Текст книги "Урожденный дворянин. Мерило истины"

– Ну, хватит! – развел их Командор. – Чего ты взъелся на Гуманоида? Может, он… – Командор усмехнулся, – и правда с другой планеты? Или там, из параллельной реальности?

Тот, кого называли Гуманоидом, эти предположения опровергать не стал.

– Офицеры ведь не позволят, чтобы… в части всякие неприятности случались? – робко предположил Сомик. – Если логически рассудить, это им просто невыгодно, они же сами нагоняй от начальства своего получат. Значит, они изо всех сил должны следить за порядком.

В ответ на столь наивное высказывание Двуха усмехнулся и густо сплюнул себе под ноги. Впрочем, в следующую секунду он, вздрогнув, наступил на плевок и вытянулся, приложив ладонь к виску. Встав по стойке «смирно», козырнули и прочие члены «банды».

Мимо них прошагал старшина, тот самый, который вел колонну вчерашних призывников от железнодорожного вокзала к части. Теперь, конечно, новобранцы накрепко затвердили его фамилию-имя-отчество: Нефедов Борис Федорович. Старшина Нефедов, поравнявшись с «бандой», кивнул солдатам, что-то невнятно пробурчав. Ответить на воинское приветствие по форме он не смог бы при всем желании – в обеих руках Нефедова покачивались большие целлофановые пакеты, из которых выпирали рулоны дешевой туалетной бумаги марки «Суздальское перышко». Выдающееся качество этого «перышка» новобранцы имели возможность оценить с первого же дня пребывания в части. Бумага была запредельно, до прозрачности тонкой, но, тем не менее, имела бесчисленные вкрапления в виде крохотных древесных осколочков, которые – при применении «перышка» по прямому назначению – немилосердно царапали не привыкшие еще к такому обращению задницы юных бойцов.

– Видали, амигос? – осведомился Командор. – Наше «пердышко» поволок. А нам целый месяц в сортире на все кабинки один рулон вешали… Наэкономил себе, значит.

Нефедов уже добрался до КПП, рядом с которым, возле стены, стоял его автомобиль: чистенькая, явно недавно приобретенная «семерка». Поставив пакеты под ноги, старшина принялся возиться с замком багажника.

– Не предполагал, что жалованье старшин столь мало, что они не могут позволить себе покупать туалетную бумагу в магазине, – медленно выговорил Олег.

Двуха счел эту фразу шуткой и захохотал. Командор тоже усмехнулся. А Женя пожал плечами:

– Да нормально им платят, дай бог каждому. Даже очень хорошо платят. Вот у нас в деревне, между прочим…

– Задрал ты уже со своей деревней, – перебил его Двуха. – При чем здесь «как платят»? Как бы ни платили, а приработок никогда не лишний…

В пределах видимости «банды» оказался старлей Бородин, держащий путь из столовой. Бородуля углядел старшину, неторопливо размещавшего в багажнике пакеты с «Суздальским перышком», остановился, напряженно и подозрительно присматриваясь – и заспешил к нефедовской «семерке».

– Запалился старшина! – с восторгом констатировал Двуха.

Между Бородиным и Нефедовым завязалась приглушенная перебранка. Причем, лейтенант явно следовал наступательной тактике, а старшина оборонялся, коротко и хмуро отбрехиваясь и заслоняя громоздким туловищем открытый багажник своей машины.

Бородин решительно отодвинул старшину, вытащил из багажника один пакет с туалетной бумагой. Провожаемый угрюмым взглядом Нефедова старлей победоносно прошествовал с трофеем в руках к припаркованной рядом «тойоте», сошедшей с чужеземного конвеера лет пятнадцать назад. Отключил брелоком сигнализацию автомобиля, открыл дверцу заднего сиденья и закинул в салон пакет.

– Давай, пацаны, дергаем отсюда, – сказал Двуха. – А то Нефедыч со зла сейчас припряжет нас куда-нибудь. Гуманоид, что застыл?

– Не будет так вскоре, – вдруг произнес Олег, внимательно проследивший сцену от начала до конца.

– Чего это? – поинтересовался Игорь. – Ты никак командованию накатить хочешь на этих упырей?

