Текст книги "Элита элит"

Когда я закончил, все оторопело смотрели на меня. По их мнению, план был не просто авантюрным, он был невыполнимым. Я же спокойно смотрел на них.

– Вопросы?

– Э-э… товарищ командир, я, конечно, извиняюсь, – осторожно начал Головатюк, – но мне кажется…

– Что мы не сможем это сделать? – закончил я за него.

– Так точно, – облегченно выдохнул он.

– Почему?

– Да нас тут же засекут! – горячо начал Кабан. – У них часовых понатыкано что твоих тараканов!

– Двое часовых у обратной стороны пакгауза бо́льшую часть времени скрыты от глаз остальных, – возразил я, – шанс снять их незаметно есть. А если их убрать, подобраться скрытно к бронетранспортеру относительно легко, ибо образуется довольно большой неконтролируемый сектор.

– Да как их снимешь? – кипятился Кабан. – Они ж друг у друга на глазах!

– Это буду делать я, – с нажимом ответил я ему, – причем в тот момент, когда все вы будете находиться еще по эту сторону ограждения. Так что если мне не удастся, вы сможете спокойно отойти в лес.

– Никак нет, товарищ командир, – влез Римозов, – мы вас не бросим! Мы…

– Бросать меня пока и не требуется, младший сержант, – умерил я его горячность, – потому что пока мы рассматриваем варианты на случай провала моей части плана. А я уверен, что провала не будет. Поэтому следующий вопрос: кто сомневается в том, что после того как я сниму тех часовых, он не сумеет нейтрализовать своего?

Все молча переглянулись. Их мысли читались на лицах: «Сомнительно, конечно, но если уж командир уверен, что справится аж с двумя, то что ж, я одного не сниму?»

– Отлично. – Я повернулся к Кабану: – Теперь ты. Как, способен составить мне компанию в одном веселом деле? – И лихо подмигнул.

Кабан осклабился:

– Так это мы завсегда пожалуйста, командир. Сделаем в лучшем виде.

– Ну вот и ладушки. Значит, сейчас всем спать. Подъем за два часа до рассвета…

К ограждению склада мы подобрались в полной темноте. Все были напряжены. Один из присоединившихся с утра бойцов шумно дышал, то и дело утирая пот. Я молча покачал головой. Успех операции всецело зависел от внезапности и согласованности действий, а человек в таком взвинченном состоянии просто обречен на ошибку. Я наклонился к нему и, полуобняв за плечи, проникновенно прошептал:

– Боец, у тебя самый важный противник, его пост ближе всех к нам, и именно у него наибольшая вероятность поднять тревогу. Поэтому я определил его тебе. Я знаю, что ты меня не подведешь.

Солдатик сглотнул и кивнул. Я сжал ему плечо и скользнул вперед. Когда я, разорвав пальцами пару нитей колючей проволоки, проскользнул в образовавшуюся дыру и оглянулся, он уже лежал на довольно удачной позиции и, стиснув зубы, вел своего часового сквозь прорезь прицела. На что только не способно выказанное человеку доверие!..

Открытое пространство я преодолел, даже не входя в состояние скачка. Просто дождался, когда взгляды всех трех часовых, следивших за участком, оказались направлены в другие стороны. Три быстрых широких шага, и я присел за штабелем ящиков. Теперь предстояло преодолеть еще несколько метров по открытому пространству, прежде чем я займу позицию, удобную для атаки. А также определиться с оружием. Ну с этим-то проблем быть не должно. Я наклонился и подобрал с площадки, усыпанной щебенкой, на которой стоял штабель ящиков, пару камней наиболее правильной формы. В принципе, если бы цели находились метров на сорок дальше, можно было бы снять ремень и использовать его как пращу, но по моим расчетам в момент броска обе цели должны были находиться метрах в пятнадцати – двадцати, так что вполне хватит и обычного броска. Тем более что праща гораздо менее скорострельна.

