северных планетах.