Трегрей покачал головой.

– Сюминут это не имеет смысла.

– То есть? – не понял и Командор. – А позже, ты считаешь, что-нибудь изменится, что ли?

– Несомненно, – ответил Олег. – Многое изменится.

– А в какую сторону-то изменится? Что будет? – полюбопытствовал Двуха.

– Будет так, что воровство и прочие гадости станут встречать не с безразличием, а с категорическим осуждением.

– В нашей-то части? – усомнился Командор. – Не смеши людей, амиго!..

* * *

Засвистели, открываясь, ворота воинской части № 62229. Черный автомобиль «Лада» четырнадцатой модели въехал на территорию.

– Во… – поднося развернутую ладонь к форменной кепке, пробормотал себе под нос дежурный. – Лягушонка в коробчонке прискакала… Здравия желаю, товарищ особист-контрразведчик…

Майор Глазов, одетый уже не в перепачканный камуфляж, а в строгий черный костюм, не по-военному сутулясь, пересек плац. Заняв свой кабинет, он переодеваться не стал. Усевшись, положил на стол служебный ноутбук, который никогда не оставлял в кабинете, открыл его и достал мобильный телефон.

– Привет, доча, – проговорил Алексей Максимович, набрав номер и дождавшись ответа абонента – голос его, обычно монотонный и глуховатый, смягчился и потеплел. – Дома уже?.. Да, я в части… Как обычно вернусь… Как там мама сегодня?…

Ответ на этот вопрос он выслушивал долго, то сдвигая еще ниже на глаза густые брови, то разглаживая лоб и улыбаясь.

– Не забудь укол ей сделать, – сказал он, дослушав. – Что?.. Да, куплю по дороге… Что? Конечно, был, только оттуда. Отделывают, первый этаж почти закончили. Я думаю, как только его доделают, сразу и переедем… Здорово, а как же! В выходные вас с мамой свожу, посмотрите… А второй этаж уже потом – понемногу, потихоньку… Ага… Ага… Ну, пока, до встречи…

Положив мобильник обратно в нагрудный карман пиджака, майор некоторое время глядел в окно. Шел еще только пятый час, а небо уже сильно потемнело и провисло, как пропитавшийся дождевой водой потолок дешевой туристической палатки.

В брючном кармане майора Глазова бесшумно завибрировал мобильник, не тот, по которому он только что разговаривал, а другой, служебный. Алексей Максимович вздохнул, покривился и достал телефон.

* * *

Вляпался Саня Гусев глупо. Приехал к нему на присягу старший брат, привез в качестве подарка бензиновую зажигалку (подделку под известную фирму «Zippo»). Поухмылялся еще, гад: мол, не заправлена она, заправлять будешь, меня добрым словом вспомнишь… На следующий же день зажигалка перекочевала из кармана Гусева в карман одного из дедушек, а еще через два дня рядового Саню Гусева дернули к особисту части прямо из столовой.

Как выяснилось, накануне тот самый позарившийся на псевдо-«Zippo» дедушка прогуливался у казармы, теша себя на сон грядущий мыслями о предстоящем в не таком уж далеком будущем отбытии на родину в рязанский поселок Ухрянск, и рассеянно крутил зажигалку в руках. Проходящий мимо ротный старшина дедушку остановил и потребовал:

– Дай прикурить!

– Да не работает… – попытался было предупредить тот, но старшина, в силу армейской привычки не склонный верить кому бы то ни было на слово, завладел зажигалкой и принялся щелкать колесиком.

– Газ, что ли, кончился? – так ничего и не добившись, предположил он и тут же раскрыл корпус неработающего изделия.

Никакого газа внутри корпуса старшина, конечно, не обнаружил, как не обнаружил и долженствующего там наличествовать ватного наполнителя для пропитки. В пустой полости корпуса зажигалки оказался спрятан полиэтиленовый пакетик с какой-то буро-коричневой трухой, в которой обомлевший дедушка без труда признал засушенные и нарезанные экземпляры местных псилоцибиносодержащих грибов.