Мне пришлось подождать минут двадцать пять, прежде чем часовой, скучающий у дальних ворот пакгауза, повернулся и что-то сказал своему соратнику. Тот молча оторвался от своих ворот и двинулся к первому, который, в свою очередь, также устремился навстречу. Они сошлись почти на середине длинной стороны пакгауза, у такого же штабеля ящиков, как и тот, за которым прятался я. Я бросил быстрый взгляд в сторону дежурного пулеметчика. Тот обвис на пулемете, глядя куда-то в сторону. Я выскользнул из-за штабеля и легким, неслышным шагом бросился вперед, выходя на наиболее выгодную линию броска. Оба часовых меня не видели. Один стоял ко мне спиной, подняв руки, к которым наклонился другой. Что они там делали, мне стало ясно спустя мгновение, когда второй начал разгибаться, и я увидел, что у него во рту торчит курительная трубочка. Возможно, он успел меня заметить, но было уже поздно. Я метнул первый камень…

Камень вошел часовому, стоящему ко мне спиной, под каску, раздробив затылок. От удара его бросило вперед, он упал на своего приятеля и начал съезжать по нему на землю. Как только его каска опустилась на несколько сантиметров, открывая переносицу оторопевшего напарника, я метнул второй камень, который раздробил переносицу второму и вошел ему в мозг. Солдата отбросило на штабель ящиков, укрытый брезентом, и он также не рухнул, а сполз на землю, почти не наделав шума. Я замер, прислушиваясь. «Почти» не значит «совсем»… Но вокруг было тихо. Шум частично экранировал пакгауз, а то, что все-таки донеслось, похоже, было расценено как допустимо-обыденное. Ну мало ли – задел ящик сапогом или чиркнул по воротам прикладом.

Я поднял руку, вызывая к себе Кабана. Я специально взял его с собой. Во-первых, в нем читались некая лихость, кураж, так что можно было надеяться, в критический момент он скорее выматерится, а не оцепенеет. Ну и во-вторых, похоже, он был из адреналиновых наркоманов, а значит, надо создать в его мозгу психологическую сцепку по поводу того, что вместе со мной куда круче, чем против меня. И более преданного подчиненного у меня не будет.

До пакгауза Кабан добрался, когда я уже вскрыл примитивный замок и осторожно приотворил ворота. Заметив, что они уже открыты, Кабан возбужденно оскалился.

– Сами справились, товарищ командир, – возбужденно прошипел он мне в ухо, – а я думал, шо вы меня захватили, шоб я вам замочек вскрыл.

– Да что тут вскрывать, – усмехнулся я, – лучше створку подержи. Тут петли очень скрипучие.

– Ага, – закивал он, хватаясь за створку, – не волнуйтесь, все будет чики-чики!

Я проскользнул внутрь.

Гранаты были упакованы в деревянные ящики отдельно от запалов, которые лежали в тех же ящиках, завернутые в промасленную бумагу. Я быстро свинтил дюжину лимонок и рассовал их по карманам. На первое время хватит. Кабан ждал меня у ворот, крепко держа створку. Я выскользнул наружу и кивнул ему, веля осторожно прикрыть створку.

Следующий этап был самым важным. Стоило одному бойцу промазать по своей цели, и мы с Кабаном получили бы огневую точку в своем тылу. Стоило нам спугнуть часовых раньше, чем их сняли бы наши соратники, и мы получили бы несколько таких точек. Стоило нам не успеть нейтрализовать дежурного пулеметчика или провозиться с ним, и мы получили бы против себя десятки проснувшихся вооруженных людей, оставаясь сами вооруженными только ТТ и наганом да дюжиной лимонок. Свой «дегтярь», чтобы не мешался, я оставил с той стороны забора.

– Значит, так, – притянув к себе ухо Кабана, начал я, – твоя задача – пулеметчик. Как только его снимешь, ныряй вниз, за броню. Я начну работать гранатами. И будь внимательнее! В бронетранспортере вполне может оказаться еще кто-то. Так что, снимешь пулеметчика – не расслабляйся.

– Будь спок, командир, – прошептал в ответ Кабан. Его глаза лихорадочно блестели, а руки возбужденно стискивали револьвер.

И мы двинулись вперед.

Кабан не подвел. Он двигался, конечно, не так тихо, как я, но вполне приемлемо. Только на самом подходе к БТРу его занесло на усыпанную гравием дорожку, и один из часовых, насторожившись, двинулся в нашу сторону. Но было уже поздно. Я положил Кабану руку на плечо и тихонько толкнул его. Он зло ощерился и с резким выдохом выметнулся из-за угла здания караула, одним движением взлетев на борт бронетранспортера. Дежурный пулеметчик в последний момент что-то почувствовал и заполошно дернулся, но Кабан взревел:

– Куда, сука?! – и засветил ему в висок рукояткой нагана. Немец опрокинулся назад.