– И ты думаешь, эта хреновина у тебя тут гореть будет? – иронически хмыкнул старшина. – Она же нераспечатанная!

Вполне возможно, что он и не стал бы развивать тему, а просто вернул бы зажигалку дедушке, но тот при виде пакетика вдруг побледнел и заорал дурным голосом:

– Это не мое!

Чем навлек на себя определенные подозрения.

Тогда старшина взялся за дедку, дедка показал на Саньку, а Саньку потащили к особисту части. Светило рядовому Гусеву дело по статье 228 УК РФ, предусматривающей наказание за незаконные приобретение, хранение, перевозку, изготовление, переработку наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, но особист, как бы между прочим, предложил классический выход из положения – секретное сотрудничество. А Саня, тихо млея от ужаса перед возможным разоблачением и последующей позорной травлей (что может быть хуже клейма стукача?), все-таки, понятное дело, согласился, куда ж ему было деваться. Так Гусь (не рыба, но все-таки водоплавающее) оказался на крючке. Дело о наркотиках замяли, а Саню перевели служить в другую часть – под городом Пантыковым, где его встретил майор Глазов.

Майор скучающим голосом провел с Гусем предварительную беседу, дал подписать еще одну бумажку, зевнув, сообщил, что сотрудничество с ведомством, стоящим на страже безопасности Родины, есть великая честь, и отпустил с миром. В общем, совершенно ясно было, что Глазов сильно напрягать не будет, и все, что майором делается, делается, как говорится, для галочки. Но ко времени прибытия в Пантыков, Саня, малость поразмыслив, успел уже кардинально изменить свое мнение относительно той ситуации, в которую по глупому стечению обстоятельств попал. И что с того, что он теперь сексот? Чего бояться? Разоблачения? Глупо. Перевели из одной части, значит, переведут и из этой. А на новом месте службы можно легко и свободно начать отношения с сослуживцами с чистого листа. К тому же, тайная эта работа имеет кое-какие преимущества. Во-первых, возможность иметь при себе мобильный телефон, а не сдавать его под подпись и получать только на выходные. Конечно, за определенную мзду и другие бойцы могли постоянно находиться на связи, но Гусю ни за что платить не приходилось: ни за это, ни за сами разговоры. Во-вторых, Саня был уверен: влепись он опять в какую-нибудь поганую историю, дело на него не заведут, а если заведут, то спустят на тормозах. Только наглеть, конечно, сильно не надо… Но главное: сотрудничество с органами сейчас вполне может положительно сказаться на будущем рядового Сани Гусева. А что? Отслужив, пойдет учиться куда надо, и его возьмут без скрипа (на этот счет Саня специально навел справки у майора Глазова, и тот вроде как подтвердил). А уж потом… Потом высоко можно взлететь, если постараться. Кто сейчас у власти в стране? То-то!.. Говорят, он, который наш самый главный, с той же работы начинал… Согреваемый этой мыслью, а также пониманием причастности к тайне и сладким ощущением превосходства над остальными призывниками, Саня и вести себя начал по-другому, более уверенно и твердо. Сослуживцы его в эту твердость как-то сразу поверили, и очень скоро Гусь заимел среди личного состава вполне ощутимый авторитет.

Свою скрытую деятельность он вел с энтузиазмом. Он выведывал маленькие секреты части (которые, вообще-то, по большему счету, никакими секретами и не были, просто о чем-то было принято говорить вслух, а о чем-то нет) и в подробностях передавал сведения Глазову: кто с кем в каких отношениях, кто что откуда тащит, кто о чем высказывается… Немного смущал Саню тот факт, что никаких последствий его секретная деятельность не имела, но… с другой стороны, это было как раз и неплохо – никто Гуся ни в чем не заподозрил. К тому же Саня привык к мысли, что та мелочовка, которой он вынужден заниматься, органам мало интересна, и время настоящего задания еще наступит.