Похоже, в БТРе действительно был кто-то еще, потому что Кабан вдруг опустил руку и несколько раз выстрелил внутрь коробчатого корпуса. Одновременно с ним и чуть раньше затрещали выстрелы остальных. Я повел глазами, контролируя ситуацию. Попали все. Но двое часовых были только ранены. Один валялся на песке, зажав руками простреленное горло, а вот второй полз, держась за бок и подволакивая за собой винтовку. Этот мог оказаться опасен. При таком соотношении сил даже пара удачных выстрелов может опрокинуть чашу удачи. Но волновался я зря. По ползущему тут же грянуло еще два выстрела. Что ж, пора и мне вступать. Пока мой взгляд шарил по сторонам, руки уже вывалили из карманов лимонки и начали быстро разгибать усики фиксаторов предохранительных рычагов, которые, как я теперь знал, назывались «чека».

– А-а-а, сука! – послышался сверху прямо-таки полный восторга рев Кабана, почти мгновенно заглушенный длинной очередью из пулемета.

Нет, он точно адреналиновый наркоман. Но так он мне всю обедню сорвет.

– Кабан – вниз! – рявкнул я, одновременно с легким оттягом перебрасывая через корпус бронетранспортера первые две гранаты. Похоже, все-таки мой авторитет уже стал для Кабана достаточно весомым, потому что он тут же нырнул под броню. А я метнул следующую пару, покрывая гранатами площадь, занятую спящими на улице солдатами в квадратно-гнездовом порядке.

Взрыв, взрыв, взрыв…

Бронетранспортер закачало, а по его броне дождем забарабанили осколки. Я продолжал методично метать гранаты. Восемь на бивуак, остальные четыре были предназначены для караульного помещения, у которого из-за жары оказались настежь распахнуты и металлические ставни, и сами окна. Да и чего было бояться при столь многочисленной охране?..

Но я успел зашвырнуть внутрь только две. В наиболее сложные для броска дальние окна, чьи проемы перекрывал корпус бронетранспортера. Для того чтобы попасть в самое дальнее, пришлось воспользоваться рикошетом. В десяти шагах с той стороны бронетранспортера стояло дерево, от удара о которое граната влетела в окно. Иначе попасть в окно не получалось никак, а подгадать подрыв к тому моменту, как граната падала мимо окна, с таким типом взрывателя не было никакой возможности, замедление было слишком нестабильным…

Когда же я протянул руку за последней парой, из ближайшего окна в меня выстрелили. Я впрыгнул в состояние вьюги, качнулся в сторону и рывком выдернул ТТ из заранее расстегнутой кобуры. Патрон был уже дослан в патронник, но механизма самовзвода на этой модели не было, так что пока я взводил курок, мне пришлось качнуться обратно, уходя от еще одной пули. А потом я вогнал свою пулю стрелявшему в правый глаз, после чего левой рукой отправил две последние гранаты в два оставшихся окна.

Сразу после взрывов я крикнул:

– Кабан, работай! – и тут же из нижней стойки нырнул в окно, развороченное взрывом, держа ТТ наготове.

В караульном помещении живых не было. Все-таки эти «лимонки» не такие уж и плохие штучки. Хотя до «Граве марк VII» им, конечно, далеко. Снаружи молотил пулемет Кабана, я быстро проскользнул по длинному коридору, протянувшемуся из конца в конец караульного помещения, и, выпрыгнув из дальнего окна, завернул за угол.

Как я и предполагал, уцелевшие после нашего нападения солдаты прятались именно здесь. Их было четверо. ТТ рявкнул четыре раза, решив и эту проблему. Да, скорость перезарядки у этой машинки маловата, перед последним выстрелом мне пришлось качнуться вправо, уходя от выстрела из винтовки. Ну да ничего, Гвардия воюет тем, что у нее в руках, ибо опасно не оружие в руках гвардейца, а он сам!

Пулемет замолчал. Я быстро обвел взглядом пространство склада, затем сделал еще шесть шагов вперед, выходя на другую точку обзора. Похоже, всё.

Все отработали с огоньком. Победа, еще несколько часов назад казавшаяся моим подчиненным просто немыслимой и, по существу, продавленная моим авторитетом, настолько воодушевила людей, что они буквально летали.

Первоначальный план был изменен. Шины у бронетранспортера оказались полнотелыми, несмотря на изуродованные осколками гранат боковины оных, и машина была вполне способна к передвижению. А младший сержант Римозов, как выяснилось, умел водить. В результате сейчас мы грузили оружие, обмундирование и боеприпасы именно на БТР.

Старшина Гарбуз, казалось, был готов вывезти весь склад, так что мне пришлось немного попридержать его. Тем более что я счел необходимым позаботиться о том, чтобы данный склад не попал снова в руки противника. Это было вполне выполнимо, поскольку на складе обнаружилось несколько десятков ящиков со взрывчаткой и минами. Со здешними минами я пока обращаться не умел, а разбираться времени совсем не было. Поэтому я быстро сформировал из брусков местного взрывчатого вещества несколько сосредоточенных зарядов и воспользовался в качестве взрывателей уже неплохо освоенными мной лимонками, изобразив примитивные конструкции с отсрочкой взрыва с помощью отыскавшихся на складе свечей и бечевки. А еще я рассредоточил несколько ящиков со взрывчаткой в кустах вдоль дороги, расположив их один от другого на полторы-две длины грузовой машины, и соединил в последовательную взрывную цепь с помощью тех же лимонок и мотка проволоки. Наша стрельба должна была переполошить соседние гарнизоны, и скоро здесь стоило ожидать появления вражеских подкреплений. Конечно, созданная мной конструкция выглядела крайне примитивной, и ее вполне можно было обнаружить даже в зыбком свете разгорающегося рассвета, но кто его знает… Насколько мне удалось убедиться, здесь не было людей, прошедших даже нижний уровень антропрогрессии, а обычный человек, как правило, так невнимателен…

Мы были уже где-то в километре от склада, когда прогремел первый взрыв, произошедший, судя по отзвуку, на открытом пространстве. Похоже, мои расчеты оправдались.

Услышав взрыв, все возбужденно загомонили, но не прошло и пяти минут, как жахнуло во второй раз. На ближайшем к въезду складе я сделал еще один дополнительный взрыватель-ловушку, аккуратно закрепив лимонку со снятой чекой на верхнем обрезе чуть приоткрытых ворот. Лишь только створка откроется еще на пару пальцев, лимонка упадет вниз, в уютную конусообразную ловушку из нескольких килограммов взрывчатки, на лету отстрелив рычаг предохранителя. Насколько я теперь разбирался в устройстве местных вооруженных сил, большинство военных специальностей здесь были узкоспециализированными. И разминированием (как и минированием) занимались специалисты под названием саперы. Так что этот взрыв практически гарантировал, что больше никто из прибывших до появления этих самых саперов в остальные склады не полезет. И мои конструкции из бечевки и свечей, которые я насторожил с довольно большим запасом по времени, должны были благополучно сработать в свой срок.

Я обернулся и посмотрел на своих бойцов. Их лица выражали восторг, глаза сияли, а руки крепко сжимали оружие. Что ж, с такими бойцами можно побеждать…

Спустя полтора часа мы были вынуждены бросить бронетранспортер. Дальше он проехать не мог. В принципе я был удивлен и тем, что он добрался хотя бы сюда. Поразительно неуклюжая техника! Впрочем, похоже, остальным она казалась верхом совершенства. Во всяком случае, Римозову точно. Он управлял ею с нескрываемым удовольствием и покинул водительское место с явным сожалением на лице. Но мы забрались по лесным дорогам в такую глушь, что двигаться дальше на каком-нибудь транспортном средстве стало совершенно невозможно.

Я приказал бойцам разгружать бронетранспортер, а сам занялся волокушами. Судя по возросшей влажности и немного изменившемуся типу растительности, а также еще по некоторым признакам, скоро должны были начаться болота, так что, если за нами и организовали преследование, у нас были все шансы оторваться. Впрочем, насчет преследования я сильно сомневался. Склад мы разгромили весьма впечатляюще, и если при оценке ситуации противник будет руководствоваться продемонстрированным уровнем подготовки и тактической грамотностью местных вооруженных сил (а так оно и будет), то вероятнее всего сделает вывод, что здесь поработало сильное подразделение численностью до роты.

А это ведь только в голофильмах поблизости от охраняемых объектов располагаются находящиеся в полной боевой готовности, но бездельничающие крупные силы, которые могут лихо попрыгать на всякие транспортные средства и с шумом и гамом броситься в погоню за киногероями. На самом деле обычное положение дел у любого командира, где бы он ни находился, в тылу или на передовой, и какие бы задачи ни выполнял, – это жуткий дефицит сил и средств. И максимум, что противник сейчас сможет собрать, учитывая, что часть сил, находящихся в распоряжении коменданта и старшего по гарнизону, мы благополучно уничтожили на складе, – четыре-пять монад, то есть по-местному пару взводов. Я бы с такими силами нас преследовать не рискнул…

– Все готово, товарищ командир! – лихо вскинув руку к обрезу пилотки, доложил Головатюк. Его лицо сияло.