Так оно и произошло. Минуло почти полгода, и вот настал, наконец, тот час, когда майор Глазов, до того только получавший и принимавший однообразные Санины отчеты, самолично выдал Гусеву то долгожданное настоящее задание…

* * *

– Все сделал, как мне было сказано, – глядя через окно в набухающее сырой темнотой осеннее небо, выслушивал Алексей Максимович торопливое бормотание в динамике служебного мобильника. – Гуманоида этого прощупал. Он в натуре мутный… То есть… ну, какой-то не такой. Я тут за него с пацанами побазарил: половина вообще его стебанутым считает. У меня, кстати, тоже такое впечатление сложилось… Короче, у них компашка. Из четырех человек группа, все земляки. Заправляет Александр Вениаминович Каверин, мажорик такой. Я слышал, что он бабла сунул штабным, чтобы их всех четверых не разлучали… Ох, и борзый черт! Про него говорят, будто на гражданке под статью попал, вот и засунули его в армейку. Ну, об этом я подробнее узнаю, попозже сообщу… Под мажором бегает Двуха – это погоняло, а по-настоящему его фамилия Анохин. Такой… типичный быдлан, ушлепок ушастый. Еще один есть, они его Сомиком называют, по-моему, лох лохом… Ну и сам Гуманоид. Он как-то… вроде и вместе с ними, но держится особнячком. И ведет себя… ну… не могу даже слов подобрать… Будто он… генерал, который с инспекцией приехал, но, чтобы его не узнали, в рядового переоделся. То есть, не просто одежду другую надел, а вообще полностью перевоплотился.

Гусь внезапно замолчал. Алексей Максимович услышал, как он невнятно поздоровался с кем-то. Через несколько секунд голос рядового Гусева в динамике служебного телефона майора Глазова зазвучал снова:

– Короче, я к ним подкатил, сказал, что дальняк надо вымыть. А они сразу в отказ пошли. А Гуманоид серьезно так меня спросил: мол, это распоряжение командира или как? И пошел меня Уставом грузить…

Прижав мобильник к уху плечом, Алексей Максимович закурил сигарету. «Фруктов сразу не купил, теперь уже не успею, везде закрыто будет, – подумал он. – Надо было с утра на рынок заехать… прямо из головы вылетело…»

– …так по всем понятиям, этих четверых теперь бодрить придется! – бормотал тем временем мобильник голосом Сани. – Особенно этого мажора сраного… Спускать никак нельзя, сами понимаете. Если каждый салага на старослужащего залупаться… то есть, пасть разевать будет – что ж тогда за армия получится? Вообще все рухнет.

– Ну что ж, – выпустив сигаретный дым, вздохнул Алексей Максимович, – надо – значит, надо.

– Ага. Я думаю, мы с пацанами по одному их выцепим и взбодрим хорошенько.

– Ну что ж… Хотя, погоди. Говоришь, у них команда? Вот со всей командой зараз и разбирайтесь, а не поодиночке. Только без фанатизма у меня, – предупредил майор. – И лучше вообще без рукоприкладства.

– Без рукоприкладства… это уж как получится, – с сомнением проговорил Гусь. – Я хочу это… Мансура подключить. А то они уж больно борзые. Прямо чересчур. Таких гасить надо сразу, чтоб потом башку не поднимали уже никогда!

– Ну, делай, как обычно делается… – вяло согласился Алексей Максимович. – А потом представь подробный отчет о поведении интересующего нас объекта. Все, до связи.

Майор Глазов положил трубку. Затем потушил сигарету в пепельнице и кликнул курсором на помещавшуюся на рабочем столе ноутбука папку, называющуюся «Детдомовец». В папке имелся текстовый документ с таким же названием. Открыв документ, майор заскользил взглядом по строчкам начальных абзацев:

«Василий Морисович Иванов (предполож. наст. ФИО: Олег Гай Трегрей). Далее именуется: объект.