Я кивнул:

– Отлично. Кабан – в головной дозор. Направление движения – по солнцу. Через пару-тройку километров начнутся болота – там остановишься и подождешь меня.

Кабан так же лихо козырнул, отпустил жердь волокуши, которую держал вместе с Иванюшиным, и, сдвинув на грудь новенький ППД со склада, нырнул в заросли. Я махнул рукой:

– Вперед!..

До болот мы добрались через полтора часа. Я объявил привал и забрался на дерево, чтобы осмотреть местность. Вокруг насколько хватал глаз расстилались лес и болота, а далеко впереди, почти у горизонта, в небо тянулись едва различимые дымы и еле слышно даже для меня погромыхивало. Похоже, там еще кто-то дрался…

Дорога через болота оказалась неожиданно легкой. Впрочем, только на мой вкус. Остальные вряд ли настаивали бы на подобном утверждении, которое на самом деле основывалось просто на полном отсутствии у них опыта маршей в подобных условиях. Впрочем, не у всех. Головатюк, судя по всему, такой опыт имел, хотя и он раньше вряд ли передвигался по болотам, таща за собой тяжело груженную волокушу. Поэтому уже где-то к двум часам пополудни мои подчиненные извозились в грязи чуть ли не по макушку и окончательно вымотались. А значит, пришло время остановиться на очередной привал и основательно перекусить. Тем более что после налета на склад у нас было чем.

На привал мы расположились на длинном, метров триста, и узком острове посреди болот, густо поросшем лесом. Судя по рельефу местности и по тому, что я увидел с очередного дерева, мы двигались через довольно узкий болотный язык, далеко вдававшийся в местные леса. И мы его почти пересекли. Во всяком случае, в том направлении практически не было видно открытой воды – только торфяники, поросшие кустарником. Так что теперь между нами и противником раскинулась широкая полоса болот, а значит, погони можно было не опасаться. И едва выбравшись на остров, все сразу расслабились, каковое состояние в условиях боевых действий практически всегда приводит к печальным последствиям. И потому я, заметив кое-что, что могло бы мне помочь преподать своим людям наглядный урок, не стал торопиться. Сцену надо было обставить подобающе.

Как только все собрались на узкой полянке у кромки воды, которую отыскал Кабан (он был чрезвычайно доволен этим фактом и даже обустроился на бережку, сняв сапоги и развесив по кустам портянки), я негромко скомандовал:

– Головатюк, построй личный состав.

– Слушаюсь, товарищ командир!

Несмотря на мой авторитет, на лицах большинства бойцов, занимающих место в строю, явственно читалось разочарование. Мол, и так сил уже никаких не осталось, а командир вздумал в строевую подготовку поиграть. Какого черта?!

– Кабан, как твоя фамилия? – с явной благожелательностью в голосе поинтересовался я.

– Шабарин, командир, – расплылся в улыбке Кабан, решив, что я собираюсь объявить ему благодарность или поощрить неким иным образом.

– Рядовой Шабарин, два шага вперед!

Кабан лихо бухнул по траве изгвазданными в грязи сапогами.

– Товарищи бойцы, какое наказание в боевых условиях следует применить к вашему сослуживцу, нерадиво выполнившему боевой приказ и этим поставившему под угрозу не только ваши жизни, но само выполнение боевой задачи? – спросил я, расстегивая кобуру и извлекая ТТ.

Улыбка с лица Кабана сползла, будто старая кожа со змеи. Несколько мгновений над поляной висела тишина, а затем Кабан придушенно просипел:

– Командир, да ведь я…

– Почему вы, рядовой Шабарин, будучи назначены в головной дозор, не выполнили поставленную задачу и не осмотрели остров? А если бы здесь были немцы?

– Так ведь нет же никого! – отчаянно воскликнул побледневший Кабан.

– Никого? – Я повернулся в сторону кустов, на которых еще висели его портянки, поскольку он встал в строй, просто засунув ноги в сапоги, и негромко приказал: – Эй, вы, двое, выйти из кустов!

Несколько мгновений ничего не происходило, а затем ветки зашевелились, и сквозь них продрались две фигуры в такой же, как у нас, форме и не менее грязные.

Местная форма изготавливается из слабообработанных естественных материалов, которые в моем мире стоили бы буквально целое состояние, но здесь это щегольство приводило к тому, что форма мгновенно загрязнялась. Я повернулся к Кабану и повторил вопрос:

– А если бы здесь были немцы?

Шабарин побледнел. Я коротко скомандовал:

– На колени. Руки за голову!

Кабан сглотнул, напрягся, но затем его плечи опустились, и он выполнил приказ. Я шагнул к нему, взвел ТТ и, приставив ствол пистолета к его коротко стриженной макушке, несколько мгновений держал его там, жестким, но спокойным взглядом обводя напряженные и побелевшие лица остальных, а затем чуть сдвинул дуло ТТ влево и нажал на спусковой крючок. От выстрела Кабан содрогнулся всем телом. Я согнул руку, направив ствол пистолета вверх, и поставил курок на предохранительный взвод.

– Встать, – негромко приказал я.

Кабан тяжело поднялся, зажимая рукой простреленное ухо.

– Будем считать, что здесь и сейчас я промахнулся, – сообщил я подчиненным, убирая ТТ в кобуру. – Но это произошло в первый и последний раз. Если я еще раз уличу кого бы то ни было в пренебрежении долгом – больше сотрясать воздух не буду. Всем понятно?

– Так точно! – громко и слаженно грянул строй.

– Отлично, – одобрительно кивнул я. – Тогда… Головатюк, раздать мыло и организовать помывку личного состава и стирку обмундирования. Обед – после окончания хозяйственных работ. Вопросы?

– Никак нет!

– Приступайте. – Я повернулся к вновь прибывшим: – Кто такие, откуда?

После увиденного никому из них и в голову не пришло демонстрировать мне что-то, кроме браво-молодцеватого вида истых служак.

– Старшина Цымбалюк и рядовой Побегало, товарищ командир! – гаркнул один.

Я одобрительно кивнул. Старшина – это хорошо. Будет Гарбузу помощник…

Следующие несколько дней мы двигались вдоль обреза болот, не приближаясь к опушке. Самой большой проблемой для меня постепенно становилось отсутствие командирского планшета. Все-таки, несмотря на всю нашу подготовку, мы, гвардейцы, чрезвычайно избалованные люди. Нет, мы, конечно, способны использовать в качестве оружия любое подручное средство и выживать там, где любой другой десять раз откинет копыта, но отсутствие нормальной связи и возможности ориентироваться на местности в любых условиях меня напрягало едва ли не больше, чем полное непонимание того, где я нахожусь и как сюда попал.

Непосредственных трудностей это непонимание пока не создавало. К тому же я воспринимал это не как неудобство, а как задачу, а вот незнание местности, окружающей обстановки и крайне ограниченные возможности в анализе и планировании эти самые трудности как раз и создавали.

Впрочем, поймав себя на этих мыслях, я улыбнулся и сделал простейший психологический ход: перевел данные трудности из раздела проблем в раздел задач. Что сразу же подсказало решение. Мне нужна возможность ориентироваться на местности. Командирских планшетов здесь скорее всего нет. Значит, нужно раздобыть то, что помогает ориентироваться местным командирам. А именно печатные карты. Каковые можно раздобыть в каком-нибудь штабе уровня не менее батальонного. И там же взять «языка», способного просветить насчет обстановки.

Тем более что с языком наступавшей армии я с помощью документов и кое-каких печатных материалов, захваченных у погибших мотоциклистов и на месте боя с охраной складов, более-менее разобрался. Это был вариант довольно распространенного в Метрополии диалекта дэйч. Хотя в быту этот диалект использовался довольно слабо, скорее его нишей была культурная идентификация – на нем пели застольные песни, на нем разговаривали на этнографических праздниках и иных подобных мероприятиях. А в обычной жизни все носители данного диалекта, как правило, отлично изъяснялись на общеимперском. Поэтому его изучение в Гвардии не было в числе приоритетных, так что я сразу после ознакомительного курса перевел его из зоны оперативной доступности памяти куда подальше. Поэтому сейчас потребовалось некоторое усилие, чтобы восстановить его. Единственное, что меня несколько смутило, так это то, что люди, изъясняющиеся на диалекте дэйч, отчего-то атаковали людей, чьим родным был диалект общеимперского, поскольку в Империи и те, и другие считались едва ли не двумя основными ее столпами. Ну да мало ли причудливого мне здесь еще предстоит увидеть?..