Личные данные объекта (информация, предполож. не соответствует действительности):

Дата рождения 199… год, предполож., апрель. Место рождения, предполож., г. Саратов. Данные о родителях отсутствуют (на период с 19… по 19… гг. по месту прописки мужчин с именем Морис в г. Саратове зарегистрировано не было). Подкидыш. С месячного возраста воспитывался в Саратовском детском доме номер четыре. Данные медицинской карты с момента рождения до июня 201… г. отсутствуют (инф. об утере медицинской карты сомнительна)…

Майор закурил еще одну сигарету и двинул пальцем колесико «мыши», перейдя сразу на вторую страницу документа:

Психологический портрет объекта – так, посмотрим…

«…очень развит физически и интеллектуально, – читал майор Глазов. – Обладает аналитическим складом ума, неоднократно демонстрировал способности отличного практического психолога. Опытный и искусный полемист. Ярко выраженный лидер со склонностью к управленчеству. Обладает гипертрофированным чувством справедливости, которую в любых ситуациях стремится восстановить какой угодно ценой, вплоть до физического давления на окружающих. Хотя в ходе конфликта до последнего старается решить проблему при помощи полемики…»

Алексей Максимович промычал неопределенное:

– М-да… – и продолжил чтение, перейдя к, собственно, главному.

«…предписывается: произведя опытным путем оценку морально-волевых качеств и психологической устойчивости в стрессовых ситуациях, изучить возможности привлечения к сотрудничеству на конфиденциальной основе…. по результатам проверки предоставить подробный отчет по форме №…»

Закончив читать, майор откинулся на спинку стула.

Распоряжений, подобных этому, полученному незадолго до прибытия в воинскую часть № 62229 призывника Василия Морисовича Иванова, Алексею Максимовичу не выпадало получать ни разу за все время службы. По роду своей основной деятельности майор напривлекал к сотрудничеству на этой самой конфиденциальной основе добрых два десятка военнослужащих – но никогда раньше не приходилось ему делать это по прямой наводке сверху. А тут еще и – не «привлечь к сотрудничеству», а только лишь – «изучить возможности…» И чего так осторожничать, если этого Василия Морисовича уже вполне есть на чем прихватить? Получается ведь, что личность он свою скрывает, и документы у него, скорее всего, поддельные…

Странно, конечно…

Майор попытался было подумать в этом направлении, но эти мысли, как обычно в последнее время, накрыло мутной волной привычной тягостной думы: «Химиотерапия… Анализы… Может быть, наконец, операция? Опасно, да и по деньгам никак не получается… Но главное – опасно. Эх, Надя, Надя… За что нам все это?..»

Он встряхнулся и поморщился, с трудом возвращаясь к реальности. И сразу навалилась непреодолимо засасывающая усталость… Майор растер лицо ладонями.

– Ну что ж… – косым движением челюсти подавив зевок, пробормотал Алексей Максимович. – Олег-Василий Трегрей-Иванов… Ярко выраженный лидер с гипертрофированным чувством справедливости… Посмотрим теперь, что ты за фрукт. Тут у нас для таких, как ты… специальные предложения…

Дальнейшие свои действия Глазов представлял отчетливо. Значит, перед тем, как получить разрешение на переход непосредственно к вербовке, ему следовало объект оной досконально изучить… Чтобы знать, какую тактику применять в работе. Говоря уж совсем грубо: чтобы знать, за что этот объект зацепить покрепче, дабы не сорвался, ибо промахов чекисты давать не могли. Обычно, как было прекрасно известно майору по опыту работы, если находилось, за что объект зацепить, все было просто… В тех же редких случаях, если слабых мест у объекта не обнаруживалось, либо по каким-то причинам воздействия на такие слабые места лучше было избежать, имелся еще один вариант развития события. Жесткий. Объект помещался в такие условия, чтобы ему пришлось метаться в поисках защиты или поддержки, – и вот тогда-то вербовщик мог появиться из тени и предложить единственно верный выход из ситуации. Подобная метода проистекала вовсе не от коварства и кровожадности органов. Просто такие действия являлись наболее эффективными для достижения цели, только и всего. Именно этот вариант и предлагали Глазову сверху.

– Ну-с, продолжим знакомство, гражданин Иванов-Трегрей, – проговорил еще Алексей Максимович. – Придется рядовому Гусеву снова напрячься…

«Хотя, что-то в последнее время рядовой Гусев и так напрягается уж слишком сверх меры, – с неудовольствием подумал майор. – Распоясался, балбес, а это нехорошо…»

И тут зазвонил личный мобильный телефон Алексея Максимовича. Он схватил его, с обыденным ощущением тревоги стремясь побыстрее взглянуть на дисплей, выяснить кто звонит. Звонили из дома. И майор мгновенно забыл и о Гусеве, и об Иванове…

Глава 3

Давно была дана команда «Отбой». Казарма спала. Золотые скошенные четырехугольники фонарных отсветов, лежащие в центральном проходе казармы между двумя рядами коек (на так называемой «взлетке»), казалось, чуть вибрировали от густого и мерного хора полусотни храпящих глоток.

Впрочем, шесть коек в казарме были пусты. И на трех еще койках, стоящих в дальнем углу рядом друг с другом, не спали молодые бойцы.

– Скоро начнется, – мрачно прохрипел, подняв голову, чтобы оглянуться на пустующие койки, Игорь Двуха. – Часа два уже после отбоя они там, в этой каптерке, зависают. Водку жрут, наверно, чем им там еще заниматься… Вот еще… часик – и вернутся. И тогда начнется… А, Командор?

– Чего ты бухтишь-то? – отозвался Александр Вениаминович Каверин, прочно привыкший к тому, что члены «банды», да и многие солдаты их призыва именуют его Командором. – Спокойнее, амиго, спокойнее. Ничего не начнется. Сейчас за один-единственный синяк под суд угодить реально, если ты не в курсе.

– Можно и безо всяких синяков человека так уходить, что он неделю кишками срать будет, – сказал Двуха.

Командор промолчал. А Двуха еще добавил, нервно поскребя подбородок:

– Если ты такой умный, чего сам не спишь?

Командор ничего не ответил и на это. Собственно, Двуха мог бы и не спрашивать. А то он не стоял с Командором в курилке перед отбоем, когда туда вошел давешний Саня Гусев в сопровождении трех солдат, которые, надо полагать, так же, как и Саня, дослуживали уже свой год. Двуха тогда при виде Гуся даже поперхнулся дымом.

«А еще говорят, что, мол, перед смертью не накуришься… – подмигнул Гусь Игорю. – Глядите, пацаны, малой пол-сигареты выкурил и уже кашляет, не хочет больше… А ты, мажорик, чего глазами лупаешь? Думаешь, если штабное шакалье баблом греешь, так уж и дедушкам дерзить имеешь право?» Командор, аккуратно оттопырив мизинец, потушил сигарету в стоящей на подоконнике консервной банке, исполнявшей функции пепельницы, и ответил вопросом на вопрос: «Значит, предупреждение не понято?..» Двуха поспешно отступил к стене, уверенный, что после таких слов немедленно разразится драка, но трое дедов, включая и Саню Гуся, рассмеялись. Четвертый – рослый парень, обладающий свисающим на ремень внушительным пузцом, их веселья не разделил. Придавив Командора тяжелым, как бетонный блок, взглядом, он сумрачно проговорил неожиданно тонким, словно стрекозиный усик, голоском: «Надеешься, что шакалы у койки твоей по ночам весь год дежурить будут? Это ты зря…»

И четверо дедушек удалились. А Саня Гусь напоследок проронил многозначительное: «Не прощаюсь, сыночки… До подъема, думаю, еще разок встретиться придется…»

Двуха, несколько раз перевернувшись с боку на бок, принялся толкать ногой Женю, притихшего на своей койке, располагавшейся между койками самого Игоря и Командора:

– Эй, Сомик! Сомидзе! Не делай вид, что спишь, все равно не поверю!..

Но Женя, укрытый одеялом с головой, не откликался. Он и вправду не спал, он раз за разом прокручивал в голове свое персональное кошмарное воспоминание.

Гусь и компания подловили его в туалете, и Сомик, узрев их, едва не брызнул прямо в штаны тем самым, что намеревался донести до унитаза в полном объеме. «Сюда иди!» – приказал ему Гусь. Женя подошел, едва передвигая вмиг ослабшие ноги, готовясь уже к самому худшему. Гусь вдруг обхватил его за шею, нагнул ему голову и понюхал макушку. «Трупом от тебя смердит, – высказался он. И добавил, отпустив Сомика и отвесив ему в качестве напутствия пинка: – До скорой встречи, душара…»

– Чего они тянут-то? – вполголоса проговорил вдруг Командор, и Двуха тут же прервался, чтобы переспросить:

– А?

– Забудь.

– Все-таки мандражируешь, – с непонятным удовольствием констатировал Игорь. – А строишь из себя…

– А ты не боишься?

– Я-то? А чего бояться? Что мне, рожу ни разу не чистили? У меня сотрясов одних только шесть штук было, три перелома ребер и два – челюсти. Не, конечно, подсасывает в брюхе, врать не буду.

– А я капуэйро четыре года занимался, если что, – помолчав минуту, высказался Командор. – Если один на один – любого тут уделаю. Или сразу двух.

– Чем занимался? – поднялся на локте Двуха.

– Капуэйро. Бразильское боевое искусство. Неужели не слышал?

– А-а… Это когда негры кувыркаются? – вспомнил Двуха. – Ну, слышал, пацаны рассказывали… Даже по телеку видел. Только, по-моему, фигня это, а не боевое искусство. Танцы. Не в обиду, Командор. Смотрится, конечно, ништяк, а на самом деле, если подумать, попрыгаешь так пять минут – и дух из тебя вон. Это ж сколько лишних движений! Вон бокс – другое дело. Когда техникой владеешь и удар поставленный: буцк на опережение – и противник за секунду вырублен.

– Не соображаешь, что к чему, лучше помолчи, – оттопырив губу, фыркнул Командор. – Буцк на опережение… Эти твои буцки предугадать и блокировать… или увернуться от них – не хрена делать. А в капуэйра попробуй пойми, откуда удар пойдет. Между прочим, в девятнадцатом веке бразильские уличные бойцы капуэйра тамошних полицейских только так мочили…

– Тут тебе не Бразилия ни хрена, – вздохнул Двуха. – Ладно… Я тебе вот что хочу сказать: я по харе получить не боюсь. Я только с Мансуром связываться опасаюсь. Не доверяю я этим джигитам. Беспредельщики они. Им порезать человека – как тебе сморкнуться. Знают, гады, что их по-любому отмажут…

– Мансур – настоящий беспредельщик и есть, – раздался вдруг наполненный неподдельным трагизмом подрагивающий голосок Жени Сомика.

Командор и Двуха одновременно обернулись к восставшему на своей койке Жене.

– Он тут самый главный авторитет, – кутаясь в одеяло, торопливо вещал то, что было давно и прекрасно известно всему их призыву, Сомик. – Надо всеми авторитетами авторитет. Слышали, да? Сам лично редко во что вмешивается, только это… порядок поддерживает. Масть держит, вот как. Ничего здесь без его ведома не происходит. Со всеми офицерами у него это… особые отношения. Они его не дергают, ни на занятия, никуда… Вроде им проплачивают за это с гражданки, а, может, и нет, не знаю точно… А пару месяцев назад у него какая-то разборка с местными дедами была, тоже с авторитетными, только не из нашей роты, из другой… деды те не то чтобы на него наехали, а вроде бы слово неосторожное сказали. Так он один троих покалечил. Двух вообще еле спасли. И что? Думаете, судили его? Тут же куча его земляков обнаружилась, солдатам угрожали, офицерам… письма строчили в Минобороны: мол, в части националистические настроения – единственного среди личного состава чеченца убить пытались. Какой на хрен суд, спустили все на тормозах.

– Гляди-ка, у кого голос прорезался! – усмехнулся Командор.

Сомик, точно не слыша его, продолжал:

– Он раньше под Калининградом служил, Мансур. Его из той, калиниградской части сюда перевели, знаете, почему?

– Кто ж не знает, – буркнул Двуха.

– Потому что он зарезал человека… гражданского какого-то, – договорил все-таки Сомик. – Не до смерти зарезал, но все равно – тому бедолаге половину внутренностей хирурги вынули. Пошел, значит, Мансур в увольниловку, встретился с земляками, покатались они по городу, потом заглянули в бар…

– Да чего ты нам это рассказываешь? – повысил голос Двуха. – А то мы не знаем!

– Надо дежурного офицера того… в известность поставить, – вдруг совершенно неожиданно сменил тему Женя.

Если при дневном свете это заявление точно вызвало бы у «четкого и дерзкого» Двухи презрительную реплику вроде: «Да лучше подохнуть, чем стучать!», а у Командора пренебрежительную усмешку, то теперь, в эти тоскливо тянущиеся ночные часы ожидания, оба вышеозначенных члена «банды» только молча переглянулись.

– Сейчас нельзя, – с некоторым сожалением сказал наконец Командор. – Раньше надо было… деловые переговоры с ним провести. Сейчас это уже…

Он не успел еще договорить, как со стороны двери послышались шаги и голоса – нисколько не приглушаемые, словно те, кто шел сейчас по коридору, ничуть не опасались быть уличенными в нарушении распорядка. На мгновение Двуха, Сомик и Командор замерли, прислушиваясь…

– Ну что, амигос, – шевельнулся первым Командор. – Готовьтесь…

– Мне в туалет надо… – тоненько сообщил Женя и даже предпринял попытку соскользнуть с койки на пол, точно намеревался добраться до места назначения по-пластунски.

– Стоя-ать! – успел поймать его за руку Командор. – Куда собрался? Потерпишь.

– Понеслась душа в рай, – хрипнул Двуха. – Смотри, Мансура-то среди них нет… Может, без него обойдется? Эй, я только сейчас вспомнил: говорят, он днем и ночью в спортзале зависает, на тренажерах мышцу качает… Мало куда ходит, а жратву ему носят в казарму, или в спортзал, или еще куда… Наверное, и сейчас там, в спортзале… А что, если он до утра там прокорячится, а?

Сомик больше ничего не сказал. Горло у него перехватило, и язык заледенел тяжелой неподвижностью.

Игорь быстро повернулся к койке Трегрея.

– Вставай, братан! – зашипел он. – Вставай, земеля, канитель начинается…

Двуха протянул было руку, чтобы толкнуть парня в плечо, но… тут же руку и отдернул. Олег уже открыл глаза и обернулся к Двухе с лицом ясным и спокойным – будто и вовсе не спал.

– Наконец-то, – с улыбкой проговорил он.

Игорь Двуха точно не ожидал услышать от Гуманоида то, что услышал.

– А? Чего? Какое «наконец-то»? – в четверть силы голоса взвыл он. – Братан, сейчас «бодрить» нас будут! Забыл, что ли? Готовься врезаться с этими упырями!..

* * *

Олег Гай Трегрей (как, впрочем, и все без исключения новобранцы) знал, что начавшееся сейчас действо, рано или поздно произойдет. Но в отличие от остальных, он был готов к этому; более того – он этого ждал. Поскольку имел насчет этого действа и, в особенности, насчет своей роли в нем особые соображения.

– Духанка, па-адъем! – рявкнул шествовавший по главе группы старослужащих Саня Гусев. – Подъем, кому сказано!.. Встать! Э-э, животные, едва шевелитесь… Чтоб у вас так хер вставал, как вы на побудке встаете!

Новобранцы заворочались на своих койках, начали поднимать один за другим стриженые головы, заозирались… Двух замешкавшихся деды пинками столкнули с коек. Детина с пузцом снял с себя ремень и двинулся меж рядами коек, толкая еще спящих или притворявшихся таковыми, заглядывая в лица. Командор вдруг вспомнил, как фамилия этого детины – Мазур.

– Дух? – пискляво вопрошал он, щурясь в темноте. И в случае получения утвердительного ответа – с угрожающим свистом взмахивал утяжеленным массивной пряжкой ремней. – Подъем, гнида! Особое приглашение нужно?

– Ремнями бить будут… – упавшим голосом пролепетал Сомик, уже давно вскочивший и вытянувшийся стрункой у своей койки.

Командор тоже поднялся. Отставив ногу и скрестив руки на груди, он придал лицу выражение настороженного достоинства и то и дело, вроде бы как разминая затекшие во сне конечности, поводил плечами и переносил вес тела с ноги на ногу – чтобы заметнее было, как перекатываются под кожей мышцы.